A Chambermaid's Diary: Bilingual Edition (English – Russian)

Tucker

I

I

Сегодня, 14 сентября, в 3 часа пополудни, в теплую, серенькую и дождливую погоду я поступила на свое новое место.

September 14. To-day, September 14, at three o'clock in the afternoon, in mild, gray, and rainy weather, I have entered upon my new place.

Это двенадцатое за два года.

It is the twelfth in two years.

Не говорю уже о местах за прежние годы.

Of course I say nothing of the places which I held in previous years.

Их и не сочтешь.

It would be impossible for me to count them.

Ах, и чего я только не видела за это время, какие обстановки, лица, какие грязные душонки!

Ah! I can boast of having seen interiors and faces, and dirty souls.

И это не конец... После всех совершенно необыкновенных мытарств, когда я вихрем носилась с одного места на другое, то из домов в бюро, то из бюроь дома, из Булонского леса в Бастилию, с Обсерватории на Монмартр, из Терн в Гобелены, не сумевши нигде осесть прочно, не доставало только, чтобы и здесь было трудно служить.

And the end is not yet. Judging from the really extraordinary and dizzy way in which I have rolled, here and there, successively, from houses to employment-bureaus, and from employment-bureaus to houses, from the Bois de Boulogne to the Bastille, from the Observatory to Montmartre, from the Ternes to the Gobelins, everywhere, without ever succeeding in establishing myself anywhere, the masters in these days must be hard to please.

Не хочется и верить.

It is incredible.

Дело уладилось при посредстве «маленьких объявлений» в

The affair was arranged through an advertisement in the

«Фигаро» и без личного свидания с хозяйкой.

Figaro, and without any interview with Madame.

Мы обменялись письмами и только: способ сомнительный, где с обеих сторон можно ожидать сюрпризов.

We wrote letters to each other, that is all; a risky method, often resulting in surprises on both sides.

Письма хозяйки хорошо написаны, это правда.

Madame's letters are well written, it is true.

Но они обнаруживают мелочный и мнительный характер... Ах!

But they reveal a meddlesome and fastidious character.

Ей на все нужны объяснения, всякие почему да потому... Не знаю, скупа ли хозяйка; во всяком случае, она не разоряется на почтовую бумагу.

Ah! the explanations and the commentaries that she insisted upon, the whys and the becauses. I do not know whether Madame is stingy; at any rate she is hardly ruining herself with her letter-paper.

Она куплена в Лувре.

It is bought at the Louvre.

У меня при всей моей бедности больше вкуса... Я пишу на бумаге, надушенной «Peau d'Espagne», на хорошей бумаге, то розовой, то бледно-голубой, которую я собрала у своих прежних хозяек.

I am not rich, but I have more elegance than that. I write on paper perfumed à la peau d'Espagne, beautiful paper, some of it pink, some light blue, which I have collected from my former mistresses.

Есть даже листы с графскими коронами... Сэкономила на бумаге.

Some of it even bears a countess's coronet engraved upon it. That must have been a crusher for her.

Итак, я в Нормандии, в Мениль-Руа.

Well, at last, here I am in Normandy, at Mesnil-Roy.

Имение моей хозяйки, которое находится невдалеке, называется Приерэ.

Madame's estate, which is not far from the country, is called the Priory.

Вот почти все, что я знаю о том месте, где я буду жить теперь.

This is almost all that I know of the spot where henceforth I am to live.

Не без сожаления и беспокойства я думаю о том, что так скоропалительно похоронила себя в этой глухой провинции.

I am not without anxiety, or without regret, at having come, in consequence of a moment's rashness, to bury myself in the depths of the country.

То, что я здесь увидела, меня немного пугает, и я себя спрашиваю, что меня ждет впереди... Наверное, ничего хорошего и по обыкновению шалости... Эти шалости самый верный наш доход.

What I have seen of it frightens me a little, and I ask myself what further is going to happen to me here. Doubtless nothing good, and the usual worries. To worry is the clearest of our privileges.

На одну, которая пользуется успехом, то есть выходит замуж за порядочного человека или связывается со стариком, сколько приходится таких, которые обречены на неудачи и попадают в глубокий омут нищеты?..

For every one who succeeds, —that is, for every one who marries a worthy young fellow or forms an alliance with an old man, —how many of us are destined to ill-luck, swept away in the great whirlwind of poverty?

Наконец, у меня не было выбора; и это все же лучше, чем ничего.

After all, I had no choice, and this is better than nothing.

Мне не впервые служить в провинции.

This is not the first time that I have had a place in the country.

Четыре года назад у меня было такое место.

Four years ago I had one.

О! недолго и при самых исключительных обстоятельствах.

Oh! not for long, and in really exceptional circumstances.

Я вспоминаю этот случай, как будто это было вчера... Подробности, правда, несколько неприличны и даже страшны, но мне хочется все-таки рассказать об этом.

I remember this adventure as if it had occurred yesterday. Although the details are slightly indecorous, and even horrible, I wish to relate it.

Впрочем, я предупреждаю моих читателей, что я ни о чем не намерена умалчивать в этом дневнике, ни о себе, ни о других.

Moreover, I charitably warn my readers that it is my intention, in writing this diary, to keep nothing back, in relation either to myself or to others.

Наоборот, я вложу в него всю свою откровенность и по мере надобности всю грубость жизни.

On the contrary, I intend to put into it all the frankness that is in me, and, when necessary, all the brutality that is in life.

Не моя вина в том, что души, с которых срывают покрывало и которые показывают во всей их наготе, отдают таким сильным запахом гнили.

It is not my fault if the souls from which we tear the veils, and which then appear in all their nakedness, exhale so strong an odor of rottenness.

Вот как было дело.

Well, here it is.

В одном бюро для найма какая-то толстая экономка предложила мне место горничной у некоего господина Рабура в Турэне.

I was engaged in an employment-bureau, by a sort of fat governess, to be a chambermaid in the house of a certain M. Rabour, in Touraine.

Мы сошлись в условиях, и было решено, что я поеду поездом и в такой-то день и час буду на такой-то станции. По этому расписанию все и сделано было.

The conditions accepted, it was agreed that I should take the train on such a day, at such an hour, for such a station; which was done, according to the programme.

Когда я отдала свой билет контролеру, то встретила у выхода кучера с красным и угрюмым лицом, который обратился ко мне:

As soon as I had given up my ticket at the exit, I found, outside, a sort of coachman with a rubicund and churlish face, who asked me:

Это вы новая горничная господина Рабура?

Are you M. Rabour's new chambermaid?

Да, это я.

Yes.

Есть у вас сундук?

Have you a trunk?

— Дa.

Yes, I have a trunk.

— Дайте мне вашу багажную квитанцию и обождите меня здесь.

Give me your baggage ticket, and wait for me here.

Он вышел на платформу.

He made his way to the platform.

Станционная прислуга засуетилась.

The employees hastened about him.

Его называли «мосье Луи» приятельским, но почтительным тоном.

They called him Monsieur Louis in a tone of friendly respect.

Луи разыскал мой сундук среди груды тюков и приказал отнести его к английской коляске, которая стояла у решетки.

Louis looked for my trunk in the pile of baggage, and had it placed in an English cart that stood near the exit.

— Ну вот... садитесь!

Well, will you get in?

Я села рядом с ним на скамейку, и мы поехали.

I took my seat beside him, and we started.

Кучер искоса поглядывал на меня.

The coachman looked at me out of the corner of his eye.

Я его также рассматривала.

I examined him similarly.

Я тотчас же увидела, что имею дело с деревенщиной, неотесанным крестьянином, с прислугой без всякой выправки, не бывавшей никогда в больших домах.

I saw at once that I had to do with a countryman, an unpolished peasant, an untrained domestic who had never served in grand establishments.

Мне это было досадно.

That annoyed me.

Я люблю красивые ливреи.

For my part, I like handsome liveries.

Больше всего меня приводят в восторг белые лосины, плотно облегающие крепкие бедра.

I dote on nothing so much as on white leather knee-breeches tightly fitting nervous thighs.

Не было никакого шика у этого Луи, правившего без перчаток в слишком широком костюме из серо-голубого драгета и в плоской фуражке из лакированной кожи с двойным золотым позументом.

And how lacking in elegance he was, this Louis, without driving-gloves, with a full suit of grayish-blue drugget that was too big for him, and a flat cap of glazed leather, ornamented with a double row of gold lace.

Нет, право! отстали они, эти простаки.

No, indeed, they are slow in this region.

И при всей своей хмурой и грубоватой наружности это не злой дьявол в сущности.

And, with all, a scowling, brutal air, but not a bad fellow at bottom.

Я знаю эти типы.

I know these types.

Вначале они всякие каверзы устраивают новичкам.

At first they assume a knowing air with the new people, and later a more friendly footing is arrived at.

А затем все улаживается, часто даже лучше, чем того хочешь.

Often more friendly than one would like.

Мы долго ехали, не проронив ни одного слова.

We sat a long time without saying a word.

Он старался принять вид важного кучера, высоко держал вожжи и делал округленные движения кнутом.

He assumed the manners of a grand coachman, holding the reins high and swinging his whip with rounded gestures.

Нет, как это было смешно!..

Oh! how ridiculous he was!

Я со своей стороны приняла позу, как будто осматривала окрестности, которые ничего особенного не представляли, — поля, деревья, дома, как везде.

For my part, with much dignity I surveyed the landscape, which had no special feature; simply fields, trees, and houses, just as everywhere else.

Когда лошадь перед косогором пошла шагом, он вдруг спросил меня с усмешкой:

He brought his horse down to a walk in order to ascend a hill, and then, suddenly, with a quizzing smile, he asked:

— Вы везете с собой, конечно, хороший запас ботинок?

I suppose that at least you have brought a good supply of shoes?

— Без сомненья! — сказала я, удивленная этим совершенно неожиданным-вопросом и еще более этим особенным тоном, с которым он ко мне обратился.

Undoubtedly, said I, astonished at this question, which rhymed with nothing, and still more at the singular tone in which he put it to me.

— Почему вы меня об этом спрашиваете?

"Why do you ask me that?

Несколько глупо, знаете ли, с вашей стороны спрашивать меня об этом, дяденька...

It is a rather stupid question, don't you know, my old man? "

Он меня толкнул слегка локтем и, окинув странным взглядом, в котором светилось какое-то непонятное мне двусмысленное выражение острой иронии и непристойного веселья, он насмешливо сказал:

He nudged me slightly with his elbow, and, gliding over me a strange look whose two-fold expression of keen irony and, indeed, of jovial obscenity was unintelligible to me, he said, with a chuckle:

— Ну что там!.. Притворяетесь, будто ничего не знаете... Поди — проказница... хорошая проказница!

Oh! yes, pretend that you know nothing. You are a good one, you are, —a jolly good one!

Он прищелкнул языком, и лошадь пошла быстрым ходом.

Then he clacked his tongue, and the horse resumed its rapid gait.

Это меня заинтриговало.

I was puzzled.

Что это могло означать?

What could be the meaning of this?

Может быть, ровно ничего... Я подумала, что этот простак был просто глуповат, не умел разговаривать с дамами и ничего не мог придумать для разговора, который я, впрочем, решила более не поддерживать.

Perhaps nothing at all. I concluded that the good man was a little silly, that he did not know how to talk with women, and that he had been able to think of no other way to start a conversation which, however, I did not see fit to continue.

Имение господина Рабура было довольно большое.

M. Rabour's estate was sufficiently large and beautiful.

Красивый дом, выкрашенный в зеленый цвет, окруженный большими лужайками в цветах и сосновым лесом, от которого пахло терпентином.

A pretty house, painted light green, and surrounded by broad lawns adorned with flowers and by a pine forest which gave forth an odor of turpentine.

Я обожаю деревню... но, странно, она навевает на меня тоску и сонливость.

I adore the country, but, oddly enough, it makes me sad and sleepy.

В таком совсем сонном настроении я вошла в переднюю, где меня поджидала та же экономка, которая наняла меня в бюро в Париже, после Бог весть скольких нескромных вопросов о моих интимных привычках и вкусах; это мне внушило недоверие к ней.

I was utterly stupid when I entered the vestibule where the governess was awaiting me, —she who had engaged me at the Paris employment-bureau, God knows after how many indiscreet questions as to my private habits and tastes, which ought to have made me distrustful.

И каких только не приходится видеть среди них, с каждым разом наталкиваешься на худших, однако это нас ничему не учит.

But in vain does one see and endure things stronger and stronger; they never teach you anything.

Экономка мне не понравилась еще в бюро; здесь она вдруг мне стала противной, и я нашла, что у нее отвратительный вид старой сводни.

The governess had not pleased me at the employment-bureau; here she instantly disgusted me. She seemed to me to have the air of an old procuress.

Это была толстая женщина, короткая и жирная, с желтоватым лицом, с гладкими седеющими волосами, с огромной, обвислой грудью, с мягкими и влажными руками, прозрачными, как желатин.

She was a fat woman, and short, with puffed-up yellowish flesh, hair brushed flat and turning gray, huge and rolling breasts, and soft, damp hands as transparent as gelatine.

В ее серых глазах проглядывала злость, злость холодная, расчетливая, способная на преступление.

Her grey eyes indicated wickedness, a cold, calculating, vicious wickedness.

Взглядом она пронизывала вашу душу и тело и вызывала краску стыда на лице.

The tranquil and cruel way in which she looked at you, searching soul and flesh, was almost enough to make you blush.

Она проводила меня в небольшую залу и тотчас оставила, сказав, что предупредит хозяина, что хозяин хотел меня видеть перед тем, как я возьмусь за свою работу.

She escorted me into a little reception-room, and at once left me, saying that she was going to notify Monsieur, that Monsieur wished to see me before I should begin my service.

— Ведь хозяин вас не видел, — прибавила она.

For Monsieur has not seen you, she added.

— Я вас, правда, наняла, но нужно же ведь, чтобы вы и хозяину понравились.

I have taken you, it is true, but then it is necessary that you please Monsieur.

Я осмотрела комнату.

I inspected the room.

В ней царили необыкновенные чистота и порядок.

It was extremely clean and orderly.

Медь, мебель, паркет, двери, тщательно вычищенные, навощенные, покрытые лаком, блестели, как зеркала.

The brasses, the furniture, the floor, the doors, thoroughly polished, waxed, varnished, shone like mirrors.

Ни пышности, ни темных обоев, ни вышитых вещей, какие встречаешь в некоторых домах в Париже. Все выдержано в стиле, богато и просто, на всем лежала печать комфорта зажиточной провинциальной жизни, порядка и покоя.

No clap-trap, no heavy hangings, no embroidered stuffs, such as are seen in certain Paris houses; but serious comfort, an air of rich decency, of substantial country life, regular and calm.

Как тут должно было быть скучно! Черт побери!

But my! how tiresome it must be to live here!

Вошел хозяин.

Monsieur entered.

Ах, какой чудак и как он был забавен!

Oh! the queer man, and how he amused me!

Представьте себе маленького старичка, одетого с иголочки, свежевыбритого и совершенно розовенького — настоящая кукла.

Fancy a little old man, looking as if he had just stepped out of a band-box, freshly shaven, and as pink as a doll.

Держится прямо, очень живой и, право, милый! На ходу он подпрыгивал, как кузнечик на лугу.

Very erect, very sprightly, very inviting, in fact, he hopped about, in walking, like a little grasshopper in the fields.

Он поздоровался со мной и бесконечно вежливо спросил:

He saluted me, and then asked, with infinite politeness:

Как вас зовут, дитя мое?

What is your name, my child?

Селестина, сударь.

Célestine, Monsieur.

Селестина, — сказал он.

Célestine! he exclaimed.

— Селестина?..

"Célestine?

Черт возьми!

The devil!

Красивое имя, не спорю... но слишком длинное, мое дитя, чересчур длинное... Я вас буду называть Марией, если вы позволите... Это также очень мило и коротко... И, кроме того, я всех своих горничных называл именем Мария.

It is a pretty name, —that I do not deny, —but too long, my child, much too long. I will call you Marie, if you are willing. That is a very nice name, too, and it is short. And besides, I have called all my chambermaids Marie.

Мне было бы неприятно отказаться от этой привычки.

It is a habit which it would distress me to abandon.

Я предпочел бы отказаться от прислуги...

I would rather abandon the person."

У всех у них эта странная мания никогда не называть вас настоящим именем.

They all have this queer mania of never calling you by your real name.

Я нисколько не удивилась, так как меня уже называли чуть-ли не всеми святыми...

I was not too much astonished, having already borne all the names of all the saints in the calendar.

Он продолжал:

He persisted:

Итак, вы ничего не имеете против того, что я вас буду называть Марией?

"So it will not displease you if I call you Marie?

Согласны?

That is agreed, is it? "

Да, сударь.

Why, certainly, Monsieur.

Красивая девушка... добрая душа... Хорошо, хорошо!..

A pretty girl; good character; very well, very well.

Все это он проговорил с веселым видом, очень почтительно, не заглядывая мне в лицо, не бросая на меня взглядов, не раздевая меня мысленно, как это обыкновенно делают мужчины.

He had said all this to me in a sprightly and extremely respectful way, and without staring at me, without seeming to undress me with his eyes, after the fashion of men generally.

Он почти не смотрел на меня.

Scarcely had he looked at me.

С того момента, когда он вошел в залу, его глаза все время были прикованы к моим ботинкам.

From the moment that he entered the room, his eyes had remained obstinately fixed upon my shoes.

У вас есть другие? — спросил он меня после короткого молчания, и в это время, мне показалось, его глаза странно заблестели.

You have others? he asked, after a short silence, during which it seemed to me that his eyes became strangely brilliant.

Другие имена, сударь?

Other names, Monsieur?

Нет, мое дитя, другие ботинки...

No, my child, other shoes.

И он при этом быстро облизывал кончиком языка свои губы, как это делают кошки.

And with a slender tongue he licked his lips, after the manner of cats.

Я не тотчас ответила.

I did not answer at once.

Вопрос о ботинках, который мне напомнил грязную шутку кучера, меня смутил.

This word shoes, reminding me of the coachman's salacious joke, had astounded me.

Это имело какое-то значение?..

Then that had a meaning?

Когда он настойчиво повторил свой вопрос, я наконец ответила, но глухим и смущенным голосом, как будто мне нужно было сознаться в каком-нибудь легкомысленном поступке:

On a more pressing interrogation I finally answered, but in a voice somewhat hoarse and thick, as if I were, confessing a sin of gallantry:

Да, сударь, у меня есть другие...

Yes, Monsieur, I have others.

Лакированные?

Glazed?

Да, сударь.

Yes, Monsieur.

Хорошо... хорошо... лакированные?

Highly, highly glazed?

Да, да, сударь.

Why, yes, Monsieur.

Хорошо... хорошо...и желтые?

Good, good! And of yellow leather?

У меня таких нет, сударь.

I have none of that kind, Monsieur.

Нужно иметь такие... я вам их дам.

You will have to have some; I will give you some.

Мерси, сударь!

Thank you, Monsieur.

Хорошо, хорошо... молчи!

Good, good! Be still!

Мне стало страшно. Глаза его вдруг потемнели, на лице показались красные пятна, а на лбу выступили капли пота.

I was frightened, for dull gleams had just passed over his eyes, and drops of sweat were rolling down his forehead.

Подумав, что ему дурно, я готова была крикнуть, чтобы позвать на помощь, но кризис стал проходить, и через несколько минут он, еще со слюной в углах рта, упавшим голосом промолвил:

Thinking that he was about to faint, I was on the point of shouting, of calling for help. But the crisis quieted down, and, after a few minutes, he continued in a calmer voice, though a little saliva still foamed at the corner of his lips.

— Ничего... прошло... Понимаете ли, мое дитя... Я немного маньяк... В мои годы это позволительно, не правда ли?

"It is nothing. It is over. Understand me, my child. I am a little of a maniac. At my age that is allowed, is it not?

Вот, например, я не могу согласиться, чтобы женщина чистила свои ботинки, а мои тем более.

For instance, I do not think it proper that a woman should black her own shoes, much less mine.

Я очень уважаю женщин, Мария, и не могу выносить этого.

I have a great respect for women, Marie, and cannot endure that.

Я сам буду чистить ваши ботинки, ваши маленькие ботинки, ваши милые маленькие ботинки... Я с ними буду возиться.

So I will black your shoes, your little shoes, your dear little shoes. I will take care of them.

Послушайте... каждый вечер перед сном вы будете приносить свои ботинки в мою комнату и будете ставить у кровати на маленький столик, а поутрам, когда придете открывать окна, вы их будете забирать.

Listen to me. Every evening, before going to bed, you will carry your shoes into my room; you will place them near the bed, on a little table, and every morning, on coming to open my windows, you will take them away again."

И так как на моем лице было выражение крайнего удивления, он прибавил:

And, as I manifested a prodigious astonishment, he added:

— Подумайте! Ведь я не о большом у вас прошу... это вполне естественно, наконец... И если вы действительно добрая...

Oh! now, it is nothing enormous that I ask of you; it is a very natural thing, after all. And if you are very nice....

Он быстро вынул из кармана два золотых и подал мне.

Quickly he took from his pocket two louis, which he handed to me.

— Если вы будете добрая и послушная, я часто буду делать вам подарки.

"If you are very nice, very obedient, I will often make you little presents.

Экономка будет выплачивать каждый месяц ваше жалованье.

The governess will pay you your wages every month.

А я, Мария, между нами, я вам часто буду делать маленькие подарки.

But between ourselves, Marie, I shall often make you little presents.

И о чем же я у вас прошу?..

And what is it that I ask of you?

Ведь в этом нет ничего необыкновенного... Боже мой, разве это так необыкновенно?

Come, now, it is not extraordinary. Is it, then, indeed, so extraordinary? "

Хозяин все более волновался.

Monsieur was getting excited again.

Когда он говорил, его брови дрожали, как листья на ветру.

As he spoke his eyelids rapidly rose and fell, like leaves in a tempest.

— Почему ты ничего не говоришь, Мария?

"Why do you say nothing, Marie?

Скажи что-нибудь... Отчего ты не ходишь?

Say something. Why do you not walk?

Пройдись немного, я хочу посмотреть, как они двигаются, как они живут... твои ботинки...

Walk a little, that I may see them move, that I may see them live, —your little shoes."

Он стал на колени, поцеловал мои ботинки, помял своими нервными пальцами, поласкал, развязал... И, целуя и лаская их, он говорил умоляющим голосом, голосом плачущего ребенка:

He knelt down, kissed my shoes, kneaded them with his feverish and caressing fingers, unlaced them. And, while kissing, kneading, and caressing them, he said, in a supplicating voice, in the voice of a weeping child:

— О, Мария... Мария! твои маленькие ботинки... дай мне их сейчас же... сейчас... сейчас... Я хочу их сейчас... дай мне их...

Oh! Marie, Marie, your little shoes; give them to me directly, directly, directly. I want them directly. Give them to me.

Я ничего не понимала... Я вся оцепенела.

I was powerless. Astonishment had paralyzed me.

Я не знала, вижу ли я это наяву или во сне.

I did not know whether I was really living or dreaming.

Эти глаза хозяина — я видела только два маленьких белых шарика с красными жилками.

Of Monsieur's eyes I saw nothing but two little white globes streaked with red.

И рот его был весь в какой-то мыльной пене...

And his mouth was all daubed with a sort of soapy foam.

Наконец, он унес мои ботинки и на целых два часа заперся с ними в своей комнате.

At last he took my shoes away and shut himself up with them in his room for two hours.

— Вы очень понравились хозяину, — сказала мне экономка, показывая мне дом.

Monsieur is much pleased with you, said the governess to me, in showing me over the house.

— Постарайтесь, чтоб это было надолго.

"Try to continue to please him.

Место хорошее...

The place is a good one."

Четыре дня спустя, утром, когда я в обычный час зашла в комнату, чтобы открыть окна, я обмерла от ужаса... Хозяин лежал мертвый!

Four days later, in the morning, on going at the usual hour to open the windows, I came near fainting with horror in the chamber. Monsieur was dead.

Он лежал на спине посредине кровати, почти совершенно голый; чувствовалось, что это лежит уже окоченелый труп.

Stretched on his back in the middle of the bed, he lay with all the rigidity of a corpse.

У него было совершенно естественное положение.

He had not struggled.

Одеяло в полном порядке, простыни без малейших следов борьбы, сильных движений, агонии, царапающих рук, обороняющихся от смерти... Можно было подумать, что он спит, если бы его лицо не было синим, страшно синим, темно-синего цвета.

The bed-clothing was not disarranged. There was not the slightest trace of shock, of agony, of clinched hands striving to strangle Death. And I should have thought him asleep, if his face had not been violet, frightfully violet, the sinister violet of the egg-plant.

Но еще более, чем это лицо, меня потрясло страшное зрелище... Хозяин держал в сжатых зубах мой ботинок. Зубы были так сильно стиснуты, что после страшных и бесполезных усилий вырвать из них ботинок я должна была бритвой разрезать кожу.

And, —terrifying spectacle, which, still more than this face, caused me to quake with fear, —Monsieur held, pressed between his teeth, one of my shoes, so firmly pressed between his teeth that, after useless and horrible efforts, I was obliged to cut the leather with a razor, in order to tear it from him.

Я не святая... я прекрасно знаю мужчин и знаю по опыту все безумие, всю грязь, на которую они способны... Но такой мужчина, как мой хозяин?..

I am no saint; I have known many men, and I know, by experience, all the madness, all the vileness, of which they are capable. But a man like Monsieur?

Ах! Право, смешно даже, что существуют такие типы.

Oh! indeed, is it not ridiculous all the same that such types exist?

И зачем все эти выдумки, когда так просто, так мило любить по-хорошему, как все...

And where do they go in search of all their conceits, when it is so simple and so good to love each other prettily, as other people do?

Думаю, что здесь ничего подобного со мной не случится.

I do not think that anything of that kind will happen to me here.

Видно, что здесь другие люди.

Here, evidently, they are of another sort.

Но лучше ли?

But is it better?

Хуже ли?

Is it worse?

Ничего об этом не знаю...

As to that, I know nothing.

Одна мысль мне не дает покоя.

There is one thing that torments me.

Мне нужно было бы, может быть, в один прекрасный день покончить со всеми этими грязными местами и раз навсегда переменить службу на легкий промысел, как сделали другие мои знакомые, которые были, скажу без хвастовства, «менее авантажны», чем я.

I ought, perhaps, to have finished, once for all, with all these dirty places, and squarely taken the step from domesticity into gallantry, like so many others that I have known, and who—I say it without pride—had fewer advantages than I.

Если бы я не была красивой, было бы лучше; нисколько не рисуясь, могу сказать, что во мне есть шик, которому часто завидовали женщины из общества и кокотки.

Though I am not what is called pretty, I am better; without conceit I may say that I have an atmosphere, a style, which many society women and many women of the demi-monde have often envied me.

Рост, может быть, слишком высокий, но я гибкая, тонкая, стройная, очень красивые светлые волосы, очень красивые голубые глаза, вызывающие и шаловливые, смелое выражение губ, наконец, умение быть оригинальной, живой и задумчивой в одно и то же время, что очень нравится мужчинам.

A little tall, perhaps, but supple, slender, and well-formed, with very beautiful blonde hair, very beautiful deep-blue eyes, an audacious mouth, and, finally, an original manner and a turn of mind, very lively and languishing at once, that pleases men.

Я могла бы пользоваться успехом.

I might have succeeded.

Но помимо того, что «счастливые» случаи, которые, вероятно, не повторятся больше, были упущены мною, меня охватывает страх.

But, in addition to the fact that, by my own fault, I have missed some astonishing opportunities, which probably will never come to me again, I have been afraid.

Боишься, потому что не знаешь, до чего дойдешь... На каких только несчастных я не наталкивалась в этой среде. Какие ужасные признания мне пришлось выслушивать!..

I have been afraid, for one never knows where that will lead you. I have rubbed against so many miseries in that sphere of life; I have received so many distressing confidences.

И этот трагизм вечного шатания по больницам!..

And those tragic calvaries from the Depot to the Hospital, which one does not always escape!

И в конце концов ад Сен-Лазара!

And, for a background to the picture, the hell of Saint-Lazare!

Есть над чем призадуматься, есть чего бояться... Да и будет ли у меня в таком положении успех, равный тому, каким я пользуюсь, будучи горничной?

Such things cause one to reflect and shudder. Who knows, too, whether I should have had, as woman, the same success that I have had as chambermaid?

То особенное впечатление, которое мы производим на мужчин, не зависит только от нас, как бы мы красивы ни были.

The particular charm which we exercise over men does not lie solely in ourselves, however pretty we may be.

Для меня ясно, что многое тут зависит от обстановки, в которой мы живем, от роскоши, от недостатков окружающих, от самих наших хозяев и от тех желаний, которые они вызывают.

It depends largely, as I have had occasion to know, on our environment, on the luxury and vice of our surroundings, on our mistresses themselves and on the desire which they excite.

Любя нас, они отчасти и сами, а еще более их тайны способствуют тому, чтобы нас любили...

In loving us, it is a little of them and much of their mystery that men love in us.

И вот еще что.

But there is something else.

Вопреки всему моему легкомыслию я часто находила в глубине своей души очень искреннее религиозное чувство, которое меня предохраняет от окончательного падения, которое удерживает на краю пропасти.

In spite of my dissolute life, I have luckily preserved, in the depths of my being, a very sincere religious feeling, which saves me from definitive falls and holds me back at the edge of the worst abysses.

Ах, если бы не было религии, молитвы в церквях, вечеров сурового раскаяния и нравственной скорби, если бы не было Святой Девы и св. Антония Падуанского, если бы всего этого не было, мы были бы еще более несчастны, это несомненно.

Ah! if there were no religion; if, on evenings of gloom and moral distress, there were no prayer in the churches; if it were not for the Holy Virgin, and Saint Anthony of Padua, and all the rest of the outfit, —we should be much more unhappy, that is sure.

И что еще будет, и до чего еще дойдешь, один черт знает!

And what would become of us, and how far we should go, the devil only knows!

Наконец — и это самое важное — у меня нет ни малейшей защиты против мужчин.

Finally, —and this is more serious, —I have not the least defence against men.

Я всегда буду жертвой своего бескорыстия и их удовольствия.

I should be the constant victim of my disinterestedness and their pleasure.

Я слишком влюбчива, да, я слишком обожаю любовь, чтобы извлекать из нее какую-нибудь выгоду.

I am too amorous, —yes, I am too much in love with love, to draw any profit whatever out of love.

Она сильнее меня. Я не могу просить денег у того, кто мне доставляет наслаждение и раскрывает лучезарные двери восторга. Когда они мне говорят, эти чудовища... и я чувствую на шее прикосновение их бороды и горячее дыхание... представьте!.. Я становлюсь настоящей тряпкой, и тогда они берут от меня все, что хотят...

It is stronger than I; I cannot ask money of one who gives me happiness and sets ajar for me the radiant gates of Ecstasy.

Но вот я в Приерэ. Что меня ожидает здесь?

So here I am, then, at the Priory, awaiting what?

Право, не знаю.

Indeed, I do not know.

Самое разумное было бы совсем не думать об этом, и пусть, все идет помаленьку.

The wisest way would be not to think about it, and trust everything to luck.

Так, может быть, будет лучше всего.

Perhaps it is thus that things go best.

Несчастья безжалостно преследовали меня до сих пор.' Неужели и завтра из-за одного какого-нибудь слова хозяйки я принуждена буду уйти из-под крова!

Provided that to-morrow, and pursued even here by that pitiless mischance which never leaves me, I am not forced once more to quit my place.

Это было бы печально.

That would annoy me.

С некоторых пор я чувствую боли в животе и пояснице, какую-то слабость во всем теле, желудок расстраивается, память ослабевает... Я становлюсь все более и более раздражительной и нервной.

For some time I have had pains in my loins, a feeling of weariness in my whole body; my stomach is becoming impaired, my memory is weakening; I am growing more irritable and nervous.

Только что посмотрела на себя в зеркало и нашла, что лицо действительно имеет утомленный вид, а здоровый цвет лица, которым я так гордилась, стал пепельным... Неужели я уже старею?

Just now, when looking in the glass, I discovered that my face had a really tired look, and that my complexion—that amber complexion of which I was so proud—had taken on an almost ashen hue. Can I be growing old already?

Мне еще не хочется стареть.

I do not wish to grow old yet.

В Париже трудно ухаживать за собой, все некогда.

In Paris it is difficult to take care of one's self.

Слишком уж там лихорадочная и шумная жизнь.

There is no time for anything.

Там всегда все новые люди, новые вещи, слишком много удовольствий и новых впечатлений... Поневоле приходится так жить.

Life there is too feverish, too tumultuous; one comes continually in contact with too many people, too many things, too many pleasures, too much of the unexpected. But you have to go on, just the same.

Здесь спокойно... И какая тишина!

Here it is calm. And what silence!

Воздух здесь, должно быть, хороший, здоровый.

The air that one breathes must be healthy and good.

Ах! Если бы я даже с риском поглупеть могла бы отдохнуть немного!

Ah! if, at the risk of being bored, I could but rest a little.

С самого начала в меня закралось какое-то недоверие.

In the first place, I have no confidence.

Правда, хозяйка довольно любезна со мной.

Certainly Madame is nice enough with me.

Она мне даже сделала несколько комплиментов по поводу моего костюма и выразила удовольствие по поводу справок, которые она навела обо мне.

She has seen fit to pay me some compliments on my appearance, and to congratulate herself on the reports that she has received concerning me.

Ах, глупая голова, если бы она знала, что эти. сведения ложные, что они присланы просто из любезности... Ее поражает также мое изящество.

Oh! her head, if she knew that these reports are false, or at least that they were given simply to oblige! What especially astonishes her is my elegance.

Впрочем, в первый день редко кто из этих верблюдов бывает нелюбезным.

And then, as a rule, they are nice the first day, these camels.

Все новое красиво.

While all is new, all is beautiful.

Это известно.

That is a well-known song. Yes, and the next day the air changes into another one equally well known.

У хозяйки очень холодное, жесткое выражение глаз. Эти глаза мне не по душе... в них проглядывают скупость, подозрительность и полицейский нюх.

Especially as Madame has very cold, hard eyes, which do not please me, —the eyes of a miser, full of keen suspicion and spying inquiry.

Мне не нравятся и губы ее, тонкие, сухие и как будто покрытые беловатой кожицей, и ее отрывистая, резкая речь, в которой любезность звучит как оскорбление, как издевательство.

Nor do I like her dry and too thin lips, which seem to be covered with a whitish crust, or her curt, cutting speech, which turns an amiable word almost into an insult or a humiliation.

Когда она, расспрашивая меня о том, о другом, о моих способностях и о моем прошлом смотрела на меня своим бесстыжим, спокойным и суровым взглядом таможенного досмотрщика, взглядом всех хозяек, я себе говорила:

When, in questioning me concerning this or that, concerning my aptitudes and my past, she looked at me with that tranquil and sly impudence of an old customs official which they all have, I said to myself:

— Я не ошиблась... Это еще одна из тех, которые должны все держать под ключом, считать каждый вечер куски сахара и изюмины и делать заметки на бутылках.

"There is no mistake about it. Here is another one who is bound to put everything under lock and key, to count every evening her grapes and her lumps of sugar, and to put marks on the bottles.

Сколько не меняй, все одно и то же... Впрочем, посмотрю еще, не нужно поддаваться первому впечатлению.

Oh! yes, indeed, we change and change, but we find always the same thing." Nevertheless, it will be necessary to see, and not rely on this first impression.

После всех тех слов, которые мне были сказаны, после тех взглядов, которыми меня пронизывали, я, может быть, услышу когда-нибудь — как знать? — и дружескую речь, встречу и нежный взгляд... Отчего бы и не надеяться, ведь это ничего нам не стоит...

Among so many mouths that have spoken to me, among so many looks that have searched my soul, I shall find perhaps, some day, —who knows? —a friendly mouth, a sympathetic look. It costs me nothing to hope.

Не успела я приехать и оправиться от четырехчасовой езды по железной дороге в третьем классе, на кухне еще не догадались предложить мне кусок хлеба, как хозяйка уже провела меня по всему дому, от погреба до чердака, чтобы непосредственно ввести во все «хозяйственные дела».

As soon as I had arrived, still under the deadening influence of four hours in a third-class railway carriage, and before any one in the kitchen had even thought of offering me a slice of bread, Madame took me over the house, from cellar to garret, in order to immediately familiarize me with my duties.

О! Она не теряет времени, ни своего, ни моего... И велик же этот дом!

Oh! she does not waste her time, or mine. How big this house is!

Сколько в нем всяких уголков и как много хлопот!

And how many things and corners it contains!

Да, покорно благодарю! Чтобы держать его в порядке, как следует, не хватит и четверых.

Oh! no, thank you, to keep it in order as it should be, four servants would not suffice.

Кроме нижнего этажа, очень большого, к нему примыкают еще и служат его продолжением два небольших павильона в виде террасы — в нем еще два этажа, по которым я должна буду постоянно бегать вверх и вниз. К тому же у хозяйки, которая проводит свое время в небольшой комнате рядом со столовой, явилась блестящая идея устроить прачечную, в которой я должна буду работать, на чердаке, рядом с нашими комнатами.

Besides the ground floor, which in itself is very important, —for there are two little pavilions, in the form of a terrace, which constitute additions and continuations, —it has two stories, in which I shall have to be forever going up and down, since Madame, who stays in a little room near the dining-room, has had the ingenious idea of placing the linen-room, where I am to work, at the top of the house, by the side of our chambers.

И всевозможные шкапы, и разные ящики, и вся эта суетня, не угодно ли?

And cupboards, and bureaus, and drawers, and store-rooms, and litters of all sorts, —if you like these things, there are plenty of them.

Справляйся со всем этим...

Never shall I find myself in all this.

Каждую минуту, показывая мне какую-нибудь вещь, хозяйка приговаривала:

At every minute, in showing me something, Madame said to me:

— Обратите на это особенное внимание, моя дочь, это очень красивая вещь, моя дочь.

"You will have to be careful about this, my girl. This is very pretty, my girl.

Это большая редкость, моя дочь.

This is very rare, my girl.

Это очень дорого стоит, моя дочь.

This is very expensive, my girl."

Вместо того чтобы называть меня по имени, она на каждом шагу мне повторяла «моя дочь, моя дочь» тем оскорбительным тоном госпожи, который убивает самые лучшие желания и создает такую пропасть между нами и нашими хозяйками!

She could not, then, call me by my name, instead of saying all the time, My girl, this, My girl, that, in that tone of wounding domination which discourages the best wills and straightway puts such a distance, so much hatred, between our mistresses and us?

Разве я называю ее «маменькой»?

Do I call her little mother?

А затем у хозяйки с языка не сходят слова «очень дорого».

And then Madame has always on her lips the words very expensive.

Это раздражает... Все, что ей принадлежит, даже грошовые безделушки, все это «очень дорого».

It is provoking. Everything that belongs to her, even paltry articles that cost four sous, are very expensive.

Трудно себе представить, до чего может дойти тщеславие хозяйки дома... И до чего это отвратительно.

One has no idea where the vanity of the mistress of a house can hide itself. It is really pitiful.

Она мне объяснила, как нужно обращаться с керосиновой лампой, между прочим точно такой же, как и все другие лампы, и при этом предупредила:

In explaining to me the working of an oil lamp, which in no way differed from all other lamps, she said to me:

— Знаете, моя дочь, эта лампа очень дорого стоит, ее можно поправлять только в Англии.

"My girl, you know that this lamp is very expensive, and that it can be repaired only in England.

Берегите ее как зеницу ока...

Take care of it, as if it were the apple of your eye."

У меня было большое желание сказать ей: — А скажи, маменька, твой ночной горшок тоже очень дорого стоит? И его также отправляют поправлять в Лондон? Нет, право! На чем только не сказывается их нахальство и их скаредность.

Oh! the cheek that they have, and the fuss that they make about nothing!

И когда подумаешь, что это делается только для того, чтоб тебя унизить, чтоб тебя уничтожить!

And when I think that it is all done just to humiliate you, to astonish you!

А дом вовсе уж не так хорош.

And the house is not so much after all.

И чего, право, гордиться этим домом?

There is really no reason to be so proud of it.

Снаружи большие толстые деревья, которые теснятся у самого дома, и сад, спускающийся по легкому склону к речке, с большими четырехугольными лужайками — вид ничего себе.

The exterior, to be sure, with the great clusters of trees that sumptuously frame it and the gardens that descend to the river in gentle slopes, ornamented with broad rectangular lawns, gives an impression of some importance.

Но внутри... как все это тоскливо, старо, шатко и как пахнет затхлым... Не понимаю, как в нем можно жить.

But within it is sad, old, rickety, and has a musty smell. I do not understand how they can live in it.

Настоящие мышиные норки. На этих деревянных лестницах можно шею сломать, ступеньки подгнили, трясутся и трещат под ногами, коридоры низкие и темные и вместо мягких дорожек в них какие-то красноватые плиты, глянцевитые и скользкие-прескользкие.

Nothing but rats' nests, break-neck wooden stairways, whose warped steps tremble and creak beneath your feet; low and dark passage-ways, whose floors, instead of being covered with soft carpets, consist of badly-laid tiles, of a faded red color, and glazed, glazed, slippery, slippery.

Перегородки очень тонкие из сухих досок, и от этого в комнатах гулко как внутри скрипки.

The too thin partitions, made of too dry planks, make the chambers as sonorous as the inside of a violin.

Деревенщина да и только!

Oh! it is all hollow and provincial.

Меблировка также, конечно, не парижская... Во всех комнатах все то же старинное красное дерево, старинная материя, изъеденная червями, старинные, выцветшие холсты, кресла и диваны, до смешного жесткие, без пружин, с червоточинами, хромоногие... Они вам сотрут плечи и расцарапают ляжки!

It surely is not furnished in the Paris fashion. In all the rooms old mahogany, old worm-eaten stuffs, old worn-out faded rugs, and arm-chairs and sofas, ridiculously stiff, without springs, worm-eaten, and rickety. How they must grind one's shoulders!

Я так люблю светлые обои, большие упругие диваны, на которых так сладко растянуться среди груды подушек, всю эту красивую, новую мебель, такую роскошную, богатую и веселую.

Really, I, who am so fond of light-colored hangings, broad elastic divans, where one can stretch voluptuously on heaps of cushions, and all these pretty modern furnishings, so luxurious, so rich, and so gay, —I feel utterly saddened by the gloomy sadness of these.

И после этого такая тощища... Я никогда не сумею привыкнуть к этой неуютности, безвкусице, к этой старинной пыли и к этой мертвечине.

And I am afraid that I shall never get accustomed to such an absence of comfort, to such a lack of elegance, to so much old dust and so many dead forms.

Хозяйка одевается далеко не по-парижски.

Nor is Madame dressed in Parisian fashion.

У нее нет шика, она не знает модных портних.

She is lacking in style, and is unacquainted with the great dressmakers.

Она, что называется, лыком шита.

She is somewhat of a fright, as they say.

Правда, ее туалет не без претензий, но она отстала по меньшей мере лет на десять от моды.

Although she shows a certain pretension in her costumes, she is at least ten years behind the fashion.

И какая мода!..

And what a fashion!

А она была бы недурна собою, если бы она хотела: по крайней мере не очень дурна.

Still, she would not be bad-looking, if she chose not to be; at least, she would not be too bad-looking.

Хуже всего, что она вас совсем не привлекает, что в ней нет ничего женственного.

Her worst fault is that she awakens in you no sympathy, —that she is a woman in nothing.

Но у нее правильные черты лица, красивые волосы, настоящие светлые, и красивая кожа. Слишком прозрачная кожа, как будто она страдает какой-то внутренней болезнью.

But she has regular features, pretty hair naturally blonde, and a beautiful skin; in fact, she has too much color, as if she were suffering from some internal malady.

Я знаю этот тип женщин, и меня не обманывает их цветущий вид.

I know this type of woman, and I am not to be deceived by the brilliancy of their complexion.

Снаружи — роза, а внутри — гниль... Они не могут держаться на ногах, не могут ходить, не могут жить без поясов, без бандажей на животе, без пессариев. Сколько тут тайных ужасов и сложных механизмов... И это не мешает им чувствовать себя превосходно, когда они бывают в обществе.

They are pink on the surface, yes, but within they are rotten. They cannot stand up straight, they cannot walk, they cannot live, except by the aid of girdles, trusses, pessaries, and a whole collection of secret horrors and complex mechanisms. Which does not prevent them from making a show in society.

Наоборот! Как они кокетничают, флиртуют по углам, выставляют напоказ свои разрисованные прелести, как стреляют глазами и вертят хвостом! А настоящее им место в банке со спиртом.

Yes, indeed, they are coquettish, if you please; they flirt in the corners, they exhibit their painted flesh, they ogle, they wiggle; and yet they are fit for nothing but preservation in alcohol.

Ах, несчастье!

Oh! misfortune!

Очень мало радости быть с ними, уверяю вас, и не всегда приятно им служить.

One has but little satisfaction with them, I assure you, and it is not always agreeable to be in their service.

Трудно и допустить, чтобы хозяйка чувствовала слабость к мужчинам — у нее для этого нет ни темперамента, ни органического предрасположения.

I do not know whether it is from temperament or from organic indisposition, but, judging from the expression of Madame's face, her severe gestures, and the stiff bending of her body, she cares nothing at all for love.

В выражении ее лица, в грубых жестах, в резких движениях тела совсем не чувствуется любви, никаких следов страсти со всеми ее чарами, снисходительностью и смелостью. Настоящая старая дева — кислая, поблекшая, какая-то исхудалая, сухая, что так редко бывает у блондинок.

She has the sharpness and sourness of an old maid, and her whole person seems dried up and mummified, —a rare thing with blondes.

Как трудно допустить, чтобы хозяйка под впечатлением хорошей музыки, вроде Фауста — ах, этот Фауст! — бросилась бы без памяти в объятия красивого молодца и забылась бы в восторге нахлынувших страстей... Ах нет, куда ей!

Not such women as Madame does beautiful music, like that of Faust, —oh! that Faust! —cause to fall with languor and swoon voluptuously in the arms of a handsome man. Oh, no indeed!

Даже и в некрасивых женщинах под влиянием полового влечения светится иногда столько лучистой жизни, очарования и красоты.

She does not belong to that class of very ugly women into whose faces the ardor of sex sometimes puts so much of radiant life, so much of seductive beauty.

Хозяйка не из таких... Впрочем, и такая наружность, как у хозяйки, бывает обманчива.

After all, though, one cannot trust too securely in airs like those of Madame.

Я помню и более строгих и более сварливых на вид. Казалось, всякая мысль о страсти и любви была далека от них, однако они оказывались неслыханными развратницами, которых нельзя было оторвать от их лакея или кучера.

I have known women of the most severe and crabbed type, who drove away all thought of desire and love, and who yet were famous rovers.

Хозяйка старается быть любезной, но это плохо ей дается, как я успела заметить.

Although Madame forces herself to be amiable, she surely is not up to date, like some that I have seen.

По-моему, она злая, ядовитая, любит шпионить; грязная душонка и недоброе сердце.

I believe her to be very wicked, very spying, very fault-finding, —a dirty character and a wicked heart.

Она должна по пятам ходить за своей прислугой и придираться на каждом шагу...

She must be continually at people's heels, pestering them in all ways.

«А знаете вы это?»,

Do you know how to do this? and

«А умеете вы это делать?»,

Do you know how to do that? or again:

«А у вас не валится из рук?»,

"Are you in the habit of breaking things?

«Вы бережливы?»,

Are you careful?

«У вас хорошая память, вы любите порядок?»

Have you a good memory? Are you orderly? "

И это без конца...

There is no end to it.

«Вы чистоплотны?»

And also: "Are you clean?

Я очень требовательна к чистоте. Я равнодушна к очень многому, но что касается чистоты, я непреклонна.

I am very particular about cleanliness; I pass over many things, but I insist upon cleanliness."

«За кого она меня принимает, за деревенскую девушку, за мужичку, за провинциальную прислугу?

Does she take me for a farm girl, a peasant, a country servant?

Чистоплотность?

Cleanliness?

Ах, знаю, это старая песня.

Oh! I know that chestnut.

Они все ее поют, и часто, когда подойдешь к ним поближе, когда выворачиваешь их юбки или перебираешь их белье... какие они грязные!

They all say that. And often, when one goes to the bottom of things, when one turns up their skirts and examines their linen, how filthy they are!

До отвращения.

Sometimes it is disgusting enough to turn one's stomach.

Я не особенно доверяю чистоплотности хозяйки.

Consequently I distrust Madame's cleanliness.

В ее уборной, которую она мне показывала, не заметила ни низкой мебели, ни ванны, ничего такого, что говорило бы в ее пользу.

When she showed me her dressing-room, I did not notice any bath, or any of the things that are necessary to a woman who takes proper care of herself.

Как у нее там все скромно по части всяких книжечек, флакончиков, всех этих интимных, надушенных безделушек, которые я так люблю перебирать.

And what a scant supply she has of bibelots, bottles, and all those private and perfumed articles with which I am so fond of messing!

Не дождусь посмотреть на хозяйку, какова она голая, забавно.

I long, for the sake of amusement, to see Madame naked.

То-то красотка!

She must be a pretty sight.

Вечером, когда я накрывала на стол, в столовую вошел хозяин.

In the evening, as I was setting the table, Monsieur entered the dining-room.

Он вернулся с охоты.

He had just returned from a hunt.

Это мужчина высокого роста, широкоплечий, с большими черными усами и матовым цветом лица.

He is a very tall man, with broad shoulders, a heavy black moustache, and a dull complexion.

У него неловкие, угловатые манеры, но выглядит добрым малым.

His manners are a little heavy and awkward, but he seems good-natured.

По-видимому, это не