Everand Logo

Welcome to Everand!

  • Discover millions of ebooks, audiobooks, and so much more with a free trial

    Only $11.99/month after trial. Cancel anytime.

    The Duel: Bilingual Edition (English – Russian)
    The Duel: Bilingual Edition (English – Russian)
    The Duel: Bilingual Edition (English – Russian)
    Ebook480 pages7 hours

    The Duel: Bilingual Edition (English – Russian)

    By Anton Chekhov

    ()

    Read preview

    About this ebook

    Instead of memorizing vocabulary words, work your way through an actual well-written novel. Even novices can follow along as each individual English paragraph is paired with the corresponding Russian paragraph. It won't be an easy project, but you'll learn a lot.
    LanguageEnglish
    PublisherPublishdrive
    Release dateJun 21, 2018
    The Duel: Bilingual Edition (English – Russian)
    Author

    Anton Chekhov

    Anton Chekhov was born in 1860 in Southern Russia and moved to Moscow to study medicine. Whilst at university he sold short stories and sketches to magazines to raise money to support his family. His success and acclaim grew as both a writer of fiction and of plays whilst he continued to practice medicine. Ill health forced him to move from his country estate near Moscow to Yalta where he wrote some of his most famous work, and it was there that he married actress Olga Knipper. He died from tuberculosis in 1904.

    Read more from Anton Chekhov

    Related to The Duel

    Related ebooks

    Teaching Methods & Materials For You

    View More
    View More

    Related podcast episodes

    Related articles

    • Article

      Russian Roulette

      Feb 1, 2021

      As a longterm fan of Dostoevsky (and yes, unusually for a 19th century literary novelist, he does have a kind of fan club, many of whom are adolescents high on the thrill of first encountering his freewheeling combo of philosophical pondering and jaz

      2 min read

    • Article

      Uncontrollable, Irrelevant

      Dec 6, 2022

      My sister called me the other day. She wanted to let me know that I had once more been merciless and cruel in my relations with our parents. “They say there’s a lot of anger in you,” she said. “It makes them mad. It hurts their feelings. They think y

      14 min read

    • Article

      Clifton’s Place

      Mar 1, 2018

      THE SIGN outside the bar had appeared only recently. It announced the bar’s name and hours of operation, clear indications that this was not just another townhouse basement. Still, despite the listed business hours, no one got in before the sun went

      32 min read

    • Article

      Where Does This Live?

      Dec 6, 2022

      The Roseville Hotel had closed many years ago, and the rooms upstairs had been converted to apartments, but the bar on the ground floor was still called the Roseville Hotel, because everyone was used to the name. One Saturday in January, John James a

      22 min read

    • Article

      Maxim Osipov

      Mar 9, 2021

      Vnukovo is the smallest, most intimate of Moscow’s airports, and when your flight arrives—especially if it arrives on Saturday at eleven at night—you don’t expect to see much of a crowd. Stamps in the passport, baggage claim—quick and easy. “Where ar

      14 min read

    • Article

      The Lost Jewels

      Nov 28, 2018

      The Lost Jewels
      19 min read

    • Article

      Starbucks and Shipwrecks

      Jan 18, 2019

      Starbucks and Shipwrecks
      5 min read

    • Article

      Ineffectual Tribute to Len

      Mar 15, 2019

      After graduate school I hung around another year and drove a cab for Iowa City Yellow Cab. The cab was a boat, a Chevrolet Caprice wagon. I could have put a mattress in the back and lived in it. I didn’t hate the job. I’d sit in the Kroger parking lo

      24 min read

    • Article

      The Heavy Load

      Dec 31, 2018

      The Heavy Load
      4 min read

    • Article

      Housewarming

      Dec 1, 2022

      DENNIS MCFARLAND’S most recent novel is Nostalgia. His stories have appeared in The New Yorker, Best American Short Stories, and the Scholar, among other places. When Kevin arrived at the top floor and stepped into a long dark hallway, he couldn’t re

      21 min read

    • Article

      Dinner at Luigi’s

      Aug 10, 2020

      Lucy’s heels clicked on the pavement like a metronome. She weaved in and out of the hordes of people, some milling, others marching, some on their own, others in laughing groups of friends, couples hand in hand. The noisy bustle of London was calming

      5 min read

    • Article

      Lakshmi

      Sep 8, 2022

      Lakshmi
      19 min read

    • Article

      Life In The past Lane

      Aug 27, 2021

      Life In The past Lane
      5 min read

    • Article

      The Ferryman

      Oct 26, 2020

      At the end of the summer, when the high tide of tourists had gone out but autumn proper was still a few weeks away, the foot ferry still ran on the August timetable. It was always dead quiet when he made the first run over to Fowey from Polruan; even

      6 min read

    • Article

      Why The Sea Is Salt

      Mar 1, 2022

      Why The Sea Is Salt
      2 min read

    • Article

      Justice

      Mar 15, 2018

      I had been told that the interviewer was waiting for me outside in the hotel garden. The muffled oceanic roar of traffic rose steadily from the nearby road. She was sitting alone on a bench amid the raw planted beds and network of gravel paths, gazin

      22 min read

    • Article

      Lev’s Pawn Shop

      Dec 10, 2022

      In days gone by, it might have been said that Lev had had a vision, that he had been struck from his horse by the voice of God and seen the error of his ways. As it was, people said that he had gone a bit nutty in his old age, though it was unanimous

      11 min read

    • Article

      Temptation

      Dec 28, 2021

      Temptation
      6 min read

    • Article

      Blue ICE

      Dec 12, 2023

      Blue ICE
      6 min read

    • Article

      The Visitors

      Mar 1, 2023

      The Visitors
      4 min read

    • Article

      A double LIFE

      Sep 13, 2022

      A double LIFE
      6 min read

    • Article

      Unexpected Sunday Meeting

      Jun 1, 2020

      Unexpected Sunday Meeting
      4 min read

    • Article

      The Submerged

      Dec 1, 2021

      When I was 14, I lost my virginity to David Flower, the future congressman. My parents had moved us, the summer before, from Cambridge to West Virginia. They were junior co-hires in public health at WVU, but they wanted to live way out in the country

      24 min read

    • Article

      Tomorrows

      Mar 15, 2022

      The night, as most nights, was like a dream. At ten, once I’d fed the dog the last scraps off the stove. Once I’d cursed the cat for scratching up my mama’s antique furniture, then welcomed him back into my arms. Once I’d slicked my hair into a ponyt

      26 min read

    Related categories

    Reviews for The Duel

    0 ratings

    0 ratings0 reviews

    What did you think?

    Tap to rate

    Review must be at least 10 words

      Book preview

      The Duel - Anton Chekhov

      Garnett

      I

      I

      It was eight o'clock in the morning — the time when the officers, the local officials, and the visitors usually took their morning dip in the sea after the hot, stifling night, and then went into the pavilion to drink tea or coffee. Ivan Andreitch Laevsky, a thin, fair young man of twenty-eight, wearing the cap of a clerk in the Ministry of Finance and with slippers on his feet, coming down to bathe, found a number of acquaintances on the beach, and among them his friend Samoylenko, the army doctor.

      Было восемь часов утра — время, когда офицеры, чиновники и приезжие обыкновенно после жаркой, душной ночи купались в море и потом шли в павильон пить кофе или чай. Иван Андреич Лаевский, молодой человек лет 28, худощавый блондин, в фуражке министерства финансов и в туфлях, придя купаться, застал на берегу много знакомых и между ними своего приятеля, военного доктора Самойленко.

      With his big cropped head, short neck, his red face, his big nose, his shaggy black eyebrows and grey whiskers, his stout puffy figure and his hoarse military bass, this Samoylenko made on every newcomer the unpleasant impression of a gruff bully; but two or three days after making his acquaintance, one began to think his face extraordinarily good-natured, kind, and even handsome. In spite of his clumsiness and rough manner, he was a peaceable man, of infinite kindliness and goodness of heart, always ready to be of use.

      С большой стриженой головой, без шеи, красный, носастый, с мохнатыми черными бровями и с седыми бакенами, толстый, обрюзглый, да еще вдобавок с хриплым армейским басом, этот Самойленко на всякого вновь приезжавшего производил неприятное впечатление бурбона и хрипуна, но проходило два-три дня после первого знакомства, и лицо его начинало казаться необыкновенно добрым, милым и даже красивым. Несмотря на свою неуклюжесть и грубоватый тон, это был человек смирный, безгранично добрый, благодушный и обязательный.

      He was on familiar terms with every one in the town, lent every one money, doctored every one, made matches, patched up quarrels, arranged picnics at which he cooked shashlik and an awfully good soup of grey mullets. He was always looking after other people's affairs and trying to interest some one on their behalf, and was always delighted about something.

      Со всеми в городе он был на ты, всем давал деньги взаймы, всех лечил, сватал, мирил, устраивал пикники, на которых жарил шашлык и варил очень вкусную уху из кефалей; всегда он за кого-нибудь хлопотал и просил и всегда чему-нибудь радовался.

      The general opinion about him was that he was without faults of character. He had only two weaknesses: he was ashamed of his own good nature, and tried to disguise it by a surly expression and an assumed gruffness; and he liked his assistants and his soldiers to call him «Your Excellency,» although he was only a civil councillor.

      По общему мнению, он был безгрешен, и водились за ним только две слабости: во-первых, он стыдился своей доброты и старался маскировать ее суровым взглядом и напускною грубостью, и во-вторых, он любил, чтобы фельдшера и солдаты называли его вашим превосходительством, хотя был только статским советником.

      «Answer one question for me, Alexandr Daviditch,» Laevsky began, when both he and Samoylenko were in the water up to their shoulders. «Suppose you had loved a woman and had been living with her for two or three years, and then left off caring for her, as one does, and began to feel that you had nothing in common with her.

       — Ответь мне, Александр Давидыч, на один вопрос,  — начал Лаевский, когда оба они, он и Самойленко, вошли в воду по самые плечи. — Положим, ты полюбил женщину и сошелся с ней; прожил ты с нею, положим, больше двух лет и потом, как это случается, разлюбил и стал чувствовать, что она для тебя чужая.

      How would you behave in that case?»

      «It's very simple. 'You go where you please, madam' — and that would be the end of it.»

      Как бы ты поступил в таком случае?

       — Очень просто. Иди, матушка, на все четыре стороны — и разговор весь.

      «It's easy to say that!

       — Легко сказать!

      But if she has nowhere to go? A woman with no friends or relations, without a farthing, who can't work...»

      «Well? Five hundred roubles down or an allowance of twenty-five roubles a month — and nothing more. It's very simple.»

      «Even supposing you have five hundred roubles and can pay twenty-five roubles a month, the woman I am speaking of is an educated woman and proud.

      Но если ей деваться некуда? Женщина она одинокая, безродная, денег ни гроша, работать не умеет...

       — Что ж? Единовременно пятьсот в зубы или двадцать пять помесячно — и никаких. Очень просто.

       — Допустим, что у тебя есть и пятьсот, и двадцать пять помесячно, но женщина, о которой я говорю, интеллигентна и горда.

      Could you really bring yourself to offer her money? And how would you do it?»

      Неужели ты решился бы предложить ей деньги? И в какой форме?

      Samoylenko was going to answer, but at that moment a big wave covered them both, then broke on the beach and rolled back noisily over the shingle. The friends got out and began dressing.

      «Of course, it is difficult to live with a woman if you don't love her,» said Samoylenko, shaking the sand out of his boots. «But one must look at the thing humanely, Vanya. If it were my case, I should never show a sign that I did not love her, and I should go on living with her till I died.»

      He was at once ashamed of his own words; he pulled himself up and said:

      «But for aught I care, there might be no females at all. Let them all go to the devil!»

      Самойленко хотел что-то ответить, но в это время большая волна накрыла их обоих, потом ударилась о берег и с шумом покатилась назад по мелким камням. Приятели вышли на берег и стали одеваться.

       — Конечно, мудрено жить с женщиной, если не любишь,  — сказал Самойленко, вытрясая из сапога песок. — Но надо, Ваня, рассуждать по человечности. Доведись до меня, то я бы и виду ей не показал, что разлюбил, а жил бы с ней до самой смерти.

      Ему вдруг стало стыдно своих слов; он спохватился и сказал:

       — А по мне хоть бы и вовсе баб не было. Ну их к лешему!

      The friends dressed and went into the pavilion. There Samoylenko was quite at home, and even had a special cup and saucer. Every morning they brought him on a tray a cup of coffee, a tall cut glass of iced water, and a tiny glass of brandy. He would first drink the brandy, then the hot coffee, then the iced water, and this must have been very nice, for after drinking it his eyes looked moist with pleasure, he would stroke his whiskers with both hands, and say, looking at the sea:

      «A wonderfully magnificent view!»

      Приятели оделись и пошли в павильон. Тут Самойленко был своим человеком, и для него имелась даже особая посуда. Каждое утро ему подавали на подносе чашку кофе, высокий граненый стакан с водою и со льдом и рюмку коньяку; он сначала выливал коньяк, потом горячий кофе, потом воду со льдом, и это, должно быть, было очень вкусно, потому что после питья глаза у него становились масляными, он обеими руками разглаживал бакены и говорил, глядя на море:

       — Удивительно великолепный вид!

      After a long night spent in cheerless, unprofitable thoughts which prevented him from sleeping, and seemed to intensify the darkness and sultriness of the night, Laevsky felt listless and shattered. He felt no better for the bathe and the coffee.

      «Let us go on with our talk, Alexandr Daviditch,» he said. «I won't make a secret of it; I'll speak to you openly as to a friend. Things are in a bad way with Nadyezhda Fyodorovna and me... a very bad way! Forgive me for forcing my private affairs upon you, but I must speak out.»

      После долгой ночи, потраченной на невеселые, бесполезные мысли, которые мешали спать и, казалось, усиливали духоту и мрак ночи, Лаевский чувствовал себя разбитым и вялым. От купанья и кофе ему не стало лучше.

       — Будем, Александр Давидыч, продолжать наш разговор,  — сказал он. — Я не буду скрывать и скажу тебе откровенно, как другу: дела мои с Надеждой Федоровной плохи... очень плохи! Извини, что я посвящаю тебя в свои тайны, но мне необходимо высказаться.

      Samoylenko, who had a misgiving of what he was going to speak about, dropped his eyes and drummed with his fingers on the table.

      «I've lived with her for two years and have ceased to love her,» Laevsky went on; «or, rather, I realised that I never had felt any love for her....

      Самойленко, предчувствовавший, о чем будет речь, потупил глаза и застучал пальцами по столу.

       — Я прожил с нею два года и разлюбил... — продолжал Лаевский,  — то есть, вернее, я понял, что никакой любви не было...

      These two years have been a mistake.»

      It was Laevsky's habit as he talked to gaze attentively at the pink palms of his hands, to bite his nails, or to pinch his cuffs. And he did so now.

      «I know very well you can't help me,» he said. «But I tell you, because unsuccessful and superfluous people like me find their salvation in talking. I have to generalise about everything I do. I'm bound to look for an explanation and justification of my absurd existence in somebody else's theories, in literary types — in the idea that we, upper-class Russians, are degenerating, for instance, and so on.

      Эти два года были — обман.

      У Лаевского была привычка во время разговора внимательно осматривать свои розовые ладони, грызть ногти или мять пальцами манжеты. И теперь он делал то же самое.

       — Я отлично знаю, ты не можешь мне помочь,  — сказал он,  — но говорю тебе, потому что для нашего брата-неудачника и лишнего человека всё спасение в разговорах. Я должен обобщать каждый свой поступок, я должен находить объяснение и оправдание своей нелепой жизни в чьих-нибудь теориях, в литературных типах, в том, например, что мы, дворяне, вырождаемся, и прочее...

      Last night, for example, I comforted myself by thinking all the time: 'Ah, how true Tolstoy is, how mercilessly true! ' And that did me good. Yes, really, brother, he is a great writer, say what you like!»

      Samoylenko, who had never read Tolstoy and was intending to do so every day of his life, was a little embarrassed, and said:

      «Yes, all other authors write from imagination, but he writes straight from nature.»

      «My God!» sighed Laevsky; «how distorted we all are by civilisation!

      В прошлую ночь, например, я утешал себя тем, что всё время думал: ах, как прав Толстой, безжалостно прав! И мне было легче от этого. В самом деле, брат, великий писатель! Что ни говори.

      Самойленко, никогда не читавший Толстого и каждый день собиравшийся прочесть его, сконфузился и сказал:

       — Да, все писатели пишут из воображения, а он прямо с натуры...

       — Боже мой,  — вздохнул Лаевский,  — до какой степени мы искалечены цивилизацией!

      I fell in love with a married woman and she with me....

      Полюбил я замужнюю женщину; она меня тоже...

      To begin with, we had kisses, and calm evenings, and vows, and Spencer, and ideals, and interests in common.... What a deception!

      Вначале у нас были и поцелуи, и тихие вечера, и клятвы, и Спенсер, и идеалы, и общие интересы... Какая ложь!

      We really ran away from her husband, but we lied to ourselves and made out that we ran away from the emptiness of the life of the educated class. We pictured our future like this: to begin with, in the Caucasus, while we were getting to know the people and the place, I would put on the Government uniform and enter the service; then at our leisure we would pick out a plot of ground, would toil in the sweat of our brow, would have a vineyard and a field, and so on.

      Мы бежали, в сущности, от мужа, но лгали себе, что бежим от пустоты нашей интеллигентной жизни. Будущее наше рисовалось нам так: вначале на Кавказе, пока мы ознакомимся с местом и людьми, я надену виц-мундир и буду служить, потом же на просторе возьмем себе клок земли, будем трудиться в поте лица, заведем виноградник, поле и прочее.

      If you were in my place, or that zoologist of yours, Von Koren, you might live with Nadyezhda Fyodorovna for thirty years, perhaps, and might leave your heirs a rich vineyard and three thousand acres of maize; but I felt like a bankrupt from the first day. In the town you have insufferable heat, boredom, and no society;

      Если бы вместо меня был ты или этот твой зоолог фон Корен, то вы, быть может, прожили бы с Надеждой Федоровной тридцать лет и оставили бы своим наследникам богатый виноградник и тысячу десятин кукурузы, я же почувствовал себя банкротом с первого дня.

      if you go out into the country, you fancy poisonous spiders, scorpions, or snakes lurking under every stone and behind every bush, and beyond the fields — mountains and the desert. Alien people, an alien country, a wretched form of civilisation — all that is not so easy, brother, as walking on the Nevsky Prospect in one's fur coat, arm-in-arm with Nadyezhda Fyodorovna, dreaming of the sunny South. What is needed here is a life and death struggle, and I'm not a fighting man.

      В городе невыносимая жара, скука, безлюдье, а выйдешь в поле, там под каждым кустом и камнем чудятся фаланги, скорпионы и змеи, а за полем горы и пустыня. Чуждые люди, чуждая природа, жалкая культура — всё это, брат, не так легко, как гулять по Невскому в шубе, под ручку с Надеждой Федоровной и мечтать о теплых краях. Тут нужна борьба не на жизнь, а на смерть, а какой я боец?

      A wretched neurasthenic, an idle gentleman....

      Жалкий неврастеник, белоручка...

      From the first day I knew that my dreams of a life of labour and of a vineyard were worthless. As for love, I ought to tell you that living with a woman who has read Spencer and has followed you to the ends of the earth is no more interesting than living with any Anfissa or Akulina. There's the same smell of ironing, of powder, and of medicines, the same curl-papers every morning, the same self-deception.»

      «You can't get on in the house without an iron,» said Samoylenko, blushing at Laevsky's speaking to him so openly of a lady he knew.

      С первого же дня я понял, что мысли мои о трудовой жизни и винограднике — ни к чёрту. Что же касается любви, то я должен тебе сказать, что жить с женщиной, которая читала Спенсера и пошла для тебя на край света, так же не интересно, как с любой Анфисой или Акулиной. Так же пахнет утюгом, пудрой и лекарствами, те же папильотки каждое утро и тот же самообман...

       — Без утюга нельзя в хозяйстве,  — сказал Самойленко, краснея от того, что Лаевский говорит с ним так откровенно о знакомой даме.

      «You are out of humour to-day, Vanya, I notice. Nadyezhda Fyodorovna is a splendid woman, highly educated, and you are a man of the highest intellect.

       — Ты, Ваня, сегодня не в духе, я замечаю. Надежда Федоровна женщина прекрасная, образованная, ты — величайшего ума человек...

      Of course, you are not married,» Samoylenko went on, glancing round at the adjacent tables, «but that's not your fault; and besides... one ought to be above conventional prejudices and rise to the level of modern ideas. I believe in free love myself, yes.... But to my thinking, once you have settled together, you ought to go on living together all your life.»

      «Without love?»

      «I will tell you directly,» said Samoylenko.

      Конечно, вы не венчаны,  — продолжал Самойленко, оглядываясь на соседние столы,  — но ведь это не ваша вина и к тому же... надо быть без предрассудков и стоять на уровне современных идей. Я сам стою за гражданский брак, да... Но, по-моему, если раз сошлись, то надо жить до самой смерти.

       — Без любви?

       — Я тебе сейчас объясню,  — сказал Самойленко.

      «Eight years ago there was an old fellow, an agent, here — a man of very great intelligence. Well, he used to say that the great thing in married life was patience. Do you hear, Vanya? Not love, but patience. Love cannot last long. You have lived two years in love, and now evidently your married life has reached the period when, in order to preserve equilibrium, so to speak, you ought to exercise all your patience....»

      «You believe in your old agent; to me his words are meaningless.

       — Лет восемь назад у нас тут был агентом старичок, величайшего ума человек. Так вот он говаривал: в семейной жизни главное — терпение. Слышишь, Ваня? Не любовь, а терпение. Любовь продолжаться долго не может. Года два ты прожил в любви, а теперь, очевидно, твоя семейная жизнь вступила в тот период, когда ты, чтобы сохранить равновесие, так сказать, должен пустить в ход всё свое терпение...

       — Ты веришь своему старичку-агенту, для меня же его совет — бессмыслица.

      Your old man could be a hypocrite; he could exercise himself in the virtue of patience, and, as he did so, look upon a person he did not love as an object indispensable for his moral exercises; but I have not yet fallen so low. If I want to exercise myself in patience, I will buy dumb-bells or a frisky horse, but I'll leave human beings alone.»

      Samoylenko asked for some white wine with ice. When they had drunk a glass each, Laevsky suddenly asked:

      «Tell me, please, what is the meaning of softening of the brain?»

      «How can I explain it to you?... It's a disease in which the brain becomes softer... as it were, dissolves.»

      «Is it curable?»

      Твой старичок мог лицемерить, он мог упражняться в терпении и при этом смотреть на нелюбимого человека, как на предмет, необходимый для его упражнений, но я еще не пал так низко; если мне захочется упражняться в терпении, то я куплю себе гимнастические гири или норовистую лошадь, но человека оставлю в покое.

      Самойленко потребовал белого вина со льдом. Когда выпили по стакану, Лаевский вдруг спросил:

       — Скажи, пожалуйста, что значит размягчение мозга?

       — Это, как бы тебе объяснить... такая болезнь, когда мозги становятся мягче... как бы разжижаются.

       — Излечимо?

      «Yes, if the disease is not neglected. Cold douches, blisters.... Something internal, too.»

      «Oh!... Well, you see my position; I can't live with her: it is more than I can do.

       — Да, если болезнь не запущена. Холодные души, мушка... Ну, внутрь чего-нибудь.

       — Так... Так вот видишь ли, какое мое положение. Жить с нею я не могу: это выше сил моих.

      While I'm with you I can be philosophical about it and smile, but at home I lose heart completely; I am so utterly miserable, that if I were told, for instance, that I should have to live another month with her, I should blow out my brains. At the same time, parting with her is out of the question. She has no friends or relations; she cannot work, and neither she nor I have any money.... What could become of her? To whom could she go? There is nothing one can think of.... Come, tell me, what am I to do?»

      «H'm!...»

      Пока я с тобой, я вот и философствую, и улыбаюсь, но дома я совершенно падаю духом. Мне до такой степени жутко, что если бы мне сказали, положим, что я обязан прожить с нею еще хоть один месяц, то я, кажется, пустил бы себе пулю в лоб. И в то же время разойтись с ней нельзя. Она одинока, работать не умеет, денег нет ни у меня, ни у нее... Куда она денется? К кому пойдет? Ничего не придумаешь... Ну, вот, скажи: что делать?

       — М-да...

      growled Samoylenko, not knowing what to answer. «Does she love you?»

      «Yes, she loves me in so far as at her age and with her temperament she wants a man.

       — промычал Самойленко, не зная, что ответить. — Она тебя любит?

       — Да, любит настолько, насколько ей в ее годы и при ее темпераменте нужен мужчина.

      It would be as difficult for her to do without me as to do without her powder or her curl-papers.

      Со мной ей было бы так же трудно расстаться, как с пудрой или папильотками.

      I am for her an indispensable, integral part of her boudoir.»

      Samoylenko was embarrassed.

      «You are out of humour to-day, Vanya,» he said. «You must have had a bad night.»

      «Yes, I slept badly.... Altogether, I feel horribly out of sorts, brother. My head feels empty; there's a sinking at my heart, a weakness.... I must run away.»

      «Run where?»

      «There, to the North.

      Я для нее необходимая составная часть ее будуара.

      Самойленко сконфузился.

       — Ты сегодня, Ваня, не в духе,  — сказал он. — Не спал, должно быть.

       — Да, плохо спал... Вообще, брат, скверно себя чувствую. В голове пусто, замирания сердца, слабость какая-то... Бежать надо!

       — Куда?

       — Туда, на север.

      To the pines and the mushrooms, to people and ideas.... I'd give half my life to bathe now in some little stream in the province of Moscow or Tula; to feel chilly, you know, and then to stroll for three hours even with the feeblest student, and to talk and talk endlessly.... And the scent of the hay! Do you remember it? And in the evening, when one walks in the garden, sounds of the piano

      Enjoying the preview?
      Page 1 of 1