1359 – 2009

Număr consacrat aniversării a 650 de ani

de la întemeierea Ţării Moldovei

CHIŞINĂU
2008
ISSN 1857-016X

ACADEMIA DE ŞTIINŢE A MOLDOVEI

INSTITUTUL PATRIMONIULUI CULTURAL
CENTRUL ARHEOLOGIE

REVISTA ARHEOLOGICĂ

Colegiul de redacţie

Redactor principal: dr.hab.Valentin Dergaciov (Chişinău)

Redactor responsabil: dr.hab. Oleg Leviţki (Chişinău)
Secretar de redacţie: dr. Maia Kaşuba (Chişinău)

Membrii colegiului de redacţie: dr.hab. Igor Bruiako (Odesa), prof. dr. Svend Hansen (Berlin), prof. dr.
Eugen Nicolae (Bucureşti), prof. dr. Petre Roman (Bucureşti), dr.hab. Serghei Sanjarov (Lugansk), dr.hab.
Eugen Sava (Chişinău), prof. dr.hab. Serghei Skoryj (Kiev), dr. Nicolai Telnov (Chişinău), dr. Vlad Vornic
(Chişinău); cu concursul Larisa Ciobanu (Chişinău) şi Stanislav Ţerna (Chişinău)

Manuscrisele, cărţile şi revistele pentru schimb, precum şi orice alte materiale se vor trimite pe adresa: Colegiul de redacţie al
“Revistei Arheologice”, Centrul Arheologie, Institutul Patrimoniului Cultural AŞM, bd. Ştefan cel Mare 1, MD-2001 Chişinău,
Republica Moldova

Рукописи, книги и журналы для обмена, а также другие материалы необходимо посылать по адресу: редакция
“Археологического Журнала”, Центр археологии, Институт культурного наследия АНМ, бул. Штефан чел Маре 1,
MD-2001 Кишинэу, Республика Молдова

Manuscripts, books and reviews for exchange, as well as other papers are to be sent to the editorship of the “Archaeological
Magazine”, Centre of Archaeology, the Institute of Cultural Legacy of the Academy of Sciences of Moldova, boul. Ştefan cel
Mare 1, MD-2001 Chisinau, the Republic of Moldova

Toate lucrările publicate în revistă sunt recenzate de specialişti în domeniu

Все опубликованные материалы рецензируются специалистами
All the papers to be published are reviewed by experts

© AŞM, 2008
 CUPRINS – СОДЕРЖАНИЕ – CONTENTS

STUDII – ИССЛЕДОВАНИЯ – RESEARCHES

OLEG LEVIŢKI (Chişinău), PIESE DIN CATEGORIA CERAMICII TEHNICE DEPISTATE ÎN

AŞEZAREA TRINCA “IZVORUL LUI LUCA” 5
СВЕТЛАНА РЯБЦЕВА (Кишинэу), О ВИЗАНТИЙСКИХ ЛУННИЦЕВИДНЫХ СЕРЬГАХ VI-VII вв. 31

MATERIALE ŞI CERCETĂRI DE TEREN – МАТЕРИАЛЫ И ПОЛЕВЫЕ

ИССЛЕДОВАНИЯ – PAPERS AND SURVEYS

ILIE BORZIAC, VITALIE BURLACU, ION VARTIC (Chişinău), SITURI MEZOLITICE DIN
VALEA RÂULUI CĂINARI, REPUBLICA MOLDOVA 40
SERGHEI AGULNICOV, ION URSU (Chişinău), COMPLEXE FUNERARE TUMULARE DIN ZONA
PRUTULUI INFERIOR 61
НИКОЛАЙ ТЕЛЬНОВ (Кишинэу), ИГОРЬ ЧЕТВЕРИКОВ, ВИТАЛИЙ СИНИКА (Тирасполь),
ПОЛЕВЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ У с. ДОЙБАНЬ-2 ДУБЭССАРСКОГО РАЙОНА В 2007 г. 80
СЕРГЕЙ ПОПОВИЧ (Кишинэу), ИССЛЕДОВАНИЯ КУРГАНА У г. ОРХЕЙ 93
СЕРГЕЙ ЛЫСЕНКО (Киев), БЕЛОГРУДОВСКИЙ ГОРИЗОНТ МАЛОПОЛОВЕЦКОГО
АРХЕОЛОГИЧЕСКОГО КОМПЛЕКСА НА КИЕВЩИНЕ 100
СЕРГЕЙ ПОЛИН, ЛЮДМИЛА ЧЕРНЫХ, МАРИНА ДАРАГАН, СЕРГЕЙ РАЗУМОВ
(Киев), ИССЛЕДОВАНИЯ КУРГАНОВ ЭПОХИ БРОНЗЫ И СКИФСКОГО ПЕРИОДА У г.
ОРДЖОНИКИДЗЕ (УКРАИНА), СЕЗОН 2007 г. (предварительное сообщение) 135
СЕРГЕЙ СКОРЫЙ (Киев), СЕЛИЩЕ В УРОЧИЩЕ ЛИСОВЫЙ КУТ НА БОЛЬШОМ
УКРЕПЛЕНИИ БЕЛЬСКОГО ГОРОДИЩА (материалы раскопок 1999-2001 и 2004 гг.) 146
СЕРГЕЙ КУРЧАТОВ (Кишинэу), НОВЫЕ НАХОДКИ КЛИНКОВОГО ОРУЖИЯ ЭПОХИ
ВЕЛИКОГО ПЕРЕСЕЛЕНИЯ НАРОДОВ В ДНЕСТРОВСКО-ПРУТСКОМ МЕЖДУРЕЧЬЕ 180
VLAD VORNIC, SERGIU TABUNCIC, LARISA CIOBANU, ION URSU, VASILE IARMULSCHI
(Chişinău), SONDAJUL ÎN OBIECTIVUL ARHEOLOGIC DE LA IALOVENI-MARGINEA DE SUD
A ORAŞULUI 186

CERCETĂRI INTERDISCIPLINARE– МЕЖДИСЦИПЛИНАРНЫЕ

ИССЛЕДОВАНИЯ – INTERDISCIPLINARY SURVEYS

РОМАН КРОЙТОР (Кишинэу), О НАХОДКЕ НИЖНЕЙ ЧЕЛЮСТИ БИЗОНА ИЗ ТРЕТЬЕГО

СЛОЯ ПОЗДНЕПАЛЕОЛИТИЧЕСКОЙ СТОЯНКИ КОСЭУЦЬ 209
РОМАН КРОЙТОР, СЕРГЕЙ БОДЯН (Кишинэу), КОСТНЫЕ ОСТАТКИ ДИКИХ И
ДОМАШНИХ ЖИВОТНЫХ ИЗ ТРИПОЛЬСКОГО ПОСЕЛЕНИЯ ХОРОДКА Х 216

RECENZII ŞI PREZENTĂRI DE CĂRŢI –

РЕЦЕНЗИИ И КНИЖНОЕ ОБОЗРЕНИЕ – PAPER AND BOOK REVIEW

Marcel Otte, Vasile Chirica, Paul Haesaerts (eds.), L’Aurignacien et le Gravettien de Mitoc-Malu Galben,
Liége, 2007, ERAUL 72, 226 p. ILIE BORZIAC (Chişinău) 225
Oleg Leviţchi, Necropola tumulară hallstattiană târzie – Trinca „Drumul Feteştilor”, Iaşi 2006, 148
p.+48 de fig. GHENADIE SÎRBU (Chişinău) 231
Igor Cereteu, Satul Drochia: pagini de istorie. Editura Pontos, Chişinău 2007, 134 p. (74 p. text +
14 anexe-documente de arhivă şi 14 planşe foto). ISBN 978-9975-102-53-7. LARISA CIOBANU
(Chişinău) 235

CRONICĂ
Activitatea ştiinţifică a Centrului de Arheologie în anul 2007 LARISA BOGATAJA (Chişinău) 239

in honorem
К юбилею Николая Петровича Тельнова СВЕТЛАНА РЯБЦЕВА (Кишинэу) 242
К 60-летию Вячеслава Муратовича Бикбаева ОЛЬГА ЛАРИНА (Кишинэу) 244
Valentin Dergaciov la 65 de ani 246

in MEMOrIAm
Памяти Владимира Петровича Ванчугова (1948-2007) СЕРГЕЙ АГУЛЬНИКОВ (Кишинэу) 248

LISTA ABREVIERILOR – СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ – LIST OF ABBREVIATION 250

INFORMAŢII ŞI CONDIŢIILE DE EDITARE A REVISTEI ARHEOLOGICE 251

ИНФОРМАЦИЯ И УСЛОВИЯ ИЗДАНИЯ АРХЕОЛОГИЧЕСКОГО ЖУРНАЛА 253
INFORMATION AND CONDITION OF PUBLICATION IN THE ARCHAEOLOGICAL
MAGAZINE 255

LISTA Instituţiilor de profil de peste hotare cu care Centrul de Arheologie al IPC AŞM întreţine
relaţii de colaborare ştiinţifică şi efectuează schimb de publicaţii 257
 STUDII - ИССЛЕДОВАНИЯ - RESEARCHES

PIESE DIN CATEGORIA CERAMICII TEHNICE DEPISTATE

ÎN AŞEZAREA TRINCA “IZVORUL LUI LUCA”

Oleg LEVIŢKI, Chişinău

În studiu este examinată una dintre categoriile de ceramică tehnică – lingurile de lut ars depistate în aşezarea Trinca “Izvorul lui
Luca”. Colecţia acestor vestigii include: 5 piese întregi, 2 reconstituite şi 7 în stare fragmentară. Se prezintă repertoriul (fiecare
exemplar caracterizat complex); condiţiile de descoperire; parametrii tehnologici, morfologici şi stilistici. În dependenţă de
condiţiile de descoperire (complex arheologic, strat cultural); parametrii tehnologici; particularităţile morfologice şi analogii –
lingurile de lut ars din aşezare, din punct de vedere cultural-cronologic se încadrează în epoca hallstattiană, cu preponderenţă în
perioada timpurie, corespunzătoare nivelului de locuire a comunităţii culturii Chişinău-Corlăteni. Totalitatea caracteristicilor
acestor piese indică asupra faptului că ele erau utilizate în unele activităţi specializate – metalurgia bronzului – în calitate de
linguri de turnat metalul topit. Practicarea metalurgiei bronzului în cadrul aşezării de la Trinca, de rând cu lingurile de turnat
este documentată şi de piesele de bronz atestate aici (unele dintre care cu defecte de turnare, altele cu aspect morfologic eclectic,
piese fragmentare ori rebutate destinate retopirii), precum şi de 3 piese de calcar tortonian, două dintre care constituie un tipar
bivalv nefinisat, iar al treiea – una din părţile altui tipar deasemenea nefinisat. Modestele descoperiri din aşezarea Trinca
“Izvorul lui Luca” legate de prelucrarea bronzului vin să completeze cunoştinţele noastre despre metalurgia bronzului în aria
est-carpatică a complexului hallstattian timpuriu cu ceramica canelată.

Изделия категории технической керамики с поселения Тринка “Изворул луй Лука”. В работе рассматривается одна
из категорий технической керамики – ложки из обожжённой глины с поселения Тринка «Изворул луй Лука». Коллекция
этих находок включает: 5 целых экземпляров, 2 восстановленных экземпляров и 7 фрагментов. В представленном
своде изделий каждая находка охарактеризована комплексно: условия обнаружения, а также технологический,
морфологический и стилистический параметры. Условия обнаружения (археологический комплекс или культурный
слой) в сочетании с технологическими параметрами, морфологическими особенностями и аналогиями позволяют в
культурно-хронологическом плане ложки из обожёенной глины с поселения относить к горизонту раннегальштатской
культуры Кишинэу-Корлэтень. Параметры этих предметов, взятые в совокупности, свидетельствуют о том, что
они использовались в каких-то специализированных занятиях – а именно, в бронзолитейном производстве в качестве
льячек. О занятиях населения обработкой бронзы на поселении у с. Тринка наряду с льячками свидетельствуют и
найденные здесь бронзовые предметы (одни из которых с браком литья, другие типологически эклектичны, а также
фрагменты предметов, предназначенных для переплавки). Сюда можно добавить 3 предмета из тортонского
известняка, два из которых представляют собой заготовки для двухсоставной литейной формы, третий – заготовка
для аналогичной литейной формы. Скромные находки, связанные с обработкой металла с поселения Тринка «Изворул
луй Лука», пополняют наши сведения относительно бронзолитейного производства у населения раннегальштаттского
комплекса с каннелированной керамикой восточно-карпатского региона.

The technological ceramic artefacts from the Trinca – «Izvorul lui Luca» settlement. This article is devoted to a special
category of technological ceramic finds – spoons made out of burned clay from the Trinca – “Izvorul lui Luca” settlement. The
collection of finds of such type includes 5 whole items, 2 reconstructed items and 7 fragments. In the presented catalogue of
finds every item is being described in a complex manner: the discovery conditions, as well as the technological, morphological
and stylistic parameters. The discovery conditions (archaeological complex or cultural layer), combined with the technological
parameters, morphological features and analogies allow, from a cultural-chronological point of view, to attribute these spoons
to the early halstattian Chişinău-Corlăteni culture horizon. Altogether, the main features of these items certify their use in
specialized activities – in bronze manufacture, as foundry tools. There are another evidences for processing bronze in Trinka,
as bronze objects (one of which is defective after the foundry, another items are typological eclectic), as well as their fragments
meant for recasting. Here one may also append three objects out of tortonian limestone, of which two represent feedstock for
a two-composed casting bed and another one represents a semi product for a casting bed of the same type. The modest finds,
bound with metalworking on the Trinka “Izvorul lui Luca” settlement supplement our knowledge regarding the bronze-casting
manufacture by the bearers of Early Iron Age cultural complex with cannelured ware from the East-Carpathian region.

Key words: South-East Europe, East-Carpathian region, Trinca – “Izvorul lui Luca” settlement, technological ceramic
artefacts, burned clays spoons, bronze-casting manufacture

Revista Arheologică, serie nouă, vol. IV, nr. 1, 2008, p. 5-30

6 Oleg Leviţki
Introducere
Situl Trinca “Izvorul lui Luca” este pe larg prezen-
tat în mai multe publicaţii. Amplasarea monumentului,
istoricul cercetărilor, orizonturile cultural-cronologice
identificate au fost menţionate într-un şir din ele. Studii
speciale au fost realizate privitor la nivelul de locuire
din epoca paleoliticului superior (Левицкий, Борзиак
1999; Borziac, Leviţki 2003; Borziac, Leviţki 2005),
asupra unor categorii speciale de vestigii – piesele de
metal (Leviţki ş.a. 2003) şi piesele de silex, piatră şle-
fuită şi os din epoca bronzului (Leviţki 2007).
În cele ce urmează va fi examinată una dintre catego-
riile de ceramică tehnică – lingurile de lut ars. Piesele
de acest tip, în siturile arheologice din diferite epoci, în
spaţiul est-carpatic şi în teritoriile limitrofe, reprezintă
o categorie de vestigii rar atestată. De obicei, ele provin
din straturile de săpătură din aşezări şi, cu rare excepţii,
în stare fragmentară. Colecţia de linguri de lut ars din
aşezarea Trinca “Izvorul lui Luca”, în prezent este de
unicat, atât din punct de vedere numeric (5 exemplare
întregi, 2 reconstituite şi 7 păstrate în stare fragmentară),
cât şi prin diversitatea lor morfologică. Ultima circum-
stanţă ne impune să prezentăm fiecare piesă în parte.
Repertoriul pieselor
1. Lingură, reconstituită, depistată în incinta vestigi-
ilor locuinţei de suprafaţă cercetate în anul 1989. Este
modelată din pastă grosieră cu şamotă de granulaţie
diversă în compoziţie. Fundul şi pereţii sunt groşi, coa-
da masivă. Suprafaţa netezită, cu unele denivelări, are
culoare maronie-cenuşie. Lungimea părţii păstrate este
de circa 6 cm.
Găvanul (căuşul) are corpul de formă ovală în plan
şi tronconică în profil, cu marginea dreaptă, şi fundul
drept, evidenţiat (lungimea, circa 6,2 cm, lăţimea ma-
ximă, circa – 4,5 cm, adâncimea – 1,2 cm.
Coada, ruptă în vechime, este dispusă orizontal faţă
de baza găvanului, are secţiune relativ cilindrică şi este
prevăzută cu orificiu longitudinal îngust care perforează
baza piesei până în partea ei centrală (fig. 1,3; foto 1,3).
Fundul şi locul de ruptură a cozii atestă urme de ar-
dere intensă.
2. Lingură, reconstituită integral, depistată în in-
cinta vestigiilor locuinţei de suprafaţă evidenţiată în
anul 2000. Este modelată din pastă fină cu şamotă de
granulaţie mică, silex pisat ars şi adaosuri de origine
organică în compoziţie. Pereţii şi îndeosebi fundul sunt
groşi, coada – masivă. Suprafaţa netezită, alocuri cu
denivelări şi goluri formate de descompunerea unor
degresanţi de altă natură, are culoarea cenuşie. Lungi-
mea piesei este de 9,5 cm.
Găvanul are corpul de formă ovală în plan şi tronco-
nică în profil, cu marginea dreaptă şi fundul drept. Una
din laturile lungi ale marginei este prevăzută cu un mic
„cioc” realizat prin şănţuire (lungimea – 5 cm, lăţimea
maximală – 4,2 cm, adâncimea – 2,7 cm).
Coada, dispusă oblic faţă de baza găvanului, are sec-
ţiune relativ cilindrică, la extremitatea sa fiind uşor în-
groşată şi este prevăzută cu orificiu longitudinal de for-
mă conică cu lungimea de 3,5 cm (fig. 2,3; foto 1,4).
Piesa atestă urme de ardere intensă.
3. Lingură, reconstituită integral, depistată în incinta
locuinţei de suprafaţă descoperite în anul 2002. Este
modelată din pastă grosieră cu şamotă, silex pisat ars şi
calcar mărunţit în compoziţie. Fundul piesei este gros,
pereţii se subţie lent către marginea superioară, toarta
este masivă. Suprafaţa acoperită cu angobă de culoare
roşiatică este netezită îngrijit. Lungimea piesei este de
9,5 cm.
Găvanul are corpul de formă ovală în plan şi tronco-
nică în profil, cu marginea subţiată dreaptă, puţin mai
înaltă în partea opusă cozii, şi fundul drept. În partea
centrală a uneia dintre laturile lungi s-a păstrat un seg-
ment de “cioc” realizat prin şănţuire (lungimea – 5,2
cm, lăţimea maximală – 5 cm, adâncimea – 2,2 cm).
Coada, dispusă orizontal faţă de baza găvanului,
reprezintă o îngustare lentă a corpului şi este prevă-
zută cu orificiu de formă conică cu lungimea de 2 cm
(fig. 1,2; foto 1,5).
Fundul şi pereţii piesei atestă urme de ardere intensă.
4. Lingură miniaturală, depistată în umplutura Gr. nr.
3 cercetată în anul 1998. Este modelată din pastă gro-
sieră degresată cu şamotă şi granule de calcar. Fundul
piesei este gros, pereţii se subţie către margine, toarta
masivă. Suprafaţa în partea superioară este negligent
netezită, către fund este zrurificată, de culoare maronie
cu pete cenuşii. Lungimea piesei este de 3,5 cm.
Găvanul are corpul de formă circulară în plan şi tron-
conică în profil, rotunjit în partea superioară, cu margi-
nea dreaptă, subţiată şi fundul evidenţiat, uşor rotunjit
(diametrul 2,3 cm, adâncimea – circa 0,7 cm).
Coada, dispusă oblic faţă de baza găvanului, are sec-
ţiune cvasidreptungiulară, din care se mai păstrează
doar baza (fig. 2,1; foto 1,2).
Baza piesei atestă urme de ardere repetată, până la
zgurificare.
5. Lingură miniaturală, păstrată întreagă, depistată în
stratul I de săpătură. Este modelată din pastă fină-densă
cu cioburi mărunt pisate în compoziţie, precum şi degre-
sanţi de origine organică. Pereţii şi fundul sunt relativ
groşi. Suprafaţa netezită, cu unele denivelări şi goluri, are
culoare maronie deschisă. Lungimea piesei este 5,2 cm.
Găvanul are corpul de formă ovală în plan şi tronco-
nică în profil, cu marginea dreaptă şi fundul drept - uşor
rotunjit. În partea centrală laturile lungi sunt prevăzute
cu câte un mic „cioc” realizat prin şănţuire (lungimea –
Piese din categoria ceramicii tehnice depistate în aşezarea Trinca “Izvorul lui Luca” 7

Fig. 1. Trinca “Izvorul lui Luca”. Linguri de lut ars.

8 Oleg Leviţki
2,7 cm, lăţimea maximală – 2,3 cm, adâncimea – 0,8
cm).
Coada, dispusă oblic faţă de baza găvanului, se în-
gustează uşor spre extremitatea sa şi este prevăzută cu
orificiu longitudinal de formă conică cu lungimea de
1,4 cm (fig. 2,2; foto 1,1).
6. Lingură, reconstituită integral, depistată în stratul
II de săpătură. Este modelată dintr-o pastă grosieră cu
şamotă de granulaţie diferită în compoziţie. Pereţii şi
îndeosebi fundul piesei sunt groşi, iar coada masivă.
Suprafaţa insuficient netezită, cu denivelări şi goluri,
are culoare cenuşie cu pete maronii. Lungimea lingurii
este de 9 cm.
Găvanul are corpul de formă aproape circulară în plan
şi tronconică-rotunjită în profil, cu marginea dreaptă şi
fundul drept-uşor rotunjit (lungimea – 4,5 cm, lăţimea
maximală – 4,4 cm, adâncimea – 1,6 cm).
Coada scurtă, dispusă oblic faţă de baza găvanului, de
formă tronconică, este prevăzută cu orificiu longitudinal
de formă conică cu lungimea de 3 cm (fig. 2,4; foto 1,6).
Piesa atestă urme de ardere intensă.
7. Lingură, reconstituită integral, provine din stratul
II de săpătură. Este modelată dintr-o pastă fină cu şa-
motă de granulaţie mică şi nisip în compoziţie. Fundul
piesei şi pereţii sunt groşi, coada masivă. Suprafaţa ne-
tezită, cu unele denivelări, are culoare maronie, alocuri
păstrându-se urme de angobă cenuşie. Lungimea piesei
este de 8,5 cm.
Găvanul are corpul de formă ovală alungită în plan şi
tronconic-rotunjită în profil, marginea subţiată, dreap-
tă, uşor evidenţiată şi fundul drept (lungimea – 5,5 cm,
lăţimea maximală – 3,7 cm, adâncimea – 1,4 cm).
Coada scurtă, orizontală, reprezintă o îngustare trepta-
tă a corpului şi este prevăzută cu orificiu longitudinal de
formă conică cu lungimea de 3,5 cm (fig. 1,1; foto 1,7).
8. Fragment de lingură, depistat în incinta locuinţei
de suprafaţă nr. 5 cercetate în anul 2001. Reprezintă
partea de joncţiune dintre corp şi coadă. Fundul este
foarte gros (1,7 cm), pereţii se subţie către margine.
Este modelată din pastă fină cu şamotă de granulaţie
mică în compoziţie. Suprafaţa netezită, cu unele deni-
velări, este acoperită cu angobă maronie deschisă, către
fund, cenuşie. Lungimea fragmentului este de 3,2 cm.
Găvanul, probabil de formă ovală în plan, are adân-
cimea de circa 0,7 cm.
Coada este prevăzută cu orificiu longitudinal
(fig. 3,1).
Baza piesei atestă urme de ardere intensă.
9. Fragment de lingură, depistat în stratul II de săpă-
tură. Este modelată din pastă fină cu şamotă de granu-
laţie mică şi nisip în compoziţie. Suprafaţa este acope-
rită cu angobă maronie şi calitativ netezită. Baza piesei
în urma arderii intense are culoare cenuşie. Lungimea
fragmentului este de circa 3,5 cm.
Găvanul, probabil de formă ovală în plan, are fundul
drept.
Coada scurtă, reprezintă o uşoară îngustare a corpu-
lui şi este prevăzută cu orificiu longitudinal de formă
conică cu lungimea de 1,5 cm (fig. 1,4).
10. Fragment de lingură, provine din stratul II de să-
pătură. Reprezintă coada şi o parte neînsemnată a cor-
pului. Este modelată din pastă grosieră cu şamotă de
granulaţie mijlocie în compoziţie. Suprafaţa netezită
neglijent, cu denivelări şi goluri, are culoare maronie.
Lungimea fragmentului este de 3,4 cm.
Găvanul, probabil de formă ovală în plan, cu fundul
drept, are adâncimea de circa 1,4 cm.
Coada scurtă, orizontală reprezintă o îngustare trep-
tată a corpului şi este prevăzută cu orificiu longitudinal
de formă conică cu lungimea de circa 2 cm (fig. 1,5).
11. Fragment de lingură, provine din stratul II de
săpătură. Reprezintă partea de joncţiune dintre corp şi
coadă. Este modelat din pastă fină cu şamotă de granu-
laţie mică în compoziţie. Pereţii sunt relativ groşi, iar
coada masivă. Suprafaţa netezită, cu multe denivelări,
are culoare cenuşie. Lungimea fragmentului este de
5,2 cm.
Găvanul, eventual de formă ovală, are marginea
dreaptă.
Coada orizontală este prevăzută cu orificiu longitu-
dinal (fig. 3,3).
Fragmentul recuperat prezintă urme de ardere inten-
să, alocuri până la zgurificare.
12. Fragment de lingură, provine din stratul II de să-
pătură. Reprezintă jumătatea corpului din partea opusă
cozii. Este modelată din pastă grosieră cu şamotă de
granulaţie mare şi calcar pisat în compoziţie. Fundul
şi pereţii sunt relativ groşi. Suprafaţa netezită, cu une-
le denivelări şi goluri, are culoare cenuşie. Lungimea
fragmentului este de 4,5 cm.
Găvanul are formă ovală, marginea dreaptă, subţiată
şi fundul drept (lăţimea maximală – 3 cm, adâncimea –
1,5 cm) (fig. 3,5).
Piesa atestă urme de ardere intensă, alocuri până la
zgurificare.
13. Fragment de lingură, provine din stratul II de
săpătură. Reprezintă partea corpului din partea opusă
cozii. Este modelată din pastă grosieră cu şamotă în
compoziţie. Fundul şi pereţii sunt groşi. Suprafaţa cu
multe denivelări şi goluri este de culoare cenuşie. Lun-
gimea fragmentului este de circa 4 cm.
Găvanul de formă ovală, cu marginea dreaptă, fun-
dul drept evidenţiat, are lăţimea de circa 4,2 cm, adân-
cimea – 0,75 cm (fig. 3,4).
Piese din categoria ceramicii tehnice depistate în aşezarea Trinca “Izvorul lui Luca” 9

Fig. 2. Trinca “Izvorul lui Luca”. Linguri de lut ars.

10 Oleg Leviţki
Piesa este arsă intens.
14. Fragment de lingură, depistat în stratul II de
săpătură. Reprezintă partea distală a cozii, perforate
longitudinal. Modelată din pastă grosieră cu şamotă
în compoziţie. Suprafaţa netezită, cu neînsemnate de-
nivelări, este acoperită cu angobă de culoare maronie
cu pete cenuşii. Lungimea fragmentului este de circa
2,7 cm (fig. 3,2).
Baza orizontală a cozii are urme de ardere.
Condiţiile de depistare
a) Linguri întregi şi reconstituite:
- trei dintre ele (nr. 1, 2, 3) au fost evidenţiate printre
vestigiile unor complexe de habitat de suprafaţă, sur-
prinse, respectiv, la adâncimile de 0,5-0,55; 0,65-0,68
şi 0,6-0,65 m de la orizontul actual de călcare;
- una (nr. 4), provine din umplutura unei gropi me-
nagere, evidenţiate la adâncimea de 1 m de la nivelul
terenului actual şi care se adânceşte în lutul galben cu
1,35 m;
- lingură (nr. 5) depistată în stratul I de săpătură
(adâncimea 0-0,25 m);
- altele două (nr. 6 şi 7) provin din stratul II de săpă-
tură (adâncimea 0,25-0,5 m) care suprapune nemijlocit
construcţiile de suprafaţă (locuinţe, vetre, platforme);
b) Linguri fragmentare:
- un fragment (nr. 8) a fost găsit printre vestigiile
unei locuinţe de suprafaţă, descoperită la adâncimea de
circa 0,76-0,87 m de la orizontul actual de călcare;
- celelalte (nr. 9-14) au fost depistate în stratul II de
săpătură (adâncimea 0,25-0,5 m).
Aspectul tehnologic
Din punct de vedere tehnologic, 8 dintre lingurile în-
tregi şi fragmentare depistate în aşezare (nr. 1, 3, 4, 6,
10, 12-14) au fost modelate din pasta grosieră care, în
general, în calitate de degresant conţine şamota de gra-
nulaţie mare şi mijlocie. În compoziţia pastei de mode-
lare a două exemplare (nr. 4 şi 12), de rând cu şamota,
se conţine şi calcar mărunţit. Într-un caz (piesa nr. 3),
în calitate de degresant, împreună cu şamota şi calcarul
mărunţit a fost adăugat şi silex pisat ars. 6 dintre piesele
întregi si fragmentare (nr. 2, 5, 7, 8, 9, 11) au fost mode-
late din pastă fină, degresată în primul rând cu şamotă
de granulaţie mică şi foarte mică. Compoziţia pastei a
trei exemplare (nr. 5, 7, 9), atestă şi prezenţa nisipului.
Pasta din care a fost modelată lingura (nr. 2), de rând
cu şamota de granulaţie mică mai conţine particule de
silex pisat ars. Unele piese, atât modelate din pastă gro-
sieră, cât şi fină, posibil, în componenţa pastei au avut
şi adaosuri de altă natură, eventual, organică, despre ce
mărturisesc golurile de pe suprafeţe, formate în urma
topirii, descompunerii particulelor acestora în procesul
arderii sau utilizării (ardere secundară repetată).
Pereţii lingurilor, îndeosebi fundul, independent de
categoria pastei din care au fost modelate, sunt groşi,
iar coada masivă. Suprafeţele netezite mai mult sau mai
puţin îngrijit, cu denivelări şi goluri, au cu precădere cu-
loarea cenuşie sau maronie. Unele dintre ele au fost aco-
perite cu angobă de culoare cenuşie-maronie (nr. 7, 8,
9), într-un caz (nr. 3) – maronie roşiatică. Cu excepţia
lingurii miniaturale (nr. 5) şi a exemplarului (nr. 7), mo-
delate din pastă fină şi a fragmentului de lingură (nr. 10),
lucrată din pastă grosieră, piesele examinate atestă urme
de ardere secundară repetată, fapt ce a impus culorii su-
prafeţelor un spectru şi mai divers de nuanţe.
Aspectul morfologic
Lingurile depistate în aşezarea de la Trinca, după as-
pectul lor general, sunt net deosebite una faţă de alta,
circumstanţă ce nu permite realizarea unei clasificări
tipologice riguroase. Totodată, reieşind din particulari-
tăţile morfologice a pieselor întregi şi a acelor reconsti-
tuite, în primul rând forma găvanului în plan şi în profil,
modul de amplasare a cozii faţă de baza piesei şi, re-
spectiv, faţă de axul lung al găvanului, în linii generale,
ele pot fi divizate în trei tipuri/grupuri, în cadrul cărora
unele dintre ele atestă şi anumite deosebiri din punct de
vedere a modului de realizare a cozii, prezenţa orificiu-
lui longitudinal, prezenţa sau lipsa ciocului, modul de
realizare şi locul amplasării ciocului, dimensiuni.
I. Linguri (nr. 1, 3, 7) cu găvanul de formă ovală în
plan şi tronconică / tronconică-rotunjită în profil, cu
buza subţiată dreaptă şi marginea orizontală sau puţin
mai înaltă în partea opusă cozii şi fundul drept simplu
sau evidenţiat. Găvanul piesei nr. 3 este prevăzut cu
„cioc” modelat prin şănţuirea perpendiculară a uneia
dintre laturile lungi ale gurii. Dimensiunile găvanelor:
lungimea variază între 5 şi 6,2 cm, lăţimea maximală –
între 3,7 şi 5 cm, adâncimea – între 1,2 şi 2,7 cm.
Cozile acestui tip de linguri, dispuse orizontal faţă de
baza găvanului, reprezintă o îngustare treptată a corpu-
lui, au formă tronconică, sau relativ cilindrică, prevă-
zute cu orificii longitudinale de formă conică.
Lungimea totală a acestor piese variază între 8,5 şi
9,5 cm. Diametrul corpului – între 4,6 şi 5,2 cm.
Cu certitudine, acestui tip se atribuie şi piesele frag-
mentare (nr. 8, 9,10).
II. Linguri (nr. 2, 5, 6) cu găvanul de formă ovală /
ovală-circulară în plan şi tronconică / tronconică-rotun-
jită în profil, cu marginea dreaptă şi fundul drept-uşor
rotunjit. Găvanul piesei nr. 2 este prevăzut cu “cioc”
modelat prin şănţuirea perpendiculară a uneia dintre
laturile lungi ale gurii, iar la exemplarul miniatural,
Piese din categoria ceramicii tehnice depistate în aşezarea Trinca “Izvorul lui Luca” 11

Fig. 3. Trinca “Izvorul lui Luca”. Fragmente de linguri de lut ars.

12 Oleg Leviţki
cu două „ciocuri” modelate prin şănţuiri perpendicu-
lare a laturilor lungi ale gurii. Dimensiunile găvanelor:
lungimea – 4,5-5 cm, lăţimea maximală – 4,1-4,2 cm,
adâncimea – 1,6-2,7 cm şi respectiv, a piesei miniatu-
rale – 2,7×2,5×0,8 cm.
Cozile acestor linguri, dispuse oblic faţă de baza gă-
vanului, au formă tronconică sau relativ cilindrică cu
extremitatea îngroşată şi sunt prevăzute cu orificiu lon-
gitudinal de formă conică.
Lungimea totală a acestor piese variază între 9 şi 9,7
cm, diametrul corpului de circa 5 cm. Exemplarul mi-
niatural are lungimea de 5,2 cm şi diametrul de 3 cm.
III. Lingură miniaturală (nr. 4), cu găvanul de formă
circulară în plan şi tronconică în profil, rotunjită în par-
tea superioară, cu marginea dreaptă, subţiată şi fundul
evidenţiat, uşor rotunjit (diametrul 2,3 cm, adâncimea
– circa 0,7 cm).
Coada, dispusă oblic faţă de baza găvanului, are sec-
ţiune cvasidreptungiulară, din care se mai păstrează
doar baza.
Lungimea piesei, fără coadă, este de 3,5 cm.
Decorul
Nici una din linguri nu este ornamentată.
Încadrarea cultural-cronologică
Situl Trinca “Izvorul lui Luca”, după cum nu o dată
a fost menţionat, reprezintă un obiectiv cu mai multe
nivele de locuire. Orizontul hallstattian timpuriu HaA-
HaB1 a fost suprapus de altele, mai recente, din peri-
oadele HaB2-HaC. La rândul lor construcţiile adâncite
din perioada hallstattiană timpurie au deranjat depu-
nerile culturale din epocile anterioare – epoca eneoli-
ticului, perioada de tranziţie de la eneolitic la epoca
bronzului şi din epoca bronzului. Astfel, piesele de lut
ars examinate pot aparţine atât nivelelor de locuire mai
timpurii, cât şi celor mai recente.
În această situaţie, pentru stabilirea perioadei de uti-
lizare a acestor unelte se va lua în consideraţie:
- contextul depistării (complexe);
- condiţiile stratigrafice de depistare;
- caracteristicile tehnologice;
- particularităţile morfologice, dimensiunile, corobo-
rate cu parametrii proprii pieselor de acelaşi tip depis-
tate în contexte cultural-cronologice sincrone nivelelor
de locuire atestate la Trinca, începând cu epoca eneoliti-
cului, perioada de tranziţie de la eneolitic la epoca bron-
zului şi până la sfârşitul primei epoci a fierului, atât din
spaţiul carpato-nistrean, cât şi din teritoriile limitrofe
sau mai îndepărtate dinspre vest, respectiv, dinspre est.
Contextul cultural-cronologic de depistare
- trei dintre piesele examinate (nr. 1, 2, 3), după cum
deja s-a menţionat, au fost depistate în complexe de
habitat de suprafaţă;
- una (nr. 4) provine din umplutura unei gropi me-
najere, evidenţiate la adâncimea de 1 m de la nivelul
terenului actual şi care se adânceşte în lutul galben cu
1,35 m;
- fragmentul (nr. 8) a fost găsit printre vestigiile unei
locuinţe de suprafaţă, descoperită la adâncimea de cir-
ca 0,76-0,87 m de la orizontul actual de călcare.
Lingura nr. 1 provine din locuinţa de suprafaţă nr. I,
depistată la adîncimea de circa 0,5-0,55 m. de la nivelul
terenului actual, în campania de săpătură din anul 1989.
În perimentrul ocupat de vestigiile locuinţei au fost co-
lectate fragmente de ceramică, oase de animale, silexuri
şi câteva piese individuale, dintre care unele arse.
Lingura de lut ars, în acest complex, apare în asociere
cu mai multe piese de lut ars (fusaiole, “pâinişoare”,
bile, figurine zoomorfe, vase miniaturale), silex (îndeo-
sebi lame pentru seceri), piatră şlefuită (topor perforat),
os (dintre care importanţă deosebită are psalia) şi o tijă
de bronz.
Ceramica depistată printre vestigiile locuinţei şi în
nemijlocita ei apropiere, din punct de vedere tehnolo-
gic, se împarte în două categorii convenţionale, prin-
cipale: fină şi de uz comun. În cadrul primei categorii
se include ceramica modelată din pastă bine frământa-
tă având ca degresant cioburi mărunt pisate, cu ardere
bine controlată, cu suprafaţa lustruită, culoarea variind
de la negru până la galben-cenuşiu, uneori pătată. A
doua categorie include ceramica modelată dintr-o pastă
mai grosieră, cu amestec de cioburi pisate cu granulaţie
mare, cu ardere de calitate inferioară şi cu prelucrarea
la fel a suprafeţei, având culoare galben-cenuşie sau că-
rămiziu-cafenie cu pete cenuşii. Circa 4% din întregul
lot de ceramică, atât fină cât şi de uz comun, conţine
în pasta de modelare, de rând cu şamota şi degresanţi
de altă natură: silex pisat ars, granule de calcar, micro-
prundişuri.
În cadrul ceramicii fine se identifică următoarele ti-
puri: chiupuri (vase bitronconice de proporţii) cu su-
prafaţa exterioară neagră, îngrijit prelucrată, iar cea
interioară de culoare galbenă sau oranj, ornamentate în
partea de sus cu caneluri orizontale, iar umerii cu ca-
neluri oblice în asociere cu proeminenţe simple sau în
pereche; străchini larg deschise, de formă tronconică,
cu corpul mai mult sau mai puţin rotunjit către gură şi
marginea invazată, ornamentate cu caneluri orizontale
în partea superioară a corpului, mânere-apucători sau
cu motive formate din asocierea acestor elemente; cupe
 Piese din categoria ceramicii tehnice depistate în aşezarea Trinca “Izvorul lui Luca”
cu profil în formă de “S” sau rotunjit, cu marginea eva-
zată, de regulă neornamentate; căni scunde cu corpul
oval în plan şi toarta supraînălţată, de regulă, neorna-
mentate, căni cu corpul în formă de “S”, prevăzute cu
torţi, supraînălţate vertical sau înclinate, ornamentate
pe umeri cu caneluri orizontale; căni tronconice înalte,
torţile cărora coboară din buză spre corpul vasului; pa-
hare cu corpul zvelt uşor rotunjit, marginea puţin eva-
zată sau dreaptă, unele, posibil, erau prevăzute cu pi-
cioruş cilindric plin cu baza goală; fructiere evidenţiate
după câteva fragmente de funduri – suporturi goale.
Ceramica de uz comun atestă prezenţa următoarelor
tipuri: vase în formă de lalea ornamentate cu un şir de
orificii dispuse sub buză, cu brâu alveolat, cu mâne-
re-suporturi, cu brâu simplu pe umărul vasului sau cu
compoziţii formate din aceste elemente; vase de tip
borcan şi vase cu corpul slab bitronconic, ornamentate
similar celor de tip lalea; strecurători.
Lingura nr. 2 provine din locuinţa de suprafaţă nr. 3,
descoperită la adâncimea de 0,65-0,68 m de la nivelul
orizontului actual, în campania de săpătură din anul
2000. Din perimetrul aglomeraţiei provine o colecţie
valoroasă de ceramică, fragmente, oase de animale,
unelte şi ustensile.
De rând cu lingura de lut, aici au fost găsite şi alte
ustensile de lut ars (două rondele, două fusaiole, o fi-
gurină zoomorfă care reprezintă calul), un fragment de
topor de granit, perforat, şlefuit şi mai multe frecătoare
din galete de râu.
Ceramica din perimetrul locuinţei, din punct de vede-
re tehnologic, atestă prezenţa a două categorii principa-
le: fină şi de uz comun. Prima categorie include cerami-
ca modelată din pastă bine frământată având ca degre-
sant cioburi mărunt pisate. A doua – ceramica modelată
dintr-o pastă mai grosieră, cu amestec de cioburi pisate
cu granulaţie mare. Unele fragmente de ceramică, atât
fină cât şi de uz comun, conţine în pasta de modelare, de
rând cu şamota şi degresanţi de altă natură: silex pisat
ars, granule de calcar, microprundişuri.
În cadrul ceramicii fine, din punct de vedere mor-
fologic, se evidenţiază: străchini deschise cu corpul
tronconic rotunjit către gură, cu marginea invazată;
chiupuri cu pereţii groşi, bicromatici (negri lustruiţi la
exterior şi galben-oranj în interior; căni cu corpul uşor
profilat şi toarta supraînălţată; cupe cu corpul în formă
de “S”. Ceramica de uz comun este reprezentată prin:
vase de tip lalea; vase de tip borcan şi oale ornamentate
cu un şir de orificii complete sub buză, cu brâu alveolat
sau cu combinaţii formate din aceste elemente.
Lingura nr. 3 provine din locuinţa de suprafaţă nr. 1,
descoperită la adâncimea de 0,6-0,65 m de la nivelul
13
orizontului actual, în campania de săpătură din anul
2002. În perimetrul locuinţei au fost colectate fragmen-
te de ceramică, oase de animale, silexuri, fragmente de
lemn petrificat, unelte şi ustensile.
Lingura de lut a fost găsită înpreună cu alte două pie-
se de lut ars (o fusaiolă şi o piesă votivă – amuletă), un
celt de bronz, de tipul celor cu o tortiţă, cu nervură ma-
sivă în jurul găurii de înmănuşare, prevăzut pe faţete cu
ornament în relief, fragmentul unei dălţi, confecţionată
dintr-o aşchie de os de animal; trei unelte de silex; un
frecător din galetă de râu.
Ceramica, din punct de vedere tehnologic, se împarte
în două categorii convenţionale principale: fină şi de uz
comun. În cadrul primei categorii se include ceramica
modelată din pastă bine frământată având ca degresant
cioburi mărunt pisate. A doua categorie include cera-
mica modelată dintr-o pastă mai grosieră, cu amestec
de cioburi pisate cu granulaţie mare. Unele fragmen-
te de ceramică, atât fină cât şi de uz comun, conţine
în pasta de modelare, de rând cu şamota şi degresanţi
de altă natură: silex pisat ars, granule de calcar, micro-
prundişuri. Din punct de vedere morfologic, ceramica
fină este reprezentată de: căni cu corpul tronconic, toar-
ta supraînălţată şi fundul plat; căni cu corpul profilat,
toarta puţin supraînălţată, ornamentate pe umăr cu ca-
neluri orizontale; străchini deschise cu corpul tronco-
nic rotunjit către gură cu marginea invazată; străchini
tronconice cu marginea tăiată oblic spre exterior sau
formează o platformă înclinată spre interior; chiupuri
cu suprafeţele bicromatice (negru lustruit în exterior şi
oranj in interior) ornamentate la baza gâtului cu cane-
luri orizontale, pe umăr cu caneluri în ghirlandă. Cera-
mica de uz comun atestă prezenţa vaselor de tip lalea,
ornamentate cu brâu alveolat pe umăr, sau cu un şir de
orificii dispus sub buza vasului şi a oalelor prevăzute
pe umăr cu brâu alveolat dispus orizontal.
Lingura nr. 4 provine din umplutura gropii nr. 3,
evidenţiate la adâncimea de 1 m de la nivelul terenului
actual, în campania de săpătură din anul 1998.
Lingură de lut ars apare împreună cu numeroase re-
sturi de cultură materială: ceramică, silexuri, oase de
animale, fragmente de lipitură, pietre şi câteva usten-
sile, un fragment de râşniţă de gresie, două percutoare
din galete de râu.
Ceramica hallstattiană, conform caracteristicilor teh-
nologice, atestă prezenţa a două categorii: de uz comun
şi fină. Din punct de vedere morfologic, prima categorie
atestă prezenţa vaselor de tip borcan şi de tip lalea, or-
namentate cu: şir de găuri sub margine, brâie alveolate
şi apucători-suporturi, sau de unele singure, cât şi îm-
preună. Cea fină – a străchinilor tronconice cu marginea
14 Oleg Leviţki

Fig. 4. Trinca “Izvorul lui Luca”. Piese de calcar tortonian.

 Piese din categoria ceramicii tehnice depistate în aşezarea Trinca “Izvorul lui Luca”
trasă spre interior şi în formă de coif; chiupurilor cu pe-
reţii bicromatici; cupelor cu profilul in formă de “S”.
Fragmentul de lingură nr. 8 provine din locuinţa de
suprafaţă nr. 5, descoperită la adâncimea de 0,76-0,87
m de la nivelul orizontului actual, în campania de să-
pătură din anul 2001. În perimetrul locuinţei au fost
colectate fragmente de ceramică, oase de animale, sile-
xuri, 2 fragmente de borduri de vetre portative şi câteva
unelte şi ustensile.
De rând cu fragmentul de lingură, s-au găsit: o fu-
saiolă de lut ars, o cute şi un percutor din galete de râu
şi două unelte din oase de animale.
Conform caracteristicilor tehnologice, ceramica din
prima epocă a fierului atestă prezenţa a două categorii:
fină şi de uz comun. Ceramica fină înglobează: străchini
tronconice cu buza invazată, cupe cu profilul în formă
de “S”, căni cu toarta supraînălţată, fragmente de chiu-
puiri bicromatice. Cea de uz comun – vase de tip borcan
şi vase de tip lalea, ornamentate cu un şir de găuri sub
margine în asociere cu brâie alveolate şi apucători-su-
porturi la baza gâtului. Sub dărâmăturile pereţilor, pe
podeaua locuinţei s-au mai găsit şase aglomeraţii de
fragmente de ceramică, cu urme de ardere secundară,
aparţinând la şase vase, dintre care 4 din categoria de uz
comun (un vas de tip borcan, unul de tip lalea şi două de
tip oală) şi 2 din cea fină (castron bitronconic, chiup).
În aşa mod, încadrarea cultural-cronologică a lingu-
rilor nr. 1, 2, 3, 4 şi a fragmentului de lingură nr. 8 este
în dependenţă directă de contextul evidenţierii lor. Ce-
ramica depistată în locuinţe şi groapa menajeră prezin-
tă cel mai important indicator în privinţa apartenenţei
culturale a acestor complexe. Categoriile tehnologice,
tipurile morfologice şi îmbinările compoziţionale ale
elementelor ornamentale (modul şi maniera de aplicare
a lor) demonstrează prezenţa majorităţii covârşitoare a
veselei fine şi de uz comun specifice culturii Hallstat-
tului canelat de la est de Carpaţi de tip Chişinău-Cor-
lăteni (Leviţki 1994, 79-108; László 1994, 111-124),
datat în perioada – mijlocul sec. XII – sec. X î.e.n. (Le-
viţki 1994, 146-147). În acelaşi timp, ceramica de uz
comun atestă prezenţa unor clare influenţe de origine
răsăriteană din dreapta Niprului, de tradiţie Belogru-
dovka-Černyj Les timpurie (Левицкий 1986, 86-87;
Leviţki 2003, 227-231). Coroborarea parametrilor teh-
nologici ai lingurilor, îndeosebi compoziţia pastei din
care au fost modelate, cu cei caracteristici ceramicii de
tip Chişinău-Corlăteni, descoperită în aşezarea Trinca
“Izvorul lui Luca”, atestă similitudinea lor.
Concretizarea perioadei de utilizare a lingurii din
complexul descoperit în anul 1989 poate fi realizată da-
torită faptului depistării aici a unei psalii de os. Piesa se
atribuie tipului în formă de tijă prevăzută cu trei găuri
15
dispuse în acelaşi plan. Se caracterizează prin orificii
rotunde la capete şi ovale în centru şi ornamenaţie din
cerculeţe concentrice (Leviţki 1994, 115, fig. 61,1). Psa-
lia de la Trinca este identică, din punct de vedere morfo-
logic şi ornamental, cu psalia din aşezarea de la Fontany
(Колотухин 1982, 108, рис. 4,1) care, alături de psalia
din aşezarea de la Derievka (Шарафутдiнова 1974, 57-
62, рис. 3,3), sunt considerate cele mai timpurii psalii
ale culturii Belozerka, datate în ansamblu la mijlocul
sec. XII – sec. X î.e.n. (Отрощенко 1986, 142).
Încadrarea cronologică sigură a lingurii din locuinţa
cercetată în anul 2002 este posibilă datorită depistării
ei împreună cu un celt de bronz cu o urechiuşă, cu mar-
ginea găurii de înmănuşare îngroşată. Faţetele de formă
trapezoidală sunt ornamentate cu decor în relief, redat
sub forma literei “Y” în centru şi câte două nervuri, pe
părţi. Pe una din faţete se identifică un gol de la turnare,
în formă de orificiu şi fisuri la baza acestuia şi în partea
superioară (Leviţki ş.a. 2003, 174, fig. 1,1). Aparţine
tipului de celturi cu o urechiuşă şi nervură masivă în
jurul găurii de înmănuşare (Левицкий 1993, 56). Con-
form clasificării propuse de V. Dergacev, piesa se înca-
drează în tipul Debrecen, caracteristic complexelor pe-
rioadei HaA1-HaB1 (Дергачëв 1997, 39, рис. 9,1) şi
care a avut o largă răspândire spaţială (Ibidem, Карта
22, 1). În arealul culturii Chişinău-Corlăteni celturi
tipologic similare piesei de la Trinca, până în prezent
erau atestate în depozite sau găsite fortuit (Левицкий
1993, 56; Leviţki 1994, 119-120).
Rezumând cele prezentate mai sus, putem admite că
lingurile depistate în complexele de habitat şi menajere
din aşezarea de la Trinca, ţinând cont de context, ar fi
aparţinut comunităţii hallstattiene timpurii.
Condiţiile stratigrafice
Trei dintre piesele examinate au fost depistate în
procesul degajării straturilor de săpătură. Lingura mi-
niaturală (nr. 5) – în stratul I. Alte două, întregi (nr. 6
şi 7) – în stratul II. Tot în stratul II au fost găsite şi
fragmentele de linguri (nr. 9-14).
După cum am menţionat în repetate rânduri, în aşeza-
rea de la Trinca sunt atestate mai multe niveluri de locu-
ire – paleoliticul superior, epoca eneoliticului, perioada
de tranziţie de la eneolitic la epoca bronzului, epoca
bronzului, epoca fierului, antică târzie şi medievală.
Intervenţiile masive, repetate ale comunităţilor ce
s-au stabilit pe promontoriu în diferite epoci, pentru
amenajarea locuinţelor adâncite şi săparea gropilor
care se adânceau în lutul galben până la adâncimea de
1,25-1,5 m, aratul anual, inclusiv până în anul 1989,
precum şi alte excavări contemporane au dus la deran-
jarea în mare măsură a nivelurilor de locuire. Ca rezul-
16 Oleg Leviţki

tat, vestigiile caracteristice pentru niveluri de locuire Parametrii tehnologici

enumerate, inclusiv, piesele de silex din paleoliticul su- Pentru atribuirea lingurilor de lut ars, depistate în
perior, au fost depistate în umplutura bordeielor, gropi- straturile de săpătură, la unul dintre nivelurile de locu-
lor, straturile de cultură, sporadic, chiar la suprafaţă. În ire atestate în aşezare, în calitate de indicator cultural
aşa condiţii, poziţia stratigrafică a vestigiilor, în cazul pot fi invocate caracteristicile lor tehnologice (catego-
dat a lingurilor de lut ars, nu poate servi ca reper incon- ria pastei, natura degresanţilor, ponderea lor în com-
testabil pentru stabilirea apartenenţei lor la unul sau alt poziţia pastei, mărimea granulelor, gradul de ardere şi
nivel de locuire, chiar şi în condiţiile când în straturile prelucrare a suprafeţelor etc.), coroborate cu parametrii
de săpătură nr. I şi II predomină materialul ceramic din tehnologici ai ceramicii caracteristice culturilor arheo-
epoca hallstattiană, dat fiind că în condiţii stratigrafice logice atestate în aşezare.
similare este atestată şi ceramică ce ţine şi de celelalte Sub acest aspect, dat fiind faptul că parametrii teh-
niveluri de locuire, îndeosebi din perioada de tranziţie nologici ce caracterizează lingurile au fost deja menţi-
de la eneolitic la epoca bronzului. Drept exemplu, pre- onaţi, în cele ce urmează vom prezenta, succint, carac-
zentăm distribuirea materialului ceramic din perioada teristicile tehnologice a categoriilor de ceramică speci-
de tranziţie de la eneolitic la epoca bronzului – epo- fice nivelurilor de locuire atestate în aşezare.
ca hallstattiană în straturile de săpătură din secţiunile Ceramica din perioada de tranziţie de la eneolitic la
unde au fost găsite linguri/fragmente de linguri de lut epoca bronzului depistată în situl de la Trinca, din punct
ars (vezi Tabelul de mai jos). de vedere tehnico-tehnologic se divizează în: ceramică
Niveluri Perioada Perioada timpurie Perioada mijlocie Epoca
de locuire de tranziţie a ep. bronzului a ep. bronzului hallstattiană
1996
Str. I 53 - 6 566

Str. II 96 39 27 1136

Str. III 196 80 33 529

Str. IV 123 - - 25
2000
Str. I 11 10 5 734

Str. II 14 28 20 880

Str. III 4 20 17 189

Str. IV - - 1 234
2001
Str. I 8 - - 606

Str. II 26 4 9 1290

Str. III 48 21 27 781

Str. IV 20 2 1 212
2002
Str. I 8 - 10 1613

Str. II 26 - 57 2383

Str. III 48 - 53 2174

Str. IV 20 - 1 528
 Piese din categoria ceramicii tehnice depistate în aşezarea Trinca “Izvorul lui Luca”
fină lucrată din pastă bine frământată, cu degresant de
mică structură; ceramică de uz comun lucrată dintr-o
pastă mai grosieră, ce are în compoziţie şamotă de gra-
nulaţie diferită, uneori şi degresanţi de altă natură - gra-
nule mici de calcar, nisip, microprundişuri; ceramică
din pastă poroasă şi friabilă cu cochilii de scoici sau
melci în compoziţie (Leviţki ş.a. 1999, 21-22.34).
Ceramica atribuită perioadei timpurii a epocii bron-
zului, conform parametriilor tehnologici atestă prezen-
ţa a două categorii tehnologice: ceramică fină modelată
dintr-o pastă bine frământată, conţinând în compoziţie
nisip şi şamotă de granulaţie mică, iar în unele cazuri
particule de silex şi calcar mărunţit; ceramica de uz co-
mun modelată din pastă mai grosolană, densă, cu mult
nisip şi cioburi pisate sau numai cu şamotă în compo-
ziţie (Leviţki 1997, 220; Idem 2002).
Perioada mijlocie a epocii bronzulzui în aşezarea de
la Trinca este atestată prin vestigii ce ţin de două cul-
turi arheologice – Komarov şi Mnogovalikovaja.
Ceramica culturii Komarov, conform caracteristici-
lor tehnologice, se împarte în două categorii conven-
ţionale: fină şi de uz comun, totodată o deosebire ab-
solută între ele nefiind stabilită. Ambele sunt modelate
din pastă degresată, în general, cu silex mărunţit ars, în
unele cazuri în asociere cu granule de calcar, nisip de
râu, deosebindu-se doar prin mărimea granulelor, mi-
nuţiozitatea finisării suprafeţelor şi grosimea pereţilor
vaselor (Leviţki 1997, 217-218).
Ceramica de tradiţie Mnogovalikovaja este modelată
dintr-o pastă cu nisip, şamotă de granulaţie mică, cal-
car mărunţit în compoziţie (Leviţki 2002).
Ceramica din epoca hallstattiană, conform caracte-
risticilor ei tehnologice, se împarte în două categorii
convenţionale: fină şi de uz comun. Ceramica fină este
modelată din pastă bine frământată având ca degresant
cioburi mărunt pisate, în unele cazuri, în asociere cu
silex mărunţit, microprundişuri, granule de calcar. Ce-
ramica de uz comun este lucrată dintr-o pastă mai gro-
sieră cu amestec de cioburi pisate cu granulaţie mare,
uneori cu adausuri de silex mărunţit, microprundişuri,
granule de calcar şi mică (Leviţki 1995, 251).
Sintetizând cele prezentate, constatăm că în cadrul
complexelor de ceramică caracteristice nivelurilor cul-
tural-cronologice din aşezare sunt prezente câte două
categorii tehnologice convenţionale, principale, mode-
late din pastă grosieră şi, respectiv, fină. Din categorii
similare de pastă au fost modelate şi lingurile găsite în
straturile de săpătură. Astfel, compoziţia pastei grosiere
din care a fost modelată lingura nr. 6 şi fragmentele nr.
10, 13, 14 conţinea numai şamotă de granulaţie mare şi
mijlocie, iar a fragmentului nr. 12 şi granule de calcar.
Pasta fină, din care au fost modelate lingurile nr. 2, 5, 7
şi fragmentele nr. 9 şi 11 a fost degresată în primul rând
17
cu şamotă de granulaţie mică, uneori, în asociere cu
puţin nisip, iar în cazuri singulare – şi cu şilex ars pisat
mărunt (lingura nr. 5) sau mică (fragmentul nr. 11).
Examinarea categoriilor tehnologice de ceramică şi
a celor din care au fost modelate lingurile prin pris-
ma caracterului degresanţilor, denotă faptul că nici una
dintre linguri nu a fost modelată din pastă caracteristică
pentru cultura Komarov, în cadrul căreia, ambele cate-
gorii, în calitate de degresant conţineau în exclusivitate
silexul pisat ars de granulaţie diferită. Deasemenea,
pasta fină din care au fost confecţionate lingurile este
net deosebită de categoria ceramicii fine din perioada
de tranziţie de la eneolitic la epoca bronzului, care în
compoziţie are numai degresanţi de mică structură.
Compararea pastei grosiere caracteristică pentru lin-
guri cu cea din care se modela ceramica grosieră, din
punctul de vedere al caracterului degresanţilor, atestă
similitudinea ei, în primul rând, cu cea caracteristică
pentru epoca hallstattiană şi perioada de tranziţie de la
eneolitic la epoca bronzului, degresată cu şamotă de
granulaţie diferită, uneori în asociere cu granule de
calcar şi microprundişuri, şi, mai puţin cu cea carac-
teristică pentru perioada timpurie şi mijlocie a epocii
bronzului, în care degresantul principal este nisipul şi
mai rar şamotă. Pasta fină, caracteristică pentru linguri,
degresată în primul rând cu şamotă de granulaţie mică,
uneori, în asociere cu puţin nisip, iar în cazuri singulare
şi cu şilex ars pisat mărunt sau mică, a degresanţilor,
este identică cu cea din care se modela ceramica fină
din epoca hallstattiană şi mult deosebită de cea spe-
cifică perioadei timpurii a epocii bronzului, degresată,
în primul rând, cu nisip, la care se adăuga, în cantităţi
mici, şamotă de granulaţie mică, mai rar, particule mici
de calcar pisat sau mici granule de calcar.
În aşa mod, lingurile, modelate din pastă grosieră,
reieşind din natura degresanţilor, pot fi atribuite co-
munităţii hallstattiene şi posibil, celei din perioada
de tranziţie de la eneolitic la epoca bronzului, iar cele
confecţionate din pastă fină, cu precădere, comunităţii
hallstattiene. Atribuirea unor linguri la epoca bronzu-
lui este puţin verosimilă, dat fiind faptul că compoziţia
pastei din care au fost modelate este mult deosebită de
cea caracteristică ceramicii acestei epoci, mai mult ca
atât, vestigiile din această epocă sunt sporadice şi, po-
sibil, atestă existenţa doar a unor staţiuni sezoniere.
Faptul că structura pastei din care se modelau linguri-
le de lut ars este similară celei caracteristice categoriilor
tehnologice de ceramică specifice unei sau altei culturi
arheologice, în majoritatea cazurilor, când este menţi-
onată natura degresantului, este atestat în obiectivele
arheologice în care au fost depistate linguri de lut ars,
începând cu apariţia primelor piese de tipul examinat
18 Oleg Leviţki
– epoca eneoliticului şi până în perioada antică târzie
(Harţuche 1987, 26-29; Monah ş.a. 2003, 189; Mantu,
Ţurcanu 1999, 13; Crîşmaru 1977, 25; Патокова 1979,
42; Şuster 1998, 19; Березанская 1972, 119-120;
Дергачëв, Савва 1985, 80; Рафалович, Черняков
1982, 59; Ромашко 1982, 55; Ванчугов 1983, 89;
Тереножкин 1961, 109; Козенкова 1982, 10; etc.).
În acest context, semnificativă este situaţia atestată
în siturile cu mai multe orizonturi cultural-cronologice,
referitor la care, identificarea apartenenţei culturale a
pieselor de lut ars, este în dependenţă directă de carac-
teristicele tehnologice de modelare a acestora. Exclu-
siv în baza parametrilor tehnologici, a fost identificată
apartenenţa cultural-cronologică a lingurilor depistate
în aşezările culturii Komarov “La grădină” şi “La hâr-
top” de la Coteala raionul Briceni (Дергачëв, Савва
1985, 64-82). În aşezarea “La grădină”, de rând cu ni-
velul de locuire atribuit culturii Komarov, este evidenţi-
at şi un altul, care aparţine de cultura Noua. În aşezarea
“La hârtop”, în afară de nivelul de tip Komarov sunt
atestate şi vestigii ale culturii Tripolie târzie – perioada
de tranziţie de tip Gordineşti şi a culturii Noua.
Din punct de vedere tehnologic, ceramica de tip
Gordineşti este modelată din pastă având ca degresant
cochilii pisate sau fără incluziuni vizibile (Дергачëв,
Савва 1985, 80); a culturii Komarov – silex pisat, une-
ori granit şi nisip (Ibidem, 65.70); a culturii Noua – şa-
motă (Ibidem, 67.76).
Fragmentele de linguri (cel puţin de la 8 piese) de-
pistate în aceste aşezări sunt modelate din pastă care în
compoziţie aveau exclusiv şamotă (Дергачëв, Савва
1985, 67.80), circumstanţă ce i-a determinat pe auto-
rii investigaţiilor să considere că ele au aparţinut unor
meşteri de tradiţie Noua şi atribuite acestui orizont cul-
tural-cronologic (Ibidem, 80).
Revenind la subiectul examinat în acest studiu, men-
ţionăm că atât lingurile provenite din complexe de
habitat şi menajere, dat fiind apartenenţa cultural-cro-
nologică a acestora, cât şi cele depistate în straturile
de săpătură, în pofida aspectului tehnologic se atribu-
ie, cu precădere, epocii hallstattiene, fapt confirmat de
unitatea tehnologică a pieselor din ambele medii de
depistare, precum şi de similitudinile lor morfologice.
În acelaşi timp, unele dintre lingurile din pastă grosi-
eră, din straturile de săpătură, posibil să fi aparţinut şi
comunităţii din perioada de tranziţie de la eneolitic la
epoca bronzului.
În acest context ţinem să menţionăm că în cadrul pie-
selor de lut ars specifice obiectivelor din perioada de
tranziţie de la eneolitic la epoca bronzului de tip Gordi-
neşti, până în prezent, lingurile de lut ars nu sunt cunos-
cute. Lipseşte acest tip de artefacte şi în monumentele
atribuite treptelor anterioare perioadei târzii a comple-
xului Cucuteni-Tripolie din întreaga ei arie (Дергачëв
1980, 116; Маркевич 1981, 17.20.26.50.136; Черныш
1982, 213.231). Deasemenea, lingurile de lut ars nu
sunt atestate nici în aria Horodiştea-Erbiceni (Dinu
1978, 5.8; Dumitroaia 2000, 62), precum şi nici în
obiectivele sincrone din Volynija (Дергачëв 1980,
126.128) şi din bazinul Niprului de Mijloc (Дергачëв
1980, 134.139; Круц 1977, 106.133).
Referitor la perioada târzie a complexului Cucu-
teni-Tripolie – perioada de tranziţie la epoca bronzu-
lui este cunoscută doar o singură piesă de acest tip (în
stare fragmentară), de mici dimensiuni, descoperită în
stratul de săpătură a aşezării de la Usatovo (Патокова
1979, 42.151, рис. 54,1), aşezare eponimă a variantei
locale Usatovo, siturile căreia sunt concentrate, cu pre-
cădere, în zona de stepă din nord-vestul Mării Negre
(Дергачëв 1980, 103, рис. 21; Черныш 1982, карта
6; Мовша 1985, 249, карта 7). Se caracterizează prin
găvan de formă ovală cu buza rotunjită, fundul plat şi
coada orizontală prevăzută cu un orificiu longitudinal
ce comunică cu găvanul. Suprafaţa interioară a obiec-
tului prezintă urme de zgurificare (Патокова 1979,
151).
Tot aici mai adăugăm că lingurile de lut ars, orifi-
ciul longitudinal al cozii cărora comunică cu găvanul
sunt atestate deja în complexele culturii Gumelniţa (fa-
zele A1-A2) din Câmpia Română de la Lişcoteanca,
punctul Movila Olarului (Harţuche, Anastasiu 1976,
113, fig. 199; Harţuche 1987, 27, fig. 36,4), precum şi
în aşezarea de la Pietrele (Berciu 1956, 525, fig. 40).
Aceste exemplare sunt masive. Lungimea totală este
de 16,5 cm şi respectiv mai mult de 19,3 cm, diametrul
găvanului – 9,8 cm şi respectiv 13,5×10,5 cm, adânci-
mea găvanului de 5,3 cm şi respectiv 4,5 cm.
Particularităţi morfologice
Pentru concretizarea poziţiei cultural-cronologice a
lingurilor din aşezarea de la Trinca, în cele ce urmează,
vom apela la particularităţile morfologice şi dimensi-
unile pieselor discutate, comparându-le cu cele carac-
teristice vestigiilor de acelaşi tip depistate în contexte
cultural-cronologice sincrone nivelurilor de locuire
atestate la Trinca, începând cu epoca eneoliticului, pe-
rioada de tranziţie de la eneolitic la epoca bronzului şi
până la sfârşitul primei epoci a fierului, atât din spaţiul
carpato-nistrean, cât şi din teritoriile limitrofe sau mai
îndepărtate dinspre vest, respectiv, dinspre est.
Realizarea acestui obiectiv este dificilă dat fiind fap-
tul că: a) piesele de acest tip, cunoscute în diverse ori-
zonturi cultural-cronologice, similare celor de la Trin-
Piese din categoria ceramicii tehnice depistate în aşezarea Trinca “Izvorul lui Luca” 19

Foto 1. Trinca “Izvorul lui Luca”. Linguri de lut ars.

20 Oleg Leviţki
ca, prezintă o mare diversitate morfologică; b) atestarea
lor în obiectivele arheologice, cu rare excepţii, este în
număr extrem de limitat (1-3 piese reprezentate în ma-
joritatea cazurilor prin fragmente), iar în cazul depistă-
rii într-un sit a mai multor piese de acest tip întregi, din
punct de vedere morfologic, ele nu formează anumite
seriaţii tipologice (vezi de exemplu, lingurile din aşe-
zarea culturii Bondaricha de la Buzovka – Ромашко
1982, рис. 1,30-34).
Mai mult ca atât, în literatura de specialitate lipseşte
un concept, unanim acceptat, privitor la parametrii de-
finitorii, în baza cărora să se elaboreze clasificarea ti-
pologică a lingurilor de lut ars. Cunoaştem doar câteva
încercări de clasificare a acestui tip de piese. În calitate
de parametru morfologic definitoriu pentru linguri-
le cunoscute în cadrul culturii Glina, este considerată
forma găvanului (a – cu căuşul alungit; b – cu căuşul
(mai) pronunţat) (Şuster 1998, 21). Acelaşi parametru
(găvanul sferoidal şi coada cilindrică) este utilizat şi de
C. Matasa (1965, 53) pentru a separa lingurile culturii
Monteoru de cele cucuteniene de stil A din aşezarea cu-
cuteniană de la Târgu Ocna-Podei. Lingurile de lut ars
din inventarul aşezării de la Sergen-Jurt a culturii Ko-
ban (varianta răsăriteană), sunt clasificate în 2 tipuri,
parametrul distinctiv fiind prezenţa sau lipsa ciocului
de turnare (Козенкова 1982, 10). Şi, în sfârşit, în publi-
caţii lingurile de lut ars, cu rare excepţii, nu sunt descri-
se, fiind prezentate doar imaginile lor fotografice, iar în
cazul redării lor grafice, desenul piesei în plan nu este
însoţit de cel a profilului, circumstanţe ce nu permit
identificarea anumitor detalii morfologice.
În aceste condiţii, identificarea paralelor morfologice
pentru lingurile de la Trinca, în orizonturile cultural-
cronologice similare celor fixate în aşezare din teri-
toriile limitrofe este posibilă doar referitor la tipurile/
grupurile evidenţiate, în întregime. Analogiile directe
pentru piesele examinate în acest studiu sunt atestate
extrem de rar.
Lingurile incluse în tipul/grupul I, cu găvanul de
formă ovală în plan şi tronconică în profil, marginea
orizontală sau puţin mai înaltă în partea opusă cozii,
fundul drept, iar cozile dispuse orizontal faţă de baza
găvanului, prezentând o îngustare treptată a corpului,
de formă tronconică sau relativ cilindrică prevăzute
cu orificii longitudinale, în zona Podişului Moldovei
de Nord, cu excepţia sitului de la Trinca, nu sunt cu-
noscute. Piese morfologic apropiate acestora, drept că
într-un număr limitat, găsim în teritoriile dinspre vest
şi respectiv, dinspre est.
În spaţiul carpato-dunărean, lingurile de lut ars de
tipul examinat, sunt atestate deja în inventarul obiecti-
velor arheologice din perioada timpurie a epocii bron-
zului – aşezarea de la Liliceni – Muntele cu piatră, cea
mai semnificativă aşezare a grupului Jigodin din sud-
estul Transilvaniei (Roman ş.a. 1992, Taf. 80,7).
În bazinul Dunării de Mijloc, piesele de acest tip
sunt prezente în inventarul atelierului de prelucrare a
bronzului din perioada mijlocie, cultura Vatja, de la
Lovasbereny-Mihalyvar (Kovacs 1977, 38, fig. 15,6),
precum şi din perioada târzie a epocii bronzului, în
aşezarea de la Saghedy din cadrul culturii Urnenfelder
(Кеменцей 1986, 63, рис. 21,31). Lingurile menţiona-
te, similar piesei nr. 3 de la Trinca, pe latura lungă a
găvanului sunt prevăzute cu “cioc”, care spre deosebire
de cel atestat la piesa noastră, modelat printr-o şănţuire
perpendiculară a laturii lungi, este „tras” din marginea
buzei. Cât priveşte prezenţa orificiului longitudinal al
cozilor, atât descrierea lor mai mult decât laconică, cât
şi desenele nu oferă informaţii.
Referitor la teritoriile nord-pontice, menţionăm că
acestui tip de linguri, posibil, aparţine lingura fragmen-
tară, din care s-a păstrat coada perforată longitudinal şi
o parte din găvan, depistată în aşezarea din perioada
mijlocie a epocii bronzului, cultura Trzcinieck de Est
din zona de silvostepă din Dreapta Niprului, de la Mos-
ny (Ильинская 1960, 54, рис. 5,2; Березанская 1972,
118-120, Табл. VII,15).
Lingurile de lut ars, de care ne preocupăm aici, dea-
semenea, sunt cunoscute şi în siturile culturilor nord-
pontice din perioada târzie a epocii bronzului, sincrone
celor hallstattiene timpurii, grupul Balta din interflu-
viul Nistru-Bug, aşezările Spornoe I (Bанчугов 1983,
99, рис. 2,15; Idem 1990, 91, рис. 26,20) şi Posicely
(Idem 1990, рис. 26,19) şi cultura Bondaricha din zona
de silvostepă din stânga Niprului, aşezările de la Dra-
byśevo şi Oskol (Ильинская 1961, рис. 5,4.8; 5,5), în
ambele medii culturale fiind lipsite de “cioc”.
Apropiate morfologic de piesele incluse în tipul/gru-
pul I de la Trinca sunt lingurile de lut ars prezente în
obiectivele din prima epocă a fierului, cultura Černyj
Les târzie, aşezarea de la Dnestrovka (Смирнова 1985,
19, рис. 12,3) şi aşezarea cu mai multe nivele de locu-
ire (perioadele cuturilor Komarov, Mnogovalikovaja,
Černyj Les târzie şi scitică timpurie) de la Dolinjany
(Смирнова 1981, 48, рис. 5,1.2) din bazinul Nistrului
de Mijloc. Spre deosebire de cele de la Trinca, aces-
tea sunt modelate mai grosolan, iar găvanele în plan
au formă circulară. Exemplarul de la Dnestrovka are
coada plină, fără perforare longitudinală, coada unei
linguri de la Dolineany este prevăzută cu un orificiu
longitudinal ce comunică cu găvanul. Piesele de la Do-
linjany au fost prevăzute şi cu “cioc”, însă deteriorarea
porţiunilor de margine unde au fost amplasate nu per-
mite identificarea modului de realizare a lor.
 Piese din categoria ceramicii tehnice depistate în aşezarea Trinca “Izvorul lui Luca”
Lingurile atribuite tipului/grupului II, cu găvanul de
formă ovală în plan şi tronconică-rotunjită în profil, cu
marginea dreaptă, fundul drept-uşor rotunjit, iar cozile
dispuse oblic faţă de baza găvanului, de formă tronco-
nică sau relativ cilindrică cu extremitatea îngroşată si
prevăzute cu orificiu longitudinal, atât în zona Podi-
şului Moldovei de Nord, cât şi în teritoriile nemijlocit
limitrofe, cu excepţia unei piese din aşezarea Osilevka
din cadrul culturii Belogrudovka din zona de silvoste-
pă din dreapta Niprului (Mелюкова 1958, рис. 1,4), nu
au analogii. Limitate numeric sunt şi piesele la care am
putea face referinţă şi din teritoriile mai îndepărtate.
Pentru exemplarele cu coada de formă tronconică, în
calitate de piese apropiate din punct de vedere morfolo-
gic, putem indica doar lingurile depistate în obiective-
le din perioada timpurie a epocii bronzului din spaţiul
carpato-dunărean din Oltenia, cultura Glina, aşezarea
de la Morăreşti (Şuster, Nica 1995, 115, fig. 1,3; Şuster
1998, 21, fig. 6,8) şi din bazinul Tisei Superioare, cul-
tura Nir (Nyirseg) (Балагури 2001, рис. 6,64). Cozile
ambelor linguri sunt perforate longitudinal. Referitor
la exemplarul de la Morăreşti, Ch. Şuster menţionea-
ză că perforarea ar fi fost făcută ulterior confecţionării
piesei (Şuster 1998, 21).
În perioada mijlocie a epocii bronzului, lingurile de
tipul examinat, atestate în cadrul obiectivului Hügel-
gräberkultur din arcul intra-carpatic, locuinţa de supra-
faţă din situl Vochov din ţinutul Pilzen (Cehia) (Čtrnáct
1954, 340, Obr. 3,8), spre deosebire de cele de la Trin-
ca, are partea distală a cozii uşor încovoiat în jos.
Linguri cu coada relativ cilindrică şi extremitatea
îngroşată similare celei de la Trinca sunt cunoscute în
obiectivele din perioada mijlocie a epocii bronzului
din Transilvania, cultura Wietenberg, aşezarea Sighi-
şoara-Wietenberg (Andriţoiu, Rustoiu 1977, 29, fig.
20,1) şi din nord-estul Mării Azov, cultura Srubnaja
târzie, aşezarea Bezymjanoe II (Горбов, Мимоход
1999, 27, рис. 2,4). Ambele piese au coada perforată
longitudinal. Referitor la prezenţa sau lipsa “ciocu-
lui” indici nu sunt.
Paralele pentru exemplarul miniatural, prevăzut cu
două „ciocuri” modelate prin şănţuiri perpendiculare a
laturilor lungi ale gurii, în mediile culturale sincrone
orizonturilor cultural-cronologice atestate la Trinca, nu
ne sunt cunoscute.
Lingurile atribuite tipului/grupului III, cu găvanul
de formă circulară în plan şi tronconică, rotunjită în
partea superioară în profil, cu marginea dreaptă, fundul
evidenţiat, uşor rotunjit şi coada, dreptunghiulară în
secţiune, dispusă oblic faţă de baza găvanului, în zona
Podişului Moldovei de Nord, deasemenea nu sunt ates-
tate. Pentru acest tip de linguri, în calitate de analogii,
cu unele rezerve, putem indica piesa din aşezarea din
21
perioada timpurie a epocii bronzului de la Odaia Turcu-
lui, aspectul post-Glina din Oltenia (Şuster 1997, 121,
fig. 41,3) şi piesa din aşezarea din perioada mijlocie a
epocii bronzului de la Rogova, cultura Verbicioara din
sud-vestul României (jud. Mehedinţi) (Crăciunescu
1999, 81, Pl. XVIII,1). Apropiată, din punct de vedere
morfologic, de lingurile de tipul/grupul III poate fi con-
siderată şi piesa fragmentară atestată în aşezarea de la
Solov’e, cultura Trzcinieck de Est (perioada mijlocie a
epocii bronzului) din partea de vest a zonei de silvoste-
pă a Ucrainei (Березанская 1972, табл. II,8).
Rezumând cele prezentate mai sus, constatăm că
lingurile încadrate în tipul/grupul I în spaţiul carpato-
dunărean erau în uz cu precădere în epoca bronzului,
inclusiv perioada târzie, iar în teritoriile nord-pontice,
sporadic, în perioada mijlocie a epocii bronzului şi mai
frecvent în perioada târzie a epocii bronzului şi epoca
fierului; exemplarele de tipul/grupul II în spaţiul car-
pato-dunărean sunt prezente în complexele ce ţin de
perioadele timpurie şi mijlocie a epocii bronzului, pe
când în teritoriile nord-pontice doar în perioada ei târ-
zie; piesele atribuite tipului/grupului III, în spaţiul car-
pato-dunărean sunt cunoscute în obiectivele din perioa-
dele timpurie şi mijlocie a epocii bronzului, pe când în
teritoriile nord-pontice – în perioada mijlocie a epocii
bronzului. Tot aici mai menţionăm că modalitatea de
realizare a “ciocului” prin şănţuire, atestată la Trinca, în
mediile culturale unde găsim paralele pieselor exami-
nate nu este cunoscută. O singură menţiune cu privire
la faptul că „ciocul” lingurii reprezintă o tăietură-şăn-
ţuleţ, se referă la una dintre piesele depistate în mor-
mântul unui meşteşugar-metalurg, nr. 10, din necropola
tumulară Lebedi I, cultura Novotitorovka, nordul Mării
Azov (ţinutul Krasnodar), din perioada timpurie a epo-
cii bronzului (Гей 1986, 17).
Aşadar, paralele morfologice ale lingurilor de lut ars
de la Trinca, atestă un diapazon cronologic care inclu-
de integral epoca bronzului şi prima epocă a fierului,
circumstanţă ce demonstrează că aspectul morfologic
este puţin relevant pentru stabilirea apartenenţei lor
cultural-cronologice. În această ordine de idei semni-
ficativă este prezenţa lingurilor de lut ars de tipurile
examinate, în obiectivele culturilor Belogrudovka,
Bondaricha, Belozerka (grupul Balta), Černyj Les şi
scitică timpurie, din teritoriile limitrofe Podişului Mol-
dovei de Nord dinspre est, sincrone nivelurilor de lo-
cuire din epoca hallstattiană atestate în aşezarea Trinca
„Izvorul lui Luca” la care, eventual ele se şi atribue. În
acelaşi timp, piesele examinate, în aspect morfologic,
sunt mult deosebite de lingurile de lut ars cunoscute în
cadrul culturii vecine, sincrone Gáva-Holihrady-Grăni-
ceşti (Малеев 1994, 178-181, рис. 1-7; Ignat 2000, 21,
fig. 2,1.4; Vasiliev ş.a. 1991, 135, fig. 40,12-13.15).
22 Oleg Leviţki

Foto 2. Trinca “Izvorul lui Luca”. Piese de calcar tortonian.

 Piese din categoria ceramicii tehnice depistate în aşezarea Trinca “Izvorul lui Luca”
Piesele de la Trinca corespund celor utilizate în
epoca hallstattiană, prescitică/scitică timpurie şi după
dimensiunile lor, având găvanul cu un volum mic, re-
lativ egal.
Funcţionalitate
Lingurile de lut ars în spaţiul carpato-danubiano-pon-
tic sunt atestate în siturile arheologice începând din epo-
ca eneoliticului şi persistă până în perioada antică târzie.
Piesele de tipul examinat, depistate în nivelul infe-
rior, Gumelniţa A1, al aşezării de la Lişcoteanca “Mo-
vila Olarului”, sunt calificate ca polonice cu mâner tu-
bular (Harţuche, Anastasiu 1976, 113; Harţuche 1987,
27), cea din nivelul doi, Gumelniţa A2, drept lingură
de lut ars cu coada scurtă de formă aproximativ tronco-
nică (Harţuche, Anastasiu 1976, 112; Harţuche 1987,
29). Deasemenea, ca lingură este calificată şi piesa din
aşezarea de la Pietrele, Gumelniţa II, coada căreia este
perforată longitudinal (Berciu 1956, 513.525). Lingu-
rile de lut ars, prezente în cadrul inventarului aşezărilor
culturii Gumelniţa (Stoicani-Aldeni) din bazinul Pru-
tului de Jos – Vulcăneşti II şi Lopăţica – sunt atribuite
unei specii de ceramică specială nr. 8 (Бейлекчи 1978,
39), unele dintre care, dat fiind faptul păstrării urmelor
de ocru, în opinia autorului, erau utilizate în procesul
unor practici deosebite (Ibidem, 103-104).
În cadrul inventarului obiectelor de lut ars caracteris-
tice pentru siturile complexului cultural Cucuteni-Tri-
polie, piesele de acest tip de la Poieneşti (Vulpe 1953,
270-271), Drăguşeni (Cîrciumaru 1977, 28), Scânteia
(Mantu, Ţurcan 1999, 17.133), Duruitoarea Nouă (So-
rochin 2002, fig. 83,5) sunt calificate ca linguri. Exem-
plarele din aşezarea de la Poduri – Dealul Ghindaru,
care atestă urme de ardere secundară, sunt interpretate
drept creuzete pentru topirea şi turnarea aramei (Mo-
nah ş.a. 2003, 39-40.189).
Referitor la etapa eneolitică târzie – perioada de tran-
ziţie de la eneolitic la epoca bronzului – lingurile de
lut ars sunt piese de unicat (aşezarea de la Usatovo).
Partea interioară a exemplarului depistat aici prezintă
urme de zgurificare, fapt ce a permis cercetătorilor să
interpreteze această piesă ca unealtă utilizată în meta-
lurgia bronzului (Патокова 1979, 151).
Lingurile de lut ars depistate în obiectivele din pe-
rioada timpurie a epocii bronzului din spaţiul carpato-
dunărean: Oltenia – cultura Glina, în opinia unor cer-
cetători, erau utilizate la mâncat şi cu prilejul diferitor
operaţiuni cultice (libaţii) (Şuster 1998, 21); din sud-es-
tul Transilvaniei – cultura Zăbala, fără urme de turnare
a metalului topit, sunt considerate polonice (Szekely
1997, 31), iar din cadrul culturii Şchnekenberg, obiecte
de uz gospodăresc (Ibidem, 48). Piesele de tipul exa-
23
minat evidenţiate în inventarul aşezării de la Liliceni –
Muntele cu piatră sunt incadrate în seria de piese uti-
lizate în procesul prelucrării metalelor (Roman 1986,
42; Roman ş.a. 1992, Taf. 80,7).
Cât priveşte teritoriul nord-pontic, destinaţia lin-
gurilor de lut ars pentru turnarea metalului topit este
demonstrată, incontestabil, de prezenţa lor în asocie-
re cu creuzete, forme de turnat, duze şi alte unelte în
unele morminte ale meşterilor-metalurgi care activau
în cadrul comunităţilor culturii Katakombnaja din ba-
zinul Niprului de Jos, zona din nord-vestul Mării Azov,
bazinul Donului de Jos şi bazinul Cubanului de Jos
(Бочкарëв 1978, 48-53; Гей 1986, 13-32; Кубышев,
Нечитайло 1991, 5-21; Клочко 1994, 11, рис. 30,9).
Utilizarea în spaţiul carpato-dunărean a pieselor de
care ne preocupăm în acest studiu în calitate de linguri
de turnat metalul topit, cu certitudine, este demonstrată
de inventarul unuia dintre cele mai timpurii şi autentice
ateliere de prelucrare a bronzului din perioada mijlocie
a epocii bronzului – cultura Vatja (sec. XVII-XV î.e.n.)
cercetat la Lovasbereny-Mihalivar, din Ungaria, unde
acestea apar în asociere cu o formă de turnat de gresie,
o pâlnie conică şi o duză de lut ars, un ciocan masiv şi
o daltă de bronz (Kovacs 1977, 37-39, fig. 15). Din ace-
eaşi perioadă datează şi atelierul-turnătorie descoperit
în aria culturii Unetice, la Bruszczewie, woi. Leszczyn-
skie din Polonia, unde lingura de turnat este însoţită de
un creuzet şi mai multe duze de lut ars, o formă de tur-
nat din piatră, şi piese de bronz finite (Pieczynski 1985,
167, Ryc. 1). Referindu-ne în continuare la culturile din
perioada mijlocie a epocii bronzului din spaţiul carpato-
dunărean, în cadrul inventarului obiectelor de lut ars al
cărora sunt prezente lingurile, menţionăm, că în legătu-
ră cu activitatea metalurgică pot fi considerate şi piesele
depistate în groapa nr. 143 din aşezarea de la Nova Ce-
rekwia, woi. Opolskie, din Polonia, atribuită fazei târzii
a culturii Unetice (Kunawicz-Kasinska 1985, 116, Ryc.
7,g.h.m), precum şi creuzetul cu găvanul de formă ova-
lă cu coada scurtă, extremitatea căreia este încovoiată
în jos din mormântul 7 din necropola de la Hernadkak
din nord-estul Ungariei, atribiuit fazei a treia, târzii,
de funcţionare a necropolei, Reinecke BrA2a (Schalk
1992, 111.189.222.318, Abb. 42; Taf. 3,10).
Cât priveşte piesele de tipul examinat atestate printre
vestigiile arheologice ale culturilor din acestă perioa-
dă: Hügelgräberkultur (Ctrnact 1954, 340, Obr. 3,8);
Otomani (Popescu 1956, 115, fig. 17,1-4; 19/9; Bader
1978, 58, Pl. XXXV,28.29); Monteoru (Mătasă 1964,
53); Wietenberg (Boroffka 1994, Typentaf. 7,36.37;
Andriţoiu, Rustoiu 1977, 29, fig. 20,1.3; 22, 2); Ver-
bicioara (Crăciunescu 1999, 81, Pl. XVIII,1; XIX,4;
Nică 1998, 151-180, fig. 4,6); Tei II-III (Şuster, Popa
24 Oleg Leviţki
1985, 149, fig. 5,2), ele sunt desemnate ca linguri.
Cele descoperite în complexele funerare ale culturii
Gârla Mare – necropola de la Bivolari, dat fiind fap-
tul că extremitatea cozilor reprezintă un cap de pasăre,
sunt apreciate ca piese rituale (Berciu 1953, 600-601,
Pl. XXXIV,6-8).
În aceeaşi ordine de idei, referitor la spaţiul est-car-
patic, populat în această perioadă a epocii bronzului de
comunităţile culturilor Trzcinieck de Est şi Komarov
(Березанская 1985), sau a culturii Trzcinieck-Koma-
rov (Свешников 1990, 79) putem să menţionăm doar
faptul că, în determinarea funcţionalităţii lingurilor
de lut ars, cercetătorii au opinii diferite. De exemplu,
aceeaşi piesă din aşezarea de la Moşny, iniţial a fost
calificată ca lingură de turnat metalul topit (Ильинская
1960, 54, рис. 5,2), ulterior, ca lingură utilizată în
scopuri de bucătărie (Березанская 1972, 119-120,
табл.VII,15), calificativ atribuit şi pieselor din alte si-
turi sincrone.
În obiectivele ce ţin de perioada târzie a epocii bron-
zului lingurile de lut ars depistate în asociere cu alte
unelte utilizate de meşterii-metalurgi – forme de tur-
nat, duze ş.a. cunoscute în obiectivele culturii Piliny
din nord-estul Ungariei de la Benczurfalva (Mozsolics
1973, 81, Taf. 111,7-9); atelierul de prelucrare a bron-
zului descoperit în aşezarea culturii Noua de la Ostro-
veţ (Балагурi 1964, 28-39, табл. II,22; Idem 1980,
103-104, рис. 5,33); orizontul culturii Noua din aşeza-
rea cu mai multe niveluri de locuire (perioada de tran-
ziţie de tip Gordineşti, Komarov, Noua) de la Coteala
(Дергачëв, Савва 1985, 64-82) din bazinul Nistrului
Superior, cât şi cele descoperite în complexe şi stra-
turile de cultură ale aşezărilor culturii Noua de la Slo-
bozia-Şireuţi (Дергачëв 1969, 90, рис. 3), de la Ma-
hala (Смирнова 1969, 14) şi culturii Sabatinovka de
la Comrat (Рафалович, Черняков 1982, 55, рис. 2,11)
şi Krasnaja Kosa (Черняков 1966, 228, рис. 2,1) sunt
calificate ca linguri de turnat metalul topit.
În perioada hallstattiană timpurie, în spaţiul carpa-
to-dunărean, lingurile de lut ars cunoscute în cadrul
culturilor: Urnenfelder din bazinul Dunării de Mijloc
(Кеменцей 1986, 63, рис. 21,31); cultura Gáva din
estul – nord-estul Ungariei, Poroszlo-Aponhat (Pa-
tay 1976, fig. 4,1); din Transilvania – Drîmbar-Te-
leac (Berciu, Popa 1965, fig. 5,13; Vasiliev ş.a. 1991,
135, fig. 40,12-14), Cernatu (Szekely 1966, 21.25,
Pl. VIII,7), precum şi în obiectivele de tip Holihrady
din bazinul Nistrului de Mijloc şi Superior, Gorodni-
ca (Cвешников 1964, табл. I,15.16; Mалеев 1994,
180, рис. 1,4), Kasperovcy (Kрушельницкая, Mалеев
1990, 126, рис. 42,6; Mалеев 1994, 180, рис. 2,6), Bo-
vśev I (Kрушельницька 1976, 33, рис. 9,2; Mалеев
1994, 180, рис. 5), Skala Podol’skaja (Mалеев 1994,
рис. 7) şi a grupului Grăniceşti din Podişul Sucevei,
Grăniceşti (László 1994, 64, fig. 13,1; Ignat 2000, 21,
fig. 2,4), Siret (Ignat 2000, 21, fig. 2,1), în majoritatea
cazurilor, depistate în asociere cu duze, forme de turnat,
piese de metal, în opinia cercetătorilor demonstrează
existenţa în aceste situri ale unor ateliere-turnătorii.
Destinaţie similară, în opinia specialiştilor, aveau şi
lingurile de lut ars cunoscute în siturile culturilor nord-
pontice, sincrone celor hallstattiene timpurii: grupul
Balta din interfluviul Nistru-Bug, aşezările Spornoe I
(Bанчугов 1983, 99, рис. 2,15; Idem 1990, 91, рис.
26,20) şi Posicely (Idem 1990, рис. 26,19); cultura
Belogrudovka din zona de silvostepă din dreapta Ni-
prului, aşezarea Osilevka (Mелюкова 1958, рис. 1,4);
cultura Lebedovka din bazinul Niprului de Mijloc, aşe-
zările de la Gostomel (Березанская 1976, рис. 4) şi Pi-
rogovo (Idem 1976, 207); cultura Bondaricha din zona
de silvostepă din stânga Niprului, aşezările de la Dra-
byşevo, Oskol (Ильинская 1961, рис. 5,4.8; 5,5), Bu-
zovka (Ромашко 1982, 56, рис. 1,30-34; Idem 1995,
рис. 9,10; 12,1-4) şi culturii Srubnaja târzie din nord-
estul Mării Azov, aşezarea Bezymjanoe II (Горбов,
Мимоход 1999, 27, рис. 2,4).
Specifice doar metalurgiei neferoaselor sunt conside-
rate creuzetele şi lingurile de turnat metalul topit pre-
zente în obiectivele din prima epocă a fierului: cultura
Cozia-Saharna, aşezarea Solonceni-Hlinaja (Кашуба
2000, 318, pl. XXV,3,18; LXXXV,18); cultura Černyj
Les târzie, cetăţile Liubeneck, Černyj Les, Moskovskoe,
Subbotovo (Тереножкин 1961, 110-111, рис. 76-82),
aşezarea Dnestrovka (Смирнова 1985, 19, рис. 12,3);
monumentele prescitice de tip Jabotin, aşezarea Jabo-
tin – Tarasova gora (Дараган 2004, 43, рис. 5,3).
Referitor la a doua epocă a fierului (perioadele tim-
purie-mijlocie şi târzie a culturii scitice) şi cea antică,
inclusiv târzie, creuzetele, lingurile, duzele, formele de
turnat din lut ars sunt considerate o categorie de cera-
mică tehnică utilizată în metalurgia bronzului (Шрамко
1985, 117-118, рис. 38; Idem 1987, рис. 57,4.6-8.10.11;
Idem 1964, 181-190, рис. 3,11; Покровская и др.
1971, 106, рис. 9,17; Смирнова 1981, 48, рис. 5,1.2;
Бессонова, Скорый 2001, 90; Пузикова 1982, 101-
102, рис. 2,27; Раздобудько 2005, рис. 1,5; Пузикова
1978, рис. 5,8; Граков 1977, 93, рис. 67; Погребова
1958, рис. 5,5; Каравайко 2005, 157, рис. 4,3; Бруяко
1999, 181, рис. 22; Teodoru 1975, 66, fig. 2,8; Căpi-
tanu 1989, 105, fig. 13-14; Idem 1992, fig. 19; 33,4-5;
Idem 1997, fig 42,1-11; Rustoiu 1996, 67, fig. 13,3;
Jaroslavski 1977, 64; şi urm.).
Revenind la lingurile de lut ars din aşezarea Trinca
“Izvorul lui Luca”, menţionăm că aspectul de ansamblu
al acestora indică asupra faptului că ele erau utilizate în
unele activităţi specializate. Pereţii groşi, capabili să re-
 Piese din categoria ceramicii tehnice depistate în aşezarea Trinca “Izvorul lui Luca”
ziste la temperaturi înalte, urmele de ardere secundară re-
petată, în unele cazuri până la zgurificare, dotarea unora
dintre ele cu “cioc”, prezenţa perforaţiei longitudinale ale
cozilor în care se introducea o tijă – prelungitor din alt
material care mai puţin conduce căldura, ne permite să
ne aliniem la opinia unanim acceptată de specialişti, că
aceste piese erau utilizate în metalurgia bronzului. Exem-
plarele cu fundul rotunjit şi coada dispusă oblic, îndeo-
sebi cele dotate cu “cioc”, eventual ar putea fi calificate
ca linguri pentru turnarea metalului topit. Cele cu baza
plată şi coada dreaptă orizontală, fără “cioc”, cu fundul
ars puternic până la zgurificare, posibil au fost utilizate
în calitate de creuzete în care se retopeau piesele de me-
tal ieşite din uz. Exemplarele de acest tip prevăzute cu
“cioc”, posibil, reprezintă creuzete/linguri de turnat.
Încheiere
Lingurile de turnat, creuzetele, de rând cu tiparele de
lut sau piatră şi duzele (tuburi ceramice care protejau
gura foalelor), în opinia unanim acceptată a specialişti-
lor, reprezintă unelte folosite la anumite etape ale ope-
raţiunilor metalurgice. Atestarea în siturile arheologice
a întregului set de unelte utilizate în producerea pieselor
de metal, sau numai a unora dintre ele (Бочкарëв 2006,
63), în asociere cu obiecte finite cu unele particulari-
tăţi ce le deosebesc de prototipul lor sau cu defecte de
turnare (găuri în corpul obiectelor, fisuri etc.) şi a altor
resturi de la turnare (picături de metal, zgură, cărbuni
etc.), conform opiniei unanim acceptată de cercetători,
demonstrează faptul că prelucrarea bronzului se efectua
nemijlocit în cadrul aşezărilor (Popescu 1956, 116; Ba-
der 1978, 84; Gedl 1985, 30; László 1994, 142-143; Ig-
nat 2000, 20-21; Monah 2003, 49; Bejinariu 2005, 62;
Тереножкин 1961, 106-119; Крушельницкая 1990,
103; Малеев 1994, 178-181; Клочко 1994, 105; etc.).
Practicarea metalurgiei bronzului în cadrul aşezării
de la Trinca, de rând cu lingurile de turnat, este do-
cumentată şi de unele dintre cele 17 piese de bronz,
întregi şi în stare fragmentară, atestate aici (Leviţki ş.a.
2003, 171-182). Ne referim la celtul de bronz cu o ure-
chiuşă şi nervură masivă în jurul găurii de înmănuşare,
cu faţetele de formă trapezoidală ornamentate cu decor
în relief, care pe una din faţete are un defect de turnare,
în formă de orificiu şi o fisură la baza acestuia şi la
pumnalul de bronz cu limbă la mâner, turnat dintr-o
bucată, care din punct de vedere morfologic atestă un
aspect eclectic, circumstanţe ce indică o eventuală pro-
ducere locală a acestora.
Celtul se încadrează în tipul Debrecen, caracteristic
complexelor perioadei HaA1-HaB1 (Дергачëв 1997,
39, рис. 9,1), care a avut o largă răspândire spaţia-
lă (Ibidem, карта 22,1), inclusiv şi în arealul cultu-
rii Chişinău-Corlăteni (Левицкий 1993, 56; Leviţki
25
1994, 119-120). Pumnalul, după modul de realizare a
mânerului, gardei şi a lamei, în parte, are analogii, re-
spectiv în: piesele de bronz caracteristice orizonturilor
Arsnyos şi Kurd, datate în BrD, respectiv HaA1 (Mo-
zsolics 1985, 256, Taf. 275-276); garda – este similară
cu cea a spadelor de tip Prejmer, care sunt caracteris-
tice perioadelor HаА1-2 (Bader 1991, Taf. 36-37). Tot
în perioada hallstattiană timpurie se datează: brăţările
de bronz cu capetele deschise, ornamentate cu grupuri
de linii incizate perpendicular pe corp, datate HаА1-
HаB1 (Petrescu-Dîmboviţa 1998, 94); brăţară din pla-
că prevăzută pe partea exterioară cu nervuri orizontale
paralele, perioada finală de răspândire a cărora se în-
cadrează în HаB1 (Смирнова 1985, 38-39) şi acele în
formă de cui, ornamentate în partea superioară cu linii
incizate cu paralele în obiectivele datate HаА1 (Petres-
cu-Dîmboviţa 1977, 112, pl. 210,17-18) şi respectiv,
BrD-HaA2 (Furmanek 1999, Abb. 39,4) etc.
Despre prelucrarea bronzului în aşezarea de la Trinca
mărturiseşte şi o altă categorie de descoperiri: trei pie-
se de calcar tortonian (fig. 4,1-3; foto 2), două dintre
care sunt de formă trapezoidală cu aceleaşi dimensiuni
(18,5×9,5-12,5×5 cm) având câte o faţă netedă, a treia
este în formă de pană (14,5×4,5×3,5 cm), care dease-
menea are una din laturile lungi netede. Faţa netedă a
piesei în formă de pană este mai puţin calitativ pre-
lucrată. Referitor la piesele trapezoidale, remarcăm că
ele se găseau una peste alta, feţele de contact fiind per-
fect ajustate şi minuţios netezite. Aspectul de ansamblu
ale acestor piese indică asupra faptului că ele constituie
un tipar bivalv nefinisat (semifabricat), destinat pen-
tru turnarea unor piese de dimeniuni mari, eventual,
celturi. Piesa în formă de pană era depusă asupra lor,
perpendicular axelor lungi şi posibil reprezintă una din
părţile unui tipar bivalv, deasemenea nefinisat (semifa-
bricat), destinat turnării unor obiecte mai mici.
În aşa mod, lingurile de lut ars pentru turnarea meta-
lului topit, piesele de bonz cu defecte de turnare sau cu
aspect morfologic eclectic, piesele fragmentare ori re-
butate destinate retopirii şi tiparele nefinisate (semifa-
bricate) depistate în aşezarea Trinca “Izvorul lui Luca”,
prezintă dovezi incontestabile în favoarea prelucrării
locale (Podişul Moldovei de Nord) a bronzului în peri-
oada hallstattiană timpurie. Vestigiile arheologice care
indică asupra prelucrării bronzului în cadrul aşezărilor
hallstattiene timpurii de tip Chişinău din interfluviul
Nistru-Prut, până în prezent au fost atestate în aşezarea
Costeşti VII – o formă de turnat confecţionată dintr-
o placă de gresie pe care sunt negativele unor obiecte
ascuţite, arsă intens, precum şi mai multe fragmente
de piese de bronz (Дергачëв 1982, 81-82, рис. 25,6;
Дергачëв 1982a, 137, рис. 3) şi aşezarea Varatic V –
un depozit format din 10 celturi; cu o tortiţă, cu bordu-
26 Oleg Leviţki

ră masivă şi gura concavă şi cele fără tortiţă, la unele
dintre care bavura de la turnare nu a fost înlăturată, iar
în gaura unuia dintre ele se afla un fragment de for-
mă de turnat (“miezul”) (Leviţki 1994, 137-138, fig.
53,1-10). În acest contest, în calitate de mărturii ale
prelucrării bronzului în perioada hallstattiană timpurie
în aria grupului Chişinău, mai pot fi invocate: piesele
depistate în aşezări, necropole, depozite şi depistate
izolat, care cu excepţia ultimei categorii, reprezentată
prin obiecte întregi, conţin şi piese în stare fragmentară
considerate ca materii prime destinate retopirii şi reali-
zarii unor altora (Leviţki 1994, 73-78).
Modestele descoperiri din aşezarea Trinca “Izvorul
lui Luca” referitoare la prelucrarea bronzului, de rând
cu mărturiile unei activităţi metalurgice cunoscute în
obiectivele culturii Chişinău Corlăteni din spaţiul car-
pato-nistrean (Leviţki 1994, 73-78; László 1994, 142-
150), grupului Grăniceşti din Podişul Sucevii (László
1994, 142-150; Ignat 2000), culturii Gáva-Holihrady
din zona sub-carpatică a Ucrainei (Малеев 1994, 178-
181) vin să completeze cunoştinţele noastre despre pre-
lucrarea bronzului în aria est-carpatică a complexului
hallstattian cu ceramica canelată în perioada timpurie.

Bibliografie
Andriţoiu, Rustoiu 1997: I. Andriţoiu, A. Rustoiu, Sighişoara – Wietenberg. Descoperirile preistorice şi aşezarea dacică.
B.THR. XXIII (Bucureşti 1997).
Bader 1978: T. Bader, Epoca bronzului în nord-vestul Transilvaniei. Cultura pretracică şi tracică (Bucureşti 1978).
Bader 1978: T. Bader, Die Schwerter in Romanien. PBF IV, 8 (Stuttgart 1991).
Bejinariu 2005: I. Bejinariu, Contribuţii la cunoaşterea metalurgiei bronzului în nord-vestul României (cursul superior al
Crasnei şi al Barcăului). În: T. Soroceanu (ed.), Descoperiri de bronzuri din România. Contribuţii la publicarea şi interpretarea
descoperirilor de metal din epoca bronzului şi din prima vârstă a fierului în context european (Berlin 2005), 47–74.
Berciu 1953: I. Berciu, Catalogul Muzeului Arheologic din Turnu – Severin. MA privind IV a RPR, vol. I, 1953, 489–691.
Berciu 1956: I. Berciu, Cercetări şi descoperiri arheologice în regiunea Bucureşti. MCA II, 1956, 493–562.
Berciu, Popa 1965: I. Berciu, Al. Popa, Aşezarea fortificată de la Drîmbari-Teleac. Apulum V, 1965, 71–92.
Boroffka 1994: Nikolaus G.O. Boroffka, Die Wietenberg-Kultur. Ein Beitrag zur Erforschung der Bronzezeit in Südosteuro-
pa. UPA, Band 19, Teilen 1-2 (Bonn 1994).
Borziac, Leviţki 2003: I. Borziac, O. Leviţki, Nivelul de locuire din paleoliticul superior de la aşezarea pluristratigrafică
Trinca – Izvorul lui Luca, jud. Edineţ, Republica Moldova. În: E. Sava (ed.), Interferenţe cultural-cronologice în spaţiul nord-
pontic (Chişinău 2003), 28–53.
Borziac, Leviţki 2005: I. Borziac, O. Leviţki, Noi materiale paleolitice de la aşezarea Trinca – Izvorul lui Luca. Tyrageţia
XIV, 2005, 29–35.
Căpitanu 1989; V. Căpitanu, Obiecte de podoabă şi piese vestimentare descoperite în Dava de la Răcătău, jud. Bacău. Carpica
XX, 1989, 77–124.
Căpitanu 1992; V. Căpitanu, Noi contribuţii la cunoaşterea civilizaţiei geto-dacice în bazinul Siretului Mijlociu. Cetatea
dacică de la Răcătău (Antica Tamasidava). Carpica XXIII, 1. Volum omagial Vasile Pârvan, 1992, 131–192.
Căpitanu 1989; V. Căpitanu, Cercetări arheologice în Dava de la Răcătău-Tamasidava, între anii 1992-1996. Carpica XXVI,
1997, 50–118.
Crăciunescu 1999: G. Crăciunescu, Contributions à l’étude de la culture Verbicioara. La station archéologique de Rogova
(Dep. de Mehedinţi). Thraco-Dacica, t. XX, nr. 1-2, 1999, 79–108.
Crîşmaru 1977: A. Crîşmaru, Drăguşeni. Contribuţii la o monografie arheologică (Botoşani 1977).
Ctrnact 1954: V. Ctrnact, Mohylova chata a sidelni mohylove objekty v Plzensku. Pamatky Archeologigke. 100 let od zalo-
zeni. Cislo 1-2, Rocnik XLV, 1954, 335–355.
Dinu 1978: M. Dinu, Complexul cultural Horodiştea-Folteşti. Contribuţia noilor cercetări arheologice la problema perioadei
de tranziţie de la eneolitic la epoca bronzului in zona est-carpatică a României. Rezumatul tezei de doctorat (Iaşi 1978).
Dumitroaia 2000: Gh. Dumitroaia, Comunităţi preistorice din nord-estul României. De la cultura Cucuteni până în bronzul
mijlociu (Piatra Neamt 2000).
Furmanek ş.a. 1999: V. Furmanek, L. Velačik, S. Vladar, Die Bronzezeit im Slowakischen Raum (Rahden/Vestf. 1999).
Gedl 1985: M. Gedl, Frühbronzezeitliche Befestigte Siedlung in Jedrychowice und die Probleme der Nowa Cerekiew –
Gruppe in Oberschlesien. În: Frühbronzezeitliche Befestigte Siedluhgen in Mitteleuropa. Materialen der Internationalen Arbe-
itstagung vom 20. bis zum 22. September 1983 in Krakow (Krakow 1985), 27–43.
 Piese din categoria ceramicii tehnice depistate în aşezarea Trinca “Izvorul lui Luca” 27

Harţuche 1987: N. Harţuche, Cercetările arheologice de la Lişoteanca I. Aşezarea „Movila Olarului” (1970-1976). Istros V,
1987, 7–90.
Harţuche, Anastasiu 1976: N. Harţuche, F. Anastasiu, Catalogul selectiv al colecţiei de arheologie a muzeului Brăilei (Brăila
1976).
Iaroslavschi 1997: E. Iaroslavschi, Tehnica la Daci (Cluj-Napoca 1997).
Ignat 2000: M. Ignat, Metalurgia în epoca bronzului şi prima epocă a fierului din Podişul Sucevei (Suceava 2000).
Ilceva 2001: V. Ilceva, Le vilage prehistorique de Hotnica-Vodopada. În: Cernavoda III-Boleraz. Ein Vorgeschichtliches Phä-
nomen zwischen dem Oberrhein und der Unteren Donau. Mangalia/Neptun, 18.-24. Oktober 1999 (Bucureşti 2001), 199–212.
Kovacs 1977: T. Kovacs, L’Age du bronze en Hongrie (Budapest 1977).
Kunawics-Kosinska 1985: E. Kunawics-Kosinska, Osada obronna z wczesnej epoki brazu w Nowej Cerekwi. În: Frühbron-
zezeitliche befestigste Siedlungen in Mitteleuropa. Materialen der Internationalen Arbeitstagung vom 20. bis zum 22. Septem-
ber 1983 in Krakow (Krakow 1985), 109–128.
László 1994: A. László, Începuturile epocii fierului la Est de Carpaţi. B.THR. VI (Bucureşti 1994).
Leviţki 1994: O. Leviţki, Cultura hallstattului canelat la Răsărit de Carpaţi. B.THR. VII (Bucureşti 1994).
Leviţki 1995: O. Leviţki, Investigaţiile arheologice de la Trinca, raionul Edineţ, Republica Moldova. CAANT I (Bucureşti
1995), 247–278.
Leviţki, Haheu 1997: O. Leviţki, V. Haheu, Şantierul arheologic Trinca (Republica Moldova) (campania 1995). CAANT II
(Bucureşti 1997), 167–212.
Leviţki 2002: O. Leviţki, Raport despre investigaţiile arheologice efectuate în obiectivele arheologice de la Trinca, jud. Edi-
neţ, R. Moldova (campania 2001). Arhiva IAE AŞ RM.
Leviţki ş.a. 1999: O. Leviţki, R. Alaiba, V. Bubulici, Raport asupra investigaţiilor arheologice efectuate în anii 1997-1998, la
Trinca – Izvorul lui Luca, r. Edineţ, R. Moldova. CAANT III (Bucureşti 1999), 17–116.
Leviţki ş.a. 2003: O. Leviţki, E. Uşurelu, Gh. Coban, Piese de metal din aşezarea Trinca “Izvorul lui Luca”. În: Interferenţe
cultural-cronologice în spaţiul nord-pontic (Chişinău 2003), 171–182.
Leviţki 2003: O. Leviţki, Lumea tracică şi masivul cultural nord-pontic în perioada hallstattiană timpurie (secolele XII-X
î.e.n.). B.THR. XL (Bucureşti 2003).
Leviţki 2007: O. Leviţki, Despre unele piese de inventar din epoca bronzului depistate în aşezarea Trinca „Izvorul lui Luca”.
Revista Arheologică SN, Vol. III, 2007, 138–154.
Mantu, Ţurcanu 1999: C.-M. Mantu, S. Ţurcanu, Scânteia. Cercetare arheologică şi restaurare (Iaşi 1999).
Matasă 1964: C. Matasă, Aşezarea neolitică Cucuteni B de la Tîrgu Ocna-Podei. AM II-III, 1964, 11–66.
Monah ş.a. 2003: D. Monah, Gh. Dumitroaia, F. Monah, C. Preoteasa, R. Munteanu, D. Nicola, Poduri – Dealul Ghindaru.
O Troie în Subcarpaţii Moldovei (Piatra-Neamţ 2003).
Moszolics 1973: A. Mozsolics, Bronze- und Goldfunde des Karpatenbeckens. Depotfundhorizonte von Forro und Opalyi
(Budapest 1973).
Moszolics 1985: A. Mozsolics, Bronzefunde aus Ungarn (Budapest 1985).
Nica 1998: M. Nica, La genese, l’évolution et les relations chronologiques et culturelles des cultures Verbicioara et Gârla
Mare dans le contexte des civilisation de l’age du bronze de l’Europe centrale et du Sud-Est. În: The Thracian world at the
crossroads of civilizations, II (Bucharest 1998), 151–180.
Patay 1976: P. Patay, Vorbericht über die Ausgrabungen zu Poroszlo-Aponhat. Folia Archaeologica XXVII, 1976, 193–201.
Petrescu-Dîmboviţa 1977: M. Petrescu-Dîmboviţa, Depozitele de bronzuri din România (Bucureşti 1977).
Petrescu-Dîmboviţa 1998: M. Petrescu-Dîmboviţa, Der Arm- und Beinschmuck in Romanien. PBF X, 4 (Stuttgart 1998).
Pieczynski 1985: Z. Pieczynski, Umochienia ochronne osady z wczesnej epoki brazu w Bruszczewie, Voj. Leszczynskie,
sta. 5. În: Frühbronzezeitliche befestigste Siedlungen in Mitteleuropa. Materialen der Internationalen Arbeitstagung vom 20.
bis zum 22. September 1983 in Krakow (Krakow 1985), 168–179.
Popescu 1956: D. Popescu, Cerceări arheologice în Transilvania (I). MCA II, 1956, 43–88.
Roman 1986: Petre I. Roman, Perioada timpurie a epocii bronzului pe teritoriul României. SCIVA, tom. 37, nr. 1, 1986, 29–55.
Roman ş.a. 1992: Petre I. Roman, A. Dodd-Opriţescu, P. Janos, Beiträge zur Problematik der Schnurverzierten Keramik
Südosteuropas (Mainz am Rhein 1992).
Rustoiu 1996: A. Rustoiu, Metalurgia bronzului la daci (sec. II î. Chr. – sec. I d. Chr.). Tehnici, ateliere şi produse de bronz.
B.THR. XV (Bucureşti 1996).
Schalk 1992: E. Schalk, Das Gräberfeld von Hernadkak. Studien zum Beginn der Frühbronzezeit im nordöstlichen Karpa-
tenbecken (Bonn 1992).
28 Oleg Leviţki

Szekely 1966: Z. Szekely, Aşezări din prima vîrstă a fierului în Sud-Estul Transivaniei (Sfîntu-Gheorghe 1966).
Szekely 1997: Z. Szekely, Perioada timpurie şi începutul celei mijlocii a epocii bronzului în Sud-Estul Transilvaniei. B.THR.
XXI (Bucureşti 1997).
Sorochin 2002: V. Sorochin, Aspectul regional cucutenian Drăguşeni-Jura (Piatra-Neamţ 2002).
Şuster 1998: C. Şuster, Despre obiectele de lut ars din aria culturii Glina. Angustia 3, 1998, 19–39.
Şuster, Nica 1995: C. Şuster, M. Nica, Săpăturile de salvare de la Morăreşti, judeţul Dolj (1993). CAANT I (Bucureşti 1995),
114–122.
Şuster, Popa 1995: C. Şuster, T. Popa, Raport preliminar privind săpăturile de la Mogoşeşti, judeţul Giurgiu. CAANT I (Bu-
cureşti 1995), 147–156.
Teodoru 1985: S. Teodoru, Contribuţia cercetărilor arheologice de la Cucorăni, jud. Botoşani la cunoaşterea culturii geto-
dacice din Moldova în secolele III-II î.e.n. În: Din trecutul judeţului Botoşani (Botoşani 1985), 63–77.
Ursachi 1968: V. Ursachi, Cercetări arheologice efectuate de Muzeul de Istorie din Roman. Carpica I, 1968, 111–188.
Vasiliev ş.a. 1991: V. Vasiliev, I. Aldea, H. Ciugudean, Civilizaţia dacică timpurie în aria intracarpatică a României. Contri-
buţii arheologice: aşezarea fortificată de la Teleac (Cluj-Napoca 1991).
Vulpe 1953: R. Vulpe, Săpăturile de la Poieneşti din 1949. MA privind IV a RPR, vol. I, 1953, 213–506.
Балагурi 1964: Е.А. Балагурi, Ливарнi матрицi з поселення пiзньоi бронзи бiля с. Острiвець Iвано-Франкiвскоi
областi. В сб.: МДАПВ, вып. 5, 1964, 28–39.
Балагури 1980: Э.А. Балагури, Памятники племëн позднебронзового периода в Среднем Поднестровье. В сб.:
Северо-Западное Причерноморье в эпоху первобытнообщинного строя (Киев 1980), 101–116.
Бейлекчи 1978: В.С. Бейлекчи, Ранний энеолит низовьев Прута и Дуная (Кишинëв 1978).
Березанская 1972: С.С. Березанская, Средний период бронзового века в Северной Украине (Киев 1972).
Березанская 1976: С.С. Березанская, Лебедовская культура эпохи бронзы в лесостепной Украине. В сб.: Энеолит и
бронзовый век Украины (Киев 1976), 190–221.
Березанская 1985: С.С. Березанская, Восточнотшинецкая культура. В сб.: Археология Украинской ССР, т. 1 (Киев
1985), 437–445.
Березанская 1986: С.С. Березанская, Культура многоваликовой керамики. В сб.: Культуры эпохи бронзы на территории
Украины (Киев 1986), 5–43.
Бочкарëв 1978: В.С. Бочкарëв, Погребения литейщиков эпохи бронзы (методологический пересмотр). В сб.:
Проблемы археологии, II. Сборник статей в память профессора М.И. Артамонова (Ленинград 1978), 48–53.
Бочкарëв 2006: В.С. Бочкарëв, Северопонтийское металлопроизводство эпохи поздней бронзы. В сб.:
Производственные центры: Источники, «дороги», ареал распространения. Материалы тематической научной
конференции Санкт-Петербург, 18-21 декабря 2006 г. (Санкт-Петербург 2006), 53–65.
Бруяко 1999: И.В. Бруяко, Очерки экономической истории населения Северо-Западного Причерноморья в 7-3 вв. до
Р.Х. (Волжск 1999).
Бессонова, Скорый: 2001 С.С. Бессонова, С.А. Скорый, Мотронинское городище скифской эпохи (Киев-Краков
2001).
Ванчугов 1983: В.П. Ванчугов, Балтская группа памятников эпохи поздней бронзы. В сб.: Материалы по археологии
Северного Причерноморья (Киев 1983), 88–101.
Ванчугов 1990: В.П. Ванчугов, Белозëрские памятники в Северо-Западном Причерноморье (Киев 1990).
Гей 1986: А.Н. Гей, Погребение литейщика Новотиторовской культуры из Нижнего Прикубанья. В сб.:
Археологические открытия на новостройках. Древности Северного Кавказа (Материалы работ Северокавказской
экспедиции), вып. 1 (Москва 1986), 13–32.
Горбов, Мимоход 1999: В.Н. Горбов, Р.А. Мимоход, Культовые комплексы на пoселениях срубной культуры Северо-
Восточного Приазовья. В сб.: Древности Северо-Восточного Приазовья (Донецк 1999), 24–69.
Граков 1977: Б.Н. Граков, Ранний железный век: Культуры Западной и Юго-Восточной Европы (Москва 1977).
Дараган 2004: М.Н. Дараган, Палеоэкономика населения Жаботиновского поселения. В сб.: Палеоекономiка раннього
залiзного вiку на территорiï Украïни (Киïв 2004), 32–65.
Дергачëв 1969: В.А. Дергачëв, Поселение эпохи брoнзы у села Слободка-Ширеуцы. В сб.: Далëкое прошлое
Молдавии (Кишинëв 1969), 110–122.
Дергачëв 1980: В.А. Дергачëв, Памятники позднего Триполья (Кишинëв 1980).
Дергачëв 1982: В.А. Дергачëв, Материалы раскопок археологической экспедиции на Среднем Пруте (1975-1976 гг.)
(Кишинëв 1982).
 Piese din categoria ceramicii tehnice depistate în aşezarea Trinca “Izvorul lui Luca” 29

Дергачëв 1982а: В.А. Дергачëв, Новые находки металлических предметов эпохи поздней бронзы на территории
Молдавии. В сб.: АИМ в 1977-1978 гг. (Кишинëв 1982), 129-137.
Дергачëв 1997: В.А. Дергачëв, Металлические изделия: к проблеме генезиса культур раннего гальштата Карпато-
Данубио-Нордпонтийского региона (Кишинэу 1997).
Дергачëв, Савва 1985: В.А. Дергачëв, Е.Н. Савва, Раскопки комаровских поселений у с. Котяла. В сб.: АИМ в 1981
г. (Кишинëв 1985), 64–70.
Ильинская 1960: В.А. Ильинская, Поселение Комаровской культуры у с. Мошны. КСИА 10 (Киев 1960), 48–57.
Ильинская 1961: В.А. Ильинская, Бондарихинская культура бронзового века. СА 1, 1961, 26–45.
Каравайко 2005: Д.В. Каравайко, Розкопки Захiдного Юхнiвського городища та поселення 2004. В сб.: АДУ 2003-
2004 (Киïв 2005), 155–158.
Кашуба 2000: М.Т. Кашуба, Раннее железо в лесостепи между Днестром и Сиретом (культура Козия-Сахарна). Stra-
tum plus 3, 2000, 241–488.
Кеменцей 1986: Т. Кеменцей, Культура полей погребальных урн. В сб.: Археология Венгрии. Конец П тысячелетия
до н. э. – I тысячелетие н.э. (Москва 1986), 52–71.
Клочко 1994: В.И. Клочко, Металлургическое производство в энеолите – бронзовом веке. В сб.: Ремесло эпохи
энеолита-бронзы на Украине (Киев 1994), 96–132.
Козенкова 1982: В.И. Козенкова, Типология и хронологическая классификация предметов кобанской культуры.
Восточный вариант. САИ, вып. В2-5 (Москва 1982).
Колотухин 1982: В.А. Колотухин, Обследование памятников предскифского и раннескифского времени в Крыму.
СА 1, 1982, 105–119.
Кубышев, Нечитайло 1991: А.И. Кубышев, А.И. Нечитайло, Центры металлообрабатывающего производства
Азово-Причерноморской зоны (К постановке проблемы). В сб.: Катакомбные культуры Северного Причерноморья.
Источники. Проблемы. Исследования (Киев 1991), 5–21.
Круц 1977: В.А. Круц, Позднетрипольские памятники Среднего Поднепровья (Киев 1977).
Крушельницька 1976: Л.I. Крушельницька, Пiвнiчне Прикарпаття i Захiдна Волинь за доби раннього залiза (Киïв 1976).
Крушельницька 1985: Л.I. Крушельницька, Взаемосв'язки населення Прикарпаття i Волинi з племеннами схiдної i
Центральної Європи (рубiж епох бронзи i залiза) (Київ 1985).
Крушельницкая 1990: Л.И. Крушельницкая, Культура Ноа. В сб.: Археология Прикарпатья, Волыни и Закарпатья
(Киев 1990), 99–104.
Крушельницкая, Малеев, 1990: Л.И. Крушельницкая, Ю.Н. Малеев, Племена культуры фракийского гальштата
(Гава-Голиграды). В сб.: Археология Прикарпатья, Волыни и Закарпатья (Киев 1990), 123–132.
Левицкий 1986: О.Г. Левицкий, О восточных влияниях на культуру раннего фракийского гальштатта Днестровско-
Прутского междуречья. В сб.: Молодёжь, наука, производство. Тезисы докладов Республиканской конференции
молодых учёных АН МССР (Кишинёв 1986), 86–87.
Левицкий 1993: О.Г. Левицкий, Бронзовые изделия раннегальштатской культуры с каннелированной керамикой
Восточно-Карпатского региона (К вопросу о связях). Revista arheologică I, 1993, 54–82.
Левицкий, Борзияк 1999: О. Левицкий, И. Борзияк. Новый палеолитический памятник типа Гординешть I на северо-
западе Молдовы. Stratum plus 1, 1999, 224–230.
Малеев 1976: Ю.Н. Малеев, Литейные формы с поселения Мышковцы в Поднестровье. В сб.: Энеолит и бронзовый
век Украины (Киев 1976), 232–240.
Малеев 1994: Ю.Н. Малеев, Металлургия бронзы лесостепного Поднестровья в предскифский период. В сб.:
Древнейшие общности земледельцев и скотоводов Северного Причерноморья V тыс. до н.э. – V в. н.э. (Тирасполь
1994), 178–181.
Маркевич 1981: В.И. Маркевич, Позднетрипольские племена Северной Молдавии (Кишинёв 1981).
Мeлюкова 1958: А.И. Мелюкова, Памятники скифского времени лесостепного Среднего Поднестровья. МИА 64,
1958, 5–102.
Мовша 1985: Т.Г. Мовша, Поздний этап трипольской культуры. В сб.: Археология Украинской ССР, том 1 (Киев
1985), 223–249.
Отрощенко 1986: В.В. Отрощенко, Белозёрская культура. В сб.: Культуры эпохи бронзы на территории Украины
(Киев 1986), 117–152.
Патокова 1979: Э.Ф. Патокова, Усатовское поселение и могильник (Киев 1979).
30 Oleg Leviţki

Погребова 1958: H.H. Погребова, Позднескифские городища на Нижнем Днепре (Городища Знаменское и
Гавриловское). МИА 64, 1958, 103–247.
Покровская и др. 1971: Э.Ф. Покровская, В.Г. Петренко, Г.Т. Ковпаненко, Поселення VIII-VI ст. до н.е. поблизу с.
Хрещатик на Канiвшинi. Археолoгiя 2, 1971, 94–109.
Пузикова 1978: А.И. Пузикова, Городище Марица – памятник лесостепных культур скифского времени в Посеймье
(по итогам работ 1973-1974 гг.). СА 3, 1978, 183–198.
Пузикова 1982: А.И. Пузикова, Раскопки городища Переверзево 1 в 1979 г. КСИА 170, 1982, 96–102.
Роздобудько 2005: М.В. Роздобудько, Матерiали скiфського часу з пам’ятки Горiле на лiвом березi Среднього Днiпра.
В сб.: АДУ 2003-2004 (Київ 2005), 46–49.
Рафалович, Черняков 1982: И.А. Рафалович, И.Т. Черняков, Комратское поселение эпохи поздней бронзы. В сб.:
Археологические памятники Северо-Западного Причерноморья (Киев 1982), 53–66.
Ромашко 1982: В.А Ромашко, Поселение финальной бронзы – раннего железного века у с. Бузовка Днепропетровской
области. В сб.: Древности степного Поднепровья (III-I тыс. до н.э.) (Днепропетровск 1982), 54–59.
Ромашко 1995: В.А. Ромашко, Поздний бронзовый век в пограничье лесостепи и степи левобережной Украины (XII-
X вв. до н.э.) (Днiпропетровськ 1995).
Рындина 1971: Н.В. Рындина, Древнейшее металлообрабатывающее производство Восточной Европы (Москва
1971).
Свешнiков 1964: I.K. Свешнiков, Пам’ятки Голиградського типу на Захiдному Подiллi. В сб.: МДАПВ, вып. 5 (Киïв
1964), 40–66.
Свешников 1990: И.К. Свешников, Средний период бронзового века Прикарпатья и Волыни. Тшинецко-Комаровская
культура. В сб.: Археология Прикарпатья, Волыни и Закарпатья (Киев 1990), 78–88.
Смирнова 1969: Г.И. Смирнова, Поселение Магала – памятник древнефракийской культуры в Прикарпатье (вторая
половина XIII – середина VII в. до н.э.). В сб.: Древние фракийцы в Северном Причерноморье. МИА 150 (Москва
1969), 7–34.
Смирнова 1981: Г.И. Смирнова, Новые данные о поселении у с. Долиняны. АСГЭ 22, 1981, 40–61.
Смирнова 1985: Г.И. Смирнова, Основы хронологии предскифских памятников Юго-Запада СССР. СА 4, 1985, 33–53.
Тереножкин 1961: А.И. Тереножкин, Предскифский период на Днепровском Правобережье (Киев 1961).
Черныш 1982: Е.К. Черныш, Энеолит Правобережной Украины и Молдавии. В сб.: Энеолит СССР (Москва 1982),
165–252.
Черняков 1966: И.Т. Черняков, Памятники эпохи поздней бронзы на берегах Днестровского лимана. В сб.: МАСП,
вып. 5 (Одесса 1966), 226–234.
Шарафутдiнова 1974: I.M. Шарафутдiнова, Знахiдки доби бронзи поблизу с. Дерiiвка. Археологiя 13, 1974, 57-62.
Шрамко 1964: Б.А. Шрамко, Поселення скiфського часу бiля станцii Шовкова. Археологiя XVI, 1964, 181–190.
Шрамко 1987: Б.А. Шрамко, Бельское городище скифской эпохи (город Гелон) (Киев 1987).
Шрамко 1998: Б.А. Шрамко, Люботинское городище (Харьков 1998).

Oleg Leviţki, doctor hab. în şt. istorice, Centrul Arheologie, Institutul Patrimoniului Cultural, Academia de
Ştiinţe a Moldovei, bd. Ştefan cel Mare 1, MD-2001, Chişinău, Republica Moldova.
 О ВИЗАНТИЙСКИХ ЛУННИЦЕВИДНЫХ СЕРЬГАХ VI-VII вв.

Cветлана РЯБЦЕВА, Кишинэу

Garnitura bizantină de bijuterii de gală din secolele VI-VII cuprindea diademe, cercei, salbe, colane, medalioane, broşe şi fibule,
diferite centuri, brăţări şi inele. Moda bizantină şi-a pus amprenta şi pe veşmintele suveranilor regatelor barbare. Deosebit de
reprezentativi sunt cerceii bizantini cu pandantiv-lunulă, care erau răspândiţi pe larg în diferite părţi ale Imperiului bizantin.
În articol se discută compoziţiile ornamentale de bază, folosite la decorarea cerceilor-lunule. Cerceii ajuraţi sunt mai frecvenţi
şi creează impresia unor serii stabile. Probabil, pentru confecţionarea lor se foloseau şabloane şi calapoade. Răspândirea
maximă a podoabelor ajurate are loc în secolele VI-VII. Pentru secolul al VIII-lea astfel de articole nu mai sunt tipice. Cerceii-
lunule au servit, însă, drept unul din prototipuri pentru tipul de cercei de tâmplă bizantini, denumit “kolt”.

Византийский парадный ювелирный убор VI-VII включал диадемы, серьги, ожерелья, медальоны, гривны, броши и
фибулы, разнообразные пояса, браслеты и перстни. Византийская мода накладывала отпечаток и на одеяния
властителей варварских королевств. Весьма показательными являются серьги с подвесками-лунницами, широко
распространённые в различных областях Византийской империи. В статье рассматриваются основные декоративные
композиции, использовавшиеся для украшения подобных серёг. Ажурные серьги встречаются гораздо чаще и
создают впечатление устойчивых серий. Вероятно для их изготовления использовали шаблоны и трафареты. Время
наибольшего распространения плоских резных ажурных украшений приходится на VI-VII вв. Для VIII в. подобные
изделия уже не типичны. Лунницевидные серьги, однако, послужили одним из прототипов в сложении византийских
височных украшений - колтов.

Byzantine jewellery full dress included diadems, earrings, necklaces, pendants, neck-rings, brooches and fibulas, various belts,
bracelets and finger-rings. The Byzantine tradition had an influence on the attires of the rulers of barbaric kingdoms as well.
Very good examples of this influence are earrings with crescent pendants, widely spread in various areas of Byzantine Empire.
The article examines main patterns in decoration of earrings of this type. Openwork earrings are much more spread and make
the impression of regular series. Some templates and stencils must have been used in their production. While their widest
spread the flat fretted openwork decorations gained in 6th – 7th cc., for 8th c. such articles are already not typical. Crescent
earrings, however, served as a prototype for kolt – Byzantine temple decorations.

Key words: Carpathian-Danube Region, Byzantine, jewellery, full dress, earrings

Византийский парадный ювелирный убор VI-VII
вв. характеризуется роскошью и разнообразием
форм украшений. В него входили диадемы, серьги,
ожерелья, медальоны, гривны, броши и фибулы, раз-
нообразные пояса, браслеты и перстни (Bizantium…
1994; Baldini 1999). Византийская мода влияла и на
одеяния властителей варварских королевств (Baldini
1999, 12-20; Garam 2001; Залеская 2006, 9-10). При
всем разнообразии набора украшений изделия это-
го периода демонстрируют общность техническими
приёмами изготовления, декоративных и стилисти-
ческих особенностей декорировки.
Для рассматриваемого времени известно доволь-
но большое количество золотых украшений, при
этом металл, используемый византийскими ювели-
рами, демонстрирует значительное единообразие
состава. Содержание золота в нём колеблется от 90
до 96%, тогда как в более поздних украшениях оно
снижается до 80%. При этом сырьё, применявшее-
ся для изготовления украшений, несколько отлича-
лось от монетного, в котором содержание золота
составляло более 97% (Yeroulanou 1999, 15).
Наиболее распространёнными ювелирными
техниками являлись ковка, резьба, гравировка,

Revista Arheologică, serie nouă, vol. IV, nr. 1, 2008, p. 31-39

32 Cветлана Рябцева
штамповка, пайка и литьё. Во многих изделиях ис-
пользована проволока: гладкая, витая, рубчатая, –
имитирующая ряды зерни. Различные типы укра-
шений декорировались зернью, сканью, жемчугом,
резными камеями, разноцветными вставками и
подвесками (наиболее часто встречаемы амети-
сты, гранаты, горный хрусталь) (Yeroulanou 1999,
45; Baldini 1999, 17). Среди изделий византийских
ювелиров этого периода представлены сложные
ажурные украшения, подчас составленные из сотен
отдельных деталей. Вместе с тем просматривается
и тенденция к унификации как форм, так и принци-
пов декора ряда изделий, сходные типы украшений
тиражируются как в Константинополе, так и на пе-
риферии (Залеская 2006, 9).
В системе декора византийских ювелирных укра-
шений VI-VII вв. может быть прослежен основной
набор орнаментальных мотивов. Растительные узо-
ры включают древа, крины, ветви, завитки-побеги,
пальметты, розетки. Линейно-геометрический де-
кор составляют спирали, ленты, круги, пунктир,
зигзаги, кресты, надписи и монограммы. Встреча-
ются и антропоморфные, и зооморфные изображе-
ния. В VI в. складывается своеобразное иконогра-
фическое решение декора многих типов украше-
ний, соединяющее в себе черты эллинистического
художественного наследия и христианской иконо-
графии (Yeroulanou 1999, 11).
Одним из наиболее распространённых типов
украшений этого периода являются византий-
ские серьги с плоской лунницевидной подвеской
(Baldini 1999, 103-109) (рис. 1-5). Подобные укра-
шения были широко распространены в различных
областях Византийской империи. Находят их и на
территории Венгрии, и в Германии. При этом наи-
более технически совершенные изделия, вероятно,
изготовлялись в константинопольских мастерских,
известны и экземпляры, относимые к работе про-
винциально византийских центров, а также вар-
варские подражания им (Ross 1965, № 87.90.137;
Bizantium… 1994, 97; Yeroulanou 1999, 169.279-295;
Garam 1980, 157-175; Залеская 2006, 94).
В настоящее время наиболее значительные под-
борки таких изделий хранятся в музеях Афин,
представлены они и в собраниях Стамбула, Лон-
дона, Парижа, Нью-Йорка, Мюнхена, Будапешта,
Петербурга и других центров (Bizantium… 1994;
Byzantine… 1986; Byzantium… 1989; Byzantium the
high… 1989; Dalton 1901; Die Welt von Byzanz 2004;
Kalavrezou 2003; Urgeschichte 1975; Garam 1980;
Rom und Byzanz 1998; Baldini 1999; Yeroulanou
1999; Bank 1985; Залеская 2006; ). Подобные серь-
ги изготовлялись в технике штамповки, ажурной
резьбы и гравировки или в сочетании этих техник.
Некоторые детали изображения (листья пальметт,
оперения птиц) дополнительно прорабатывались
резцами (Yeroulanou 1999, 19, fig. 8-10). Кроме
того, известны отдельные ажурные экземпляры,
подвески которых изготовлялись из сканной прово-
локи (Baldini 1999, 103).
Лунницевидная пластинка у рассматриваемых
серёжек по наружному краю крепилась к проволоч-
ному ободку. По внутреннему краю пластины роль
такого ободка выполняла нижняя часть дужки серь-
ги. Ободок на внешней стороне серьги мог быть
гладким или рубчатым, имитируя цепочку зерни.
В том случае, если ободок был гладким, к нему за-
частую крепилась кайма из полых тиснённых ша-
риков, реже – нить жемчуга, иногда в сочетании с
цветными бусинами (Yeroulanou 1999, fig. 322) (рис.
3,3). Все подобные украшения могут быть поделены
на две большие группы. Первая группа – серьги с
ажурной лунницой (рис. 1-4). Вторая группа – серь-
ги с цельной (непрорезной) лунницей (например,
ср. Bizantium…1994, cat. 101.104) (рис. 5, 1-3).
При рассмотрении принципов размещения изо-
бражений на лунницах можно проследить два
основных варианта. В первом случае изображе-
ние занимает всё пространство лунницы (рис. 1),
во втором – оно сконцентрировано в центральной
части изделия в сегментовидном картуше (реже, в
круге), оформленном, как правило, нитью рубчатой
проволоки (рис. 2,5). Вокруг подобного картуша
располагался растительный или геометрический
узор, иногда кайма из ложных перлов (рис. 4,4).
Ещё одной характерной чертой подобных укра-
шений являются декоративные заклёпки (возмож-
но, имитировавшие шарниры), расположенные
у дужки, иногда ниже её – на краю картуша (рис.
4,2-5). Изредка встречаются и изделия с цветным
вставками (Yeroulanou 1999, 163, fig. 308). В еди-
ном стиле с лунницевидными серьгами изготовля-
лись и другие плоские ажурные украшения: меда-
льоны, каплевидные серьги, бляшки-застёжки для
ожерелий (Yeroulanou 1999, 48, fig. 60,55; 70,103;
177,105; 181,132).
На основе анализа обширной подборки серёг-
лунниц могут быть выделены основные стандарт-
ные композиции, применявшиеся для их декора.
АЖУРНЫЕ СЕРЬГИ
I. Изображение двух птиц, фланкирующих
центральное изображение:
1. Птицы, сопоставленные у крина (в ряде случа-
ев крин заключён в круг или каплевидную рамку)
(рис. 1,1.2. 4-6; 2,1.2);
 О Византийских лунницевидных серьгах VI-VII вв. 33

Рис. 1. Лунницевидные серьги. 1. Нью-Йорк, 2. Никосия, 3. Будапешт, 4. Афины, 5-6. Блумингтон. Масштабы
разные (золото, во всех случаях указаны места хранения).
34 Cветлана Рябцева
2. Птицы, сопоставленные у креста (рис. 2, 5.6;
3,1.2);
3. Птицы, сопоставленные у чаши (рис. 1,3; 2,4);
4. Птицы, сопоставленные у изображения
Христа;
5. Птицы, сопоставленные у монограммы (в том
числе и Христа) (рис. 3,3.4).
II. Изображение двух птиц в позе адорации (в
том числе у креста, чаши, крина или миниатюр-
ной птички в круге) (рис. 2,3).
III. Изображение птиц в круге, обрамлённом
побегами:
1. Пара птиц в круге (рис. 3,5.6; 4,1.2);
2. Одна птица в круге.
IV. Изображение орла в геральдической позе с
раскинутыми крыльями (рис. 4,3.4).
V. Сочетание мотивов птиц, побегов и гроздей
винограда, а также креста в круге (рис. 4,6).
VI. Сочетание мотивов побегов и креста в
круге.
VII. Растительный декор (рис. 4).
НЕАЖУРНЫЕ СЕРЬГИ
I. Изображение двух птиц, фланкирующих
центральное изображение:
1. Птицы, сопоставленные у крина;
2. Птицы, сопоставленные у креста;
3. Птицы, сопоставленные у чаши (рис. 5,3).
II. Изображение двух птиц в позе адорации
(рис. 5,1).
III. Изображение орла в геральдической позе с
раскинутыми крыльями.
IV. Растительная композиция (побеги и вино-
град) (рис. 5,2).
V. Растительно-геометрическая композиция.
Ажурные изделия встречаются гораздо чаще и
создают впечатление устойчивых серий. Вероят-
но для их изготовления использовали шаблоны и
трафареты. Что касается видовой принадлежности
птиц, то наиболее часто встречаются изображения
одиночного орла, а также парные изображения пав-
линов, реже – изображения фазанов и цесарок. Кро-
ме того, известны изображения небольших птичек,
сидящих на гнезде или на ветвях древа.
Изображения птиц (зачастую павлинов) среди
побегов и лоз получают распространение в поздне-
римский период с конца II – начала III вв. н.э. (при-
сутствуют, например, в рельефах каменных сарко-
фагов). Реалистично выполненные изображения
птиц представлены и в росписях первых христи-
анских катакомб. Известны они и в мозаиках Рима
и Равенны IV-VI вв. (ц. Сан Витале, баптистерий
православных, усыпальницы Констанцы и Галлы
Плацидии) (Колпинский, Бритова 1982, рис. 283,б;
Yeroulanou 1999, 183; Колпакова 2005, 105.137).
В декоре ювелирных украшений VI-VII вв. хри-
стианская символика зачастую соседствует с антич-
ными реминисценциями. Возможно, лунницевид-
ные серьги, подобно некоторым перстням и поясам,
служили свадебными дарами, а типичные для них
изображения павлинов могли являться атрибутами
богини Геры, как покровительницы брака и дето-
рождения (Yeroulanou 1999, 186.188).
Сочетание же изображений птиц, ветвей, пло-
дов и силуэтов крестов подводит нас от античной
картины цветущей Земли к образу христианского
Вертограда – Рая. Сходным образом, например, де-
корирован известный роскошный ажурный браслет
из Варнинского клада первой половины VII в. (Ди-
митров 1963, 35-40). Наиболее отчётливо христи-
анская иконография запечатлена в украшениях с
изображениями Христа, а также его символически-
ми заменами (монограмма, чаша) (Ross 1965, №87;
Yeroulanou 1999, 186).
Интересная находка, сделанная в женском за-
хоронении на территории Баварии, даёт пред-
ставление о процессе включения лунницевидных
украшений в убор варварской знати. В погребении
представлены две ажурные золотые серьги с пав-
линами, сопоставленными у крина. Одна серьга
тонкой, по всей видимости, византийской работы,
вторая, вероятно, была изготовлена на месте, ско-
рее всего, по модели первой, но другим мастером,
не столь опытным и не разобравшимся в рисунке
(возможно, и не видевшим никогда павлинов) (рис.
2, 1.2). В результате птицы стали двухголовыми, их
хохолки превратились во вторую голову с клювом
(Yeroulanou 1999, 188, fig. 188).
Время наибольшего распространения плоских
резных ажурных украшений, в том числе и лунни-
цевидных серег, приходится на VI-VII вв. Для VIII в.
подобные изделия уже не типичны. Однако лунни-
цевидные серьги послужили одним из прототипов
в сложении полых византийских колтов, подвеска
которых представляет собой как бы две соединён-
ные лунницы. Причём небольшие полые украшения
типа колтов встречаются уже одновременно с лунни-
цевидными серьгами (Yeroulanou 1999, 74, fig. 125).
Византийские колты были наиболее характерны
для XI-XII вв. Украшения, связанные с константи-
нопольской традицией, как правило, неажурные,
на них встречается накладной сканный и зерневой
декор, перегородчатая эмаль, изредка – карсты с
драгоценными камнями (Кондаков 1896, табл. 14).
Эмалевый декор этих изделий, как правило, геоме-
тризированный, но изредка представлены и антро-
 О Византийских лунницевидных серьгах VI-VII вв. 35

Рис. 2. Лунницевидные серьги. 1-2. Мюнхен, 3. Никосия, 4. Вашингтон, 5.

Оксфорд, 6. Афины. Масштабы разные (золото, во всех случаях указаны места хранения).
36 Cветлана Рябцева

Рис. 3. Лунницевидные серьги. 1-3. Афины, 4. Провиденс, 5-6. Cologne. Масштабы разные (золото, во всех случаях
указаны места хранения).
 О Византийских лунницевидных серьгах VI-VII вв. 37

Рис. 4. Лунницевидные серьги. 1-3,6. Афины, 4. Стамбул, 5. Кол Ребер. Масштабы разные (золото, во всех случаях
указаны места хранения).
38 Cветлана Рябцева

поморфные изображения, а также тиснённые изо-
бражением птиц, сопоставленных у крина (Дарке-
вич 1975, 273). Традиция же изготовления ажурных
колтов характерна для мастерских Сирии и Египта,
где на таких изделиях обильно применялся скан-
ный и зерневой декор (Jewelry 7000, 146, fig. 336;
Hasson 1987; он же 1988) (рис. 5,4).
Под влиянием византийской моды в Карпато-
Балканском регионе и на Руси сложились свои
школы изготовления колтов. На древнерусских
колтах конца XI-XIII вв. изображали птиц или си-
ринов, сопоставленных у крина, орлов и грифо-
нов, женские головки и лики святых, растительно-
геометрические композиции (Кондаков 1896, 155-
157; Макарова 1975, 31-33, Бочаров 1978, 240;
Рябцева 2005, 184-187).
На территории Румынии найдены колты XI-XIII
вв. как выполненные в византийской (золотой
колт с эмалями из Диногеции), так и в древнерус-
ской традиции (серебряные колты из Войнешть,
Оцелень и Диногеции) (Dumitriu 2001, Taf. 105,4;
Teodor 1961, 245-263; он же 1964, 343-358; Popescu
1970, cat. 21.26.27). В более позднее время (XV-
XVI вв.) в Карпато-Подунавье складывается своео-
бразная традиция изготовления украшений типа
колтов (вероятно, носившихся уже как серьги).
Подобные изделия, зачастую ориентированные
на более ранние византийские образцы, проис-
ходят из Енисала, Скела Кладовей, Сихляну, Заво-
йя, Суслэнешть (Popescu 1970, cat. 14-16.21.26.27;
Dumitriu 2001, Taf. 16; 48; 49; 51; Neamţu 1980,
fig. 1; Monnaies …1998, 64, fig. 1).
Таким образом, византийские лунницевидные
серьги, весьма популярные в VI-VII вв. и являющи-
еся своеобразным отражением внедрения христи-
анской символики в декор ювелирных украшений,
повлияли и на формирование ювелирного убора и
более позднего времени.

Рис. 5. Лунницевидные серьги. 1. Сиракузы, 2. Ричмонд, 3. Лондон, 4. Сирия или Египет. Масштабы разные (золото,
в случаях 1-3 указаны места хранения, в случае 4 указано место вероятного изготовления).
 О Византийских лунницевидных серьгах VI-VII вв. 39

Библиография
Бочаров 1978: Г.Н. Бочаров, Русские сюжетно-орнаментальные изделия с перегородчатой эмалью. В сб.: Средневе-
ковое искусство. Русь. Грузия (Москва 1978), 237–249.
Залеская 2006: В.Н. Залеская, Памятники византийского прикладного искусства IV-VII веков. Каталог коллекции
(Санкт-Петербург 2006).
Даркевич 1975: В.П. Даркевич, Светское искусство Византии (Москва 1975).
Димитров 1963: Д.И. Димитров, Ранновизантийско златно от Варна. Археология V, кн. 2 (София 1963), 35–40.
Колпакова 2005: Г.С. Колпакова, Искусство Византии. Ранний и средний периоды (Санкт-Петербург 2005).
Колпинский, Бритова 1982: Ю.Д. Колпинский, Н.Н. Бритова, Искусство этрусков и Древнего Рима (Москва 1982).
Кондаков 1896: Н.П. Кондаков, Русские клады (Санкт-Петербург 1896).
Макарова 1975: Т.И. Макарова, Перегородчатые эмали Древней Руси (Москва 1975).
Рябцева 2005: С.С. Рябцева, Древнерусский ювелирный убор. Основные тенденции формирования (Санкт-Петербург
2005).
Baldini 1999: L.I. Baldini, L’oreficeria nell’impero di Costantinopoli tra IV e VII secolo (Bari 1999).
Bank 1985: A. Bank, Byzantine Art in the Collections of Soviet museums (Leningrad 1985).
Bizantium… 1994: Bizantium. Treasures of Byzantine Art and Culture from British Collections. Edited by David Buckton
(London 1994).
Byzantine … 1986: Byzantine and post-Byzantine art (Athens 1986).
Byzantium … 1989: Byzantium. Treasures of Byzantine Art and Culture from British Collections. The British Museum Press
(London 1989).
Byzantium the high … 1989: Byzantium the high in the age of darkness (New York 1989).
Dalton 1901: O.M., M.A. Dalton. Catalogue of Early Christian antiquities and objects from the Christian East (London
1901).
Die Welt von Byzanz 2004: Die Welt von Byzanz. Europas Östliches Erbe (Theiss 2004).
Dumitriu 2001: L. Dumitriu, Der mittelalterlich Schmuck des unteren Donaugebietes im 11.-15. Jahrhundert (Bucureşti
2001).
Garam 1980: E. Garam, Goldschmuck des 7. Jahrhunderts in den Sammlungen des ungarischen Nationalmuseum.
Arhaeologica XXXI (Budapest 1980), 157–175.
Garam 2001: E. Garam, Funde byzantinschen Herkunft in der Awarenzeit vom Ende des 6. bis zum Ende 7. Jahrhundert
(Budapest 1992).
Hasson 1987: R. Hasson, Early Islamic jewelry (L.A. Mayer. Memorial Institute for Islamic Art 1987).
Hasson. 1988: R. Hasson, Schmuck der Islamishen Welt (Frankfurt am Main 1988).
Jewelry 7000… 1991: Jewelry 7000 years (New York 1991).
Kalavrezou 2003: I. Kalavrezou, Byzantine Women and Their World (London 2003).
Monnaies …1998: Monnaies et parures du musee d’histoire de Iaşi (Iaşi 1998).
Neamţu 1980: E. Neamţu, Le tresor d’objets de parure et de monnaies decouvert a Sihleanu (com. Scorţaru Nou, dep. de
Brăila). Dacia, NS, XXIV, 1980, 341–353.
Popescu 1970: M. Popescu, Podoabe medievale în Ţările Române. Editura Meridiane (Bucureşti 1970).
Ross 1965: M. Ross, Catalogue of the Byzantine and early mediaeval antiquities, V 2 (Paris 1965).
Rom und Byzanz 1998: Rom und Byzanz. Schatzkammerstuche aus bayerischen Sammlungen. Herausgegelen von Reinholed
Baumstark (München 1998).
Teodor 1961: D. Gh. Teodor, Tezaurul feudal timpuriu de obiecte de podoabǎ descoperit la Voineşti-Iaşi. AM 1, 1961,
245–263.
Teodor 1964: D. Gh. Teodor, Obiectele de podoabǎ din tezaurul feudal timpuriu descoperit la Oţeleni. AM 2-3, 1964, 343–
358.
Urgeschichte 1975: Urgeschichte, Römerzeit, Frühgeschichte (Linz im Nordico 1975).
Yeroulanou 1999: A. D. Yeroulanou, Gold pierced-work jewellery from the 3th to the 7th century. Benaki Museum (Athens
1999).

Светлана Рябцева, доктор истории, Центр археологии, Институт культурного наследия, Академия
Наук Молдовы, бул. Штефан чел Маре 1, MD-2001 Кишинэу, Республика Молдова
 MATERIALE ŞI CERCETĂRI DE TEREN - МАТЕРИАЛЫ И ПОЛЕВЫЕ
ИССЛЕДОВАНИЯ - PAPERS AND SURVEYS

SITURI MEZOLITICE DIN VALEA RÂULUI CĂINARI, REPUBLICA MOLDOVA

Ilie BORZIAC, Vitalie BURLACU, Ion VARTIC, Chişinău

Se dedică neobositului cercetător de teren,

eminentului arheolog Alexandr Černyš

Cu ocazia împlinirii a 50 ani de la începutul cercetărilor prin săpături a siturilor mezolitice din Moldova, în articol sunt
readuse date mai vechi, dar şi mai noi, obţinute de autori despre staţiunea mezolitică Frumuşica, cât şi despre alte situri din
valea râuleţului Căinari (afluent de stânga al Răutului). Sunt examinate condiţiile geomorfologice de amplasare a siturilor
analizate: stratigrafia, colecţiile de piese litice, descoperite în ele, inclusiv şi de către autori. De asemenea sunt făcute concluzii
despre apariţia mezoliticului în zona Carpato-Nistreană, evoluţia şi variantele lui culturale, care pot fi evidenţiate la etapa
actuală de cercetare.

Мезолитические стоянки в долине реки Кэинарь, Республика Молдова. В связи с 50-летием начала систематических
исследований мезолитических памятников на территории Молдавии в статье приведены как старые, так и
новые данные, полученные в том числе и авторами настоящей статьи, относительно стоянки Фрумушика и
других мезолитических стоянок, открытых в долине левого притока Реута – реки Кэинарь. Проанализированы
геоморфологические условия расположения памятников, их стратиграфия, вновь рассмотрены коллекции каменных
изделий, в том числе добытых авторами настоящей статьи. Также обоснованы некоторые выводы относительно
генезиса мезолита на территории Днестровско-Карпатского региона и его культурно-хронологических периодов
развития, которые могут быть выделены на современном этапе исследования.

Les sites mesolitiques dans le valee du Căinari, Rep. Moldova. A l’occasion de la 50-iéme anniversaire, dés le commencement
des recherches des fouilles archéologiques des sites mésolithiques de Moldova, dans l’article sont ramenées des dats plus
anciennes, mais aussi plus récentes, obtenues par les auteurs à propos de la station mésolithique Frumuşica, comme et d’autres
sites du val du Căinari (afluent de gauche du Răut). Sont examinées les conditions géomorphologiques d’emplacement des sites
analysés: la stratigraphie, les collections de piéces lytiques, découvertes en elles, inclusivement et par les auteurs. Sont faits
aussi des conclusions de l’apparition du mésolithique dans la zone Carpato-Nistreană, l’évolution et ses variantes culturelles,
qui peuvent etre évidentiées à l’étape actuelle de recherche.

Key words: Dniestr-Prut Basin, Frumushica, Mesolithic, Svider, Grebenniki culture, stratigraphy, typology, artefact, scraper

Introducere devenind determinante pentru evidenţierea fazelor

În anul 2007 se împlinesc 50 ani de la începutul
studiului prin săpături al siturilor mezolitice din
interfluviul Nistru-Prut. Aceste prime cercetări au fost
efectuate de către A. Černyš la situl descoperit de V.
Marchevici în anul 1955 lângă satul Frumuşica, acum
raionul Floreşti (Черныш 1959; idem 1973; idem
1975; Кетрару 1963; idem 1969; idem 1973; Ко-
валенко 1990; Borziac 1994; idem 1996; Chetraru,
Covalenco 1998 etc.). Cu toate că rezultatele acestor
cercetări au fost publicate extrem de sumar, ele au
căpătat o largă recunoaştere în domeniul de cercetare,
tardive ale mezoliticului din zonă (Черныш 1973, 43-
45; idem 1975, 121-124; Кетрару 1973, 144-146; idem
1974, 17; Borziac 1994, 29-30; idem 1996; Коваленко
1990, 23-24; Covalenco, Chetraru 1999, 15-23). După
investigaţiile de teren din 1957, la care a participat şi
N. Chetraru (1973, 144), în staţiune, în repetate rînduri,
s-au mai făcut cercetări, în timpul cărora au fost
colectate noi materiale litice (1971, 1972, 1977, 1996,
1997, 2004, 2007). În anul 1975 la staţiune au fost
efectuate, cu scopul de a determina prezenţa nivelului
de locuire şi stabilirea mai exactă a stratigrafiei, două
sondaje (2×1 şi 2×1 m), iar în anul 2007, cu ajutorul

Revista Arheologică, serie nouă, vol. IV, nr. 1, 2008, p. 40-60

 Situri mezolitice din valea râului Căinari, Republica Moldova
informaţiilor, obţinute de la localnicii, care au participat
la lucrările din 1957, a fost determinat locul săpăturilor
lui A. Černyš.
Astfel, reieşind din cele expuse, rezultă că staţiunea
mezolitică Frumuşica I a fost mereu în atenţia
cercetătorilor. Aparte pot fi menţionate colectările
repetate ale materialelor litice de la suprafaţă, efectuate
în 1970 de către V. Marchevici şi I. Borziac, în timpul
cercetărilor aşezării cucuteniene timpurii Alexăndreuca
I (Коваленко, Бодян 2006), situate pe malul opus
al râuleţului Căinari, vizavi de staţiunea Frumuşica.
Colecţia de peste 1500 piese, printre care mai mult de
100 unelte de muncă, prin intermediul doctorandei lui
V. Marchevici, L. Makarova, a fost oferită „ca dar”
din partea lui V. Marchevici Muzeului Regional de
Istorie şi Arheologie din Cernăuţi şi ori că nu a ajuns
la destinaţie, ori n-a fost actată la muzeul menţionat,
soarta ei rămânînd necunoscută. Astfel, conform unei
estimări sumare a materialelor provenite de la staţiune,
colecţia pieselor litice, colectate în timpul descoperirii
ei, numără circa 4 mii piese, fiind considerată ca cea mai
numeroasă colecţie mezolitică din Moldova. Colecţia
de piese litice denotă nu numai mărimea staţiunii,
dar, posibil, şi durata existenţei ei. În continuare, vom
descrie staţiunile din valea râului Căinari1, definite
drept mezolitice, având ca bază şi reper mai important
staţiunea de la Frumuşica, care merită un studiu mai
aprofundat şi o publicaţie integrală aparte.
Staţiunea Bulboci
Staţiunea mezolitică Bulboci a fost descoperită de
către I. Borziac în anul 1971 (Борзияк 1974). Tot
atunci pe teritoriul ocupat de ea, la suprafaţa terenului,
a fost colectat un set de piese din silex, fragmente de
oase şi cochilii de moluşte fosile. Colectarea pieselor
din silex de la staţiune a continuat în anii 1972, 1973,
1983. Astfel, a fost obţinută o colecţie de silexuri, care
conţine peste 500 piese litice. Această colecţie a servit
drept suport eficient pentru a determina staţiunea ca
fiind de vârstă mezolitică, dar a permis şi încadrarea
ei în etapele timpurii ale acestei epoci vechi a pietrei
(Борзияк 1974, 39; Коваленко 1990, 18-19)2.
Amplasarea. Staţiunea este situată pe un promontoriu
de pe malul stâng al râuleţului Căinari, format de
valea râului şi o vale mai mică, ce cade în ea dinspre
nord-est. In locul amplasării staţiunii promontoriul
are o suprafaţă relativ plană, cu lăţimea de circa 150
m. Ea se află la 2 km nord de satul Bulboci, raionul
Soroca, circa 3 km sud de satul Popeştii de Jos, raionul
Siturile sunt descrise de la nord la sud, totodată fiind respectată atribuirea lor cronologică, determinată anterior (Черныш 1973).
1
În prezent, în valea râului Căinari sunt cunoscute şi 3 puncte, care, conform materialelor depistate la suprafaţa terenului, pot fi
2
atribuite gravetianului. Ele sunt situate lângă comunele Măcăreuca, Zguriţa şi Izvoare. Ultimul a fost descoperit în anul 2007.
41
Drochia, şi circa 28 km în amonte de la punctul vărsării
râuleţului în râul Răut. Sectorul cu staţiunea corespunde
zonei de delimitare a moşiilor comunelor Bulboci şi
Popeşti (fig. 1-2). În partea de nord a promontoriului,
pe un sector mai ridicat al lui, este situat un tumul cu
înălţimea de circa 1,5 m. În zona tumulului, la suprafaţă
apare pietrişul de calcar, care în structura depunerilor
geologice de aici este plasat la soclul terasei.
Amplasarea staţiunii faţă de nivelul apei râului este
de circa 6-7 m.
Stratigrafia. În anul 1971, în timpul amenajării unui
bazin de apă, capătul de vest al promontoriului, de la
nord la sud, a fost intretăiat de un canal de evacuare a
surplusului de apă din bazin, în rezultat fiind dezgolit
un profil cu o lungime de peste 20 m. În peretele de
vest al acestui canal, pe un perimetru de 6 m lungime şi
2,5 m înălţime, a fost taluzat şi descris un profil vertical
(fig. 3, de sus în jos):
1. Nivel de sol vegetal de culoare neagră, intens utilizat
în scopuri agricole. La bază se înteţeşte prezenţa
prundişului mărunt de calcar. Tot în partea de jos
a acestui nivel, care poate fi considerat ca format
în rezultatul unui proces de aluvionare, se întâlnesc
mai frecvent piese din silex. Grosimea nivelului
creşte de la nord spre sud şi pe sectorul taluzat
atinge 0,30-0,45 m;
2. Nivel de sol cenuşiu (infiltrat de sus?), abundent
în pietriş de calcar rulat, de dimensiuni mici şi
medii, eficient delimitat, practic strict, de nivelele
adiacente (de sus şi de jos). După poziţia orizontală
a pietrelor plate de calcar, concluzionăm că nivelul
reprezintă un fenomen aluvionar, survenit în urma
unor viituri esenţiale ale apelor râului Căinari. În
partera de sus a nivelului de pietriş au fost depistate
unele silexuri. Grosimea nivelului 0,3-0,5 m;
3. Orizont de argilă (loess?) cu ingrediente de nisip
fin cuarţitic, dens, de culoare galbenă-deschisă.
În partea de sus şi la bază orizontul de argilă este
delimitat destul de vizibil. Grosimea nivelului
variază între 0,18-0,25 m;
4. Nivel de ditrită calcaroasă cu praf de cretă şi cu unele
pietre mai mari de calcar la bază, care, în ansamblu,
reprezintă soclul terasei. Înălţimea soclului de la
nivelul apei din râu este de circa 5-6 m. Această
înălţime corespunde cu soclul determinat pentru
prima terasă a Răutului (Верина 1974).
După cum reiese din cele relatate şi, utilizând datele
altor autori (Верина 1974; Негадаев-Никонов, Янов-
ский 1969), este posibilă concluzia, că promontoriul
42 Ilie Borziac, Vitalie Burlacu, Ion Vartic

Fig. 1. A – planul schematic al amplasării staţiunii mezolitice Bulboci. 1- staţiunea; 2- tumul; 3- secvenţa geologică cu dezgolire
de depuneri din cretaceu, din care se surpă galete şi bolovani din silex. B – desenul stratigrafic al depunerilor de pe locul
staţiunii Bulboci (descrierea nivelelor litologice – în text).

în partea sa de vest reprezintă un segment al terasei
întâia a râului Căinari şi că oamenii din mezolitic s-au
dislocat pe acest promontoriu în urma retragerii apelor
după o viitură simţitoare a râului. Presupunem că acest
proces a avut loc la sfârşitul etapei de tranziţie de la
pleistocen la holocen.
Fauna. La suprafaţa aşezării au fost descoperite unele
fragmente de oase fosilizate, printre care, conform
determinărilor efectuate la timpul respectiv de către A.
David, doctor habilitat în biologie, sunt prezenţi dinţii
de cal fosil şi ren, precum şi un os calcaneu de ren. Pe
suprafaţa promontoriului au mai fost depistate cochilii
de moluşte terestre şi de râu, dar legătura acestora cu
situl mezolitic de aici poate fi contestată.
Colecţia pieselor din silex depistată la staţiune
conţine două compartimente – cel colectat iniţial, în anul
1971, şi cel din anii 1973 şi 1987. Piesele colectate în
ultimii ani indicaţi vor fi descrise aici pentru prima dată,
rămânând până acum inedite. Prima colecţie numără
452 piese, a doua – 174. În total, colecţia de piese de la
staţiune conţine 626 piese din diferite varietăţi de silex
şi peste 20 piese din gresie, care convenţional pot fi
legate de activitatea omului de la această staţiune.
Materia primă. În calitate de materie primă pentru
confecţionarea uneltelor de muncă a fost utilizat
silexul de culoare neagră, cenuşie şi albie-opacă,
provenit din concreţii şi mici bolovani rulaţi de ape.
Ambele varietăţi de silex sunt prezente în soclurile
 Situri mezolitice din valea râului Căinari, Republica Moldova
teraselor râului, în depunerile locale din cretaceu, care
se dezgolesc pe unele sectoare ale albiei râului. Nu este
exclus că omenii din mezolitic, care au populat aceste
locuri, puteau să aducă cu sine silex din alte zone.
De altfel, aceste varietăţi de silex sunt comune atât
pentru paleoliticul final, cât şi pentru mezoliticul din
alte zone ale Moldovei. Piesele din gresie de culoare
gri şi maronie reprezintă obiecte întregi ori fragmente
de galete de râu de diferite forme, care pot fi legate
convenţional de procesele de debitaj al silexului din
staţiune, de alte activităţi cotidiene ale omului din
această epocă. Ele de asemenea provin din dezgolirile
soclurilor teraselor râului. În procesul de aşchiere la
staţiune au fost antrenate galete şi concreţii de silex
de mărime medie şi mică, care corespund rezervelor
locale de materie primă, depistate de noi în apropierea
staţiunii. Vom indica că la circa 800 m spre sud de
staţiune (fig. 1A; 3), în bordul opus al văii râului, în
punctul „La Opust”, în depunerile cretaceului, care se
dezvelesc aici, au fost depistate galete şi concreţii de
silex, care puteau să servească ca materie primă pentru
locuitorii staţiunii menţionate. Mai menţionăm cu
această ocazie că şi în apropierea staţiunii Frumuşica,
despre care vom discuta în continuare, de asemenea
au fost descoperite surse de silex. Nu este lipsită de
sens presupunerea că prezenţa surselor de silex servea,
printre altele, ca criteriu pozitiv în alegerea locului de
amplasare a staţiunilor mezolitice din zonă.
Colecţia de silexuri depistată în 1971. În cadrul ei
în număr mare sunt reprezentate deşeurile, provenite în
rezultatul debitajului – aşchiile informe, cele primare
cu cuvertură de cortex, spărturile, bucăţile din aşchii,
care în total numără 284 piese.
Nucleele sunt reprezentate de 18 piese. Predomină
nucleele cu urmele negativelor, provenite din debitajul
prismatic şi cvasiprismatic, care, în ansamblu, constituie
o grupă de 11 piese. Dimensiunile nucleelor variază
între 3,5×3,0×2,8 şi 4,6×3,5×3,0 cm. Două dintre ele
sunt prismatice bipolare. Primul este confecţionat
dintr-o galetă, de pe care au fost aşchiate lame scurte
(fig. 4,1). Suprafaţa nucleului al doilea este ocupată de
negativele desprinderilor unor aşchii scurte şi late. Al
treilea nucleu reprezintă o piesă cu mai multe suprafeţe
de debitaj. A servit la obţinerea aşchiilor. Alte 7 nuclee
sunt atribuite celor cu mai multe taloane de percuţie,
şi în general, pot fi atrbuite celor cvasiprismatice. Un
nucleu (fig. 4,2) are formă prismatică aplatizată şi
de pe el se desprindeau lame şi lamele înguste. Trei
nuclee sunt de forme discoidale (fig. 4,3-4), de pe care,
în momentul abandonării lor, se practica debitajul
radial. Două dintre ele sunt cu suprafeţele de percuţie
bifaciale, al treilea este unifacial. Serveau aceste nuclee
pentru obţinerea semifabricatelor scurte şi masive, care
43
puteau fi utilizate pentru confecţionarea gratoarelor.
Patru nuclee pot fi considerate ca cvasipiramidale ori
în formă de con neregulat. De pe ele se desprindeau
aşchii şi lame scurte. În colecţie nu sunt prezente
nucleele piramidale „în formă de creion”, dar sunt 2
avivaje, detaşate în procesul de reînnoire a taloanelor
de pe astfel de nuclee.
Lamele şi lamelele constituie o grupă de 74 piese
(16,3% din numărul total de piese). În numărul lor sunt
15 lame cu prelucrare secundară. Lungimea lamelor
atinge 3-4 cm, dar sunt exemplare ce au 7-8 cm în
lungime. În număr relativ mare (28 piese) sunt prezente
fragmentele de lame. Lamelele alcătuiesc o grupă de
18 exemplare. Lungimea lor nu depăşeşte 2 cm.
Aşchiile sunt reprezentate de piese scurte, masive,
deseori cu urme de cortex la suprafaţă. 11 exemplare
din numărul lor au urme de prelucrare secundară
rudimentară sub formă de retuşare accidentală ori
scobituri mărunte retuşate. În colecţie mai sunt
prezente 25 fragmente informe de nuclee ori spărturi
indeterminabile din silex, 4 lame à crete. În urma
studiului nucleelor şi semifabricatelor prezente în
colecţie pot fi trase unele concluzii referitoare la
debitaj:
- debitajul s-a efectuat pe locul staţiunii – în colecţie
sunt prezente în proporţii obişnuite pentru aceste
cazuri toate categoriile de piese, provenite în urma
debitajului;
- industria poate fi calificată ca fiind constituită din
piese de dimensiuni medii şi mici, mai concret,
poate fi calificată drept microlitică;
- proporţiile nucleelor, factura semifabricatelor, dar
şi piesele cu prelucrare secundară, despre care vom
scrie în continuare, permit determinarea industriei
ca fiind mezolitică.
Piesele cu prelucrare secundară constituie o grupă
de 48 exemplare (10% din numărul total de piese din
colecţie). Numeric predomină gratoarele, care sunt
reprezentate de 21 exemplare. Convenţional, din punct
de vedere tipologic, ele pot fi divizate în următoarele
grupe: simple din lame, simple din aşchii, arondate,
unghiforme, laterale din aşchii şi ascuţite.
Cele simple, în număr de 6, sunt modelate din lame
şi fragmente de lame şi sunt subţiri, cu nervurile
negativelor desprinderilor anterioare cvasiparalele.
Lamele semicirculare ori arcuite sunt utilizate mediu.
Au lungimea între 3,5 şi 5,1 cm. Excepţie face un gratoar
din lamă lungă şi relativ lată, cu elementul de lucru
arcuit şi prelucrat cu retuşe „în solz”. În zona lamei,
din partea dorsală sunt aplicate aşchieri plate (fig. 5,8).
Posibil, piesa a fost utilizată şi în calitate de dăltiţă.
Gratoarele arondate, în număr de 5, sunt confecţionate
din aşchii scurte şi masive (fig. 5,10-11). Lamele retuşate
44 Ilie Borziac, Vitalie Burlacu, Ion Vartic
ocupă peste 2/3 din perimetrul semifabricatelor. Ele
sunt prelucrate cu retuşe semiabrupte. Tot de 5 piese
sunt reprezentate gratoarele laterale din aşchii, care
sunt confecţionate din aşchii de mărimi medii şi au o
prelucrare secundară a lamelor, ca şi cele arondate (fig.
5,12-16). Gratoarele ascuţite (fig. 5,9) sunt reprezentate
de 3 piese, care au capetele distale oarecum ascuţite.
Totodată, ele pot fi calificate ca duble laterale cu lamele
convergente.
Burinele sunt reprezentate doar de 3 piese. Această
situaţie este caracteristică pentru mezoliticul zonei
Carpato-Nistrene (Черныш 1975; Păunescu 1998;
idem 1999), în care burinele peste tot sunt în poziţie
secundară, vizavi de gratoare. Această particularitate
documentează un grad mai scăzut de prelucrare a
osului în mezolitic, decât în paleoliticul târziu şi
epipaleoliticul din zona Carpato-Nistreană (Черныш
1987; Borziac, Chirica 2006, 3-35). Primul dintre
burinele din complex este atribuit celor de unghi, al
doilea este lateral cu retuşare oblică. Al treilea burin
este confecţionat din aşchie cu capătul distal fracturat,
care prin desprindere burinantă a fost modelat în burin
simplu diedru. Primele două piese pot fi considerate
drept microburine (fig. 6,1-3).
De 3 piese sunt reprezentate şi străpungătoarele.
Două sunt confecţionate din lame cu capetele distale
spre vârf retuşate mărunt, al treilea – din aşchie cu vârf
uşor asimetric şi cu o largă scobitură laterală retuşată.
Piesele au dimensiuni mici (fig. 6,4-6).
Relativ bizar apare în această colecţie un vârf bifacial
de săgeată (fig. 6,8). Este confecţionat din aşchie ovală
cu dimensiunile de 3,5×2,4×0,4 cm. Baza arondată şi
laturile sunt prelucrate cu retuşe plate.Vârful este frânt.
Dimensiunile mici ne sugerează concluzia că această
piesă a fost utilizată în calitate de vârf de săgeată.
Este cazul de menţionat că la staţiunile mezolitice
din Moldova au fost depistate trei tipuri de vârfuri de
săgeată: la staţiunile Sănătăuca I (Черныш 1975, 126)
şi Selişte (Borziac, Burlacu 2006, 23-24) s-au găsit
vârfuri de tip sviderian din lame; la staţiunea Costeşi
au fost semnalate 2 vârfuri asimetric-trapezoidale, de
tipul zis „dunărean” (Кетрару 1974, 16; Covalenco,
Chetraru 1999, 21-22), iar la staţiunile Bulboci şi
Frumuşica au fost depistate fragmente de vârfuri
bifaciale din aşchii mărunte (Борзияк 1974, 37; Чер-
ныш 1975, 104). Însă prezenţa a două piese bifaciale
fragmentare la staţiunile menţionate nu poate fi
calificată ca o trăsătură tipologică specifică industriilor
mezolitice din valea râului Căinari.
3
În anul 1987 la colectările de teren de la staţiunile Bulboci şi Frumuşica au participat I. Borziac şi S. Covalenco.
Printre alte piese din colecţie amintim un instrument
confecţionat dintr-o aşchie masivă, care are o latură
retuşată de pe ambele suprafeţe plate cu desprinderi
semiabrupte neregulate. El aminteşte o daltă cu lama
uşor arondată. De asemenea poate fi menţionat un
retuşor confecţionat dintr-o galetă de gresie alungită
şi oarecum cilindrică, cu lungimea de 12 cm, capetele
căruia sunt deteriorate de lovituri.
Sunt numeroase şi relativ variate după modalităţile
de prelucrare secundară lamele şi lamelele. Două
dintre ele sunt amenajate cu retuşe mărunte la baza
oblică din partea dorsală (fig. 6,11.12), alte lame poartă
urme de prelucrare secundară şi utilizare în calitate de
instrumente de tăiat (fig. 6,9.10.14-18).
Colecţia din 1973 şi 1987 3. Din 174 piese colectate
în aceşti ani, pot fi determinate următoarele grupe de
piese: prenuclee – 3; nuclee de diferite forme – 8;
fragmente de nuclee – 11; lame, lamele şi fragmente
din ele – 38; aşchii şi fragmente din ele – 118; bucăţi
informe din silex – 3. În calitate de materie primă, ca
şi în colecţia din 1971, este prezent silexul de culoare
neagră şi cenuşie. Unele piese din colecţie poartă la
suprafaţă patină albă şi albăstrie.
Nucleele sunt reprezentate de forme prizmatice şi
cvasiprismatice şi de un fragment de nucleu piramidal
(posibil, în formă de creion). Printre cele prizmatice
4 sunt destinate pentru obţinerea lamelor şi unul,
epuizat puternic – pentru aşchierea semifabricatelor
scurte. Nucleele cvasiprismatice au mai multe taloane
de percuţie şi serveau pentru desprinderea aşchiilor
(fig. 7). Nucleele sunt asemănătoare cu cele colectate
anterior.
Lamele întregi au dimensiunile de 3,4×8,6 cm. A
fost depistată şi o lamă cu lungimea de 11 cm, dar
care, judecând după poleirea intensă a unei laturi,
nu poate aparţine colecţiei de piese mezolitice. Ea
poate fi atribuită pieselor pentru prelucrarea solului,
caracteristice pentru cultura epocii bronzului Comarov,
siturile căreia sunt prezente în nordul Moldovei.
Printre gratoare sunt prezente 11 piese simple din
lame, 3 gratoare arondate, 1 unghiform şi altul lateral
din aşchie (fig. 8). Gratoarele simple din lame sunt de
dimensiuni medii şi mici (3-5 cm în lungime), iar 4
dintre ele au câte o latură retuşată. O piesă din numărul
acestor gratoare are ambele laturi retuşate mărunt din
partea dorsală. 5 gratoare sunt cu lamele ştirbite şi,
evident, utilizate intens.
Gratoarele arondate sunt confecţionate din aşchii:
două din semifabricate mărunte, altul – dintr-o aşchie
 Situri mezolitice din valea râului Căinari, Republica Moldova 45

Fig. 2. Staţiunea Bulboci. Piese din silex. 1-4 – nuclee (colecţia din 1971); 5-22 – piese din colecţia anului 1987; 5 – nucleu
prizmatic; 6 – nucleu prizmatic aplatizat; 7 – lamă cu capătul retuşat oblic; 8.10-15.17-19. 21 – gratoare; 9.16, lame retuşate;
20 – lamă cu scobituri laterale retuşate; 22 – burin lateral pe trunchiere retuşată.
46 Ilie Borziac, Vitalie Burlacu, Ion Vartic
mai masivă, cu diametrul de 4,8 cm. Lamele gratoarelor
sunt prelucrate cu retuşe semiabrupte. Alte două
gratoare sunt din aşchii şi sunt caracteristice pentru
această colecţie.
Două burine sunt modelate pe spărturi de lame.
Unul dintre ele are retuşe şi o scobitură retuşată pe o
latură. Al treilea burin este diedru şi poate fi atribuit
microburinelor (fig. 8).
Străpungătorul este confecţionat dintr-o aşchie
relativ masivă, un colţ al căreia, prin retuşare măruntă
bilaterală a fost transformat în vârf de străpungător
(fig. 8,4).
O lamă, cu un capăt fracturat în vechime, are un
capăt retuşat oblic convex (fig. 8,1). Nu este exclus, că
ea reprezenta o piesă de tip „segment de cerc” (lamele
şi aşchiile retuşate – fig. 8).
Astfel, pe parcursul a mai multor campanii de
periegheză la staţiunea Bulboci a fost recoltată o colecţie
de piese litice, care, fără îndoială, conform tehnicii de
debitaj şi tipologiei uneltelor de muncă, este atribuită de
noi mezoliticului (Borziac 1974, 27; idem 2003). Însă,
în lipsa seriilor caracteristice de unelte tipice (în afara
de gratoare), nu putem cu certitudine efectua atribuirea
culturală şi cronologică a ei. Anterior staţiunea, în mai
multe publicaţii, a fost atribuită mezoliticului timpuriu
(Борзияк 1974; idem 2003; 1994; Covalenco 1990,
23-24; Covalenco, Chetraru 1999, 15-23). Odată cu
depistarea posibilului segment de cerc [ori semilună,
după termenul utilizat de către M. Cârciumaru (2000,
99)], datarea pare a fi verosimilă. Rămânând în cadrul
acestei opinii până la căpătarea unor date mai concrete
pentru datarea staţiunii, atenţionăm că ea reprezintă un
sit mezolitic de perspectivă pentru cercetările viitoare.
Nu este exclus că sectorul de sud al promontoriului,
acoperit mai consistent cu depuneri din holocen,
posibil, încorporează sectoare cu nivelul de locuire al
staţiunii, păstrat „in situ”.
Staţiunea Frumuşica I
După cum am menţionat anterior, staţiunea este
situată la periferia de sud a comunei Frumuşica,
raionul Floreşti, pe malul drept bazal (35-37 m asupra
talvegului) al râului Căinari (fig. 1; 4,1). După depistarea
ei în anul 1955 de către V. Marchevici, în 1957 ea a fost
studiată de către A. Černyš prin intermediul săpăturilor.
Pe teritoriul adiacent au fost trasate sondaje şi un şantier
cu suprafaţa totală de peste 70 m.p. (fig. 4) (Черныш
1973; idem 1975, 100-106).
4
Observaţiile de teren, efectuate în anul 2007, ne permit să considerăm că partea centrală a staţiunii era situată spre sud-est
de şantierul lui A. Černyš din 1957, sector în prezent esenţial deteriorat de cariera pentru extragerea calcarului şi alunecările
de teren, cauzate de lucrările din carieră.
Stratigrafia. În sondajele şi pereţii şantierului din
1957, în sondajul efectuat de către I. Borziac în anul
1975, precum şi datorită observaţiilor din anul 2007
referitoare la depunerile de pe locul staţiunii, care
se dezgolesc pe versantul estic al văii, ca rezultat al
lucrărilor la cariera de extragere a calcarului, dar şi
al alunecărilor de teren4, a fost stabilită următoarea
stratigrafie cumulativă (de sus în jos, fig. 9,2):
1. nivel de cernoziom, intens prelucrat agricol, cât şi de
rozătoare, în contextul căruia se întânesc unele piese
din silex. Grosimea variază între 0,40-0,50 m;
2. nivel de tranziţie de la depunerile din pleistocen la
cernoziomul din holocen, de culoare gri, puternic
afectat de rozătoare. În contextul acestui nivel
litologic au fost depistate cele mai numeroase piese
din silex, unele oase de mamifere mari şi cochilii de
moluşte Helix (Черныш 1975, 102);
3. nivel de argilă (loess?), de culoare galbenă, cu
unele pietricele mărunte rulate din jasp (galete zise
“din Carpaţi”), ingrediente de calcare dizolvate
sub formă de intruziuni albe. În partea superioară,
conform informaţiilor lui A. Černyš, s-au mai
descoperit unele piese din silex. Grosimea generală
a nivelului – 1,3-3,0 m, mai jos fiind plasate argile
terţiare de culoare verzuie şi calcare.
După cum se vede, pe suprafaţa cercetată de către
A. Černyš nivelul de locuire, posibil, a fost uşor
remaniat de apele atmosferice (este cazul să menţionăm,
că şantierul a fost plasat pe cel mai înalt punct al
promontoriului) şi de rozătoare. Totuşi, A. Černyš
considera că aici a fost cercetat un veritabil nivel de
locuire mezolitică.
Planigrafia resturilor de locuire depistate pe
suprafaţa şantierului este extrem de simplă. Practic,
pe toată suprafaţa studiată prin săpături piesele din
silex şi puţinele resturi osteologice se plasau uniform.
Aceste vestigii se dislocau cu precădere la adâncimea
de 0,4-0,7 m de la suprafaţă, în nivelul B al solului
de tip cernoziom din holocen. Piesele găsite mai sus
şi mai jos sunt considerate ca rezultat al remanierilor
nivelului de locuire. Conform datelor lui A. Černyš,
la fiecare careu cu suprafaţa de 1 m.p. reveneau câte
5-10 silexuri. Cercetătorul mai consideră că atunci a
fost studiată partea periferică (de est?) a staţiunii, care
era mereu afectată de spălări şi erozii.
Resturile faunistice depistate în procesul săpăturilor
n-au fost special studiate de către specialişti. A. Černyš
comunică că ele erau puţin numeroase, conţinând doar
 Situri mezolitice din valea râului Căinari, Republica Moldova
oase de cal şi zimbru puternic fragmentate. Aceste
specii au fost determinate, în special, datorită prezenţei
dinţilor, care, ca regulă, se păstrează mai bine. În 2007,
dar şi în anii anteriori de periegheză la staţiune, la
suprafaţa terenului au fost depistate multe oase. Însă
legătura lor cu nivelul de locuire mezolitică nu poate fi
demonstrată cu certitudine.
Nu este clar, de asemenea, dacă calul reprezintă
specie pleistocenară, nici dacă oasele de bovină
reprezintă bizonul din pleistocen, ori taurul european
din holocen. Au mai fost depistate cochilii de moluşte
Helix şi Unio, legătura cărora cu nivelul de locuire nu
poate fi cu certitudine demonstrat.
Colecţia de piese litice din 1957, conform relatărilor
lui A. Černyš, număra 1351 piese din silex şi peste 20
piese din gresie, reprezentând percutoare şi nicovale,
utilizate în procesul de aşchiere a silexului. Majoritatea
pieselor au fost descoperite în timpul cercetărilor prin
săpături, dar peste 20% din numărul lor total s-au găsit
la suprafaţă5 .
Materia primă utilizată în staţiune pentru
confecţionarea uneltelor din piatră este reprezentată în
exclusivitate de silexul de culoare întunecată şi cenuşie.
Aceste varietăţi de silex se întâlnesc în depunerile
cretaceului din bordul drept al văii râului, în apropierea
staţiunii. Tot din aceste depuneri provin şi galetele din
gresie. Astfel de materiale litice se surpă din depunerile
cretaceului de pe locul staţiunii şi în prezent. Piesele
din această colecţie, ca şi cele depistate la suprafaţă
mai târziu, sunt acoperite cu patină alb-albăstrie ori
sunt lipsite de patină. Se întâlnesc piese cu urme de
arsură. Piesele din silex din colecţie pot fi divizate
în următoarele două grupe: după formele nucleelor,
tehnica de debitaj şi semifabricate şi deşeuri, – şi
conform tipologiei uneltelor de muncă.
Tehnica de debitaj. În prima grupă sunt incluse 20
nuclee de diferite forme şi fragmente din ele cu urme ce
denotă diferite principii de aşchiere, 572 lame, lamele
întregi şi fragmentate, aşchii şi alte deşeuri, provenite
în urma aşchierii şi prelucrării secundare. Grupa a doua
conţine 96 de piese cu prelucrare secundară provenite
din săpătură şi 33 unelte culese la suprafaţă, inclusiv
de către V. Marchevici în anul 1955. Colecţia, deci,
întruneşte peste 100 piese cu prelucrare secundară, fapt
care permite o analiză statistică mai veridică a colecţiei.
Nucleele sunt reprezentate de 6 piese cu un singur talon
de percuţie, 3 nuclee cu taloane de percuţie bipolare,
modelate în plan înclinat, 3 piese cvasidiscoidale,
4 nuclee piramidale (în formă de creion), de bucăţi
5
În anul 1975 unul din autorii acestui articol (I. Borziac) a avut ocazia să cerceteze la L’vov, în fondurile Institutului de
Ucrainistică al Academiei de Ştiinţe a Ucrainei, colecţia de materiale din staţiune, provenite din săpăturile lui A. Černyš.
Datorită marcajului, au fost delimitate piesele provenite din săpătură şi cele din colectările de la suprafaţa terenului.
47
de nuclee, provenite, în principal, din fragmentarea
nucleelor de forme cvasiprismatice. Mai elocvent
documentează tehnica perfectă lamelară de percuţie
nucleele în formă „de creion”. Paralelismul negativelor
desprinderilor de pe suprafeţele lor ne demonstrează
nu numai înalta tehnică de aşchiere, dar şi faptul că în
procesul debitajului se utilizau mediatoarele (nuclee –
fig. 3,1-16).
Din 572 piese determinate drept lame, peste 60%
sunt fragmentare, fiind prezente inclusiv fragmentele
de formă patrulateră regulată şi cele trapezoidale.
Lungimea lamelor variază între 3,5-6,1 cm. Predomină
lamele de dimensiuni medii şi mici. Majoritatea lor
au taloane de percuţie punctiforme, fapt care indică
tangenţial utilizarea mediatorului în procesul de
percuţie. Aşchiile, de asemenea, sunt de dimensiuni
medii şi mărunte. Se poate de făcut concluzia că tehnica
de debitaj în această industrie este mult mai perfectă
decât în industria staţiunii Bulboci şi poate fi calificată
ca lamelară, bazată pe nucleele cvasiprismatice şi
piramidale. Din unele lame, lamele şi aşchii, prin
utilizarea diferitor procedee de prelucrare secundară
(retuşarea de diferite tipuri, desprinderile burinante,
aşchierea plată, fragmentarea premeditată etc.) au fost
confecţionate uneltele de muncă, printre care pot fi
definite piese tipice şi atipice.
Tipologia. A doua grupă de piese este constituită
din următoarele piese: 66 gratoare de diferite tipuri;
22 lame cu scobituri laterale retuşate; 13 burine de
diverse tipuri; 10 lame cu retuşe laterale. De piese
singulare sunt reprezentate străpungătoarele, lamele
à bord abbatu, trapezele şi piesele bifaciale. Este
necesar de menţionat că în colecţie printre lame sunt
peste 20 de fragmente patrulatere ori trapezoidale,
care puteau fi utilizate în calitate de aplicaţii pentru
uneltele compozite cu mânere din lemn sau os: deci
puteau înlocui trapezele fără a fi prelucrate secundar
prin retuşare. După cum am menţionat, în calitate de
procedee de prelucrare secundară se utiliza (aici în
ordine descrescândă) – retuşarea abruptă şi semiabruptă
„în solz” (la confecţionarea gratoarelor, a lamei à
dos abattu şi a străpungătorului), retuşarea plată de
ascuţire (la confecţionarea unor gratoare), retuşarea
măruntă marginală (la amenajarea lamelor cu retuşe),
desprinderea burinantă (la confecţionarea burinelor).
Printre gratoare, care constituie peste 50% din
numărul total de piese cu prelucrare secundară,
pot fi definite următoarele grupe: arondate – 8;
simple pe capete de lame – 22; simple pe capete de
48 Ilie Borziac, Vitalie Burlacu, Ion Vartic

Fig. 3. Staţiunea Bulboci. Piese din silex. 1-16 – gratoare (colecţia din 1971).
 Situri mezolitice din valea râului Căinari, Republica Moldova 49

Fig. 4. Staţiunea Bulboci. 1-19 - piese din silex din colecţia anului 1971 (descrierea – în text).
50 Ilie Borziac, Vitalie Burlacu, Ion Vartic
aşchii – 9; laterale – 18; unghiforme – 5; fragmentate
– 2; atipice – 2 piese. În calitate de semifabricate mai
frecvent se utilizau aşchiile masive de mărimi medii
şi mărunte. În general, gratoarele sunt de proporţii
reduse. Predominarea grupei cumulative ale celor
laterale, arondate, unghiforme redă complexului de
gratoare un evident caracter nu numai mezolitic, dar
şi microlitic (gratoare – fig. 6,17-36). Numeroase
sunt lamele cu scobituri laterale retuşate (fig. 6,39-45.
47-48), precum şi lamele cu retuşe mărunte marginale
(fig. 6,49-50,58,64-65). Primele dintre ele, posibil,
se utilizau în calitate de răzuitoare, cele din grupa a
doua – ca instrumente pentru tăiat.
Printre burine sunt laterale pe troncatură retuşată – 4;
pe spărtură de semifabricate – 4 şi de unghi – 5
piese. 9 dintre ele pot fi considerate ca microburine,
particularitate care accentuează caracterul microlitic al
complexului de unelte de la această staţiune (burine –
fig. 6,51-57,59-61,63).
Trapezul este mărunt şi, practic, simetric (fig. 6,46).
Vârful bifacial, de formă triunghiulară, posibil, reprezintă
partea distală a unui vârf de lance (fig. 6,62). Lamela cu
un capăt retuşat mărunt oblic (fig. 6,37) şi lamela a dos
abbatu (fig. 6,38) sunt reprezentate de fragmente.
Peste 20 de piese din galete de gresie sunt calificate
de către A. Černyš drept „frecătoare”, dar, după cum
am menţionat anterior, ele puteau fi utilizate şi în
calitate de nicovale şi percutoare, folosite la procesele
de aşchiere a silexului.
Colecţia din 1975 a fost adunată de către I. Borziac.
În total numără 661 piese din silex şi 5 piese de gresie.
Dintre ele 8 piese au fost depistate în sondaje şi restul –
culese la suprafaţa terenului. În calitate de materie
primă figurează silexul negru şi cenuşiu de provenienţă
locală, parţial, în diferită măsură, patinizat.
De 2 piese sunt reprezentate prenucleele, care
prezintă bolovani din silex cu cate 1-2 spărturi primare
pe suprafeţe.
Nucleele, în număr de 12 piese, sunt reprezentate
de forme cvasiprismatice. Printre ele 5 unitalonare, 2
bipolare şi 5 pluritalonare (nuclee – fig. 7,1-7). Piesele
sunt de mărimi medii (5-6 cm în înălţime) şi serveau
mai mult pentru obţinerea lamelor şi lamelelor, decât a
aşchiilor. Dintre 13 bucăţi de nuclee se deosebesc cele
desprinse din nucleele prismatice şi cvasiprismatice.
Doar un fragment aparţinea unui nucleu piramidal,
în formă de creion. Lamele, lamelele, aşchiile sunt
similare celor depistate la staţiune anterior.
Examinând materialul din colecţie, în tehnica de
percuţie nu se observă careva noi particularităţi.
Uneltele de muncă (piesele cu prelucrare secundară)
sunt reprezentate de următoarele grupe de piese şi
instrumente singulare: gratoare – 20; burine – 3;
trapeze – 2; lame retuşate şi cu scobituri retuşate – 11;
străpungătoare – 1; lame cu retuşe dorsale bilaterale – 1.
Gratoarele sunt reprezentate de: simple din lame –
3, simple din aşchii – 7, unghiforme – 2, laterale din
aşchii – 6, laterale duble – 2 piese (fig. 8,4-5.8.12.19.21-
24.26.29).
Burinele (fig. 8,13-15) sunt atribuite celor modelate
pe troncatură retuşată oblică. Două dintre ele pot fi
considerate microburine.
Trapezele (fig. 8,16-17) sunt confecţionate din
fragmente de lame, după forme fiind diferite. Primul
este asemănător trapezului din colecţia descrisă anterior.
A doua piesă reprezintă o formă puternic asimetrică cu
o latură retuşată abrupt mai lungă şi alta mai scurtă.
Printre lamele retuşate sunt prezente piese relativ
mari (fig. 8,17.19.24.26-27), amenajate pe laturi cu
retuşe neregulate semiabrupte. Lama cu retuşe dorsale
bilaterale (fig. 8,18) după mărime şi modalitatea
de prelucrare secundară nu poate fi calificată drept
„aplicaţie de tip Kukrek”, deoarece retuşarea este
semiabruptă, iar piesa – relativ mare pentru a fi
comparată cu aplicaţiile de tipul amintit.
Colecţia din 2007. A fost adunată la suprafaţă de către
I. Borziac, V. Burlacu şi I. Vartic. Ea conţine 238 piese
din silex şi un percutor din gresie. Majoritatea pieselor
au fost găsite în partea de sud a sitului, cea de nord fiind
în prezent ocupată de o benzinărie şi teritoriul ei adiacent
(fig. 5A, triunghi). Staţiunea este traversată de şoseaua
Floreşti – Zguriţa, care având o lăţime de peste 12 m,
ocupă o parte considerabilă din staţiune. Observaţiile
din 2007 ne permit să considerăm, după cum am mai
menţionat, că partea de sud-est a staţiunii este esenţial
deteriorată de carieră şi alunecări de teren, astfel că aria
de cercetare a staţiunii mereu se micşorează.
Revenind la colecţia de piese litice, menţionăm că
ea este constituită din aceleaşi silexuri de provenienţă
locală despre care am scris mai sus. În calitate de
materie primă au fost utilizate varietăţi de silex de
culoare întunecată şi cenuşie, adesea purtând patină
albă şi alb-albăstrie.
Nucleele sunt reprezentate de 3 piese întregi şi de
trei fragmente. Primul nucleu (fig. 9,6) este de formă
prismatică aplatizată, cu talonul de percuţie preparat
prin retuşare. De pe el se desprindeau lame şi lamele.
Alte două nuclee sunt de formă cvasiprismatică cu câte
3 taloane de percuţie. De pe ele se aşchiau la momentul
abandonării lame scurte şi aşchii.
Lamele, ca şi cele din colecţiile descrise anterior,
sunt de dimensiuni medii şi mici (3-5 cm în lungime).
De asemenea multe dintre ele sunt fragmentate. Printre
lamele sunt şi piese micro, care puteau fi obţinute şi în
cadrul operaţiilor de prelucrare secundară.
Uneltele de muncă sunt în număr de 23. Cantitativ
 Situri mezolitice din valea râului Căinari, Republica Moldova
predomină, ca şi în colecţiile anterioare, gratoarele –
14 piese. Printre ele mai numeroase sunt cele laterale
din aşchii – 7 piese. Mai sunt prezente 3 simple din
aşchii, 3 simple din lame şi unul dublu, care, de fapt,
reprezintă unica piesă de acest tip din staţiune. Un
gratoar lateral printr-o desprindere burinantă verticală
este prefăcut în burin pe troncatură retuşată convexă
(fig. 9,5) (gratoarele din colecţie – fig. 9,2-5.7-12.15-
17.19). Aceste instrumente sunt cele mai frecvente
piese tipice nu numai la staţiune, dar şi la toate celelalte
situri din epoca mezolitică din spaţiul Carpato-Nistrean
(Коваленко 1990; Covalenco, Chetraru 1999; Borziac
2003; Păunescu 1998; idem 1999).
Burinele sunt mult mai rare. In această colecţie, în afară
de cel expus, mai poate fi, fără o certitudine indiscutabilă
însă, determinat încă un burin, care poate fi considerat ca
tip, modelat pe spărtura unei aşchii (fig. 9,13). Lama cu
capătul retuşat oblic (fig. 9,14), fragmentul de lamă à
bord abattu (fig. 9,1), lamele cu scobituri laterale retuşate
sunt, dacă nu prea frecvente în complexele mezolitice
apoi, indiscutabil, obişnuite. Este bizară lama bilateral
retuşată din partea dorsală. Capătul distal al ei, din partea
ventrală, este uşor rotunjit şi disecat orizontal. Capătul
proximal este disecat bilateral prin desprinderi oblice,
iar cel distal este fracturat orizontal. Nu este exclus că
dacă prelucrarea secundară nu este hazardată, atunci
piesa reprezintă un tip specific pentru acest complex,
destinaţia căruia ca unealtă de muncă este neclară. O
piesă cu retuşe dorsale bilaterale asemănătoare a fost
observată în colecţia din 1975 (fig. 8,1).
Piesele cu scobituri retuşate (din lamă şi din aşchie –
fig. 9,22-23) au encoşe largi, modelate prin retuşe
mărunte semiabrupte.
Percutorul (fig. 9,24) din gresie are configuraţie
ovală, uşor aplatizată. Capetele poartă deteriorări,
parvenite, posibil, în urma utilizării piesei în procesele
de debitaj ori prelucrare secundară a silexului.
Staţiunea Trifăneşti I
În Repertoriul staţiunilor paleolitice şi mezolitice din
zona Nistrului (Черныш 1973), precum şi în Repertoriul
siturilor paleoliticului şi mezoliticului din Republica
Moldova (Кетрару 1973) sunt indicate două puncte
care au furnizat piese litice cu caracter mezolitic, situate
la sud de satul Trifăneşti, raionul Floreşti, din care în
1955 V. Marchevici a colectat „piese litice de factură
mezolitică, printre care gratoare simple, unghiforme şi
arondate, burine, nuclee prismatice, inclusiv şi în formă
6
Sursele de silex ca materie primă, indicate pentru staţiunea Frumuşica I, sunt la egală depărtare şi de staţiunea Trifăneşti, şi
nu este exclus că ele serveau ca loc de obţinere a materiei prime pentru confecţionarea uneltelor şi pentru locuitorii de aici.
51
de creion”. Colecţiile iniţiale, constituite, în principal,
dintr-o cantitate redusă de aşchii, lame şi fragmente din
ele, au permis autorilor indicaţi să presupună prezenţa
în aceste puncte a unor staţiuni mezolitice.
În anul 2007 aceste puncte au fost din nou vizitate
de noi. Pe terasa a doua a malului stâng al râuleţului
Căinari (fig. 5,4-5), posibil, în spaţiul indicat de autorii
citaţi, între şoseaua Floreşti-Zguriţa şi o vâlcea ce cade
dinspre sud în r. Căinari, pe o suprafaţă de circa 120×50
m (de la est la vest), a fost culeasă la suprafaţă o colecţie
de silexuri, ce conţine peste 70 piese, asemănătoare
celor colectate în staţiunea Frumuşica 6. Deci, pe acest
loc a fost confirmată prezenţa unei staţiuni mezolitice.
Dezgolirile depunerilor geologice din ruptura malului
abrupt al râului ne indică aceeaşi stratigrafie, ca şi la
staţiunea Frumuşica I. Câteva piese din silex au fost
depistate de noi în nivelul B al solului de tip cernoziom,
care atinge pe acest loc, in mediu, circa 0,5-0,7 m.
Suprafaţa relativ plană a terenului nu a contribuit la
spălări intense şi, posibil, nivelul ei de locuire s-a păstrat
mai bine decât la staţiunea Frumuşica I. Rarele piese
din silex se întâlnesc pe toată sprafaţa indicată şi noi
considerăm că aici nu sunt două, ci o singură staţiune
mezolitică, pentru care păstrăm denumirea Trifăneşti I.
Colecţia anterioară, culeasă în „ambele puncte”, numără
22 piese, printre care un nucleu, un gratoar arondat şi
aşchii. În colecţia noastră sunt trei nuclee cvasiprismatice,
3 bucăţi de nuclee de aceleaşi forme, 22 lame şi lamele,
aşchii şi 11 piese cu prelucrare secundară. Nucleele,
lamele şi deşeurile, provenite în urma aşchierii, sunt
asemănătoare cu cele de la staţiunea Frumuşica.
Numărul lor, relativ redus, nu permite nici o analiză
mai detaliată, nici trasarea unor concluzii concrete,
referitoare la tehnica şi procedeele de debitaj. Putem
confirma prezenţa în acest loc a unui sit mezolitic.
Printre uneltele finite sunt 4 gratoare, 1 burin, 1
„segment de cerc” atipic, două lame cu scobituri laterale
adiacente, lame cu retuşe marginale mărunte (fig. 10).
Gratoarele sunt reprezentate de două piese simple
din lame (una cu retuşe laterale, alta – fără retuşe),
de un gratoar lateral din aşchie şi de altul dintr-o
aşchie masivă, posibil, modelată cu peduncul pentru
înmănuşare în mâner (fig. 10,9). Burinul este de
dimensiuni modeste şi se atribuie celor laterale pe
troncatură retuşată (fig. 10,6).
Segmentul de cerc (fig. 10,1) este confecţionat din
lamă, are un capăt uşor fracturat, latura de sus încovoiată
şi retuşată cu retuşe semiabrupte. Dacă piesa poate fi
52 Ilie Borziac, Vitalie Burlacu, Ion Vartic

acceptată ca aplicaţie de tip zis „segment de cerc”, atunci
doar convenţional. Oricum, prezenţa acestei piese încă
nu poate fi considerată ca indicator al vârstei sitului7.
Astfel, la Trifăneşti a fost depistată o colecţie modestă
de silexuri de factură mezolitică. Observaţiile de teren
efectuate în 2007 ne permit să presupunem că staţiunea
poate fi cu perspectivă pentru studiile viitoare.
N. Chetraru (1969, 28; idem 1973, 149) menţionează
două puncte, care au furnizat într-un caz „câteva
fragmente de lame şi 13 aşchii acoperite cu patină
albă”(Alexăndreuca III – Кетрару 1969, 28) şi „22
piese mărunte, fragmente din ele şi aşchii de factură
mezolitică” (Alexăndreuca IV – Кетрару 1973, 149),
în al doilea caz, care sunt indicate ca aflându-se „pe
malul stâng la cotitura râului Căinari, între satele
Alexăndreuca şi Sevirova”. Ambele au fost depistate
de către V. Marchevici, odată cu staţiunea Frumuşica I
şi aşezarea precucuteniană Alexăndreuca I (Ковален-
ко, Бодян 2006, 198). În anul 2007, în malul stâng al
râului, la cotitura amintită, unde în valea Căinarului
cade dinspre est o vale cu pantele semiabrupte, a
fost depistată o aşezare cucuteniană (fig. 5A,3).
Pe promontoriul din partea dreaptă a văii amintite,
afectat de o carieră pentru extragerea argilei, materiale
arheologice nu au fost depistate.
Considerăm că este necesar ca punctele Alexăndreuca
III şi IV să fie omise din repertoriul siturilor mezolitice.
Consemnăm în acest context, că tot în acest an, pe un
promontoriu ce cade domol spre cotitura râului dintre
satele Trifăneşti şi cătunul situat mai în amonte pe valea
râului de comuna Sevirova, pe malul stâng al râului,
pe o suprafaţă de circa 150×200 m a fost depistată o
mare aşezare pluristratigrafică [Sântana de Mureş-
Černjachov (predominant), Cucuteni-Tripolie şi epoca
bronzului(?)] (fig. 5A,6).
A. Černyš (1969; idem 1973) şi N. Chetraru (1973, 149)
menţionează două puncte cu materiale mezolitice, situate
în apropierea comunei Gura-Căinarului, dar în publicaţii
nu sunt indicate nici coordonatele lor geografice, necesare
pentru identificare, nici materialele depistate. În 1975
I. Borziac a încercat să identifice punctele amintite, însă
n-a reuşit, astfel impunându-se noi cercetări de teren.
Discuţie şi unele concluzii
Astfel, în valea râului Căinari, într-o zonă relativ
restrânsă, până în anul 2007 erau cunoscute 2 staţiuni
şi 6 puncte, care au furnizat materiale litice atribuite
mezoliticului. Acum, se cunosc 3 staţiuni şi 4 puncte.
La 2 puncte sunt necesare cercetări noi de teren pentru
identificarea lor, iar alte două, probabil, pot fi omise
din repertoriul siturilor mezolitice din Rep. Moldova.
Toate 3 staţiuni necesită cercetări sistematice prin
săpături.
Anterior, materialele staţiunii mezolitice Bulboci
erau considerate ca unele dintre cele mai timpurii
din Moldova. Tehnica de aşchiere din cadrul acestei
industrii este încă relativ arhaică, iar în inventar doar
un segment de cerc şi câteva gratoare laterale denotă
„esenţa” ei mezolitică (Борзияк 2003; Covalenco,
Chetraru 1999). Această „situaţie” tipologică este
caracteristică şi pentru complexele incluse de
A. Černyš în prima „treaptă” cronologică de evoluţie
a mezoliticului din bazinul Nistrului (Черныш 1973;
idem 1975), iar de I. Borziac şi V. Chirica în cadrul
industriilor epipaleolitice din spaţiul cuprins între
Carpaţii Orientali şi Nistru (Borziac, Chirica 2006)8.
În complexele siturilor incluse de A. Černyš în
această grupă, în faună este prezent renul. Amintim
că şi în staţiunea Bulboci s-au depistat oase de ren.
Posibil, staţiunea Bulboci de asemenea are o vârstă
epipaleolitică. Dar, pentru confirmarea ori infirmarea
acestei presupuneri este necesar de căpătat noi date
referitoare la timpul de existenţă a staţiunii. Pentru
obţinerea acestor date sunt necesare noi cercetări de
teren, inclusiv, căpătarea datelor radiometrice exacte.
Am menţionat că la această staţiune astfel de cercetări
pot fi efectuate pe sectorul ei de sud.
Complexul staţiunii Frumuşica I, în opinia lui
A. Černyš, încheia etapa de evoluţie a mezoliticului
din zona Nistrului Mijlociu (Черныш 1975, 103).
V. Marchevici considera că materialele staţiunilor
treptei a 4-a evolutive a mezoliticului din valea
Nistrului, inclusiv a staţiunii Frumuşica, definită de către
A. Černyš, pot fi considerate ca bază genetică pentru
„neoliticul aceramic” din staţiunile de lângă Soroca
(Маркевич 1968, 128). Ulterior, această cronologie a
materialelor staţiunii Frumuşica I a fost acceptată, cu
unele rezerve, şi de către N. Chetraru9 (1974, 15) şi I.
Borziac (1994, 28-29). La această opinie a aderat şi S.
Covalenco, dar menţiona, că cele „10 criterii” de definire
a industriilor mezolitice din valea Nistrului, trasate de
către A. Černyš (Черныш 1973, 73), în mare măsură

7
O piesă similară a fost depistată în 1987 la staţiunea Bulboci, despre care am scris anterior.
8
Spre deosebire de alţi cercetători (de exemplu, L. Zalizneac 1998, 127), noi considerăm că epipaleoliticul reprezintă etapele
finale ale paleoliticului superior, care au evoluţionat în timpul transformărilor esenţiale ale landşaftului, climei, florei şi
faunei, ce au avut loc la etapa de tranziţie de la pleistocen la holocen, iar mezoliticul reprezintă continuarea evoluţiei epocii
vechi a pietrei în holocen, până la infiltrarea în zonă a primelor comunităţi neolitice.
9
N. Chetraru n-a acceptat existenţa neoliticului „aceramic” din staţiunile bugo-nistrene de lângă Soroca, considerând
materialele „neoliticului aceramic” evidenţiat de către V. Marchevici ca aparţinând mezoliticului (Кетрару 1973).
 Situri mezolitice din valea râului Căinari, Republica Moldova 53

Fig. 5. A – planul schematic al amplasării staţiunilor mezolitice Frumuşica I şi Trifăneşti I şi al altor situri arheologice din
valea r. Căinari, cercetate prin periegheze în anul 2007: 1- Frumuşica I; 2- aşezarea precucuteniană Alexăndreuca I; 3- aşezarea
cucuteniană Alexantreuca II; 4-5- punctele Trifăneşti 1 şi II, unite de către noi în staţiunea mezolitică Trifăneşti I; 6- aşezarea
pluristratigrafică Trifăneşti II. B – desenul stratigrafic schematic cumulativ al depunerilor de pe locul amplasării staţiunii Fru-
muşica I (descrierea nivelelor litologice – în text). C – planul schematic al amplasării şantierului şi sondagelor din staţiunea
Frumuşica I (după A. Černyš, 1975).
54 Ilie Borziac, Vitalie Burlacu, Ion Vartic

Fig. 6. Frumuşica I. Colecţia din 1957. 1-64 – piese din silex, descrierea – în text (după A. Černyš, 1975).
 Situri mezolitice din valea râului Căinari, Republica Moldova 55

Fig. 7. Frumuşica I. Colecţia din anul 1975. 1-7 – nuclee.

sunt caracteristice şi pentru staţiunile etapei finale de
evoluţie a paleoliticului superior din zona amintită –
Raşcov VII şi Bol’šaja Akkarža (Коваленко 1990, 18-
19). Noi vom completa că aceste criterii, practic, sunt
valabile pentru majoritatea staţiunilor paleoliticului
final şi epipaleoliticului din zona cuprinsă între Nistru
şi Carpaţii Orientali (Borziac, Chirica 2006, 24-28).
La etapa actuală de cercetare, după publicarea
integrală şi revizuirea culturală şi cronologică a
materialelor staţiunii Beloles’e, a altor staţiuni, atribuite
paleoliticului final din zona Nord-Pontică efectuată de
către I. Sapožnikov (Сапожников 2003), cercetarea
prin săpături şi publicarea staţiunii mezolitice tardive
Sărăteni I (Covalenco, Chetraru 1996, 85-107), unele
clarificări (încă preliminare) referitoare la planigrafia
staţiunii mezolitice Mirnoe (Демиденко, Нужный
2005, 507-523), studiată şi pe larg publicată de către
V. Stanko (Станко 1982), se poate de constatat că
staţiunea Frumuşica I nu poate fi considerată drept una
dintre cele mai târzii staţiuni din cadrul mezoliticului din
zonă. Având în vedere raritatea relativă a pieselor de tip
trapez din inventarul ei, lipsa gratoarelor unghiforme
mărunte şi unele particularităţi ale tehnicii de percuţie,
noi considerăm că face parte dintre cele mai timpurii
staţiuni din cadrul culturii mezolitice Grebenniki (Ко-
робкова 1957; Григорьева 1960; Станко 1982), în
care fără îndoială poate fi încadrată. Din contră, în
viziunea noastră, materialele ei marchează primele
apariţii în zona Carpato-Nistreană a comunităţilor
mezolitice veritabile, care au evoluat în holocen10.
Materialele staţiunii Erbiceni, nivelului mezolitic de la
staţiunea Ripiceni Izvor (Păunescu 1999), altor staţiuni

10
Conform datelor geologului I. Ivanova, începutul acumulării depunerilor din holocen în bazinul Nistrului Mijlociu a avut loc
cu circa 8.500-8.000 ani BP (Иванова 1961), fapt care nu contrariază încadrarea noastră.
56 Ilie Borziac, Vitalie Burlacu, Ion Vartic

Fig. 8. Frumuşica I. Colecţia din anul 1975. 1-29 – piese din silex, descrierea – în text.
 Situri mezolitice din valea râului Căinari, Republica Moldova 57

Fig. 9. Frumuşica I. Colecţia din anul 2007. 1-23 – piese din silex; 24 – percutor din gresie. Descrierea – în text.
58 Ilie Borziac, Vitalie Burlacu, Ion Vartic

de tip Grebenniki din zonă, şi în final, posibil, cele de
la Sărăteni reprezintă etape evolutive mai târzii ale
acestei culturi. La cultura Grebenniki, în opinia noastră,
se referă şi materialele staţiunii Badragii Vechi. Cele 4
aplicaţii pentru uneltele compozite, determinate de către
N. Chetraru şi S. Covalenco în calitate de „segmente de
tip Kukrek”, desigur ridică unele probleme, referitoare
la interferenţele culturale între culturile Grebenniki
şi Kukrek, dar ele acum rămân în afara abordării
noastre. De asemenea, noi considerăm că mezoliticul
de tip Grebenniki, inclusiv şi cel depistat în staţiunea
Frumuşica I, nu are o provenienţă locală cum se
considera anterior (Черныш 1973; idem 1975; Стан-
ко 1982). Probabil, comunităţile ce posedau industrii
mezolitice de tip Kukrek au pătruns în zona stepelor
Nord-Pontice, inclusiv în spaţiul Carpato-Nistrean
dinspre sud, din zona sud-estică a Europei Centrale,
unde anterior, posibil, ori că s-au format, având geneza
în industriile de tip Clisura (Kozlowski 1977, 473-481),
ori au pătruns deja constituite din Orientul Apropiat. Nu
este exclus că în mişcarea spre nord-vest clisurianul a
generat industriile de tip Clemente şi Cuina Turcului, în
continuare – a celor de tipul Schela Cladovei (Boroneanţ
2000), iar spre est, la finalul epocii vechi a pietrei, a
generat cultura Grebenniki. În opinia unor cercetători
(Бибиков, Станко, Коен 1994), nici cultura Kukrek
nu are origini din stepele Nord-Pontice11. Dar aceste
presupuneri şi opinii referitoare la originea şi evoluţia
culturilor veritabile mezolitice din zona Nord-Pontică
necesită o demonstrare suplimentară, aparte, moment
care nu ţine de obiectivul prezentei lucrări. Posibil,
cele relatate mai sus se referă şi la materialele staţiunii
Trifăneşti I, care a furnizat prea puţine materiale pentru
o încadrare mai sigură.
Mai complicată este situaţia cu determinarea
apartenenţei culturale a industriei staţiunii Bulboci.
După cum am menţionat, în staţiune, ca şi la Trifăneşti I,
a fost depistat un segment de cerc atipic. Segmentele
de cerc, în opinia unor cercetători, în cadrul staţiunilor
mezolitice din Europa de Est sunt caracteristice
pentru complexele timpurii ale acestei epoci (Формо-
зов 1970; idem 1973). În opinia noastră, materialele
acestei staţiuni reflectă pătrunderea în zonă a unui grup
de vânători din epipaleolitic, tot aşa ca şi materialele
de la Taxobeni şi Harasca, unde de asemenea au fost
depistate astfel de piese (Borziac 1982). Aceasta nu se
referă la siturile culturii aurignaciene Prut, în industriile
cărora au fost depistate segmente de cerc (Borziac,
Chirica, Văleanu 2006).

Fig. 10. Trifăneşti I. 1-17 – piese din silex. Descrierea – în text (desenele din articol – de I. Borziac).
11
În această publicaţie V. Stanko cedează poziţiile anterioare, referitoare la geneza culturilor mezolitice Grebenniki şi Kukrek.
Dar această revizie a opiniilor, expuse anterior singular (Станко 1977), este caracteristică pentru poziţiile, expuse de unii
autori, fără specificare, în monografiile ori articolele colective.
 Situri mezolitice din valea râului Căinari, Republica Moldova 59

Bibliografie
Boroneanţ 2000: V. Boroneanţ, Paleolithique superiéur et epipaléolithique dans la zone de Portes de Fier (Bucureşti 2000).
Borziac 1994: I. Borziac, Paleoliticul şi mezoliticul în spaţiul dintre Nistru şi Prut (Republica Moldova). TD XV, 1-2, 1994,
19–39.
Borziac 1996: I. Borziac, Începuturile istoriei Moldovei (Chişinău 1996).
Borziac, Chirica 2006: I. Borziac, V. Chirica, Consideraţii referitoare la evoluţia paleoliticului final şi epipaleoliticului în
spaţiul dintre Nistru şi Carpaţii Orientali (aspecte paleoecologice şi tehnico-tipologice). Revista Arheologică, SN, vol. II, nr.
1-2 (Chişinău 2006), 5–35.
Borziac, Burlacu 2007: I. Borziac, V. Burlacu, Episodul sviderian în epipaleoliticul Carpato-Nistrean. Tyragetia, SN, vol. I
[XVI], nr. 1 (Chişinău 2007), 147–160.
Borziac, Chirica, Văleanu 2006: I. Borziac, V. Chirica, M-C. Văleanu, Culture et sociétés pendant le Paléolithique supérieur
a travers l’éspace Carpato-Dnestreen (Chişinău 2006).
Brudiu 1974: M. Brudiu, Paleoliticul şi epipaleoliticul din Moldova (Bucureşti 1974).
Chetraru, Covalenco 1999: N. Chetraru, S. Covalenco, Badragii Vechi – complex mezolitic de tip Kukrek din regiunea
Prutului de Mijloc. Tyragetia VIII (Chişinău 1999), 23–28.
Cârciumaru 2000: M. Cârciumaru, Tehnologia şi tipologia preistorică (Târgovişte 2000).
Covalenco, Chetraru 1996: S. Covalenco, N. Chetraru, Aşezarea mezolitică de la Sărăteni. Tyragetia III (Chişinău 1996),
85–106.
Covalenco, Chetraru 1999: S.Covalenco, N. Chetraru, Bazele tipologice de individualizare a complexelor mezolitice din
Moldova. Tyragetia VIII (Chişinău 1999), 15–22.
Kozlowski 1977: J. Kozlowski, La fin des temps glaciares dans la Bassin du Danube Moyen et Inferieur. Colloque Internaţional
du CNRS (Bordeaux 1977), 473–481.
Păunescu 1998: A. Păunescu, Paleoliticul şi mezoliticul din Moldova cuprins între Carpaţi şi Siret (Bucureşti 1998).
Păunescu 1999: A. Păunescu, Paleoliticul şi mezoliticul din Moldova cuprins între Siret şi Prut (Bucureşti 1999).
Бибиков, Станко, Коен 1994: С.Н. Бибиков, В.Н. Станко, В.Ю. Коен, Финальный палеолит и мезолит Горного Крыма
(Одесса 1994).
Борзияк 1974: И.А. Борзияк, Мезолитическая стоянка Болбочи в бассейне р. Реут. В сб.: АИМ в 1973 гг. (Кишинëв
1974), 31–40.
Борзияк 1982: И.А. Борзияк, Новые мезолитические стоянки на левобережье Прута. В сб.: АИМ в 1977-1978 гг.
(Кишинëв 1982), 86–92.
Борзияк 2001: И.А. Борзияк, Мезолит Молдовы. Общий обзор. В сб.: ДСПК, вып. IX (Запорожье 2001), 73–86.
Верина 1957: В.Н. Верина, Геоморфологический обзор бассейна реки Реут. В сб.: Учëные записки Тираспольского
Пединститута, вып. 4 (Кишинëв 1957), 25–55.
Григорьева 1960: Г.В. Григорьева, Новые данные о тарденуазской стоянки Гребенники в Нижнем Приднестровье. В
сб.: ЗОАО, т. 1 (Одесса 1960), 24–29.
Давид 1980: А.И. Давид, Териофауна плейстоцена Молдавии (Кишинëв 1980).
Демиденко, Нужный 2005: Ю.Э. Демиденко, Д.Ю. Нужный, Проблема верхнего палеолита Северного Причерномо-
рья и книга И.В. Сапожникова «Большая Аккаржа. Хозяйство и культура позднего палеолита степей Украины». Stratum
рlus 1, 2005, 507–524.
Залiзняк 1998: Л.Л. Залiзняк, Предiстория Украинi, X-V тiс. до н.е. (Киев 1998), 86–90, 138–140.
Иванова 1961: И.К. Иванова, Геология и фауна палеолита и неолита на Днестре. В сб.: Доклады советских геологов
к VI Конгрессу INQUA (Москва 1961), 167–169.
Кетрару 1963: Н.А. Кетрару, Первоначальное заселение человеком долины р. Реут. В сб.: Труды III конференции
молодых ученых Молдавии (Кишинëв 1963), 16.
Кетрару 1969: Н.А. Кетрару, Палеолитические и мезолитические местонахождения в бассейне р. Реут. В сб.: Антро-
поген Молдавии (Кишинëв 1969), 24–83.
Кетрару 1973: Н.А. Кетрару, Памятники эпох палеолита и мезолита. АКМ, вып. 1 (Кишинëв 1973), 143–159.
Кетрару 1974: Н.А. Кетрару, Памятники эпох палеолита и мезолита Молдавии. Автореф. дисс. ... канд. ист. наук
(Ленинград 1974).
Коваленко 1990: С.И. Коваленко, Мезолитические памятники Северной Молдавии. В сб.: В.А. Дергачëв (отв.ред.),
Археологические исследования молодых учëных Молдавии (Кишинëв 1990), 9–25.
Коваленко, Бодян 2006: С.И. Коваленко, С.Д. Бодян, Кремнëвый инвентарь раннетрипольского поселения Алексан-
дровка I. Revista Arheologică, SN, vol. II, nr. 1-2 (Chişinău 2006), 198–213.
Коробкова 1957: Г.Ф. Коробкова, Тарденуазская стоянка Гребенники в Нижнем Поднестровье. КСИИМК 67, 1957,
59–62.
60 Ilie Borziac, Vitalie Burlacu, Ion Vartic

Сапожников 2003: И.В. Сапожников, Большая Аккаржа. Хозяйство и культура позднего палеолита cтепной Украины
(Киев 2003).
Станко 1977: В.Н. Станко, Основные особенности и хронология памятников мезолита Северного Причерноморья.
КСИА 151, 1977, 49–53.
Станко 1982: В.Н. Станко, Мирное. Проблема мезолита степей Северного Причерноморья (Киев 1982).
Станко 1986: В.Н. Станко, К проблеме сложения гребениковской культуры. В сб.: Исследования по археологии
Северо-Западного Причерноморья (Киев 1986), 13–26.
Телегин 1966: Д.Я. Телегин, Мезолит Левобережной Украины и его место в сложении днепровско-донецкой культу-
ры. МИА 126, 1966, 99–107.
Формозов 1970: А.А. Формозов, Периодизация мезолитических стоянок Европейской части СССР. СА 2, 1970, 168–
174.
Формозов 1973: А.А. Формозов, Распространение сегментов и трапеций в каменном веке Европейской части СССР.
СА 1, 1973, 235–239.
Черныш 1959: А.П. Черныш, Поздний палеолит Среднего Приднестровья. ТКИЧП, вып. XV (Москва 1959).
Черныш 1973: А.П. Черныш, Палеолит и мезолит Приднестровья. Карты и каталог местонахождений (Москва
1973).
Чернiш 1975: О.П. Чернiш, Стародавне населення Поднiстровья в добу мезолиту (Киïв 1975).

Ilie Borziac, doctor în istorie, Universitatea Liberă Internaţională din Moldova, str. Vlaicu-Pârcălab, 52,
MD-2012, Chişinău, Republica Moldova; e-mail: paleostard @ mail.ru
Vitalie Burlacu, Centrul de Arheologie, Institutul Patrimoniului Cultural al AŞM, bd. Ştefan cel Mare, 1,
MD-2001, Chişinău, Republica Moldova.
Ion Vartic, student, Universitatea de Stat din Moldova, Facultatea de Istorie şi Filosofie, str. A. Mateevici 60,
MD-2009, Chişinău, Republica Moldova.
 COMPLEXE FUNERARE TUMULARE DIN ZONA PRUTULUI INFERIOR

Serghei AGULNICOV, Ion URSU, Chişinău

În anii 1990-1991, IAIV al AŞM a organizat expediţia arheologică de salvare a monumentelor din zona de construcţii în
raionul Cahul. Au fost investigaţi 17 tumuli datînd din diferite epoci. În articolul de faţă sînt publicate rezultatele cercetării a
trei tumuli din preajma satului Vadul lui Isac şi un tumul din apropierea comunei Manta. În movile au fost descoperite 24 de
morminte, dintre care cele mai timpurii aparţin culturii Jamnaja, purtătorii căreia au înălţat movilele de la Vadul lui Isac (nr.
1-3). Tumulul 3 de la Manta a fost ridicat deasupra unui mormînt din cultura Mnogovalikovaja. În toţi tumulii au fost efectuate
înmormîntări secundare ce aparţin sarmaţilor şi nomazilor din secolele X-XIV.

Курганные погребальные комплексы на Нижнем Пруте. В 1990-1991 гг. Кагульская новостроечная археологическая
экспедиция ИАДИ АНМ проводила спасательные археологические раскопки в зоне строительства Кагульской
оросительной системы. В результате раскопок было исследовано 17 курганов различных культурно-исторических
эпох. В данной статье публикуются материалы раскопок трёх курганов у с. Вадул луй Исак и одного кургана у с.
Манта, в которых выявлено 24 захоронения. Наиболее ранними являлись погребения ямной культуры, с которыми
было связано сооружение трёх курганов у с. Вадул луй Исак (№ 1-3). Курган 3 у с. Манта был сооружён носителями
культуры многоваликовой керамики. Впускными в насыпи являлись сарматские погребения в курганах у с. Вадул луй
Исак. Во всех четырёх курганах имелись впускные средневековые захоронения кочевников, датирующиеся X-XIV вв.

Funeral tumulus complexes from the Lower Prut Area. The Archaeological Institute of the Academy of Sciences of Moldova
has organized the rescue archaeological excavations in the Cahul irrigation system during the field seasons 1990-1991.
Seventeen tumuli belonging to various cultural-historical epochs were discovered and explored during the field research. The
present paper contains description of three tumuli from the outskirts of Vadul Lui Isaac village and another tumulus near Manta
village that contained altogether twenty four burials. The most ancient burials of tumuli near Vadul Lui Isaac belong to the
Pit-grave Culture. The tumulus 3 near Manta was crected by the Mnogovalicovaia ceramics culture bearers. The tumuli near
Vadul Lui Isaac contained also secondary Sarmatian burials. The secondary burials of Medieval nomades were unearthed from
all of the studied tumuli.

Key words: North-West Pontus, Lower Prut Basin, Bronze Age, burials, Pit-grave Culture, Mnogovalicovaia ceramics cultur,
Sarmatians cultur, medieval nomades

Expediţiile arheologice de salvare de la începutul
anilor ‘90 ai secolului trecut, organizate de IAIV al
AŞM în zona Prutului Inferior, mărginită la est de rîu-
leţul Cahul, au avut ca rezultat identificarea a peste 30
de tumuli. Prin săpături sistematice au fost investiga-
te 17 movile, situate pe teritoriul localităţilor Manta,
Crihana Veche, Vadul lui Isac şi Găvănoasa. În acest
articol sînt prezentate rezultatele cercetării tumulilor
din apropierea satului Vadul lui Isac şi a tumulului 3
din zona comunei Manta (Агульников 1991) (Fig. 1).
Tumulii 1, 2 şi 4, din ultima localitate, au fost ana-
lizaţi în alte publicaţii (Агульников 1993, 115-120,
Agulnicov 1998, 259-260), aceştia fiind ridicaţi în
perioada scitică; tumulul 1 conţinea două morminte
aparţinînd culturii scitice; în tumulul 2 se afla doar
mormîntul de bază, iar tumulul 3, pe lîngă mormîntul
scitic principal, conţinea şi un mormînt secundar din
perioada evului mediu timpuriu.
Grupul format din trei movile, de la Vadul lui Isac,
era situat la 4 km E de localitate şi la 2,5 km V de
crîngul de pădure ce aparţine comunei Flămînda. Tu-
mulul 1 se afla la distanţa de 2 km N de tumulii 2 şi
3 care erau amplasaţi la 0,2-0,4 km N de Valul lui
Traian de Jos.

Revista Arheologică, serie nouă, vol. IV, nr. 1, 2008, p. 61-79

62 Serghei Agulnicov, Ion Ursu
Tumulul 1 (Vadul lui Isac)
Avea înălţimea de 1,5 m de la nivelul stratului steril,
de la nivelul antic de călcare aceasta fiind de 1,2 m, iar
de la nivelul actual 1 m, diametrul fiind de 40 m (fig.
2,1). În tumul au fost descoperite şapte morminte. Prima
manta a tumulului a fost înălţată peste mormintele 2 şi 7
din cultura Jamnaja, diametrul acesteia fiind de 16 m. A
doua manta, secundară, cu diametrul de 34 m, a fost ri-
dicată deasupra mormîntului 4 ce aparţine culturii Mno-
govalikovaja; solul lutos, excavat din acest mormînt,
acoperea prima manta. Mormîntul 3, atribuit culturii sar-
matice şi mormintele 1, 5 şi 6 din perioada evului mediu
au fost plasate în tumul mult mai tîrziu (fig. 1).
Mormîntul 1 (migrator medieval) (fig. 3,1) se afla în
partea de SV a tumulului, la distanţa de 2,5 m (195°) de
reper, la adîncimea de 0,5 m. Groapa sepulcrală avea
formă oval-alungită, cu dimensiunile de 1,85×0,55×0,3
m, adîncimea de 0,4 m şi orientarea VNV-ESE. De-
functul zăcea în poziţie întinsă, pe spate, cu capul la
VNV şi craniul înclinat spre dreapta. Braţul drept era
întins în lungul corpului, iar cel stîng uşor îndoit din
cot, picioarele fiind drepte. Fără inventar.
Mormîntul 2 (cultura Jamnaja) (fig. 3,2) a fost în-
registrat în sectorul de NV al tumulului, la distanţa de
2,6 m (240º) de reper şi adîncimea de 1,65 m. Groapa
sepulcrală avea formă dreptunghiulară cu colţurile ro-
tunjite şi orientarea pe direcţia ENE-VSV. Dimensiu-
nile constituiau 0,85×0,65 m şi adîncimea 0,5 m de la
nivelul de identificare. Din groapa mormîntului a fost
excavat solul argilos aruncat în partea de SV a gropii
formînd un semicerc cu diametrul de 3 m. În partea de
NE a camerei mortuare, la distanţa de 0,3-0,5 m, au
fost descoperite două bîrne de la copertina mormîntu-
lui, cu dimensiunile de 1,5×0,5 m şi 1×0,2 m. Butucii
erau unşi cu argilă de culoare albă. Defunctul avea ca-
pul orientat spre NE. Din oasele scheletului s-au păs-
trat doar craniul care aparţinea unui copil şi cîteva oase
lungi. Craniul era vopsit cu ocru roşu aprins. Fundul
gropii era acoperit de un strat de putregai de culoare
brună. Inventar nu avea.
Mormîntul 3 (cultura sarmatică) (fig. 3,3) a fost des-
coperit în partea de SV a tumulului, la distanţa de 8
m (190º) de reper şi adîncimea de 1,5 m. Groapa se-
pulcrală, de formă trapezoidală cu colţurile rotunjite,
avea dimensiunile de 2,14×1×0,6 m şi orientarea NNE-
SSV, adîncimea de la nivelul de fixare fiind de 0,3 m.
Defunctul zăcea întins pe spate cu capul orientat spre
NNE, craniul fiind înclinat spre ESE. După amplasarea
oaselor umărului drept, s-a putut constata că braţul era
întins în lungul corpului, oasele palmei fiind deplasate
de către rozătoare în regiunea gambelor.
Inventar: 1. În dreapta craniului, la distanţa de 0,09
m se afla un cercel din bronz de formă circulară, reali-
zat dintr-un fir cu un capăt îndoit sub forma unui cîrlig,
iar celălalt modelat în formă de buclă. Diametrul cerce-
lului constituia 2 cm (fig. 3,5); 2. Sub craniu a fost găsit
un fragment de cercel din bronz de formă circulară, cu
diametrul de 2 cm (fig. 3,5); 3. În zona cutiei toracice
a fost desoperită o salbă alcătuită din nouă mărgele lu-
crate din pastă sticloasă; o mărgică era de formă bico-
nică de culoare neagră, decorată cu o bandă de culoare
galbenă, diametrul piesei fiind de 1 cm; două mărgele
aveau formă de bobină cu orificiul cilindric; trei erau
de formă ovală aplatisată cu dimensiunile de 0,9×1 cm
şi 0,6×0,5 cm; forma de butoiaş alungit o aveau trei
din cele nouă mărgele (fig. 3,8); 4. Din regiunea inferi-
oară a gambelor au fost recuperate mai multe mărgele
mărunte din sticlă de culoare turcoaz, cu diametrul de
0,3-0,5 cm (fig. 3,7); 5. Lîngă piciorul stîng, în apropi-
erea tibiei, se afla o oală de lut lucrată cu mîna, avînd
buza ruptă din vechime. Înălţimea vasului constituia
5,6 cm, diametrul corpului 6 cm, diametrul fundului
3,3 cm (fig. 3,4); 6. La distanţa de 0,08 cm de tibia
stîngă a fost găsită o fusaiolă bitronconică cu una din
baze concavă, lucrată din pastă de culoare brun-închisă
cu adaos de şamotă. Dimensiunile: înălţimea 3 cm, dia-
metrul maxim 3,5 cm, diametrul bazei 2 cm, diametrul
orificiului 0,5 cm (fig. 3,6).
Mormîntul 4 (cultura Mnogovalikovaja) (fig. 3,9)
era situat în partea de NE a tumulului la distanţa de
8,2 m (15º) de reper şi adîncimea de 1,65 m. În ju-
rul gropii au fost observate urme de sol galben depus
în formă de două semicercuri cu diametrul de 5,5 m.
Groapa funerară avea formă ovală şi era orientată pe
axa VNV-ESE, dimensiunile ei fiind de 2×1,8 m, iar
adîncimea de 1,6 m. În partea dreaptă a fost cruţată o
treaptă, lată de 0,35 m şi înaltă de 0,15 m, sub care
era săpată o nişă puţin adîncă cu lăţimea de 0,2 m. Pe
latura estică, groapa prezenta o nişă cu lăţimea de 0,18
m. Defunctul fusese depus în poziţie chircită pe partea
stîngă, capul fiind orientat spre NV, cu faţa îndreptată
spre E. Braţul stîng era îndoit cu palma adusă spre cra-
niu; braţul drept la fel era îndoit şi plasat perpendicular
pe cel stîng. Picioarele erau puternic îndoite şi arcuite
spre stînga. Sub schelet s-au observat urme de putregai
de culoare cafenie.
Inventar: 1. Pe treaptă, la distanţa de 0,2 m de defunct,
se afla un topor fragmentar de piatră de culoare cafeniu-
verzue. Orificiul, executat prin sfredelire, avea diametrul
de 2,5 cm. Lungimea toporului era de 6,5 cm (fig. 3,10).
Mormîntul 5 (nomad turanic) (fig. 2,2) a fost depis-
tat la distanţa de 1 m spre N (0°) de reper, la adînci-
mea de 0,7 m. Groapa, de formă ovală, avea orienta-
rea VNV-ESE. Dimensiunile gropii erau de 2,05×0,6
m, adîncimea de la nivelul depistării fiind de 0,45 m.
Defunctul avea poziţia în decubit dorsal cu capul spre
 Complexe funerare tumulare din zona Prutului Inferior 63

Fig. 1. Poziţia geografică şi topografică tumulilor din microzonă localităţilor Vadul lui Isac şi Manta.
64 Serghei Agulnicov, Ion Ursu
VNV. Craniul era aşezat pe ceafă şi uşor înclinat spre
stînga. Braţul drept era întins, cu palma sub bazin, iar
cel stîng uşor îndoit din cot şi aşezat pe abdomen; ge-
nunchii erau îndoiţi spre dreapta.
În stînga craniului uman a fost găsit craniul unui
cal. În apropierea călcîiului stîng s-au descoperit pa-
tru astragale de cal, iar lîngă piciorul drept o copită.
Sub oasele scheletului şi pe întreaga suprafaţă a gropii
aşternutul vegetal a lăsat urme de putregai de culoare
cafeniu-deschisă.
Inventar: 1. În regiunea antebraţului stîng a fost re-
cuperat un pandantiv-clopoţel de bronz cu inel de prin-
dere în partea superioară. Avea forma uşor bitronconică
rotunjită. Partea inferioară era alcătuită din patru petale
triunghiulare, cu vîrfurile aduse spre centru, închizînd
astfel spaţiul unde, probabil, se afla o bilă. Petalele erau
decorate cu linii incizate; dimensiuni: 1,8×1,3 cm (fig.
2,3); 2. Lîngă craniul calului a fost găsită o zăbală frag-
mentară lucrată dintr-o singură tijă din fier; pe unul din
fragmente s-a păstrat inelul mobil, iar pe alt fragment o
parte din inelul fix din capătul tujei. Diametrul inelului
mobil este de 5 cm, iar al celui fix de 1,5 cm; lungimea
tijei păstrate este de 9,5 cm (fig. 2,4).
Mormîntul 6 (nomad tîrziu) (fig. 2,5) a fost descoperit
în zona de SE a tumulului, la distanţa de 6,5 m de reper
(165°) şi adîncimea de 0,65 m. Conturul mormîntului (si-
tuat în mantaua tumulului) nu a putut fi sesizat. Defunctul
era întins pe spate, avînd capul orientat spre VNV; craniul
era cu faţa îndreptată spre S. Braţele erau aşezate în lungul
corpului, uşor îndoite din cot, dreptul avînd palma sub ba-
zin, iar stîngul pe oasele bazinului. Picioarele erau întinse
şi uşor îndoite spre S. Sub oasele scheletului se afla un
strat de putregai de culoare cafenie. Inventarul lipsea.
Mormîntul 7 (cultura Jamnaja, principal) (fig. 2,6) a
fost descoperit la distanţa de 2,3 m (120º) N de reper,
la adîncimea de 1,5 m. Pămîntul galben, rezultat din
săparea gropii, a fost aruncat în jurul acesteia în for-
mă de două semicercuri, cu diametrul de 5 m şi grosi-
mea de 0,25 m. Groapa sepulcrală, de formă ovală, era
orientată NNE-SSV. Dimensiunile gropii constituiau
1,88×0,94 m, adîncimea 0,5 m. Mormîntul a fost jefuit
din vechime. Umplutura gropii era formată din cerno-
ziom în care s-au găsit resturi de oase umane. Pe fundul
camerei a rămas doar craniul care avea urme eviden-
te de ocru şi urme de putregai cafeniu. De asemenea,
în umplutură a fost găsit un fragment de vas ceramic
lucrat cu mîna din pastă cu şamotă în compoziţie, de
culoare brună la exterior şi neagră în spărtură.
Tumulul 2 (Vadul lui Isac)
Tumulul avea înălţimea de 1,7 m de la nivelul stratului
steril, 1,3 m de la nivelul antic şi 1,1 m de la nivelul actu-
al de călcare. Diametrul la bază constituia 44 m (fig. 4).
Tumulul conţinea şase morminte. Prima movilă a fost ri-
dicată deasupra mormîntului culturii Jamnaja şi avea di-
ametrul de 22,1 m. În aceasta, ulterior, a fost săpat mor-
mîntul 4 atribuit culturii Mnogovalikovaja, peste care a
fost înălţată o nouă movilă cu diametrul de 27,5 m. A
treia manta, cu diametrul de 30 m, se datorează mormîn-
tului 5 aparţinînd culturii Mnogovalikovaja. Mormintele
1, 3 şi 6 au fost plasate în tumul mai tîrziu şi sînt atribuite
sarmaţilor şi migratorilor din perioada medievală.
Mormîntul 1 (călăreţ turanic) (fig. 5,1) a fost des-
coperit în partea de SV a tumulului, la distanţa de 10
m (200°) de reper şi la adîncimea de 0,5 m. Defunctul
era aşezat în decubit dorsal, cu capul spre V. Groapa
mormîntului nu a putut fi surprinsă. Craniul avea faţa
întoarsă spre S. Braţul drept era aşezat pe bazin, cu pal-
ma sprijinită pe femurul drept; braţul stîng avea palma
depusă pe iliacul stîng. Picioarele erau uşor îndoite din
genunchi şi înclinate spre dreapta. Fără inventar.
Mormîntul 2 (cultura Jamnaja, principal) (fig. 5,2)
se afla în centrul tumulului, la distanţa de 1 m S de
reper. Mormîntului îi aparţin movilele de argilă ce se
aflau în jurul gropii în formă de două semicercuri cu
diametrul de 11,5 m. La nivelul antic de călcare came-
ra mortuară era acoperită de 12 bîrne cu dimensiunile
de 0,2-0,25×4 m. Sub butuci au fost observate urmele
unei rogojini cu dimensiunile de 5×4,4 m, care servea
drept acoperămînt. Camera sepulcrală avea formă ova-
lă, orientată V-E. Dimensiuni: 2,6×1,8 m, adîncimea 1
m. Mormîntul a fost distrus din vechime. Umplutura
gropii era formată din cernoziom, în care s-au găsit
fragmente de oase umane. Scheletul nu s-a păstrat, pe
fundul gropii aflînduse doar unele rămăşiţe separate de
oase cu urme de ocru pe ele. În colţul de SV a fost
înregistrată o groapă cu adîncimea de 0,7-0,6 m de la
nivelul bazei mormîntului.
Mormîntul 3 (cultura sarmatică) (fig. 5,4) a fost în-
registrat în sectorul de NE al tumulului, la distanţa de
3,2 m (75º) de reper, la adîncimea de 0,7 m. Groapa
funerară avea formă dreptunghiulară cu dimensiunile
de 2×0,68 m, adîncimea fiind de 0,2 m şi orientarea
N-S. Mormîntul a fost răvăşit din vechime. În umplu-
tură se aflau resturi de amfore romane, oase umane şi
de animale.
Mormîntul 4 (cultura Mnogovalikovaja) (fig. 5,7) se
afla în partea de NE de reper, la distanţa de 5,8 m (13º).
Groapa sepulcrală avea formă ovală cu orientarea N-S.
Mormîntul a fost înconjurat de solul argilos aruncat
lîngă groapă, formînd un semicerc cu diametrul de 4,5
m. Dimensiunile gropii în partea superioară constituiau
1,7×1,1 m, adîncimea fiind de 1,25 m. Pe latura estică,
la adîncimea de 1 m a fost cruţată o treaptă lată de 0,55-
0,27 m. În partea de V a fost săpată o nişă cu lăţimea de
0,57 m şi lungimea de 1,8 m. Defunctul a fost plasat pe
 Complexe funerare tumulare din zona Prutului Inferior 65

Fig. 2. Vadul lui Isac. Planul şi profilul tumulului 1 (1); mormîntul 5 (2); pandantiv-clopoţel din mormîntul 5 (3); zăbală din
mormîntul 5 (4); mormîntul 6 (5); mormîntul 7 (6).
66 Serghei Agulnicov, Ion Ursu
partea stîngă în poziţie chircită, cu capul spre N. De la
braţe s-au păstrat doar oasele umerilor. Oasele palmei
au fost deplasate de rozătoare. Picioarele erau puternic
îndoite din genunchi spre stînga. Sub schelet s-au ob-
servat urme de putregai de culoare brun-închisă.
Inventar: 1. În stînga craniului a fost găsită o catara-
mă circulară convexă din os prevăzută cu două orificii.
Diametrul cataramei era de 4 cm, diametrul orificiului
mare 1,5 cm, iar al celui mic de 0,5 cm (fig. 5,6); 2.
Lîngă umărul stîng a fost găsită o piatră-amuletă lus-
truită de formă rotunjită, străpunsă de două găuri cu
dimensiuni egale. Diametrul obiectului era de 1,7 cm,
diametrul găurilor 0,3 cm (fig. 5,5).
Mormîntul 5 (cultura Mnogovalikovaja) (fig. 5,3) a
fost înregistrat în sectorul de NE al tumulului, la dis-
tanţa de 11 m (17º) de reper, la adîncimea de 1,45 m.
Groapa sepulcrală de formă ovală era orientată NE-SV.
Argila din groapă a fost depusă alături, în semicerc,
acoperind solul scos din mormîntul 4. Dimensiunile
gropii erau de 2×1,6 m, iar adîncimea de 1,1 m. De-
functul zăcea în poziţie chircită pe partea stîngă. Sub
schelet s-au observat urme de putregai de lemn de cu-
loare brun-închisă. Fără inventar.
Mormîntul 6 (nedeterminat) (fig. 5,8) a fost identifi-
cat în sectorul de NV al tumulului, la distanţa de 11,6
m (272º) de reper şi la adîncimea de 1,38 m. Groapa
avea formă dreptunghiular-neregulată, orientată V-E.
Dimensiunile gropii erau de 1,6×0,65 m, adîncimea fi-
ind de 0,15 m. În partea estică a gropii a fost săpată o
nişă cu adîncimea de 0,35 m, aceasta fiind umplută cu
cenuşă şi cărbuni. Inventarul lipseşte.
Tumulul 3 (Vadul lui Isac)
Tumulul avea înălţimea de 1,2 m de la nivelul stratu-
lui steril, 1 m de la nivelul antic de călcare şi 0,8 m de
la nivelul actual de călcare, diametrul bazei atingînd 38
m. Aici au fost descoperite şapte morminte (fig. 6). Tu-
mulul este legat de perioada culturii Jamnaja şi a fost
înălţat deasupra mormîntului 4, mormintele secundare
1, 3, 5, 6 şi 7 aparţinînd aceleiaşi culturi. Este posibil ca
mormîntul 7, alături de care a fost depus solul argilos,
plasat în formă de semicerc cu raza de 6 m, să con-
stituie mormîntul principal pentru mantaua secundară,
marginile căreia au fost afectate de lucrările agricole.
Mormintele 1, 3, 5, 6 şi 7 pot fi datate în perioada tîrzie
a culturii Jamnaja, pentru care este caracteristică pozi-
ţia chircită a defunctului, pe partea dreaptă sau stîngă.
Mormîntul secundar 2 este datat în perioada medievală
timpurie şi atribuit unui nomad turanic.
Mormîntul 1 (perioada tîrzie a culturii Jamnaja) (fig.
7,5) a fost identificat în partea de NV a tumulului, la
distanţa de 8 m (340º) de reper şi la adîncimea de 0,45
m. Conturul gropii funerare nu a fost stabilit. Defunctul
era aşezat în poziţie chircită pe stînga, cu capul spre
ESE. Braţul drept era întins spre genunchi, iar stîngul
lipsea. Pe oasele craniului şi bazinului s-au observat
urme de ocru. Mormîntul nu avea inventar.
Mormîntul 2 (nomad medieval) (fig. 7, 4) se afla în
partea de SV a tumulului, la distanţa de 1 m (235°) de
reper, la adîncimea de 0,5 m. Groapa, de forma ovală,
cu dimensiunile de 1,7×0,5 m şi adîncimea 0,3 m, avea
orientarea pe linia V-E. Defunctul zăcea în poziţie întin-
să pe spate, cu capul la V. Craniul era întors spre stînga.
Mîinile erau plasate în lungul corpului, dreapta avînd
palma sub bazin; picioarele erau întinse şi apropiate.
Inventar: Lîngă femurul drept, în apropiere de ge-
nunchi au fost recuperate două astragale de cabalină.
Mormîntul 3 (cultura Jamnaja) (fig. 7,3) a fost înre-
gistrat în partea de NV a tumulului, la distanţa de 2,5 m
(302º) de reper şi adîncimea de 1,2 m. Camera mortua-
ră avea formă dreptunghiulară şi orientarea pe axa E-V.
Dimensiunile gropii erau de 1,4×0,9 m, iar adîncimea
de 0,4 m. Defunctul zăcea în poziţie chircită înclinat
spre dreapta, cu capul spre E. Scheletul a fost deranjat
de rozătoare. S-au păstrat doar craniul, vopsit cu ocru,
şi oasele membrelor, care prezentau un grad mediu de
chircire. Pe fundul gropii au fost observate urme de pu-
tregai de culoare brun-închisă, pe alocuri urme de ocru
şi cretă. Inventar nu a fost găsit.
Mormîntul 4 (cultura Jamnaja, principal) (fig. 7,7)
a fost descoperit în centrul tumulului, la distanţa de 1
m (230º) SV de reper, la adîncimea de 0,9 m. Mormîn-
tului îi aparţine solul argilos depus pe marginea gropii,
în formă de două semicercuri, cu diametrul de 6,5 m.
Groapa sepulcrală avea formă dreptunghiulară cu col-
ţurile rotunjite şi orientarea E-V. Dimensiunile acesteia
constituiau 1,86×1,2 m, adîncimea de la nivelul de fixa-
re fiind de 0,85 m. Mormîntul a fost jefuit din vechime.
Umplutura gropii era alcătuită din cernoziom. Scheletul
prezenta o stare precară de conservare; pe fundul gro-
pii se aflau doar unele oase răzleţe cu urme evidente de
ocru roşu-aprins. Mormîntul nu avea inventar.
Mormîntul 5 (cultura Jamnaja) (fig. 7,6) a fost de-
pistat în sectorul de NE al tumulului, la distanţa de
3,7 m (55º) de reper, la adîncimea de 1,36 m. Camera
mortuară avea formă trapezoidală, cu dimensiunile de
1,93×1,5×1,23 m, fiind orientată NV-SE. Adîncimea de
la nivelul de fixare era de 0,7 m. Defunctul zăcea în
poziţie chircită, pe spate, cu capul spre SE. Craniul era
cu faţa în sus şi mişcat uşor spre umărul drept. Ambele
braţe erau îndoite şi aveau palmele pe bazin. Picioarele
iniţial au fost aşezate cu genunchii în sus, la momentul
descoperirii acestea fiind căzute spre dreapta. Oasele
scheletului erau presărate cu ocru, mai intens craniul.
Fundul gropii era acoperit cu un strat subţire de putregai
de culoare brun-închisă, iar pe alocuri cu urme de ocru
 Complexe funerare tumulare din zona Prutului Inferior 67

Fig. 3. Vadul lui Isac. Tumulul 1; mormîntul 1 (1); mormîntul 2 (2); mormîntul 3 (3); vas din mormîntul 3 (4); cercei din
mormîntul 3 (5); fusaiolă din mormîntul 3 (6); mărgele din mormîntul 4 (7,8).
68 Serghei Agulnicov, Ion Ursu
şi cretă. În fiecare din cele patru colţuri ale mormîntului
au fost descoperite gropi de pari cu diametrul de 0,06-
0,08 m şi adîncimea de 0,12-0,16 m. Inventar nu avea.
Mormîntul 6 (cultura Jamnaja, colectiv) (fig. 7,2) a
fost înregistrat în sectorul de SV al tumulului, la dis-
tanţa de 8,5 m (210º) de reper şi adîncimea de 1,4 m.
Groapa funerară avea formă dreptunghiulară şi orienta-
rea VNV-ESE. Dimensiunile gropii erau de 2,1×1,9 m,
adîncimea de la nivelul de fixare – 0,5 m. În mormînt
au fost înhumaţi trei defuncţi. Scheletul 1 era situat în
partea sudică a gropii, fiind aflat în poziţie chircită pe
spate, înclinat spre dreapta. Braţele uşor îndoite erau
plasate în lungul corpului, picioarele fiind îndoite din
genunchi spre dreapta. Scheletul era presărat cu ocru
roşu aprins, mai intens craniul. Scheletul 2 se afla în
centrul camerei, în stînga scheletului 1. Defunctul ză-
cea în poziţie chircită, pe spate, cu capul spre VNV,
întors spre stînga. Braţul drept era uşor îndoit şi plasat
în lungul corpului, braţul stîng fiind întins. Picioarele
erau îndoite, cu genunchii spre stînga. Oasele schele-
tului, în special craniul, purtau urme evidente de ocru.
Scheletul 3 (copil) se afla în stînga scheletului 2. De-
functul zăcea în poziţie chircită pe spate, cu capul spre
VNV. Oasele aveau un grad de conservare precar. Cra-
niul era plasat pe ceafă cu faţa în sus. Judecînd după re-
sturile păstrate, braţele erau aşezate în lungul corpului.
Picioarele, din care a rămas doar femurul drept, au fost
îndoite, cu genunchii spre dreapta. Oasele craniului au
fost vopsite cu ocru, care a fost observat şi pe fundul
gropii, unde se afla stratul de putregai brun-închis.
Mormîntul 7 (cultura Jamnaja) (fig. 7,1) a fost dez-
velit în sectorul de SE al tumulului, la distanţa de 5,5 m
(142º) de reper, la adîncimea de 1,25 m. Groapa sepul-
crală avea formă dreptunghiulară şi orientarea pe linia
ENE-VSV. Complexul funerar era prevăzut cu trei trep-
te, cu lăţimea variind între 0,25-0,35 m şi înălţimea de
0,3-0,75 m. Camera mortuară propriu zisă avea dimen-
siunile de 2,1×0,98 m, la acest nivel se afla scheletul.
Sub defunct a fost descoperită o groapă dreptunghiu-
lară umplută cu sol amestecat. Dimensiunile acesteia
constituiau 1,75×0,9 m, adîncimea 0,3 m. Complexul
funerar avea adîncimea totală de 1,6 m. Umplutura gro-
pii reprezenta un amestec de cernoziom şi sol argilos,
ce conţinea fragmente de lemn. Defunctul era plasat în
poziţie chircită, pe spate, înclinat spre dreapta, cu capul
la ENE. Craniul avea partea feţei spre dreapta. Braţul
stîng, uşor îndoit din cot, era sprijinit pe bazin; după
poziţia oaselor umărului drept, se poate presupune că
braţul era plasat în lungul corpului. Picioarele erau în-
doite, cu genunchii spre dreapta. Craniul avea urme de
ocru de culoare brună. Sub schelet au putut fi observate
urme de putregai cafeniu. Inventarul lipsea.
Tumulul 3 (Manta)
Tumulul 3 făcea parte din grupul tumular situat la 4,5
km E de com. Manta, în centrul unui platou situat între
rîurile Prut şi Cahul (fig. 8). Înălţimea tumulului de la
nivelul actual de călcare era de 0,54 m, iar de la nivelul
stratului steril de 0,9 m, diametrul constituind 32 m. În
tumul se aflau 4 morminte şi un complex alcătuit din
şapte gropi. Movila a fost ridicată peste mormîntul nr. 2
ce aparţine culturii Mnogovalikovaja. Aceleiaşi culturi
i-a fost atribuit şi mormîntul secundar nr. 4. Mai tîrziu
în mantaua tumulului au fost plasate mormintele 1 şi 3
ce aparţin migratorilor medievali. Gropile nr. 2-5 şi 7
formau un semicerc îndreptat cu partea exterioară spre
centrul tumulului; fără îndoială, acestea fac parte dintr-
un complex legat de ritualul practicat de populaţiile ce
şi-au înhumat defuncţii în acest tumul. Gropile 1 şi 6 se
aflau în partea de NE a tumulului şi erau izolate de gru-
pul format din gropile 2-5 şi 7, cu toate că dimensiunile
şi adîncimea acestora este apropiată de a celorlalte.
Mormîntul 1 (nomad medieval) (fig. 9,2) a fost de-
pistat în zona de SV a tumulului, la distanţa de 5,5 m
(207°) de reper, la adîncimea de 0,98 m. Conturul gropii
nu a putut fi identificat. Defunctul zăcea întins pe spate,
cu craniul aşezat pe ceafă şi orientat spre VNV. Braţele
erau plasate paralel cu corpul. Inventar nu conţinea.
Mormîntul 2 (cultura Mnogovalikovaja, principal)
(fig. 9,5) a fost descoperit în centrul tumulului, la dis-
tanţa de 1 m V de reper (270°), la adîncimea de 0,98
m. Pe marginea gropii au fost observate urme de lut
excavat din mormînt şi aşezat în formă de două semi-
cercuri, cu raza de 2,5 m, ce înconjurau groapa. Ca-
mera funerară era orientată pe axa N-S. Conturul, în
partea superioară, era de 1,5×1 m, adîncimea de la ni-
velul de identificare fiind de 0,8 m. Spre fund aceasta
se lărgea pe baza laturii vestice, atingînd dimensiuni-
le de 1,5×1,1 m. Mormîntul a fost jefuit din vechime.
Umplutura gropii era alcătuită din sol negru şi conţinea
resturi de oase umane. Fără inventar.
Mormîntul 3 (migrator medieval) (fig. 9,3) a fost
descoperit în partea de SV a tumulului, la distanţa de
6,2 m (182°) de reper şi adîncimea de 0,55 m. Contu-
rul gropii funerare nu s-a observat. Defunctul, aşezat
în decubit dorsal, avea capul orientat spre V şi uşor în-
clinat spre dreapta. Braţele erau întinse pe lîngă corp,
picioarele fiind drepte. Inventar nu a fost găsit.
Mormîntul 4 (cultura Mnogovalikovaja) (fig. 9,1) a
fost depistat în sectorul de SE al tumulului, la distanţa de
3,8 m de reper şi adîncimea de 1,2 m. Camera funerară
avea formă ovală, cu o treaptă, orientarea fiind pe linia
N-S. Înălţimea treptei era de 0,35, iar lăţimea de 0,18 m,
adîncimea de la nivelul de fixare fiind de 0,4 m. În par-
tea superioară, groapa avea dimensiunile de 1,5×1,05 m
 Complexe funerare tumulare din zona Prutului Inferior 69

Fig. 4. Vadul lui Isac. Planul şi profilul tumulului 2.

şi adîncimea de 0,6 m de la nivelul treptei. Spre fund,
în partea vestică groapa se lărgea, atingînd dimensiunile
de 1,5×1,13 m. Umplutura era alcătuită din amestec de
sol negru şi lut de culoare gălbuie. Scheletul era aşezat
în poziţie chircită pe partea stîngă, capul fiind orientat
spre N. Braţul drept, îndoit din cot, avea palma sprijini-
tă pe femur. Braţul stîng, la fel îndoit, avea palma adusă
spre craniu. Picioarele erau îndoite, cu genunchii spre
stînga. Pe craniu şi pe fundul gropii au fost observate
urme de putregai de culoare cafeniu-închisă.
Obiecte descoperite în mantaua tumulului
În sectorul de SV al tumulului, la distanţa de 8 m de
reper a fost găsit un vas ceramic fragmentar, cu fun-
dul plat, lucrat cu mîna. Corpul era de formă sferoidală
aplatisată. Suprafaţa vasului avea culoarea brun-închi-
să, parţial lustruită. Înălţimea era de 7 cm, diametrul
fundului de 3,5 cm şi diametrul corpului de 7,5 cm,
buza fiind ruptă încă din vechime (fig. 9,4).
Gropi descoperite în mantaua tumulului (fig. 8).
Groapa nr. 1 se afla în sectorul de NE al tumulului, la
70 Serghei Agulnicov, Ion Ursu

Fig. 5. Vadul lui Isac. Tumulul 2; mormîntul 1 (1); mormîntul 2 (2); mormîntul 5 (3); mormîntul 3 (4); pandantiv din mor-
mîntul 4 (5); cataramă din mormîntul 4 (6); mormîntul 4 (7); mormîntul 6 (8).
 Complexe funerare tumulare din zona Prutului Inferior
distanţa de 5 m de reper, la adîncimea de 0,8 m. Avea
formă ovală cu diametrul de 1,5 m, adîncimea fiind de
0,4 m. Umplutura era formată din sol negru; inventar
nu a fost găsit (fig. 10,1).
Groapa nr. 2 a fost descoperită în partea de NV a
tumulului la distanţa de 6 m de reper şi la adîncimea
de 0,78 m. Diametrul gropii era de 1,5 m, adîncimea de
0,4 m, umplutura fiind alcătuită din cernoziom; inven-
tar nu conţinea (fig. 10,2).
Groapa nr. 3 a fost depistată în partea de NV a tu-
mulului, la distanţa de 5 m de reper şi la adîncimea de
0,81 m. Diametrul gropii constituia 1,5 m, iar adînci-
mea 0,35 m. Umplutura gropii consta din sol de culoa-
re neagră; inventar nu a fost găsit (fig. 10,3).
Groapa nr. 4 era situată în sectorul NV al tumulului,
la distanţa de 6,2 m de reper, la adîncimea de 0,8 m.
Diametrul atingea 1,5 m, umplutura fiind formată din
sol negru. Inventarul lipsea (fig. 10,4).
Groapa nr. 5 se afla în zona de NV a tumulului, la
distanţa de 8 m de reper şi adîncimea de 0,08 m. Diame-
trul gropii avea 1,5 m, iar adîncimea 0,42 m. Umplutura
consta din sol negru; nu conţinea inventar (fig. 10,5).
Groapa nr. 6 a fost depistată în partea de NE a tumu-
lului, la distanţa de 4 m de reper, la adîncimea de 0,79
m. Groapa avea diametrul de 1,5 m; umplutura consta
din cernoziom; nu conţinea inventar (fig. 10,6).
Groapa nr. 7 era situată în sectorul de NE, la distanţa
de 8,3 m de reper; a fost găsită la adîncimea de 0,82
m; avea diametrul de 1,5 m şi adîncimea de 0,38 m.
Inventar nu a fost găsit; umplutura era compusă din sol
de culoare neagră (fig. 10,7).
***
În urma cercetării tumulilor din zona comunei Manta
şi satului Vadul lui Isac au fost dezvelite 14 morminte
din perioadele timpurie şi tîrzie ale epocii bronzului,
două din perioada sarmatică, şapte din evul mediu tim-
puriu, un mormînt neputînd fi identificat.
Morminte ale culturii Jamnaja
(înmormîntărilor cu ocru)
Din cei patru tumuli cercetaţi, trei au fost ridicaţi
deasupra mormintelor principale ale culturii Jamna-
ja. În total au fost descoperite opt morminte ce aparţin
acestei culturi, dintre care trei sînt de bază, iar cinci se-
cundare. Toate mormintele centrale, de care ţin primele
mantale ale tumulilor, au fost jefuite, iar scheletele de-
ranjate sau distruse din vechime. Observaţiile efectuate
asupra orientării E-V ale gropilor permit încadrarea lor
în prima grupă de morminte ale culturii Jamnaja din
spaţiul pruto-nistrean după clasificarea întocmită de E.
Jarovoj (Яровой 1985, 44). Din această grupă fac parte
mormintele caracteristice perioadei evoluate a culturii
Jamnaja în spaţiul dintre Prut şi Nistru. Acoperămîn-
71
tul din bîrne plasate în lungul M2/T2 (Vadul lui Isac)
reprezintă o caracteristică de bază a înmormîntărilor
culturii Jamnaja din prima grupă (Яровой 1985, 45).
Această caracteristică este proprie şi pentru varian-
ta nistreană a comunităţilor cultural-istorice Jamnaja
(Дергачёв 1986, 76). Mormintele secundare din T3
(Vadul lui Isac) conţineau schelete aşezate în poziţie
chircită pe spate, întoarse spre stînga sau dreapta, ele
încadrîndu-se în a II-a şi a III-a grupă, specifice pen-
tru perioada tîrzie a culturii respective (Яровой 1985,
47). Mormintele de acest tip sunt reprezentative pentru
varianta Bugeac a perioadei tîrzii a culturii Jamnaja
(Дергачёв 1986, 84). Un interes aparte prezintă M3/
T3 (Vadul lui Isac), al cărui cameră funerară avea trei
trepte. În general mormintele culturii Jamnaja des-
coperite în tumuluii de la Manta şi Vadul lui Isac nu
se deosebesc de mormintele din aceeaşi perioadă din
zona nord-vestică a bazinului Mării Negre. Trăsăturile
caracteristice ale acestor complexe constau din pre-
zenţa gropilor funerare dreptunghiulare, a treptelor în
mormintele secundare şi a scheletelor vopsite cu ocru.
Majoritatea mormintelor culturii Jamnaja din această
regiune sînt lipsite de inventar.
Morminte ale culturii Mnogovalikovaja
(Ceramicii cu multe brîie)
Au fost descoperite cinci morminte ce pot fi atribu-
ite culturii Mnogovalikovaja. Analiza mormintelor s-a
făcut ţinîndu-se cont de tipologia elaborată de E. Sava
pentru perioada mijlocie a epocii bronzului în spaţiul
pruto-nistrean (Cавва 1992, 18). Aşadar, mormîntul
principal M2/T3 (Manta) poate fi încadrat în al II-lea
tip, iar mormîntul secundar M4 corespunde tipului IV,
care cuprinde gropile ovale cu trepte. M4/T1 şi M4,
M5/T2 (Vadul lui Isac) aparţin tipului II, căruia îi sînt
caracteristice gropile ovale în plan cu o nişă în unul din
pereţi. Construcţia gropii M4/T1 (Vadul lui Isac) are
analogii, într-o anumită măsură, cu gropile morminte-
lor culturii Katakombnaja (catacombelor), fapt ce nu
vine în contradicţie cu descoperirea jumătăţii de topor
care nu este specific culturii Mnogovalikovaja. M4/T2
poate fi încadrat în această cultură, drept argument ser-
vind descoperirea aici a cataramei din os cu două orifi-
cii de tipul III (Cавва 1992, 124-125). Camera funera-
ră a M5/T2 (Vadul lui Isac) aminteşte de construcţiile
de tipul I, din care fac parte mormintele ovale în plan
cu nişă în peretele meridional al gropii. Patru din cele
cinci morminte se aflau în tumuli mai vechi, însă peste
acestea au fost ridicate mantale noi. Tumulul 3 (Manta)
a fost ridicat peste mormîntul de bază al culturii Mno-
govalikovaja, fapt rar întîlnit în spaţiul pruto-nistrean.
De regulă, mormintele acestei culturi sînt plasate în tu-
muli ridicaţi de alte populaţii, construind o nouă manta
ce se suprapunea celei deja existente. Ritualul funerar
72 Serghei Agulnicov, Ion Ursu

Fig. 6. Vadul lui Isac. Planul general al tumulului 3; mormintele din tumul (1-7).

se caracterizează prin orientarea nordică a defuncţilor,
cu mici devieri. Gradul de chircire al scheletelor este
mediu, ceea ce este specific pentru etapa timpurie a
existenţei culturii Mnogovalikovaja.
Diversitatea tipurilor de complexe funerare desco-
perite în tumulii analizaţi mai sus este caracteristică
pentru necropolele tumulare din zona cuprinsă între
Dunăre şi lacul Cahul (Тощев, Сапожников 1990,
13-21). Mormintelor Mnogovalikovaja cercetate în tu-
mulii situaţi în zona dintre lacurile Cahul şi Ialpug le
sunt caracteristice, în special, gropile de formă ovală şi
dreptunghiulară (tipurile I-II) (Тощев 1992).
Inventarul ce aparţine culturii Mnogovalikovaja este
reprezentat de un vas de lut, un topor de piatră, o ca-
taramă de os şi o amuletă de piatră. Vasul are formă
globulară şi fundul plat, fiind descoperit în mantaua tu-
mulului 3 (Manta). Această formă de vas, posibil, de-
notă influenţele culturii Monteoru. Toporul din M4/T1
(Vadul lui Isac) este al doilea exemplar descoperit în
complexele funerare ale culturii Mnogovalikovaja din
 Complexe funerare tumulare din zona Prutului Inferior
spaţiul pruto-nistrean (Cавва 1992, 139). Catarama de
os descoperită în M4/T2 (Vadul lui Isac) avînd în secţi-
une forma de lentilă, poate fi atribuită tipului I după E.
Sava, însă prezenţa celui de-al doilea orificiu permite
încadrarea sigură a acestui obiect în tipul III (Cавва
1992, 124). Amuleta de piatră din acest mormînt, de-
ocamdată, nu are analogii apropiate. Complexele cul-
turii Mnogovalikovaja din tumulii situaţi în microzona
localităţilor Vadul lui Isac şi Manta, în linii generale,
nu se deosebesc de complexele funerare analoage din
nord-vestul Mării Negre.
Trăsăturile ritualului funerar şi a inventarului sînt
caracteristice variantei sud-vestice a culturii Mnogova-
likovaja şi complexelor etapei finale a perioadei bron-
zului mijlociu (sec. XVI – XIV î.e.n.).
Morminte ale culturii sarmatice
Sarmaţilor le aparţin M3/T1 şi M3/T2 (Vadul lui Isac),
care sînt secundare, orientarea acestora fiind N-S. La
ambele morminte au fost surprinse contururile gropilor.
M3/T1 avea groapa de formă trapezoidală cu colţurile
rotunjite, iar M3/T2 - de formă dreptunghiulară. Forma
trapezoidală este rar întîlnită, fiind încadrată în tipul ce
include formele dreptunghiulare şi ovale ale gropilor, şi
corespund tipului I după V. Grosu (Гросу 1990, 30-31).
M3/T2 a fost distrus din vechime, în umplutură des-
coperindu-se fragmente de amfore romane. Aceste in-
dicii, precum şi orientarea N-S, ne permit atribuirea
acestuia culturii sarmatice. Datarea mai restrînsă însă,
este imposibilă în acest caz.
Din M3/T1 au putut fi recuperate mai multe piese de
inventar, reprezentate de mărgele, cercei, o fusaiolă şi
partea inferioară a unui văscior modelat cu mîna.
Mărgelele constituie o categorie de piese de podoabă
foarte răspîndită şi au avut o largă circulaţie de-a lun-
gul timpului într-un spaţiu destul de larg. Unele tipuri
de mărgele au fost utilizate timp de mai multe secole.
Cele trei mărgele de formă ovală aplatisată, din pastă sti-
cloasă, au analogii apropiate în necropola de la Alcedar,
datată în secolele II-III e.n. (Курчaтов 1989, 163-179).
Mărgelele mărunte de culoare turcoaz, găsite în zona
gleznelor, au analogii cu mărgelele descoperite în mor-
mîntul 2 al necropolei de la Brînzeni (r. Edineţ), datat în
secolele I-II e.n. (Гросу 1985, 132).
Cei doi cercei, dintre care unul este fragmentat, au fost
realizaţi dintr-un fir de bronz cu un capăt îndoit sub for-
ma unui cîrlig, iar celălalt îndoit sub forma unei bucle şi
înfăşurat pe corp. După V. Bârcă, aceştia sînt încadraţi
în tipul I, varianta a, fiind descoperiţi cu precădere în
mormintele din primele secole ale erei noastre (Bârcă
2006, 106). Acest tip de podoabă este des întîlnit în mor-
mintele sarmatice, mai rar la carpi, care se consideră că
au umprumutat acest tip de cercei de la sarmaţi. Aceste
piese sînt datate, de unii autori, la mijlocul secolului al
73
III-lea (Diaconu 1963, 331). Prezenţa frecventă a acestui
tip de cercei în mormintele sarmate şi răspîndirea lor la
alte populaţii au făcut ca aceştia să fie numiţi „cercei de
tip sarmatic” (Bichir 1984, 56). În spaţiul est-carpatic
asemenea cercei au fost descoperiţi la Bădragii Vechi,
Hancăuţi, Palanca, Taraclia etc. (Bârcă 2006, 106). Ana-
logii apropiate se întîlnesc în mormintele 4, 6 şi 8 din ne-
cropola de la Bocani (r. Făleşti), datată în secolele II-III
e.n. (Фёдоров 1960, 277, тaбл. 40-42) şi în mormîntul
4 de la Brînzeni, datat de autorul cercetărilor în secolele
II-III e.n. (Гросу 1985, 133-135.138).
Fusaiolele din lut de formă aproximativ tronconică
reprezintă unul din obiectele tipice inventarului funerar
şi sînt caracteristice pentru etapele medii şi tîrzii ale cul-
turii sarmatice (Grosu 1995, 163). După G.B. Fedorov,
acest tip de fusaiole este caracteristic sarmato-iazigilor
şi sînt întîlnite în multe morminte sarmatice din secolele
II-III e.n. din Ungaria (Фёдоров 1960, 113). Se con-
sideră că acest tip este caracteristic şi pentru comple-
xele sarmato-roxolanilor şi alanilor (Гросу 1985, 134).
Analogii cunoaştem în necropola de la Târgşor (jud.
Prahova), datată în secolul III e.n. (Diaconu 1963, 328),
în M2/T9 de la Taraclia II, care este datat în a doua ju-
mătate a secolului I – secolul II e.n. (Гросу 1990, 117-
118), mormîntul 4 de la Brînzeni, încadrat în limitele
secolelor II-III (Гросу 1985, 133-135.138).
Vasele lucrate cu mîna, întîlnite în mormintele sar-
maţilor, se caracterizează printr-o diversitate mare de
forme (Bârcă 2006, 67). Vasul de dimensiuni mici, des-
coperit în M3/T1, nu ne poate oferi prea multă infor-
maţie din cauza stării fragmentare în care a fost găsit,
ceea ce face imposibilă încadrarea tipologică şi stabili-
rea analogiilor pentru acest obiect.
Conform poziţiei defunctului şi tipologiei materialului,
putem conchide că M3/T1 a aparţinut unei femei sarmate
şi poate fi încadrat cronologic în secolele II-III e.n.
Morminte ale nomazilor tîrzii
Migratorilor medievali le aparţin şapte morminte,
dintre care cinci erau plasate în tumulii situaţi pe terito-
riul satului Vadul lui Isac şi două în tumulul de la Man-
ta. Toate mormintele au fost plasate în movile ridicate
în perioada epocii bronzului. Mormintele erau situate
în jumătatea meridională a tumulilor, în sectoarele de
SE şi SV, excepţie făcînd doar M5/T1 (Vadul lui Isac),
care se afla în zona centrală a movilei. Conturul gropi-
lor a fost surprins în trei cazuri, M1/T1, M5/T1 şi M2/
T3 (Vadul lui Isac), gropile avînd formă oval-alungită.
Defuncţii erau orientaţi cu capul la V (în trei cazuri)
sau la VNV (în patru).
Majoritatea mormintelor erau lipsite de inventar,
ceea ce face dificilă datarea şi atribuirea etnică. Cu toa-
te acestea, ţinînd cont de ritul funerar, orientare, po-
ziţia scheletului şi amenajarea gropii (lipsa copertinei
74 Serghei Agulnicov, Ion Ursu

Fig. 7. Vadul lui Isac. Tumulul 3; mormîntul 7 (1); mormîntul 6 (2); mormîntul 3 (3); mormîntul 2 (4); mormîntul 1 (5);
mormîntul 5 (6); mormîntul 4 (7).
 Complexe funerare tumulare din zona Prutului Inferior 75

Fig. 8. Manta. Planul şi profilul general al tumulului 3.

din lemn, a pietrelor ş.a.), mormintele pot fi încadrate
în tipul A I, atribuite, în special, primei perioade (sec.
X-XI) după clasificarea lui Fedorov-Davydov, fiind
întîlnite în toată stepa est-europeană, dar mai ales în
zona Volgăi (Фёдоров-Давыдов 1966, 134). Conform
tipologiei cercetătoarei A.S. Pletneva, complexele
analizate de noi fac parte din prima grupă, lipsa unor
construcţii din piatră sau lemn, a pragurilor şi nişelor
fiind, după autoarea citată, caracteristică pecenegilor
(Плетнёва 1973, 12.20). Aşa cum am menţionat deja,
datarea acestor morminte este destul de dificilă, ele
fiind încadrate într-un interval de timp larg, ce cores-
punde secolelor X-XIV (Добролюбский 1986, 33). În
susţinerea acestei cronologii găsim analogii în necro-
pola plană de la Biharea (Transilvania), care este datată
în secolele IX-X (Cosma 2001, 191) şi în necropola
de la Drakulja (Mirnoe) (reg. Odesa, Ucraina), atribu-
ită triburilor turanice, aflate sub dominaţie mongolă
(Добролюбский 1986, 105-106).
Astfel, mormintele fără inventar cu gropi simple, ori-
entate V-E, sînt datate în secolele X-XIV, neputînd fi
atribuite unei anumite seminţii turanice.
76 Serghei Agulnicov, Ion Ursu

Fig. 9. Manta. Tumulul 3; mormîntul 4 (1); mormîntul 1 (2); mormîntul 3 (3); vas din mantaua tumulului 3 (4);
mormîntul 2 (5).
 Complexe funerare tumulare din zona Prutului Inferior
Piese de inventar au fost găsite doar în două mor-
minte. M2/T3 (Vadul lui Isac) conţinea două astragale
de cal. Încadrarea mormîntului în tipul B II (Фёдоров-
Давыдов 1966, 124) sau grupa II (Плетнёва 1973,
12-14), ce conţin pe lîngă scheletul uman şi anumite
părţi din scheletul calului, nu se poate face, plasarea as-
tragalelor în morminte avînd altă semnificaţie (Barnea
1994, 121-122). M5/T1, după orientarea V-E, forma
gropii, prezenţa craniului şi a extremităţilor picioare-
lor de cal, poate fi încadrat în tipul B II (după clasi-
ficarea lui Fedorov-Davydov), tip caracteristic primei
(sec. X-XI) şi, cu precădere, celei de-a doua perioade
(sec. XII). În prima perioadă mormintele de acest tip
erau concentrate în zonele de la sud de Urali, regiunea
Volgăi şi bazinul inferior al Donului. În cea de-a doua
perioadă zona concentraţiei mormintelor se schimbă,
acestea întîlnindu-se în special în zona bazinului Rosi,
practic, dispărînd la sud de Urali şi în regiunea Volgăi
(Фёдоров-Давыдов 1966, 9.124.134.142). S.A. Plet-
neva, în urma cercetărilor antichităţilor tichiilor negre
de pe rîul Rosi, încadrează aceste morminte în grupul
II (sec. XI-XII), grup ce predomină numeric în zona
nominalizată şi este atribuit populaţiilor pecenege din
uniunea tichiilor negre (Плетнёва 1973, 13.20-23).
În spaţiul de la est de Carpaţi sînt cunoscute analogii
la Căuşeni M1/T1 (Чеботаренко и др. 1989, 72-101),
Želtyj Jar M3/T1 (Добролюбский 1986, 36.100), Po-
mozani M6/T1, mormînt datat de autori în secolele
X-XI (Тощев, Редина 1991, 95-104) ş.a.
Zăbala monobară, cu verigi mobile la capete, poa-
te fi inclusă în tipul V 1, ce corespunde sfîrşitului se-
colului XI – secolul XII (Фёдоров-Давыдов, 1966,
18.20.105.115), această datare fiind acceptată şi de alţi
autori (Плетнёва 1981, 258, рис. 82). Tipul V 1 este
întîlnit atît în stepele est-europene, cît şi în Siberia.
După A. Kirpičnikov, zăbalele dintr-o singură tijă sînt
încadrate în tipul VI, ce corespunde cu precădere se-
colelor X-XI şi sînt atribuite pecenegilor, uneori uzilor.
Zăbalele descoperite în oraşele vechi-ruseşti se conside-
ră a fi preluate de la nomazi. Acest tip dispare în secolul
al XII-lea (Кирпичников 1973, 17-19). Aceeaşi opinie
o împărtăşeşte şi V. Spinei, care consideră că zăbalele
în discuţie datează dintr-o perioadă anterioară sfîrşitului
secolului XI, iar în secolul XII ar fi foarte rar întîlni-
te. Autorul citat atribuie cu probabilitate aceste zăbale
populaţiilor pecenege, un argument în sprijinul acestei
opinii fiind orientarea cu capul la V a defuncţilor, alături
de care s-au descoperit asemenea piese (Spinei 1985,
122). Zăbale au fost descoperite şi în aşezări, cum ar fi
cea de la Simila (com. Zorleni, jud. Vaslui), din secole-
le X-XI (Spinei 1985, 183, fig. 11,1). Obiecte analoa-
ge în mormintele turanicilor din spaţiul est-carpatic au
fost descoperite la Beloles’e M1/T9 (Добролюбский
77
1986, 36.100), Plavni M8 (Добролюбский 1981, 131-
134), Arbănaşu (jud. Galaţi) M9/T78 (Brudiu 2003, 41,
fig. 14,6). În M2 de la Moscu (jud. Galaţi), alături de
zăbală se aflau şi alte piese de harnaşament, printre care
resturi de la o şa. Piesele de inventar au permis datarea
mormîntului în prima jumătate a secolului al XI-lea şi
atribuirea lui unui călăreţ peceneg (Brudiu 2003, 74-
76). Pe teritoriul Munteniei cunoaştem analogii la Cur-
cani (jud. Călăraşi), Tungaru (jud. Giurgiu), Vităneşti
(jud. Teleorman) ş.a. Numărul zăbalelor monobare des-
coperite în Muntenia este de 17, prevalînd asupra zăba-
lelor din două tije semnalate în zona în discuţie (Ioniţă
2005, 97).
Pandantivii-clopoţei au o largă răspîndire şi sînt întîl-
niţi atît în mormintele migratorilor, cît şi în necropolele
populaţiilor sedentare. După G.A. Fedorov-Davydov,
pandantivii piriformi turnaţi, dintr-o singură bucată, cu
urechiuşă de prindere în partea superioară, tăietură în
formă de cruce şi ornament din linii incizate în partea
inferioară fac parte din tipul I; în aşezări sînt întîlniţi la
Novgorod, în stratul datat în secolul X – începutul se-
colului XII, la Sarkel în complexele din secolele X-XI
etc. (Фёдоров-Давыдов 1966, 67-70). Pentru spaţiul
dintre Prut şi Nistru un interes deosebit prezintă des-
coperirea acestui tip de pandantiv în necropola popu-
laţiei autohtone de la Brăneşti. Autorii descoperirilor
consemnează că cimitirul a existat de la mijlocul seco-
lului al X-lea şi în secolul XI (Фёдоров и др. 1984, 96-
100). Pandantivii-clopoţei au fost răspîndiţi şi printre
antichităţile tichiilor negre de pe rîul Rosi (Плетнёва
1973, 68.73-76, тaбл. 20.25-28), fiind dataţi în a doua
jumătate a secolului XI – secolul XII (Плетнёва 1981,
259, тaбл. 82). Pentru Muntenia, pandantivii de acest
fel sînt încadraţi în tipul II după A. Ioniţă şi au fost
descoperiţi într-un mormînt de călăreţ turanic din se-
colul XII de la Adâncata (jud. Ialomiţa) (Ioniţă 2005,
85.117, fig. 23). În spaţiul carpato-nistrean cunoaştem
analogii la Bârlad „Parc” (Spinei 1985, 111), Gradişte
(r. Cimişlia) (Оболдуева 1955, 37.45.47, Spinei 1985,
113), Tudora (r. Ştefan Vodă) (Мелюкова 1962, 82-
83, Spinei 1985, 118), Limanskoe (reg. Odesa, Ucrai-
na) (Добролюбский 1982, 36), Ursoaia (r. Căuşeni)
(Чеботаренко и др., 1989, 101-134).
Prezenţa zăbalei de tipul V I în mormintele de tip
B II este considerată ca fiind caracteristică pecenegi-
lor (Плетнёва 1973, 21) şi/sau uzilor (Добролюбский
1986, 35). Astfel, putem considera că mormîntul 5 da-
tează din secolele XI-XII, şi a aparţinut, probabil, unui
călăreţ peceneg.
***
Din cele 24 de morminte analizate, doar M6/T2 (Va-
dul lui Isac) nu a putut fi determinat din cauza lipsei
78 Serghei Agulnicov, Ion Ursu

Fig. 10. Manta. Tumulul 3; planul şi profilul gropilor (1-7).

scheletului şi a inventarului. Cele mai numeroase sînt
mormintele culturii Jamnaja, ce reprezintă 37,5% din
total. Toate trei movile de la Vadul lui Isac au fost ri-
dicate de purtătorii acestei culturi. Ca număr, urmează
mormintele populaţiilor turanice cu ponderea de 29,1%,
care se aflau în toţi cei patru tumuli. Cultura Mnogo-
valicovaja reprezintă 20,8% din totalul de morminte,
acesteia aparţinînd tumulul 3 de la Manta. Au fost sem-
nalate doar două înmormîntări sarmatice (8,3%), care
erau plasate în tumulii 1 şi 2 de la Vadul lui Isac.
 Complexe funerare tumulare din zona Prutului Inferior 79

Bibliografie
Agulnicov 1997: S. Agulnicov, Vestigii scitice la Prutul Inferior. In: Prima epocă a fierului la Gurile Dunării şi zonele circum-
pontice. Lucrările Colocviului Internaţional Septembrie 1993 (Tulcea 1997), 259–260.
Barnea 1994: I. Barnea, arşic. In: Enciclopedia Arheologiei şi istoriei vechi a României, Vol. I, A-C (Bucureşti 1994), 121–122.
Bârcă 2006: V. Bârcă, Istorie şi civilizaţie. Sarmaţii în spaţiul est-carpatic (sec. I a.Chr. – începutul sec. II p.Chr.) (Cluj-Na-
poca 2006).
Bichir 1984: Gh. Bichir, Geto-dacii din Muntenia în epoca romană (Bucureşti 1984).
Brudiu 2003: M. Brudiu, Lumea de sub tumulii din sudul Moldovei. De la indo-europeni la turanicii târzii – mărturii arheo-
logice (Bucureşti 2003).
Cosma 2004: C. Cosma, Necropole, morminte izolate şi descoperiri funerare cu caracter incert din secolele al IX-lea şi al
X-lea din vestul şi nord-vestul României. Ephemeres Napocensis XI, 2004, 177-211.
Diaconu 1963: Gh. Diaconu, Despre sarmaţi la Dunărea de Jos în lumina descoperirilor de la Tîrgşor. SCIV, t. II, nr. 2, 1963,
328–331.
Grosu 1995: V. Grosu, Sarmaţii în spaţiul geto-dacic răsăritean. AM XVIII, 1995, 133-186.
Ioniţă 2005: A. Ioniţă, Spaţiul dintre Carpaţii Meridionali şi Dunărea Inferioară în secolele XI-XIII (Bucureşti 2005).
Spinei 2006: V. Spinei, Românii în contextul politic internaţional de la începutul mileniului al II-lea In: Universa Valachica
(Chişinău 2006).
Spinei 1994: V. Spinei, Moldova în secolele XI – XIV (Chişinău 1994).
Spinei 1985: V. Spinei, Realităţi etnice şi politice în Moldova Meridională în secolele X-XIII români şi turanici (Iaşi 1985).
Агульников 1991: С. М. Агульников, Отчёт о полевых исследованиях Кагульской новостроечной экспедиции в 1990
году. Кишинёв 1991. Arhiva MNAIM, nr. inv. 311.
Агульников 1998: С.М. Агульников, Погребальные комплексы культуры многоваликовой керамики междуречья
Кагул-Прут. B сб.: Проблемы изучения катакомбной культурно-исторической общности (ККИО) и культурно-
исторической общности многоваликовой керамики (КИОМК) (Запорожье 1998), 259-260.
Гросу 1985: В.И. Гросу, Сарматский могильник у с. Брынзены: В сб.: АИМ в 1981 г. (Кишинёв 1985), 132–138.
Гросу 1990: В.И. Гросу, Хронология памятников сарматской культуры Днестровско-Прутского междуречья (Кишинев 1990).
Дергачёв 1986: В.А. Дергачёв, Молдавия и соседние территории в эпоху бронзы (Кишинёв 1986).
Савва 1992: Е.Н. Савва, Культура многоваликовой керамики Днестровско-Прутского междуречья (Кишинёв 1992).
Добролюбский 1981: А.О. Добролюбский, Погребение кочевника у с. Плавни. B сб.: Древности Северо-Западного
Причерноморья (Kиев 1981), 131–134.
Добролюбский 1982: А.О. Добролюбский, Этнический состав кочевого население Северо-Западного Причерноморья
в золотоордынское время. B сб.: Памятники римского времени в Северо-Западном Причерноморье (Kиев 1982), 36-37.
Добролюбский 1986: А.О. Добролюбский, Кочевники Северо-Западного Причерноморья в эпоху средневековья
(Киев 1986).
Фёдоров-Давыдов 1966: Г.А. Фёдоров-Давыдов, Кочевники восточной Европы под властью золотоордынских ханов
(Москва 1966).
Фёдоров 1960: Г.Б. Фёдоров, Население Прутско-Днестровского междуречья в I тысячелетии н.э. МИА 89 (Москва
1960).
Фёдоров и др. 1984: Г.Б. Фёдоров, Г.Ф. Чеботаренко, М.С. Великанова, Брэнештский могильник X-XI вв. (Кишинёв 1984).
Кирпичников 1973: А.Н. Кирпичников, Снаряжение всадника и верхового коня на Руси IX-XIII вв. Археология
СССР. САИ, вып. Е1-36 (Ленинград 1973).
Курчатов 1989: С.И. Курчатов, Могильник II-III вв. н.э. у с. Алчедар. В сб.: АИМ в 1984 г (Кишинёв 1989), 163-179.
Мелюкова 1962: А.И. Мелюкова, Курган усатовского типа у села Тудорово. KСИА 88, 1962, 82–83.
Оболдуева 1955: Т.Г. Оболдуева, Курган эпохи бронзы на р. Когыльник. B сб.: Изв. МФ АН СССР, 5(25) (Кишинёв
1955), 35–47.
Плетнёва 1973: С.А. Плетнёва, Древности Чёрных Клобуков. САИ, вып. Е1-19 (Москва 1973).
Плетнёва 1981: С.А. Плетнёва, Кочевники восточноевропейских степей в Х-ХIII вв. Печенеги, торки, половцы. B сб.:
Археология СССР. Степи Евразии в эпоху средневековья (Москва 1981).
Тощев 1992: Г.Н. Тощев, Курганы эпохи бронзы межозерья Ялпуга и Кагула (Запорожье 1992).
Тощев, Сапожников 1990: Г.Н. Тощев, И.В. Сапожников, Курганы у ст. Фрикацей в низовьях Дуная. B сб.: ДСПК I
(Запорожье 1990), 13–21.
Тощев, Редина 1991: Г.Н. Тощев, Е.Ф. Редина, Курганная группа у села Помазаны Одесской области. B сб.:
ДСПК II (Запорожье 1991), 95–104.
Чеботаренко и др. 1989: Г.Ф. Чеботаренко, Е.В. Яровой, Н.П. Тельнов, Курганы Буджакской степи (Кишинёв 1989).
Яровой 1985: Е.В. Яровой, Древнейшие скотоводческие племена Юго-Запада СССР (Кишинёв 1985).

Serghei Agulnicov, Ion Ursu, Centrul de Arheologie, Institutul Patrimoniului Cultural, Academia de Ştiinţe a
Moldovei, bd. Ştefan cel Mare 1, MD-2001, Chişinău, Republica Moldova.
 ПОЛЕВЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ У с. ДОЙБАНЬ-2
ДУБЭССАРСКОГО РАЙОНА В 2007 г.

Николай ТЕЛЬНОВ, Игорь ЧЕТВЕРИКОВ, Виталий СИНИКА, Кишинэу/Тирасполь

În articol se publică materialele rezultate din cercetările Expediţiei Nistrene efectuate lângă satul Doibani-2, raionul Dubăsari,
în anul 2007. Au fost dezveliţi patru tumuli deterioraţi parţial în procesul lucrărilor agricole, în care s-au descoperit 11
morminte din diverse epoci istorice. Vestigiile, recoltate pe parcursul investigaţiilor, completează baza de izvoare istorice
privind malul stâng al Nistrului în epoca bronzului timpuriu, epoca romană şi perioada medievală. Cel mai mare interes îl
prezintă complexele culturii jamnaja, în care au fost descoperite construcţii funerare anterior necunoscute în regiunea vizată.

В настоящей статье публикуются материалы исследований Днестровской археологической экспедиции у с. Дойбань-2

Дубоссарского района в 2007 г. Изучению подверглись четыре разрушенных плантажной вспашкой кургана, в которых
было выявлено 11 погребений различных исторических эпох. Материалы, полученные в ходе раскопок, расширяют
фонд источников по истории Днестровского Левобережья в эпоху ранней бронзы, римское время и средневековый
период. Наибольший интерес представляют комплексы ямной культуры, в которых были открыты ранее неизвестные
в регионе погребальные конструкции.

In present article are published materials of researches of Dniester archaeological expedition near village Dojbany-2 of
Dubossary area in 2007. There were studied four barrows destroyed by ploughing, in which have been revealed 11 burials of
various historical epochs. The materials received during excavation expand fund of sources on history of the left bank of the
river Dniester during Early Bronze Age, Roman time and the medieval period. The greatest interest represent the complexes of
the Pit-Grave culture, in which have been opened funeral constructions earlier unknown in region.

Key words: Dniester Basin, Dubossary district, barrow, burial, Early Bronze Age, Roman time, medieval period

В апреле 2007 г. Днестровская археологическая ные по инициативе работников прокуратуры след-

экспедиция ПГУ им. Т.Г. Шевченко провела спаса-
тельные раскопки 4 курганов у с. Дойбань-2 Дубэс-
сарского района. Курганы находились на водораз-
деле р. Ягорлык и р. Тростинец, на правом берегу
балки Глубокая (рис. 1,1). Насыпи располагались
достаточно компактной группой (расстояние между
крайними курганами составляло 165 м), ломаной
цепочкой вытягиваясь по линии север-юг (рис. 1,2).
Работы были инициированы по факту разруше-
ния указанных насыпей плантажной вспашкой под
виноградник (глубина вспашки 0,7-0,9 м). Вплоть
до разрушения плантажом курганы интенсивно
распахивались под зерновые культуры. После про-
ведения плантажной вспашки на насыпи самого
крупного кургана (в дальнейшем – курган 3) были
обнаружены человеческие останки, о чëм было
сообщено в прокуратуру г. Дубэссарь. Проведен-
ственные действия выявили останки 4-х человек (в
дальнейшем – погребение 3/1). Визуальный осмотр
насыпей сотрудниками экспедиции до начала иссле-
дований также обнаружил вывернутые плантажом
человеческие останки на поверхности курганов 2
и 4.
Учитывая высокую степень разрушения невысо-
ких насыпей и невозможность проследить досыпки,
было решено провести раскопки курганов с оставле-
нием одной центральной бровки. Фиксация глубин
исследованных комплексов и их привязка велась от
условной точки R0, соответствующей наивысшей
точке кургана. Два наиболее высоких кургана на то-
пографической карте отмечены как имеющие высо-
ту 2 и 1 м – в процессе внедрения стационарной си-
стемы орошения полей эти насыпи, очевидно, были
частично снивелированы.

Revista Arheologică, serie nouă, vol. IV, nr. 1, 2008, p. 80-92

 Полевые исследования у с. Дойбань-2 Дубэссарского района в 2007 г. 81

Рис. 1. Географическое и топографическое положение курганов у с. Дойбань-2. 1 – географическое положение курганов

у с. Дойбань-2, 2 – топографическое положение курганов у с. Дойбань-2.
82 Николай Тельнов, Игорь Четвериков, Виталий Синика
КУРГАН 1 (ямный) находился на пересечении
двух посадок (акация), в 68 м от северной и в 110 м
от восточной, идущей от первого поста охраны
Дойбанского цеха (на посту установлен триангу-
ляционный знак). Высота кургана от современной
дневной поверхности к моменту исследования со-
ставляла 0,8 м (1,2 м от погребëнной почвы), диа-
метр насыпи 34 м (рис. 2,1), что установлено по
кольцевому рву, хорошо читавшемуся ещë до на-
чала исследований на пахоте. Клиновидный в се-
чении ров не имел разрывов и на всю глубину был
заполнен плотным чернозëмом. Ширина рва на
уровне древней дневной поверхности достигала 2
м, глубина доходила до 1 м. Насыпь была возведена
из чернозëма и предматерикового суглинка, отчего
имела желтоватый оттенок. В центре кургана план-
тажная вспашка вывернула каменную плиту пере-
крытия погребения 2.
В кургане было выявлено 5 погребений, 4 из
которых относятся к ямной культуре, а одно –
неопределëнное.
Погребение 1 (неопределëнное) обнаружено в
1,5 м к СЗ от R0, на глубине 0,6 м. Погребальное
сооружение не прослеживалось в переотложенном
грунте.
Скелет взрослого человека1 был сильно разрушен
плантажной вспашкой: уцелели череп, правая рука,
часть позвоночника и левая нога. Судя по их распо-
ложению, погребëнный лежал вытянуто на спине
головой на З (рис. 2,2). Следов подстилки и сопро-
вождающего инвентаря не отмечено.
Погребение 2 (ямное, впускное или основное для
возможной II-ой насыпи) обнаружено в 3,1 м к ЮЗ
от R0, на глубине 0,5 м по вывернутым плантажом
плитам перекрытия. Погребальное сооружение
представляло собой яму вытянутой прямоугольной
формы с внутренним уступом, размерами 1,05×0,7
м и глубиной 0,6 м, длинной осью ориентирован-
ную по линии З-В (рис. 2,3). Дно ровное горизон-
тальное. По северной, западной и восточной стен-
кам сооружения был сделан уступ шириной до 0,3
м и высотой 0,5 м от дна. Уступ использовался для
горизонтального перекрытия ямы крупными пли-
тами из белого ракушечника. Надо полагать, что
крупные плиты служили опорой для уложенных
поверх их других плит меньшего размера. Всего
обнаружено 3 крупные плиты и 6 фрагментов бо-
лее мелких плит. Размеры самой большой плиты
составляли 1×0,65-0,8×0,2 м. Стены и дно ямы
ниже уровня уступа были побелены. Заполнение
1
Хотя был собран антропологический материал, в силу разных причин половозрастные определения пока не
производились.
ямы состояло из предматерикового суглинка и су-
хого чернозëма.
При расчистке погребальной ямы были обнару-
жены останки ребенка. Скелет плохой сохранности
лежал в скорченном положении на спине головой на
З, лицевой частью вверх. Скелет умеренно окрашен
красной охрой, наибольшая интенсивность кото-
рой отмечена на черепе. Правая рука погребëнного
была вытянута вдоль тела, левая согнута и кистью
уложена на таз. Ноги средне скорченны, упали вле-
во. Под скелетом прослежен слабый светло-серый
тлен от растительной подстилки.
Находок нет.
В 0,2-0,5 м к СВ от погребального комплекса, на
глубине 0,5-0,7 м от R0, в разрыхлëнном плантажом
грунте насыпи встречалось множество древесных
углей и комки обожжëнного до красного цвета
грунта – следы кострища, связанного, вероятно, с
тризной.
Погребение 3 (ямное, основное) обнаружено в 1
м к В от R0, на глубине 1,3 м. Погребальное соору-
жение представляло собой яму вытянутой прямоу-
гольной формы, размерами 2×1 м и глубиной 0,8 м,
ориентированную длинной осью по линии З-В (рис.
3,1). С ямой связан выкид толщиной 0,3 м, состоя-
щий из предматерикового суглинка и материковой
глины, в плане дуговидно огибавший северную
стенку сооружения. На уровне погребëнной почвы
яма имела поперечное перекрытие из дубовых плах
шириной до 0,25 м, длиной до 1,3 м и толщиной
до 4-5 см. Окончания плах частично сохранились
на краях ямы, судя по которым плах было не ме-
нее семи. Основная часть перекрытия просела в
могильную яму: фрагменты плах встречались в за-
полнении на разных его уровнях. Поверх перекры-
тия была, по-видимому, настелена растительная
подстилка, от которой на краях плах сохранился
тлен светло-серого цвета. Вертикальные стенки
ямы и дно были обмазаны мелкорастертой глиной.
Заполнение состояло из сухой смеси суглинка и
чернозëма.
При расчистке погребальной ямы были обнару-
жены останки взрослого человека. Скелет лежал
в скорченном положении на спине головой на З,
лицевой частью черепа вверх. Руки погребëнного
были согнуты, кости предплечий располагались
параллельно телу. Ноги средне скорченны, упа-
ли вправо. Под скелетом прослежен коричневый
тлен от подстилки. Скелет слабо окрашен красной
охрой, наибольшая интенсивность которой отмече-
 Полевые исследования у с. Дойбань-2 Дубэссарского района в 2007 г. 83

Рис. 2. Курган 1 у с. Дойбань-2. 1 – план и разрез кургана 1, 2 – погребение 1, 3 – план и разрез погребения 2, 4 – план
и разрез погребения 4.
84 Николай Тельнов, Игорь Четвериков, Виталий Синика
на на черепе. Комки красной охры зафиксированы
слева у черепа и у правого предплечья.
Состав и расположение находок. Справа, у че-
репа погребëнного было обнаружено кремневое
орудие (1). Левая кисть накрывала каменный рас-
тиральник (2).
Находки: 1. Ретушëр-отжимник из естествен-
ного обломка тëмного мелового кремня2. Орудие
удлинëнных пропорций, подтреугольное в сечении,
с замятостью и ретушью утилизации на кромке и
углах. На плоской площадке основания имеется
треугольное, вероятно, естественное углубление.
Размеры: длина 7,4 см, ширина до 3,2 см, толщина
до 2,5 см (рис. 3,4); 2. Песчаниковый крупнозерни-
стый растиральник-отбойник из обломка крупной
речной гальки. Орудие подпрямоугольное в сече-
нии, поверхность сильно обожжена. В работе ис-
пользовалась, скорее всего, одна, наиболее плоская
грань, имеющая следы сработанности. Размеры:
высота 7,7 см, ширина до 7 см (рис. 3,6).
Погребение 4 (ямное, впускное) обнаружено в
5,5 м к ЮВ от R0, на глубине 1,3 м. Погребальное
сооружение представляло собой яму вытянутой
трапециевидной формы, размерами 1,75×0,75-1 м и
отмеченной глубиной 0,45 м, длинной осью ориен-
тированную по линии С-Ю (рис. 2,4). Погребальная
конструкция, очевидно, включала в себя срезанный
плантажом уступ, на уровне которого яма была по-
перечно перекрыта деревянными плашками, фраг-
менты которых отмечены в заполнении. Стенки
сооружения были вертикальными и носили следы
работы орудием типа мотыжки. В заполнении ямы
и на фрагментах перекрытия отмечен слабый тлен
светло-серого цвета от растительной циновки.
При расчистке погребальной ямы были обнару-
жены останки взрослого человека. Скелет лежал
в скорченном положении на спине головой на С,
лицевой частью черепа вверх. Руки погребëнного
были вытянуты вдоль тела, ноги средне скорченны,
упали вправо. Скелет очень слабо окрашен мали-
новой охрой, под ним прослежен тлен коричневого
цвета от подстилки.
Находок нет.
Погребение 5 (ямное, впускное) обнаружено в 7
м к ЮЮВ от R0, на глубине 1,3 м. Погребальное
сооружение представляло собой яму вытянутой
трапециевидной формы, размерами 1,8×1,2-1,4 м и
отмеченной глубиной до 0,45 м, ориентированную
длинной осью по линии СВ-ЮЗ (рис. 3,5). Погре-
бальная конструкция, очевидно, включала в себя
срезанный плантажом уступ, на уровне которого
2
Определение орудий из кремня и камня сделано к.и.н. С.И. Коваленко.
яма была поперечно перекрыта деревянными пла-
хами, толщиной до 3 см. Большие фрагменты плах
встречались на разных уровнях заполнения, на них
отмечен тлен светло-серого цвета от растительной
циновки. Вертикальные стены ямы носили следы
работы орудием типа мотыжки.
При расчистке погребальной ямы были обнару-
жены останки взрослого человека. Скелет лежал в
скорченном положении на спине с наклоном влево,
головой на ЮЗ. Череп был повернут влево. Правая
рука погребëнного была согнута и кистью уложена
на правое крыло таза, левая рука – прямая, вытянута
вдоль тела, кистью у бедренных костей. Ноги сильно
скорченны, упали влево. Скелет интенсивно окрашен
красной охрой, наибольшая интенсивность которой
отмечена на черепе и костях ног. Под скелетом про-
слежена двойная подстилка – интенсивный коричне-
вый тлен перекрывался светло-серым тленом.
Состав и расположение инвентаря. Несколько
выше правого плеча погребëнного зафиксировано
локальное пятно алой охры. Под левым виском ле-
жала костяная проколка (3), накрытая кремневым
орудием (1). Поверх указанных орудий найдено два
камешка (2). У западной стены ямы, напротив лево-
го локтя погребëнного, лежало костяное орудие (4).
Находки: 1. Нож из тëмного мелового кремня с
естественным обушком и преднамеренной мелко-
зубчатой ретушью на выпуклом лезвии пластины-
скола. Не исключено вторичное использование в
качестве скребла. Поверхность орудия с естествен-
ным корочным покрытием. Размеры: длина 6,3 см,
ширина до 3,3 см, толщина до 0,7 см (рис. 3,3);
2. Два камешка неправильной формы из светло-
го кремня, не имеют следов обработки. Длина 1,1
и 1,5 см, ширина 0,9 и 1,3 см, толщина до 0,6 см
(рис. 3,2); 3. Костяное шило-проколока с двумя
заострëнными окончаниями (одно окончание не со-
хранилось). Центральная часть орудия подпрямоу-
гольная в сечении, ближе к окончаниям стержень
округлый. Уцелевшее окончание от длительного
употребления слегка затуплено, со следами лоще-
ния. Размеры: сохранившаяся длина 9,6 см, ширина
в центральной части 0,8 см, диаметр у окончания
0,5 см (рис. 3,8); 4. Конической формы костяное
долото. Рабочая часть двухсторонне равномерно
стëсана, со следами лощения. Размеры: длина 13,5
см, ширина у основания 4,6 см, ширина рабочей ча-
сти 1,2 см, толщина до 3,5 см (рис. 3,7).
Имевшее место разрушение насыпи, к сожале-
нию, не дало возможность чëтко проследить еë воз-
можную стратиграфию и последовательность захо-
 Полевые исследования у с. Дойбань-2 Дубэссарского района в 2007 г. 85

Рис. 3. Погребения 3 и 5 кургана 1 у с. Дойбань-2 и инвентарь из них. 1 – план и разрез погребения 3, 2 – два камешка
из погребения 5, 3 – кремневый нож из погребения 5, 4 – ретушер-отжимник из погребения 3, 5 – план и разрез
погребения 5, 6 – растиральник-отбойник из погребения 3, 7 – костяное долото из погребения 5, 8 – костяное шило-
проколка из погребения 5.
86 Николай Тельнов, Игорь Четвериков, Виталий Синика

ронений. Скорее всего, первоначальная насыпь была дневной поверхности (1,7 м от погребëнной почвы)
возведена над основным погребением 3 – об этом была сильно нарушена плантажной вспашкой. Цен-
свидетельствует лежащий на уровне древней днев- тральная часть кургана была повреждена воронкой
ной поверхности выкид и строгая ориентировка ямы (диаметром 4,5 м и глубиной до 0,7 м), выкопанной
по линии З-В. Погребение 2, судя по его широтной в ходе раскопок прокуратуры г. Дубэссарь. На на-
ориентировке, могло быть основным для возможной сыпи и рядом с ней встречались камни (белый ра-
II-ой насыпи. Погребения 4 и 5 были впускными – кушечник) различных размеров, составлявших не-
об этом говорит их ориентировка и небольшая от- когда каменную обкладку кургана. Диаметр насы-
меченная глубина на уровне погребëнной почвы. пи составлял 28 м, что установлено благодаря коль-
Последним в кургане было совершено погребение 1, цевому рву, хорошо читавшемуся на пахоте ещë до
принадлежавшее, вероятно, позднему кочевнику. начала исследований. Подтреугольный в сечении и
овальный в плане (шириной до 1,5 м и глубиной
КУРГАН 2 (предположительно сарматский) на-
до 1 м от погребëнной почвы) ров был заполнен
ходился в 43 м к Ю от кургана 1. Насыпь была прак-
плотным затëчным чернозëмом. В его заполнении
тически уничтожена плантажной вспашкой и чита-
на различных глубинах повсеместно встречались
лась на пахоте пятном жëлтого цвета диаметром
сползшие с насыпи камни обкладки (рис. 5,1).
около 17 м (рис. 4,1). Грунт насыпи и предматери-
В кургане было выявлено 4 погребальных ком-
ковый суглинок под ней были разрыхлены планта-
плекса, два из которых относились к ямной культу-
жом на глубину 0,7-0,8 м от современной дневной
ре, один принадлежал поздним кочевникам и один
поверхности. В ходе визуального осмотра насыпи
остался неопределëнным.
до начала исследований в еë центре была найдена
Погребение 1 (позднекочевническое, впускное)
человеческая челюсть. Рядом с пятном было най-
обнаружено в центре кургана, на глубине до 0,7 м
дено несколько фрагментов красноглиняных амфор
от R0. Этот комплекс условно объединяет останки 4
римского времени, внешняя поверхность которых
человек, обнаруженных при следственных действи-
покрыта жëлтым ангобом. Глина амфор достаточно
ях дубэссарской прокуратуры. Известно, что на на-
рыхлая, с большим количеством пироксена.
сыпи были найдены черепа и разрозненные кости
В кургане, на глубине 0,8 м от R0, был выявлен
нижних конечностей двух человек, присоединëнные
один погребальный комплекс.
позднее (в зависимости от сохранности) к обнару-
Погребение 1 (основное) обнаружено в центре
женным в насыпи разрушенным скелетам. Судя по
курганного пятна. Погребальное сооружение пред-
нечëтко сделанной с вершины кургана фотографии,
ставляло собой яму вытянутой прямоугольной
все скелеты находились в непосредственной близо-
формы с округлëнными углами. На большую часть
сти друг от друга (рис. 5,5). Из фотографии также
своей глубины яма была сильно повреждена план-
неясно, лежали ли все погребëнные на одном уров-
тажом. Сохранившиеся размеры ямы около 2×0,8
не или располагались на разных глубинах. Судя по
м, глубина 0,15 м. Длинной осью сооружение было
описаниям очевидцев, два крайних с севера на юг
ориентированно по линии СЗ-ЮВ (рис. 4,2). Ров-
скелета (именно они были в разной степени раз-
ное горизонтальное дно в сохранившейся части со-
рушены плантажом) находились на 0,3-0,4 м выше
оружения было покрыто слоем твëрдого затëчного
остальных, анатомически целых. Поза и ориенти-
чернозëма, что может указывать на ограбление мо-
ровка всех погребëнных была одинакова – в вытя-
гилы в древности.
нутом положении на спине, головой на В.
При расчистке ямы были обнаружены разрушен-
Состав уцелевшего погребального инвентаря.
ные останки взрослого человека. In situ сохранились
Плантажным плугом были извлечены на поверх-
правая рука и нога, а также левая голень. Это дало
ность следующие предметы: лепной сосуд (1),
возможность реконструировать позу погребëнного
серьга (2) и металлические бляшки-аппликации
– он мог быть положен в вытянутом положении на
(3). Надо полагать, инвентарь принадлежал частич-
спине, головой на ЮВ. Вся верхняя часть туловища,
но разрушенным скелетам.
включая таз, была разрушена: кости были хаотиче-
Находки: 1. Лепной сероглиняный горшок с окру-
ски разбросаны в южной части ямы и, частично,
глым туловом и плоским дном (найден во фрагмен-
находились за еë пределами (задеты плантажом?).
тах, восстановлен полностью). Горловина слегка
Череп отсутствовал – найденная до начала раскопок
намечена, сужается к венчику. Венчик почти вер-
челюсть принадлежала, видимо, ему.
тикальный, край срезан горизонтально. Глина до-
Находок нет.
статочно плотная, с включениями мелкого шамота.
КУРГАН 3 (ямный) находился в 150 м к Ю от Поверхность покрыта красноватыми пятнами не-
кургана 1. Насыпь высотой 1,3 м от современной равномерного обжига и горизонтально заглажена,
 Полевые исследования у с. Дойбань-2 Дубэссарского района в 2007 г. 87

Рис. 4. Курганы 2 и 4 у с. Дойбань-2. 1 – план и разрез кургана 2, 2 – план и разрез погребения 1 кургана 2, 3 – план и
разрез кургана 4.
88 Николай Тельнов, Игорь Четвериков, Виталий Синика
вероятно, пучком травы. Размеры: высота 10,9 см,
диаметр венчика 12,9 см, наибольший диаметр ту-
лова 14,4 см, диаметр дна – 7,6 см, толщина стенок
0,7-0,8 см (рис. 5,4); 2. Серебряная кольцевидная
серьга с напускной дутой биконической бусиной,
сделанной из того же материала, что и кольцо. Бу-
сина спаяна из двух половин, имеет хорошо выде-
ленное ребро в месте спайки. Кольцо в плане близко
к овалу, стержень округлый в сечении, окончания не
сомкнуты. Размеры: диаметр кольца до 3,2 см, диа-
метр стержня 0,3 см, диаметр бусины 1,1 см (рис.
5,6); 3. Медные треугольные пластинки-аппликации
(от головного убора?), украшенные штампованным
орнаментом в виде двух вписанных друг в друга
равнобедренных треугольников, промежутки меж-
ду которыми заполнены пуансоном. Изделия фраг-
ментированы, относительно хорошо сохранилось
4 экземпляра. Сохранившиеся размеры: высота не
менее 4 см, толщина пластинок 0,1 см (рис. 5,7).
Погребение 2 (неопределëнное) обнаружено в 6,5
м к ЮЗ от R0, на глубине 1 м. Контуры погребаль-
ного сооружения в разрыхлëнной плантажом насы-
пи проследить не удалось.
Скелет взрослого человека был совершенно раз-
рушен. Судя по расположению плечевых костей и
ключицы, погребëнный был ориентирован в север-
ном полукруге (рис. 5,2).
Находок нет.
Погребение 3 (ямное, основное) обнаружено в цен-
тре кургана, на глубине 1,7 м от R0. Погребальное
сооружение представляло собой яму вытянутой пря-
моугольной формы, размерами 1,7×1 м и глубиной
1,1 м, ориентированную длинной осью по линии З-В
(рис. 5,3). Выкид, высотой до 0,3 м и шириной 0,7-0,8
м (предматериковый суглинок с примесью материко-
вой глины), дугой (в плане) огибал северную стену
сооружения. На уровне погребëнной почвы яма име-
ла продольное перекрытие из 7 дубовых брëвен, об-
мазанных белой глиной. Диаметр наибольшего брев-
на 0,25 м, длина стволов до 2,1 м. В северной части
ямы в горизонтальном положении сохранилось два
бревна, остальные осели в заполнение сооружения
и фрагментарно встречались до самого дна. Верти-
кальные стенки ямы были побелены.
При расчистке погребальной ямы были обнару-
жены останки взрослого человека. Скелет лежал
в скорченном положении на спине, головой на З.
Череп погребëнного был повернут вправо, прямые
руки вытянуты вдоль тела, ноги средне скорченны,
упали вправо. Под скелетом прослежен интенсив-
ный светло-серый тлен от растительной подстилки.
Скелет умеренно окрашен тëмно-красной охрой, у
северной стены ямы и на уровне колен зафиксиро-
вано два локальных пятна алой охры.
Находок нет.
Погребение 4 (ямное, впускное или основное для
возможной II-ой насыпи) было обнаружено в 2,8 м
к ЮЮЗ от R0 на глубине 0,9 м. Погребальное соору-
жение представляло собой яму вытянутой прямоу-
гольной формы с внутренним уступом, размерами
1,15×0,75 м и отмеченной глубиной 0,7 м, длинной
осью ориентированную по линии СВ-ЮЗ (рис. 5,8).
Погребение обнаружено по горизонтальному пере-
крытию из каменных плит, среди которых, судя по
толщине фрагментов, было не менее трëх крупных.
Одна из плит имела почти правильную треуголь-
ную форму, с длиной сторон около 0,6 м. Перекры-
тие покоилось на уступе шириной до 0,25 м, иду-
щем на глубине 0,3 м от верхнего края по северной,
западной и восточной стенам ямы. Образованная
уступом погребальная камера вытянутой прямоу-
гольной формы, размерами 0,8×0,5 м и глубиной от
уступа 0,4 м, была ориентирована длинной осью по
линии СВ-ЮЗ. Вертикальные стены камеры были
побелены, дно ровное горизонтальное. Заполнение
состояло из сухого чернозëма.
Возможно, рядом с захоронением располагалась
тризна, о чëм свидетельствует зафиксированное в
0,3 м к В от перекрытия (глубина 0,8 м от R0) ко-
стрище овальной формы, длиной до 0,6 м. Грунт был
обожжëн до ярко-красного оттенка, следы сильного
обжига также отмечены на боковой грани одной из
верхних плит. В центре кострища были найдены дре-
весные угли, лопатка и кости конечности лошади.
При расчистке погребальной камеры были обна-
ружены останки ребëнка. Скелет лежал в скорчен-
ном положении на спине, головой на ЮЗ. Череп был
склонен к левому плечу. Правая рука погребëнного
была вытянута вдоль тела, левая согнута и кистью
уложена на таз. Ноги сильно скорченны, упали впра-
во. Череп был окрашен алой и малиновой охрой, а
также имел чёрную продольную полосу по теме-
ни (сажа?). Под склетом прослежен слабый тлен
светло-серого цвета от растительной циновки.
Находок нет.
КУРГАН 4 (предположительно сарматский) на-
ходился в 55 м к ЮЗ от кургана 1. Насыпь была
уничтожена плантажной вспашкой и в рельефе чи-
талась пятном жëлтого грунта диаметром до 16 м
(рис. 4,3). В центральной части пятна, до начала
исследований, при визуальном осмотре были обна-
ружены разрозненные останки взрослого человека,
вытянутые по линии С-Ю. Исследования показали,
 Полевые исследования у с. Дойбань-2 Дубэссарского района в 2007 г. 89

Рис. 5. Курган 3 у с. Дойбань-2. 1 – план и разрез кургана, 2 – погребение 2, 3 – план и разрез погребения 3, 4 – лепной
горшок из погребения 1, 5 – погребение 1, 6 – серебряная серьга из погребения 1, 7 – медные пластинки-аппликации из
погребения 1, 8 – план и разрез погребения 4.
90 Николай Тельнов, Игорь Четвериков, Виталий Синика
что погребальное сооружение и скелет (найденные
на насыпи останки принадлежали ему) полностью
уничтожены плантажом (который уничтожил на-
сыпь кургана до глубины 0,7 м).
Находок нет, однако не исключено, что погребе-
ние было, как и в кургане 2, полностью ограблено
в древности.
Анализ материалов
В результате раскопок четрëх курганов у с. Дой-
бань-2 было изучено 11 захоронений различных
исторических эпох. Несмотря на малочисленность
погребальных комплексов, они существенно допол-
няют фонд источников по курганным древностям
района Дубэссарь. Остановимся на характеристике
каждой из выделенных культурно-хронологических
групп в отдельности.
Памятники ямной культуры составляют наи-
более многочисленную группу захоронений (6 ком-
плексов или 55% всех погребений). Ямными племе-
нами были возведены курганы 1 и 3, окружëнные
кольцевыми рвами без перемычек. Разница между
ними только в форме: в кургане 1 ров округлый в
плане, тогда как в кургане 3 – овальный. Рвы, скорее
всего, образованы выборкой грунта для сооружения
насыпи. С.В. Ивановой для Северо-Западного При-
черноморья учтено 29 курганов ямной культуры,
окружëнных рвами (Иванова 2001, 26-27). И дойбан-
ская группа существенно пополняет этот список.
Каменная обкладка насыпи отмечена только в
кургане 3: сползшие в его ров камни, возможно,
свидетельствуют в пользу синхронности сооруже-
ния рва и обкладки.
Погребальные камеры в дойбанских курганах пред-
ставляют собой как простые грунтовые могилы, так
и ямы с уступами. Как правило, это камеры прямоу-
гольной формы с закруглëнными углами и вертикаль-
ными стенками, и только в погребении 1/5 яма имела
трапециевидную форму. Достоверно зафиксировать
уступы удалось только в детских погребениях 1/2
и 3/4, однако, можно с большой долей вероятности
предполагать их наличие во впускных погребениях
1/4 и 1/5. Форма уступа в погребениях 1/2 и 3/4 не-
обычна для Северо-Западного Причерноморья и на-
ходит определëнные аналогии в ямных памятниках
Поингулья (Шапошникова и др. 1980, 65, рис. 26,3).
Деревянные перекрытия отмечены в четырëх по-
гребениях (1/3, 1/4,1/5 и 3/3). В кургане 1 все пере-
крытия были поперечными, с использованием пло-
ских плах и покрытием растительной циновкой.
Напротив, в кургане 3 основное погребение 3/3
имело продольное бревенчатое перекрытие, обма-
занное белой глиной. В детских погребениях 1/2 и
3/4 погребальные камеры на уровне уступов были
горизонтально перекрыты каменными плитами,
что достоверно прослежено в погребении 3/4. Хотя
некоторые крупные плиты имеют довольно ровные
края, их возможная интерпретация в качестве стел
сомнительна. Скорее всего, плиты выламывались
специально для захоронения в находящемся побли-
зости каньоне балки Глубокая.
Все захоронения ямной культуры в дойбанских
курганах совершены по обряду ингумации. Положе-
ние умерших в большинстве комплексов стандартно:
скорченно на спине, ноги, первоначально стоящие
коленями вверх, впоследствии падали в ту или иную
сторону. Различия между такими погребениями за-
ключаются в положении черепа и рук. Исключение
составляет погребение 1/5, в котором ноги и череп
были преднамеренно повернуты в одну сторону.
Ориентировка погребëнных в дойбанских курга-
нах имеет значение, по большей части, для основ-
ных захоронений, поскольку впускные погребения
кургана 1 соответствуют традиции кругового рас-
положения вокруг центра. Строгая широтная ори-
ентировка зафиксирована в трëх комплексах (1/3,
1/3 и 3/3), и с небольшим отклонением к югу было
ориентировано погребение 3/4. В трëх вышеуказан-
ных погребениях скелеты лежали головой на З, в
погребении 3/4 – головой на ЮЮЗ.
Сопровождение погребений 1/2 и 3/4 кострища-
ми (а в погребении 3/4 – и тризной), по мнению
Е.В. Ярового (1985, 65), служит надёжным инди-
катором основных захоронений ямной культуры
Северо-Западного Причерноморья. Это позволяет
предположить существование для курганов 1 и 3
досыпок насыпи, основными для которых и явля-
лись детские погребения с каменным перекрыти-
ем. Соответственно, уровень обнаружения этих
комплексов может гипотетически определять го-
раздо большую высоту первых насыпей обоих кур-
ганов, что косвенно свидетельствует в пользу их
культурно-хронологического единства.
На дне всех захоронений прослежен тлен от под-
стилки растительного происхождения коричневого
или светло-серого цвета. Побелка стен зафиксиро-
вана в погребальных камерах 1/2, 3/3 и 3/4. Обмаз-
ка стен и дна мелкорастёртой глиной прослежена в
погребении 1/3.
Окраска склетов красной или малиновой охрой
отмечена во всех ямных комплексах дойбанской
группы: наибольшей интенсивности окраска до-
стигала на черепе и, иногда, на костях ног. Самая
высокая степень окрашенности зафиксирована во
 Полевые исследования у с. Дойбань-2 Дубэссарского района в 2007 г.
впускном погребении 1/5, что подтверждает общую
тенденцию к уменьшению данного показателя для
основных погребений по сравнению с впускными
(Яровой 1985, 68).
Погребальный инвентарь ямных погребений дой-
банской группы малочисленен и представлен ору-
диями труда из погребений 1/3 и 1/5. В погребении
1/3 к таковым относятся растиральник-отбойник и
ретушёр-отжимник, которые позволяют видеть в
погребëнном мастера камнеобработки. Инвентарь
погребения 1/5 количественно более представите-
лен: нож (использовался, возможно, и как скребло),
костяные долото и проколка, а также два кремнëвых
камешка. Присутствие долота может указывать на
связанную с деревом ремесленную специализацию
погребённого. Камешки, костяная проколка и нож,
очевидно, лежали в матерчатом или кожаном фут-
ляре – их положение (под виском погребённого)
позволяет предположить, что футляр носился на
ремешке в области шеи.
По Е.В. Яровому (1985, 38-48, рис. 2,4) все иссле-
дованные в курганах у с. Дойбань ямные комплексы
соотносятся со следующими типами: – тип 1. К нему
относится основное погребение 1/3. Скелет лежал
лицевой частью черепа вверх, со слегка согнутыми
и расставленными в стороны руками; – тип 11. К
нему относится основное погребение 3/3 и впускное
погребение 1/4. Скелеты лежали лицевой частью че-
репа вверх, с прямыми вытянутыми вдоль тела рука-
ми; – тип 15. К нему относятся детские погребения
1/2 и 3/4. Правые руки скелетов были прямыми, а
левые согнуты и кистью уложены на таз; – тип 37. К
нему относится впускное погребение 1/5. Скелет в
скорченном положении на спине с наклоном влево.
Череп был повернут влево. Левая рука прямая лежа-
ла вдоль тела кистью у бедренных костей. Правая
рука была согнута и кистью уложена на таз.
Согласно предложенной Е.В. Яровым хронологии
памятников ямной культуры, основные погребе-
ния типов 1, 11 и 15 относятся к пятой обрядово-
стратиграфической группе (второй хронологиче-
ский горизонт или собственно ямные памятники),
датирующейся серединой – началом последней чет-
верти III тыс. до н.э. (Яровой 1985, 100-109; он же
2000, 24-26). В эти временные рамки укладываются
и погребения 1/2, 1/3, 3/3, 3/4. Впускное погребение
1/4 также относится к пятой группе и может быть
датировано в пределах второй половины III – начала
91
II тыс. до н.э. И, наконец, впускное погребение 1/5
принадлежит к наиболее поздней седьмой обрядово-
стратиграфической группе (четвертый хронологиче-
ский горизонт или постъямные памятники) – рубеж
III – первая четверть II тыс. до н.э.
Таким образом, в дойбанских курганах прослежи-
вается два хронологических этапа: собственно ям-
ный и постъямный, – причëм первый выглядит в ко-
личественном плане значительно представительней.
Отсутствие в двух насыпях погребений четвëртой и
шестой обрядово-стратиграфических групп может
свидетельствовать о слабом заселении данного рай-
она древнеямными и позднеямными племенами.
Памятники сарматской культуры. К ним, на
основании находок фрагментов амфор римского вре-
мени, мы относим курган 2 и, предположительно,
курган 4. Форма погребального сооружения и ори-
ентировка погребëнного в кургане 2 не противоречат
данной культурной атрибуции (Гроссу 1990, 31-33).
В обоих случаях захоронения по обряду ингумации
были основными под индивидуальной насыпью, что
для Нижнего Поднестровья выглядит достаточно
редким явлением. Фрагменты амфор, найденные
возле кургана 2, в целом датируют комплекс II-III вв.
н.э. Юго-восточная ориентировка скелета в указан-
ном погребении, хорошо известная в могильниках
Островец-Вертеба, Олеччина и Киселев, подтверж-
дает предложенную дату (Рикман 1975, 38, 48).
Памятники поздних кочевников. К ним отно-
сится погребение 3/1, условно объединяющее 4
скелета, ориентированных головой на В. Разница в
высоте их залегания позволяет предположить нали-
чие в кургане 3 двух парных позднекочевнических
захоронений. Основным датирующим материалом
здесь является серебряная серьга, которая надëжно
датируется XII в. и относится к типично кочевниче-
ским, вероятно, половецким древностям (Плетнева
1981, 216, рис. 84,7). В определении найденного в
этом комплексе сосуда существуют определëнные
трудности: судя по форме и составу теста, он при-
надлежит к более раннему периоду.
Культурная атрибуция погребений 1/1 и 3/2 не
определяется, ввиду отсутствия собственно погре-
бального сооружения и погребального инвентаря.
Продолжение полевых исследований курганов
в бассейнах р. Ягорлык и р. Тростинец позволит в
дальнейшем уточнить информацию, полученную
при раскопках курганной группы Дойбань-2.
92 Николай Тельнов, Игорь Четвериков, Виталий Синика

Библиография

Гросу 1990: В.И Гроссу, Хронология памятников сарматской культуры Днестровско-Прутского междуречья (Кишинëв
1990).
Иванова 2001: С.В. Иванова, Социальная структура ямной культуры Северо-Западного Причерноморья (Одесса 2001).
Плетнева 1981: С.А. Плетнева, Кочевники восточноевропейских степей в X-XIII вв. В сб.: Степи Евразии в эпоху
средневековья. Археология СССР (Москва 1981).
Рикман 1975: Э.А. Рикман, Этническая история населения Поднестровья и прилегающего Подунавья в первых веках
нашей эры (Москва 1975).
Шапошникова и др. 1980: О.Г. Шапошникова, В.С. Бочкарëв, В.Н. Корпусова, Курганная группа у с. Привольное. В
сб.: Археологические памятники Поингулья (Киев 1980), 17-70.
Яровой 1985: Е.В. Яровой, Древнейшие скотоводческие племена Юго-Запада СССР (Кишинëв 1985).
Яровой 1990: Е.В. Яровой, Курганы энеолита-эпохи бронзы Нижнего Поднестровья (Кишинëв 1990).
Яровой 2000: Е.В. Яровой, Скотоводческое население Северо-Западного Причерноморья эпохи раннего металла.
Автореферат дисс. ... докт. ист. наук (Москва 2000).

Николай Тельнов, доктор истории, Центр археологии, Институт культурного наследия, Академия наук
Молдовы, бул. Штефан чел Маре 1, МД-2001 Кишинэу, Республика Молдова
Игорь Четвериков, Виталий Синика, канд. ист. наук, НИЛ «Археология» ПГУ им. Т.Г. Шевченко, ул. 25
Октября 128, каб. 314, МД-3300 Тирасполь, Республика Молдова
 ИССЛЕДОВАНИЯ КУРГАНА У г. ОРХЕЙ

Сергей ПОПОВИЧ, Кишинэу

Cercetarea unui tumul de lîngă or. Orhei. Prin lucrarea de faţă se introduc în circuitul ştiinţific materialele săpăturii unui
tumul, cercetat în anul 1968 în apropierea oraşului Orhei, Republica Moldova. Sînt descrise 8 înmormîntări, aparţinînd culturii
Jamnaja, dintre care: nr. 9 datat în perioada timpurie de dezvoltare a culturii (Drevnejamnaja), nr. 1, 6, 8 aparţinînd perioadei
clasice a culturii, şi nr. 2, 3, 4, 5 datate în perioada tîrzie de dezvoltare a culturii (Pozdnejamnaja). Ultimul orizont cultural-
cronologic este reprezentat de înmormîntarea nr. 10, aparţinînd, probabil, epocii mijlocii a bronzului.

В настоящей публикации в научный оборот вводятся материалы раскопок кургана, исследованного в 1968 г. около г.
Орхей, Республика Молдова. Описаны 8 погребений ямной культуры. К древнеямному времени относится погребение
9, классическому ямному времени принадлежат погребения 1, 6, 8. Погребения 2, 3, 4, 5 определены как позднеямные.
Последний культурно-хронологический горизонт кургана представлен погребением, возможно, эпохи средней бронзы
(КМК).

Tumulus near Orhei. The present article describes the archeological material discovered in a tumulus near Orhei town
(Republic of Moldova), excavated during the field season 1968. The described eight burials belong to Pit-Grave culture. The
burial 9 belongs to early-Pit-Grave time, while burials 1, 6 and 8 belong to the typical Pit-Grave culture. The burials 2, 3, 4, 5
are defined as late- Pit-Grave culture. The latest culture-chronological horizon of the tumulus is represented by a burial, which,
probably, belongs to Middle Bronze Age.

Key words: Dniester Basin, Middle Raut basin, Early Bronze Age, Pit-Grave culture, tumular necropolis

Одним из центральных вопросов изучения жизни
населения Пруто-Днестровского междуречья эпохи
ранней бронзы является формирование и развитие
погребального обряда различных сообществ ям-
ной культуры, а также их временное и простран-
ственное распространение. Важно отметить, что
расположение естественных путей сообщения,
образованных долинами р. Рэут и его притоками,
связывало между собой различные культурные со-
общества. На сегодняшний день равнинное про-
странство припойменной части долины р. Рэут в её
среднем течении остаётся пока ещё слабо изучен-
ным, особенно это относится к периодам ранней и
средней бронзы, хотя в результате археологических
разведок, проведённых С.М. Агульниковым, В.П.
Хахеу, В.И. Гросу и другими в 80-х гг. XX cт., было
выявлено большое количество курганов, располо-
женных цепочками в долине и вдоль берегов Рэута.
В данной статье публикуются материалы кургана1,
который был одним из первых исследован (без учё-
та раскопок начала ХХ ст.) в бассейне среднего те-
чения р. Рэут. Спасательные работы были проведе-
ны в 1968 г. отрядом по изучению бронзового века
под руководством В.А. Дергачёва2.
Долина Рэута в среднем течении образует об-
ширную пойму, ограниченную с Ю и СВ узкими
скалистыми каньонами. По правому и левому бе-
регам в древности она была окружена дубовыми и
грабовыми лесными массивами, которые сохрани-
лись лишь частично (Рымбу 1982, 111).
Курган у г. Орхей
Курган находился в 1,5 км от Орхейского3 моста
(Слободка) через р. Рэут и в 1 км к ЮВ от с. Миток,
в пойме реки (рис. 1, 2). Раскопки кургана произво-
дились при помощи землеройной техники, которая

1
Хотя данные о материалах Оргеевского кургана были упомянуты в Археологической карте Молдавии по эпохе брон-
зы (Дергачёв 1973, 16), подробная их публикация отсутствовала.
2
Автор приносит искреннюю благодарность В.А. Дергачëву за любезно предоставленные материалы и благодарит
С.М. Агульникова за помощь и советы, полученные в ходе обработки источников.
3
Орхей или Оргеев, в современной транскрипции – Орхей.

Revista Arheologică, serie nouă, vol. IV, nr. 1, 2008, p. 93-99

94
снимала слои по 5-10 см. К началу раскопок высо-
та кургана составляла 3,1 м от дневной поверхно-
сти, диаметр насыпи около 37 м (рис. 1,3). Насыпь
кургана состояла из однородного мелкозернистого
чернозёма, насыпанного в один приём. В кургане
было обнаружено 10 погребений4.
Погребение 1 (ямной культуры) (рис. 2,1) было
обнаружено в 9 м к СВ от репера (125˚), на глубине
2 м. Погребальная камера прямоугольной формы
с закруглёнными углами, ориентирована с СВ на
ЮЗ, размеры 1,11,8 м.
Погребённый лежал скорченно на спине, головой
ориентирован на СЗ. Левая плечевая кость находилась
вдоль скелета, локтевая и лучевая не сохранились. Ко-
сти правой руки вытянуты вдоль туловища, кистью
уложены на костях таза. Кости ног согнуты, коленями
повёрнуты влево. Скелет и дно камеры были обильно
посыпаны охрой красного оттенка. Под скелетом вы-
явлен отпечаток от растительной подстилки. В запол-
нении отмечены куски истлевшего дерева.
Находок нет.
Погребение 2 (позднеямное) (рис. 2,2) было об-
наружено в 9 м к СЗ от репера (25˚), на глубине
2,4 м. Погребальная камера прямоугольной формы,
ориентирована с СВ на ЮЗ, размеры 0,91,7 м. На
уровне фиксации встречались фрагменты истлев-
шего дерева от перекрытия.
Скелет подростка лежал скорченно на спине с на-
клоном на правый бок, ориентирован головой на Ю.
Кости правой руки прямые, кисть уложена под пра-
вым коленом. Кости левой руки прямые, у таза. Ко-
сти ног сильно скорченны, прижаты к тазу. Скелет
посыпан охрой, особо интенсивно череп. Под скеле-
том выявлен отпечаток от растительной подстилки.
Находки: 1. У шейных позвонков найдено сере-
бряное кольцо с несомкнутыми окончаниями. Раз-
меры: диаметр 1,2 см, сечение 0,4 см (рис. 3,5).
Погребение 3 (позднеямное) (рис. 2,3) было об-
наружено в 12,5 м к СЗЗ от репера (30˚), на глубине
2,6 м. Погребальная камера прямоугольной формы
с закруглёнными углами, ориентирована с СВ на
ЮЗ, размеры 21,6 м.
Погребённый лежал скорченно на спине, головой
ориентирован на ЮЗ. Правая рука чуть согнута в
локте, кисть уложена в области живота. Кисть ле-
вой руки находилась под лицевой частью черепа.
Кости ног согнуты, коленями повернуты влево. На
черепе выявлена густая посыпка охрой. Под скеле-
том отмечен отпечаток от растительной подстилки.
4
В связи с тем, что в отчёте и полевой документации профили кургана и разрезы погребений не сохранились, данная
информация отсутствует также в настоящей публикации.
Сергей Попович
Находки: 1. Слева от черепа лежал лепной горшок.
Сосуд с заглаженной поверхностью был орнамен-
тирован в верхней части шнуровым орнаментом,
который разделяется на две зоны: верхнюю (орна-
мент нанесён на горло в виде косых параллельно
идущих линий) и нижнюю (по плечикам, в виде
обращенных вниз полуовалов с одной выпуклой
стороной). По краю венчика имеется узор в виде
коротких оттисков шнура. Размеры: высота 13,5 см,
диаметр венчика 10,5 см, максимальный диаметр
тулова 13 см, диаметр дна 4,4 см (рис. 3,3).
Погребение 4 (позднеямное) (рис. 2,4) было об-
наружено в 13 м к СЗ от репера (58˚), на глубине
3 м. Контуры погребальной камеры зафиксировать
не удалось.
Погребённый лежал скорченно на спине с неболь-
шим наклоном на правый бок, головой ориентиро-
ван на СВ. Кости рук вытянуты вдоль туловища.
Левая рука чуть согнута в локте, кистью уложена
под костями таза. Кости ног согнуты, коленями по-
вернуты вправо. Скелет посыпан охрой, особенно
интенсивно череп и ступни. На дне камеры зафик-
сирован тлен от подстилки.
Находок нет.
Погребение 5 (позднеямное) (рис. 2,5) было об-
наружено в 18 м к СЗ от репера (63˚), на глубине
3,8 м. Контуры погребальной камеры зафиксиро-
вать не удалось.
Погребённый лежал скорченно на спине, с накло-
ном на правый бок, ориентирован головой на Ю.
Правая рука прямая, кистью уложена под бедрен-
ной костью. Левая рука, слегка согнутая в локте,
кистью уложена на тазе. Ноги согнуты коленями
вправо. Череп посыпан охрой.
Находок нет.
Погребение 6 (ямной культуры) (рис. 2,6) было
обнаружено в 4,5 м к З от репера (346˚), на глубине
0,8 м. Контуры погребальной камеры зафиксиро-
вать не удалось.
Погребение парное. Скелет 1 (женский?) лежал в
скорченном положении на спине, ориентирован го-
ловой на ЮЗЗ. Правая рука уложена вдоль тулови-
ща, от левой сохранились лишь фрагменты плече-
вой кости. Ноги согнуты коленями влево. Скелет 2
(мужской?) лежал на спине слева от скелета 1, ори-
ентирован головой на ЮЗЗ. Руки вытянуты вдоль
туловища. Ноги распались ромбом. Оба скелета
посыпаны охрой, наиболее интенсивно черепа. Под
обоими скелетами выявлен тлен от подстилки.
 Исследования кургана у г. Орхей 95

Рис. 1. Курган у г. Орхей. 1, 2- ситуационный план; 3- общий план кургана.

96 Сергей Попович

Рис. 2. Курган у г. Орхей. 1- погребение 1; 2- погребение 2; 3- погребение 3; 4- погребение 4; 5- погребение 5;

6- погребение 6.
 Исследования кургана у г. Орхей
Находки: 1. В области шейных позвонков скелета
1 найдено медное височное кольцо в 1,5 оборота.
Размеры: диаметр 1,1 см, сечение 0,2 см (рис. 3,4).
Погребение 7 (разрушенное, неопределённое)
было обнаружено в 12 м к ЮЗ от репера (305˚) на
глубине 2 м. Контуры погребальной камеры зафик-
сировать не удалось. Представляло собой скопле-
ние отдельных человеческих костей.
Погребение 8 (ямной культуры) (рис. 3,1) было
обнаружено в 5 м к ЮВ от репера (170˚), на глуби-
не 1,8 м. Контуры погребальной камеры зафикси-
ровать не удалось.
Погребённый лежал скорченно на спине, ориен-
тирован на ЮЗ. Кости правой руки вытянуты вдоль
туловища, а левой – уложены на костях таза. Ноги
согнуты коленями влево. Вблизи от костей выявле-
ны мелкие куски истлевшего дерева. Скелет посы-
пан охрой, особо интенсивно череп. Под скелетом
выявленны остатки от растительной подстилки.
Находок нет.
Погребение 9 (древнеямное, основное) (рис. 3,6)
было обнаружено под репером, на глубине 3,6 м от
репера или 0,5 м от уровня древней дневной по-
верхности. На уровне древней дневной поверхно-
сти вокруг погребальной камеры двумя полуколь-
цами лежал материковый выкид из погребальной
камеры. Зафиксированы остатки деревянного пере-
крытия, которое сверху было заложено камнями
средних размеров 0,50,40,3 м. Погребальная
камера прямоугольной формы, с закруглёнными
углами была ориентирована с ЮЗЗ на СВВ, разме-
ры 1,11,8 м.
Погребённый лежал в скорченном положении на
спине, головой ориентирован на СВВ. Кости обе-
их рук вытянуты, кистями уложены на костях таза.
Ноги согнуты коленями вправо. Череп, верхние ко-
нечности и стопы посыпаны охрой красного оттен-
ка. На дне погребальной камеры встречаются от-
дельные угольки. Под скелетом выявлен отпечаток
от растительной подстилки.
Находок нет.
Погребение 10 (эпохи средней бронзы?) (рис. 3,2)
было обнаружено в 18 м к ЮЮВ от репера (215˚),
на глубине 3,3 м. Контуры погребальной камеры
зафиксировать не удалось.
Погребённый лежал скорченно на левом боку,
головой ориентирован на СВ. Кости рук согнуты
под острым углом, кисти уложены перед костями
черепа. Кости ног согнуты в коленях под острым
углом.
Находок нет.
97
Стратиграфия и относительная хронология
погребений
В результате исследования кургана выяснилось,
что насыпь была сооружена в один приём над
основным древнейшим погребением 9. Восточная
ориентировка, присутствие камня в перекрытии
погребальной камеры захоронения 9 являются наи-
более встречаемыми признаками древнеямных по-
гребений (Яровой 2000, 20-21).
Следующую группу погребений составляют соб-
ственно ямные комплексы 1, 6 и 8, впущенные в го-
товую насыпь. Для них характерно: скорченное по-
ложение на спине, вытянутость рук вдоль скелета,
а также преобладание ориентировки на западный
полукруг. Раскопки кургана не выявили дополни-
тельных досыпок, связанных с данными погребе-
ниями.
Наиболее поздние комплексы ямного времени
в кургане представлены позднеямными захороне-
ниями 2, 3, 4 и 5, которые соответствуют Буджак-
скому варианту ямной культуры. Для погребений
этой хронологической группы характерен такой
устойчивый признак, как скорченное положение на
спине с наклоном на бок (Дергачёв 1986, 83; Яро-
вой 2000, 22-24).
Погребальный инвентарь, выявленный в ям-
ных погребениях кургана, вписывается в общую
картину, имеющуюся на сегодняшний день для
комплексов ранней бронзы в курганах Пруто-
Днестровского междуречья (Дергачёв 1973, 10-11;
он же 1986, 42-60; Яровой 1985, 76-96). Но с одной
лишь оговоркой, что орнаментированные горшко-
видные сосуды, подобные оргеевскому из погре-
бения 3, встречаются относительно редко (Яровой
1985, 83; Дергачёв 1986, 52).
Наиболее близкие аналогии композиционно-
му шнуровому орнаменту мы находим на сосуде,
выявленном в погребении катакомбной культуры
1/11 у пгт. Тараклия (Агульников, Савва 1986, 38-
39). Сосуд из насыпи кургана 6 у с. Гура Быкулуй
в верхней части орнаментирован ногтевыми вдав-
лениями (Дергачёв 1984, 23, рис. 16) и также, как
и в нашем случае, по плечикам имелся шнуровой
орнамент в виде полуовалов, спускаюшихся вниз.
Сосуд из погребения 13/8 у с. Олэнешть орнамен-
тирован горизонтальными линиями из вертикаль-
ных насечек, нанесённых по венчику и плечикам
горшка (Яровой 1990, 200-201). Такой же узор в
виде двух горизонтальных линий, нанесëнных на-
сечками, имелся на плечиках сосуда, найденного в
ямном погребении 5/3 у с. Новоградовка (Субботин
98 Сергей Попович

Рис. 3. Курган у г. Орхей. 1- погребение 8; 2- погребение 10; 3- сосуд из погребения 3; 4- височное кольцо из погре-
бения 6; 5- кольцо из погребения 2; 6- погребение 9.
 Исследования кургана у г. Орхей 99

2000, 361, рис. 4,12). Следует отметить, что помимо
ямных погребений горшковидные сосуды, при не-
котором типологическом своеобразии, встречаются
и в катакомбных захоронениях (Дергачёв 1986, 52).
Практически до идентичности нижняя композиция
орнамента на сосуде из погребения 3 оргеевского
кургана соответствует орнаменту на фрагменте со-
суда, найденного в катакомбном погребении около
кургана 3 у г. Тирасполь (Савва 1987, 88, рис. 8).
В Южнобугском варианте ямной культуры орна-
ментированные горшковидные сосуды встреча-
ются намного чаще, чем на территории Пруто-
Днестровского междуречья. Горшки, подобные
сосуду из погребения 3 оргеевскоого кургана, на
памятниках Южнобугского варианта соответству-
ют первому отделу, группе Б, типу 1 (Шапошнико-
ва и др. 1986, 40, рис.15, Iб.). На сосудах этой серии
орнамент занимает верхнюю половину горшка и
состоит из опоясывающих шейку линий, зигзагов
или треугольников на плечиках (Шапошникова и
др. 1986, 38-41).
Украшения из Оргеевского кургана (в частности,
височные подвески) уже были опубликованы и клас-
сифицированы в обобщающей работе, посвящён-
ной бронзовым изделиям из Пруто-Днестровского
междуречья (Dergačev 2002, 28, Тaf. 19,L-M).
Впускные погребения ямной культуры составля-
ют второй хронологический горизонт насыпи.
К третьему культурно-хронологическому гори-
зонту кургана относится погребение 10, выявлен-
ное в ЮВ секторе насыпи, которое, возможно, да-
тируется эпохой средней бронзы (КМК?).

Библиография
Агульников, Савва 1986: С.М. Агульников, Е.Н. Савва, Курганы эпохи энеолита-бронзы у пгт. Тараклия. В сб.: АИМ
в 1982 г. (Кишинёв 1986), 34–54.
Дергачёв 1973: В.А. Дергачёв, Памятники эпохи бронзы. АКМ, вып. 3 (Кишинёв 1973).
Дергачёв 1984: В.А. Дергачёв, Раскопки курганов у с. Гура Быкулуй. В сб.: Курганы в зонах новостроек Молдавии
(Кишинёв 1984), 3–36.
Дергачёв 1986: В.А. Дергачёв, Молдавия и соседние территории в эпоху бронзы (Кишинёв 1986).
Рымбу 1982: Н.Л. Рымбу, Природно-географические зоны Молдавии (Кишинёв 1982).
Савва 1987: Е.Н. Савва, Катакомбное погребение у г. Тирасполь. В сб.: Молдавское Поднестровье в первобытную
эпоху (Кишинёв 1987), 87–91.
Субботин 2000: Л.В. Субботин, Северо-Западное Причерноморье в эпоху ранней и средней бронзы. Stratum plus 2,
2000, 360 –388.
Шапошникова и др. 1986: О.Г. Шапошникова, В.Н. Фоменко, Н.Д. Довженко, Ямная культурно-историческая область
(Южнобугский вариант). САИ, вып. Б1-3 (Киев 1986).
Яровой 1985: Е.В. Яровой, Древнейшие скотоводческие племена юго-запада СССР (Кишинёв 1985).
Яровой 1990: Е.В. Яровой, Курганы энеолита-эпохи бронзы Нижнего Поднестровья (Кишинёв 1990).
Яровой 2000: Е.В. Яровой, Скотоводческое население Северо-Западного Причерноморья эпохи раннего металла.
Автореферат дис. ...д.и.н. (Москва 2000).
Dergačev 2002: V. Dergačev, Die änеolithischen und bronzezeitlichen Metallfunde aus Moldavien. PBF, XX/9 (Stuttgart
2002).

Сергей Попович, Центр археологии, Институт культурного наследия, Академия наук Молдовы, бул.
Штефан чел Маре 1, МД-2001, Кишинэу, Республика Молдовa; e-mail: popovicisergiu@mail.ru
 БЕЛОГРУДОВСКИЙ ГОРИЗОНТ МАЛОПОЛОВЕЦКОГО
АРХЕОЛОГИЧЕСКОГО КОМПЛЕКСА НА КИЕВЩИНЕ

Сергей ЛЫСЕНКО, Киев

Orizontul Belogrudovka al complexului arheologic Malopoloveck din regiunea Kievului. Articolul este consacrat introducerii
în circuit ştiinţific a materialelor din obiectivele orizontului Belogrudovka (1200-1000 cal. BC) al complexului arheologic
Malopoloveck, investigat în anii 1992-2006. Materialele prezentate se deosebesc în mai multe privinţe de monumentele-etalon
ale acestei perioade din silvostepa cursului r. Bug (Sobkovka) şi din zona or. Čerkassy de pe cursul r. Nipru (orizontul inferior
al cetăţii Subbotovo). Pe baza concluziilor geografilor, pedologilor şi arheozoologilor, în articol sunt evidenţiate principalele
trăsături ale paleolandşafturilor microregiunii la sfârşitul epocii bronzului târziu.

Статья посвящена введению в научный оборот материалов из объектов белогрудовского горизонта (1200-1000 cal. BC)
Малополовецкого археологического комплекса, исследованных в 1992-2006 гг. Представленные материалы во многом
отличаются от эталонных памятников этого периода в лесостепном Побужье (Собковка) и в Черкасском Поднепровье
(нижний горизонт Субботовского городища). На основании выводов географов, почвоведов, археозоологов в статье
намечены основные черты палеоландшафтов, окружавших население микрорегиона в конце эпохи поздней бронзы.

Belogrudovsky Horizon of Malopolovetsk Archaeological Complex in Kiev Region. The article deals with introducing
to scientific circulation the materials from complexes of Belogrudovsky horizon (1200-1000 cal. BC) of Malopolovetsk
archaeological complex, which were investigated in 1992-2006. The materials presented significantly differ from standard
monuments of the corresponding period in the forest-steppe Bug River Basin (Sobkovka) and the Dnieper River Basin near
Cherkassy (lower horizon of Subbotovskoe settlement). Basing on the conclusions made by geographers, soil scientists and
archaeozoologists, the article outlines major characteristics of paleolandscapes, represented the environment for the population
of the microregion at the end of the Late Bronze Age.

Key words: North-West Pontic, Dnepr Basin, Late Bronze Age, Malopolovetsk Archaeological Complex, Belogrudovka culture,
settlements, ceramics, paleolandscapes

Выделенная в начале 20-х годов XX в. белогру- стояние изученности и погребальных памятников:

довская культура продолжает оставаться слабоизу-
ченной – так, целые регионы еë распространения
известны, преимущественно, по материалам разве-
док (Березанская 1985). Это касается и Киевского
Поднепровья – до 90-х годов XX в. незначитель-
ные раскопки были проведены только на трëх по-
селениях: Подгорцы (Березанская 1961, 113; рас-
копки В.Н. Даниленко), Обухов (ур. Подгородище)
Обуховского района (Петровская 1974) и Червоное
(Красное-1) Ставищенского района (Березанская и
др. 1984). На первых двух памятниках исследова-
но по одному жилищу; на втором – на поверхности
зафиксированы пятна семи жилищ, три из которых
были перерезаны крест-на-крест траншеями метро-
вой ширины. Материалы этих раскопок до сих пор
не обработаны и не опубликованы. Не лучшее со-
раскопан один курган у с. Макеевка Белоцерковско-
го района (Березанская, Драгунова 1970) и случай-
но исследовано погребение у с. Великая Снетинка
Фастовского района (Магомедов 1988).
Тем важнее представляется полная публикация
материалов белогрудовского горизонта (МП-V,
1200-1000 cal. BC) Малополовецкого археологи-
ческого комплекса, систематические исследования
которого проводятся с 1991 г.
***
Малополовецкий археологический комплекс
(МАК) охватывает бассейн р. Суботь (Собот, = пра-
вый приток Каменки – левый приток Роси – правый
приток Днепра), а также прилегающие к нему водо-
раздельные плато между реками Каменка и Роста-

Revista Arheologică, serie nouă, vol. IV, nr. 1, 2008, p. 100-134

 Белогрудовский горизонт Малополовецкого археологического комплекса на Киевщине
вица. На сегодняшний день к комплексу отнесено
более 50 памятников археологии, расположенных
в Фастовском, Васильковском, Сквирском, Бело-
церковском районах Киевской области и Попель-
нянском районе Житомирской области (33 поселе-
ния; 17 курганных групп и одиночных курганов;
курганно-грунтовый могильник; древние пути и
переправа). Ядро комплекса (рис. 1) составляют па-
мятники, расположенные на территории сельсове-
тов сс. Малополовецкое и Яхны Фастовского райо-
на (Готун и др. 2002, 93-109; Лысенко 2004, 85-103);
в качестве дальней периферии МАК рассматрива-
ются памятники большой излучины р. Каменка.
Материалы белогрудовского горизонта найдены на
поселениях Малополовецкое-1, Малополовецкое-
2А (+2Б, 2В, 2Г и 2Д), Малополовецкое-4, Малопо-
ловецкое-7, Малополовецкое-8, Малополовецкое-9,
Малополовецкое-11, Малополовецкое-13, Малопо-
ловецкое-14, Малополовецкое-15 и Малополовец-
кое-18, Яхны-2, Яхны-3, Яхны-7, Яхны-9, Яхны-10,
Яхны-11 и Яхны-12, а также могильнике Мало-
половецкое-3. Раскопки проводились на могиль-
нике Малополовецкое-3 (14518 кв.м), поселениях
Рис. 1. Ситуационный план расположения памятников ядра Малополовецкого археологического комплекса между сс.
Малополовецкое и Яхны.
101
Малополовецкое-2А (766 кв.м), Малополовецкое-
2В (292 кв.м), Малополовецкое-2Г (60 кв.м), Ма-
лополовецкое-4 (72 кв.м) и Малополовецкое-13
(54 кв.м).
Остановимся подробнее на пунктах, где выявле-
ны белогрудовские объекты.
МАЛОПОЛОВЕЦКОЕ-2. Поселение. Располо-
жено на пахотном поле между западной околицей с.
Малополовецкое и восточной околицей с. Яхны. За-
нимает рассечëнные балками склоны чернозëмной
террассы левого берега р. Суботь. Общая площадь
около 1500200-300 м ( ~40 га). Памятник найден
в 1991 г. Р.Г. Шишкиным. С учëтом особенностей
топографии и распространения находок выделяют-
ся 5 отдельных участков: Малополовецкое-2А, 2Б,
2В, 2Г и 2Д.
Участок 2А (ур. Попова Руга) расположен в 0,5
км на З от дамбы Дакаливского Става, в 0,8 км на
ССЗ от дамбы Яхнянского (Зубанивського) става;
в 0,5 км на С от могильника Малополовецкое-3.
Сельсовет с. Малополовецкое. Занимает мыс, об-
разованный обводнëнными залесенными балками.
102 Сергей Лысенко
Находки представлены материалами тшинецкого
культурного круга (горизонты МП-II, МП-III, МП-
IV и МП-V), черняховской культуры и древнерус-
ского времени.
В 1992 г. на участке был заложен раскоп А: на
вскрытой площади в 312 кв.м было выявлено 2 объ-
екта белогрудовского горизонта (рис. 2; 3) (Крав-
ченко и др. 1992; Кравченко, Петраускене 1993,
79-80; Кравченко 1993, 9-12).
ОБЪЕКТ № 1 (1992 г.) (рис. 2). Жилище. Согласно
описанию в полевом отчëте, был зафиксирован котло-
ван подпрямоугольной формы, размерами 2,63,15
м, ориентированный по линии З-В, углублëн на 1,02
м от современной поверхности (далее СП). Возле за-
падной стенки объекта находился приступок шири-
ной 1,2 м, возвышающийся над уровнем пола на 0,17
м. В центральной части приступка, ближе к его вос-
точному краю, на глубине 0,7-0,75 м от СП, расчи-
щен развал нескольких крупных лепных сосудов бе-
логрудовского типа, перекрытых слоем обожжëнной
обмазки и глины, толщиной 0,05-0,07 м. Всего в за-
полнении объекта обнаружено 105 фр. лепных со-
судов, кремнëвый отщеп, 27 камней (2 со следами
пребывания в огне), 73 обломка костей животных
(Кравченко и др. 1992). Радиоуглеродная дата объ-
екта по кости: Kі-6219 2910+/-30 BP (<1134-988 cal
BC) (Kovalyukh et al. 1998).
Согласно устному сообщению одного из авторов
отчëта, непосредственно проводившего полевые
исследования, контуры объекта читались нечëтко
и были определены, в первую очередь, по концен-
трации находок по глубинам. Сравнивая получен-
ные таким образом размеры объекта (3,152,6 м) с
общей площадью купольного очага и предочажной
ямы из объекта № 1 поселения Малополовецое-13
(2,92 м) (см. ниже), а также то, что для белогру-
довских жилищ нехарактерны столь малые раз-
меры, считаем возможным предположить, что за-
фиксированный объект № 1 Малополовецкого-2А,
представляет собой лишь часть жилища (занимав-
шее, видимо, значительную часть секторов 1 и 2), а
именно, его центральную часть с остатками тепло-
технического сооружения.
В 2006 г. была проведена графическая реконструк-
ция керамики из скопления в объекте 11. Выяснилось,
что в скопление входили фрагменты 10 сосудов: шесть
тюльпановидных горшков, три миски и корчага.
Сосуд № 1 – тюльпановидный горшок, развал, 23
фр. (рис. 4,6). Венчик плавно отогнут, закруглëн.
1
Здесь и далее при графической реконструкции автор придерживается принципа “не плодить сущности”, т.е.
реконструируется минимально возможное количество сосудов.
Тесто с примесью мелкой дресвы и мелкого пе-
ска. Поверхность заглажена. Цвет оранжевый. Ор-
наментирован по плечику валиком с пальцевыми
вдавлениями. D венчика 25 см, D тулова до 25,5 см,
D днища ~12 см, H до 38 см.
Сосуд № 2 – тюльпановидный горшок, развал, 19
фр. (рис. 4,7). Венчик плавно отогнут, закруглëн;
днище вогнутое, со слабо выраженным поддоном.
Тесто с примесью мелкой дресвы, со слюдянисты-
ми блëстками и песка. Поверхность заглажена. Цвет
преимущественно оранжевый. Орнаментирован под
венчиком рядом проколотых жемчужин, по плечи-
ку – валиком с пальцевыми вдавлениями. D венчика
33 см, D тулова ~ 36 см, D днища 15 см, H ~50,5 см.
Сосуд № 3 – тюльпановидный горшок, развал, 11
фр. (рис. 4,5). Венчик плавно отогнут, уплощëн по
краю. Тесто с примесью мелкой дресвы, со слюдя-
нистыми блëстками, песка. Поверхность заглажена,
местами шероховато-заглаженная. Цвет преимуще-
ственно оранжевый. Орнаментирован под венчиком
рядом проколотых жемчужин, по плечику – вали-
ком с пальцевыми вдавлениями. D венчика ~27 см,
D тулова ~23,2 см, H не менее 35 см.
Сосуд № 4 – тюльпановидный горшок, развал, 24
фр. (рис. 4,1). Венчик плавно отогнут, уплощëн по
краю; днище вогнутое. Тесто с примесью дресвы,
мелкого песка. Поверхность заглажена, местами
подлощена. Цвет преимущественно бурый, серый,
местами оранжевый, жëлтый. Орнаментирован по
плечику гладким валиком. D венчика 13,3 см, D ту-
лова до 16 см, D днища 10,5 см, H 24,2 см. Сосуд
несколько ассиметричен.
Сосуд № 5 – тюльпановидный горшок, развал, 13
фр. (рис. 4,2). Венчик плавно отогнут, закруглëн. Те-
сто с примесью дресвы, мелкого песка. Поверхность
заглажена, местами подлощена. Цвет преимуще-
ственно тëмно-серый, серый, местами жëлтый. Ор-
наментирован по плечику валиком с редкими паль-
цевыми вдавлениями. D венчика 15,7 см, D тулова
14,8 см, D днища около 10 см, H не менее 23 см.
Сосуд № 6 – тюльпановидный горшок, развал, 10
фр. (рис. 4,3). Венчик плавно отогнут, край слегка
уплощëн; днище плоское. Тесто с примесью дресвы,
песка. Поверхность заглажена, местами подлощена.
Цвет бурый, серый. Орнаментирован по плечику ва-
ликом с пальцевыми вдавлениями. D венчика 13 см,
D тулова 13,5 см, D днища 9,5 см, H 19,1 см.
Сосуд № 7 – корчага (-?), часть тулова, 7 фр. (ве-
роятно, к этому же сосуду относится фр. днища из
Белогрудовский горизонт Малополовецкого археологического комплекса на Киевщине 103

Рис. 2. Малополовецкое-2А. Объект № 1 (1992 г.), очаг.

104 Сергей Лысенко
сектора 3, кв. Б/1, гл. 0,5 м) (рис. 4,4). Днище пло-
ское, в виде невысокого поддона. Тесто с примесью
дресвы, песка. Поверхность заглажена, местами
подлощена. Цвет преимущественно бурый, тëмно-
серый, местами чëрный. D тулова ~46 см, D днища
12 см, H реконструированной части ~32,5 см.
Сосуд № 8 – открытая миска, развал, 11 фр.
(рис. 5,3). Край венчика утолщëн внутрь; днище
слегка вогнутое, со слегка выделенным поддоном.
Тесто с примесью дресвы, песка. Поверхность за-
глажена, местами подлощена. Цвет пятнами бу-
рый, оранжевый, серый, чëрный. D венчика 49 см,
D днища 14 см, H ~18 см.
Сосуд № 9 – открытая миска, развал, 14 фр.
(рис. 5,1). Край венчика слегка утолщëн внутрь,
уплощëн. Тесто с примесью дресвы, песка. Поверх-
ность подлощена. Цвет пятнами бурый, оранжевый,
жëлтый, серый. В одном месте под венчиком рас-
положено просверленное отверстие. Сосуд сильно
видоизменëн в результате воздействия огня. D вен-
чика 30,533 см, D днища ~9 см, H ~14-14,5 см.
Сосуд № 10 – открытая миска, фр. профиля
(рис. 5,2). Край венчика почти прямой, уплощëн.
Тесто с примесью мелкой дресвы, песка. Поверх-
ность заглажена, подлощена. Цвет пятнами бурый,
красный, серый, изнутри – чëрный, серый. D вен-
чика 38 см, D днища ~12-12,5 см, H до 21,5 см; раз-
мер фрагмента 22,515,5 см.
В квадратах, прилегающих к очагу, где предпо-
ложительно располагалось жилище, обнаружено
более 900 фр. лепной керамики, большая часть
которой может быть отнесена к белогрудовскому
типу. Стенки тюльпановидных сосудов украшены
гладким или расчленëнным валиком (рис. 6,1-20);
один фр. – сдвоенными горизонтальными нале-
пами (рис. 8,2). Венчики плавно отогнуты, часть
имеет проколотые жемчужины под краем. Один
фрагмент ниже линии жемчужин (одна залеплена)
украшен треугольным валиком (рис. 8,1). Встрече-
но несколько стенок с храповатой поверхностью,
которые, по другим керамическим характеристи-
кам, относятся, скорее, к белогрудовскому време-
ни, чем к черняховской культуре.
Миски представлены открытыми формами с
закруглëнным, утолщëнным, иногда слегка загну-
тым внутрь краем венчика (рис. 7); три фр. имеют по
краю венчика выступ-налеп (рис. 7,7.10; 8,6); один –
2
Все определения кремня сделаны С.Н. Разумовым.
3
Все определения костей сделаны О.П. Журавлевым.
4
Ранее объект, на основании механического попадания венчика тюльпановидного сосуда тшинецкого типа,
орнаментированного горизонтальными прочерченными линиями, был ошибочно отнесëн к более ранним горизонтам
тшинецкого культурного круга.
орнаментирован по срезу венчика пролощенными
узкими наклонными желобками (рис. 8,5). Одна от-
крытая миска небольшого диаметра имеет профили-
рованную верхнюю часть (рис. 8,4). Последние два
фр., а также стенка со сдвоенным налепом и венчик,
орнаментированный проколами и валиком, найдены
в непосредственной близости от очага.
С жилищем связаны также: -фр. глиняной ложки
(рис. 8,3); -ретушëр на фрагменте вкладыша серпа с
заполированной поверхностью, изготовленного из
волынского мелового кремня (рис. 6,21); -сработан-
ный нуклеус, использованный в качестве отбойника,
примитивно-призматический, обработанный жëстким
отбойником, на конкреции житомирского кремня2.
ОБЪЕКТ № 2 (1992 г.) (рис. 3,2). Выносной очаг.
Расположен в 1,5 м к В от объекта № 1, на глубине
0,35-0,45 м от СП. Представляет собой скопление
сильно обожжëнных обломков гранита довольно
крупных размеров, площадью около 1 кв.м. Остат-
ки вымостки подстилает выгоревший грунт рыже-
ватого цвета с вкраплениями древесного угля. Объ-
ект датирующего материала не содержал. Однако
он был вымощен камнями (серые, крупнозерни-
стые), аналогичными по размеру и материалу кам-
ням из вымостки объекта № 17 (2006 г.). Вероятно,
объект № 2 является выносным очагом, связанным
с объектом № 1 по той же схеме, что и объекты №
14 и № 15 (2006 г.) (см. ниже).
Костный материал, найденный в 1992 г., пред-
ставлен 941 костью: бык домашний – 309 костей от
1 молодой, 2 полувзрослой и 5 взрослых ос.; овца
домашняя – 2 кости от 1 взрослой ос.; овца и коза –
32 кости от 1 молодой и 1 полувзрослой ос.; свинья
домашняя – 33 кости от 2 молодых, 3 полувзрослых
и 1 взрослой ос.; конь – 53 кости от 1 молодой и 3
взрослых ос.; собака – 3 кости от 1 взрослой ос.;
заяц-русак – 1 кость от 1 взрослой ос.; карповая
рыба – 1 кость; птицы – 2 кости; молюски перлови-
цы или беззубки – 11 створок3.
В 1993 г. к В от сектора 2 раскопа А-1992 г. ис-
следовано ещë 34 кв.м и выявлены остатки объекта
эпохи бронзы.
ОБЪЕКТ № 3 (1993 г.)4. Жилище. Расположен в 3
м на В от объекта № 2. Представляет собой скопле-
ние фр. керамики, колотых костей животных, печи-
ны и обмазки с отпечатками прутьев и жердей. Кон-
туры чëтко зафиксировать не удалось. При распре-
 Белогрудовский горизонт Малополовецкого археологического комплекса на Киевщине 105

Рис. 3. Малополовецкое-2А. 1 – ситуационный план раскопа А-1992 г.; 2 – объект № 2 (1992 г.).
106 Сергей Лысенко
делениии находок по глубинам видно, что подавля-
ющее их большинство на глубине более 0,55 м от
СП было сконцентрировано на площади около 34
м. В центре этого скопления, на глубине 0,65 м, за-
фиксированы остатки очага (размерами 1,10,8 м)
в виде скопления больших кусков печины и слоя
древесного угля. Большие куски печины в центре
скопления лежали так, что между ними образовы-
валось пространство (для установки горшка -?).
В самом скоплении и рядом с ним обнаружено
257 фр. лепной керамики эпохи поздней бронзы.
Фр. венчиков – 24, из них от мисок – 4, один из
которых украшен по срезу венчика пролощенными
наклонными желобками (Лысенко 2001, рис. 5,5);
днищ и придонных частей – 9; орнаментированных
стенок – 12, из них с валиком – 10, с шишечкой – 1,
с ногтевыми вдавлениями – 1.
В скоплении найдены также: -пластинчатый отщеп
житомирского кремня без следов обработки; -боль-
шой отщеп житомирского кремня; -3 обломка жито-
мирского кремня; -обломок каневского (-?) кремня.
Костей животных выявлено 196: бык домашний
– 79 костей от 1 молодой, 2 полувзрослых и 3 взрос-
лых ос.; овца домашняя – 2 кости от 1 взрослой ос.;
овца и коза – 14 костей от 1 взрослой ос.; свинья до-
машняя – 8 костей от 1 полувзрослой и 1 взрослой
ос.; конь – 12 костей от 1 молодой и 1 взрослой ос.;
собака – 2 кости от 1 взрослой ос.
На трëх представленных для анализа фрагментах
керамики из раскопа А-1993 г., обнаружены следы
растительной примеси, в том числе отпечатки зер-
новок проса обычного (Panicum miliaceum), овса
(Avena sp.) и ячменя пленчатого (Hordeum vulgare)5.
В 2006 г. Фастовской археологической экспеди-
цией были возобновлены работы на поселении.
Раскоп заложен в южной части памятника, на краю
обводнëнной балки, на середине склона левого бере-
га р. Суботь; примерно в 50 м к Ю от раскопа А-1992
г. Вскрыто 368 кв.м (рис. 9,1). Исследованы 4 обьек-
та, содержавших керамику белогрудовского типа.
ОБЪЕКТ № 14 (2006 г.) (рис. 9,1). Жилище. Рас-
положено в квадратах Д-З/1-3, Д-Ж/1.зап. Площадь
сооружения около 40 кв.м (6,46,4 м); уровень
пола 0,9 м от СП (0,6-0,65 м от поверхности эпохи
поздней бронзы). Форма в плане напоминает не-
правильный пятиугольник с округлëнными углами.
В центральной части объекта зафиксированы три
ямы: две хозяйственные, впоследствии использо-
ванные в качестве очагов, и одна большая яма, ве-
роятно, остатки погреба (рис. 10,1).
5
Определения сделаны Г.А. Пашкевич.
Яма 1 (рис. 10,1). Подовальной формы, 1,120,86
м. Глубина 1,9 м от СП; уровень впуска 0,9 м. На
дне лежал обожжëнный камень, 148 см. В запол-
нении встречаются кости животных, фр. керамики
белогрудовского типа. Яма, видимо, вторично была
использована в качестве очага. Над ней, на глубине
0,9-0,93 м от СП, находился прокал, скопление мел-
кой печины и углей.
Яма 2 (рис. 10,1). Неправильной округло-Т-
образной формы. Размеры по уровню фиксации
(1,8 м от СП) – 3,442,60 м. Пол неровный, глуби-
на 1,87-2,10 м. Южная часть ямы подбоем уходила
в лёсс. Зафиксированная длина подбоя не менее 0,5
м, ширина в месте фиксации 1,2 м, высота 0,55 м.
Видимо, подбоем была большая часть южного вы-
ступа, равно как западного и восточного – яма была
чëтко зафиксирована только при зачистке на уров-
не лёсса с глубины 1,8 м и нечëтко фиксировалась
в плане на верхних горизонтах (южный же подбой
удалось зафиксировать только по бровке). У север-
ной стенки ямы, с глубины 1,5 м, фиксировалась
ступенька, шириной до 0,4 м и длиной около 0,5 м.
У стенок восточной части ямы найдено несколько
крупных костей животных.
Яма 3 (рис. 9,1). Подокруглой формы, диаметр
1,2 м. Глубина 2,2 м от СП; уровень впуска около
0,9 м. В заполнении встречаются кости животных,
фр. керамики белогрудовского типа. Как и яма №
1, видимо, вторично была использована в качестве
очага – в верхней части заполнения, концентриру-
ясь на глубине 1,25 м, обнаружено скопление печи-
ны и угольков.
Из заполнения и с пола объекта № 14 происходят
230 фр. сосудов белогрудовского типа, кости живот-
ных, отщепы житомирского кремня, обожжëнные
камни. Тюльпановидные сосуды украшены глад-
ким или расчленëнным валиком, некоторые имеют
проколы под венчиком. На одном фрагменте, обна-
руженном в придонной части ямы 3, зафиксирова-
на (сдвоенная-?) шишечка-налеп (рис. 11,3). Миски
большие, открытые, с вертикальным или слегка за-
гнутым внутрь краем венчика; край венчика одной
миски украшен пролощенными каннелюрами (рис.
11,2). Выделяется фрагмент небольшой корчаги –
тесто с примесью дресвы, песка, цвет тëмно-серый,
поверхность подлощена, диаметр тулова ~17,5 см;
по плечику сосуд украшен поясом наклонных на-
сечек, образующих псевдовалик (рис. 11,1).
ОБЪЕКТ № 15 (2006 г.) (рис. 10,2). Выносной
очаг. Расположен в кв. Ж/4, на глубине 0,27 м от
Белогрудовский горизонт Малополовецкого археологического комплекса на Киевщине 107

Рис. 4. Малополовецкое-2А. Горшки и корчага из очага объекта № 1.

108 Сергей Лысенко
СП. Представлял собой вымостку из больших фр.
сосудов белогрудовского типа, обмазанную сверху
слоем глины, толщиной 0,04-0,05 м. Общая толщи-
на пода достигала 0,07 м. Обмазка хорошо прока-
лена, фр. сосудов несут на себе следы вторичного
обжига; под вымосткой почва также достаточно
сильно обожжена. Площадь объекта 1,41,15 м,
ориентирован по линии З-В. В плане очаг подо-
вальной формы, видимо, несколько сужался к З,
сильно разрушен распашкой.
Рис. 5. Малополовецкое-2А. Миски из очага объекта
№ 1.
В сохранившейся части пода обнаружено 105 фр.
керамики; еще 43 фр. находилось компактным ско-
плением в пахотном слое в соседнем от объекта кв.
Е/4. Реконструировано 8 сосудов: шесть тюльпано-
видных сосудов и две миски.
Сосуд № 1 – тюльпановидный горшок, развал, 15
фр. (рис. 12,1). Венчик плавно отогнут, закруглëн.
Тесто с примесью дресвы, с блëстками слюды, пе-
ска. Поверхность шероховато-заглаженная. Цвет
пятнами оранжевый, бурый, жëлтый, серый. Ор-
наментирован по плечику валиком с пальцевыми
вдавлениями, с заходящими концами. Сосуд силь-
но видоизменен в результате воздействия огня. D
венчика 15,517 см, D тулова до 15 см, D днища
11,7 см, H 22,5-24 см.
Сосуд № 2 – тюльпановидный горшок, развал
верхней части, 8 фр. (рис. 12,3). Венчик плавно
отогнут, закруглëн. Тесто с примесью дресвы, с
блëстками слюды. Поверхность заглажена. Цвет
пятнами оранжевый, жëлтый, серый. Орнаменти-
рован по плечику валиком с пальцевыми вдавле-
ниями и заходящими концами. С противоположной
стороны от разрыва валика сосуд имеет носик-слив.
D венчика 15,315,7 см, D тулова до 15 см, H не
менее 22 см (H склееной части 17,5 см).
Сосуд № 3 – открытая миска, развал, 11 фр.
(+ 4 фр. из кв. Е/4) (рис. 13,1). Край венчика клю-
вообразно утолщëн внутрь и местами слегка
утолщëн снаружи; днище плоское, со слегка вы-
деленным поддоном. Тесто с примесью дресвы, с
блëстками слюды. Поверхность заглажена, местами
шероховато-заглаженная, бугристая. Цвет пятнами
оранжевый, серый. Миска имеет по краю выступ-
налеп; подобные налепы располагались, видимо, с
четырëх сторон. D венчика 40-41 см, D днища 14
см, H 14,5-15 см.
Сосуд № 4 – тюльпановидный горшок, развал, 12
фр. (рис. 12,5). Венчик плавно отогнут, закруглëн,
срез слегка уплощëн; днище плоское. Тесто с при-
месью дресвы, песка. Поверхность заглажена. Цвет
оранжевый. Сосуд орнаментирован под венчиком
рядом проколотых жемчужин, по плечику – вали-
ком с пальцевыми вдавлениями, с заходящими кон-
цами. D венчика 20 см, D тулова 18 см, D днища 18
см, H ~ 28,5 см.
Сосуд № 5 – тюльпановидный горшок, развал, 14
фр. (рис. 12,6). Венчик отсутствует. Тесто с приме-
сью мелкой дресвы, песка. Поверхность заглажена,
подлощена. Цвет оранжевый, желтовато-серый,
изнутри оранжевый, серый, чëрный. Орнаменти-
рован по плечику гладким валиком с заходящими
концами. D тулова до 24 см, D днища 14,5 см, ре-
конструируемая H до 35 см.
Сосуд № 6 – банка с бочонковидным туловом,
развал, 8 фр. (рис. 12,4). Венчик прямой, край
закруглëн; днище плоское со слегка выделенным
поддоном. Тесто с примесью мелкого песка, ша-
мота, дресвы. Поверхность заглажена, подлощена.
Цвет пятнами жëлтый, оранжевый, чëрный. D вен-
чика ~13,5 см, D тулова ~17,5 см, D днища 11 см,
H ~23,5 см.
Сосуд № 7 – тюльпановидный горшок, развал, 3
фр. (рис. 12,2). Венчик плавно отогнут, край слегка
уплощëн под углом; днище вогнутое. Тесто с при-
месью песка. Поверхность заглажена, подлощена.
Цвет пятнами жëлтый, оранжевый, красный, серый.
D венчика 12 см, D тулова 12 см, D днища 8,5 см,
H ~17 см.
 Белогрудовский горизонт Малополовецкого археологического комплекса на Киевщине 109

Рис. 6. Малополовецкое-2А. 1-20 – фр. сосудов белогрудовского типа из объекта № 1 и слоя рядом с ним; 21 – обломок
кремнëвого серпа из объекта № 1.
110 Сергей Лысенко

Рис. 7. Малополовецкое-2А. Миски из объекта № 1 и слоя рядом с ним.

 Белогрудовский горизонт Малополовецкого археологического комплекса на Киевщине
Сосуд № 8 – открытая миска, фр. венчика (рис.
13,2А). Край венчика закруглëн, с внешней сто-
роны под венчиком прослеживается широкий же-
лобок. Тесто с примесью дресвы, песка, шамота.
Поверхность заглажена, местами подлощена. Цвет
пятнами оранжевый, жëлтый, серый. D венчика
до 50 см (-?). Фр. венчика этой же миски (-?) (рис.
13,2Б) обнаружен под западной стенкой объекта №
14 (кв. Е/1.зап), что, видимо, позволяет синхрони-
зировать оба объекта.
Из объекта происходят также фр. от ещë несколь-
ких сосудов: 2 фр. стенок тюльпановидных сосу-
дов, орнаментированных валиком с пальцевыми
вдавлениями, фр. венчика с частыми проколотыми
жемчужинами, фр. венчика тонкостенного тюль-
пановидного сосуда с шероховатой поверхностью,
фр. стенки тонкостенного тюльпановидного сосуда
чëрного цвета с заглаженной поверхностью.
ОБЪЕКТ № 16 (2006 г.) (рис. 9,1). Жилище. Рас-
положено в кв. З-К/4-6. Площадь сооружения около
30 кв.м (65 м), контуры котлована неровные. Наи-
более углублëнной является северная часть объек-
та, пол которой находится на уровне 1,4 м от СП.
Здесь находился очаг, к Ю от которого расположена
предочажная (-?) яма, достигавшая глубины 1,9 м
от СП. Очаг представлял собой прокал, диаметром
до 0,7-0,8 м.
Из заполнения объекта происходит 163 фр. ке-
рамики, кости животных, отщепы житомирского
кремня. Керамический комплекс, в целом, аналоги-
чен находкам из объекта № 14. Выделяются 2 фр.
венчиков мисок с наклонными желобками разной
толщины, пролощенными по краю (рис. 11,4-5).
Найден фр. большого сосуда с массивным горизон-
тальным налепом (рис. 11,6); ещë один фр. мень-
шего сосуда с налепом обнаружен к З от котлована
объекта (рис. 11,7). Найдены абразив из песчанника
с проточенным желобком и обломок лезвийной ча-
сти каменного топора с узким лезвием (рис. 11,8),
изготовленный из среднезернистого камня чëрного
цвета, длина 4 см, размеры в сломе 3,62,1 см.
ОБЪЕКТ № 17 (2006 г.) (рис. 10,3). Очаг. Распо-
ложен в кв. З/1.зап. Находился на глубине 0,9 м от
СП. Представлял собой вымостку из обожжëнных
камней (обломки зернотëрок-?) и фр. сосудов бело-
грудовского типа, обмазанную сверху слоем глины,
толщиной 0,02-0,03 м. Общая толщина пода дости-
гала 0,05 м. Обмазка хорошо прокалена, фр. сосудов
несут на себе следы вторичного обжига. Площадь
объекта 1,451 м; в плане он в виде неправильного
вытянутого пятиугольника, ориентированного по
линии ССЗ-ЮЮВ. Вероятно, объект представляет
собой очаг ещë одного жилища, контуры которого
111
зафиксированы не были. Пол этого котлована (-?)
фиксируется в кв. З/1-2 на глубине 0,9-1 м от СП по
большим обломкам горизонтально расположенных
костей.
Всего было обнаружено 93 фр. керамики. Рекон-
струировано 6 сосудов.
Сосуд № 1 – тюльпановидный горшок, развал, 12
фр. (рис. 14,1). Венчик плавно отогнут, закруглëн.
Тесто с примесью дресвы, мелкого песка, шамота.
Поверхность заглажена, местами со следами хао-
тичных расчëсов, бугристая. Цвет оранжевый, се-
рый, изнутри – оранжевый, чëрный. Украшен под
венчиком рядом проколотых жемчужин. D венчика
16 см, D тулова 16,5 см, H сохранившейся части 19
см (реконструируемая – до 23 см).
Сосуд № 2 – тюльпановидный горшок, развал,
26 фр. (рис. 14,4). Венчик плавно отогнут, слегка
желобчатый, край уплощëн; днище плоское. Тесто
с примесью дресвы. Поверхность заглажена, под-
лощена. Цвет оранжевый, жëлтый, серый, чëрный.
Орнаментирован под венчиком рядом проколотых
жемчужин, по плечику – валиком с частыми паль-
цевыми вдавлениями. D венчика ~24 см, D тулова
~22 см, D днища 14 см, H ~33 см.
Сосуд № 3 – тюльпановидный горшок, развал,
18 фр. (рис. 14,3). Венчик плавно отогнут, край
утончëн. Тесто с примесью песка, дресвы. Поверх-
ность шероховато-заглаженная. Цвет оранжевый,
чëрный. Орнаментирован валиком с редкими паль-
цевыми вдавлениями. D венчика ~27 см, D тулова
27 см, реконструируемая H до 38 см.
Сосуд № 4 – тюльпановидный горшок, верхняя
часть, 5 фр. (рис. 14,2). Венчик плавно отогнут,
край утончëн. Тесто с примесью дресвы, с блест-
ками слюды, мелкого песка. Поверхность заглаже-
на, местами подлощена. Цвет оранжевый, местами
серый. Сосуд орнаментирован по плечику сдвоен-
ными налепами, уплощëнными защипом в горизон-
тальной плоскости; выше налепов проглажен ши-
рокий неглубокий желобок. D венчика ~16,5 см, D
тулова 17 см, реконструируемая H около 21 см.
Сосуд № 5 – миска, развал, 19 фр. (рис. 13,3). Вен-
чик утолщëн, закруглëн, срез местами уплощëн. Те-
сто с примесью дресвы, песка. Поверхность загла-
жена, подлощена. Цвет оранжевый, серый, чëрный.
Сосуд орнаментирован по части диаметра проколо-
тыми жемчужинами. D венчика 34,5 см, D днища
~13 см, H ~14,5 см.
Сосуд № 6 – миска, развал верхней части, 12 фр.
(рис. 13,4). Венчик утолщëн, срез уплощëн внутрь.
Тесто с примесью дресвы, песка. Поверхность за-
глажена, подлощена. Цвет коричневый, оранжевый,
серый, чëрный. Орнаментирован по срезу венчика
112 Сергей Лысенко

Рис. 8. Малополовецкое-2А. Керамика из объекта № 1 и слоя рядом с ним.

 Белогрудовский горизонт Малополовецкого археологического комплекса на Киевщине 113

Рис. 9. Малополовецкое-2А. 1 – ситуационный план раскопа 2006 г.; 2 – фр. 1 магнитограммы (а) с нанесëнными архео-
логическим объектами, профиль аномальной магнитной индукции (б) и капаметрический разрез (в) по линии А-В.
114
Рис. 10. Малополовецкое-2А. 1 – объект № 14 (2006 г.), яма № 1 и яма № 2 (погреб-?); 2 – объект № 15 (2006 г.);
3 – объект № 17 (2006 г.).
наклонными пролощенными желобками. D венчи-
ка ~38 см, реконструируемая H до 14,5 см.
В 2006 г. до начала раскопок на памятнике была
выполнена ультрадетальная градиентная магнит-
ная съемка участка поселения; в процессе раскопок
проведена полевая капометрия почвенного покрова
на уровнях глубин до 1,5 м через каждые 0,30 м.
На основании полученных данных создана магнит-
ная модель исследованного участка. На фрагменте
магнитограммы (рис. 9,2а) выделяются три низко-
амплитудных аномалии.
На месте пологой изометрической положитель-
ной аномалий интенсивностью до 4 нТл – найденно
Сергей Лысенко
углублëнное земляное сооружение (объект № 14).
Положительная аномалия интенсивностью 7,5 нТл
с небольшой отрицательной сопряжëнной частью
связана с очагом (объект № 15). Эффект от соору-
жения № 16, к сожалению, не удалось восстановить
полностью из-за большого количества металличе-
ского мусора в этой части, который исказил магни-
тограмму. Тем не менее, над этим объектом зафик-
сирована остаточная аномалия 2 нТл.
По данным измерений полевой магнитной вос-
приимчивости (kп) построена серия картограм,
которые отображают латеральное и вертикальное
изменения kп. Также опробован естественный по-
 Белогрудовский горизонт Малополовецкого археологического комплекса на Киевщине
чвенный разрез чернозëма, типичного в раскопе без
археологических следов, и в спокойном магнитном
поле. Полевая магнитная восприимчивость мед-
ленно уменьшается с глубиной от 25* 10-5 ед. СИ
в пахотном гумусированном слое, до 14...25*10-5
ед. СІ в светлом лёссовидном суглинке (рис. 9,2б).
Объект № 14 проявляется на картограмах kп, начи-
ная из глубины 0,30 м (рис. 9,2в). Его заполнение
однородно и имеет повышенную по сравнению с
вмещающей почвой магнитную восприимчивость
kп =23...26*10-5 ед. СИ, вследствие чего контуры
жилища чëтко выделяются в капаметрическом раз-
резе. Такая структура генерирует небольшую по
амплитуде аномалию (рис. 9,2б) (Бондарь и др.
2006; Бондарь и др. 2007).
Керамика, выявленная на площади раскопов 1992
и 2006 гг., достаточно однородна в культурном от-
ношении. Слой насыщен относительно слабо; в
2006 г. за пределами объектов найдено 225 фр. со-
судов белогрудовского времени. Керамические ха-
рактеристики посуды из культурного слоя соответ-
ствуют керамике из объектов.
МАЛОПОЛОВЕЦКОЕ-3. Могильник. Располо-
жен на поле между сс. Малополовецкое и Яхны,
сельсовет с. Яхны (рис. 1). Занимает слабовыра-
женную вторую террасу и край чернозëмной рав-
нины левого берега р. Суботь, образующие в этом
месте мыс, ограниченный с Ю и В изгибом реки, а
с С – сухой балкой. Ниже по склону от могильника,
на первой террасе левого берега реки, на С, СВ, В,
Ю и ЮЗ от могильника расположена цепочка мно-
гослойных поселений Малополовецкое-2А (+2Б,
2В, 2Г, 2Д). Непосредственно напротив могиль-
ника, на Ю от него, расположены остатки старой
Яхнянской Гребли, по которой (через могильник)
проходил «Чумацкий Шлях» на Белую Церковь –
ответвление старого «Караванного Шляха», прохо-
дящего в широтном направлении по водоразделу на
С от памятника. Общая площадь памятника около
800500 м (40 га).
Памятник открыт в 1993 г. Р.Г. Шишкиным. За пе-
риод с 1993 по 2006 гг. на могильнике исследовано
14518 кв.м. Выявлено 168 погребений, из которых
148 относятся к эпохе бронзы и началу раннего
железного века. К белогрудовскому горизонту, с
определëнными оговорками, могут быть отнесены
только два погребения – № 52 и № 158.
ПОГРЕБЕНИЕ № 52 (1999 г.). Демембрация, ке-
фалотафия. Расположено на площади ритуального
6
Определения сделаны Л.В. Литвиновой.
7
Определения сделаны В.Б. Панковским.
115
комплекса 11, в СВ части вскрытой площади. Яма
подпрямоугольной формы с сильно закруглëнными
углами, 2,11,6 м, глубиной 1 м от СП, оринтиро-
ванная З-В. Уровень фиксации по бровке 0,5 м.
Свод черепа подростка (-?) лежал в ЮВ углу на
дне ямы, на правом виске, темечком на З. На черепе
прослеживаются следы искусственной обработки.
В заполнении ямы также найден небольшой фр. че-
ловеческой челюсти с зубом (моляр). В 0,8 м на Ю
от ямы, на глубине 0,5 м лежал развал миски, раз-
битой в древности. Неподалеку от развала в слое
найдены 2 кремнëвых скребка на обломках кремня
серого цвета.
Сосуд – развал миски полусферической фор-
мы (рис. 24,5). Край венчика несколько утолщëн
внутрь, уплощëн. Днище плоское, резко сужено
относительно корпуса. Тесто крохкое, с примесью
песка. Поверхность заглажена, местами просту-
пают расчëсы от заглаживания пучком травы (-?).
Обжиг практически равномерный. Цвет жëлто-
кирпичный; на внешней поверхности местами се-
рый и красновато-оранжевый. D венчика 29 см, D
днища 7 см, Н 12,2 см.
ПОГРЕБЕНИЕ № 158 (2005 г.). Демембрация
(рис. 15,1). Расположено под центром возвыше-
ния комплекса 27, в СЗ части вскрытой площади.
Возвышение занимает край ровного участка плато,
хорошо прослеживается как визуально, так и при
нивелировке поверхности; диаметр около 25 м, вы-
сота около 0,15 м. На глубине 0,45-0,5 м от СП на-
ходилось скопление больших обожжëнных облом-
ков зернотëрок. По форме скопление напоминает
низкий равносторонний треугольник, направлен-
ный вершиной на Ю (в направлении переправы).
На одном камне на верхней поверхности зафик-
сированы следы пришлифовки (рис. 15,1-I). Непо-
средственно над зернотëрками, на глубине 0,3-0,35
м, лежали фр. человеческих костей: обломки верх-
них и нижних конечностей, кости стопы, позвон-
ки, рëбра, коленная чашечка6; часть костей была
выворочена плугом и находилась в пахотном слое.
В СЗ части скопления, на глубине 0,48 м, подборо-
дочной частью на В находился фр. нижней челюсти
человека. В В части скопления найден фр. венчика
большой миски с загнутым внутрь краем (рис. 15,1-
II; 2). Среди человеческих костей обнаружено 6 фр.
костей животных: 1 – основная пястная быка (1),
1 – плечевая быка (1), 3 – компакта длиной трубча-
той домашнего копытного (3), 1 – правая лопатка
свиньи (1)7.
116 Сергей Лысенко
МАЛОПОЛОВЕЦКОЕ-4. Поселение. Рас-
положено на правом высоком берегу р. Суботь,
к З от с. Малополовецкое, напротив поселения
Малополовецкое-2В и могильника Малополовец-
кое-3. Сельсовет с. Яхны. Культурный слой за-
нимает высокий мыс, образованный впадением в
р. Суботь безымянного ручья, и край плато вдоль
левого берега ручья. Площадь распространения
находок с Ю на С около 20050 м. Находки пред-
ставлены материалами трипольской культуры, бе-
логрудовской культуры и древнерусского времени.
Памятник выявлен в 1993 г., в 1998 и 2002-2005 гг.
в мысовой части было вскрыто 72 кв.м. Исследован
один объект эпохи бронзы.
ОБЪЕКТ № 1 (2002 г.). Яма. Расположена в В
части мыса. Овальная в плане, верхний контур
1,21,05 м, ко дну сужается. Глубина 1 м от СП,
уровень фиксации 0,5 м. Выкопана в слое тëмного
суглинка, придонная часть на 0,1 м прорезает свет-
лый суглинок. В заполнении ямы и рядом с ней
найдено несколько кремнëвых и каменных орудий,
фр. лепной керамики, кости животных (в т.ч. ло-
патка); несколько мелких фр. кальцинированных
костей, печины, обожжëнных камней. Найдены 2
обломка обожжëнных зернотëрок (6,85,54,4 и
10,37,66,7 см); на обоих камнях сохранились
горизонтально сточенные участки, больший камень
вторично использовался в качестве растиральника.
Среди кремнëвых изделий: 1) вкладыш серпа бе-
логрудовского типа (рис. 16,1) на плитке житомир-
ского серого кремня (6,14,01,1 см), местами по-
верхность заполирована в результате функциональ-
ного использования; большая часть поверхности
подправлена вторичными сколами, снявшими зало-
щенность; 2) вкладыш серпа белогрудовского типа
(рис. 16,4), изготовлен из серо-коричневого кремня
(5,41,90,9 см); большая часть поверхности за-
полирована в результате функционального исполь-
зования, местами залощенность снята вторичными
сколами; 3) отщеп серого житомирского кремня с
ретушью (скобель-?) (3,22,50,5 см) (рис. 16,2);
4) отщеп коричневого прозрачного кремня с рету-
шью (4,43,10,9 см) (рис. 16,3).
Сосуд – фр. профиля (без венчика) и стенки
банки (рис. 16,5). Тесто с примесью дресвы. Цвет
чëрный, серый. Внешняя поверхность покрыта
ангобом (цвет пятнами, бурый, красный, чëрный)
и подлощена. Поверх ангоба и на внутренней по-
верхности – узкие расчëсы. Максимальный D туло-
ва ~16 см, толщина стенок 0,1-0,14 см. По плечику
сосуд орнаментирован узкими налепными валика-
ми, расчленëнными ногтевыми вдавлениями. Ниж-
няя часть большого фр. сосуда стëрта в результате
вторичного использования. Возможно, фр. исполь-
зовался в качестве совка при прокопке ямы (-?). По
форме и орнаментации сосуд напоминает тип Ба-
бино, однако тесто совершенно нехарактерно для
бабинского типа.
За пределами ямы находки встречаются в диа-
метре до 1 м, далее слой полностью прекращается.
Большая часть подьëмного материала, преимуще-
ственно, фр. керамики белогрудовского типа, обна-
ружена в 100-150 м к Ю от мыса, на берегу ручья.
МАЛОПОЛОВЕЦКОЕ-13. Поселение. Рас-
положено на правом берегу р. Суботь, в 1,2 км на
З от с. Малополовецкое, в 0,5 км на Ю от дамбы
Яхнянского става, в 0,8 км на ЮВ от могильника
Малополовецкое-3. Сельсовет с. Яхны. Занимает
левый берег среднего течения обводнëнной балки
(правый приток Суботи). Площадь распростра-
нения находок 30050 м. Находки представлены
материалами эпохи позднего палеолита, неолита,
тшинецкого культурного круга (горизонты МП-II и
МП-V), древнерусского времени и периода поздне-
го средневековья. Памятник выявлен в 1998 г. На
восточном участке памятника, по концентрации на
пашне фр. керамики белогрудовского типа, выяв-
лен объект № 1; вскрыто 54 кв.м.
ОБЪЕКТ № 1 (2004 г.). Жилище. Подовальной
формы (-?), контуры котлована размыты. Разме-
ры около 85,6 м. Ориентировано по линии З-В.
Верхняя часть котлована распахана. Восточная
часть жилища более углублена по сравнению с за-
падной; уровень фиксации колована составлял в В
части 0,25 м от СП, глубина 0,4 м от СП (рис. 17).
В В части объекта выявлен купольный очаг под-
прямоугольный в плане, 1,51,2 м, ориентирован-
ный устьем на ЮВ (рис. 18). Под очага вымощен
битой керамикой (иногда в два слоя) и обмазан
глиной; толщина пода до 0,06 м. Местами обмазка
сильно прокалена. Фр. керамики вмазаны и в ниж-
нюю часть стен на высоту до 0,1-0,15 м. Высота
свода у дальней стены 0,3 м (на входе купол, види-
мо, достигал высоты до 0,4 м); толщина купола 0,1
м. В вымостке пода были использованы развалы не
менее 18 сосудов (12 горшков, две корчаги и четы-
ре миски). Под подом найден фр. локтевой кости
свиньи.
С Ю от очага находилась предочажная яма, диа-
метром 21,4 м (неправильный овал, вытянут от
очага к ЮЗ). Уровень фиксации ямы в западной ча-
сти – 0,25 м; глубина – 0,7 м. Заполнение чëрное,
углистое, содержащее много мелких вкраплений
выгоревшего чернозëма, фр. керамики, встреча-
ются древесный уголь и кости животных. Восточ-
 Белогрудовский горизонт Малополовецкого археологического комплекса на Киевщине 117

Рис. 11. Малополовецкое-2А. 1-3 – керамика из объекта № 14; 4-7 – керамика из объекта № 16 и слоя рядом с ним;
8 – обломок каменного топора из объекта № 16.
118 Сергей Лысенко

Рис. 12. Малополовецкое-2А. Горшки из объекта № 15.

 Белогрудовский горизонт Малополовецкого археологического комплекса на Киевщине
ная сторона полого поднимается к центру жилища
(ступенька-?).
В З части объекта, на глубине 0,25-0,3 м от СП
находилось скопление керамики, в которое входили
фр. от 3 сосудов белогрудовского типа; под запад-
ной стенкой, на глубине 0,36-0,4 м от СП находи-
лось скопление костей животных, среди которых
были два рога козы и астрагал быка.
Из объекта происходит 864 фр. керамики от не
менее чем 30 сосудов; около 750 фр. было исполь-
зовано при сооружении пода очага. Большинство
фр. несëт на себе следы сильного вторичного обжи-
га, что затрудняет отнесение значительной их части
к определëнному сосуду. Полностью или частично
реконструировано 20 сосудов, 3 из которых проис-
ходят из западной части жилища (№ 12-14), осталь-
ные – из вымостки пода.
Сосуд № 1 – тюльпановидный горшок, развал, 79
фр. (рис. 19,5). Венчик плавно отогнут, край венчи-
ка закруглëн; днище плоское, с чëтко выраженной
закраиной. Тесто с примесью дресвы, песка. По-
верхность заглажена. Цвет пятнами оранжевый,
серый, бурый, красный. Орнаментирован по пле-
чику налепным валиком с заходящими концами,
расчленëнным пальцевыми вдавлениями. D венчи-
ка 24 см, D тулова 30 см, D днища 12 см, H ~43 см.
Сосуд № 2 – корчага, развал, 46 фр. (рис. 21).
Венчик плавно отогнут, край венчика закруглëн.
Нижняя часть шейки уступом переходит в плечико.
Днище плоское, со слегка зауженным поддоном.
Тесто хорошо отмучено, с примесью песка, блëсток
слюды. Поверхность подлощена. Цвет пятнами
чëрный, оранжевый, жëлтый, серый; изначально
поверхность, вероятно, имела равномерный чëрный
цвет. Шейка украшена 10 горизонтальными широ-
кими и неглубокими проглаженными каннелюрами.
Ниже их, по части диаметра плечика, расположены
группы по 3-4 наклонëнных в противоположные
стороны прочерченных линий; ритм групп нере-
гулярен. В промежутках между линиями располо-
жены группы наклонëнных в противоположные
стороны проглаженных каннелюр (в полностью со-
хранившейся группе их 9); такие же каннелюры ме-
стами нанесены и ниже групп отрезков. D венчика
25 см, D тулова 36 см, D днища 11,5 см, H ~36,5 см.
К этому же сосуду, вероятно, относится также фр.
подлощенного плечика чëрного цвета, украшенного
в месте уступа поверх каннелюр горизонтальным
рядом подтреугольных наколов (рис. 23,5).
Сосуд № 3 – тюльпановидный горшок, развал,
92 фр. (рис. 19,6). Венчик плавно отогнут, край
венчика закруглëн; днище плоское, с закраинами.
Тесто с примесью дресвы, песка, блëсток слюды.
119
Поверхность заглажена. Цвет преимущественно
тëмно-серый, серый, местами оранжевый, жëлтый.
Орнаментирован под венчиком рядом проколотых
жемчужин, ниже которых идëт гладкий валик, а по
плечику – валик с редкими пальцевыми вдавления-
ми. D венчика 32 см, D тулова 34,5 см, D днища 11
см, H ~45,5 см.
Сосуд № 4 – тюльпановидный горшок, развал, 10
фр. (рис. 19,4). Венчик сильно отогнут, край венчи-
ка закруглëн; днище плоское, со слегка зауженным
поддоном. Тесто с примесью дресвы, блëсток слю-
ды. Поверхность заглажена. Цвет пятнами жëлтый,
серый. Орнаментирован под венчиком рядом про-
колотых жемчужин, по плечику – гладким валиком.
D венчика 33 см, D тулова ~29 см, D днища 12 см,
Н ~38,5 см.
Сосуд № 5 – тюльпановидный горшок, фр. венчи-
ка и стенки (рис. 19,2). Венчик плавно отогнут, край
венчика закруглëн. Тесто с примесью дресвы, пе-
ска. Поверхность венчика шероховато-заглаженная;
цвет оранжевый, желтый. Поверхность стенки за-
глажена; цвет снаружи черный с желтыми пятнами,
изнутри – чëрный. D венчика 29 см, D шейки 24 см,
толщина стенки до 1,5 см.
Сосуд № 6 – тюльпановидный горшок, развал,
37 фр. (рис. 19,1). Венчик плавно отогнут, край
венчика резко отогнут, утончëн; днище плоское с
зауженным поддоном. Тесто с примесью дресвы,
мелкого песка. Поверхность заглажена, местами
подлощена. Цвет преимущественно тëмно-серый,
серый, местами жëлтый. Орнаментирован по пле-
чику гладким валиком. D венчика 12,8 см, D тулова
15,5 см, D днища 8,5 см, H ~21,5 см.
Сосуд № 7 – тюльпановидно-кубковидный (-?)
горшок, развал, 17 фр. (рис. 19,3). Венчик воронко-
видный, край утончëн; днище плоское, со слегка за-
уженным поддоном. Тесто с примесью дресвы, ша-
мота. Поверхность заглажена, местами шероховато-
заглажена. Цвет пятнами серый, жëлтый. Орнамен-
тирован под венчиком проколотыми жемчужинами,
а по плечику гладким валиком с заходящими кон-
цами (-?). D венчика ~14,5 см, D шейки 14 см, D
тулова ~18 см, D днища 9,5 см, H ~22 см.
Сосуд № 8 – открытая миска, развал, 17 фр.
(рис. 22,1). Край венчика плавно закруглëн внутрь,
утончëн. Тесто с примесью мелкой дресвы, песка.
Поверхность заглажена. Цвет пятнами жëлтый, се-
рый, чëрный. С одной стороны миски пальцем (-?)
изнутри пробит слив (-?) в виде большого отверстия,
диаметром 1,5 см, с бортиком снизу и по сторонам.
D венчика 42 см, D днища ~12 см, H ~14,6 см.
Сосуд № 9 – открытая миска, развал, 34 фр. (рис.
22,2). Венчик прямой; край венчика несколько утон-
120 Сергей Лысенко

Рис. 13. Малополовецкое-2А. 1-2 – миски из объекта № 15; 3-4 – миски из объекта № 17.
 Белогрудовский горизонт Малополовецкого археологического комплекса на Киевщине
чается по отношению к верхней части стенки, го-
ризонтально уплощëн; днище со слегка зауженным
поддоном (-?). Тесто с примесью дресвы, блëсток
слюды. Поверхность подлощена. Цвет пятнами
жëлтый, оранжевый, серый. Сосуд местами орна-
ментирован по срезу венчика группами наклонных
пролощенных отрезков, которые чередуются с на-
сечками по внешнему углу венчика. D венчика 39,5
см, D днища ~14 см, H ~16,2 см.
Сосуд № 10 – открытая миска, развал, 47 фр. (рис.
22,3). Край венчика утолщен внутрь, косо подрезан
с внешней стороны; днище плоское, со слегка зау-
женным поддоном. Тесто с примесью дресвы. По-
верхность подлощена, местами сохранились сле-
ды мелких расчëсов от сглаживания поверхности.
Цвет пятнами бурый, красный, оранжевый, серый,
чëрный. Сосуд местами орнаментирован под вен-
чиком проколотыми жемчужинами. D венчика 41
см, D днища 14 см, H ~18,8 см.
Сосуд № 11 – открытая миска, развал, 15 фр. (рис.
22,4). Венчик прямой; край венчика слегка утонча-
ется с внешней стороны по отношению к верхней
части стенки, горизонтально уплощëн. Тесто с
примесью мелкой дресвы. Поверхность заглажена.
Цвет пятнами чëрный, жëлтый. Сосуд местами ор-
наментирован под венчиком уплощëнными проко-
лотыми жемчужинами. D венчика 38 см, D днища
~12 см, H ~14,5 см.
Сосуд № 12 – тюльпановидный горшок, развал,
13 фр. (рис. 20,3). Венчик плавно отогнут, край
закруглëн. Тесто с примесью дресвы, песка. По-
верхность заглажена, местами подлощена. Цвет
пятнами жëлтый, оранжевый, серый, бурый. Орна-
ментирован под венчиком рядом проколотых жем-
чужин, а по плечику – валиком с редкими пальце-
выми вдавлениями и заходящими концами. D вен-
чика ~22 см, D тулова ~23 см, Н ~30 см.
Сосуд № 13 – тюльпановидный горшок, развал,
14 фр. (рис. 20,8). Венчик отогнут, утолщается к
краю, край заострëн; днище плоское, со слабо вы-
раженной закраиной. Тесто с примесью дресвы, пе-
ска. Поверхность заглажена, местами подлощена.
Цвет пятнами бурый, серый, оранжевый, жëлтый.
Орнаментирован по плечику гладким валиком. D
венчика ~18 см, D тулова ~18 см, D днища ~10 см,
Н ~28,5 см.
Сосуд № 14 – тюльпановидный горшок, развал,
6 фр. (рис. 20,7). Венчик сильно отогнут; днище
с небольшими закраинами (-?). Тесто с примесью
песка. Поверхность шероховато-заглаженная, вен-
чик и придонная часть подлощены. Цвет снаружи
бурый, изнутри – пятнами, чëрный, серый, бурый.
Орнаментирован под венчиком рядом проколотых
121
жемчужин, по плечику – гладким валиком. D вен-
чика ~19,5 см, D тулова ~18 см, D днища ~11,5 см,
Н ~26 см.
Сосуд № 15 – тюльпановидный горшок, 2 фр.
верхней части (рис. 20,2). Венчик плавно отогнут,
край закруглëн. Тесто с примесью дресвы, песка.
Поверхность заглажена, местами шероховатая.
Цвет бурый. Орнаментирован под венчиком рядом
проколотых жемчужин (одна залеплена при загла-
живании поверхности). D венчика ~16 см.
Сосуд № 16 – тюльпановидный горшок, фр. верх-
ней части (рис. 20,1). Венчик воронковидный, утол-
щается к краю, край подгранëнно-закруглëнный.
Тесто с примесью дресвы, песка. Поверхность за-
глажена, подлощена. Цвет снаружи пятнами крас-
ный, оранжевый, жëлтый, изнутри – бурый, серый.
D венчика ~13,5 см.
Сосуд № 17 – тюльпановидный горшок, фр. верх-
ней части (рис. 20,5). Венчик короткий, воронко-
видный, утончается к краю. Тесто с примесью дрес-
вы, песка. Поверхность шероховатая. Цвет пятнами
бурый, оранжевый. D венчика ~18 см.
Сосуд № 18 – тюльпановидный горшок, фр. верх-
ней части (рис. 20,4). Венчик воронковидный, край
закруглëн. Тесто с примесью песка, дресвы. По-
верхность шероховато-заглаженная. Цвет жëлтый,
оранжевый, бурый. D венчика ~18,5 см.
Сосуд № 19 – корчага (-?), 2 фр. тулова (рис.
20,6). Тесто с примесью дресвы, песка, блëсток
слюды. Поверхность заглажена. Цвет бурый. D ту-
лова ~22,5 см.
Сосуд № 20 – тюльпановидный горшок, 2 фр.
верхней части (рис. 23,1). Венчик слегка отогнут,
уплощëн сверху. Тесто с примесью дресвы, песка.
Поверхность заглажена, местами подлощена. Цвет
серый с оранжевыми и жëлтыми пятнами. Орна-
ментирован под венчиком рядом жемчужин. D вен-
чика ~10 см.
Сосуд № 21 – тюльпановидный горшок, 2 фр.
верхней части (рис. 23,13). Венчик воронковидный,
край несколько утолщается, уплощëн. Тесто с при-
месью дресвы, песка. Поверхность заглажена. Цвет
серый, жëлтый.
Сосуд № 22 – большая миска (-?), 2 фр. верх-
ней части (рис. 23,12). Тесто с примесью дресвы,
блëсток слюды. Поверхность заглажена, подлоще-
на. Цвет бурый, серый. Один фрагмент орнаменти-
рован пролощенными наклонными линиями. Тол-
щина стенки до 2 см.
Кроме перечисленных сосудов с пятна и из за-
полнения объекта происходит 7 фр. венчиков горш-
ков (рис. 23,2-4.6-7.9-10), фр. венчика миски (рис.
23,11), 2 фр. стенок горшков белогрудовского типа,
122 Сергей Лысенко

Рис. 14. Малополовецкое-2А. Горшки из объекта № 17.

орнаментированные гладким валиком по плечику
(рис. 23,14.15), фр. стенки, украшенной горизон-
тальным желобком (рис. 23,8) и 12 фр. днищ (рис.
23,16-23). Один венчик орнаментирован ниже
среза валиком с пальцевыми вдавлениями, ниже
которого расположены подпрямоугольные нако-
лы (рис. 23,3); ещë один – пальцевыми вдавления-
ми по краю (рис. 23,4). Все днища плоские, край
закруглëн; часть днищ с зауженным поддоном или
закраинами.
Из объекта происходят 4 небольших обломка
камней и 2 кремнëвых отщепа.
В разных местах объекта, преимущественно, в
скоплении в его З части найдено 34 кости живот-
ных: бык – 18 костей (1 – череп, фрагмент; 2 – ниж-
няя челюсть, фр.; 1 – зуб; 6 – длинные трубчатые,
фр.; 1 – таранная; 6 – рëбра, фр.; 1 – короткая); коза-
овца – 7 костей (5 – рëбра, фр.; 2 – роговые стержни
козы); свинья – 3 кости (1 – лопатка; 2 – локтевые);
неопределены – 6 (1 – метаподия млекопитающего;
5 – мелких фр. костей млекопитающих).
***
Совместные исследования палеогеографов, гео-
физиков, специалистов по ландшафтной геогра-
фии, археозоологов дают возможность наметить
основные характеристики палеоландшафтов, окру-
жавших белогрудовское население МАК.
 Белогрудовский горизонт Малополовецкого археологического комплекса на Киевщине
Рис. 15. Малополовецкое-3. Погребение № 158 (2005 г.).
Согласно исследованиям В.С. Давыдчука, меж-
дуречье рр. Каменка и Суботь относится к Сквир-
скому ландшафту высокой, волнистой, сильно
расчленëнной равнины на палеоген-неогеновой и
докембрийской основе, сложенного в верхней ча-
сти лёссовидными суглинками, на которых сформи-
ровались чернозëмы типичные, ныне, преимуще-
ственно, распаханные. В прошлом эта территория
была покрыта грабово-широколиственными леса-
ми, по крайней мере, в те исторические периоды,
когда зонально-климатические условия этой тер-
ритории соответствовали современным (Давыдчук
1986; Давидчук и др. 2007).
В пределах центральной части МАК водораз-
дельная равнина представлена двумя уровнями.
Верхний уровень имеет характер выпуклых воз-
вышенных массивов с чернозëмами типичными,
средней мощности, легкосуглинистыми, на лёс-
совидных суглинках. Условия местовыростания
соответствуют тут дубово-грабовым снытьево-
волосистоосоковым лесам. Эти равнины достига-
ют абсолютной высоты 220-225 м и разделяются
на отдельные массивы лощинами, седловинами и
привершинными водосборными понижениями ло-
щин и балок. Нижний уровень водораздельной рав-
нины, расположенный к В от верхнего, представля-
123
ет собой субгоризонтальную, практически ровную
поверхность с высотными обозначениями 210-215
м. Граница между уровнями проходит примерно по
современному шоссе Кожанка-Малополовецкое.
Кроме формы рельефа и высотного расположения,
оба уровня водораздела отличаются мощностью
гумусного горизонта, который значительно мощнее
на нижнем уровне.
Эрозионная сеть этого ландшафта состоит из ба-
лок, лощин и долин малых рек (Каменка, Суботь и
пр.). Последние включают пойму и 1-2 надпоймен-
ные террасы. Поймы малых рек, как и днища балок,
преимущественно заболочены. Для них характер-
ны торфово-глеевые и торфово-болотные почвы на
низинных торфовищах мощностью 0,3-0,6 м, под
болотнотравно-осоковыми группировками с доми-
нированием осоки острой и дербенника иволистого.
Раньше поймы были покрыты чëрноольховыми бо-
лотнотравными лесами, остатки которых сохрани-
лись в пойме р. Суботь ниже с. Малополовецкое.
Выровненные и слабо наклонëнные надпоймен-
ные террасы хорошо дренированы, сложены лёс-
совидными суглинками; как и на водораздельных
равнинах, на них сформировались чернозëмы ти-
пичные, легко суглинистые, средней мощности.
Именно на таких террасах между сс. Малополовец-
124
кое и Яхны расположены рассматриваемые нами
поселения (рис. 1). В прошлом такие местополо-
жения, видимо, были покрыты грабово-дубовыми
снытьево-волосистоосоковым лесами, подобными
лесу, сохранившемуся в ур. Вороничи вдоль доли-
ны р. Суботь между сс. Малополовецкое и Велико-
половецкое. В современном древостое тут отмече-
ны дуб, ясень, клен остролистый, вяз, в подлеске
– лещина; в наземном покрове доминируют пред-
ставители дубравного разнотравья.
Проведенный В.С. Давыдчуком анализ ботани-
ческого состава современного растительного по-
крова водораздельной равнины, надпойменных
террас и склонов балок не выявил на территории
МАК признаков степной растительности даже в
экстремально сухих экотопах. Природный (условно-
восстановленный) растительный покров исследо-
ванной территории на современном этапе по струк-
туре условий местовыростания соответствует
лесным и луговым ценозам (Давидчук и др. 2007).
Палеопедологические исследования были прове-
дены на могильнике Малополовецкое-3. Тут просле-
жены две почвы – верхняя и нижняя, разделëнные
между собой белëсой прослойкой. Согласно вы-
воду, сделанному Ж.Н. Матвиишиной, исходя из
структуры профиля, нижняя почва I (0,4-0,9 м) раз-
вивалась во влажных условиях северной лесостепи.
Почва I развитая, идентифицируется с чернозëмом
типичным, который в настоящее время развивается
в лесостепной зоне, является карбонатным в пере-
ходных горизонтах и формируется в комплексе с
серыми лесными почвами в условиях северной ле-
состепи. Вероятно, что на этой территории были
распространены как широколиственные леса, так
и территории луговой степи. Почвы были плодо-
родными и пригодными для сельскохозяйственного
использования (Матвіїшина и др. 2005, 28 и сл.). В
пределах верхнего горизонта почвы I (Н – 0,4-0,7
м) располагалась древняя поверхность горизонтов
МП-II – МП-V, к которым относится большинство
погребений эпохи бронзы могильника.
Археозоологические коллекции Малополо-
вецкого-2А и Малополовецкого-3 были изучены
О.П. Журавлëвым (Журавльов 1997, 24-27; Журавлëв,
Лысенко 2000, 81-82; Журавлëв 2001, 60.62.68.85-87,
табл. 8-10). Сопоставляя различные памятники кон-
ца поздней и финальной бронзы с территории лесо-
степной Украины, исследователь приходит к выво-
ду, что «…на Малополовецком 2А … второе место
8
Стоит отметить, что в Субботове анализировались кости из верхнего слоя городища, т.е. уже собственно чернолесского
времени.
Сергей Лысенко
занимала после домашнего быка домашняя свинья,
примерно в полтора раза меньше было мелкого рога-
того скота и лошади. Возможно, … здесь на первую
роль, скорее всего, претендует географический фак-
тор. Возле Малополовецкого 2А вполне могло быть
больше лесов и меньше открытых пространств,
чем у Субботово8 и Дибровы» (Журавлëв 2001, 62).
Об определëнной залесенности территории МАК
в эпоху поздней бронзы свидетельствуют также на-
ходки в пределах нижней почвы Малополовецкого
могильника нескольких больших раковин виноград-
ной улитки (Helix), сделанные в разные годы. Одна
из раковин обнаружена в непосредственной близо-
сти к З от упомянутого выше погребениия № 52.
Таким образом, имеющиеся палеопедологиче-
ские и археозоологические материалы также сви-
детельствуют об определëнной залесенности тер-
ритории МАК в эпоху поздней бронзы (видимо, и
в белогрудовское время), что совпадает с анализом
современных ландшафтов.
***
Систематические археологические разведки
территории МАК позволяют наметить структуру
заселения территории комплекса в эпоху поздней
бронзы. Все памятники, на которых выявлены бе-
логрудовские материалы, расположены на терри-
тории сельсоветов сс. Малополовецкое и Яхны,
где они обнаружены не только вдоль р. Суботь, а
и практически на каждой обводнëнной балке. Эта
территория соответствует упомянутому выше
верхнему уровню водораздельной равнины. Тут от
«Караванного Шляха», который вëл с З к перепра-
вам через р. Днепр в районе Киева, отделялся «Чу-
мацкий Шлях», ведущий к переправам у Канева и
Трахтемирова. При переправе «Чумацкого Шляха»
через р. Суботь, на площади могильника Мало-
половецкое-3 и поселений Малополовецкое-2В и
Малополовецкое-2Г, располагалось трипольское
поселение периода Триполье В I-II. Трипольские
материалы выявлены и на поселении Малополо-
вецкое-4, что позволяет предполагать постепенное
сведение лесов на центральном участке МАК, уже
начиная с энеолита.
При расположении поселений решающую роль,
видимо, играли особенности топографии. Если на
пологом левом берегу реки поселения конца эпо-
хи поздней бронзы тянутся практически сплошной
полосой, то на высокий правый берег они выходят
Белогрудовский горизонт Малополовецкого археологического комплекса на Киевщине 125

Рис. 16. Малополовецкое-4. Материалы из объекта № 1 (2004 г.) и слоя рядом с ним.
126 Сергей Лысенко
Рис. 17. Малополовецкое-13. Объект № 1 (2004 г.).
лишь торцом, облепив относительно пологие скло-
ны и истоки обводнëнных балок.
К В от границы уровней водораздельной равни-
ны и практически до берега р. Каменка поселения
белогрудовского времени (и эпохи бронзы вообще)
не выявлены, несмотря на достаточно развитую ги-
дросистему правого берега реки. Не зафиксированы
они также к С от «Караванного Шляха» до р. Камен-
ка и к Ю от бассейна р. Суботь до Роставицы. К З и
В от центральной части МАК вдоль «Караванного
Шляха» на протяжении почти 30 км известны лишь
курганные могильники и одиночные курганы.
Видимо, результаты археологической разведки
территории также можно рассматривать в качестве
косвенного доказательства залесенности большой
излучины р. Каменка в белогрудовское время, когда
поселения тяготели к перекрëстку древних транзит-
ных путей, проходивших через оптимальные участ-
ки ландшафта, а вдоль путей до крупных водных
артерий тянулись лишь курганные могильники.
***
При изучении «белогрудовской культуры» и, в
первую очередь, еë керамического комплекса на се-
годняшний день эталонными остаются материалы
поселений Собковка на Уманьщине (Березанская
1964), нижнего горизонта Субботовского городища
(Тереножкин 1961) и Ворошиловка на Житомир-
щине (Березанская 1956). Однако, эти памятники
характеризуют белогрудовский горизонт лесостеп-
ного Побужья, Черкасского Поднепровья, границы
Житомирской лесостепи и Полесья и не отражают
реалий Правобережной Киевщины. Материалы из
закрытых комплексов МАК позволяют восполнить
этот пробел.
В качестве закрытых комплексов, вне всякого
сомнения, могут быть рассмотрены вымостки по-
дов очагов. Состав керамического комплекса всех
четырëх очагов достаточно однороден. В вымостку
очага из объекта № 1 Малополовецкого-2А входи-
ли 6 тюльпановидных горшков, корчага и 3 миски;
из объекта № 15 (частично разрушен) происходят
6 горшков и 2 миски; из объекта № 17– 4 горшка
и 2 миски (половину вымостки составляли камни).
Среди 18 полностью или частично реконструиро-
ванных сосудов, происходящих из двуслойной вы-
мостки пода печи объекта № 1 поселения Мало-
половецкое-13 – 12 тюльпановидных горшков, 2
 Белогрудовский горизонт Малополовецкого археологического комплекса на Киевщине 127

корчаги и 4 открытые миски. Таким образом, всего
из вымосток реконструировано 42 сосуда: 28 тюль-
пановидных сосудов с различной степенью отогну-
тости венчика, 3 корчаги и 11 мисок.
Обращает на себя внимание полное отсутствие в
керамическом комплексе (как очагов, так и прочих
объектов МАК) кубков с шаровидным корпусом и
черпаков, распространëнных как на западной, так
и на восточной Черкащине. Отсутствуют также
полуоткрытые миски-чаши с выделенной шейкой,
приземистые банки. Как и на других памятниках
северного ареала Белогрудовки, на Малополовец-
ком отсутствует орнаментация зубчатым штампом
и инкрустация белой пастой. Однако здесь большое

Рис. 18. Малополовецкое-13. Объект № 1. План и разрез купольного очага.

128 Сергей Лысенко

Рис. 19. Малополовецкое-13. Горшки из объекта № 1.

Белогрудовский горизонт Малополовецкого археологического комплекса на Киевщине 129

Рис. 20. Малополовецкое-13. Горшки и корчага из объекта № 1.

130 Сергей Лысенко

ствии будет характерна для керамики лесостепной

«скифоидной культуры» раннескифского времени).
На ряде горшков расположены на плечике налепы
в виде шишечек или горизонтальных упоров (рис.
8,2; 11,3.6-7; 14,2), по крайней мере в двух случаях
налепы были сдвоенные.
Корчаги представлены как большим (МП-2А,
об. 1, № 7; МП-13, об. 1, № 2), так средним (МП-
13, об. 1, № 19) и малым (МП-2А, рядом с очагом
об. 1) размерами. Особое внимание привлекает
большая чернолощëнная корчага с хорошо отму-
ченным тестом, в которой прослеживаются влия-
ния (импорт-?) раннегальштатских культур (На А)
Карпато-Подунавья (Балагури 2001). Близкие по
форме корчаги известны в землянках Субботовско-
го городища (Тереножкин 1961, 58, рис. 35).
Все миски относятся к открытому типу; боль-
шинство из них имеет слегка загнутый или рас-
Рис. 21. Малополовецкое-13. Корчага из объекта №1. ширяющийся внутрь край венчика. Ряд мисок из
объектов Малополовецкого-2А украшен по краю
количество керамики, в том числе горшков, имеет выступами-налепами (рис. 7,7.10; 8,6; 13,1); фр.
подлощенную поверхность, что для северного аре- подобных сосудов известны и в слое поселения
ала, в целом, не характерно.
Горшки из объектов белогрудовского горизонта
МАК по объëму могут быть условно разделены на
3 группы: малые (высота до 25 см), средние (вы-
сота от 25 до 35 см) и большие, тарные (высота
более 35 см). В каждой из вымосток представлены
все три группы горшков, за исключением объекта
№ 17, где отсутствует тарная керамика.
Во всех объектах зафиксированы тюльпановид-
ные горшки как собственно белогрудовского типа,
орнаментированные только налепным валиком по
плечику (гладким или расчленëнным), так и сосуды
белогрудовско-чернолесского типа, украшенные
как валиком, так и проколотыми жемчужинами под
венчиком. Из объекта № 17 Малополовецкого-2А
происходит тюльпановидный горшок (№ 1), укра-
шенный только проколами под венчиком. Сосуд №
3 объекта № 1 Малополовецкого-13 имеет два ва-
лика на плечике и под венчиком, ниже ряда проко-
лотых жемчужин (рис. 19,6). Венчик аналогичного
сосуда обнаружен также рядом с очагом объекта №
1 Малополовецкого-2А (рис. 8,1). Такая схема рас-
положения валиков, а также совмещение валика
под венчиком с проколами сближает сосуд с черно-
лесской керамикой Поднестровья (Крушельницька
1998, 149-150, рис. 92,V-VI). К этому же типу, ви-
димо, относится и небольшой фр. венчика сосуда с
расчленëнным валиком ниже края и наколами (рис.
23,3), происходящий из объекта № 1 Малополовец- Рис. 22. Малополовецкое-13. Миски из объекта №1.
кого-13 (подобная схема орнаментации впослед-
Белогрудовский горизонт Малополовецкого археологического комплекса на Киевщине 131

Рис. 23. Малополовецкое-13. Керамика из объекта № 1.

132 Сергей Лысенко
Рис. 24. Малополовецкое-3. 1,4 – керамика из погребения
№ 83 (горизонт МП-IV); 2-3 – керамика из погребения №
135 (горизонт МП-IV); 5 – миска, найденная рядом с по-
гребением № 52.
Малополовецкое-13. Миска (№ 5) из объекта №
17 Малополовецкого-2А и 2 миски (№ 10 и 11) из
объекта № 1 Малополовецкого-13 были частично
орнаментированы ниже края проколотыми жемчу-
жинами (рис. 13,3; 22,3.4). Часть мисок орнамен-
тированы по краю пролощенными наклонными
желобками разной ширины (рис. 11,4.5; 13,4; 22,2).
Большинство мисок примерно одинаковы по фор-
ме и диаметру, однако и здесь наблюдаются две
группы: более глубокие (выше 16 см) и менее глу-
бокие, высота которых не превосходит 15 см. Особ-
няком стоит глубокая миска (№ 10) из объекта №
1 Малополовецкого-2А и большая миска (№ 8) из
этого же объекта, диаметр которой достигал почти
50 см. Однако, видимо, подобные большие размеры
имели также и некоторые другие сильно фрагмен-
тированные миски из разных объектов.
Обращает на себя внимание ряд дополнительных
морфологических особенностей керамики. Так, на
двух сосудах разных типов был сделан специаль-
ный слив: на тюльпановидном горшке (№ 2) из объ-
екта № 15 Малополовецкого-2А край венчика был
изогнут в виде носика (рис. 12,3); на миске (№ 7) с
Малополовецкого-13 ниже среза венчика пробито
большое отверстие с бортиком (рис. 22,1).
Важным фактором для понимания белогрудов-
ского горизонта Киевщины представляется про-
слеженное на материалах всех объектов МАК сосу-
ществование «белогрудовского» валика и проколов
под венчиком. При этом такая керамика в закрытых
комплексах сочетается с «классическими» белогру-
довскими горшками, орнаментированными гладким
или редкорасчленëнным валиком. А.И. Тереножкин
относил появление сквозных проколов по краю
венчика, которые сочетаются с «расчленëнным
ямочками валиком на плечиках», ко второй ступени
чернолесской культуры – то есть уже к собственно
чернолесской культуре (Тереножкин 1961, 62.63).
Однако, эти выводы были сделаны на материалах
Черкащины, в первую очередь, Субботовского го-
родища. Как было показано, в Киевской лесостепи
(недалеко от границы с Полесьем) сочетание «бе-
логрудовского» валика с проколами широко рас-
пространено уже в белогрудовское время. Видимо,
в основе появления такой орнаментации лежит по-
стоянная взаимосвязь между населением северной
лесостепи и Полесья, где проколы и жемчужины
появляются на керамике тшинецкого типа ещë на
классическом этапе ее развития – в XV-XIII вв. до
н.э. (Ходосовка-Диброва). Большие открытые ми-
ски, в том числе с проколами под венчиком, также
известны на классических тшинецких памятниках
Киевского Полесья; в частности они происходят
из жилища № 1 поселения Здвижевка (Березанская
1972, табл. IV,1.5.6).
Тшинецкая подоснова керамического комплек-
са белогрудовского горизонта на Киевщине про-
слеживается и на МАК. С площади ритуального
комплекса 14 Малополовецкого могильника про-
исходит развал большого тюльпановидного сосуда
тшинецкого типа (объект № 49), имеющего рас-
ширение в нижней части корпуса по схеме, близ-
кой многим сосудами из белогрудовских объектов
МАК (Лысенко, Лысенко Св. 2001, рис. 3,6). Раз-
вал подобного сосуда обнаружен также в слое по-
селения Малополовецкое-2А, недалеко от объекта
№ 16. Небольшие сосуды с расширением в нижней
части корпуса находят аналогии в кубке и тюльпа-
новидном горшке из погребений № 83 и № 135 мо-
 Белогрудовский горизонт Малополовецкого археологического комплекса на Киевщине 133

гильника (рис. 24,1.3). Прообразом конических ми- Тшинецко-комаровскую подоснову белогрудов-

сок с прямым венчиком, подобных сосуду № 10 из
объекта № 1 Малополовецкого-2А, можно считать
миски, аналогичные найденной в погребении №
135 (рис. 24,2). Известны на тшинецкой керамике
предшествующих горизонтов и шишечки-налепы,
в частности на небольшой чаше, связанной с по-
гребением № 83 (рис. 24,4).
Погребения по обряду демембрации белогрудов-
ского горизонта (МП-V) Малополовецкого могиль-
ника также уходят корнями в предшествующие пе-
риоды, где они являются ведущей формой ритуала
горизонтов МП-II, МП-III и МП-IV. Важным пред-
ставляется и расположение белогрудовских посе-
лений в тех же экологических нишах, что и пред-
шествующие комаровско-тшинецкие, хотя и на-
блюдается значительное увеличение их количества
по сравнению с предшествующими периодами.
ской культуры неоднократно уже отмечали, на-
пример, А.И. Тереножкин (1961, 75.237), С.С. Бе-
резанская (1956, 51; она же 1964, 69.71-72; она же
1985, 512). Автор придерживается точки зрения,
что „белогрудовская культура“ не возникает на базе
тшинецко-комаровской, а отражает заключитель-
ный этап развития тшинецкого культурного круга
(ТКК) в лесостепном Побужье, восточной Волыни
и Днепровском лесостепном Правобережье (Лы-
сенко 2002, 92.93). Это был уже этап распада ТКК,
однако инновации, идущие, в данном случае, с
ЮЗ, из круга раннегальштатских культур Карпато-
Дунайского бассейна, ещë не доминируют (как это
происходит на чернолесском этапе), а являются
лишь некоторым фоном, что хорошо прослежива-
ется на белогрудовских материалах Малополовец-
кого археологического комплекса.

Библиография
Балагури 2001: Э.А. Балагури, Население Верхнего Потисья в эпоху бронзы (Ужгород 2001).
Березанська 1956: С.С. Березанська, Поселення ранього залізного віку в Житомирській області. В сб.: АП, вып. VI
(Київ 1956), 48–51.
Березанська 1961: С.С. Березанська, Деякi новi даннi про епоху бронзи в пiвнiчнiй частинi Середнього Поднiпров'я.
Археологiя XII, 1961, 102–118.
Березанська 1964: С.С. Березанська, Кераміка білогрудівської культури (За матеріалами розкопок біля с. Собківка).
Археологiя XVI, 1964, 49–75.
Березанская 1972: С.С. Березанская, Средний период бронзового века в Северной Украине (Киев 1972).
Березанская 1985: С.С. Березанская, Белогрудовская культура. В сб.: Археология Украинской ССР, т. 1 (Киев 1985),
499–512.
Березанская и др. 1984: С.С. Березанская, О.Г. Вангородская, А.А. Косарева, Отчëт о работе Ставищанского отряда
Лесостепной Правобережной єкспедиции Института археологии АН УССР в 1984 г. НА IA НАНУ, № 1984/35-а.
Березанська, Драгунова 1970: C.C. Березанська, М.I. Драгунова, Поховання бiлогрудiвської культури поблизу м. Бiла
Церква. Археологiя XXIII, 1970, 217–218.
Бондарь и др. 2007: К.М. Бондарь, И.В. Виршило, С.Д. Лысенко, Магнитное моделирование участков поселения
эпохи бронзы Малополовецкое-2А: некоторые результаты и прогноз. В сб.: Археология и геоинформатика, 4 (Москва
2007).
Бондарь и др. 2006: К.М. Бондар, А.В. Сухорада, С.Д. Лисенко, Р.В. Хоменко, І.В. Віршило, Т.Р. Гордієнко, Магнітна
модель поселення бронзової доби Малополовецьке-2А. В. сб.: Матеріали Всеукраїнської наукової конференції
«Моніторинг небезпечних геологічних процесів та екологічного стану середовища», Київ, 21-24 вересня 2006 р. (Київ
2006), 227–228.
Готун и др. 2002: І.А. Готун, С.Д. Лисенко, О.В. Петраускас, Р.Г. Шишкін, Археологічна карта Київщини. Фастівський
район (Київ 2002).
Давыдчук 1986: В.С. Давыдчук, Природно-территориальные комплексы Киевской области. В сб.: Использование и
охрана природной среды Среднего Приднепровья (Киев 1986), 167–183.
Давидчук и др. 2007: В.С. Давидчук, С.Д. Лисенко, Л.Ю. Сорокіна, Малополовецький археологічний комплекс.
Ландшафтна структура території досліджень. В сб.: АДУ 2005-2007 рр., 470–475.
Журавльов 1997: О.П. Журавльов, Археозоологічні матеріали з поселення Малополовецьке-2. В сб.: Прес-музей 7
(Фастів 1997), 24–27.
Журавлëв 2001: О.П. Журавлëв, Остеологические материалы из памятников эпохи бронзы лесостепной зоны Днепро-
Донецкого междуречья (Киев 2001).
Журавлëв, Лысенко 2000: О.П. Журавлëв, С.Д. Лысенко, Археозоологические материалы поселения Малополовец-
кое-2 и могильника Малополовецкое-3 эпохи поздней бронзы. В сб.: Археология и древняя архитектура Левобережной
Украины и смежных территорий (Донецк 2000), 81–82.
134 Сергей Лысенко

Кравченко 1993: Н.М. Кравченко, Пiд знаком зодiаку. В сб.: Прес-музей 1 (Фастів 1993), 9–12.
Кравченко, Петраускене 1993: Н.М. Кравченко, Л.В. Петраускене, Дослiдження багатошарового поселення
Малополовецьке-II. В сб.: АДУ 1992 р. (Київ 1993), 79–80.
Кравченко и др. 1992: Н.М. Кравченко, Л.В. Петраускене, В.В. Максимов, Отчëт о раскопках многослойного по-
селения Малополовецкое-2 (с. Малополовецкое Фастовского района Киевской области) и памятников черняховской
культуры могильника Обухов-Iа и поселения Обухов-I в 1992 г. НА IА НАНУ, № 1992/178.
Крушельницька 1998: Л.І. Крушельницька, Чорноліська культура Середнього Подністров'я (за матеріалами
непоротівської групи пам'яток) (Львів 1998).
Лысенко 2001: С.Д. Лысенко, Результаты исследований памятников эпохи бронзы у сел Малополовецое и Яхны в
1992-1998 гг. и периодизация эпохи средней-поздней бронзы на Фастовщине. В сб.: Археологічні пам'ятки Фастівщини.
Проблеми дослідження та охорони. Прес-музей 10-11 (Фастів 2001), 30–47.
Лысенко 2002: С.Д. Лысенко, К вопросу о месте памятников белогрудовского типа в системе культур эпохи поздней
бронзы Восточной Европы. В сб.: Археологія та етнологія Східної Європи: матеріали і дослідження III (Одеса 2002),
92–93.
Лысенко 2004: С.Д. Лысенко, Дополнения к археологической карте Фастовского района (1999-2004 гг.). В сб.:
Археологічні пам'ятки Фастівщини. Матеріали до археологічної карти Київської області. Прес-музей 20-21 (Фастів
2004), 85–152.
Магомедов 1988: Б.В. Магомедов, Отчет о работах Киевского отряда Среднеднепровской раннеславянской экспеди-
ции в Фастовском районе в 1988 г. НА IА НАНУ, № 1988/12-б.
Матвіїшина и др. 2005: Ж.М. Матвіїшина, О.Г. Пархоменко, С.Д. Лисенко, Палеопедологічне вивчення голоценових
відкладів археологічних пам’яток Середнього Подніпров’я (на прикладі Малополовецького археологічного комплек-
су). В сб.: Регіональні проблеми України: географічний аналіз та пошук шляхів вирішення (Херсон 2005), 28–32.
Петровская 1974: Е.А. Петровская, Отчëт о раскопках поселения в ур. Подгородище у г. Обухова Киевской обл. (XI-
IX вв. до н.э.). НА IА НАНУ, № 1974/24-а.
Тереножкин 1961: А.И. Тереножкин, Предскифский период на Днепровском Правобережье (Киев 1961).
Kovalyukh et al. 1998: N. Kovalyukh, V. Skripkin, V. Klochko, S. Lysenko, Absolute (radiocarbon) chronology of the eastern
trzciniec culture in the Dnieper bazin (the Malopolovetske burial site). In: Baltic-pontic studies 6 (Poznan 1998), 130–140.

Сергей Лысенко, канд. ист. наук, Институт археологии, Национальная Академия наук Украины,
пр. Героев Сталинграда, 12, 04210, Киев, Украина.
 ИССЛЕДОВАНИЯ КУРГАНОВ ЭПОХИ БРОНЗЫ И СКИФСКОГО ПЕРИОДА
У г. ОРДЖОНИКИДЗЕ (УКРАИНА) В 2007 г.
(предварительное сообщение)

Сергей ПОЛИН, Людмила ЧЕРНЫХ, Марина ДАРАГАН, Сергей РАЗУМОВ, Киев

Cercetarea tumulilor aparţinând epocii bronzului şi perioadei scitice din vecinătatea or. Ordžonikidze (Ucraina)
în anul 2007 (raport preliminar). În anul 2007 în preajma or. Ordžonikidze (reg. Dnepropetrovsk, Ucraina) au
fost efectuate, în conformitate cu legislaţia în vigoare privind protecţia monumentelor istorice şi culturale de pe
teritoriul Ucrainei, săpături de salvare a tumulilor în zona carierelor asociaţiei “Орджоникидзевский горно-
обогатительный комбинат”. Din tumulii cercetaţi, unul aparţinea epocii bronzului, iar doi – perioadei scitice
(sec. IV î.e.n.). Tumulul din epoca bronzului (nr. 31), cu înălţimea de 0,5m şi diametrul de 45×30 m, conţinea
opt înmormântări: două morminte ale culturii Jamnaja, patru – ale culturii Katakombnaja şi două – ale culturii
Babino (Mnogovalikovaja). Tumulul nr. 32, cu înălţimea de 2 m şi diametrul de până la 30 m, conţinea patru
morminte – unul aparţinând nomazilor turanici timpurii (sec. IX – înc. sec. X e.n.) şi trei scitice (sec. IV î.e.n.).
Alte trei morminte scitice din sec. IV î.e.n., cu catacombă, au fost depistate în tumulul nr. 33, cu înălţimea de 0,5 m
şi diametrul de 14 m.

В 2007 г. в районе г. Орджоникидзе Днепропетровской области Украины в соответствии с законодатель-

ством об охране памятников истории и культуры Украины проведены охранные исследования курганов в
зоне карьеров ОАО “Орджоникидзевский горно-обогатительный комбинат”. Из исследованных курганов
один относился к эпохе бронзы, два – к скифскому периоду (IV в. до н.э.). Курган эпохи бронзы (№ 31), высо-
той 0,5 м и диаметром 45×30 м, содержал 8 погребений эпохи бронзы: 2 погребения ямной КИО, 4 погре-
бения катакомбной КИО, 2 погребения бабинской КИО (КМК). Курган № 32, высотой до 2 м и диаметром
до 30 м, содержал 4 погребения: 1 средневековое кочевническое (ІХ – начала Х в. н.э.) и 3 скифского времени
IV в. до н.э. В курган № 33, высотой 0,5 м и диаметром 14 м, обнаружено три скифских катакомбных по-
гребения IV в. до н.э.

Investigations of the Bronze and Scythian Age barrows near the town of Ordjonikidze (Ukraine) in 2007
(preliminary report). In the year of 2007, in the vicinity of the town of Ordjonikidze (Dnepropetrovsk district,
Ukraine) were investigated, in conformity with the legislation for protection of historical and cultural monuments
from the territory of Ukraine, rescue excavations in the ОАО “Орджоникидзевский горно-обогатительный
комбинат” extraction mines area. Among the investigated barrows, one relates to the Bronze Age, another two
– to the Scythian period (IV century BC). The Bronze Age barrow (nr. 31), with a height of 0,5m and diameter
of 45×30 m, contained eight burials: two of them, relating to of Pit-Grave (Yamnaya) culture; another four – to
Catakomb culture, and the other two – to Babino (Mnogovalikovaya) culture. The barrow nr. 32, with the height of
2 m and a diameter of up to 30 m, contained four burials – one, belonging to the medieval nomads (IX – beginning
of the X century BC) and three scythian (IV century BC). Another three scythian burials from the IVth century BC,
with catacombs, were unearthed in the barrow nr. 33, which had a height of 0,5 m and a diameter of 14 m.

Key words: Eastern Europe, Dnieper’s basin, barrows, Bronze Age, Scythian period, Greek amphorae

Revista Arheologică, serie nouă, vol. IV, nr. 1, 2008, p. 135-145

136 Сергей Полин, Людмила Черных, Марина Дараган, Сергей Разумов
В августе-октябре 2007 г. Орджоникидзевская
экспедиция ИА НАНУ в соответствие с Законом
Украины «Об охране археологического наследия»
проводила охранные раскопки курганов в райо-
не с. Старая Катериновка Никопольского района
Днепропетровской области Украины в зоне зем-
леотвода на следующий год под Шевченковский
и Северный карьеры ОАО “Орджоникидзевский
горно-обогатительный комбинат”. В перспективе
подлежали сносу 4 кургана, которые и были рас-
копаны.
Следует отметить, что Орджоникидзевский ГОК
добывает марганец открытым способом, при кото-
ром под карьеры ежегодно уходят десятки гектаров
степных территорий. При этом уничтожается окру-
жающий ландшафт, в том числе и археологические
памятники. И если при последующей рекультива-
ции отработанных площадей восстанавливаются
сельскохозяйственные и прочие угодья, то археоло-
гические объекты (здесь – это курганы) при этом
Рис. 1. Общий план кургана № 31 у г. Орджоникидзе.
уничтожаются безвозвратно. Во избежание это-
го в соответствии с законодательством об охране
памятников истории и культуры УССР-Украины
охранные исследования курганов в зоне карьеров
Орджоникидзевского ГОКа непрерывно ведутся
уже на протяжении более 40 лет, в тесном сотруд-
ничестве и при содействии руководства ОГОКа.
Такое полнокровное сотрудничество продолжается
и в последние годы, несмотря на изменение формы
собственности – превращения предприятия из госу-
дарственного в акционерное. Начиная с 1964 г., на
территории карьеров ОГОКа раскопано более 300
курганов – от полностью уничтоженных вспашкой
до гигантов высотой в 9-10 м. Необходимо заме-
тить, что раскопки большого числа таких высоких
скифских курганов, к тому же содержащих боль-
шие и весьма глубокие подземные сооружения,
было возможным только при мощном техническом
обеспечении со стороны комбината (Полин, Нико-
лова 1995).
 Исследования курганов эпохи бронзы и скифского периода у г. Орджоникидзе (Украина) в 2007 г.
***
Из исследованных в 2007 г. четырëх курганов один
относился к эпохе бронзы, два – к скифскому перио-
ду (IV в. до н.э.). Одна распаханная насыпь, высотой
до 0,4 м, археологических объектов не содержала –
вероятно, они были разрушены глубокой вспашкой.
Курганы находились на высоком степном водораз-
дельном плато, опускающемся к ЮВ в сторону до-
лины р. Чертомлык и к СЗ к Перевизской балке, и
в целом находились в междуречье рр.Чертомлык и
Солëная, правых притоков Днепра.
Курган № 31 (эпохи бронзы) – одиночный кур-
ган, расположенный на удалении до 750 м к З от
основной группы. Насыпь, разрушенная распаш-
кой, возвышалась на 0,5 м над уровнем древнего
горизонта. Форма насыпи, возможно, вследствие
распашки, несколько вытянута: еë размеры 45×30
м (рис. 1). В кургане выявлено 8 погребений эпохи
бронзы: 2 погребения ямной КИО (№№ 5, 7), 4 по-
гребения катакомбной КИО (№№ 2, 3, 6, 8), 2 по-
гребения бабинской КИО (КМК) (№№ 1, 4).
Курган возведен в один приëм над основным
погребением № 7 ямной культуры. Сооружение
насыпи производилось из окружающего грунта, о
чëм свидетельствуют срытая поверхность древне-
го горизонта за пределами центральной части кур-
гана радиусом до 5 м и широкая ложбина вокруг
кургана, образовавшаяся от выемки грунта вплоть
до материковой глины. Понижение уровня мате-
рика наблюдалось в радиусе от 11-13 м в южной
поле кургана и в радиусе от 10 м в северной поле.
По этим данным первичная насыпь, ограниченная
ложбиной выемки грунта, первоначально имела
диаметр около 23 м.
Основное погребение было совершено в прямоу-
гольной яме, с широкими уступами по периметру, и
углублëнной погребальной камерой в центре ямы.
Ориентировано по линии ВЮВ-ЗСЗ. Уступы устро-
ены на глубине 1,25 м от уровня древнего горизон-
та. Дно погребальной камеры была опущено на 1,18
м ниже уступов на глубину 2,42 м от древней под-
курганной поверхности, углы камеры чëтко выделе-
ны и подчëркнуты желобками. Вокруг погребения
на древнем горизонте располагался мощный коль-
цевой материковый выкид, диаметром по внешнему
краю 7,5-8,1 м, шириной от 1,0 до 2,5 м, мощностью
0,35-0,4 м. Вероятно, мощность выкида ввела в за-
блуждение грабителей, предположивших в данном
случае скифское захоронение. Грабительский ход
1
Здесь и далее определения А.Д. Козак.
137
прослеживался с уровня дневной поверхности над
южной частью могильной ямы. С поверхности ма-
терика его дно углублялось к погребальной камере
тремя ступеньками, разрушившими ЮЗ часть сте-
нок могильной ямы. Грабители почти полностью
уничтожили скелет погребëнной (женщина 50-60
лет1) и прокопали дно в центральной части каме-
ры. От скелета сохранились верхняя часть черепа
и часть правой ноги, согнутой в коленном суста-
ве, судя по которым и по отпечаткам на подстилке,
погребëнный лежал в скорченном положении, голо-
вой на ЗСЗ. Кости окрашены тëмно-красной охрой,
под черепом сохранился слой коричневого тлена,
пропитанного охрой. Толстый слой древесного
тлена с охрой прослеживался на сохранившейся
площади дна по периметру ямы, под которым на-
блюдался белый тлен от травы. В грунте заполнения
обнаружен маленький фрагмент стенки лепного со-
суда эпохи ранней бронзы (рис. 2).
В 2,5 м к СВ от центра было впущено ямное по-
гребение № 5, совершëнное в прямоугольной, рас-
ширенной ко дну яме, ориентированной в направле-
нии В-З. На дне на глубине 1,23 м от уровня днев-
ной поверхности, лежал скелет ребëнка 4-5 лет – на
спине, головой на З. Руки вытянуты вдоль тулови-
ща, ноги, согнутые коленями вверх, упали вправо.
Кости скелета окрашены тëмно-красной охрой. Под
черепом толстый слой охры и древесного тлена.
Под скелетом сохранились белый тлен камышовой
подстилки с остатками продольных волокон, пере-
крытый слоем охры толщиной 2-3 мм (рис. 2).
В ямных погребениях применялись деревянные
перекрытия, остатки которых найдены в заполне-
нии ям. В погребении № 5 на дне западной части
ямы вдоль стенок прослежено 17 округлых в пла-
не конусовидных в разрезе ямок от опорных вер-
тикальных столбиков, поддерживавших перекры-
тие. В погребении № 7 подобные ямки отмечены
на поверхности уступов вдоль южной и северной
стенок, а кроме того, в материковых стенках на 0,4-
0,5 м выше уровня уступов по периметру восточ-
ной половины ямы. Последние, вероятно, являются
следами от упора горизонтального перекрытия, на-
ходившегося выше уровня уступов.
Следующий хронологический горизонт в курга-
не представляют четыре погребения катакомбной
КИО, совершëнные в вытянутом положении на
спине в катакомбах с округлыми входными ямами и
овальными камерами. Форма погребальных соору-
138 Сергей Полин, Людмила Черных, Марина Дараган, Сергей Разумов

Рис. 2. Планы погребений №№ 1-5, 7,8 в кургане № 31 у г. Орджоникидзе.

 Исследования курганов эпохи бронзы и скифского периода у г. Орджоникидзе (Украина) в 2007 г.
жений и поза скелетов указывают на их принадлеж-
ность к ингульской катакомбной культуре. Три из
них (№№ 2, 3 и 6) сходны в деталях погребального
обряда. Они были впущены в В, Ю и ЮЗ склоны на-
сыпи примерно на одинаковом расстоянии от центра
и имели радиальную планировку катакомб камерой
к центру насыпи. Погребения были неглубокими –
дно входных колодцев устраивалось на уровне по-
верхности материка, погребальные камеры углубля-
лись в материк на 0,5-0,6 м. В камерах находились
одиночные погребения взрослых людей: № 2 – муж-
чина 25-30 лет, № 3 – мужчина 40-50 лет, № 6 – муж-
чина 30-40 лет (рис. 2). Два погребения содержали
инвентарь: в погребении № 3 под черепом скелета
лежали кремнëвый скребок и фрагмент костяного
острия; в погребении № 6 под черепом скелета – два
кремнëвых изделия (рис. 3). Одно из них, обнару-
женное под нижней челюстью погребëнного, пред-
ставляет особый интерес: это миниатюрная фигур-
ка, не являвшаяся орудием, а, вероятно, носившаяся
на шее в качестве амулета, о чëм свидетельствует
характерная залощенность центральной поверхно-
сти изделия. Она изготовлена на отщепе мелового
кремня тëмно-серого и коричневого цвета толщиной
0,5 см. Фасетками крутой ретуши, нанесëнной по
периметру, изделию придана ромбовидная форма,
близкая к очертаниям антропоморфных стел эпохи
бронзы – выделены «головка» и высоко расположен-
ные симметричные «плечики». На одной из плоско-
стей, где находился слой коричневого цвета, в цен-
тре изделия, между нижней частью выступающих
плечиков – круглая ямка диаметром 0,6 см. Размеры
изделия: высота 2,4 см, ширина по «плечикам» – 2,3
см (рис. 3). Также в изголовье скелета стояла лепная
плоскодонная чаша с парой цилиндрических высту-
пов под горловиной, орнаментированная глубокими
прочерченными линиями.
Четвертое ингульское погребение в кургане №
8 было значительно удалено от центра – соверше-
но у южной подошвы на месте впадины, затëкшей
чëрным грунтом, окружавшей курган, возможно, за
пределами его древней насыпи. Его камера была
выведена по касательной к окружности кургана
«по часовой стрелке». Входная яма, забитая мате-
риковой глиной, была углублена в материк на 1,1 м,
а дно погребальной камеры находилось на 0,67 м
ниже – на глубине 2,84 м от поверхности. В камере
находились останки от двух разновременных по-
гребений взрослых мужчин 25-30 и 40-55 лет: ске-
лет первого погребëнного при подзахоронении был
сдвинут под западную стенку камеры, противопо-
ложную входу, скелет второго погребëнного зани-
мал центральное место в камере (рис. 2).
139
Отмеченные особенности в обряде ингульских
катакомбных погребений отмечались и в других
курганах, раскопанных на территории Никополь-
щины, в частности, в кургане № 22 (Малая Лаурка)
у г. Орджоникидзе (Полин и др. 2001, 32-33). Не
исключено, что дальнейшие наблюдения позволят
выделить группы погребений ингульской культу-
ры, различающиеся характером их расположения в
кургане, что может быть отражением как хроноло-
гических, так и социальных различий.
Наиболее поздний хронологический горизонт в
кургане представлен двумя погребениями бабинской
КИО (КМК). Одно из них (№ 1) было совершено в
насыпи ЮВ склона, на глубине 0,5 м от дневной по-
верхности (0,65 м от 0). Погребальное сооружение
не прослежено. Скелет женщины 20-35 лет лежал
на левом боку в скорченном положении, головой на
В. За головой стоял лепной банковидный сосуд с на-
лепным валиком вокруг горловины и плоским дном,
выделенным закраиной. Второе погребение (№ 4)
совершено в ЮЗ секторе кургана. Погребальное
сооружение в виде ямы с подбоем было опущено в
материк на 0,4 м. В подбое находился скелет взрос-
лого мужчины 25-35 лет в скорченном положении
на левом боку, головой на ЮВ. На бедренной кости
его левой ноги, ближе к коленному суставу, лежала
костяная пряжка – овальная, с двумя разновеликими
отверстиями. Судя по деталям обряда и характеру
инвентаря оба погребения относятся ко второму
этапу развития традиций бабинского культурного
круга (Литвиненко 2006, 157-187) и имеют много-
численные аналогии среди курганных погребений
Никопольщины, раскопанных Орджоникидзевской
экспедицией. В большинстве случаев такие погре-
бения завершают период функционирования кур-
ганных могильников, начало возведения которых
относится к периоду позднего энеолита или ранней
бронзы. В отдельных случаях наиболее поздними
впускными погребениями в такие курганы являют-
ся погребения раннего железного века или перио-
да средневековья, в то время как племена срубной
КИО возводили свои собственные курганы.
Курганы № 32 и № 33 входили в большую груп-
пу курганов, вытянутых по линии З-В на протяже-
нии около 1 км. По нашим разведкам 1995 г., поми-
мо 5 сохранившихся насыпей в западной половине
могильника, насчитывается ещë до десяти полно-
стью распаханных, заметных лишь по жëлтым пят-
нам разрушенных вспашкой выкидов из могил на
восточной окраине группы. Раскопаны два самых
больших кургана, завершавших группу на западе
и располагавшихся в самой высокой точке данной
местности.
140 Сергей Полин, Людмила Черных, Марина Дараган, Сергей Разумов

Курган № 32. Высота кургана составляла около
2 м, диаметр кургана около 30 м. Курган был самым
крупным в группе. Располагался в самой высокой
точке данной местности. Большая часть кургана не
распахивалась. Вершина кургана разрушена вслед-
ствие установки триангуляционного знака, а также
грабительских раскопок. На поверхности встреча-
лись отдельные камни от крепиды.
Курган содержал 4 погребения: 1 – средневековое
кочевническое и 3 скифского времени IV в. до н.э.
Курган был сооружен в один приëм над централь-
ным погребением № 3 из кусков дëрна, обложен
простейшей крепидой из наклонных плит белого
известняка по основанию и окружëн кольцевым
рвом в форме неправильной окружности. Диаметр
рва по внешнему контуру по линии С-Ю составлял
30,2 м, по линии З-В – 33,5 м. По крепиде точно
устанавливается первоначальный диаметр кургана,
составлявший 21 м. С западной и восточной сторо-
ны ров имел проходы шириной 0,5 м на уровне ма-

Рис. 3. План и находки из погребения № 6 в кургане № 31 у г. Орджоникидзе.

 Исследования курганов эпохи бронзы и скифского периода у г. Орджоникидзе (Украина) в 2007 г.
терика. Ширина рва на том же уровне достигала 1,5
м, глубина 1,0 м. Прилегающие к обоим проходам
участки рва протяжëнностью до 10 м заполнены
остатками поминальной тризны: развалами амфор
различной полноты, а также черепами и конечно-
стями лошадей, уложенными непосредственно на
дно рва, сразу же после его выкапывания. Вероят-
но, процесс отправления тризны происходил где-
то в стороне. К сожалению, окружающая курган
территория разрушена многолетней вспашкой, и
это место обнаружить не удалось, несмотря на це-
ленаправленные поиски. После завершения тризны
на стороне разбитые амфоры (половинки и более
мелкие части) были полностью или частично – от
нескольких фрагментов до полного развала – уло-
жены в ров (рис. 4). В общей сложности здесь об-
наружены остатки не менее 50 амфор производства
Фасоса, Синопы, Хиоса, Пепарета, Гераклеи и ам-
фор, до недавнего времени определявшихся как
боспорские или раннехерсонесские, а ныне – неу-
становленный центр в Пропонтиде или Северной
Эгеиде (Монахов, Кузнецова, 2008). Десять амфор
Гераклеи, Фасоса и Синопы имели клейма с имена-
ми магистратов Гераклеи Сатира и Лисифея, Фасо-
са – магистратов Лагета, Аристократа и Архестра-
та, Синопы – Аполлодора I, синхронизирующихся
в пределах 360-350 гг. до н.э.2. Помимо этого среди
остатков тризны обнаружено несколько фрагмен-
тов лепного скифского сосуда.
Помимо развалов амфор во рву, небольшое коли-
чество амфорных обломков (до 50 шт.) было обна-
ружено под материковым выкидом из первичного
в кургане захоронения № 3. К нашему изумлению,
подавляющее большинство найденных здесь фраг-
ментов объединилось с амфорами из тризны. Бла-
годаря этому, в сочетании с тем обстоятельством,
что остатки тризны были уложены в ров непосред-
ственно на его дно, реконстируируется совершен-
но необычная картина. Сооружение кургана было
начато с выкапывания кольцевого рва, после этого
где-то рядом с курганом была совершена тризна,
значительная часть остатков которой немедленно
была уложена на дно рва, и совсем немного фраг-
ментов амфор (около 50) были брошены в центре
кургана, и только после этого было начато копание
первичного в кургане погребального сооружения №
3 для захоронения подростка и ребëнка, материко-
вый выкид из которого накрыл уложенные в центре
амфорные обломки. Обычно считается, что тризна
в скифских курганах совершается после заверше-
2
Прочтение клейм, определения и датировка С.Ю. Монахова и В.И. Каца.
141
ния строительства кургана, что, по-видимому, в
большинстве случаев действительно так и было.
Об этом обычно свидетельствует то обстоятель-
ство, что остатки тризны в подавляющем большин-
стве скифских курганов Северного Причерноморья
лежат во рвах на слое затëчного заполнения, при-
мерно на середине глубины рва. Такой слой затëка
успевал образоваться за период сооружения по-
гребальных сооружений, проведения ритуала захо-
ронения и сооружения насыпи кургана. Случай в
кургане № 32 представляется весьма необычным и
на сегодняшний день уникальным.
Позднее в ЮЗ край кургана впущено грандиозное
по глубине и объëму подземного сооружения воин-
ское погребение № 4, для чего предварительно раз-
биралась и затем восстанавливалась крепида. Позд-
нейшее из скифских в кургане детское погребение-
кенотаф № 2 впущено в северный край крепиды,
для чего она была предварительно разобрана, а по
завершению погребения восстановлена, но уже кам-
нями другой породы – плитами зеленоватого слан-
ца, нигде более в крепиде не зафиксированными. В
средневековье в середину восточного склона было
впущено в насыпь на крайне незначительную глу-
бину было впущено парное воинское захоронение.
Погребение № 1. Парное средневековое погребе-
ние впущено в насыпь в 7 м к В от центра кургана.
В подпрямоугольной яме глубиной 0,4 м от совре-
менной поверхности находились 2 скелета молодых
мужчин вытянуто на спине, черепами на ЗСЗ. Кон-
туры ямы прослежены приблизительно, по остаткам
тлена от подстилки и расположению инвентаря. В
районе черепов находились фрагменты лепного со-
суда (сохранилась только придонная часть). Справа
вдоль скелета № 1 (левого) лежало железное рубя-
щее оружие (палаш либо слабоизогнутая сабля),
частично (до локтя) перекрывавшее правую руку
погребëнного. В районе таза найдены пластинки из
золотой фольги от перевязи, бронзовые, серебряные
и серебряные с позолотой пряжки и бляшки (в том
числе с зоо- и антропоморфными изображениями),
а также наконечники ремней от поясного набора,
костяная изогнутая пластина (накладка на сложный
лук). Схожий поясной набор находился в районе таза
и между бедренных костей скелета № 2. У его право-
го колена также располагалась костяная пластина-
накладка. В районе таза обоих скелетов находились
железные черешковые наконечники стрел.
Предварительно инвентарь данного погребения
может быть соотнесëн с венгерскими древностями
142 Сергей Полин, Людмила Черных, Марина Дараган, Сергей Разумов
раннего средневековья и датироваться ІХ – началом
Х века. Несомненно, этот комплекс требует отдель-
ной полноценной публикации.
Погребение № 2. Впущено в край кургана к С от
центра непосредственно в крепиду. Совершено в
яме с подбоем. Входная яма прямоугольной фор-
мы, с закруглëнными углами, размерами 1,10×0,6
м, ориентирована с ЮЗ на СВ. Еë дно на глубине
0,65 м от уровня погребëнного чернозëма перехо-
дит в продольную материковую ступеньку шири-
ной 0,25 м и высотой 0,2 м вдоль СВ стенки ямы.
Камера устроена в южной стенке входной ямы на
одном уровне с еë дном. Вход закрывал каменный
заклад из мелких плит зеленоватого сланца. Камера
овальной в плане формы, размерами 1,45×0,75 м и
глубиной 0,86 м от уровня погребëнной поверхно-
сти, ориентирована параллельно входной яме.
Какие-либо находки или костные остатки или даже
следы их былого пребывания в камере отсутствова-
ли. Более того, дно камеры представляло собой го-
лый материк, отсуствовали даже следы какой-либо
подстилки. Учитывая, что заклад камеры находился
в непотревоженном состоянии, свод камеры был це-
лым и никаких следов позднейшего ограбления ни
во входной яме, ни в камере не обнаружено, данное
погребение вероятнее всего является кенотафом,
посвящëнным, судя по его размерам, ребенку.
Погребение № 3 (основное). Находилось в цен-
тре кургана. Входную яму окружало кольцо мощ-
ного глиняного выкида, под которым обнаружены
несколько десятков фрагментов амфоры.
Входная яма прямоугольной в плане формы, раз-
мерами 2,43×0,93 м, ориентирована по длине с З на
В. Книзу она несколько расширялась, переходя ко
дну двумя продольными ступеньками. Ступеньки
покрыты слоем камыша, достаточно толстым на
нижней. Глубина входной ямы 3,2 м от уровня древ-
него горизонта. Вход в камеру находился в северной
стенке. На входе в дне прорыта канавка (шириной
0,1-0,14 м глубиной 0,1 м) для установки деревян-
ного заклада. На дне, в западной части второй сту-
пеньки зафиксировано углубление подтреугольной
формы с длиной сторон около 0,12 м, которое мож-
но связывать с установкой примитивной деревян-
ной лестницы, использовавшейся при сооружении
погребения и для совершения погребального обря-
да, о чëм свидетельствует факт перекрывания углу-
бления нетронутым слоем камышовой подстилки.
Гробница была ограблена через входную яму, ког-
да существовал заклад, и камера была свободной от
грунта. В заполнении входной ямы был обнаружен
фрагмент серебряной трубки, обломки человече-
ских костей, а также небольшой необработанный
кусок известняка.
Подпрямоугольная в плане погребальная каме-
ра размерами 2,8×2,0 м ориентирована также с З
на В. Максимальная глубина камеры 3,4 м. В СЗ
углу и под западной стенкой камеры обнаружены
остатки напутственной пищи – кости крупного ко-
пытного животного (лопатка, рëбра, кости, конеч-
ности). Среди них встречались фрагменты мелких
железных изделий – П-образных скоб с остатками
дерева на поверхности и кости, а также нож. Вос-
точнее костей животных обнаружены фрагменты
детского черепа, верхней и нижней челюсти с мо-
лочными зубами и шейных позвонков. Восточнее
обнаружены фрагменты костей рук, ног, рëбер и
позвонков ребëнка. Ближе к СВ углу камеры най-
дены в непотревоженном состоянии две бедренные
и правая большая берцовая кости, а также локтевые
кости левой руки подростка. Под ними зафиксиро-
ван тлен от тонких деревянных плашек. В районе
правого тазобедренного сустава найдено скопление
стеклянных бусин (не меньше 4 глазчатых и одна
крупная шестиугольная). Вероятно, первоначально
они находились в виде браслета на правом запястье
погребëнного. Под северной стенкой камеры, по-
верх тлена от деревянных плашек, находились мел-
кие фрагменты костей ребëнка, железные изделия в
виде несомкнутой трубки и бронзовый трëхгранный
наконечник стрелы. Судя по сохранившимся ко-
стям, скелет лежал вытянуто на спине головой на
З. По всей площади дна камеры прослежены остат-
ки многослойной подстилки в виде органического
тлена тëмно-коричневого (дерево), белого (трава) и
фиолетового (войлок) цвета. По костям устанавли-
вается наличие в камере подростка и ребëнка.
Погребение № 4 впущено в ЮЗ край насыпи
кургана. Совершено в погребальном сооружении
сложной конструкции – большая прямоугольная
входная яма поперечной ориентации, широкий
длинный дромос в длинной продольной стене, за-
вершающийся большой поперечной подовальной
в плане камерой. Поражают необычайно большие
размеры сооружения и его глубина, превышающая
глубину основного погребения кургана № 3 более
чем на 3 м. Подобные параметры и конструкция ха-
рактерны для курганов высшей скифской знати.
Входная яма прямоугольной в плане формы,
размерами 1,5×3,6 м, ориентирована по линии
СЗ-ЮВ. Верхняя часть по грабительской воронке
была заполнена чернозëмом, отчасти затëчным,
а в нижней, непотревоженной части сохранилось
первоначальное заполнение материковым выки-
дом. В чернозëмной части заполнения встречались
в значительном количестве известняковые камни.
Часть из них, безусловно, происходит из крепиды.
Но чрезмерно большое их количество наводит на
 Исследования курганов эпохи бронзы и скифского периода у г. Орджоникидзе (Украина) в 2007 г. 143

мысль о существовании на уровне древнего гори-

зонта каменной вымостки, перекрывавшей вход-
ную яму и разрушенной при ограблении. Глубина
входной ямы от уровня материка 5,5 м. Стенки ямы
ко дну расширялись в стороны до 0,3-0,4 м. От
дна входной ямы под углом около 45° на глубину
до 0,60 м шëл спуск ко входу в дромос, вырытый в
СВ стенке, длиной 0,65 м. На спуске зафиксирова-
ны остатки двухслойной подстилки органического
происхождения. Перед устьем дромоса в нижней
части спуска входной ямы зафиксированы остатки
заклада из вертикально стоящих деревянных плах,
шириной до 0,20 м. Заклад сохранился только в
восточной части дромоса. Под западной стенкой
дромоса он разрушен грабительским ходом, ши-
риной в районе заклада около 1,2 м. В заполнении
грабительского хода обнаружено несколько де-
сятков наконечников стрел и человеческий череп.
Дромос находился на одной линии с входной ямой
и продолжал начавшийся во входной яме спуск до
глубины 6,5 м. Длина дромоса около 2,2 м при ши-
рине 3,6 м (на всю длину входной ямы).
Погребальная камера подовальной в плане формы
размерами 3,6×2,6 м, ориентированная с СЗ на ЮВ,
располагалась перпендикулярно дромосу. Дромос
опускался в камеру наклонной ступенькой высотой
0,1 м. Дно на глубине 6,7 м от уровня древнего го-
ризонта, оно слегка повышалось к противополож-
ной стенке. На входе в камеру лежала на боку раз-
давленная упавшим сводом амфора. Под западной
стенкой камеры находились остатки напутственной
пищи в виде скопления костей крупных копытных
животных (рëбра, лопатки, кости конечности). Сре-
ди костей обнаружен фрагмент золотой обкладки
деревянной чаши, железный нож с костяной руч-
кой, два коррозированных бронзовых и один же-
лезный предмет. Под северной стенкой камеры ле-
жало большое скопление сильно коррозированных
железных изделий (копья, удила, псалии?).
В центре камеры рядом лежали вытянуто на спи-
не два скелета, ориентированные головами на З.
Ближе к северной стенкой находился скелет муж- Рис. 4. Восстановленные формы амфор из тризны кургана
чины 50-60 лет (скелет № 1), а между ним и входом № 32 у г. Орджоникидзе: 1- Гераклея Понтийская; 2 –
в камеру – скелет женщины 50-60 лет (скелет № 2). Фасос; 3 – неизвестный тип; 4 – Хиос; 5 – Менда; 6 –
Под ними прослежены остатки подстилки органи- неустановленный центр в Пропонтиде или Северной
ческого происхождения. Эгеиде; 7 – тип Солоха II (Пепарет).
Погребение ограблено в древности. Грабители
вошли в камеру, свободную от грунта. При ограбле- чатых стеклянных бус. Возле правого плеча найде-
нии скелеты были разрушены лишь частично, по- ны три изделия из серебряной проволоки, а одно
скольку грабители имели возможность без всяких кольцо из витой серебряной проволоки обнаружено
затруднений собрать все интересовавшие их вещи. на месте отсутствующего черепа. За головой скеле-
Сдвинуты с мест лишь черепа и кости рук, обнару- та женщины найдено свинцовое пряслице в виде
женные в заполнении дромоса. На скелете женщи- колëсика со спицами и железные кольцо и трубка.
ны на правом запястье сохранился браслет из 6 глаз- На скелете мужчины на ногах сохранились бронзо-
144 Сергей Полин, Людмила Черных, Марина Дараган, Сергей Разумов
вые поножи. Вдоль левого бедра обнаружены остат-
ки колчана – скопление бронзовых наконечников
стрел. По датировке погребение № 4 очень близко
к датировке первичного захоронения № 3, в тризне
которого найдены амфоры Менды мелитопольского
типа, аналогичные найденной в погребении № 4.
Курган № 33. Насыпь разрушена многолетней
распашкой. Сохранившаяся высота кургана 0,5 м
от уровня древнего горизонта, диаметр около 14 м.
В кургане обнаружено три скифских катакомбных
погребения IV в. до н.э. В западной поле кургана
обнаружены остатки поминальной тризны в виде
фрагментов около 10 амфор производства Гераклеи,
Фасоса, Хиоса, Пепарета, связанной с основным
в кургане погребением № 3. В тризне имеется два
клейма – Гераклеи и Фасоса, датирующихся в пре-
делах 355-345 гг. до н.э., идентичное клеймо имеет-
ся на гераклейской амфоре в погребении № 33.
Погребение № 1 (впускное). В 4 м севернее цен-
тра кургана. Входная яма подпрямоугольной фор-
мы, размерами 1,4 х 1,0 м, ориентирована с СВ на
ЮЗ. Еë СЗ угол разрушен грабительским ходом.
Грабители опустились вниз до каменного заклада
и поверх него вошли в камеру. В заполнении гра-
бительского хода найдены бронзовые наконечники
стрел и фрагментированный чернолаковый канфар.
Стенки ямы ко дну расширялись на 0,1-0,2 м. Дно
ямы от уровня древнего горизонта находилось на
глубине 1,7 м. Входная яма соединялась с камерой
дромосом, шириной 1,6 м и длиной 0,7 м, вырытым
в ЮЗ стенке. Дромос практически полностью был
заложен известняковыми камнями, часть которых
осыпалась во входную яму и камеру. Дромос пере-
ходил в камеру вертикальной ступенькой высотой
0,14 м. Погребальная камера овальной в плане фор-
мы размерами 3,2 х 2,2 м ориентирована с ЮЗ на
СВ. Дно на глубине 1,85 м. В камере, ближе к ЮЗ
стенке, лежал частично разрушенный грабителями
скелет взрослого мужчины 40-50 лет вытянуто на
спине головой на ЮЗ. Под ЮЗ стенкой камеры най-
дены остатки напутственной пищи – кости крупно-
го копытного. Среди них найден железный вток от
древка копья. Под правым крылом таза и в районе
правого локтя зафиксированы прямоугольная поло-
са белого тлена, толщиной 0,5 см, шириной 4 см и
длиной до 30 см, с двумя отверстиями (предполо-
жительно, остатки кожаного пояса). Возле левого
бедра найдены в разбросанном состоянии 6 брон-
зовых трëхлопастных наконечников стрел, ана-
логичных тем, которые встречались в заполнении
грабительского хода. В северной части камеры в
3
Прочтение и датировка клейм С.Ю. Монахова и В.И. Каца.
4
Определение С.Ю. Монахова и В.И. Каца.
районе заклада найдены два железных наконечни-
ка дротиков.
При разборке этого погребения обнаружилось, что
непосредственно под ним находилось ещë одно, более
раннее сооружение, условно названное нами погре-
бением № 2. Его входная яма была использована при
совершении погребения № 1 вторично. При этом дно
входной ямы и дромоса погребения № 1 было поднято
примерно на 0,1 м с помощью досыпки смесью ма-
териковой глины с чернозëмом. Первоначальное дно
входной ямы погребения № 2 имело размеры 1,8×1,4
м и отделялось от входа в камеру канавкой (шириной
около 0,1 м, глубиной около 0,05 см) для установки
деревянного заклада входа в камеру. Следов дерева в
канавке не обнаружено. Размеры камеры 2,60×2,60 м.
Камера погребения № 2, округлых в плане очертаний,
была смещена к С на 0,5 м по отношению к камере
погребения № 1. Также и еë восточная стенка выходит
за пределы камеры погребения № 1 на 0,5 м. На дне
камеры погребения № 2, находившемся на глубине
1,95 м от уровня погребëнного чернозëма, зафиксиро-
ваны фрагменты нескольких деревянных плашек, ле-
жавших параллельно по направлению ЮВ-СЗ. Ника-
ких остатков погребения и погребального инвентаря
в камере погребения № 2 не обнаружено. Возможно,
погребение № 2 до совершения погребального обряда
по каким-то причинам было перестроено в погребе-
ние № 1.
Погребение № 3 (основное). Входная яма прямоу-
гольной формы, размерами 2,7×1,0 м, ориентирована
по линии З-В. Стенки входной ямы книзу расходятся
в стороны на 0,1-0,2 м. Глубина от уровня древнего
горизонта 3,2 м. По середине южной стенки на рас-
стоянии 1,1 м от верха ямы был оставлен вертикаль-
ный выступ в виде своеобразного “носа”, овальной в
плане формы, длиной 1,2 м, выступающий из стенки
на 0,2 м. В 0,5 м выше ступеньки выступ срезан под
углом 45° и снивелирован со стенкой. Назначение
его абсолютно непонятно. Дно ямы представляет
собой угловую ступеньку вдоль южной продольной
и ЮЗ боковой стенок ямы шириной 0,38 м и высо-
той 0,64 м. С еë помощью сформирован наклонный
дромос-спуск (шириной 1,3 м) ко входу в камеру,
смещëнный под восточную стенку входной ямы.
Дромос опускается до глубины 4,2 м и переходит
в камеру широкой наклонной ступенькой-спуском
высотой 0,2 м. В дромосе перед входом в камеру
с правой стороны лежала горлом ко входу целая
клеймëная гераклейская амфора конического типа.
Клеймо, идентичное найденному в тризне кургана4,
датируется 355-345 гг. до н.э.
 Исследования курганов эпохи бронзы и скифского периода у г. Орджоникидзе (Украина) в 2007 г. 145

Камера подпрямоугольной в плане формы, разме-
рами 3,35×2,5 м, ориентирована по линии ЮЗЗ-СВВ.
Дно камеры, максимально углублëнное в центре до
отметки 4,6 м, слегка поднимается к противополож-
ной стенке камеры на 0,1 м. В камере обнаружены
остатки двух разрушенных грабителями скелетов
– женщины 40-50 лет и ребëнка 6-8 лет. Судя по
отдельным костям, сохранившим первоначальное
расположение, погребëнные были ориентированы
головами на З. Большинство костей обнаружено в за-
падном углу, куда они были сброшены грабителями.
От скелета, расположенного в центре камеры, непо-
тревоженными сохранились кости таза и ног. Возле
правого бедра лежало бронзовое зеркало. В области
таза, под ним, обнаружены две золотые бляшки.
Кости второго погребëнного в виде скопления
находились у СЗ стенки камеры. Среди них най-
дены бронзовые трëхгранные наконечники стрел.
Отдельные человеческие кости встречались в цен-
тральной части камеры и в еë западном углу. В но-
гах погребëнных в ЮВ углу камеры зафиксированы
остатки деревянной шкатулки и чаши с металличе-
скими (электровыми?) накладками. В шкатулке ле-
жали фигурное костяное наборное веретено, пряс-
лице и остатки не менее трëх железных стержней
(иглы?). В северном и южном углах камеры обна-
ружены остатки напутственной пищи (рëбра коня,
в северном, и рëбра с лопаткой коня, в южном), а
среди них – железный нож с костяной рукояткой.
Погребëнные лежали на деревянном решетчатом
настиле, хорошо сохранившемся под ними. Ложе
состояло из 12 поперечных досок шириной 5-10 см
и толщиной около 2,5 см, расположенных с интер-
валом в 0,2-0,3 м, перекрытых узкими продольны-
ми планками. Они соединялись между собой же-
лезными скобами.
***
В целом исследованные в 2007 г. скифские кур-
ганы прекрасно дополняют серию скифских кур-
ганов, исследованных в окрестностях г. Орджони-
кидзе на протяжении 1964-1998 гг. При том, что
эти курганы принадлежат скифскому населению
сравнительно невысокого социального уровня, они
отличаются сложностью погребальных сооруже-
ний и многочисленным разнообразным инвентарëм
(Мозолевский 1973, 187-234; он же 1980, 70-154;
Тереножкин и др. 1973, 113-186; Полин и др. 2002,
222-224). По греческому керамическому импорту
исследованные в 2007 г. скифские курганы твердо
датируются в пределах второй четверти, не позднее
середины IV в. до н.э.

Библиография
Литвиненко 2006: Р.А. Литвиненко, Днепро-Донская бабинская культура (источники, ареал, погребальный обряд). В
сб.: Матеріали та дослідження з археології Східної України, вип. 5 (Луганськ 2006), 157–187.
Монахов, Кузнецова 2008: С.Ю. Монахов, Е.В. Кузнецова, Об одной серии амфор неустановленного дорийского центра
IV века до н.э. (бывшие «боспорские» или «раннехерсонесские»). В сб.: Сборник материалов XII международной конферен-
ции «Международные отношения в бассейне Черного моря в древности и средние века (Ростов-на-Дону 2008), в печати.
Мозолевский 1973: Б.Н. Мозолевский, Скифские погребения у с. Нагорное близ г. Орджоникидзе на Днепропетров-
щине. В сб.: Скифские древности (Киев 1973), 187–234.
Мозолевский 1980: Б.Н. Мозолевский, Скифские курганы в окрестностях г. Орджоникидзе на Днепропетровщине
(раскопки 1972-1975 гг.). В сб.: Скифия и Кавказ (Киев 1980), 70–154.
Полин, Мозолевский 2005: С.В. Полин, Б.Н. Мозолевский, Курганы скифского Герроса IV в. до н.э. (Бабина, Водяна
и Соболева могилы) (Киев 2005).
Полин, Николова 1995: С.В. Полин, А.В.Николова, 30 лет работы Орджоникидзевской экспедиции Института архео-
логии НАН Украины. Тези доповідей Міжнародної конференції «Регіональне та загальне в історії» (Дніпропетровськ
1995), 70–72.
Полин и др. 2001: С.В. Полин, Л.А. Черных, С.А. Куприй, Работы Орджоникидзевской экспедиции в 1999-2000 гг. В
сб.: АВУ 1999-2000 рр. (Київ 2001), 28–33.
Полин и др. 2002: С.В. Полин, Л.А. Черных, С.А. Куприй, Курганы эпохи бронзы и скифского времени у г. Орджо-
никидзе Днепропетровской обл. В сб.: АВУ 2000-2001 рр. (Київ 2002), 219–224.
Тереножкин и др. 1973: А.И. Тереножкин, В.А. Ильинская, Е.В.Черненко, Б.Н. Мозолевский, Скифские курганы
Никопольщины. В сб.: Скифские древности (Киев 1973), 113–186.

Сергей Полин, канд. ист. наук, Людмила Черных, канд. ист. наук, Марина Дараган, канд. ист. наук,
Сергей Разумов, Институт археологии Национальной Академии наук Украины, пр. Героев Сталинграда
12, 04210 Киев, Украина.
 СЕЛИЩЕ В УРОЧИЩЕ ЛИСОВЫЙ КУТ НА
БОЛЬШОМ УКРЕПЛЕНИИ БЕЛЬСКОГО ГОРОДИЩА
(материалы раскопок 1999-2001 и 2004 гг.)

Сергей СКОРЫЙ, Киев

Aşezarea din punctul Lisovii Kut de la Fortificaţia Mare a cetăţii Bel’sk (materiale din săpăturile anilor 1999-2001 şi 2004).
Articolul este consacrat prezentării şi analizei materialului recoltat în cursul investigaţiilor arheologice la una din aşezările
perioadei scitice amplasate în perimetrul Fortificaţiei Mari a cunoscutei cetăţi Bel’sk din bazinul r. Vorskla (zona de silvostepă
din stânga Niprului, Ukraïna). Pe suprafaţa cercetată (443 m.p.) s-au depistat vestigii provenind de la o locuinţă şi diverse
alte complexe, datate în sec. V î.e.n. Descoperirile numeroase şi variate, resturile osteologice permit caracterizarea diferitor
aspecte ale vieţii cotidiene a locuitorilor aşezării. “Universalitatea” ocupaţiilor reprezintă o particularitate a populaţiei de
aici. Concomitent cu practicarea agriculturii, creşterea animalelor, practicarea diverselor meşteşuguri casnice ei se mai
ocupau şi cu metalurgia şi prelucrarea metalelor, care în acea perioadă se constituiseră ca meşteşuguri de sine stătătoare.
Materialele obţinute aduc noi completări în cercetarea celei mai mari cetăţi din epoca scitică din Europa de Est.

Статья посвящена публикации и анализу материалов, обнаруженных в ходе раскопок на одном из селищ скифского
времени в пределах Большого укрепления известного Бельского городища в бассейне р. Ворскла (Днепровское
лесостепное Левобережье, Украина). На исследованной площади (443 кв.м) открыты остатки домохозяйства
(или подворья) в виде жилища и разнообразных хозяйственных объектов, относящихся к первой половине V в. до
н.э. Многочисленные и разнообразные находки, обширный остеологический материал позволяют охарактеризовать
различные аспекты жизнедеятельности обитателей поселения. Особенностью являлось “универсальность” их
занятий. Наряду с основными видами хозяйственной деятельности: земледелие, животноводство, разнообразные
домашние промыслы, – жители занимались металлургией и металлообработкой, которые в то время уже выделились
в самостоятельные ремесла. Полученные материалы вносят новые штрихи в изучение крупнейшего городища
скифской эпохи в Восточной Европе.

The Settlement in the Lisovy Кoot Tract on the Big Fortification of Belsky’s Settlement (materials of the excavation in 1999-
2001, 2004). The article is a publication and analysis of the finds that were unearthed during the excavation on a Scythian
time settlement within the limits of the Big Fortification of the famous Belsky’s settlement in the basin of the Vorskla River (the
Dnieper’s left bank forest-steppe, Ukraine). On the investigated area of 443 sq.m revealed were the remains of a farmstead,
such as a dwelling place and various household objects dating back to the first half of the 5th century BC. Multiple and diverse
finds and extensive osteological material make it possible to identify and describe manifold vital functions of the settlement
inhabitants. Their occupations were notably universal. Alongside the basic kinds of household activities – farming, animal
husbandry, various handicrafts, the inhabitants were engaged in metallurgy and metalwork, which had already developed
into independent crafts. The discovered materials add a new touch to the research of the largest ancient settlement site of the
Scythian epoch in Eastern Europe.

Key words: Eastern Europe, Dnieper’s left bank, Vorskla River, Scythian period, Big Fortification of Bel’sk, settlement,
artefacts, multidisciplinary analyses

Revista Arheologică, serie nouă, vol. IV, nr. 1, 2008, p. 146-179

 Селище в урочище Лисовый Кут на большом укреплении Бельского городища
Введение
На территории Бельского городища скифской
эпохи (бассейн р. Ворскла), наряду с хорошо из-
вестными и в той или иной степени изученными
Восточным, Западным и Куземенским укрепления-
ми, существуют остатки, по меньшей мере, 10-15
неукреплëнных поселений скифского времени –
селищ, а также две небольшие курганные группы
(«А» и «Б»), находящиеся в пределах Большого
укрепления городища (Шрамко 1987, 34; Наукова
концепція... 1996, 6, рис.2; Мурзін и др. 1999а, 26-
27) (рис. 1). Селища были открыты в ходе разве-
док, проведëнных в разное время исследователями
Бельского городища.
Памятники скифской эпохи в пределах Большого
укрепления изучены пока слабо. Исключение со-
ставляют курганная группа «Б», где было раскопа-
но несколько курганов V-IV вв. до н.э. (Мурзін и др.
1995; Супруненко 1996), селище в урочище Царина
(VII-IV вв. до н.э.), работы на котором были нача-
ты еще В.А. Городцовым в начале XX в. (Городцов
1911), и в 1996 г. здесь небольшие раскопки произвел
П.А. Гавриш. В 1997-2005-х гг. многолетние иссле-
дования были осуществлены В.П. Белозором в со-
ставе совместной украинско-немецкой экспедиции,
который вскрыл значительную площадь поселения
(около 2200 кв.м), в результате чего был получен
разнообразный и обширный материал (Мурзин и др.
1998, 13-22; они же 1999, 35-45; Мурзин и др. 2000,
4-11; они же 2001, 31-54; они же 2002, 28-56; Ролле
и др. 2003, 15-60; Черненко и др. 2004, 6-27, 31-62;
Черненко и др. 2005, 30-52; Махортых и др. 2006, 50-
59, 60-81). Наконец, в конце 90-х – начале 2000-х гг.
определённые работы были осуществлены на сели-
ще в урочище Лисовый Кут, результатам исследова-
ния которого и посвящена настоящая работа.
Географическое положение,
история исследования
Поселение в урочище Лисовый Кут расположено
вблизи СЗ угла Большого укрепления, на мысопо-
добной наклонной возвышенности правого корен-
ного берега Бельского ручья – правого притока р.
Сухая Грунь. Урочище непосредственно примыкает
к валу Большого укрепления, с В ограничено слабо
обводнённой балкой, с СВ – яром, который впада-
ет в эту же балку. С северной стороны находится
небольшой лиственный лес. Южный склон мыса
достаточно наклонный и спускается к Бельскому
озеру. Абсолютная высота мыса в районе поселе-
ния 150,5-164,7 м (рис. 2). Территория поселения
в течение продолжительного времени интенсивно
распахивается, кроме того, через неë проходит не-
147
сколько линий газовых коммуникаций. Ориентиро-
вочная площадь селища, по уточнëнным данным
2006 г., cоставляет не менее 13,5 га.
С западной стороны поселения, за валом, напро-
тив урочища, на небольшом расстоянии находится
Перещепинский курганный могильник. К Ю от по-
селения, на расстоянии примерно в 1 км располага-
ется Западное укрепление Бельского городища.
Поселение было открыто в 1996 г. сотрудни-
ком совместной украинско-немецкой экспедиции
В.Херцем, который дал ему название «Лисовый
Кут», учитывая географическое расположение и
наличие вблизи леса. На вспаханной поверхности,
в различных местах, им был собран подъёмный ма-
териал скифской эпохи, свидетельствующий о за-
селённости этой территории в указанный период
(Мурзин и др. 1997, 10-11, рис. 9-11). Так, на ЮЗ
периферии поселения, на слегка просматриваемой
возвышенности (которая, как впоследствии было
выяснено, оказалась так называемым зольником),
были собраны фрагменты лепной керамики, брон-
зовые наконечники стрел, различные металличе-
ские инструменты и пр. Позже, в 1998 г. им же на
восточном склоне урочища в достаточно большом
количестве были обнаружены обломки лепной по-
суды скифского времени, античных амфор, кости
животных, а также шлаки со следами бронзы.
Принимая во внимание эту информацию, на дан-
ном участке селища в 1999-2001 и 2004 гг. мной, со-
трудником украинско-немецкой экспедиции, были
осуществлены стационарные исследования (раскоп
I), в ходе которых были открыты разнообразные объ-
екты скифского времени и получен достаточно пред-
ставительный вещевой материал, предварительная
публикация которого осуществлялась довольно опе-
ративно (Мурзин и др. 2000, 11-37; они же 2001, 13-
30; они же 2002, 4-27; Черненко и др. 2005, 5-29). В
1999 г., параллельно со мной, к ЮЗ от раскопа I, В.П.
Белозором были проведены небольшие раскопки на
упомянутой уже возвышенности – зольнике (раскоп
II), краткая информация о которых также отражена в
печати (Мурзин и др. 2000, 37-41).
Весной 2001 г. И.Н. Кулатова и А.В. Гейко (науч-
ные сотрудники Центра охраны и исследований па-
мятников археологии управления культуры Полтав-
ской областной государственной администрации,
Украина) осуществили спасательные работы на СВ
и С периферии поселения, там, где была проложена
траншея газоконденсатопровода. Она имела длину
около 300 м и ширину 1,1-1,2 м при глубине 1,0-1,2
м и не только полностью уничтожила культурный
слой на значительном участке поселения, но и на-
рушила часть объектов, в частности 9 так назы-
148 Сергей Скорый

Рис. 1. План Бельского городища и курганных могильников: 1 – Восточное укрепление; 2 – Западное укрепление;
3 – Куземинское укрепление; 4 – селище в урочище Царина; 5 – селище в урочище Лисовый Кут; 6 – Бельский
могильник “А”; 7 – Бельский могильник “Б”; 8 – Перещепинский могильник; 9 – могильник в урочище Марченки;
10 – могильник в урочище Осняги; 11 – могильник в урочище Скоробор.
 Селище в урочище Лисовый Кут на большом укреплении Бельского городища
ваемых хозяйственных ям. При их доисследовании
были получены весьма интересные результаты.
Наконец, в 2004 г. сотрудниками Института гео-
физики НАН Украины и компании «Восточный
Атлас» (Берлин, Германия) была осуществлена гео-
магнитная съëмка северной периферии селища, к С
от упомянутой выше траншеи газоконденсатопро-
вода. Полученная магнитограмма как будто указы-
вает на отсутствие здесь аномалий, которые можно
было бы связать с археологическими объектами
(Ролле и др. 2006, 23, рис. 9).
Этим, собственно говоря, и ограничивается исто-
рия изучения селища в урочище Лисовый Кут. На-
стоящая работа отражает результаты исследований,
осуществлённых под моим руководством.
Характеристика раскопов и объектов
Раскоп I. Раскоп расположен на восточном склоне
урочища Лисовый Кут, в 47 м к В от наземной газо-
вой колонки СКВ № 52 («Бельское месторождение
ПГПУ 0778») (западный край раскопа) и в 59 м к З
от полевой дороги, пересекающей урочище с Ю на
ССЗ (восточный край). Поверхность в районе рас-
копа значительно понижается с З на В. По данным
нивелировки, перепад высот между крайними запад-
ной и восточной точками составляет 2,3 м. Общая
исследованная площадь равна 443 кв.м (рис. 3,1).
Стратиграфическая ситуация в целом сходна на
площади всего раскопа и не отличается сложностью.
Сверху залегает чернозём, в среднем распаханый до
глубины 20-22 см, содержащий находки из разру-
шенной части культурного слоя1. Ниже – нетрону-
тый культурный слой, мощностью от 20 до 50 см,
в различной степени насыщенный находками скиф-
ской поры. Далее – жëлтый материковый суглинок.
В ходе исследований в пределах раскопа открыто
14 разнообразных объектов скифского времени, до-
вольно кучно концентрирующихся по оси С-Ю на
расстоянии до 40 м, а также поздняя сравнитель-
но неглубокая яма небольших размеров (рис. 3,1).
Совокупность и характер объектов скифской поры
позволяет видеть в них остатки отдельного домо-
хозяйства или подворья, т.е. одну из вероятных
единиц застройки поселения. Не исключено, что
реальная территория подворья была больше пло-
щади, исследованной раскопками (т.е. 443 кв.м).
С учëтом вероятной изгороди, охватывающей сво-
бодную от застройки площадь, площадь подворья
могла быть не менее 500 кв.м.
1
При этом на небольшой глубине, в некоторых местах встречались отдельные находки более позднего времени,
например, фрагментированная бронзовая фибула первых веков н.э.
149
Планировка подворья такова. В центральной
части располагается небольшое жилое помеще-
ние (№ 1) в виде полуземлянки. Западнее, вблизи
с ним – довольно большая хозяйственная яма (№
1) с узкой горловиной. К С от жилища находятся
два помещения с хорошо выраженными входами
(№№ 2, 4), по-видимому, погреба. Между ними –
четыре хозяйственные ямы (№№ 2-5), из которых
две (№№ 4-5), также имеют сравнительно боль-
шие размеры и узкое горло. К Ю от жилого поме-
щения размещались остатки помещения № 3, по-
видимому, производственного назначения, а за ним
– небольшой зольник с ямой (№ 7) в основе. Ещë
южнее располагалась яма № 8 с узкой горловиной.
Узкогорлые ямы относительно больших размеров,
по-видимому, предназначались для хранения необ-
молоченного зерна. Замыкала цепочку сооружений
в южной части подворья неглубокая яма (№ 9) с
выраженным входом, отстоящая от ямы № 8 при-
мерно на 8 м (рис. 3,1).
Насыщенность культурного слоя в пределах рас-
копа (подворья) различна. Основная концентрация
находок (прежде всего, фрагменты лепной керами-
ки, импортной античной посуды, кости животных,
в меньшей степени – различные изделия из метал-
ла, кости, камня и пр.) фиксировалась непосред-
ственно в объектах и вблизи них. В определëнной
степени это объясняется и тем, что по мере того
как сооружения прекращали своë первоначальное
функционирование (в особенности это касается
различных ям), они служили местом сброса того
или иного мусора бытового, строительного, произ-
водственного характера. На остальной территории
подворья находки встречались спорадически.
Характеристика объектов
Жилое помещение (полуземлянка). Оно пред-
ставлено заглублëнным в материковый грунт на
0,35-0,50 м основанием, ориентированным по оси
СЗ-ЮВ (рис. 4,1). Реальная глубина основания, т.е.
от уровня древнего горизонта (далее – ДГ), в связи
с распашкой точно не устанавливается, но дума-
ется, что в любом случае, принимая во внимание
мощность культурного слоя на этом участке, она
была не более 0,85-1,0 м. Основание помещения в
плане имеет довольно оригинальную конструкцию.
Основная его часть овальной формы, площадью
41,35-1,7 м (5,4-6,8 кв.м). Вход располагался с СЗ
стороны, где находится хорошо выраженная сту-
150 Сергей Скорый
пенька полуовальной формы, длиной 1 м, шириной
1,3 м и высотой над уровнем пола 0,15 м. Стены
в суглинке неровные. Пол также неровный, слегка
понижается от входа к противоположной стене. У
ЮВ стены расположена очажная яма округлой фор-
мы, размерами 0,800,60 м. Вырыта она довольно
небрежно, дно неровное. Глубина еë относительно
пола помещения 3-12 см. На самом дне очажной
ямы фиксировались мелкие угольки и тонкий слой
золы. В нëм найдены 3 обломка лепной посуды, в
том числе венчик грубого горшка с пальцевыми за-
щипами по краю, 3 мелких кости животных, 2 ке-
рамических шлака.
С СВ к описанной части основания помещения
примыкала еë вторая, меньшая часть, округлой в
плане формы, размерами 1,61,5 м (2,4 кв.м). У
восточного края этой части основания помещения
в полу располагалась округлая яма (0,750,60 м и
глубиной 0,20 м), вероятно, хозяйственного назна-
чения. В ее чернозёмном заполнении был найден
большой железный нож.
Таким образом, общая площадь основания по-
луземлянки составляла 7,8-9,4 кв.м (имела относи-
тельно небольшие размеры). Однако нельзя исклю-
чать, что стены полуземлянки не располагались не-
посредственно по краю углублённого основания, а
находились от него на некотором расстоянии, в ре-
зультате чего по периметру большей части основа-
ния могли располагаться земляные лавки-лежанки,
что значительно увеличивало полезную площадь
помещения.
Характер стен и кровли данного помещения не
ясны. Но, учитывая отсутствие следов глиняной
обмазки и столбовых ям, можно предположить,
что стены были земляные, а точнее – сложенные из
дерновых "кирпичей".
В чернозëмном заполнении жилища, помимо
упомянутых уже находок, найдены разнообразные
предметы. Среди них 59 фрагментов лепной посу-
ды (66 стенок, из них 59 грубых, 7 лощëных, 12 вен-
чиков горшков, 7 донцев, 1 край миски), фрагмент
ручки и венчик светлоглиняной амфоры, 2 бронзо-
вых наконечника стрелы, керамическое пряслице,
3 каменных орудия труда, 5 кусочков шлаков со
следами бронзы, довольно много костей животных,
в том числе конских (нижняя челюсть, кости конеч-
ностей), а также челюсть свиньи.
Среди находок, сделанных в непосредственной
близости с жилищем (к Ю от него), следует упо-
2
Определение осуществлено палеоантропологом Л.В. Литвиновой (Институт археологии НАН Украины, Киев,
Украина).
мянуть каменную зернотëрку и нижнюю челюсть
человека (женщина, возраст возмужало-зрелый)2.
Хозяйственные (зерновые) ямы №№ 1, 3-6 и 8
Их сближает близкие конструктивные особен-
ности: довольно узкая горловина, расширяющиеся
ко дну стены, что придает им в профиле колоколо-
видную или грушевидную форму, и относительно
большие размеры.
Яма № 1. Еë нечëткое пятно было зафиксировано
на уровне немного выше залегания материкового
суглинка, т.е. ещë в древнем чернозëме. Верхняя
часть ямы, несмотря на частичный обвал, имела
округлую в плане форму и размеры 1,361,20 м. Ко
дну яма сильно расширялась. Дно почти правиль-
ной овальной формы, размерами 2,241,96 м. За-
падный и северо-западный участок сильно порыты
грызунами. Реконструируемая глубина ямы 1,80 м.
Она заглублена в материковый суглинок на 1,4 м
(рис. 5,1).
Заполнение ямы довольно плотное, послойное,
свидетельствующее о том, что она продолжитель-
ное время стояла открытая. Мусорные слои череду-
ются со слоями обрушившегося суглинка горлови-
ны и стен, а также тëмными грязевыми намывами.
В заполнении ямы, на различных уровнях, обна-
ружено значительное количество находок, в част-
ности: 133 фрагмента лепной посуды (107 грубых
стенок, 5 лощëных, 13 венчиков горшков, 5 донцев,
3 венчика мисок), 20 фрагментов античных сосу-
дов (18 стенок светлоглиняных и розовоглиняных
амфор, 1 ручка амфоры и дно чернолакового со-
суда), 3 округлых камня, 6 кусочков бронзового
шлака, 4 кусочка обожжëнной глины и 240 костей
животных, в том числе череп, челюсти, конечности
коня, челюсть свиньи. У самого дна фиксировалось
небольшое количество пепла, немногочисленные
угли. На дне найден миниатюрный железный нож.
Яма № 3. В плане почти правильной круглой
формы. Диаметр по верху – 1,80 м. Ко дну, с трëх
сторон (В, З, Ю), яма расширяется, приобретая по
дну следующие размеры: 1,9 (С-Ю)  2,0 (В-З)
м. Горловина и стены ямы частично обвалились.
Стены порыты грызунами. Дно неровное, слегка
углублённое в центре. Яма заглублена в материко-
вый суглинок на 1,22 м. Глубина еë от современной
поверхности 1,52 м (рис. 5,3). Реальная еë глубина
не ясна, но вероятно она была глубже упомянутого
размера.
 Селище в урочище Лисовый Кут на большом укреплении Бельского городища 151

Рис. 2. План селища скифского времени в урочище Лисовый Кут: 1 – вал и ров Большого укрепления Бельского
городища; 2 – полевые дороги; 3 – разрез вала 1999 г.; 4 – лесонасаждения; 5 – северная граница селища; 6 –
исследованные спасательными работами хозяйственные ямы.
152 Сергей Скорый
Заполнение ямы сверху – это, в основном, серая,
пепельно-золистая земля с небольшими включе-
ниями материковой глины. Глиняный завал от гор-
ловины и стен стал фиксироваться на глубине 0,52
м от уровня материка, с западной стороны почти до
дна. В мусорном заполнении встречены различные
находки, среди которых преобладают кости живот-
ных (240) и обломки лепной посуды (всего 187:
166 стенок, из них лишь 3 – лощёные, 9 венчиков
горшков, 10 донцев, венчик миски и ножка лепной
миски-вазы). Кроме того, найдено 34 стенки ам-
фор, 33 куска обожжённой обмазки с отпечатками
прутьев, следы разрушения какой-то конструкции.
Яма № 4. Золистое серое пятно горловины ямы
почти правильной круглой в плане формы фикси-
ровалось на уровне материковой глины, на глубине
примерно 0,50 м от современной поверхности. Раз-
меры горловины по верху – 1,50 (С-Ю)  1,34 (В-З)
м. Горловина ямы почти не обрушена, цилиндри-
ческая, глубина еë в материке примерно 0,50 м. По
мере углубления яма плавно расширяется и имеет
диаметр дна 2 м. Дно практически ровное. В сече-
нии яма почти правильной колоколовидной формы.
Глубина еë от уровня материковой глины 1,65 м, от
современной поверхности – 1,62 м (рис. 5,4).
Заполнение ямы зольное, серое с очень большим
количеством кусков обожжённой обмазки, встре-
чающихся сверху донизу, а также обычным кухон-
ным сбросом. У самого дна найдено 5 гранитных
обожжëнных «сфероидов». Остальные находки
представлены 112 фрагментами лепной посуды (85
стенок, в том числе 7 лощëных, 13 венчиков и 9
донцев горшков, 5 венчиков мисок), 14 фрагмента-
ми амфор, светло- или розовоглиняных (12 стенок,
2 венчика), тëрочным камнем, 2 керамическими и 1
бронзовым шлаками, 145 костями животных.
Яма № 5. Еë пятно фиксировалось на уровне су-
глинка, на глубине 0,22-0,24 м от современной по-
верхности. Сверху горловина ямы почти правиль-
ной округлой формы с размерами 1,52 (С-Ю) 
1,36 (В-З) м. На глубину 0,60-0,62 м от уровня ма-
териковой поверхности она почти цилиндрическая,
далее ко дну яма плавно расширяется и приобретает
в разрезе правильную колоколовидную форму. Раз-
меры по дну 1,74 (С-Ю)  2,00 (В-З) м. Дно очень
ровное. Яма хорошо сохранилась, лишь с северной
стороны были обрушена часть горловины и стенки.
Глубина ямы от уровня материка 1,20 м, от совре-
менной паханой поверхности – 1,50 м. Реальная еë
глубина была большей (рис. 5,5).
3
Определение произведено палеоантропологом А.Д. Козак (Институт археологии НАН Украины, Киев, Украина) (cм.
также Козак 2002, 82).
Заполнение ямы чернозëмное, содержащее не-
большое количество находок мусорного характера.
Это обломки лепной посуды (39, из них 34 стен-
ки, 2 венчика и 2 донца горшков, венчик миски),
фрагменты амфор (3 стенки и ручка) и 40 костей
животных.
Яма № 6. Пятно ямы проявилось лишь на глуби-
не 0,90 м от современной поверхности, на матери-
ковой глине. Размеры по верху 1,4 (С-Ю)  1,52
(В-З) м, диаметр дна 1,8 м. В сечении яма близка
к колоколовидной. Была впущена в материк на
глубину до 0,80 м. Реконструируемая глубина ямы
1,6 м (рис. 5,7).
Заполнение ямы довольно однородное, черно-
зёмное. Вблизи дна встречен материковый завал
рухнувших стен. На дне зафиксированы угольки
и следы пепла. Находок немного: 33 фрагмента
лепных сосудов (29 стенок, 3 венчика горшка, 1
– миски), 9 фрагментов амфор (7 стенок, ручка и
венчик), 4 бронзовых шлака, 70 костей животных
и 1 человеческая (диафиз правой плечевой кости
индивида молодого или среднего возраста, на верх-
нем и нижнем концах кости – следы зубов хищного
животного, возможно, собаки3).
Яма № 8. Еë пятно стало читаться с уровня мате-
риковой глины, примерно на глубине 0,7 м от уров-
ня современной поверхности, хотя разнообразные
находки, по-видимому, из заполнения стали попа-
даться в чернозëмном паханом слое уже с глубины
до 0,20 м. Яма в плане округлой формы, размеры по
верху 1,36 (С-Ю) 1,30 (В-З) м. На уровне дна она
имеет овальную форму и размеры 1,36 (С-Ю) 
1,80 (В-З) м. Сооружение впущено в материк на
0,40 м. Дно ямы, достаточно ровное, находится на
глубине 1,20 м от современной поверхности. Рекон-
струируемая глубина ямы не менее 1 м. В сечении
она – колоколовидной формы (рис. 5,8).
Заполнение обычное, мусорное, в котором преоб-
ладали кости животных (148) и фрагменты лепной
посуды (115). Лепная керамика представлена 93
стенками (88 – простые, 5 – лощёные), 7 венчиками
и 12 донцами горшков, 2 венчиками мисок и фраг-
ментом ручки черпака. Обломки гончарной посу-
ды исключительно от амфор – 33 стенки и венчик.
Среди остальных находок – биконическое керами-
ческое пряслице и фрагмент ещë одного, 2 кости
животных, 4 каменных терочника невыраженной
геометрической формы, 2 керамических и бронзо-
вый шлаки, 11 фрагментов обожжённой глины со
следами прутьев.
 Селище в урочище Лисовый Кут на большом укреплении Бельского городища 153

Рис. 3. Селище Лисовый Кут. План исследованного домохозяйства (раскоп I) (1) и профили зольника (2). I – паханый
чернозëмный слой; II – чернозëмный слой с находками скифского времени; III – зольный слой, насыщенный
материалами скифского времени; IV – материковая глина.

Косвенными подтверждениями того, что ямы Помещения № 2 и № 4 (погреба)

использовались для хранения зерна, является по-
вреждение некоторых из них грызунами, а также
следы угольков и пепла на дне. Последнее может
свидетельствовать о том, что в ямах зажигался не-
большой огонь для сушки необмолоченного зерна.
По некоторым подсчëтам, три описанные зерновые
ямы (№№ 3-5) могли вмещать не менее 3,5 т зерна.
Помещение № 2 (погреб № 1). Углублённое осно-
вание имеет в плане форму неправильного овала
(размерами 2,42 м), вытянутого с З на В, с сужа-
ющейся восточной частью. Реконструируемая глу-
бина основания от уровня ДГ 1,7 м. Объект впущен
в суглинок на 1,4 м. Стенки помещения неровные,
дно понижается с ССЗ на ЮЮВ. Стенки изрыты,
154 Сергей Скорый

Рис. 4. Селище Лисовый Кут. Планы и разрезы помещений: 1 – помещение № 1 (жилище); 2 – помещение № 3
(производственного назначения); 3 – помещение № 2 (погреб); 4 – помещение № 4 (погреб). I – невидимая часть
помещения; II – реконструируемая часть помещения; III – чернозëм; IV – материковая глина.
 Селище в урочище Лисовый Кут на большом укреплении Бельского городища 155

особенно с западной стороны, норами грызунов. С
северной, западной и южной сторон у дна – неболь-
шие подбои. С ССВ стороны помещение имеет сту-
пеньку нечётко выраженной формы, шириной до
0,3 м, которая плавно спускается ко дну (рис. 4,3).
В мусорном заполнении объекта на различных
уровнях найдены обломки лепной посуды (65 гру-
бых стенок, в том числе одна с отпечатками тка-
ни, 3 венчика и 5 донцев горшков, венчик миски,
фрагмент ручки сосуда неясной формы), 15 стенок
амфор, орудия труда из камня, фрагмент горелой
обмазки с отпечатком прута.
Помещение № 4 (погреб № 2). Верхняя часть
стала фиксироваться в слое паханого чернозëма по
скоплению находок мусорного характера на глуби-
не 0,18-0,26 м от поверхности. Само же пятно ямы
проявилось лишь на уровне материкового суглинка
– на глубине 0,42-0,43 м. С З и СЗ сторон ямы к ней
примыкала приступка или ступенька длиной 0,63 м
при максимальной ширине 1,0-1,02 м. Глубина при-
ступки от уровня пятна 0,12-0,16 м. Стены ямы не-
ровные, обвалившиеся, сильно повреждены крото-
винами. Пол сохранился на большей части площа-
ди. В отличие от стен он довольно ровный, хотя и

Рис. 5. Селище Лисовый Кут. Планы и разрезы хозяйственных ям: 1 – яма № 1; 2 – яма № 2; 3 – яма № 3; 4 – яма № 4;
5 – яма № 5; 6 – яма № 9; 7 – яма № 6; 8 – яма № 8; 9 – яма № 7.
156 Сергей Скорый
нарушен в отдельных местах землероями. Глубина
пола (от пятна ямы на уровне суглинка) 0,62 м. Яма
впущена в материковый суглинок на 0,88 м. Глуби-
на еë от уровня современной поверхности 1,06 м.
Возможно, реальная глубина ямы была такой же. В
восточной части дно прокопано узкой канавкой на
глубину 0,35-0,80 м. В ЮВ части ямы имеется не-
большой подбой (рис. 4,4).
В верхней части заполнения встречалось много
золы, пепла и угли. Среди иных находок, которые
попадались сверху и до дна, 155 обломков лепной
посуды (128 стенок, из них лишь 2 лощёные – от
черпака и миски, 17 венчиков и 4 донца горшков,
4 венчика мисок, фрагмент крышки), 19 стенок ам-
фор, 2 каменных тëрочника, 1 «фишка» из амфор-
ной стенки, 3 обломка глиняной жаровни, фрагмент
массивного дисковидного предмета, 14 шлаков со
следами бронзы, 201 кость животных, много об-
ломков обгоревшей обмазки, в том числе со следа-
ми побелки на одной из сторон.
По-видимому, эти 2 помещения являлись по-
гребами для хранения припасов – в пользу этого
говорит не только их конструкция, но и многочис-
ленные нарушения стен сооружений землероями.
Придя в негодность, объекты стали использоваться
для сброса мусора.
Помещение № 3 (производственного назначения)
От него сохранилось углублённое в грунт осно-
вание округлой формы, размерами 2,52,2 м (т.е.
площадью 5,5 кв.м), несколько вытянутое по оси
С-Ю, со слегка суженной горизонтальной южной
частью, где возможно располагался вход, шири-
ной 1,16 м. Глубина основания не менее 0,6 м; в
материк оно заглублено на 0,20-0,22 м. Материко-
вое дно и стены довольно ровные. В центре дна –
яма подтреугольной формы (0,160,16 м) со ско-
шенными к центру стенками, очевидно, от столба.
Можно предположить, что наземная часть соору-
жения имела лëгкую шалашевидную коническую
конструкцию (рис. 4,2).
Мусорное заполнение помещения в верхней ча-
сти было золистым и содержало чрезвычайно боль-
шое количество находок: 465 фрагментов лепной
посуды (383 стенки, в основном простые, грубые,
30 венчиков и 40 донцев горшков, 2 венчика кув-
шина, 10 венчиков мисок), 56 обломков амфор (54
стенки и 2 венчика), 261 кость животного (среди
них значительное количество костей крупного ро-
гатого скота, коня, свиньи), а также 2 керамических
пряслица (целое и половина), шлифовальную пли-
ту и 4 тёрочника. В нижней части ямы найдено 150
бронзовых шлаков, более двух десятков шлаков от
горна с остатками бронзы, куски медной руды (об
этом – см. далее). Вес бронзовых шлаков и руды со-
ставляет 8,400 кг. Нужно подчеркнуть, что это ме-
сто наиболее значительного скопления бронзовых
шлаков в пределах всего раскопа. По-видимому,
описанное помещение как-то было связано с брон-
золитейным производством. Следует также отме-
тить, что вблизи с этим сооружением культурный
слой был чрезвычайно насыщен находками. Среди
прочих здесь найдены довольно большие куски же-
лезных шлаков общим весом 2,240 кг. Однако они
находились вне какого-либо объекта.
Хозяйственные ямы № 2 и № 9 (неясного назна-
чения)
Яма № 2. Пятно ямы неправильной округлой
формы было зафиксировано на уровне материково-
го суглинка. Размеры объекта по верху 1,9 (С-Ю) 
0,99 (В-З) м, максимальная глубина в материке 0,48
м. Стенки неровные, ко дну сужаются. Реальная
глубина ямы не ясна (рис. 5,2).
Чернозëмное заполнение содержало небольшое
количество находок: 8 обломков лепной посуды (в
том числе венчик горшка, а также стенки сосудов,
одна из которых лощёная), стенку амфоры, 4 кости
животных. Функция ямы не понятна.
Яма № 9. Пятно ямы открылось на уровне мате-
риковой глины, на глубине 0,66-0,70 м. Сооружение
имеет неправильную геометрическую форму. Основ-
ная часть его напоминает в плане овал, вытянутый с
В на З, размерами 1,841,10 м, к которому с север-
ной стороны примыкает короткий вход, шириной до
0,70 м, с округлëнными углами. Пол ровный, слегка
понижающийся в центральной части. Яма заглубле-
на в материк на 0,30 м. Дно находится на глубине до
1,0 м от современной поверхности (рис. 5,6).
В чернозëмном заполнении обнаружены находки,
обычные для мусорного сброса: фрагменты лепной
посуды (50 простых стенок, 4 с лощëной поверх-
ностью), 3 венчика и 5 донцев горшков, 2 венчика
мисок, один от миски с лощëной поверхностью),
амфорный бой (63 стенки, ножка амфоры), керами-
ческий шлак, кусок обожжëнной глины, 67 костей
животных.
О назначении данного сооружения судить сложно.
На первый взгляд, оно напоминает небольшой по-
греб. Но трактовать его подобным образом вряд ли
стоит, учитывая его определëнную отдалëнность от
остальных объектов подворья. Нет оснований свя-
зывать его и с каким-либо производством, принимая
во внимание полное отсутствие соответствующих
находок. Возможно, это была углублëнная «конура»
для нескольких собак, охранявших домохозяйство.
Селище в урочище Лисовый Кут на большом укреплении Бельского городища 157

Рис. 6. Селище Лисовый Кут. Фрагменты лепных горшков.

158 Сергей Скорый
Зольник
К моменту исследований он никак не выделял-
ся на поверхности паханого поля. По-видимому,
зольник и первоначально не отличался размерами,
прежде всего высотой, а впоследствии оказался
практически распахан. Объект был зафиксирован,
во-первых, по значительной насыщенности черно-
зёмного слоя находками, во-вторых, – что более
существенно – стратиграфически, в виде линз се-
рого цвета в профилях раскопа, лежащих непосред-
ственно на материковом суглинке (рис. 3,2). Южная
половина зольника основательно разрушена тран-
шеей газоконденсатопровода. Ориентировочный
диаметр зольника – до 8 м. Максимальная толщина
хорошо выделенного золистого слоя 0,5 м.
Под остатками насыпи зольника в северной ча-
сти, на материковом суглинке, открыт лишь один
объект – круглая грунтовая яма (№ 7) с размерами
по верху 1,00 (В-З)  0,98 (С-Ю) м, заглублëнная в
материк на 0,20-0,27 м. Дно еë ровное, слегка по-
рытое грызунами. С северной, южной и восточной
сторон – небольшие подбои. Диаметр ямы по дну –
1,10 м (рис. 5,9).
В чернозëмном заполнении находок немного: 39
фрагментов лепной посуды (26 простых стенок, 4
венчика и 2 донца горшков, 2 венчика мисок, фраг-
мент чернолощёной стенки миски), 8 стенок крас-
ноглиняных амфор, а также – точильный камень и
55 костей животных, в том числе фрагменты черепа
лошади, нижняя челюсть овцы, кости крупного ро-
гатого скота.
Видимо, из-за частичного разрушения южной ча-
сти зольника основное количество находок встре-
чено в его северной половине. Находки, в первую
очередь обломки посуды и кости животных, встре-
чались по всему золистому слою, и лишь в цен-
тральной части зольника, особенно с глубины 0,10-
0,15 м, наблюдалась их концентрация: большое
количество костей животных и скопление кусков
обожжённой обмазки – печины (некоторые из них
имеют следы побелки). Почти в центре подзоль-
ничного пространства преобладали кости живот-
ных, среди которых встречен целый конский череп,
челюсти свиньи, а также козы или овцы. Возможно,
их нахождение здесь не является случайным, а свя-
зано с некоторыми культовыми действиями, осу-
ществлёнными до насыпки зольника. Вовсе нельзя
исключать, что здесь располагался наземный не-
сложный жертвенник.
4
Определение произведено палеоантропологом А.Д. Козак (Институт археологии НАН Украины, Киев, Украина)
(см. также Козак 2002, 83-84).
Вблизи СЗ полы зольника найдено железное
шило и часть человеческого черепа – обломок за-
тылочной части правой теменной кости индивида в
возрасте до 30 лет со следами пребывания в огне4.
***
Вероятно, в пределах подворья существовали
ещë какие-то наземные сооружения, может быть,
производственного характера. В пользу этого сви-
детельствуют сохранившиеся следы обмазки с от-
печатками прутьев, глиняные куски от горна со
следами бронзы, железные шлаки, предполагаю-
щие наличие соответствующего конструкции для
производства железа.
Вещевой комплекс
Несмотря на относительно небольшую площадь
подворья и, соответственно, исследованную часть
территории памятника, в ходе раскопок получен
обильный и разнообразный археологический мате-
риал, являющийся, на мой взгляд, представитель-
ным источником для истории изучения селища в
урочище Лисовый Кут.
Как и на большинстве поселенческих памятни-
ков, основной категорией находок является кера-
мика, подавляющая часть которой – посуда.
Она представлена 6752 в той или иной степени со-
хранившимися фрагментами (целые формы посуды
отсутствуют): из них 5543 ед. принадлежат лепным
сосудам скифского времени, 1209 – импортным гон-
чарным, что в процентном отношении составляет
примерно 82% и 18%. Эти данные свидетельству-
ет о довольно значительном поступлении товаров в
тарных амфорах на селище Лисовый Кут.
Лепная посуда представлена, в основном, сосу-
дами с грубой поверхностью, число экземпляров
с подлощëной или лощёной поверхностью крайне
невелико, в основном, это столовая посуда. Набор
посуды достаточно ограниченный.
Как и на большинстве поселений скифской эпохи,
доминирующим видом являются горшки, отличаю-
щиеся между собой размерами, профилировкой,
орнаментом. В пределах подворья обнаружено 748
венчиков и донцев горшков и более 4 тыс. стенок.
Примерно в 10 раз меньше найдено фрагментов
мисок (77 ед.), относящихся к категории столовой
посуды. По сути, единичны иные виды лепных со-
судов: корчаги (6 фр.), кувшины (5 фр.), сосуды с
носиком-сливом (2 фр.), черпаки (2 фр.), баночный
 Селище в урочище Лисовый Кут на большом укреплении Бельского городища 159

Рис. 7. Селище Лисовый Кут. Фрагменты лепных горшков.

сосуд типа кастрюли с боковыми ручками-упорами
(1 фр.), крупный лощëный сосуд с профилирован-
ной ручкой (1 фр.).
Горшки, судя по профилировке венчика и тулова,
могут быть отнесены, по меньшей мере, к четырëм
основным типам. Наибольшее количество, несо-
мненно, составляли сосуды I типа – тюльпановид-
ного профиля с плавно отогнутым закруглëнным
венчиком, почти одинаковым по ширине со стенкой
(рис. 6,1.4.5.7.9-10). Горшки II и III типов, с корот-
ким, плавно отогнутым венчиком и резко расширя-
ющимся туловом; коротким венчиком, отогнутым
под тупым углом по отношению к резко расширяю-
щемуся тулову (рис. 6,2.3.6.8; 7,1-3.5.6.8-10), имели
примерно одинаковое, но меньшее распростране-
ние, чем сосуды I типа. Ещë более редки горшки IV
типа, отличающиеся почти прямым, утолщённым
по краю венчиком, переходящим в резко расши-
ряющееся округлое тулово (рис. 7,7).
Горшки всех упомянутых типов имели плоское
дно, иногда без закраины (рис. 8,4), но обычно
оно хорошо выделено (рис. 8,2). На двух донцах
160 Сергей Скорый
горшков зафиксированы отпечатки ткани крупного
прямого плетения, на 18 донцах – отпечатки зерно-
вок различных злаковых, ещë на одном – косточки
дикой сливы. По-видимому, изготовленные сосуды
ещë до обжига зачастую размещались на ткани или
подсыпке из злаковых.
Судя по сохранившимся фрагментам венчиков,
донцев, стенок, горшки варьировали от небольших
(рис. 8,4) до очень крупных. Поверхность сосудов –
серого или тëмно-серого цвета, лишь в отдельных
случаях подлощена. Часть горшков в нижней часть
имеет следы закопчëнности, свидетельствующие
об использовании их для приготовления пищи. Че-
репок таких сосудов, как правило, пористый, с раз-
личными включениями, усиливающими их жаро-
стойкость. На ряде же горшков, особенно крупных,
нет следов закопчëнности, поверхность их нередко
подлощена. Думается, что такие сосуды использо-
вали в качестве тары для хранения жидких и сыпу-
чих материалов. Это тем более вероятно, поскольку
корчаги, судя по числу найденных фрагментов, рас-
пространения не получили.
Большинство горшков у венчика или по его краю
украшено орнаментом. Неорнаментированные со-
суды (рис. 7,8) единичны. Виды орнамента таковы:
1) налепной, расчленëнный пальцевыми вдавле-
ниями валик, который сочетается с расположен-
ными выше (рис. 6,4-5) или ниже него (рис. 6,1-2)
проколами или наколами изнутри, образующими с
внешней стороны так называемые жемчужины; 2)
защипы по краю венчика (рис. 6,3.7; 7,7), иногда
имитирующие налепной валик (рис. 6,6); 3) защипы
по краю, сочетающиеся с расположенными ниже
проколами (рис. 6,8; 7,1) или наколами, которым
соответствуют с внешней стороны «жемчужины»
(рис. 6,9); 4) защипы по краю венчика, имитирую-
щие валик, ниже – проколы, по шейке – круглые
вдавления (рис. 6,10); 5) пальцевые вдавления по
краю венчика, ниже – проколы (рис. 7,2.4); 6) косая
насечка по краю, сочетающаяся с расположенны-
ми ниже проколами (рис. 7,5-6) или насечкой (рис.
7,9); 7) разнообразные наколы с внешней стороны
шейки сосуда (рис. 7,3.10).
О степени распространения различных видов ор-
намента можно сказать следующее. Подавляющее
большинство сосудов украшено орнаментами №№
2-4 (защипы по краю и их вариации). Остальные
виды орнаментов какого-либо распространения не
получили. Крайне невелик процент горшков, укра-
шенных налепным валиком с различными вариация-
ми: на всей площади подворья найден всего 41 фр.
Похоже, что можно говорить об определëнной зако-
номерности в сочетаемости тех или иных видов ор-
намента с типами горшков. Так, орнамент в виде на-
лепного валика присущ только горшкам I и II типов,
орнамент в виде защипов с различными вариациями
встречен более широко – на горшках I-III типов, а
украшения шейки сосуда вдавлениями различной
формы зафиксировано только на горшках III типа.
Все миски, судя по сохранившимся частям, име-
ли слегка уплощëнное полушаровидное или кони-
ческое тулово, обычно плоское дно (рис. 8,3), реже
– снабженное поддоном (рис. 8,1). Сосуды c иным
дном единичны. Край мисок отогнут под тупым
углом. Поверхность сосудов в той или иной сте-
пени подлощена, обычно серого или тëмно-серого
цвета, реже – чëрная, розовая, серо-оранжевая. Че-
репок мисок в изломе очень плотный. Практически
все миски без орнамента. Лишь в одном случае со-
суд был украшен у края «жемчужинами».
Учитывая различия в оформлении края мисок, они
могут быть разделены на несколько типов: I тип – с
горизонтально обрезанным краем, ширина которого
одинакова по всей длине (рис. 8, 5.10.13.15), сужаю-
щимся (рис. 8, 16) или расширяющимся в конце (рис.
8,17); II тип – с округло-утолщëнным краем, оттяну-
тым внутрь сосуда (рис. 8,7-8.11); III тип – с краем
клювовидной формы (рис. 8,9.18); IV – с горизон-
тально обрезанным, расширяющимся в обе стороны
краем (рис. 8,20-21). Все типы мисок, за исключе-
нием IV типа, встречаются примерно в одинаковой
степени. Сосуды IV типа весьма немногочисленны.
Следует упомянуть также нижнюю часть так на-
зываемой миски-вазы, относящейся к числу редко
встречаемых на данном селище сосудов (рис. 8,19),
а также миниатюрную миску-плошку (рис. 8,14).
Как уже отмечалось ранее, иные виды лепной
посуды немногочисленны. Корчаги, судя по венчи-
кам, имели невысокое горло с плавно отогнутым
наружу краем (рис. 9,3). Тулово некоторых из них
украшали сосцевидные налепы (рис. 9,4). Поверх-
ность сосудов лощёная, серого цвета. Кувшины от-
личались прямым цилиндрическим горлом, пере-
ходящим в тулово почти под прямым углом. Край
венчика горизонтально обрезан. Ручки в сечении
круглые (рис. 9,6-8) или уплощëнно овальные
(рис. 9,9). Описать лепные сосуды иных видов в
силу их фрагментарности трудно.
Из 1209 фрагментов гончарной посуды – 1199
принадлежит амфорам (30 венчиков, 53 ручки, 5
ножек, 1111 стенок) и лишь 10 фрагментов отно-
сятся к иным видам посуды – кувшинам и столовой
посуде. Иными словами, более 99% импортных со-
судов – винные амфоры.
Особенности профильных частей амфор (прежде
всего, венчиков и ножек) позволяют говорить, по
 Селище в урочище Лисовый Кут на большом укреплении Бельского городища 161

Рис. 8. Селище Лисовый Кут. Фрагменты лепной посуды: 1-4 – горшки; 5-21 – миски.
162 Сергей Скорый
меньшей мере, о 6-7 центрах, в которых они были
произведены. Большая часть их вполне определи-
ма. В количественном отношении фрагменты со-
судов распределяются так: Хиос (20 фр.), Фасос
(3 фр.) и Протофасос (3 ед.), Самос (1 фр.) и круг
Самоса (2 фр.), круг Лесбоса (2 фр.), Милет(?) (1
фр.), неизвестный центр (1 фр.). Большинство ам-
форных ручек в сечении овальной формы (рис. 12),
что свойственно большинству из описанных типов
и, прежде всего – хиосским пухлогорлым сосудам.
Таким образом, наибольшее количество импор-
тируемого вина поступало в хиосских амфорах.
Практически все из них относятся к категории
пухлогорлых светлоглиняных сосудов (рис. 10,1-
2.6.10-11; 11,1-6.8-11.14.16-18.21) различных вари-
антов и датируются в рамках последней четверти
VI – первой трети или первой половины V вв. до
н.э. (Рубан 1983, 102-103, рис. 3,1-3; Марченко,
Доманский 1991, 58, рис. 1,2.3; 59; Монахов 1999,
65.74.83.86.110-111.143, табл. 11,427; 16,12; 21,3;
22,3; 34,4; 48,4; Монахов 2003, 17.235, табл. 5,5-6).
Фасосские (рис. 10,8; 11,19-20) и протофасосские
(рис. 10,4; 11,15.22) сосуды относятся к последней
четверти VI – первой половине V вв. до н.э. (Мона-
хов 1999, 55.65, табл. 8,1; 11,427) и первой четвер-
ти – первой половине V вв. до н.э. (Монахов 1999,
83.86.110-111.143, табл. 21,3; 22,3; 34,4; 48,4). Дата
самосского сосуда (рис. 10,12) и амфор круга Само-
са (рис. 10,9; 11,7) также может быть определена
в рамках первой половины V в. до н.э. (Марченко,
Доманский 1983, 57, табл. 1,9; Монахов 1999, 100,
табл. 29,1). Амфора круга Лесбоса (рис. 10,5) также
находит аналогии в кругу сосудов первой полови-
ны V в. до н.э. (Монахов 1999, 72.79.84.119.121.143,
табл. 14,2; 18,8; 19,2; 37,4; 38,1; 48,1) Предполо-
жительно милетский сосуд (рис. 10,7) может быть
датирован первой половиной – серединой V в. до
н.э. (Монахов 2003, 34-35.250, табл. 20,4). Венчик
амфоры неизвестного центра (рис. 10,3) напомина-
ет венчики сосудов, найденных на Афинской Агоре
(колодец Q 12: 3), дата которых определяется (по
С.Е. Монахову) 20-ми гг. V. до н.э. (Монахов 1999,
63.66, табл. 12,423-424).
Из трëх обломков чернолаковых сосудов откры-
того типа (рис. 13,4-6), два, скорее всего, являлись
блюдцами (рис. 13,4-5). О внешнем виде тонко-
стенных сероглиняных кувшинов, от которых со-
хранилось несколько донцев (рис. 13,3.8), ручек
(рис. 13,1) и стенок (рис. 13,7), судить сложно.
Остальные керамические изделия, найденные в
пределах исследованного подворья, немногочислен-
ны – это пряслица (15 целых, 5 фр.), а также обломки
жаровни, фрагментированная льячка, бусина и пр.
Пряслица различной формы, но наиболее
распространëнными являются экземпляры кони-
ческой (рис. 14,7.9), усечëнно конической (рис.
14,12.15), биконической (рис. 14,5) и усечëнно би-
конической формы. Изделия иного вида, например,
колëсовидные (рис. 14,13), редки. Поверхность всех
пряслиц подлощена, серого, тëмно-серого, реже –
оранжевого цвета. На трёх экземплярах зафикси-
рован орнамент, нанесённый каким-то остриëм по
сырой глине. В двух случаях он расположен на ши-
роком основании и имеет вид креста (рис. 14,7.15),
в центре которого отверстие для веретена. Одно из
пряслиц украшено сбоку знаком в виде небрежно
нанесенной литеры «Х».
От льячки (ложки для разлива расплавленного
металла) сохранился лишь носик-слив, шириной
3,5 см (рис. 14,14). Поверхность льячки чëрного
цвета, хорошо подлощена.
Среди фрагментов глиняной жаровни особый
интерес представляет бортик с сохранившейся ча-
стью дна (рис. 14,16). По отношению ко дну бор-
тик отогнут почти под прямым углом. В сечении он
усечëнно-конической формы. Высота бортика 9,5
см, ширина 2-7,5 см, толщина дна жаровни 2,2-2,3
см. Судя по сохранившемуся фрагменту, высота жа-
ровни была примерно 12 см. К сожалению, общие
размеры еë не ясны, но, по-видимому, она была до-
статочно большой. Аналогичные толстостенные
жаровни известны на поселениях скифской эпохи
Лесостепи, особенно – на Левобережье Днепра
(Шрамко 1998, 61, рис. 38,1-2). Есть мнение, что
они использовались для сушки зерна – в этом слу-
чае их прикрепляли к своду печи (Шрамко 1998,
117). Однако не исключено, что подобные жаровни
могли служить и в качестве переносных обогрева-
телей и использоваться для освещения помещений.
Во всяком случае, в одной из полуземлянок Мотро-
нинского городища была найдена стоящая в углу,
на возвышении, плохо сохранившаяся глиняная
жаровня, служившая, очевидно, именно для таких
целей (Бессонова, Скорый 2001, 38).
Редкой находкой на поселениях скифской эпохи
является керамическая шаровидная бусина, до-
вольно крупных размеров (рис. 14,11). Фрагмент
массивного дисковидного предмета (сохранивши-
еся размеры 673,5 см) с хорошо заглаженной
внешней поверхностью, по-видимому, принадле-
жит крышке какого-то крупного сосуда (рис. 9,12).
Интересен кусок слегка обожжëнной глины окру-
глой формы. На нижней части, с внешней стороны,
находятся отпечатки пальцев (гончара-?). Хорошо
видно, что глину разрывали на куски, а потом сое-
диняли. Возможно, это делалось для еë уплотнения.
Селище в урочище Лисовый Кут на большом укреплении Бельского городища 163

Рис. 9. Селище Лисовый Кут. Фрагменты лепной посуды редких форм.

164 Сергей Скорый
Куски пластичной глины, являвшиеся заготовками
для работы гончара, известны по находкам на Бель-
ском городище (Шрамко 1987, 103). Аналогичный
кусок глины был найден и на поселении скифско-
го времени Мачухи-1 также в бассейне р. Ворскла
(Мурзин и др. 2002, 19).
Представительной группой находок являются раз-
нообразные металлические изделия – 32 предмета
(17 – железных, 15 – бронзовых) которые по назначе-
нию подразделяются на несколько групп: орудия тру-
да (10 целых и частично фрагментированных ножей,
4 шила, серп, пробойник5), предметы вооружения
(10 бронзовых наконечников стрел), украшения (же-
лезная булавка и фрагмент бронзового браслета), де-
таль конской упряжи (бронзовая бляшка), несколько
бронзовых плоских пластинок неясного назначения.
Почти половина железных предметов (орудия труда)
была изучена с помощью металлографических ана-
лизов, давших интересные результаты (Мурзин и др.
2002, 256; Недопако 2005, 88-89).
Хорошо сохранившийся серп (длина более 15 см,
максимальная ширина более 1,5 см) (рис. 15,1), с
отогнутым под прямым углом зауженным черенком
для насаживания деревянной ручки, относится к
типу столбиковых серпов (Шрамко 1983, 31). Он
изготовлен из стальной заготовки среднего каче-
ства. Рабочая часть тщательно прокована и заточе-
на. Подобные серпы хорошо известны в материалах
скифской эпохи в Лесостепи, в том числе – в кругу
находок на Бельском городище (Шрамко 1987, 87,
рис. 35,1-4).
Большинство ножей, за исключением типологи-
чески неопределимых обломка нижней части и за-
готовки (рис. 15,8-10), относятся к группе изделий
с горбатой спинкой, широко распространëнной в
скифское время. Они различаются как по размерам,
так и по устройству рукоятки. Исходя из отличий в
устройстве рукоятки, ножи, по классификации Б.А.
Шрамко (1983), принадлежат к трем типам: I тип –
заклёпочные ножи, имеющие цельную, костяную,
негранëную рукоятку с пропилом (2 экз.) (рис. 15,6-
7). Особенно впечатляет нож, найденный в жилом
помещении подворья. Он имеет общую длину 30,5
см при длине лезвия 18 см (рис. 15,7); II тип – нож
с цельнометаллической ручкой (рис. 15,2), изго-
товлен из среднеуглеродистой стали невысокого
качества, сохранившаяся длина более 12 см; III тип
– черенковые ножи (4 экз.) с одним упором внизу, у
двух из них обломаны концы лезвия (рис. 15,3-5.7).
5
Найден в пахотном слое вблизи раскопа.
6
Металлографическое изучение находок произведено канд. техн. наук Д.П. Недопако (Институт археологии НАН
Украины, Киев, Украина).
Все ножи – очень небольших размеров. Один из эк-
земпляров (рис. 15,8), судя по данным металлогра-
фии, был изготовлен из малоуглеродистой стали.
Что же касается заготовки для ножа (рис. 15,9) и
экземпляра, от которого сохранилось острие лезвия
(рис. 15,10), то материалом для первой послужило
кричное железо невысокого качества, для второго,
напротив, высококачественная сталь. Думается, та-
кие различия в материале ножей (в принципе, до-
вольно универсальных орудий труда) диктовались
их конкретным предназначением.
Шилья различаются по размерам и исполнению.
Два из них небольшой длины, однотипные, концы с
обеих сторон заострены, в сечении шилья прямоу-
гольные (рис. 15,11.13). Одно из шильев (рис. 15,13)
изготовлено из железной заготовки высокого каче-
ства. Какой из заострëнных концов служил местом
насадки рукоятки, судить сложно. Бóльшего внима-
ния заслуживают два других экземпляра. Один из
них имеет хорошо выраженный суженный черенок,
прямоугольный в сечении, с сохранившимися сле-
дами дерева от рукоятки и квадратную в сечении
рабочую часть с обломанным концом (рис. 15,16).
Другое шило имеет стилетовидную форму, с расши-
рением и выступами в верхней части у черенка, на
который насаживалась рукоятка. В сечении рабочая
часть имеет вид вытянутого прямоугольника. Шило
изготовлено из железной заготовки высокого каче-
ства. Эти два шила отличаются большими размера-
ми: сохранившиеся части имеют длину 9-11 см.
Пробойник небольших размеров со слегка об-
ломанным сужающимся остриём (сохранившая-
ся длина более 5 см), квадратный в сечении (рис.
15,14) изготовлен из стали высокого качества (Не-
допако 2005, 88-89), что, конечно, было связано с
его функциональным назначением.
Все наконечники стрел трëхлопастные, относя-
щиеся к трем типам. Первый (I) тип – наконечни-
ки со слегка выступающей втулкой, башневидной
вытянутой головкой и проточенным до половины
лопасти ложком (4 экз.). У всех наконечников на
острие головки – неудаленный литник (рис. 16,1-
4). Подобные наконечники использовались на
протяжении V в. до н.э. и хорошо известны среди
находок в районе Бельского городища, например,
на Восточном укреплении (Шрамко 1987, 52, рис.
18,12), в погребениях указанного времени могиль-
ников в урочищах Перещепино и Скоробор (Шрам-
ко 1994, 121, рис. 4,4; он же 1994а, 113, рис. 7,4;
Селище в урочище Лисовый Кут на большом укреплении Бельского городища 165

Рис. 10. Селище Лисовый Кут. Венчики античных амфор.

166 Сергей Скорый
Мурзін и др. 1995а, 70, рис. 9,6-8). Второй (II) тип
– наконечники с выступающей втулкой, треуголь-
ной головкой и ложком, проточенным до половины
лопасти (рис. 16,6.8). К третьему (III) типу – нако-
нечники со скрытой или слегка выступающей втул-
кой, треугольной головкой, имеющей подрезанные
под острым углом лопасти, и ложком, проточенным
практически на всю длину головки – принадлежат
3 экземпляра (рис. 16,7.9).
Наконечники второго и третьего типа также не
дают узкой даты и фиксируются в комплексах на
протяжении всего V в. до н.э. Аналогичные наход-
ки уже не раз встречались на Бельском городище,
например, на его Восточном укреплении (Шрамко
1987, 76.119, рис. 28,22; 56,35.42), в урочище Цари-
на в пределах Большого укрепления (Мурзин и др.
1998, рис. 19,4), в курганах могильника в урочище
Скоробор (Шрамко 1994а, 110, рис. 6,18).
Железная булавка (рис. 15,15), по классификации
В.Г. Петренко, принадлежит к булавкам 2-го вариан-
та 21-го типа: булавки, имеющие головку, свëрнутую
обычно на один поворот петли (Петренко 1978, 18.100,
табл. 12, 8-28). Аналогичные булавки хорошо извест-
ны среди находок на Бельском городище (Шрамко
1975, 96, рис. 1,3-6; он же 1987, 44.46.54, рис. 12,11;
14,6; 20,1). В целом же, такие булавки были характер-
ны для лесостепных древностей на протяжении всей
скифской эпохи (Петренко 1978, 18).
От бронзового браслета сохранился лишь не-
большой фрагмент, округлый в сечении, длиной
1,9 см и диаметром 0,5 см (рис. 16,11). Подобные
проволочные бронзовые браслеты имели широкое
распространение в скифское время.
К категории немногочисленных украшений (на-
помним, что к ним относится и керамическая бу-
сина) принадлежит и стеклянная светло-зелëная,
пирамидальной формы подвеска (рис. 16,14).
Достаточно интересной находкой, редко встре-
чаемой на поселениях, является небольшая брон-
зовая бляшка в виде головы хищной птицы (орла?).
На оборотной стороне – полукруглая петля для
крепления на ременной основе (рис. 16,10). Изде-
лие великолепно сохранилось, светло-серого цвета,
покрыто благородной патиной. Подобные бляшки,
использовавшиеся, в частности, в качестве украше-
ний конской узды, хорошо известны в памятниках
V в. до н.э. (Петренко 1967, 39). Например, они
обнаружены в таких погребальных комплексах на-
чала V в. до н.э., как курган № 401 у с. Журовка,
курганах вблизи Пастырского городища (Петренко
1967, 169, табл. 31,18.21-22), а также в кургане № 3
первой половины V. до н.э. в Стеблёвском могиль-
нике (Скорый 1997, 126, рис. 22,8-9).
Предметы из обработанной кости в кругу нахо-
док составляют в целом небольшую группу – 9 экз.
(из них 4 являются заготовками). Среди изделий –
2 ножа для мездрения шкур, с заполированной по-
верхностью и следами использования на нижней
рабочей поверхности. Изготовлены они из рëбер
крупных копытных животных (рис. 16,18-19). Три
астрагала имеют срезанную спинку и хорошо за-
полированную поверхность (рис. 16,21-22). Веро-
ятно, они применялись для разглаживания кожи.
Аналогичные инструменты, использовавшиеся в
кожевенном деле, широко известны на поселениях
скифской эпохи в украинской Лесостепи (Шрам-
ко 1984, 144-146, рис. 1,1.4-5.26), в том числе и на
Бельском городище (Шрамко 1987, 47, рис. 15,3.5).
Три заготовки являются частично обработанными
рогами козы и овцы, со следами пиления и поли-
ровки (рис. 16,15-17). Скорее всего, из них плани-
ровалось изготовить рукоятки каких-либо метал-
лических инструментов, может быть, шильев. Сре-
занное основание рога лося (рис. 16,20), возможно,
являлось заготовкой для округлой бляхи.
Орудия труда из камня и камни, имеющие те
или иные следы обработки, составляют доволь-
но представительную группу – 43 находки. Осо-
бый интерес представляет типично земледельче-
ское орудие труда – зернотëрка (точнее, еë нижняя
часть), изготовленная из серого гранита, по форме
приближающаяся к овалу, со следами явной сра-
ботанности на поверхности (рис. 17,2). Большая
часть находок представлена разнообразными, чаще
всего, округлой формы тëрочниками, изготовлен-
ными из серого песчаника, с хорошо выраженной
уплощëнной рабочей поверхностью (рис. 17,3-4.7).
По-видимому, это были достаточно полифункцио-
нальные орудия труда, которые могли применяться
и в качестве верхних камней зернотëрок. Выделя-
ется небольшая группа абразивов или точильных
брусков, изготовленных из серого мелкозернистого
песчаника и различающихся по форме (рис. 17,1.5-
6). Наконец, в коллекции изделий из камня присут-
ствует несколько гранитных сфероидов, некоторые
со следами обожжëнности на поверхности (рис.
17,8-10). Они могли использоваться как в быту, так
и в культовой практике.
Палеоботанические определения
Состав отпечатков культурных растений на леп-
ной керамике с поселения Лисовый Кут, по дан-
ным определения палеоботаника Г.А. Пашкевич
(2005, 90-92), представлен в таблице 1.
Табл. 1. Отпечатки культурных растений на леп-
ной керамике с поселения Лисовый Кут.
 Селище в урочище Лисовый Кут на большом укреплении Бельского городища 167

№ п/п Имя латинское Имя русское Количество Примечание

1 Panicum miliaceum Просо посевное 20
2 зерновки,
2 Triticum dicoccon Пшеница двузернянка 4
2 колоска
3 Hordeum vulgare Ячмень плëнчатый 2
4 Triticum aestivum s.l. Пшеница голозëрная 1

Палеозоологические определения
Исследование подворья позволило получить обширную палеозоологическую коллекцию – 5835 костей
животных, составляющую почти половину всех находок, выявленных входе раскопок (остальные находки
– 6859 ед.). К сожалению, к моменту археозоологического изучения материала (2006 г.), по независящим
от меня причинам, сохранить полностью кости животных не удалось: в наличии оказалось лишь 2147 ед.,
т.е. более чем в 2 раза меньше по сравнению с реально обнаруженным числом. Тем не менее, мне представ-
ляется, что произведëнные археозоологом В.Л. Бондаренко определения, в общем, отражают тенденцию
степени присутствия тех или иных домашних животных в хозяйстве поселения, а также диких животных,
являвшихся объектами охоты7.
Табл. 2. Костные остатки домашних животных из раскопа I (вся площадь раскопа).
Общее Juv. Молодых Взрослых Старых
Вид Кол-во кол-во особей особей особей особей
животных костей особей (0-6 мес.) (0,5-2 лет) (2-7 лет) (7-12 лет)
Корова 660 24 2 5 12 5
Лошадь 485 13 - 3 4 6
Коза 140 11 5 5 1 -
Свинья 171 7 4 3 - -
Овца 69 3 1 2 - -
Комолый
бык 46 1 - - - 1
Всего 1571 59 12 18 17 12
Табл. 3. Костные остатки диких животных из раскопа I (вся площадь раскопа).
Вид Кол-во Общее Juv. Молод. Взросл. Старых
животных костей кол-во особей особей особей особей
особей (0-6 мес.) (0,5-2 лет) (2-7 лет) (7-12 лет)
Кабан 78 3 - - 3 -
Сайгак 26 2 - 2 - -
Медведь 2 2 - - - 2
Всего 106 7 - - - -
Табл. 4. Костные остатки домашних и диких животных из зольника на раскопе I.
Общее Juv. Молодых Взрослых Старых
Вид Кол-во кол-во особей особей особей особей
животных костей особей (0-6 мес.) (0,5-2 лет) (2-7 лет) (7-12 лет)
Корова 165 5 - - 3 2
Лошадь 152 5 - - 2 3
Свинья 30 4 1 2 1 -
Комолый
бык 64 3 - - 1 2

Коза -
17 1 1 - -
Овца 12 1 - 1 - -
Кабан (дик.) 40 2 - 1 1 -
Всего 480 21 1 5 8 7
7
Выражаю искреннюю благодарность В.Л. Бондаренко (Археологический музей Харьковского национального
университета им. В.Н. Каразина, Харьков, Украина) за предоставленные данные.
168 Сергей Скорый

Рис. 11. Селище Лисовый Кут. Венчики (1-19) и ножки (20-23) античных амфор.
 Селище в урочище Лисовый Кут на большом укреплении Бельского городища
Вопросы хронологии
Стратиграфические наблюдения в районе изучае-
мого подворья свидетельствуют об однослойности
памятника, а небольшая мощность культурного
слоя a priori указывает на относительно небольшой
период его существования.
Тем не менее, предметы, дата которых хорошо
определяется (античные амфоры, бронзовые нако-
нечники стрел, бляшка от конской упряжи), огра-
ничивают время памятника сравнительно широким
хронологическим диапазоном: последней четвер-
тью VI – V вв. до н.э., что охватывает промежуток
более чем в 100 лет. Однако если учесть, что даты
почти всех амфор укладываются в рамки конца
VI – первой половины V вв. до н.э., а бронзовые на-
конечники стрел описанных типов характерны ис-
ключительно для V в. до н.э. (точнее их датировать
сложно), общие хронологические рамки, в которых
бытовало подворье, вполне можно сузить до первой
половины V в. до н.э. В пользу этого свидетельству-
ет и бляшка в виде головки хищной птицы, находя-
щая, как уже отмечалось, хорошие аналогии в древ-
ностях начала или первой половины V в. до н.э.
Не противоречит предлагаемой дате и облик
наиболее массового материала – лепной посуды,
и, в частности, самой многочисленной еë груп-
пы – горшков. Небольшая часть из них украшена
под венчиком налепным валиком, расчленëнным
пальцевыми вдавлениями (что является признаком
сосудов, как правило, VII-VI вв. до н.э.), но пода-
вляющее большинство – пальцевыми защипами
или насечками по краю – орнаментом, получившим
широкое распространение с V в. до н.э.
Разумеется, в данном случае речь идëт о времени
функционирования конкретного подворья. Что же
касается даты селища в целом, она может быть опре-
делена только в ходе последующих исследований.
Социальная структура и хозяйственные заня-
тия обитателей подворья
Как уже отмечалось ранее, исследованное под-
ворье являлось, по-видимому, одной из вероятных
единиц застройки поселения. Размеры жилого по-
мещения, число хозяйственных сооружений (даже
если предположить, что часть объектов была на-
земными и разрушена) свидетельствуют в пользу
того, что подворье являлось местом обитания не-
большого коллектива, скорее всего, малой семьи.
8
Любопытно, что при исследовании синхронной усадьбы Мотронинского городища (Днепровское Лесостепное
Правобережье, бассейн р. Тясмин), обладавшей значительно большей площадью, на которой проживало несколько
семей, найдено существенно меньшее количество костей домашних животных – около 4000 ед. (Скорый 2003, 289).
169
Вместе с тем, спектр хозяйственных занятий
обитателей этого небольшого домохозяйства был
весьма широк. Как и для большинства оседлого
населения Лесостепи, основными отраслями хо-
зяйства являлись земледелие и животноводство.
При этом, учитывая огромное количество костей
животных (5835 ед.)8, нельзя исключать, что обе
эти отрасли являлись одинаково развитыми, или,
более того – животноводство было приоритетным
хозяйственным занятием.
О занятиях земледелием свидетельствуют раз-
нообразные факты: характерные объекты – хозяй-
ственные ямы с узкой горловиной, грушевидной
или колоколовидной формы, в которых обычно
хранили необмолоченное зерно (напомню, что на
территории подворья их найдено 6 – судя по разме-
рам, в них могло храниться несколько тонн зерна);
земледельческие орудия труда для сбора (железный
серп) и переработки (каменная зернотëрка, тёроч-
ники) зерна; и, наконец, отпечатки самих злаковых,
сохранившиеся на донцах лепных сосудов (табл.
1). Судя по ним, жители выращивали просо по-
севное, пшеницу плёнчатую (полбу-двузернянку) и
голозёрную (мягкую), ячмень плёнчатый. Наиболь-
шее количество отпечатков принадлежит просу,
что, возможно, реально отражает превалирующую
роль этой агрокультуры в земледелии. В целом,
полученная картина по зерновым культурам впол-
не соответствует той, что известна для Бельского
городища, в первую очередь, по материалам его
Восточного укрепления (Шрамко 1987, 86). Нужно
подчеркнуть также, что просо, пшеница двузернян-
ка и ячмень плёнчатый – это подтверждено много-
летними исследованиями и наблюдениями – явля-
лись основными культурными растениями племëн,
обитавших на территории лесостепной Украины в
VII-III вв. до н.э. (Пашкевич 2001, 134-137).
Земледелие, несомненно, было пашенным, с ис-
пользованием деревянного рала и, вероятно, быков
в качестве тягловой силы (кости последних обна-
ружены на поселении) (табл. 2; 4). Как известно,
на Восточном укреплении Бельского городища, в
одной из ям VI-V вв. до н.э., в своë время были най-
дены культовые глиняные фигурки – модель кри-
вогрядильного рала в комплексе с другими скуль-
птурками – ярма, дышла, упряжных животных (во-
лов) (Шрамко 1984а, 251-255), что подтверждает
сказанное о характере земледелия.
170 Сергей Скорый

В кругу разводимых домашних животных, судя
по материалам со всего раскопа и зольника, первен-
ство отдавалось крупному рогатому скоту (прежде
всего, корова, в значительно меньшей степени – бык
комолый), на втором месте – лошадь, роль которой
в хозяйстве и жизни населения была велика. Важ-
ное место в стаде домашних животных занимали
коза и свинья, в то время как овца распространения
не получила. При сравнении костей животных все-
го раскопа и зольника видно, что в зольнике почти
полностью отсутствуют кости козы, хорошо пред-
ставленные на площади раскопа, но больше костей
комолого быка (табл. 2; 4). Возможно, это связано
с особенностью некоторых ритуальных действий,
осуществляемых в районе зольника.
В целом, ситуация по составу стада на селище в
урочище Лисовый Кут близка, известной по мате-
риалам Бельского городища, прежде всего, его Вос-
точного укрепления, но есть и некоторые отличия.
Так, в довольно представительной остеологической
коллекции с Лисового Кута незначительное число
составляют кости овцы, хорошо представленные в
целом на Бельске (Шрамко 1973, 109; он же 1987,
89). Не обнаружены пока и кости собак. Между тем,

Рис. 12. Селище Лисовый Кут. Ручки античных амфор.

 Селище в урочище Лисовый Кут на большом укреплении Бельского городища
находки последних весьма обычны на Бельском го-
родище, более того, они составляют довольно высо-
кий процент в остеологическом материале (Шрамко
1987, 90; Бондаренко 2006; она же 2006а). Вероят-
но, будущие исследования на селище Лисовый Кут
внесут некоторые дополнения в известную ныне
остеологическую коллекцию, во всяком случае, ска-
занное касается присутствия на поселении собак.
Наиболее ценными животными для обитателей
подворья, по-видимому, являлись корова, лошадь,
бык: их забой, в отличие от других животных, осу-
ществлялся либо во взрослом, либо в старом воз-
расте (табл. 2; 4).
Животноводство, скорее всего, имело придомно-
отгонный характер, как это обычно присуще
осëдлому населению.
Занятия животноводством жители подворья соче-
тали с охотой, которая, впрочем, не играла какой-
либо существенной роли, как и в целом для обита-
телей всего Бельского городища (Шрамко 1987, 90),
а лишь в определённой степени разнообразила ра-
цион их питания. Костей диких животных среди пи-
щевых отходов, найденных на Лисовом Куте, крайне
мало – менее 1% от общего количества. Объектами
охоты являлись кабан, сайгак, медведь (табл. 3-4), а
также, судя по одной из костяных заготовок, лось.
Рацион питания обитатели подворья (и, несо-
мненно, всего поселения) разнообразили также
путем собирательства в близлежащих лесах, что
в частности подтверждается отпечатком дикой сли-
вы на донышке одного из лепных сосудов.
По-видимому, важное место в хозяйственных за-
нятиях обитателей подворья занимали металлур-
гия и металлообработка железа, а также бронзо-
литейное производство. Напомню, что в заполне-
нии углублëнного основания помещения № 3 най-
дено значительное количество бронзовых шлаков,
куски медной руды общим весом 8,400 кг, а вблизи
помещения – куски железных шлаков9, общим ве-
сом 2,240 кг. Железная руда и печь для еë восста-
новления и получения криц обнаружены не были,
но можно предположить, что в качестве сырья для
железоделательного производства на селище Лисо-
вый Кут служил легковосстановимый бурый желез-
няк в виде болотной, озëрной или луговой руд, а
восстановительный процесс руды осуществлялся в
9
Металлографическое исследование железных шлаков пока не проводилось.
10
Аналитическое исследование представительной коллекции руды и шлаков с поселения «Лисовый Кут» начато
недавно по моей просьбе под руководством канд. техн. наук В.И. Маничева (Институт геохимии и физики минералов
НАН Украины, Киев, Украина). Благодарю В.И. Маничева за представленную мне информацию.
171
сыродутном горне. Такая руда, шлаки (с содержа-
нием невосстановленного железа до 60%), а также
обломки стенок сыродутных горнов найдены на
Западном и Восточной городищах (Шрамко 1987,
115). В последние годы на Бельском городище об-
наружены остатки таких горнов, позволяющие су-
дить об их конструкции.
Полученные железные губки преобразовыва-
ли в кричное железо, пригодное для изготовления
орудий труда и оружия. Судя по проведённым тех-
нологическим исследованиям железных находок,
найденных на подворье в Лисовом Куте, здесь ис-
пользовали для увеличения твëрдости железа такой
прием как цементация; применяя науглероживание
железа, получали сталь различного качества, под-
вергая еë зачастую дополнительной термической
обработке – закаливанию без отпуска. Все пред-
меты откованы методом горячей ковки. Особыми
качеством металла отличался пробойник – он из-
готовлен из качественной стали с последующей за-
калкой (Недопако 2005, 88-89).
Найденные куски медной руды убедительно сви-
детельствуют, что на Лисовом Куте существовала
местная выплавка меди, являвшейся важнейшим
компонентом для производства бронзы. Впрочем,
находки медной руды на Бельском городище встре-
чались и ранее, как при раскопках В.А. Городцова
в 1906 г. на Западном укреплении и в урочище Ца-
рина в пределах Большого укрепления Бельского
городища (Городцов 1911, 122-123), так и позже –
при исследованиях Б.А. Шрамко на Восточном
укреплении (Шрамко 1973, 101).
Было осуществлено аналитическое исследова-
ние (прежде всего – спектральный и химический
анализы) небольшой серии (11 образцов) шлаков
медной руды из довольно представительной кол-
лекции (десятки образцов) из урочища Лисовый
Кут10. Данные шлаки являются, по сути, «браком»
мастера, поскольку весь металл в ряде образцов не
вышел из руды и пошёл в отходы. В связи с этим,
содержание чистого металла в шлаках достигает
30%. Спектральный анализ шлаков показал брон-
зовый состав с преобладанием меди и содержанием
более 1% цинка и железа. Помимо этих примесей,
в шлаках высокое содержание (десятые доли про-
цента) кобальта, никеля, мышьяка. Химический
172 Сергей Скорый

Рис. 13. Селище Лисовый Кут. Фрагменты чëрнолаковой античной посуды.

 Селище в урочище Лисовый Кут на большом укреплении Бельского городища 173

Рис. 14. Селище Лисовый Кут. Техническая керамика (1-13, 15 – пряслица; 14 – фрагмент льячки; 16 – фрагмент
жаровни) и керамическая бусина (11).
174 Сергей Скорый

Рис. 15. Селище Лисовый Кут. Изделия из железа: 1 – серп; 2-10 – ножи; 11-13,16 – шилья; 14 – пробойник; 15 –
булавка.
 Селище в урочище Лисовый Кут на большом укреплении Бельского городища 175

Рис. 16. Селище Лисовый Кут. Изделия из бронзы (1-9 – наконечники стрел; 10 – бляшка; 11 – фрагмент браслета; 12,13
– фрагменты плоских пластинок), стекла (14 – бусина-подвеска); рога (15-17,20) и кости (18-19,21-22).
176 Сергей Скорый

Рис. 17. Селище Лисовый Кут. Изделия из камня.

 Селище в урочище Лисовый Кут на большом укреплении Бельского городища
состав включений в шлаке металлических обра-
зований демонстрирует сходство со шлаками, а
именно – преобладание меди с повышенным со-
держанием тех же примесей, что зафиксированы в
шлаках. Это немаловажное обстоятельство может
свидетельствовать о родстве химического состава
указанных шлаков с рудами Бахмутского рудного
поля Донецкого региона, иными словами позволяет
поставить вопрос об одном из центров разработки
медной руды, доставляемой на Бельское городище.
Примечательно, что в изученных образцах содер-
жание свинца и олова, в отличие от металла Вос-
точного укрепления Бельского городища (Шрамко
1973, 102) оказалось незначительным.
В пределах подворья, несомненно, располага-
лась бронзоплавильная печь, что подтверждается
фрагментами е» глиняных ошлакованных стенок с
капельками бронзы на их поверхности. Возможно,
она была подобна той, остатки которой были от-
крыты на Восточном укреплении Бельского горо-
дища (Шрамко 1973, 104, рис. 10). О бронзолитей-
ном производстве, которое имело здесь место (во
всяком случае, изготовлении наконечников стрел),
свидетельствуют рассмотренные уже льячка для
разливки бронзы и полуфабрикаты – наконечники с
неудалëнными литниками. Следует упомянуть ещë
и о стержне от составной формы для отливки нако-
нечников стрел, который был найден здесь ранее в
ходе разведок (Мурзин идр. 1997, 11, рис. 11,8).
У обитателей подворья были развиты разноо-
бразные домашние промыслы. Вполне достоверно
можно говорить о производстве лепной посуды, что
подтверждается не только обширной керамической
коллекцией (в принципе, посуда могла использо-
ваться и в меновой торговле), но и находкой заго-
товки глины для гончарной работы. В окрестностях
Бельского городища есть большие выходы пласти-
ческой гончарной глины, использовавшиеся вплоть
до недавнего времени (Шрамко 1987, 103).
Обитатели подворья занимались и костерезным
делом, что подтверждается рассмотренными выше
заготовками из рогов домашних и диких животных.
Развитое животноводство поставляло сырье в виде
костей животных в необходимом количестве. К
числу орудий труда, которыми обрабатывали кость,
несомненно, принадлежат ножи, прежде всего эк-
земпляры с особо прочным лезвием, изготовлен-
ным из стали (рис. 15,2.8.10). К слову сказать, у
177
двух таких ножей обломано острие, один нож пере-
ломан в нижней части.
В круг домашних занятий жителей входили также
обработка кож животных и шорничество, что под-
тверждается находками костяных ножей-скребков
для мездрения и разнообразных железных шильев.
Непременное занятие женщин – прядение и тка-
чество, на что указывают разнообразные по фор-
ме грузики для веретëн – пряслица. По-видимому,
на месте произведены и обнаруженные изделия из
камня, изготовление которых не требовало каких-
либо особых навыков. Можно предположить, что
спектр хозяйственных занятий населения был бо-
лее широким, но следы их в силу тех или иных при-
чин не удалось зафиксировать.
Заключение
Одним из несомненных особенностей иссле-
дованного подворья, и, вероятно, всего селища в
урочище Лисовый Кут, является то обстоятельство,
что его обитатели в своей хозяйственной деятель-
ности сочетали обычные отрасли сельского хозяй-
ства (земледелие, животноводство) и связанные с
ними те или иные домашние промыслы с метал-
лургией и металлообработкой. Последние уже на
крупных центрах Бельского городища (судя, напри-
мер, по исследованиям на Восточной укреплении)
и иных городищах Лесостепи скифского времени
выделились в самостоятельные ремёсла (Шрамко
1987, 91). Возможно, эта несколько консервативная
черта была присуща именно хозяйству обитателей
небольших поселений (по сути, сёл), в отличие
от крупных укреплëнных поселений «городского
типа».
Представляется, что возникновение селища в
урочище Лисовый Кут в пределах Большого укре-
пления Бельского городища в первой половине V
в. до н.э. связано с переселением туда части оби-
тателей с Западного укрепления. В пользу этого
свидетельствуют как общий облик материальной
культуры селища Лисовый Кут, весьма схожий с
культурой Западного укрепления, так и территори-
альная близость от него.
Материалы, полученные при исследовании сели-
ща в урочище Лисовый Кут, несомненно, дополня-
ют наши представления о столь важной в историче-
ском отношении поселенческой структуре, которой
являлось Бельское городище скифской эпохи.
178 Сергей Скорый

Библиография
Бессонова, Скорый 2001: С.С. Бессонова, С.А. Скорый, Мотронинское городище скифской эпохи (по материалам
раскопок 1988-1996 гг.) (Киев-Краков 2001).
Бондаренко 2006: В.Л. Бондаренко, Остеологические материалы из зольников № 1 и № 3 в урочище «Царина» Бель-
ского городища. В кн.: С.В. Махортых, Р.А. Ролле-Герц, С.А. Скорый, В.Ю. Герц, В.П. Белозор, Исследования совмест-
ной Украинско-Немецкой археологической экспедиции 2005 г. (Киев 2006), 92–98.
Бондаренко 2006а: В.Л. Бондаренко, Породні лінії собак раннього залізного віку у лісостепу Східної Європи (за
результатами розкопок Більського городища). В сб.: Е.В. Черненко (отв. ред.), Більське городище та його округа (до
100-річчя початку польових досліджень) (Київ 2006), 120–130.
Городцов 1911: В.А. Городцов, Дневник археологических исследований в Зеньковском уезде Полтавской губ. в 1906
г. Тр. XIV АС (Москва 1911), 93–161.
Козак 2002: А.Д. Козак, Некоторые итоги антропологического исследования материалов из раскопок 2001 года. В
кн.: В.Ю. Мурзин, Р. Ролле, В. Херц, С.А. Скорый, С.В. Махортых, В.П. Белозор, Исследования совместной Украинско-
Немецкой археологической экспедиции в 2001 г. (Киев 2002), 69–84.
Марченко, Доманский 1991: К.К. Марченко, Я.В. Доманский. Комплекс вещественных находок на античном поселе-
нии Куцуруб-1. АСГЭ 31, 1991, 57–76.
Махортых и др. 2006: С.В. Махортых, Р.А. Ролле-Герц, С.А. Скорый, В.Ю. Герц, В.П. Белозор, Исследования со-
вместной Украинско-Немецкой археологической экспедиции 2005 г. (Киев 2006).
Монахов 1999: С.Ю. Монахов, Греческие амфоры в Причерноморье (комплексы керамической тары VII-II веков до
н.э.) (Саратов 1999).
Монахов 2003: С.Ю. Монахов, Греческие амфоры в Причерноморье. Типология амфор ведущих центров-экспортëров
товаров в керамической таре. Каталог-определитель (Москва-Саратов 2003).
Мурзін и др. 1995: В.Ю. Мурзін, Р. Ролле, С.А. Скорий, Дослідження курганів на території Більського городища. В
сб.: А.Б. Супруненко (отв.ред.), Полтавський археологічний збірник 3, 1995, 79–96.
Мурзін и др. 1995а: В.Ю. Мурзін, Р. Ролле, С.А. Скорий, Дослідження Перещепинського курганного могильника.
Археологія 2, 1995, 63–72.
Мурзин и др. 1997: В.Ю. Мурзин, Р. Ролле, В. Херц, С.В. Махортых, Е.В. Черненко, Исследования совместной
Украинско-Немецкой археологической экспедиции в 1996 г. (Киев 1997).
Мурзин и др. 1998: В.Ю. Мурзин, Р. Ролле, В. Херц, С.В. Махортых, В.П. Белозор, Исследования совместной
Украинско-Немецкой археологической экспедиции в 1997 г. (Киев 1998).
Мурзин и др. 1999: В.Ю. Мурзин, Р. Ролле, В. Херц, С.В. Махортых, В.П. Белозор, Исследования совместной
Украинско-Немецкой археологической экспедиции в 1998 г. (Киев 1999).
Мурзін и др. 1999а: В. Мурзін, Р. Ролле, О. Супруненко, Більське городище (Київ-Гамбург-Полтава 1999).
Мурзин и др. 2000: В.Ю. Мурзин, Р. Ролле, В. Херц, С.А. Скорый, С.В. Махортых, В.П.Белозор, Исследования со-
вместной Украинско-Немецкой археологической экспедиции в 1999 г. (Киев 2000).
Мурзин и др. 2001: В.Ю. Мурзин, Р. Ролле, В. Херц, С.А.Скорый, С.В. Махортых, В.П. Белозор, Исследования со-
вместной Украинско-Немецкой археологической экспедиции в 2000 г. (Киев 2001).
Мурзин и др. 2002: В.Ю. Мурзин, Р. Ролле, В. Херц, С.А. Скорый, С.В. Махортых, В.П. Белозор, Исследования со-
вместной Украинско-Немецкой археологической экспедиции в 2001 г. (Киев 2002).
Наукова концепція…1996: Наукова концепція державного археологічного заповідника «Більське городище скіфського
часу» (Полтава 1996).
Недопако 2005: Д.П. Недопако, Технологічні дослідження залізних виробів з поселення в урочищі Лісовий Кут. В
кн.: Е.В. Черненко, Р.А. Ролле-Герц, С.А. Скорый, С.В. Махортых, В.Ю. Герц, В.П. Белозор, Исследования совместной
Украинско-Немецкой археологической экспедиции 2004 г. (Киев 2005), 88–89.
Пашкевич 2001: Г.А. Пашкевич, Палеоботанические исследования материалов Мотронинского городища. В кн.:
С.С. Бессонова, С.А. Скорый, Мотронинское городище скифской эпохи (по материалам раскопок 1988-1996 гг.) (Киев-
Краков 2001), 133–137.
Пашкевич 2005: Г.А. Пашкевич, Палеоботаническое исследование материалов из раскопок Бельского городища. В
кн.: Е.В. Черненко, Р.А. Ролле-Герц, С.А. Скорый, С.В. Махортых, В.Ю. Герц, В.П. Белозор, Исследования совместной
Украинско-Немецкой археологической экспедиции 2004 г.(Киев 2005), 90–96.
Петренко 1967: В.Г. Петренко, Правобережье Среднего Приднепровья в V-III вв. до н.э. САИ, вып. Д 1-4 (Москва
1967).
Петренко 1978: В.Г. Петренко, Украшения Скифии VII-III вв. до н.э. САИ, вып. Д 4-5 (Москва 1978).
Ролле и др. 2003: Р. Ролле, В. Герц, С.В. Махортых, В.П. Белозор, Исследования совместной Украинско-Немецкой
археологической экспедиции 2002 г. (Киев 2003).
Ролле и др. 2006: Р. Ролле, М. Орлюк, А. Романець, Б. Ульрих, Х. Цольнер, Археогеофізичні дослідження Більського
городища та його округи. В сб.: Е.В. Черненко (отв.ред.), Більське городище та його округа (до 100-річчя початку по-
льових досліджень) (Київ 2006), 19–32.
 Селище в урочище Лисовый Кут на большом укреплении Бельского городища 179

Рубан 1982: В.В. Рубан, О хронологии раннеантичных поселений Бугского лимана (по материалам хиосских амфор).
В сб.: Д.Я. Телегин (отв.ред.), Материалы по хронологии археологических памятников Украины (Киев 1982), 96–113.
Скорый 1987: С.А. Скорый, Стеблёв: скифский могильник в Поросье (Киев 1987).
Скорый 2003: С.А. Скорый, Скифская усадьба в Причерноморской Лесостепи. Stratum plus 3 (2001-2002), 2003,
263–292.
Супруненко 1996: О.Б. Супруненко, Розкопки Більського курганного некрополю «Б». В сб.: А.Б. Супруненко (отв.
ред.), Більське городище в контексті вивчення пам’яток раннього залізного віку Європи (Полтава 1996), 88–120.
Черненко и др. 2004: Е.В. Черненко, Р.А. Ролле, С.А. Скорый, С.В. Махортых, В.Ю. Герц, В.П. Белозор, Исследова-
ния совместной Украинско-Немецкой археологической экспедиции 2003 г. (Киев 2004).
Черненко и др. 2005: Е.В. Черненко, Р.А. Ролле-Герц, С.А. Скорый, С.В. Махортых, В.Ю. Герц, В.П. Белозор, Иссле-
дования совместной Украинско-Немецкой археологической экспедиции в 2004 г. (Киев 2005).
Шрамко 1973: Б.А. Шрамко, Восточное укрепление Бельского городища. В сб.: А.И. Тереножкин (отв.ред.), Скиф-
ские древности (Киев 1973), 82–112.
Шрамко 1975: Б.А. Шрамко, Крепость скифской эпохи у с. Бельск – город Гелон. В сб.: А.И. Тереножкин (отв.ред.),
Скифский мир (Киев 1975), 94–132.
Шрамко 1983: Б.А. Шрамко, Археология раннего железного века Восточной Европы. Учебное пособие (Харьков
1983).
Шрамко 1984: Б.А. Шрамко, Обработка кожи в Скифии. В сб.: И.Ф. Ковалёва (отв.ред.), Проблемы археологии Под-
непровья (Днепропетровск 1984), 142–156.
Шрамко 1984а: Б.А. Шрамко, Модель бычьей упряжки скифского времени. В сб.: А.И. Мелюкова и др. (отв.ред.),
Древности Евразии в скифо-сарматское время (Москва 1984), 254–255.
Шрамко 1987: Б.А. Шрамко, Бельское городище скифской эпохи (город Гелон) (Киев 1987).
Шрамко 1994: Б.А. Шрамко, Розкопки курганів VII-IV ст. до н.е. поблизу Більська. Археологія 4, 1994, 117–133.
Шрамко 1994а: Б.А. Шрамко, Новые раскопки курганов в могильнике Скоробор. В сб.: Древности 1994 г. (Харьков
1994), 102–126.
Шрамко 1998: Б.А. Шрамко, Люботинское городище. В сб.: Ю.В. Буйнов (отв.ред.), Люботинское городище (Харь-
ков 1998), 9–131.

Сергей Скорый, доктор хабил. ист. наук, Институт археологии НАН Украины, кв. 112, пр. Героев Ста-
линграда 9-А, 04210 Киев, Украина; е-mail: skory@iananu.kiev.ua
 НОВЫЕ НАХОДКИ КЛИНКОВОГО ОРУЖИЯ ЭПОХИ
ВЕЛИКОГО ПЕРЕСЕЛЕНИЯ НАРОДОВ
В ДНЕСТРОВСКО-ПРУТСКОМ МЕЖДУРЕЧЬЕ

Сергей КУРЧАТОВ, Кишинэу

Noi descoperiri de arme săbii-pumnale din epoca Marii migraюii a popoarelor оn interfluviul Nistru-Prut. Autorul articolului
include оn circuit єtiinюific o spadг-pumnal de fier cu tгieturi la baza lamei, aflatг оn expoziюia muzeului “Rezervaюia Naturalг
de Stat Codrii” din comuna Lozova, raionul Strгєeni. Reprezentоnd un tip de armг albг specificг alanilor din Caucazul de
Nord, aceste spade-pumnale reflectг deplasгrile alanilor din nord-vestul Mгrii Negre оn secolul al IV-lea e.n.

В настоящей работе в научный оборот вводится короткий меч-кинжал с вырезами, хранящийся в музее “Резервация
Натуралэ де Стат Кодрий” c. Лозова, район Стрэшень. Распространение таких мечей-кинжалов, являющихся
характерным для алан Северного Кавказа типом холодного оружия, отражает аланские передвижения в Северо-
Западном Причерноморье в IV в. н.э.

New finds of blade-weapons of the Epoch of Great Migration in Dniester-Prut basins. In the present work a short sword/
dagger with two notches, kept in the museum “State Natural Zone Codry” s. Lozova, dist. Strгєeni, is published. Being
characteristic for Alans Northern Caucasus type of a cold steel, it reflects Alan’s movement in mithin the North-West Black Sea
coast in IV century AD.

Key words: North Pontic, North Caucasus, Crimea, Dniestr-Prut region, Alans, blades weapons, sword-dagger with two
notches

Профессиональные виды оружия и полифунк-
циональные орудия, связанные с различными про-
мыслами, на территории, занимаемой племенами
черняховской культуры, встречаются исключитель-
но редко (Магомедов, Левада 1996). По каким-то
причинам предметы вооружения, за редким ис-
ключением, не использовались черняховцами в
погребальной практике. Не часто встречаются они
и на поселениях. Вследствие этого, введение в на-
учный оборот каждого вновь найденного предмета,
даже случайно обнаруженного при неизвестных
обстоятельствах, представляется в долгосрочной
перспективе информационно оправданным. Одной
из последних подобных находок является короткий
меч-кинжал с вырезами у пяты1, экспонирующийся
в настоящее время в музее «Резервация Натуралэ
де Стат Кодрий»2 с. Лозова, район Стрэшень.
Терминологическая идентификация рассматри-
ваемого типа холодного оружия пока не устоялась.
В одних публикациях их называют кинжалами, в
других – короткими мечами или даже спатой (spade
scurte) (Harhoiu 1991). В этой связи нам представ-
ляется более уместным именовать подобную на-
ходку мечом-кинжалом, тем более что разница в их
параметрах незначительна. Место и условия наход-
ки публикуемого экземпляра неизвестны. Предпо-
ложительно он происходит с одного из известных в
долине р. Буковэц, в окрестностях села, черняхов-
ских поселений.
Рассматриваемый экземпляр представляет собой
железный двулезвийный кованый меч-кинжал дли-
ной 35,2 см. С обеих сторон линзовидного в сечении
лезвия длиной 28,8 см, у пяты, имеется по одному
симметрично расположенному подтрапециевид-
ной формы вырезу, глубиной и шириной, соответ-
ственно, 0,70,6-0,5 см. Ширина клинка у пяты 3,3
см. Конец заострён. Основание треугольной фор-
мы, плавно переходит в прямоугольную в сечении
рукоять-штырь, расширяющуюся книзу. Длина ру-
кояти 6,4 см, ширина 0,7-1,40,4 см (рис. 1,4).
Из Днестровско-Прутского междуречья про-
исходят ещё два аналогичных меча-кинжала, не-

1
Благодарю Е. Ушурелу за предоставленную возможность ознакомиться с рисунком меча.
2
или – “Государственная природная резервация Кодры”.

Revista Arheologică, serie nouă, vol. IV, nr. 1, 2008, p. 180-185

 Новые находки клинкового оружия эпохи великого переселения народов в Днестровско-Прутском междуречье 181

Рис. 1: Мечи-кинжалы с вырезами у пяты, найденные в Днестровско-Прутском междуречье. 1 – Будешть, черняховский

могильник, погребение 196 (L. 18,43,1); 2 – Будешть, черняховское поселение, сооружение 2 (L. 34,43,2); 3 – Рудь,
славянское городище “Фарфурие турчаскэ” (L. 393,3); 4 – Лозова, случайная находка (L. 35,23,3).

значительно отличающихся от лозовского лишь находит в настоящее время удовлетворительного

оформлением верхней части и размерами (рис.
1,2.3). Первый найден на черняховском поселе-
нии Будешть в развале производственно-жилого
сооружения 2 (Щербакова, Чеботаренко 1974, 98,
рис. 3,1). Второй – на посаде славянского городища
Рудь-”Фарфурие турчаскэ”, в производственном
сооружении 8 (Бейлекчи 1986, 110, рис. 2,8). При-
мечательно, что в обоих случаях комплексы были
связаны с выплавкой железа. Невольно возникает
вопрос, не являлись ли они всего лишь сырьём, ли-
шённым каких-либо магических свойств, каковыми
издревле в традиционных обществах наделялось
воинами клинковое оружие. С чем это связано – не
объяснения.
Находки мечей-кинжалов в других регионах чер-
няховской культуры немногочисленны. Мало от-
личаются от Днестровско-Прутского междуречья и
условия их обнаружения. Все экземпляры, найден-
ные в Поднепровье (Днепропетровск, Фляровка – 2
экз., Пастырское и Мотронинское городища) про-
исходят из случайных сборов (Магомедов, Левада
1996, 306; Soupault 1996, 69-70).
В западных областях черняховской культуры из
пяти известных в настоящее время экземпляров
только 2 типологически близких меча-кинжала
найдены в погребальных комплексах, исследован-
182 Сергей Курчатов
ных у сс. Дрэгэнешть, погребение 9 и Петроаселе,
погребение 2 (Harhoiu 1988, 80; он же 1991). Оба
захоронения были совершены по обряду ингума-
ции в простых прямоугольных ямах. Погребённые
лежали вытянуто на спине, в первом случае голо-
вой, вероятно, на север (на момент исследования
захоронение оказалось разрушенным), во втором –
на юг. Остальные мечи-кинжалы были найдены на
черняховских поселениях – Яшь(Яссы)-Николина,
Килиень – в последнем случае любопытно, что об-
наруженный здесь экземпляр также неким образом
был связан с производством железа (Harhoiu 1988,
79-80; Soupault 1996, 70; Repertoriul… 1998, 126,
fig. 54,3). Один меч происходит с территории рим-
ского лагеря Мичия (Вецел) (Harhoiu 1988). Следу-
ет отметить, что мечи-кинжалы из Яшь-Николина
и Мичия (Вецел) отличаются от лозовского призма-
тической в сечении формой клинков, характерной
для несколько более поздних экземпляров. Датиру-
ются памятники IV – рубежом IV-V вв. В это же
время, надо полагать, они попадают и на террито-
рию Днестровско-Прутского междуречья.
Все мечи-кинжалы с вырезами у пяты, проис-
ходящие из междуречья, представляют устойчивое
типологическое единство. Исключением является
кинжал (рис. 1,1) из погребения с остатками кре-
мации 196 Будештского могильника (Рикман 1967,
53, рис. 9,17). К востоку от Днестра аналогии ему
не известны. От рассматриваемых образцов он от-
личается не только формой и величиной боковых
шипов-закраин, максимально приспособленных для
крепления рукояти, но и более высоким качеством
железа. Металл кинжала и технологические приёмы
его обработки по своим характеристикам близки из-
делиям из Свентокшиского металлургического цен-
тра (Вознесенская 1977, 21.28; Розанова 1988, 100),
что позволяет отнести его к пшеворским импортам.
Показательно также то, что кинжал был найден в
погребении с остатками кремации – обряду, харак-
терному для вельбаркской и пшеворской культур.
Известен был центральноевропейским оружейни-
кам и технологический приём устройства боковых
вырезов иной формы у пяты клинкового оружия.
Использовались они в качестве своеобразной гарды,
имитирующей оригинальные перекрестия пшевор-
ских мечей I и II типов (Козак 1985, рис. 1,1).
Мечи-кинжалы, найденные на территории рассе-
ления черняховских племён, также как и экземпляр
из Лозова, относятся, по классификации А.М. Хаза-
нова, к 5 типу кинжалов или мечей без металличе-
ского навершия с различным количеством боковых
вырезов у пяты (Хазанов 1971. 17, табл. XII,5-7).
Количество вырезов увеличивается в процессе эво-
люции формы во времени от одного до четырёх (по
два с каждой стороны) на заключительной фазе раз-
вития типа.
До последнего времени не получило аргументи-
рованного объяснения функциональное назначение
вырезов у пяты клинков. Оригинальное решение
вопроса предложил М.Б. Щукин. По его мнению,
короткие мечи-кинжалы с вырезами служили вспо-
могательным оружием для левой руки (в погребе-
ниях чаще всего их находят на левом плече покой-
ного) при фехтовании основным длинным мечом.
Вырезы в этом случае выполняли функции гарды,
предохраняющей кисть сражающегося от скользя-
щего удара (Schukin 1993, 327).
Открытие яркого комплекса – погребение с дву-
мя длинными мечами и двумя кинжалами, один из
которых с вырезами у пяты, в склепе 2 могильника
Озёрное III (Лобода 1977, 245, рис. 3,а) – косвенно
подтверждает вероятность такого использования
рассматриваемых клинков. В ряде погребений ко-
роткие мечи-кинжалы были найдены в паре с длин-
ными мечами: Керчь 1902 г., Нейзац, Дюрсо (Со-
кольский 1954, 158-159, табл. VIII,1,а.г; Храпунов,
Мульд 2000, 497; Дмитриев 1979. 228). Однако в
подавляющем большинстве случаев они не сопро-
вождаются другими видами вооружения. Послед-
нее побудило некоторых исследователей вернуться
к высказанной ранее гипотезе Н.И. Сокольского.
Рассматривая несколько известных ему экземпля-
ров коротких мечей-кинжалов с вырезами, он при-
шёл к выводу, что они служили для закрепления
перекрестия (Сокольский 1954, 155.159). Впослед-
ствии эту версию поддержал А.М. Хазанов. Отме-
чая наличие у длинного меча с вырезом у пяты из
Хаммельбурга (северная Бавария) железного пере-
крестия, он предположил, что вырезы у рассматри-
ваемых мечей-кинжалов служили “для лучшего кре-
пления изготовленного из дерева перекрестия” (Ха-
занов 1971, 21.24; Храпунов 1998, 122; Храпунов,
Мульд 2000, 497, сн. 3). На приводимых в доказа-
тельство рисунках кинжалов из Дружного с хорошо
сохранившимися отпечатками деревянных рукоятей
видно, что прямоугольной формы обкладки пере-
крывали пяты клинков, опускаясь на 3-3,5 см ниже.
При этом кромки лезвия и вырезы, на их глубину,
оставались открытыми (Храпунов 1988, рис. 7).
Каких-либо дополнительных деталей в месте выре-
зов не отмечено. На экземпляре из Килиень для бо-
лее жёсткого крепления обкладок рукояти в лезвии,
в 2,5 см ниже пяты, имелось отверстие (диаметром
0,4 см) для штифта (Repertoriul … 1998, fig. 54,3).
Судя по всему, рассматриваемые мечи-кинжалы
вовсе не имели перекрестий. Во всяком случае, до
 Новые находки клинкового оружия эпохи великого переселения народов в Днестровско-Прутском междуречье 183

Рис. 2: Распространение мечей-кинжалов с вырезами у пяты III-VI вв. н.э. в Восточной Европе. 1 – Паласа Сырт; 2 –
Большой Буйнакский курган; 3 – Лехч-Корт; 4 – Харачой; 5 – Черноречье; 6 – Моздок; 7 – Вольный Аул; 8 – Кишпек;
9 – Новокорсунская; 10 – Пашковская; 11 – Туапсе-Небугская; 12 – Сопино; 13 – Агой-Карповка; 14 – Борисово;
15 – Дюрсо; 16 – Новочеркасск, музейная экспозиция; 17 – Рождественское; 18 – Красивая Меча; 19 – Керчь; 20 –
Заморское; 21 – Вишнёвое; 22 – Нейзац; 23 – Дружное; 24 – Лучистое; 25 – Чатыр-Даг; 26 – Ай-Тодор; 27 – Озёрное;
28 – Скалистое; 29 – Суворово; 30 – Инкерман; 31 – Килиен-Балка; 32 – Каменские Кучугуры; 33 – Днепропетровск,
музейная экспозиция; 34 – Мотронинское; 35 – Фляровка; 36 – Пастырское; 37 – Будешть; 38 – Рудь; 39 – Лозова; 40
– Яшь-Николина; 41 – Петроаселе; 42 – Дрэгэнешть; 43 – Килиень; 44 – Мичия (Вецел); 45 – Ясберень-Шолодуло;
46 – Кештели-Фенекпушта; 47 – Чонград.

настоящего времени не известно ни одного сви-
детельства, убедительно указывающего на их на-
личие. В то же время, присутствие у отдельных
экземпляров наверший из неорганических матери-
алов (Керчь 1902 г., Лехч-Корт, погребение 2 – Со-
кольский 1954, 158-159, табл. VIII,1,г.д; Виногра-
дов, Петренко 1970) при отсутствии перекрестий
делали их более удобными для рубящего удара при
фехтовании. Не исключено, что у других мечей-
кинжалов рассматриваемого типа навершия мог-
ли изготавливаться и из дерева. Вырезы при этом
выполняли функции перекрестия. В тех случаях,
когда мечи-кинжалы встречаются в погребальных
комплексах без сопровождения других видов во-
оружения, они принадлежат, надо полагать, легко
вооружённым воинам, исполнявшим в воинских
контингентах вспомогательную роль.
Появившись в Каспийско-Азовском междумо-
рье – области этнополитического доминирования
аланского племенного союза в начале III в. (Абра-
мова 1993, 162) – мечи-кинжалы с вырезами ши-
роко распространились в северопричерноморском
регионе, проникая далеко на север Восточной Ев-
ропы (рис. 2; библиография – см. Soupault 1996). В
результате аланской экспансии на запад, в середине
III в. они появляются на Боспоре и у меотов При-
азовья (Сокольский 1954, 158-159; Абрамова 1993,
183-184). Потерпев поражение от продвинувших-
ся в Нижнее Подонье готов, часть алан оказалась
включена в готский племенной союз. Вместе с но-
выми союзниками в середине III в. они принимают
участие в разгроме познескифского государства в
Крыму и в набегах на придунайские провинции
Римской империи. Во второй половине века в пред-
горном Крыму совершаются первые захоронения
на могильниках Озёрное, Дружное, Инкерман и
др. помимо прочих погребальных сооружений и в
характерных для аланских памятников Северного
Кавказа типах катакомб. Разнообразие погребаль-
ного обряда (Мульд 1996, 284-285) свидетельствует
об этнокультурной пестроте оставившего их насе-
ления. Было бы неверно предполагать, что на мо-
гильниках совершали захоронения исключительно
аланы. За время длительного проживания в пред-
184 Сергей Курчатов
горьях Северного Кавказа и в ходе миграций они
естественно впитали в свой племенной союз ряд
аборигенных этнических групп. В этой связи пред-
ставляет несомненный интерес гипотеза В. Супо,
что самобытный тип мечей-кинжалов с вырезами
имеет этническую окраску и был на вооружении
какого-то союзного аланам северокавказского або-
ригенного населения (Soupault 1996, 72), принёс-
шего свои воинские традиции в Северное Причер-
номорье. С середины IV до начала V в. в погребаль-
ных комплексах крымских могильников значитель-
но возрастает присутствие предметов вооружения,
среди которого мечи-кинжалы рассматриваемого
типа составляли значительную долю (Мульд 1996,
285; Храпунов 1998, 122; Храпунов, Мульд 2000,
497; Айбабин 2002, 40; и др.).
В IV в. мечи-кинжалы с вырезами появляются на
территории расселения черняховских племён. Обра-
щает на себя внимание их концентрация в поречье
Тясмина, на кромке лесостепи, и на Нижнем Дунае,
в пограничных районах черняховской культуры.
Как уже упоминалось выше, только в двух случаях
они найдены в погребальных комплексах могильни-
ков Дрэгэнешть и Петроаселе в Нижнем Подунавье.
Если в первом случае погребение оказалось разру-
шено строителями, то во втором – особенности по-
гребального обряда удалось проследить полностью.
Покойный, взрослый мужчина, лежал в простой
прямоугольной яме вытянуто на спине, головой на
юг. Меч находился у его правого бедра. Следует за-
метить, что южная ориентировка совершенно не ха-
рактерна для погребального обряда черняховцев, но
достаточно часто встречается в крымских могиль-
никах. Датируется погребение серединой IV в.
Обращает на себя внимание исключительная
редкость присутствия в погребальных комплексах
с трупоположениями черняховской культуры пред-
метов вооружения, встречаемого преимущественно
в захоронениях с остатками кремации. Не исклю-
чено, что это явилось отражением иерархических
отношений, сложившихся в готском племенном со-
юзе, где центральноевропейские племена занимали
доминирующее положение. Судя по всему, аланы,
Библиография
Абрамова 1993: М.П. Абрамова, Центральное Предкавказье в сарматское время (III в. до н.э. – IV в. н.э.)
(Москва 1993).
Айбабин 2002: А.И. Айбабин, Поясной набор с пуансонным орнаментом из Лучистого. В сб.: МАИЭТ,
вып. IX (Симферополь 2002), 37–52.
Бейлекчи 1986: В.С. Бейлекчи, Раскопки поселения Рудь в 1981-1982 гг. В сб.: АИМ в 1982 г. (Кишинёв
1986), 96–115.
вступив в союзнические отношения с готами, так
и не были инкорпорированы в черняховское обще-
ство. Оставаясь обособленной этнополитической
силой, они использовались различными племенами
готского союза в походах на Нижний Дунай (отра-
жением которых, надо полагать, являются погре-
бения в Дрэгэнешть и Петроаселе) и в междоусоб-
ных столкновениях относительно слабо связанных
между собой частей черняховского этномассива.
Следует признать очевидный факт, что поздне-
сарматская культура в лице аланского союза племён
не оказала на развитие черняховской культуры за-
метного влияния. Показательно в этом отношении
обособленное положение в Нижнем Поднестровье
аланского в своей основе могильника Беленькое и
незначительное количество погребений с сармат-
скими чертами на черняховских памятниках. Не
вдаваясь в анализ сарматского (индоиранского)
фактора в становлении черняховской культуры, что
не входит в задачи настоящей работы, следует отме-
тить, что памятники с преимущественно аланскими
чертами представляют собой в черняховской среде
изолированный феномен. Не отсюда ли проистека-
ет пренебрежительное отношение черняховцев к
рассматриваемым мечам-кинжалам, попадавшим к
ним, не исключено, и в качестве трофеев. Совре-
менное состояние исследований предмета не даёт
пока удовлетворительного ответа.
В конце IV – начале V в., судя по всему, с гуннами
мечи с вырезами попадают в Венгерскую Пушту
(Harhoiu 1988; Soupault 1996, 71-72). Однако здесь
они не получили широкого распространения. Гунн-
ским временем датируются также мечи-кинжалы
из Яшь-Николина и Мичия (Вецел), отличающиеся
от предыдущих экземпляров иной профилировкой
клинка.
Наиболее поздние мечи-кинжалы с четырьмя
вырезами у пяты датируются началом VI в. и про-
исходят из могильников Дюрсо, Борисово и др.,
открытых на черноморском побережье Северного
Кавказа (Хазанов 1971, 24; Дмитриев 1982, 103-
104), оставленных населением, вытесненным из
Крыма гуннами в начале V в.
 Новые находки клинкового оружия эпохи великого переселения народов в Днестровско-Прутском междуречье 185

Виноградов, Петренко 1970: В.Б. Виноградов, В.А. Петренко, Могильник сарматской эпохи на горе Лехч-
Корт. СА 2, 1970, 171–180.
Дмитриев 1979: А.В. Дмитриев Погребения всадников и боевых коней в могильнике эпохи переселения
народов на р. Дюрсо близ Новороссийска. СА 4, 1979, 212–229.
Дмитриев 1982: А.В. Дмитриев, Раннесредневековые фибулы из могильника на р. Дюрсо. В сб.: Древ-
ности эпохи Великого переселения народов V-VIII веков (Москва 1982), 69–107.
Козак 1985: Д.Н. Козак, Могильник пшеворськоü культури поблизу с. Гринiв на Верхньому Поднiстров’я.
Археологiя 52, 1985, 53–62.
Лобода 1977: Лобода И.И. Раскопки могильника Озерное III в 1963-1965 гг. СА 4, 1977, 236–252.
Магомедов, Левада 1996: Б.В. Магомедов, М.Е. Левада, Оружие Черняховской культуры. В сб.: Материа-
лы по археологии, этнографии и истории Крыма, вып. V (Симферополь 1996), 304–323, 558–566.
Мульд 1996: С.А. Мульд, Могильники варварского населения Крыма I – V вв. В сб.: Материалы по архео-
логии, этнографии и истории Крыма, вып. V (Симферополь 1996), 279–289, 541–548.
Рикман 1967: Э.А. Рикман, Памятник эпохи великого переселения народов (по раскопкам поселения и
могильника Черняховской культуры у села Будешты) (Кишинёв 1967).
Розанова 1988: Л.С. Розанова, Характеристика металла в кузнечных изделиях из черняховского слоя мо-
гильника Оселивка. В сб.: Могильники черняховской культуры (Москва 1988), 98–100.
Сокольский 1954: Н.И. Сокольский, Боспорские мечи. В кн.: Материалы и исследования по археологии
Северного Причерноморья в античную эпоху, вып. II. МИА 33 (Москва 1954), 123–196.
Хазанов 1971: А.М. Хазанов, Очерки военного дела сарматов (Москва 1971).
Храпунов 1998: I.М. Храпунов, Склеп IV ст. н.е. iз могильника Дружне. Археологiя 4, 1998, 118–127.
Храпунов, Мульд 2000: И.Н. Храпунов, С.А. Мульд, Новые исследования могильников позднеримского
времени в Крыму. In: Die spдtrцmische Kaiserzeit und die frьhe Volkerwanderungszeit in Mittel- und Osteuropa
(Јodz 2000), 479–519.
Щербакова, Чеботаренко 1974: Т.А. Щербакова, Г.Ф. Чеботаренко, Усадьба на поселении первых веков
н.э. у с. Будешты. В сб.: АИМ в 1973 г. (Кишинёв 1974), 93–104.
Repertoriul... 1998: Repertoriul Arheologiс al judeţului Сovasna. Seriа Мonografii Arheologice I (Sf. Gheorghe
1998).
Schukin 1993: M.B. Schukin, A propos des contacts militaries entre les Sarmates et les Germains a l’йpoque
romaine (d’après l’armement et spйcialement les umbos de bouclier et les lances). In: L’armйe romaine et les
barbares du III au VII e s. (Condй-sur-Noireau 1993), 323–335.
Soupault 1996: V. Soupault, A propos de l’origine et de la diffusion des poignards et epees a encoches (IVe-
VIIe s.). В сб.: Материалы по археологии, этнографии и истории Крыма, вып. V (Симферополь 1996), 60–
76, 486–492.
Harhoiu 1988: R. Harhoiu, Das Kurzschwert von Micia. Dacia, NS. t. XXXII, 1-2 (Bucureєti 1988), 79–90.
Harhoiu 1991: R. Harhoiu, Morminte cu arme descoperite la Pietroasa. Mousaios IV, partea I (Buzгu 1991),
117–123.

Сергей Курчатов, Центр археологии, Институт культурного наследия, Академия Наук Молдовы, бул.
Штефан чел Маре 1, MD-2001 Кишинэу, Республика Молдова
 SONDAJUL ÎN OBIECTIVUL ARHEOLOGIC DE LA IALOVENI -
MARGINEA DE SUD A ORAŞULUI

Vlad VORNIC, Sergiu TABUNCIC, Larisa CIOBANU, Ion URSU, Vasile IARMULSCHI, Chişinău

În articol sînt prezentate şi examinate vestigiile arheologice descoperite în staţiunea cu mai multe niveluri de locuire de
la Ialoveni–Marginea de sud a oraşului cu prilejul sondajului efectuat în anul 2006. Cele mai vechi resturi de cultură
materială semnalate aparţin grupului Chişinău–Corlăteni din Hallstattul timpuriu, reprezentat prin fragmente ceramice puţin
caracteristice. Următorul orizont cultural şi cronologic identificat este cel corespunzător epocii romane (sec. II–III e.n.), căruia
i-au fost atribuite două gropi cilindrice de provizii(?) şi mai multe cioburi de vase lucrate cu mîna şi la roată, predominînd
cele de amfore romane. Sondajul a relevat prezenţa în acest punct şi a unor urme de locuire din perioada medievală timpurie
(sec. VIII–IX). Aşezării medievale îi corespund un cuptor de piatră distrus şi mai multe cioburi de vase lucrate cu mîna. Spre
deosebire de primele trei niveluri de locuire, al patrulea şi în acelaşi timp ultimul orizont nu a fost identificat prin ceramică,
ci prin obiecte lucrate din fier: un brăzdar de plug şi două piese de armură reprezentînd o apărătoare de braţ. Pe baza
analogiilor stabilite, piesele respective sînt datate în perioada de dominaţie a Hoardei de Aur, mai exact în primele trei sferturi
ale secolului al XIV-lea.

Разведывательные раскопки на археологическом памятнике Яловень–Южная окраина города. В статье нашли

отражение археологические материалы из многослойного поселения Яловень–Южная окраина города, обнаруженные
в процессе раскопок 2006 г. Древнейший культурно-хронологический горизонт представлен маловыразительными
фрагментами керамики типа Кишинэу-Корлэтень раннего гальштата. Следующий горизонт относится к римскому
периоду (II–III вв. н.э.), к которому причислены две хозяйственные(?) ямы цилиндрической формы и фрагменты
гончарной и лепной керамики, большая часть из которых – обломки амфор. Раскопки выявили и наличие в этом месте
также следов раннего средневековья (VIII–IX вв.). К этому периоду отнесена разрушенная печь-каменка и фрагменты
лепной керамики. В отличие от первых трех культурно-хронологических горизонтов, четвертый (и одновременно
последний) был идентифицирован не по керамике, а по железным изделиям: плужному лемеху и двусоставному наручу.
На основании аналогий указанные предметы датированы периодом господства Золотой Орды, точнее – первыми
тремя четвертями XIV в.

Survey excavations on the Ialoveni – Southern City Border settlement. This article presents the archaeological materials from
the multi-layered settlement of Ialoveni – Southern City Border, resulted from the 2006 research campaign. The oldest cultural-
chronological horizon yielded some scarce ceramic fragments of the Chişinău-Corlăteni type from the Early Hallstatt period.
The next horizon belongs to the Roman period (II-III centuries A.D.) and comprised two storage (?) cylindrical pits as well as
fragments of rough and fine pottery ware, most of which were amphorae pieces. The excavations also brought out traces of an
Early Middle Age horizon (VIII-IX centuries A.D.), consisting of an oven’s remnants, together with rough pottery fragments.
Finally, the fourth (and the last) cultural-chronological horizon was identified not after ceramic, but after two iron items – a
ploughshare and a cuirass detail. According to the existing analogies, these objects are dated with the Golden Horde period,
specifically with the first three quarters of the XIVth century A.D.

Key words: Dniestr-Prut Basin, Ialoveni, survey excavations, pottery, the Chişinău-Corlăteni cultur, roman time, Early Middle
Age, Golden Hoard, ploughshare, cuirass detail

Revista Arheologică, serie nouă, vol. IV, nr. 1, 2008, p. 186-208

 Sondajul în obiectivul arheologic de la Ialoveni-Marginea de sud a oraşului
Primele puncte de interes arheologic din perimetrul
localităţii Ialoveni au devenit cunoscute la mijlocul de-
ceniului şapte al secolului trecut, prin publicarea rezulta-
telor cercetărilor de suprafaţă efectuate de către I. Rafa-
lovič şi V. Dergaciov în anii 1958 şi 1963 pe valea rîului
Işnovăţ (Дергачев 1966). Cu prilejul acestor prospectări
arheologice, pe teritoriul oraşului Ialoveni s-au semnalat
un număr de şase aşezări cu resturi de locuire datînd din
epoca romană şi/sau medievală tîrzie. Din păcate, însă,
ulterior microzona la care ne referim nu s-a bucurat de
atenţia cuvenită a arheologilor, efectuîndu-se doar cîte-
va periegheze cu caracter limitat. Aceste recunoaşteri
ocazionale s-au soldat totuşi cu descoperirea a încă trei
monumente arheologice, dintre care o staţiune neolitică
aparţinînd culturii ceramicii bandliniare, o aşezare de tip
Dridu din epoca medievală timpurie şi un complex fune-
rar tumular (Tentiuc 1993; Ларина 1999).
Cercetări de suprafaţă mai amănunţite în raza oraşu-
lui Ialoveni au fost întreprinse de Vlad Vornic şi Sergiu
Tabuncic în anul 2005, scopul investigaţiilor constînd
în verificarea siturilor deja cunoscute în literatura de
specialitate şi descoperirea de noi obiective arheologi-
ce. Rezultatele principale ale acestor cercetări de teren
au fost prezentate de autori într-un raport ştiinţific pre-
liminar, un exemplar al căruia a fost depus la primăria
or. Ialoveni. Analiza detaliată a datelor şi materialelor
arheologice obţinute a fost realizată în două articole
(Vornic, Tabuncic 2006; Vornic, Tabuncic 2007).
Beneficiind de sprijinul acordat de Consiliul orăşe-
nesc şi Primăria Ialoveni, în primăvara şi toamna anu-
lui 2006 am continuat investigarea arheologică a aces-
tei microzone geografice. Precizăm că în luna mai au
fost întreprinse cercetări arheologice de suprafaţă, iar
în lunile octombrie-noiembrie – atît periegheze, cît şi
sondaje în unele staţiuni mai importante1. Sondajele au
avut ca scop, pe de o parte, determinarea gradului de
conservare a stratului arheologic şi stabilirea particu-
larităţilor culturale ale staţiunilor, iar pe de altă parte,
obţinerea de materiale caracteristice în vederea alcătu-
irii unei colecţii muzeale privind arheologia şi istoria
veche a localităţii Ialoveni.
În cele ce urmează prezentăm rezultatele sondajului
documentar efectuat în obiectivul arheologic din punc-
tul Ialoveni–Marginea de sud a oraşului. Staţiunea la
care ne referim a fost semnalată prin recunoaşteri de
suprafaţă de către Vlad Vornic şi Sergiu Tabuncic în
primăvara anului 2005, cu care prilej au fost culese
resturi ceramice datînd din prima epocă a fierului şi
1
La cercetările de teren din toamna anului 2006 au participat şi arheologii Nicolai Telnov, Veaceslav Bikbaev şi Serghei
Agulnicov.
187
perioada romană. Situl este situat pe terenurile aflate
în proprietatea locuitorilor din capătul sudic al Ialove-
nilor, lîngă podul din preajma unei staţii petroliere, în
dreapta drumului ce duce spre satul Costeşti (fig. 1).
În partea de sud staţiunea este delimitată de un pîrîiaş
ce se varsă în Işnovăţ. Din punct de vedere topografic,
aşezarea este amplasată pe un teren în pantă, înclinat
spre sud şi sud-est. Fiind acoperită de grădinile şi gos-
podăriile locuitorilor, dimensiunile aşezării nu au putut
fi precizate. Avîndu-se în vedere importanţa ştiinţifică
a vestigiilor materiale culese de la suprafaţa solului, în
special a celor din epoca romană, se impunea o cerceta-
re prin săpături pentru stabilirea stratigrafiei şi conţinu-
tului complexelor de locuire ale acestei staţiuni.
Sondajul a fost executat pe un lot de pămînt în para-
gină, destinat construcţiei individuale, avînd la supra-
faţă rare fragmente de vase ceramice, lucrate cu mîna
(fig. 5,3.6; 7,1.3.6) sau la roată (fig. 6,5.6.8). Iniţial s-a
trasat o secţiune orientată NV–SV, cu dimensiunele
de 8x2 m, împărţită în patru carouri de 4 m.p. fiecare
(fig. 2-4). Ulterior, în scopul dezvelirii unor complexe
şi recuperării anumitor obiecte, s-a recurs la adăugiri.
Drept urmare, săpătura a atins suprafaţa de 44,5 m.p.,
avînd o formă neregulată, compusă din 11 carouri şi
o mică casetă. Colţul de NV al parcelei săpate se afla
la distanţa de 12 m spre SSV de o fîntînă, aparţinînd
locuitorului Dumitru Chiriac.
Pămîntul din parcelă s-a scos cu hîrleţul în patru
straturi succesive, cu grosimea de 0,2-0,25 m fiecare,
ultimul strat, de control, fiind săpat în lutul viu. S-a
dovedit că pînă la adîncimea de 0,35-0,45 m stratul de
cultură a fost afectat de lucrările agricole, mai exact de
fierul plugului modern.
Stratul I consta din pămînt de culoare cenuşiu-închi-
să amestecat cu resturi vegetale, în care s-a descoperit
următorul material arheologic: 31 de fragmente cera-
mice provenind de la recipiente lucrate cu mîna (opt
cioburi datînd din prima epocă a fierului, patru din
perioada romană, nouă din epoca medievală timpurie
[sec. VIII–IX] şi zece nedeterminate) (fig. 5,4; 7,3), 14
fragmente de vase lucrate la roată, de culoare cenuşie
(fig. 6,1.3), cinci cioburi de vase lucrate din pastă fină
roşiatică (fig. 7,10.11), 25 de fragmente de amfore ro-
mane (fig. 6,7.9), 17 fragmente de oase de animale, 15
bucăţele de lut ars şi 25 de pietre neprelucrate de cal-
car, dintre care unele cu urme de arsură. În carourile 2A
şi 2B s-au găsit şi două fragmente de sîrmă de fier de
origine recentă.
188 Vlad Vornic, Sergiu Tabuncic, Larisa Ciobanu, Ion Ursu, Vasile Iarmulschi

Fig. 1. Poziţia geografică şi topografică a sitului Ialoveni-Marginea de sud a oraşului.

Stratul II prezenta un sol compact de granulaţie mică,
de culoare cenuşie, amestecat cu resturi arheologice,
şi anume: 60 de fragmente ceramice care provin de la
recipiente lucrate cu mîna (dintre care zece au fost atri-
buite epocii timpurii a fierului, şase perioadei romane,
14 epocii medievale timpurii, 30 rămînînd nedetermi-
nate) (fig. 5,2; 7,2.4.5.8), 15 fragmente de vase lucrate
la roată din pastă fină cenuşie (fig. 6,2), două cioburi
de recipiente lucrate la roată din pastă fină roşiatică, 30
de fragmente de amfore (fig. 6,11.12), 32 de oase de
animale, 69 de fragmente de lut ars şi 23 de pietre de
calcar. În caroul 2A s-a găsit un cui de fier din epoca
contemporană.
Stratul III consta, în partea superioară, din sol de cu-
loare cenuşie, iar în cea inferioară din pămînt de culoa-
re brun-cenuşie, în care resturile de locuire se aflau, de
asemenea, amestecate. Din acest strat s-a recuperat ur-
mătorul material arheologic: 31 de fragmente de recipi-
ente lucrate cu mîna (nouă hallstattiene, 12 medievale
timpurii şi 11 nedeterminate) (fig. 5,1.5), 15 fragmente
de vase lucrate la roată din pastă fină cenuşie, un ciob
de vas lucrat la roată din pastă fină roşiatică, 12 frag-
mente de amfore, 18 fragmente de oase de animale, 54
bucăţele de lut ars. În caroul 2C s-a mai găsit o plăcuţă
de fier care pare să dateze din epoca contemporană.
Stratul IV era alcătuit în partea superioară din pămînt
de culoare cafenie cu puţine materiale arheologice (20
de fragmente ceramice, dintre care 11 provenind de la
vase modelate cu mîna (fig. 7,7), şase – de recipiente
lucrate la roată din pastă cenuşie (fig. 6,4) şi trei de
 Sondajul în obiectivul arheologic de la Ialoveni-Marginea de sud a oraşului
amfore romane (fig. 6, 10), un os şi şapte fragmente
de lut ars), sub care, la adîncimea de 0,7–0,8 m, urma
lutul galben steril.
În perimetrul carourilor 1B şi 2B, la adîncimea de
0,45–0,6 m de la suprafaţa actuală a solului s-a desco-
perit o îngrămădire de pietre de formă neregulată, cu
dimensiunele de cca 2×1,8 m, care reprezintă resturile
prăbuşite ale unui cuptor (fig. 2-3). Aglomeraţia con-
sta din pietre neprelucrate de calcar de dimensiuni di-
ferite ce variază între 5×5×5 şi 20×25×20 cm, cele mai
multe prezentînd urme clare de foc. După scoaterea
pietrelor din partea superioară a aglomeraţiei s-a putut
observa că unele lespezi s-au păstrat în poziţia lor iniţi-
ală, fiind aşezate pe cant, pe laturile de vest, nord şi est
ale cuptorului, în jurul lor punîndu-se, pentru consoli-
dare, pietre mai mici. Printre pietre s-au descoperit 23
de fragmente ceramice (zece de vase lucrate cu mîna,
trei de recipiente lucrate la roată din pastă fină cenuşie
şi zece de amfore) (fig. 5,7-9), patru oase de animale,
cîteva fragmente de lut ars, cenuşă şi mult cărbune.
Sub aglomeraţia de pietre, la adîncimea de 0,65–0,7
m de la nivelul actual de călcare a solului a apărut vatra
cuptorului, care era în formă de potcoavă, cu dimensiu-
nile de 0,8×0,65 m şi orientarea N–S, fiind realizată din-
tr-o lipitură de lut, groasă de cca 2–3 cm. De jur-împre-
jur, exceptînd latura sudică unde se afla gura cuptorului,
vatra prezenta o mică gardină de lut. Pe vatră, care era
puternic arsă (pe o adîncime de pînă la 10 cm), s-a sem-
nalat cărbune şi multă cenuşă. La sud-vest de vatră, în
imediată apropiere s-a găsit partea inferioară a unei oale
lucrate cu mîna din pastă cu cioburi zdrobite în textură
şi trei fragmente de la un vas de provizii cu pereţii groşi,
modelat cu mîna dintr-o pastă poroasă, cu multă şamo-
tă şi pietricele în compoziţie. Un ciob mic din peretele
unui vas lucrat cu mîna s-a depistat şi sub lipitura vetrei,
în stratul de pămînt ars la roşu. După caracteristicile pe
care le prezintă, aceste recipiente aparţin culturii materi-
ale din epoca medievală timpurie (sec. VIII).
În partea de vest dărîmăturile cuptorului suprapu-
neau parţial o groapă (nr. 4).
În zonele de sud şi de vest ale parcelei, la adîncimea de
0,6-0,7 m de la suprafaţa actuală a solului, s-au descope-
rit patru gropi de formă şi dimensiuni diferite (fig. 3).
Groapa 1 a fost depistată la adîncimea de 0,6-0,65
m de la nivelul actual de călcare a solului, în cuprinsul
caroului 2A. Groapa avea formă de clopot, fundul al-
biat, diametrul gurii de 1,6–1,8 m, diametrul maxim de
2 m şi adîncimea de 0,5 m de la nivelul identificării. S-a
putut stabili că groapa a fost săpată de la nivelul solului
cenuşiu, care este afectat de lucrările agricole. În pă-
mîntul de umplutură a gropii s-au găsit patru fragmente
atipice de vase modelate cu mîna, trei fragmente de vase
lucrate la roată din pastă fină cenuşie, şase fragmente de
189
amfore romane, două fragmente de oase, 30 fragmente
de lut ars, o lamă de silex, 13 pietre de calcar, dintre
care unele trecute prin foc, iar spre fund, la adîncimea
de 1,05 m de la suprafaţa solului actual – două piese de
armură de fier, reprezentînd o apărătoare de mînă.
Groapa 2 a fost surprinsă la adîncimea de 0,6 m de
la suprafaţa actuală a solului, în caroul 3A şi parţial
4A. Groapa avea forma circulară în plan, cu diametrul
de 1,5 m, pereţii verticali, fundul drept şi se adîncea cu
0,26–0,28 m de la nivelul identificării. În pămîntul de
umplutură a gropii, de culoare cenuşiu-brună, s-au gă-
sit cinci fragmente atipice de vase lucrate cu mîna din
pastă grosieră, un fragment din peretele unui recipient
lucrat la roată din pastă fină cenuşie, şase fragmente de
oase de animale, 12 bucăţele de lut ars şi cîteva pietre
neprelucrate de calcar.
Groapa 3 (carourile 4A şi 5A) s-a identificat la adîn-
cimea de 0,60–0,61 m, dar s-a putut stabili că porneş-
te, ca şi groapa 1, din solul cenuşiu, deranjat de fierul
plugului. Groapa avea forma unui clopot, fundul albiat,
gura mai îngustă, cu diametrul de 1,35–1,4 m, şi baza
mai largă, cu diametrul de 1,5-1,6 şi adîncimea de 0,5
m de la nivelul depistării. Conţinutul ei este foarte să-
răcăcios şi se compune dintr-un fragment atipic de vas
lucrat cu mîna şi patru bucăţi de lut ars.
Groapa 4 a fost depistată la adîncimea de 0,8 m
de la nivelul actual de călcare a solului, în caroul 1C.
Groapa avea formă cilindrică, cu diametrul de 1,2 m,
fundul relativ drept şi adîncimea 0,2 m de la nivelul
identificării. Umplutura gropii consta din pămînt de
culoare cenuşiu-brună, care conţinea un fragment de
amforă romană de import, un fragment de vas lucrat la
roată din pastă fină roşiatică şi un fragment de lut ars.
În partea de est groapa 4 a fost suprapusă de cîteva pie-
tre cu urme de arsură ce provin din „pietrarul” dărîmat
descris mai sus.
În peretele sudic din marginea de sud-est a parcelei
(caroul 5A), la distanţa de 0,2 m spre vest de latura esti-
că şi adîncimea de 0,65 m de la suprafaţa solului actual
s-a depistat o piesă de fier, care s-a dovedit a fi un brăz-
dar de plug (fig. 8), pentru a cărui dezvelire integrală
s-a deschis o casetă de 0,5×0,4 m. Brăzdarul se afla în
poziţie orizontală, cu bucşa deschisă în jos şi cu vîrful
orientat spre SV. Lîngă brăzdar, la cca 0,15 m spre sud,
s-a găsit un picioruş de amforă romană (fig. 7,9), iar în
pămîntul de deasupra brăzdarului, la cca 0,5 m adînci-
me, două fragmente din pereţii unui vas lucrat cu mîna
din pastă grosieră, cu multă şamotă în structură.
***
Complexele şi materialele arheologice descoperite în
cuprinsul parcelei cercetate şi la suprafaţa solului apar-
ţin unor epoci diferite, după cum urmează:
190 Vlad Vornic, Sergiu Tabuncic, Larisa Ciobanu, Ion Ursu, Vasile Iarmulschi

Fig. 2. Ialoveni-Marginea de sud a oraşului. Planul săpăturii, adîncimea 0,4-0,5 m.

 Sondajul în obiectivul arheologic de la Ialoveni-Marginea de sud a oraşului
1. Cele mai vechi vestigii materiale semnalate aparţin
culturii Chişinău–Corlăteni din perioada Hallstattului
timpuriu. Notăm însă că acest orizont cultural este re-
prezentat numai prin fragmente ceramice de dimensiuni
mici şi puţin caracteristice. Nu este exclus chiar ca une-
le din fragmentele ceramice lucrate cu mîna la care ne
referim să dateze dintr-o perioadă mai tîrzie (sec. VII–
IV î.e.n.?). Dintre fragmentele ceramice mai semnifi-
cative menţionăm o margine uşor arcuită spre interior
de la o cană(?) din pastă fină cu puţine cioburi pisate
în compoziţie, de culoare brun-cărămizie (fig. 7,7), trei
buze de vase cu pereţii verticali lucrat dintr-o pastă mai
grosolană de culoare cenuşiu-cărămizie (fig. 7,3.8) şi un
fund uşor profilat de castron(?) lucrat din pastă relativ
fină, cu puţină şamotă în structură, de culoare cenuşiu-
neagră în interior şi maronie la exterior (fig. 5,3).
Judecînd după materialul descoperit pînă acum, reie-
se că locuirea din prima epocă a fierului a fost de scurtă
durată şi nu s-a întins spre limita sudică a staţiunii, în
zona unde s-a executat sondajul.
2. Următorul orizont cultural şi cronologic identificat
este cel corespunzător epocii romane. Chiar dacă nu a
putut fi delimitată din punct de vedere stratigrafic, lo-
cuirea din această perioadă este clar documentată, fiind
reprezentată atît prin complexe, cît şi prin materiale ar-
heologice. În ceea ce priveşte complexele, aşezării din
epoca romană pot fi atribuite două gropi, şi anume cele
notate cu nr. 2 şi 4. Gropile erau de aceeaşi formă cilin-
drică, cu diametrele de 1,5 şi, respectiv, 1,2 m şi aveau
un conţinut extrem de sărăcăcios, compus din cîteva
cioburi şi lut ars sau fragmente ceramice, oase, lut ars
şi pietre. Pe baza fragmentelor ceramice descoperite în
cuprinsul ei şi a poziţiei sale stratigrafice (era parţial
suprapusă de resturile cuptorului de piatră din epoca
medievală), groapa 4 poate fi atribuită locuirii din epo-
ca romană cu mai multă certitudine, pe cînd încadrarea
cronologică a gropii 3 este mai puţin sigură. Cît priveş-
te destinaţia, după toate probabilităţile, complexele în
discuţie au fost folosite la depozitarea proviziilor ali-
mentare sau a resturilor menajere.
Inventarul arheologic atribuit orizontului cultural din
epoca romană se reduce la cioburi şi resturi faunisti-
ce. Ceramica cuprinde următoarele categorii: a) vase
lucrate cu mîna; b) vase lucrate la roată din pastă fină
cenuşie; c) vase lucrate la roată din pastă fină roşiatică
şi d) amfore romane de import. Ţinem să subliniem însă
că ceramica modelată cu mîna din epoca romană, pre-
2
Arheologul care a publicat descoperirile la care ne referim le-a atribuit culturii Costişa-Botoşana-Hansca din epoca medievală
timpurie. În opinia noastră însă, vestigiile materiale de la Speia–Hişcovo se datează mai curînd în epoca romană (sec. III
e.n.), după cum consideră şi A.V. Gudkova (Гудкова 1999, 272-273).
191
zentînd puţine elemente caracteristice, este mai dificil
de separat din întreaga masă a olăriei lucrate cu mîna
descoperită în staţiune. Vasele lucrate cu mîna aparţi-
nînd aşezării din epoca romană au fost modelate dintr-o
pastă relativ densă, conţinînd în textură şamotă. Cu-
loarea vaselor este brun-cărămizie sau brun-cenuşie pe
cele două feţe şi cenuşiu-negricioasă în secţiune, ceea ce
dovedeşte o ardere incompletă şi neuniformă. Singura
formă de vas identificată este oala. Între puţinele frag-
mente de vase modelate cu mîna atribuite epocii roma-
ne se remarcă o buză înaltă, înclinată în afară, cu margi-
nea tăiată oblic, prezentînd alveole pe latura exterioară
drept ornament (fig. 7,1). Oale întregi sau fragmentare
cu buze asemănătoare, uneori crestate, s-au semnalat în
unele staţiuni „de tip Etulia” din sudul spaţiului pruto-
nistrean (Щербакова 1988, 92.93, рис. 1; 2; Фокеев
2002, 393-396). Analogii relativ apropiate pentru acest
tip de oală se cunosc şi în aşezările din epoca romană de
la Pruteni (Vornic ş.a. 2007a, 76, fig. 99A,7) şi Speia-
Hişcovo (Postică 1996, 267.268, fig. 3,1-3)2.
Ceramica cenuşie de tehnică superioară este repre-
zentată prin 62 de fragmente, dintre care tipice sînt doar
şapte (o buză, patru torţi şi două funduri). Vasele din
aceasta categorie erau lucrate cu roata rapidă dintr-o
pastă fină, fără sau cu puţin nisip mărunt în compoziţie,
şi arse inoxidant în cuptoare perfecţionate. Unele cio-
buri prezintă pete de culoare cărămizie, ceea ce denotă
o ardere secundară. Majoritatea fragmentelor caracte-
ristice aparţin unor vase înalte cu torţi: amfore şi/sau
căni. Torţile acestor recipiente erau modelate din benzi
late, cu una sau două şănţuiri longitudionale pe latura
exterioară (fig. 6,2.5.6). Unicul fragment de margine
de vas cenuşiu descoperit în aria săpată provine de la o
amforă sau cană, cu gura avînd diametrul de cca 15 cm,
gîtul cilindric şi buza îngroşată cu o canelură la interior
(fig. 6,1). Tot unei amfore sau căni pare să aparţină şi
un fragment de fund profilat, pe suport inelar (fig. 6,3).
Un alt fragment de fund inelat însă provine de la un
recipient cu pereţii evazaţi, probabil castron (fig. 6,4).
Analogii apropiate tipologic şi geografic pentru aceste
forme de vase se găsesc în aşezările dacilor liberi de la
Pruteni (Telnov ş.a. 2003) şi Odaia (Vornic ş.a. 2006),
precum şi în staţiunile ,,de tip Etulia” şi „de tip Molo-
ga II” din sudul spaţiului pruto-nistrean (Щербакова
1988; Малюкевич, Гудкова 1999; Гудкова 1999). No-
tăm, de asemenea, că amforele, cănile şi castroanele
cenuşii de tehnică superioară sînt bine documentate în
192 Vlad Vornic, Sergiu Tabuncic, Larisa Ciobanu, Ion Ursu, Vasile Iarmulschi

Fig. 3. Ialoveni-Marginea de sud a oraşului. Planul săpăturii, adîncimea 0,6-0,7 m.

 Sondajul în obiectivul arheologic de la Ialoveni-Marginea de sud a oraşului
complexele faciesului cultural Poieneşti–Vârteşcoi din
spaţiul est-carpatic, facies atribuit de cei mai mulţi spe-
cialişti carpilor (Bichir 1973).
În comparaţie cu ceramica cenuşie, cea roşiatică
este mult mai puţină, descoperindu-se doar 10 cioburi
mici ce provin de la trei-patru vase. Recipientele au
fost lucrate dintr-o pastă fină ce conţinea ca ingrediente
firicele de nisip şi paiete de mică şi au fost acoperite
cu vopsea roşie sau vişinie de calitate inferioară, de la
care s-au păstrat doar urme. Arderea vaselor a fost re-
alizată în cuptoare cu reverberaţie la roşu-cărămiziu,
adică oxidant, dar nu întotdeauna complet, pe toată
grosimea pereţilor. Astfel, un vas, din care s-au găsit
trei fragmente, datorită arderii incomplete, a căpătat la
exterior culoare roşie, iar la interior o nuanţă cafeniu-
cenuşie (fig. 7,11). Repertoriul ceramicii fine roşiatice
este sărac, limitîndu-se la castroane şi căni(?). Castroa-
nele sînt documentate printr-un singur fragment aparţi-
nînd unui vas de formă relativ tronconică, cu marginea
îngroşată arcuită spre interior (fig. 7,10). Cît priveşte
cana, această formă este sugerată de cîteva fragmente
provenind de la un vas cu corpul rotunjit, decorat cu
striuri fine orizontale neregulate (fig. 7,11). O analogie
exactă pentru acest din urmă recipient se găseşte în aşe-
zarea dacică de epocă romană de la Odaia (Vornic ş.a.
2006, 356.358, fig. 4,19). Tot la Odaia se cunoaşte şi un
corespondent apropiat castronulului tronconic cu buza
îndoită spre interior (ibidem, fig. 4,1), tip de vas care
este bine reprezentat în comlexele sarmatice şi atestat
în unele obiective „de tip Etulia” şi Sântana de Mureş
(Vornic, Ciobanu 2007, 175, fig. 5,11.13.15-17).
În ceea ce priveşte provenienţa ceramicii fine roşi-
atice de la Ialoveni, procentul extrem de mic, factura,
tipologia şi urmele de vopsea roşie de pe unele cioburi
dovedesc că vasele din această categorie nu au fost
produse pe loc, ci fabricate în ateliere de olărie provin-
cial-romane sau romano-„barbare”.
O altă grupă de vase romane de import documentate
în staţiunea de la Ialoveni-Marginea de sud a oraşu-
lui o constituie amforele. Dar, după cum rezultă din
descoperirile făcute pînă acum, recipientele romane
de transport, care erau amforele, au fost folosite într-o
proporţie mult mai mare faţă de vasele fine roşiatice de
uz casnic. Notăm că în timpul cercetărilor din toamna
anului 2006, din cuprinsul săpăturii şi de la suprafaţa
solului s-au recoltat 91 de fragmente de amfore, ceea
ce reprezintă cca 56% din totalul cioburilor lucrate la
roată. Bineînţeles, nu excludem că investigaţiile viitoa-
re ar putea să ducă la modificarea acestui procentaj.
Trebuie remarcat însă că situaţia constatată la Ialoveni
este foarte asemănătoare cu cea atestată la Odaia şi în
obiectivele „de tip Etulia” din zona Bugeacului, la fel
ca şi în aşezarea sincronă de la Speia–Hişcovo de pe
193
malul stîng al Nistrului, unde materialul amforic alcă-
tuieşte un procent destul de ridicat.
Referitor la tipologia amforelor descoperite la Ialo-
veni se pot face puţine aprecieri, deoarece materialul
ceramic de care dispunem este redus cantitativ şi ex-
trem de fragmentat. Majoritatea cioburilor provin de
la amfore cu gîtul îngust şi înalt, lucrate din pastă nisi-
poasă de culoare alburie sau roz-gălbuie (fig. 6,7.9-12).
După cum se ştie însă, grupa de amfore cu gîtul îngust
nu este unitară, ci cuprinde cîteva tipuri/variante ce se
datează diferit. În ce priveşte fragmentele de amfore
recuperate de noi, ele par să aparţină tipurilor C (Nea-
polis) şi D (Tanais) după clasificarea lui D. Šelov, data-
te: primul – în secolul II, al doilea – în secolul III e.n.
(Шелов 1978, 18.19; Şovan, Şadurschi 1981, 54.55).
Ambele tipuri/variante sunt bine documentate atît în
mediul dacilor liberi, cît şi în complexele sarmatice din
regiunea carpato-nistreană.
Alte două tipuri de amfore atestate la Ialoveni sînt
prezente doar prin cîte un fragment. Un ciob reprezintă
un picioruş cilindric, înalt şi îngust, cu baza rotunjită,
de la o amforetă(?) lucrată dintr-o pastă relativ fină, cu
particule cafenii în compoziţie, de culoare roşiatică la
exterior şi brun-cenuşie în interior (fig. 7,9). Al doilea
fragment este un rest de toartă masivă, circulară în secţi-
une, de la o amforă modelată dintr-o pastă destul de fină
şi arsă la roşu, dar incomplet, miezul rămînînd cenuşiu
(fig. 6,8). Deşi este cert că aceste fragmente aparţin unor
amfore de forme diferite, precizarea tipurilor în care se
încadrează este pentru moment extrem de dificilă.
Puţinele resturi de cultură materială prezentate mai
sus, în lipsa unor elemente sigure de datare, nu pot fi
încadrate din punct de vedere cronologic decît în limite
largi, şi anume: a doua jumătate a secolului II – sfîrşitul
secolului III e.n. În ce priveşte atribuirea etno-culturală,
bazîndu-ne pe caracteristicile ceramicii şi pe analogii,
credem că această aşezare a aparţinut unei comunităţi
de daci liberi aflaţi în strînse legături cu lumea romană.
3. Sondajul executat în staţiunea de la Ialoveni-
Marginea de sud a oraşului a relevat prezenţa în acest
punct şi a unor urme de locuire din perioada medievală
timpurie (sec. VIII), urme care, din păcate, n-au pu-
tut fi identificate prin cercetările de suprafaţă efectua-
te anterior. Aşezării medievale îi corespund un cuptor
de piatră distrus, mai multe cioburi de vase şi oase de
animale. Cuptorul a fost descris detaliat la pag. 189,
de aceea nu mai insistăm asupra lui. Amintim doar că
complexul reprezenta o instalaţie de foc construită din
pietre de calcar de mărimi diferite, avînd vatra de for-
mă aproximativ ovală, realizată din lipitură de lut. Ţi-
nînd cont de faptul că baza vetrei cuptorului se afla la o
adîncime de 0,7 m de la suprafaţa solului actual, nivel
în care aproape pe întreaga parcelă cercetată s-au găsit
194 Vlad Vornic, Sergiu Tabuncic, Larisa Ciobanu, Ion Ursu, Vasile Iarmulschi

Fig. 4. Ialoveni-Marginea de sud a oraşului. Profile ale secţiunii.

Sondajul în obiectivul arheologic de la Ialoveni-Marginea de sud a oraşului 195

Fig. 5. Ialoveni-Marginea de sud a oraşului. Ceramică lucrată cu mîna.

196 Vlad Vornic, Sergiu Tabuncic, Larisa Ciobanu, Ion Ursu, Vasile Iarmulschi

Fig. 6. Ialoveni-Marginea de sud a oraşului. Ceramică lucrată la roată din pastă fină cenuşie (1–6) şi romană de import (7–12).
 Sondajul în obiectivul arheologic de la Ialoveni-Marginea de sud a oraşului 197

Fig. 7. Ialoveni-Marginea de sud a oraşului. Ceramică lucrată cu mîna (1–8) şi romană de import (9–11).

vestigii arheologice, presupunem că acest „pietrar” a
fost construit în aer liber, dar nu în interiorul unei lo-
cuinţe. Cuptoare de piatră asemănătoare amenajate la
suprafaţa solului, în spaţiile dintre locuinţe, se cunosc
în mai multe aşezări medievale timpurii datate în seco-
lele VI–VII sau VIII–IX din spaţiul est-carpatic, cum
ar fi cele de la Spinoasa (Niţu ş.a. 1959, 555), Hansca
şi Trebujeni–Scoc (Corman 1998, 26-28).
Materialul ceramic corespunzător orizontului cultu-
ral medieval timpuriu este documentat prin cca 50 de
cioburi şi jumătatea inferioară a unui vas, descoperite în
dărîmăturile cuptorului şi în stratul arheologic. Toată ce-
ramica este lucrată exclusiv cu mîna, dar nu din acelaşi
fel de pastă. O parte din vase, mai puţine la număr, au
fost modelate dintr-o pastă grosieră, extrem de rudimen-
tară, conţinînd granule de calcar, şamotă şi alte impuri-
tăţi. Din cauza topirii calcarului în timpul arderii vaselor,
ceramica din această grupă prezintă numeroşi pori atît
pe suprafaţa exterioară, cît şi pe cea interioară. Dintre
puţinele cioburi de vase poroase pe care le posedăm, se
remarcă cîteva fragmente din corpul unui recipient gro-
solan de dimensiuni mari (probabil un vas de provizii),
avînd pereţii groşi, pe care se observă amprente de ţe-
sătură. Notăm, de asemenea, un fund plat provenind de
la o oală de dimensiuni mijlocii, modelată dintr-o pastă
extrem de friabilă de culoare brun-cărămizie (fig. 5,8).
O altă grupă de vase au fost lucrate din pastă mai
densă, avînd în compoziţie cioburi pisate şi puţine alte
198 Vlad Vornic, Sergiu Tabuncic, Larisa Ciobanu, Ion Ursu, Vasile Iarmulschi
ingrediente, lipsind însă calcarul. Ele sînt lucrate ceva
mai îngrijit şi acoperite cu angobă, pe ambele suprafeţe
sesizîndu-se urme clare de netezire cu peria(?). Reperto-
riul formelor din această grupă cuprinde numai oale de
dimensiuni medii. După maniera de modelare a margi-
nii, putem deosebi două variante: oala cu buza îngroşată,
răsfrîntă, decorată cu alveole (fig. 5,1) şi oala cu margi-
nea subţiată, uşor înclinată în afară (fig. 7,2). De remar-
cat că vasele nu au nici un ornament pe corp. De ase-
menea, trebuie relevată constatarea că fundurile acestor
recipiente prezintă o tendinţă de subţiere (fig. 5,7.9).
Fără excepţie, arderea vaselor s-a făcut neuniform şi
incomplet, iar unele fragmente au semne de ardere se-
cundară. Ca urmare a unei astfel de arderi, realizată în
cuptoare simple, gropi sau vetre, recipientele au dobîn-
dit o culoare brun-cărămizie ori brun-cenuşie la exteri-
or şi brun-cenuşie sau cenuşiu-negricioasă în interior.
Tipurile de vase prezentate mai sus îşi găsesc asemă-
nări apropiate, ca pastă, tehnică de lucru şi forme, în
ceramica descoperită în aşezările aşa-numitei culturi
Hlincea, datată în general în secolele VIII-IX. Lipsa
printre materialele de la Ialoveni a ceramicii lucrate
la roată, ca şi a castroanelor şi a tipsiilor modelate cu
mîna pledează pentru datarea aşezării, mai exact a ves-
tigiilor arheologice descoperite, într-o fază timpurie a
acestei culturi, probabil în prima jumătate a secolului
VIII (Postică 1994, 63.92; Тельнов 2001–2002, 239;
Musteaţă 2005, 127.128).
4. Spre deosebire de primele trei orizonturi culturale
şi cronologice documentate în staţiunea de la Ialoveni-
Marginea de sud a oraşului, al patrulea şi în acelaşi
timp ultimul orizont nu a fost identificat prin ceramică,
ci prin obiecte lucrate din fier, şi anume un brăzdar de
plug şi două piese de armură reprezentînd o apărătoare
de braţ. În stadiul actual al cercetării, problema datării
orizontului cultural respectiv nu poate fi rezolvată decît
în funcţie de încadrarea cronologică a brăzdarului şi a
pieselor de armură. De aceea, în continuare vom pre-
zenta şi analiza caracteristicile, tipologia, funcţionalita-
tea şi, în ultimă instanţă, cronologia acestor artefacte.
Brăzdarul3 (fig. 8) este asimetric, cu lama de formă
aproximativ triunghiulară, avînd umărul drept mai
evidenţiat, vîrful ascuţit, puţin îndoit în jos, latura din
dreapta (de tăiat) ascuţită, iar cea din stînga uşor îngro-
şată, cu bucşa deschisă, mai îngustă decît lama. Piesa a
fost confecţionată din două plăci de fier, parţial supra-
puse şi sudate prin forjare aproximativ pe linia axului
longitudinal, fiind întărită adăugător cu o plăcuţă de fier
3
Notăm că piesa respectivă a fost publicată recent şi într-un alt articol (Vornic ş.a. 2007).
4
Deocamdată, în regiunile de la est şi nord-est de Carpaţi, cunoaştem un singur brăzdar cu manşon datînd din sec. II–III e.n.
Piesa a fost descoperită în aşezarea de tip Lipica de la Majdan Gologirskij şi este, după cît se pare, un articol de import adus
din provincia romană Dacia (Ioniţă 1997, 887.897, Abb. 5,20).
(5,5×2,5 cm), sudată transversal pe partea exterioară a
bucşei. Pentru rezistenţă, în partea interioară, pe laturi-
le uşor arcuite ale lamei, s-au prins, tot prin sudură, cîte
o bandă de fier, late de 4,5 şi, respectiv, 2,5 cm. O altă
placă mică de fier, lungă de 11 cm şi lată de 1,3-3 cm,
este aplicată şi pe partea exterioară, pe marginea laturii
stîngi. După cîte se pare însă, această bandă, precum
şi o altă mică sudură dinspre vîrful brăzdarului, este
rezultatul unei/unor reparaţii. În partea stîngă, lama
brăzdarului are o perforaţie de formă neregulată, cu
dimensiunile de 7×1-2 cm, rezultată din uzură. Piesa a
fost întrebuinţată probabil o perioadă îndelungată, do-
vadă a utilizării intense servind şi semnele loviturilor
de ciocan de pe marginea superioară a bucşei, prin care
brăzdarul se fixa şi se scotea de pe plaz. Este important
de consemnat că în momentul descoperirii piesa con-
ţinea în interiorul bucşei resturi de lemn putrezit pro-
venind de la talpa plugului. Brăzdarul are următoarele
dimensiuni: lungimea totală 31,3 cm, lăţimea maximă
22,4 cm, lungimea bucşei 6 cm, înălţimea bucşei 5,8
cm, lăţimea bucşei 18 cm, deschiderea bucşei 12 cm,
lungimea aripei drepte 4,5 cm, lungimea aripei stîngi
0,6 cm. Greutatea brăzdarului este de 3,2 kg.
Piesa descrisă în rîndurile de mai sus a fost găsită
în partea inferioară a stratului arheologic, la o adînci-
me de cca 0,65 m, în imediata ei apropiere aflîndu-se
un picioruş de amforă romană, iar în solul de deasupra
– două cioburi de vase lucrate cu mîna din pastă cu
şamotă în textură, aparţinînd probabil orizontului cul-
tural din sec. VIII-IX e.n. Prin forma şi dimensiunile
pe care le prezintă însă, obiectul la care ne referim nu
poate fi legat nici de nivelul de locuire din perioada
romană, nici de orizontul cultural din epoca medievală
timpurie.
După cum se ştie, în epoca romană (sec. II–III e.n.)
dacii liberi din spaţiul est-carpatic au folosit cu precă-
dere brăzdarele în formă de lingură de tradiţie La Tène
(Bichir 1973, 45; idem 1994, 46), pe cînd geto-dacii din
Muntenia, datorită legăturilor mai strînse întreţinute cu
lumea romană, au utilizat brăzdarele cu manşon de tip
roman, piese care prin caracteristicile lor tehnico-func-
ţionale erau superioare celor dacice (Bichir 1984, pl.
VIII, 1; idem 1994, 46, 47; Olteanu 1997, 68)4.
În regiunea carpato-nistreană brăzdarul cu manşon
de factură romană se va generaliza în perioada culturii
Sântana de Mureş (sec. IV e.n), perioadă cînd influ-
enţa romană se extinde tot mai mult în această zonă,
dominată militar şi politic de goţi, în calitatea lor de
 Sondajul în obiectivul arheologic de la Ialoveni-Marginea de sud a oraşului 199

federaţi ai Imperiului roman (Bichir 1994, 46.47; Ioni-
ţă 1994, 110.114-116; Olteanu 1997, 69-71). Judecînd
după formele pe care le prezintă, brăzdarele din mediul
culturii Sântana de Mureş provin de la tipuri de unelte
de arat diferite. Astfel, unele piese de formă simetri-
că cu bucşa deschisă, mai lată decît partea de tăiat, au
aparţinut probabil unor aratre fără plaz. Alte brăzdare,
tot simetrice, dar cu umerii lamei reliefaţi, provin de
la unelte de tipul aratrului cu plaz, cu randament mai
mare, terenul lucrat fiind afînat în întregime, şi nu par-
ţial ca în cazul aratrului fără plaz (Ioniţă 1966, 217).
În ce priveşte ipoteza precum că unele brăzdare uşor
asimetrice, cum este cel de la Zăicana5, ar proveni de
la pluguri6, instrumente care taie şi răstoarnă pămîntul
în brazde (Рикман 1975, 125.126; Bichir 1994, 47),
faptul este mai greu de dovedit în baza descoperirilor
făcute pînă în prezent. Mai curînd, piesele respective, a
căror asimetrie este fie întîmplătoare, fie datorată uzu-
rii, au aparţinut unor aratre cu plaz obişnuite (Краснов
1971, 8; Neamţu 1975, 68). Referitor la brăzdarele de
provenienţă sau de influenţă romană din cuprinsul cul-
turii Sântana de Mureş, este important de notat şi faptul
că ele sînt în general de dimensiuni reduse, lungimea
lor variind între 12,5 şi 16 cm, iar lăţimea între 7 şi
9,5 cm. Brăzdarele de mărime medie sau mare, cum
este piesa de la Ialoveni, lipsesc cu desăvîrşire dintre
antichităţile acestei culturi, exemplarul cel mai mare
cunoscut de noi - descoperit la Elizavetovca - avînd
doar 16 cm lungime şi 9,5 cm lăţime7.
Din datele prezentate reiese cu claritate că brăzda-
rul descoperit la Ialoveni nu-şi găseşte analogii direc-
te printre piesele similare folosite în epoca romană, el
provenind de la o unealtă mult mai perfecţionată şi mai
productivă, şi anume de la plugul cu cormană unilatera-
lă. În pofida menţiunilor unor autori antici despre între-
buinţarea în agricultura romană a unor unelte de arat de
tipul plugului, arheologia nu a putut aduce deocamdată
dovezi peremptorii care să demonstreze existenţa plu-
gului propriu-zis încă din antichitate (Краснов 1971,
3-11; idem 1987, 124-126; Neamţu 1975, 112-115). De
altfel, dacă judecăm după tipurile de brăzdare descope-
rite pînă acum, instrumentul de arat cu elemente şi dis-
pozitive asimetrice, care este plugul, nu a existat nici în
perioada medievală timpurie, această inovaţie tehnică
făcîndu-şi apariţia în spaţiul Europei central-răsărite-
ne şi de sud-est, după părerea celor mai mulţi specia-
lişti, abia la finele sec. XIII – sec. al XIV-lea (Нидерле
1956, 314; Kочин 1965, 47; Чернецов 1972, 75-77;
Mihail 1981, 47-57; Полевой 1985, 66-90; Краснов
1987, 53.152; Spinei 1994, 247).
Opinia exprimată de curînd, potrivit căreia popula-
ţia din spaţiul pruto-nistrean ar fi început să utilizeze
plugul prevăzut cu brăzdar asimetric „nu mai tîrziu de
secolul al IX-lea” (Musteaţă 2005, 56) nu are suport în
datele arheologice8. După cum se cunoaşte, în aşezări-
le medievale timpurii datînd din sec. V-VII sînt docu-
mentate doar brăzdare cu manşon de formă simetrică
relativ mici, legate genetic de cele din epoca romană
(Corman 1998, 30.31; Postică 1999, 272.273)9. În mod
evident, piesele respective nu pot proveni decît de la
unelte de tipul aratrului. Ceva mai evoluate sînt brăz-
darele simetrice descoperite în cetăţuile de la Revno

5
În perioada sovietică satul Zăicana (r. Criuleni) s-a numit Zagaicani, nume prin care localitatea s-a şi înscris în literatura
arheologică.
6
Cei mai mulţi dintre cercetători consideră plugul drept unealtă complexă care răscoleşte şi răstoarnă pămîntul în brazde,
avînd drept accesorii caracteristice brăzdarul asimetric, cormana unilaterală şi cuţitul sau fierul care taie pămîntul, roţile
nefiind neapărat necesare. Un număr mai redus de savanţi, printre care şi ilustrul slavist L. Niederle, socot ca element
definitoriu al plugului cormana unilaterală (Нидерле 1956, 311-313; Краснов 1987, 126-133.159-161), iar alţi specialişti
- cuţitul lung de fier (Федоров 1960, 204.205; Довженок 1961, 72), fără să insiste şi asupra formei brăzdarului. În ce ne
priveşte, susţinem opinia care a întrunit adeziunea majorităţii cercetătorilor, deoarece prezenţa răsturnătoarei din lemn la
vechile unelte de arat de la care s-au păstrat doar părţile metalice nu poate fi dovedită pe baza brăzdarului simetric, ci numai
a celui asimetric. În ce priveşte cuţitul lung, s-a demonstrat fără putinţă de tăgadă că acest accesoriu a existat şi la unele
tipuri de aratre perfecţionate (Mihail 1981, 49; Краснов 1987, 104). În acest context, consemnăm că în literatura istorico-
arheologică românească termenul plug se utilizează destul de frecvent şi cu sensul său larg, care desemnează orice unealtă
cu tracţiune animală folosită la prelucrarea solului. Totodată, este de menţionat că termenul latin aratru, cu semnificaţia de
unealtă mai rudimentară ca plugul propriu-zis, nu s-a păstrat în limba vorbită românească decît într-o singură regiune locuită
de români, şi anume în zona Munţilor Apuseni (Pascu 1962, 20).
7
Consemnăm că, deşi autorii descoperirilor de la Elizavetovca au publicat brăzdarul, împreună cu alte materiale, ca provenind
dintr-o aşezare de tip Sântana de Mureş–Černjahov (Городенко, Ткачук 1990, 252-255, рис. 1,1), ulterior I. Tentiuc şi
Gh. Postică au datat piesa respectivă în perioada medievală: fie în sec. XI–XIII (Tentiuc 1996, 60), fie în sec. X-XI (Postică
1999, 272), fără a se aduce însă argumente în sprijinul acestor încadrări cronologice.
8
Adoptarea plugului de către triburile slave din Europa Centrală încă din prima jumătate a sec. IX a fost presupusă mai
demult de M. Beranova pe baza unor brăzdare uşor asimetrice de dimensiuni mici şi a unor cuţite lungi de fier semnalate în
complexe arheologice datînd din această perioadă (apud Kudrnač 1961, 226). Subliniem însă că părerea lui M. Beranova,
nefiind întemeiată pe descoperiri edificatoare, nu s-a putut impune.
9
Supoziţia că brăzdarul de formă triunghiulară, cu bucşa largă de la Bakota ar fi de tip slav (Postică 1999, 272.273) este mai
greu de acceptat, deoarece piesa respectivă îşi găseşte analogii directe printre antichităţile din sec. I–IV e.n. semnalate atît în
cuprinsul unor provincii romane, cît şi în barbaricum (Corman 1998, 30; Магомедов 2001, 89.282, рис. 81,3-5).
200 Vlad Vornic, Sergiu Tabuncic, Larisa Ciobanu, Ion Ursu, Vasile Iarmulschi

de a fi generalizată. Pornind de la numărul foarte redus

Fig. 8. Ialoveni-Marginea de sud a oraşului. Brăzdar de fier.
(Михайлина, Тимощук 1983, 211, рис. 4,15) şi Echi-
măuţi (Федоров 1974, 114.115, рис. 35,5), piese atri-
buite de unii cercetători sec. VIII–IX (Musteaţă 2005,
55) sau sec. XI–XIII (Tentiuc 1996, 60), dar care se
datează mai degrabă în secolul X. După toate probabi-
lităţile, aceste două brăzdare aparţin unor aratre cu plaz
perfecţionate, însă cu siguranţă ele nu provin de la nişte
pluguri evoluate sau grele10, după cum cred unii specia-
lişti (Postică 1999, 273). În aceeaşi ordine de idei, con-
siderăm necesar să subliniem şi faptul că brăzdarele de
fier se întîlnesc extrem de rar în complexele medievale
timpurii, ceea ce înseamnă că arătura cu ajutorul aratru-
lui, cu sau fără plaz, în perioada respectivă era departe
al brăzdarelor de fier descoperite, s-a presupus cu jus-
tificat temei că în aceeaşi perioadă la afînarea solului
erau folosite şi alte instrumente, mai primitive, lucrate
exclusiv din lemn (eventual şi corn), fără componente
metalice (Neamţu 1966, 294; Полевой 1985, 76; Pos-
tică 1999, 272). În lumina datelor prezentate, ipoteza
despre introducerea în agricultura practicată în zona
pruto-nistreană a uneltei de arat de tipul plugului încă
din sec. IX apare fără nici o acoperire, de aceea trebuie
respinsă11. Totodată, din aceleaşi informaţii arheologi-
ce reiese limpede că brăzdarul de plug de la Ialoveni
nu poate aparţine în nici un caz orizontului cultural din
epoca medievală timpurie documentat în punctul Mar-
ginea de sud a oraşului, ci unei perioade mai tîrzii.
Referitor la brăzdarele de fier de la uneltele de arat
utilizate pe parcursul sec. IX–XIII, trebuie subliniat că
ele cunosc o evoluţie tipologică ascendentă, modifi-
cîndu-se atît dimensiunile, cît şi forma lor. Astfel, în
arealul culturii balcano-dunărene (=Dridu) din sec. IX
– prima jumătate a sec. XI avem documentate brăzda-
re cu manşon de formă simetrică sau uşor asimetrică,
de dimensiuni medii şi mari, lucrate dintr-o singură
foaie metalică, avînd laturile lamei întărite uneori cu
benzi sudate12 (Comşa, Constantinescu 1969, 425-434,
fig. 2,4-10; Teodor 1978, 108.109, fig. 25,5.6; Полевой
1985, 76-80; Canache, Curta 1994, 179-217; Paragi-
nă 2002, 50-51; Атанасов 2000, 183-204). Evident,
piesele respective sînt mai evoluate decît exemplarele
datînd din perioada anterioară, ceea ce înseamnă că au
aparţinut unor unelte mai perfecţionate şi mai produc-
tive. Bazîndu-se pe forma uşor asimetrică a anumitor
brăzdare, unii specialişti consideră chiar că la cumpăna
dintre mileniile I şi II în ţinuturile carpato-dunărene
a apărut şi plugul patrulater propriu-zis, prevăzut cu
brăzdar asimetric, cuţit, cormană şi avantren (Neam-
ţu 1975, 69.70.118; Mihail 1981, 56; Olteanu 1997,
78-79). Pe baza datelor actuale însă, această părere nu
poate fi acceptată. După cum am mai menţionat, cei
mai mulţi cercetători susţin opinia potrivit căreia in-
troducerea brăzdarelor asimetrice în estul şi sud-estul

10
După Gh. Fedorov, autorul cercetărilor de la Echimăuţi, unui plug greu destinat aratului suprafeţelor de pămînt dur,
neprelucrat, ar fi aparţinut cuţitul lung de fier găsit în această aşezare de factură slavă, pe cînd brăzdarul ar fi provenit de la
o unealtă mai uşoară, folosită la prelucrarea terenurilor deja desţelenite (Федоров 1953, 122). În opinia noastră, nu numai
brăzdarul, ci şi fierul lung provine de la o unealtă de tipul aratrului, unealtă care, evident, putea fi utilizată şi la lucrarea
terenurilor necultivate.
11
De altfel, nejustificată este şi aserţiunea precum că pentru perioada medievală timpurie (sec. V-XIII) în spaţiul pruto-nistrean
avem atestat arheologic plugul propriu-zis prevăzut cu brăzdar asimetric şi cormană (Postică 1999, 272). Ţinem să subliniem
că brăzdarele de fier de tip asimetric, pe baza cărora se poate postula existenţa plugului, lipsesc cu totul dintre descoperirile
arheologice medievale timpurii din regiunea pruto-nistreană.
12
Întrucît are un caracter atipic, nu avem siguranţa că piesa de la Giurgiuleşti (Postică ş.a. 1999, 281.295, fig. 4,8) reprezintă
un brăzdar. Trebuie să relevăm totodată că, exceptînd această piesă, în aşezările de tip Dridu din spaţiul pruto-nistrean nu s-au
descoperit deocamdată alte brăzdare de fier.
 Sondajul în obiectivul arheologic de la Ialoveni-Marginea de sud a oraşului 201

Europei, inclusiv în teritoriile româneşti, s-a petrecut
într-o perioadă mai tîrzie, şi anume în sec. XIV–XV.
În ce priveşte uşoara asimetrie a unor brăzdare din
vremea culturii Dridu, ca şi a altor piese similare din
perioada anterioară şi următoare, corespunzătoare se-
colelor XI–XIII, s-a arătat că ea se datorează neîndemî-
nării fierarilor sau unor condiţii deosebite de folosire a
aratrului şi deci de tocire a lor, şi nu unei inovaţii de-
liberate (Полевой 1985, 77; Краснов 1987, 103.104;
Spinei 1994, 247).
Judecînd după forma şi dimensiunile brăzdarelor,
uneltele de arat folosite în secolele X-XI nu erau iden-
tice. Opinia că toate brăzdarele descoperite în com-
plexele din sec. IX–XI, indiferent de mărimea lor, ar
proveni de la aratre prevăzute cu cormană de lemn
(Полевой 1985, 78-79), nu credem că reflectă situaţia
reală. După cîte se pare, brăzdarele de dimensiuni mari,
cum sînt spre exemplu cele de la Pogoneşti, Mănăstirea
şi Grumezoaia, au aparţinut unor aratre grele prevăzute
cu una sau două cormane, cuţite de fier şi, eventual,
roţi, iar piesele mai mici provin de la aratre cu plaz
de construcţie mai simplă, cu rentabilitate economică
scăzută. Dum cum s-a remarcat, aratrul greu prevăzut
cu brăzdar simetric sau uşor asimetric şi cu cormană de
lemn poate tăia şi parţial răsturna brazda de pămînt, re-
prezentînd unealta tranzitorie de la aratru la plugul pro-
priu-zis prevăzut cu brăzdar asimetric13. Este interesant
să consemnăm că în Polonia aratrul greu cu cormană,
cunoscut cu numele plużyca, s-a utilizat pînă în anii 60
ai secolului trecut (Neamţu 1966, 302.304). În literatu-
ra etnografică românească unealta de acest tip prevă-
zută cu cormană schimbătoare este denumită plug de
coastă sau plug de două brazde (Полевой 1985, 79),
pe teritoriul actual al Moldovei ea fiind folosită pînă în
pragul secolului XX (Демченко 1967, 61).
Unei unelte de tipul plugului de coastă a aparţinut
probabil şi brăzdarul recuperat din aşezarea fortificată
de la Bâtca Doamnei (Piatra Neamţ), care datează din
ultima parte a sec. XII şi primele patru decenii ale se-
colului următor (Spinei 1994, 112.113). Subliniem că
piesa de la Bâtca Doamnei prezintă un interes deosebit
pentru cunoaşterea evoluţiei instrumentelor de arat în
spaţiul de la est de Carpaţi în primele secole ale mile-
niului al II-lea, deoarece pînă în prezent în această zonă
nu s-au mai semnalat alte brăzdare datate cert în sec.
XII–XIII14. Brăzdarul la care ne referim este de formă
simetrică15, cu manşonul lung şi umerii lamei proemi-
nenţi, avînd lungimea de 20 şi lăţimea maximă a lamei
de 15,7 cm. El a fost confecţionat din două plăci de fier
sudate între ele aproximativ pe linia axului longitudi-
nal, fiind întărit cu benzi de fier prinse pe centrul piesei
şi pe marginile lamei (Neamţu 1966, 301, fig. 6; Spinei
1994, 117, fig. 14,12.13). Deşi nu se evidenţiază ca mă-
rime, brăzdarul de la Bâtca Doamnei este mai evoluat
în raport cu piesele similare din perioadele anterioare,
care sînt lucrate, fără nici o excepţie, dintr-o singură
foaie metalică. Judecînd după forma lăţită pe care o
prezintă şi ţinînd cont de faptul că provine dintr-o zonă
înaltă cu relief accidentat, înclinăm să credem, la fel
ca şi L. Polevoi (Полевой 1985, 80), că brăzdarul din
cetăţuia de la Bâtca Doamnei a aparţinut unei unelte de
tipul plugului de coastă cu cormană mobilă.
Comparînd brăzdarul descoperit de noi cu cel pre-
zentat mai sus, putem lesne constata că ele se deose-
besc tranşant ca formă şi ca mărime, deşi după modul
de confecţionare, piesele se aseamănă, ambele exem-
plare fiind lucrate din cîte două foi metalice sudate prin
forjare de-a lungul axului longitudinal. Brăzdarul de la
Ialoveni, fiind mai mare şi avînd o asimetrie pronunţată
a lamei, este, evident, mai evoluat şi provine de la un
plug patrulater autentic, prevăzut cu cormană unilate-
rală, cuţit şi rotile. Cronologic, piesa de la Bâtca Doam-
nei se datează pe baza unei monede, a două cruciuliţe
duble relicviar şi a altor obiecte la sfîrşitul sec. XII şi
în primele patru decenii ale veacului următor, adică în
perioada imediat premergătoare marii invazii mongole
din anul 1241 (Neamţu 1966, 301; Spinei 1994, 113).
Tot în perioada premongolă, dar în limite temporale
mai largi (sec. XI – primele decenii ale sec. XIII), au
fost încadrate şi piesele similare identificate în aşeză-
rile fortificate vechi ruseşti de la Rajkoveckoe, Devič
Gora şi Knjaž’ja Gora (Краснов 1987, 52.69.70). În

13
Pentru denumirea acestui tip de instrument de arat în literatura arheologică de limbă rusă mai recentă se utilizează tot
mai frecvent termenul plužnoe ralo, termen care a fost folosit pentru prima oară de cercetătorul polonez W. Hensel (apud
Полевой 1985, 71; Атанасов 2000, 203). Arheologul chişinăuean Gh. Postică numeşte acest tip de unealtă plugniţă (Postică
2006, 102.103), noţiune care, din cîte ştim, nu a mai fost întrebuinţată în literatura de specialitate românească şi străină.
14
O situaţie cvasiidentică se constată şi în spaţiul dintre Carpaţii Meridionali şi Dunărea Inferioară, unde, actualmente, printre
descoperirile arheologice datate în sec. XI–XIII brăzdarele de fier lipsesc (Ioniţă 2005, 99-101).
15
Opinia că brăzdarul de la Bâtca Doamnei-Piatra Neamţ ar fi de tip asimetric (Tentiuc 1996, 61) nu corespunde realităţii.
Menţionăm de asemenea că în staţiunea respectivă (pentru care în literatura arheologică s-a folosit mai frecvent denumirea
prescurtată Bâtca Doamnei) s-a găsit un singur brăzdar de fier, şi nu două exemplare, după cum au considerat greşit unii
specialişti (ibidem).
202 Vlad Vornic, Sergiu Tabuncic, Larisa Ciobanu, Ion Ursu, Vasile Iarmulschi

Fig. 9. Ialoveni-Marginea de sud a oraşului. Brasardă de fier.

ce priveşte brăzdarul de la Ialoveni, în stadiul actual de
cercetare lipsind indicatorii cronologici, acesta poate fi
datat doar cu ajutorul analogiilor directe.
Din cîte cunoaştem, pînă în prezent, pe teritoriul din-
tre Carpaţi şi Nistru brăzdare asemănătoare cu piesa de
la Ialoveni s-au identificat doar într-un singur obiectiv
arheologic, şi anume în renumita aşezare medievală de
tip urban de la Orheiul Vechi. Un număr impresionant
de brăzdare (66 sau 68), împreună cu 41 (42/44?) de
cuţite de plug, un otic, o săpăligă, o coasă şi alte unelte
de fier (în total 124 de obiecte întregi şi fragmentare)16,
au fost descoperite întîmplător în anul 1963. Acest for-
midabil depozit de unelte agricole a putut fi recupe-
rat în întregime datorită intervenţiei arheologului Gh.

16
Precizăm că P. Bîrnea cu T. Reaboi, arheologii care au publicat aceste unelte, au consemnat că depozitul cuprindea în total
124 de piese (Бырня, Рябой 2000, 10.68). Deci, observaţia prof. V. Spinei că autorii citaţi ar indica existenţa a 120 de unelte,
şi nu 124, nu este justificată (Spinei 2006, 365). Este adevărat însă că numărul de brăzdare şi de cuţite de plug, după Gh.
Smirnov, nu coincide cu cel publicat de P. Bîrnea şi T. Reaboi. Dacă Gh. Smirnov pretindea că depozitul includea 68 de
brăzdare şi 42 sau 44 de cuţite (Смирнов 1964, 42), ultimii cercetători notează că au fost descoperite doar 66 de brăzdare şi
41 de cuţite (Бырня, Рябой 2000, 10).
 Sondajul în obiectivul arheologic de la Ialoveni-Marginea de sud a oraşului 203

Smirnov care a şi prezentat un raport succint asupra
lui, tipărit în anul următor (Смирнов 1964, 41.42),
însă publicarea integrală a acestui valoros complex ar-
heologic, cu descrierea şi ilustrarea corespunzătoare a
fiecărei piese, a fost realizată abia cîţiva ani în urmă
de către P. Bîrnea şi T. Reaboi (Бырня, Рябой 2000).
După cum s-a subliniat, prin numărul şi dimensiuni-
le pieselor, depozitul de unelte agricole de la Orheiul
Vechi constituie cea mai mare descoperire de acest
gen din întreaga Europă Răsăriteană, reprezentînd o
sursă extrem de preţioasă pentru studierea agriculturii,
în special a tehnicii agricole din spaţiul pruto-nistrean
în perioada de cristalizare a statului medieval moldo-
venesc (Полевой 1974, 160.161; Spinei 1994, 247;
Бырня, Рябой 2000, 10.95).
Referindu-ne la brăzdarele din acest depozit, consta-
tăm că ele sînt asimetrice17, dar cu un grad diferit de
asimetrie, avînd lama de forma unui triunghi cu laturile
inegale, umărul drept mai proeminent decît stîngul şi
bucşa deschisă, mai îngustă ca lama. Majoritatea ab-
solută a brăzdarelor (62) au fost confecţionate, la fel
ca şi exemplarul de la Ialoveni, din cîte două plăci de
fier sudate de-a lungul axului longitudinal, cu laturile
lamei întărite cu benzi de fier. Doar patru piese au fost
lucrate dintr-o singură foaie metalică, dar şi acestea
au marginile lamei consolidate prin sudură cu benzi
de fier. Brăzdarele analizate prezintă dimensiuni di-
ferite, lungimea lor variind între 26,7 şi 41,5 cm, iar
lăţimea maximă a lamei între 20,1 şi 27,5 cm. Diferită
este şi greutatea pieselor, aceasta oscilînd între 2,26 şi
4,71 kg. Potrivit lui P. Bîrnea şi T. Reaboi, cele mai
multe brăzdare (59) ar purta semne de recondiţionare,
unele exemplare fiind reparate de pînă la 10 (sic!) ori
(Бырня, Рябой 2000, 69). În opinia noastră, această
apreciere este exagerată, deoarece nu orice bandă de
fier sudată reprezintă dovada unei reparaţii, după cum
cred cercetătorii citaţi, cele mai multe dintre ele fiind
aplicate mai curînd de la bun început de fierar.
Precum am menţionat, toate brăzdarele din depozitul
de la Orheiul Vechi sînt de tip asimetric, dar nici un
exemplar nu prezintă o asimetrie deplină, care ar avea
lama de forma unui triunghi dreptunghic, cum sînt, de
pildă, piesele de la Suceava datate în sec. XV–XVI
(Neamţu 1966, 307.308, fig. 11; Бырня 1969, 150-152,
рис. 29, A) sau cea de la Poiana atribuită sec. XVII
(Бырня, Чеботаренко 1960, 65.72.73, рис. 3). Toto-
dată, precizăm că brăzdarele în discuţie, spre deosebire
de piesele similare puţin asimetrice din epocile romană
şi medievală timpurie, nu au ascuţite ambele laturi ale
lamei, ci doar latura din dreapta, la fel ca şi exemplarul
de la Ialoveni. Acest fapt este un indiciu clar că piesele
respective provin de la unelte prevăzute cu cormană
unilaterală, montată în partea dreaptă. Bazîndu-se pe
forma şi dimensiunile brăzdarelor, atît Gh. Smirnov cît
şi P. Bîrnea şi T. Reaboi consideră că aceste unelte erau
nişte pluguri grele cu roţi, destinate aratului terenurilor
necultivate/înţelenite, opinie pe care o împărtăşim şi
noi18. Avînd în vedere că piesa de la Ialoveni prezintă
caracteristici similare brăzdarelor din depozitul de la
Orheiul Vechi, foarte probabil că ea a aparţinut acelu-
iaşi tip de unelte.
În afară de piesele recuperate de Gh. Smirnov, în situl
medieval de la Orheiul Vechi s-au mai descoperit două
brăzdare de tip asimetric cu prilejul săpăturilor arheolo-
gice din anul 198319. Ambele piese au fost găsite într-o
groapă de dimensiuni considerabile, care mai cuprin-
dea şi alte diferite obiecte, inclusiv un cuţit de plug de
fier, un vas-piuă de aramă şi două monede divizionare
ale Hoardei de Aur (Бырня 1991, 91-98, рис. 3,4). Un
brăzdar este lucrat din două plăci de fier şi are dimensi-
uni destul de mari: lungimea de 38,5 cm, lăţimea maxi-
mă a lamei de 21,5 cm. Cel de-al doilea, spre deosebire

17
Aprecierea iniţială a lui Gh. Smirnov că patru brăzdare ar fi de tip simetric s-a dovedit a fi greşită. De asemenea, nefondată
este şi afirmaţia lui L. Polevoj că la Orheiul Vechi lipsesc brăzdarele asimetrice, în situaţia cînd chiar el însuşi împarte
piesele la care ne referim în trei variante, în funcţie de gradul de asimetrie pe care-l prezintă. În opinia lui L. Polevoj, de
tip asimetric ar fi doar brăzdarele a căror lamă este în formă de triunghi dreptunghic şi au o singură aripă (Полевой 1985,
81-85). Subliniem însă că cei mai mulţi specialişti includ piesele de forma celor de la Orheiul Vechi în categoria brăzdarelor
asimetrice. Neconformă cu realitatea este şi aserţiunea lui P. Bîrnea şi T. Reaboi că unele brăzdare din depozitul de la Orheiul
Vechi ar fi asimetrice pe partea dreaptă, iar altele pe partea stîngă (Бырня, Рябой 2000, 69). De fapt, toate brăzdarele, fără
nici o excepţie, prezintă asimetrie pe partea dreaptă, adică au umărul drept mai reliefat decît stîngul. După tipologia lui
J. Krasnov, piesele avute în discuţie se înscriu în tipul IVB4 de brăzdare cu asimetrie accentuată, datate în perioada mongolă
(mijlocul sec. XIII – sec. XIV) (Краснов 1987, 53.70).
18
În literatura de specialitate a fost lansată şi opinia conform căreia brăzdarele de la Orheiul Vechi ar proveni nu de la pluguri,
ci de la nişte aratre perfecţionate de dimensiuni mari (Полевой 1974, 160.161; idem 1985, 82).
19
Încă un brăzdar, dar de formă simetrică şi de dimensiuni mai mici, a fost descoperit la Orheiul Vechi în cursul cercetărilor
arheologice din anul 1988 (Бырня, Рябой 2000, 74.75, рис. 115,10). Brăzdarul fusese depus într-un complex adîncit de
proporţii mari, alături de alte 294 de piese întregi şi fragmentare de fier cu destinaţie diferită (o sapă, un foarfece, un cleşte,
un pumnal, un cuţit, un cîrlig de undiţă, un pinten, o piedică de copite, catarame, scăriţe de şa, zăbale etc.) (ibidem, 73-94).
204 Vlad Vornic, Sergiu Tabuncic, Larisa Ciobanu, Ion Ursu, Vasile Iarmulschi
de primul, este confecţionat dintr-o singură foaie meta-
lică şi are aproape aceleaşi dimensiuni ca şi exemplarul
de la Ialoveni: lungimea de 31 cm, iar lăţimea maximă
de 20 cm. Deşi are lama tot de forma unui triunghi cu
laturile inegale, piesa respectivă se deosebeşte de toa-
te celelalte brăzdare de la Orheiul Vechi prin prezenţa
unui singur umăr – al celui drept, al doilea umăr lipsind
cu totul. Dar după cum se ştie, lipsa umărului stîng este
caracteristică brăzdarelor complet asimetrice, avînd
lama de forma unui triunghi dreptunghic, datate în sec.
XV-XVII şi mai tîrziu (Neamţu 1966, 307-313; idem
1975, 70.72; Краснов 1987, 53.70).
În ceea ce priveşte cronologia depozitului de piese
agricole de la Orheiul Vechi, acesta a fost datat de către
Gh. Smirnov – pe baza cîtorva cioburi de vase roşiatice
descoperite în groapa unde se găseau şi uneltele – în
anii 60 ai sec. XIV, adică în perioada existenţei oraşului
tătăresc Şehr-al-cedid (Смирнов 1964, 42). Aceluiaşi
orizont cultural din vremea dominaţiei Hoardei de Aur
au atribuit acest complex arheologic şi P. Bîrnea cu T.
Reaboi. Dar descoperirea ulterioară a încă două brăz-
dare cu asimetrie pronunţată şi a două cuţite de plug în
gropi care conţineau şi monede de bronz sau de argint
datate pînă la sfîrşitul deceniului şapte al sec. XIV i-a
determinat pe cercetătorii citaţi să modifice puţin data-
rea, plasînd-o către sfîrşitul existenţei oraşului Şehr-al-
cedid al Hoardei de Aur (Бырня, Рябой 2000, 70.71).
De curînd, savantul ieşean V. Spinei şi-a exprimat re-
zerva faţă de această încadrare cronologică, înclinînd
să creadă că atît depozitul descoperit în anul 1963, cît
şi cel găsit peste 25 de ani, ar data dintr-o perioadă mai
tîrzie, şi anume în cea a oraşului moldovenesc Orheiul
Vechi (Spinei 2006, 365.366). În ce ne priveşte, dacă
nu excludem posibilitatea datării depozitului descope-
rit în 1988 în perioada postmongolă, atunci, referitor la
cronologia depozitului de unelte agricole, considerăm
datarea lui la sfîrşitul epocii de dominaţie tătaro-mon-
golă destul de întemeiată. Pe lîngă argumentele aduse
de P. Bîrnea şi T. Reaboi, în sprijinul acestei încadrări
cronologice putem invoca şi datarea în perioada mon-
golă a brăzdarelor similare din alte regiuni ale Europei
Centrale şi Răsăritene (Чернецов 1972, 75; Краснов
1987, 53, 70). De asemenea, în favoarea atribuirii de-
pozitului de unelte agricole de la Orheiul Vechi nive-
lului de locuire din vremea stăpînirii tătaro-mongole
pledează şi împrejurarea că în nici unul din centrele
urbane moldoveneşti din dreapta Prutului investigate
20
Cu toate că în literatura de specialitate românească şi străină pentru desemnarea acestui element de echipament militar se
foloseşte mai frecvent termenul apărătoare de braţ, brasardă sau cotieră (Postică, Sava 1996, 66.68.69; Spinei 1997, 170;
Niţoi 2003, 179; http://www.archweb.cimec.ro/scripts/PCN/Clasate/detaliu.asp; Кирпичников 1971, 20.21; Кирпичников,
Медведев 1985, 317; Бехайм 1995, 8), în realitate obiectul în discuţie avea destinaţia de a proteja antebraţul şi cotul, dar nu
braţul propriu-zis.
prin săpături arheologice (Baia, Siret, Suceava, Iaşi
ş.a.) nu s-au semnalat brăzdare similare celor descope-
rite în situl medieval de pe valea Răutului, piesele de
la Suceava datate în sec. XV–XVI fiind de un tip mai
evoluat, cu lama prevăzută cu o singură aripă.
Referitor la datarea brăzdarului de la Ialoveni, avînd
în vedere asemănarea acestuia cu exemplarele recupe-
rate la Orheiul Vechi, îl putem încadra sub raport cro-
nologic în aceeaşi perioadă de dominaţie a Hoardei de
Aur. Evident, cercetările arheologice viitoare urmează
încă să confirme cronologia propusă de noi, deoarece
deocamdată nu pot fi datate mai exact nici piesele de
armură descoperite în staţiunea de la Ialoveni–Margi-
nea de sud a oraşului.
Luînd în discuţie piesele de echipament militar,
specificăm că ele reprezintă o brasardă sau, mai exact
spus, o apărătoare de antebraţ şi cot, alcătuită din două
elemente (fig. 9). Primul este în formă de ogivă, avînd
lungimea de 32,2 cm şi lăţimea de 8-10,7 cm. Spre
capătul inferior, care este uşor îndoit în afară, lateral,
piesa prezintă două (trei?) nituri de fixare. Obiectul la
care ne referim constituie apărătoarea laturii posterioa-
re a antebraţului sau brasarda propriu-zisă. Al doilea
element component al brasardei îl reprezintă o piesă de
formă relativ semicilindrică, cu capetele uşor răsfrînte
în exterior, avînd lungimea de 13,6 cm şi lăţimea de
7,5-9,2 cm. În partea mediană, spre marginile latera-
le, ea are păstrate două nituri. Acest element al armurii
avea rostul de a proteja latura anterioară a părţii infe-
rioare a antebraţului şi se prindea de cealaltă piesă a
brasardei, probabil, prin intermediul unor balamale,
închizîndu-se cu ajutorul unor curele şi catarame, care
nu s-au păstrat. Ambele piese au fost lucrate prin batere
din plăci de fier cu grosimea de circa 0,2-0,3 cm.
Aşa cum am consemnat deja, apărătoarea de braţ20
descrisă mai sus a fost găsită la baza unei gropi în for-
mă de clopot, notată cu nr. 1, în umplutura căreia s-au
aflat şi cîteva fragmente ceramice din epoca romană,
lipsind cioburi sau alte materiale caracteristice pentru
evul mediu. Subliniem însă că brasarda de fier recupe-
rată la Ialoveni nu poate fi atribuită orizontului cultural
din perioada romană, întrucît piesele de armură de acest
fel apar abia în perioada medievală, mai exact în secolul
XIII, şi continuă a fi utilizate pînă în veacul XVIII.
În spaţiul Europei de Răsărit apărătoarele de braţ
compuse din două piese de fier au început să fie fo-
losite anterior marii invazii mongole din anii 1237-
 Sondajul în obiectivul arheologic de la Ialoveni-Marginea de sud a oraşului
1242, aşa cum dovedesc în primul rînd descoperirile
de la Sahnovka-Devič Gora (reg. Čerkassy, Ukraina)
(Кирпичников 1971, 20, рис. 23; Кирпичников,
Медведев 1985, 316.317, Табл. 142,4), dar şi cele
de la Dmitrievsk (reg. Krasnodar, Rusia) (Кочкаров
2004, 96.106, рис. 2А, 5). Este important de menţionat
că brasarda (care s-a păstrat aproape întreagă), din aşe-
zarea fortificată veche rusească de la Sahnovka a fost
găsită pe podeaua unei locuinţe adîncite, împreună cu o
iconiţă de cupru aurit şi alte materiale databile la finele
secolului XII şi în primele patru decenii ale secolului
XIII, adică în perioada premongolă (Кирпичников
1971, 20; Кирпичников, Медведев 1985, 317).
Tot în perioada premongolă sau, mai exact, la sfîr-
şitul secolului XII – începutul veacului următor a fost
datat de către U. Kočkarov şi mormîntul tumular (nr.
2/1) de la Dmitrievsk, în care s-au semnalat două ase-
menea apărători de braţ (Кочкаров 2004, 96). Trebuie
subliniat că acest complex funerar era extrem de bogat,
defunctul avînd asupra sa o armură completă (compusă
dintr-un coif, o cămaşă de zale, două brasarde, două
jambiere – toate din fier, şi trei apărători de corp de for-
mă circulară din bronz aurit), o sabie curbă, un vîrf de
lance, un cuţit, un amnar, mai multe vîrfuri de săgeată
de fier, precum şi un colan de argint în torsadă dez-
doit, ceea ce relevă rangul deosebit al înhumatului. În
mormînt s-au mai depus, unul peste altul, şi doi cai cu
echipament de harnaşament (phalarae de argint, scări
de şa, zăbale, catarame şi alte piese de fier, bronz şi
os), iar la picioarele defunctului un cazan de bronz cu
un cerc de fier sub buză ce conţinea oase de bovină
şi un cuţit de fier. Datorită faptului că mormîntul nu a
fost distrus din vechime, toate piesele s-au descoperit
in situ, brasardele fiind aflate asupra oaselor antebraţe-
lor defunctului, aşa cum erau purtate de oşteni în lup-
tă. Mai notăm că groapa mormîntului avea orientarea
ENE-VSV, decedatul fiind depus într-un coşciug de
lemn, cu capul spre est. Potrivit lui U. Kočkarov, acest
complex funerar este de atribuit unei căpetenii cumane,
datîndu-se la sfîrşitul secolului XII – începutul veacului
următor (ibidem, 106). În opinia noastră însă, această
încadrare cronologică şi etnico-culturală nu este întru
totul justificată, mormîntul putîndu-se data şi în prima
fază a dominaţiei mongole21.
Un complex funerar tumular aparţinînd unui nomad
tîrziu din care provin două apărători de braţ similare
21
După C. Blair şi C. Stoune, în această din urmă perioadă, mai exact în anii 1250-1260, brasardelele de fier cu şarnieră ar fi
intrat în uz în regunile Europei de Vest (apud Кирпичников 1971, 20), regiuni unde, după cum se ştie, armurăria în evul
mediu a cunoscut o dezvoltare deosebită.
22
Movila avută în vedere a fost notată iniţial cu nr. 1, iar ulterior renotată cu nr. 18 (Postică, Sava 1996, 63, nota 3).
205
celei de la Ialoveni a mai fost descoperit lîngă s. Kair-
ka (r. Kalančak, reg. Herson, Ukraina) (Толочко 1999,
187.190, рис. 47,1.2). Este important de remarcat că
şi acest mormînt era neobişnuit de bogat, asupra de-
functului al cărui craniu prezenta clare trăsături mon-
goloide aflîndu-se şi un coif, o cămaşă de zale, o sabie,
un buzdugan, un cuţit, un amnar (toate de fier), cîteva
monede de argint, un cazan de aramă, o amforă de lut,
un arc complex de lemn şi o tolbă din coajă de mestea-
căn cu săgeţi. De asemenea, într-un colţ al mormîntului
s-a găsit o şa de lemn ornamentată cu plăcuţe de os şi
o pereche de scări de şa din fier. Pe baza tuturor piese-
lor de inventar şi în special a monedelor, mormîntul cu
brasarde de la Kairka a fost datat în perioada mongolă,
mai precis în secolul al XIV-lea (ibidem).
În spaţiul carpato-nistrean apărători de braţ de tipul
celei de la Ialoveni s-au mai descoperit înt-un punct
neprecizat de pe valea Bistriţei (Spinei 1997, 170, fig.
20,4) şi într-un tumul de la Balabani (Balabanu, r. Ta-
raclia) (Sava 1996, 192, fig. 5,6; 6,2-4; Postică, Sava
1996, 66.69, fig. 6,6; 7,2-4). Piesa găsită în bazinul rîu-
lui Bistriţa, deşi mai bine conservată, reprezintă doar
placa de sus, de dimensiuni mai mici, a unei brasarde.
Ea este de formă relativ semicilindrică şi are păstrate
două plăcuţe, fixate cu cîte două nituri, şi mici resturi
din cataramele cu ajutorul cărora se prindea de cealaltă
parte componentă a apărătorii de braţ. Suprafaţa exte-
rioară a piesei a fost decorată cu mai multe rozete ce
reprezintă capete de nituri. Brasarda în discuţie, fiind o
descoperire izolată, nu a putut fi datată decît destul de
larg, în secolele XIII-XV (Spinei 1997, 170). În ceea ce
priveşte atribuirea etnică, piesa respectivă, la fel ca şi
depozitele de unelte, arme, piese de echipament militar
sau harnaşament medievale recuperate din zona de sud
a Bucovinei, a fost pusă pe seama populaţiei locale ro-
mâneşti (Spinei 1994, 233-240; Spinei 1997, 160.163).
Analogiile cele mai apropiate, din punct de vedere
geografic, pentru apărătoarea de braţ de la Ialoveni se
găsesc la Balabanu. Piesele la care ne referim provin
din două morminte aflate în acelaşi tumul (nr. 18)22 ri-
dicat în epoca medievală, unicul de acest fel cunoscut
pînă în prezent în arealul carpato-dunărean. Potrivit
cercetătorilor care au publicat acest insolit complex
funerar, într-un mormînt (nr. 2), considerat principal,
s-ar fi descoperit trei apărători de braţ sau cotiere, iar
în al doilea (nr. 1) o piesă de armură de acest fel. Tre-
206 Vlad Vornic, Sergiu Tabuncic, Larisa Ciobanu, Ion Ursu, Vasile Iarmulschi

buie notat că ambele înmormîntări au fost răvăşite din
vechime23, din care cauză scheletele şi respectiv inven-
tarul nu s-au păstrat în poziţia lor iniţială, cele mai mul-
te piese fiind găsite într-o stare de conservare precară.
Dată fiind această situaţie, determinarea destinaţiei
unor obiecte este destul de dificilă. Judecînd după frag-
mentele păstrate, două piese, una ogivală şi alta semici-
lindrică, din mormântul nr. 2, considerate de editori co-
tiere, reprezintă de fapt cele două părţi componente ale
unei brasarde. A treia piesă însă poate fi mai degrabă
un fragment de jambieră de tipul celor de la Dmitrievsk
(Кочкаров 2004, 96.97, рис. 2А, 6), şi nu de cotieră.
Este interesant de consemnat că mormântul nr. 2 din
tumulul nr. 18, foarte bogat, cu circa 100 de diverse
obiecte, conţinea iniţial şi o cămaşă de zale, de la care
s-au păstrat resturi. Referitor la elementul de armură
recuperat din mormîntul nr. 1, acesta într-adevăr repre-
zintă un fragment provenind de la o apărătoare de braţ
şi cot, după cum au considerat şi E. Sava şi Gh. Postică
(Sava 1996, 192; Postică, Sava 1996, 69).
Pe baza diferitor piese de inventar, dar mai ales a ca-
pului de buzdugan de fier aurit cu inscripţie arabă şi cu
un medalion de tip heraldic mameluc găsit în mormîn-
tul nr. 2, care era principal, complexul tumular medi-
eval de la Balabanu a fost datat în epoca Hoardei de
Aur, mai exact în primele trei sferturi ale secolului XIV
(Postică, Sava 1996, 68.69; Nicolae 2002, 148.149).
Cu privire la atribuirea etnică a mormîntului cu buz-
dugan de pe valea Ialpugului au fost exprimate păreri
divergente. Conform opiniei lui I. Maršak şi M. Kra-
marovskij, acest defunct putea fi un „călăreţ mameluc”
(apud Sava 1996, 192, nota 5). Pe de altă parte, Gh.
Postică şi E. Sava scriu că mormîntul aparţinea proba-
bil unui şef militar (Postică, Sava 1996, 68) de origine
mongolă (ibidem, 63) sau turanică (ibidem, 75). Deşi
buzduganul reprezintă în mod cert un obiect de prove-
nienţă mamelucă, importat din sultanatul egiptean (Ni-
colae 2002, 148), în stadiul actual al cercetărilor deter-
minarea apartenenţei etnice a posesorului este extrem
de dificilă, poate chiar imposibilă.
Privitor la încadrarea cronologică a apărătoarei de
braţ de la Ialoveni, bazîndu-ne pe datarea pieselor de
acest fel descoperite pe valea Bistriţei şi mai ales a ce-
lor de la Balabanu, atribuim obiectul în discuţie perioa-
dei de dominaţie a Hoardei de Aur, ceea ce concordă şi
cu cronologia stabilită pentru brăzdar. Este interesant,
credem, de consemnat şi faptul că în punctul Hîrtop,
situat la circa 700 m SV de situl Ialoveni–Marginea de
sud a oraşului, a fost semnalată o monedă tătărească de
cupru din sec. XIV emisă la Saray al-cedid (determina-
re dr. Eugen Nicolae; Boldureanu 2007, 356).
În ceea ce priveşte complexele, în afară de groapa în
care s-au aflat piesele de armură, orizontului din vre-
mea stăpînirii tătaro-mongole ar putea eventual aparţi-
ne şi groapa nr. 3, situată în imediată apropiere şi care
prezenta aceeaşi formă de clopot.
Referitor la materialul ceramic din perioada cores-
punzătoare datării brăzdarului şi brasardei, acesta lip-
seşte cu desăvîrşire în staţiunea de la Ialoveni–Margi-
nea de sud a oraşului, fapt care este deocamdată mai
greu de explicat. O ipoteză mai plauzibilă ar fi că aşe-
zarea medievală s-ar afla la o oarecare distanţă de zona
cercetată de noi, în vatra actuală a localităţii. Fără în-
doială însă, această supoziţie urmează să fie verificată
de investigaţiile de teren ulterioare, investigaţii care se
cer a fi mai ample şi mai detaliate.

Bibliografie
Bichir 1973: Gh. Bichir, Cultura carpică (Bucureşti 1973).
Bichir 1984: Gh. Bichir, Geto-dacii din Muntenia în epoca romană (Bucureşti 1984).
Bichir 1994: Gh. Bichir, Agricultură, In: Enciclopedia arheologiei şi istoriei vechi a României, vol. I (Bucureşti 1994), 46–48.
Boldureanu 2007: A. Boldureanu, Cronica descoperirilor monetare (I). Tyragetia, serie nouă, Vol. I [XVI], nr. 1 (Chişinău 2007),
351–360.
Canache, Curta 1994: A. Canache şi Fl. Curta, Depozite de unelte şi arme medievale timpurii de pe teritoriul României. Mousaios,
vol. IV, partea I, 1994, 179–221.
Comşa, Constantinescu 1969: M. Comşa şi Gh. Constantinescu, Depozitul de unelte şi arme din epoca feudală timpurie descoperit
la Drăgosloveni, jud. Vrancea. SCIV, t. XX, nr. 3, 1969, 425–436.
Corman 1998: I. Corman, Contribuţii la istoria spaţiului Pruto-Nistrean în epoca evului mediu timpuriu (sec. V-VII) (Chişinău
1998).
Ioniţă 1966: I. Ioniţă, Contribuţii cu privire la cultura Sîntana de Mureş-Cerneahov pe teritoriul Republicii Socialiste România. AM
IV, 1966, 189–259.
Ioniţă 1994: I. Ioniţă, Römische Einflüsse im Verbreitungsgebiet der Sîntana de Mureş-Černjachov-Kultur. AM XVII, 1994, 109–
116.

23
După E. Sava şi Gh. Postică, complexele respective ar fi fost devastate de jefuitori în epoca medievală (Sava 1996, 191.192;
Postică, Sava 1996, 66.69). Judecînd însă după faptul că piesele de inventar, printre care unele de o valoare deosebită, au fost
lăsate pe loc şi după constatarea că forma iniţială a gropilor nu a fost modificată, înclinăm să credem că mormintele la care
ne referim au fost distruse ritual şi nu jefuite.
 Sondajul în obiectivul arheologic de la Ialoveni-Marginea de sud a oraşului 207

Ioniţă 1997: I. Ioniţă, Die freien Daker an der nordöstlichen Grenze der römischen Provinz Dakien/Dacii liberi la graniţa nord-estică
a provinciei Dacia romană. Acta Musei Porolissensis (Zalău 1997), 879–905.
Ioniţă 2005: A. Ioniţă, Spaţiul dintre Carpaţii Meridionali şi Dunărea Inferioară în secolele XI-XIII (Bucureşti 2005).
Kudrnač 1961: J. Kudrnač, Cîteva date noi despre agricultura la slavi. AM I, 1961, 225–243.
Mihail 1981: Z. Mihail, Din istoricul inventarului agricol în sud-estul Europei. Plugul. Memoriile Secţiei de Ştiinţe Istorice (a Aca-
demiei Române). Ser. IV, VI, 1981, 47–57.
Musteaţă 2005: S. Musteaţă, Populaţia spaţiului Pruto-Nistrean în secolele VIII-IX (Chişinău 2005).
Neamţu 1966: V. Neamţu, Contribuţii la problema uneltelor de arat din Moldova în perioada medievală. AM IV, 1966, 293–316.
Neamţu 1975: V. Neamţu, La technique de la production céréalière en Valachie et en Moldavie jusqu’au XVIII siècle (Bucureşti
1975).
Nicolae 2002: E. Nicolae, Două monede din perioada de sfîrşit a dominaţiei Hoardei de Aur la vest de Nistru. In: Simpozion de
numismatică, Chişinău 2001 (Bucureşti 2002), 145–150.
Niţoi 2003: A. Niţoi, Observaţii privind evoluţia armamentului şi echipamentului militar reflectat în pictura altarelor transilvănene
(sec. XV-XVI). Acta Terrae septemcastrensis II (Sibiu 2003), 177–191.
Niţu ş.a. 1959: Anton Niţu, Emilia Zaharia, Dan Teodoru, Sondajul de la Spinoasa-Erbiceni. Materiale VI, 1959, 531–540.
Olteanu 1997: Şt. Olteanu, Societatea carpato-danubiano-pontică în secolele IV-XI. Structuri demo-economice şi social-politice
(Bucureşti 1997).
Paragină 2002: A. Paragină, Habitatul medieval la curbura Carpaţilor în secolele X-XV (Brăila 2002).
Pascu 1962: Şt. Pascu, Cristalizarea relaţiilor feudale şi apariţia primelor formaţiuni politice pe teritoriul ţării noastre în secolul al
X-lea şi la începutul secolului al XI-lea. In: Istoria României, Vol. II, Capitolul II (Bucureşti 1962), 15–59.
Postică 1994: Gh. Postică, Românii din codrii Moldovei în evul mediu timpuriu (Chişinău 1994).
Postică 1996: Gh. Postică, Aşezarea Speia-Hişcovo (secolele V-VI d.H.). AM XIX, 1996, 265–269.
Postică 1999: Gh. Postică, Agricultura medievală timpurie în spaţiul Pruto-Nistrean. In: Studia in honorem Ion Niculiţă. Omagiu cu
prilejul împlinirii a 60 de ani (Chişinău 1999), 268–279.
Postică ş.a. 1999: Gh. Postică, I. Hîncu, I. Tentiuc, Aşezarea din secolele IX-XI de la Giurgiuleşti şi unele consideraţii privind siturile
medievale timpurii din zona lacurilor Dunărene. In: Studia in honorem Ion Niculiţă. Omagiu cu prilejul împlinirii a 60 de ani (Chişinău
1999), 280–298.
Postică, Sava 1996: Gh. Postică, E. Sava, Complexe funerare ale nomazilor medievali de lîngă satul Balabani, raionul Taraclia,
Republica Moldova. SCIVA, t. 47, nr. 1, 1996, 63–89.
Sava 1996: E. Sava, Necropola tumulară Bălăbani II. AM XIX, 1996, 191–220.
Spinei 1994: V. Spinei, Moldova în secolele XI-XIV (Chişinău 1994).
Spinei 1997: V. Spinei, Bucovina în mileniul întunecat. In: spaţiul nord-est-carpatic în mileniul întunecat (Iaşi 1997), 133–188.
Spinei 2006: V. Spinei, Universa Valachica. Românii în contextul politic internaţional de la începutul mileniului al II-lea (Chişinău
2006).
Şovan, Şadurschi 1981: O.L. Şovan, P. Şadurschi, Noi descoperiri de amfore romane în judeţul Botoşani. Hierasus III, 1981, 51-
62.
Telnov ş.a. 2003: N. Telnov, V. Vornic, V. Bubulici, Ceramica din aşezarea dacilor liberi de la Pruteni. Tyragetia XII, 2003, 63–79.
Tentiuc 1993: I. Tentiuc, Repertoriul monumentelor arheologice din raionul Ialoveni. Institutul de Arheologie şi Istorie Veche al
A.Ş.M. (Chişinău 1993) (Manuscris păstrat în arhiva MNAIM).
Tentiuc 1996: I. Tentiuc, Populaţia din Moldova Centrală în secolele XI-XIII (Iaşi 1996).
Teodor 1978: D. Teodor, Teritoriul est-carpatic în veacurile V-XI. Contribuţii arheologice şi istorice la problema formării poporului
român (Iaşi 1978).
Vornic, Ciobanu 2007: V. Vornic, L. Ciobanu, Ceramica lucrată la roată din aşezările „de tip Etulia” Cişmichioi I şi Cişmichioi II.
Revista Arheologică, serie nouă, vol. III, nr. 1, 2007, 161–180.
Vornic, Tabuncic 2006: V. Vornic, S. Tabuncic, Contribuţii la cunoaşterea realităţilor arheologice din microzona oraşului Ialoveni.
Revista Arheologică, serie nouă, vol. II, nr. 1-2, 2006, 364–383.
Vornic, Tabuncic 2007: V. Vornic, S. Tabuncic, Obiective arheologice din epoca romană identificate în microzona oraşului Ialoveni.
Revista Arheologică, serie nouă, vol. III, nr. 1-2, 2007, 321–338.
Vornic ş.a. 2006: V. Vornic, V. Bubulici, L. Ciobanu, O aşezare dacică din epoca romană descoperită la Odaia (comuna Miciurin, r.
Drochia). Revista Arheologică, serie nouă, vol. II, nr. 1-2, 2006, 348–363.
Vornic ş.a. 2006a: V. Vornic, N. Telnov, V. Bubulici, Centrul de olărie dacic din epoca romană de la Pruteni. Akademos 1(2), 2006,
8–14.
Vornic ş.a. 2007: V. Vornic, S. Tabuncic, L. Ciobanu, Un brăzdar de plug descoperit la Ialoveni. Contribuţii la cunoaşterea uneltelor de
arat din spaţiul est-carpatic în epocile romană şi medievală. Revista de Istorie a Moldovei, nr. 3 (71), 2007, 22–33.
Vornic ş.a. 2007a: V. Vornic, N. Telnov, V. Bubulici, L. Ciobanu, Pruteni. Un centru de olărie dacic din epoca romană (Chişinău 2007)
Атанасов 2000: Г. Атанасов, Клады земледельческих орудий из Южной Добруджи (Х – начало ХI вв.). Stratum plus 5, 2000,
183–204.
Бехайм 1995: В. Бехайм, Энциклопедия оружия (Санкт-Петербург 1995).
Бырня 1969: П.П. Бырня, Сельские поселения Молдавии XV-XVII вв. (Кишинев 1969).
Бырня 1991: П.П. Бырня, Из истории исследования Старого Орхея (1946 – 1958 гг.). В сб.: Археологические исследования
в Старом Орхее (Кишинев 1991).
208

Бырня, Чеботаренко 1960: П.П. Бырня, Г.Ф. Чеботаренко, Из исследования Поянского селища. Известия МФ АН СССР 4
(70), 1960, 65–76.
Бырня, Рябой 2000: П.П. Бырня, Т.Ф. Рябой, Два клада из Старого Орхея (Кишинев 2000).
Городенко, Ткачук 1990: А.П. Городенко, М.Е. Ткачук, Результаты разведок в северных районах Молдавии. АИМ в 1985 г.
(Кишинев 1990), 250–256.
Гудкова 1999: А.В. Гудкова, I-IV вв. в Северо-Западном Причерноморье (Культура оседлого населения). Stratum plus 4,
1999, 235–404.
Демченко 1967: Н.А. Демченко, Земледельческие орудия молдаван XVIII – начала XX вв. (Кишинев 1967).
Дергачев 1966: В.А. Дергачев, Археологические разведки в долине реки Ишновец. В сб.: Сборник работ молодых ученых.
Академия Наук Молдавской ССР (Кишинев 1966), 244–250.
Довженок 1961: В.И. Довженок, Землеробство древньоi Руси до середини XIII ст. (Киiв 1961).
Кирпичников 1971: А.Н. Кирпичников, Древнерусское оружие. САИ, вып. Е-1-36, 3 (Ленинград 1971).
Кирпичников, Медведев 1985: А.Н. Кирпичников, А.Ф. Медведев, Глава седьмая. Вооружение. В сб.: Древняя Русь. Город,
замок, село. Серия Археология СССР (Москва 1985), 298–363.
Kочин 1965: Г.Е. Кочин, Сельское хозяйство на Руси в период образования Русского централизованного государства (конец
XIII – начало XVI в.) (Москва-Ленинград 1965).
Кочкаров 2004: У.Ю. Кочкаров, Позднеполовецкие погребения всадников в Краснодарском крае. КСИА, вып. 217, 2004,
94–107.
Краснов 1971: Ю.А. Краснов, К вопросу о существовании плуга у племен Черняховской культуры. КСИА, вып. 128, 1971,
3–9.
Краснов 1987: Ю.А. Краснов, Древние и средневековые пахотные орудия Восточной Европы (Москва 1987).
Ларина 1999: О.В. Ларина, Культура линейно-ленточной керамики Пруто-Днестровского региона. Stratum plus 2, 1999,
10–140.
Магомедов 2001: Б.В. Магомедов, Черняховская культура. Проблема этноса (Люблин 2001).
Малюкевич, Гудкова 1999: А.Е. Малюкевич, А.В. Гудкова, Сероглиняная кружальная керамика поселений на Днестровском
лимане. Stratum plus 4, 1999, 8–18.
Михайлина, Тимощук 1983: Л.П. Михайлина, Б.А.Тимощук, Славянские памятники бассейна Верхнего Прута VIII-X вв. В
сб.: Славяне на Днестре и Дунае (Киев 1983), 205–219.
Нидерле 1956: Л. Нидерле, Славянские древности (Москва 1956).
Полевой 1974: Л.Л. Полевой, Памятники золотоордынского времени (XIV в.). В сб.: Древняя культура Молдавии (Кишинев
1974), 151-168.
Полевой 1985: Л.Л. Полевой, Типология землепашных орудий и появление плуга на территории феодальной Молдавии. В
сб.: Археологические исследования средневековых памятников в днестровско-прутском междуречье (Кишинев 1985), 66–90.
Рикман 1975: Э.А. Рикман, Этническая история Поднестровья и прилегающего Подунавья в первые века нашей эры
(Москва 1975).
Смирнов 1964: Г.Д. Смирнов, К вопросу о пашенном земледелии в Молдавии в связи с находкой клада сельскохозяйственных
орудий XIV в. Тезисы докладов и сообщений на 7-й (Кишиневской) сессии симпозиума по аграрной истории Восточной
Европы (октябрь 1964) (Кишинев 1964), 41–43.
Тельнов 2001-2002: Н.П. Тельнов, Восточнославянские древности Днестровско-Прутского междуречья VIII-X вв. Stratum
plus 5, 2001-2002, 142–263.
Толочко 1999: П.П. Толочко, Кочевые народы степей и Киевская Русь (Киев 1999).
Федоров 1953: Г.Б. Федоров, Городище Екимауцы (работа Славяно-Днестровской экспедиции в 1951 г.). КСИА, вып. 1,
1953, 104–126.
Федоров 1974: Г.Б. Федоров, Древнерусская культура Поднестровья (X-XII вв.). В сб.: Древняя культура Молдавии
(Кишинев 1974), 109–126.
Фокеев 2002: М.М. Фокеев, О происхождении лепных горшков поселений Холмской группы. В сб.: Древнейшие общности
земледельцев и скотоводов Северного Причерноморья (V тыс. до н.э. – V век н.э.) (Тирасполь 2002), 393–397.
Цигилик 1975: В.М. Цигилик, Населення Верхнього Поднiстров’я перших столiть нашоï ери (Киiв 1975).
Чернецов 1972: А.В. Чернецов, К вопросу о происхождении восточноевропейского плуга и русской сохи. Вестник МГУ,
серия История, вып. 2, 1972, 73–82.
Шелов 1978: Д.Б. Шелов, Узкогорлые светлоглиняные амфоры первых веков нашей эры. Классификация и хронология.
КСИА, вып. 176, 1978, 16-21.
Щербакова 1988: Т.А. Щербакова, Керамический комплекс поселения III-IV вв. у с. Томай. АИМ в 1983 г. (Кишинев 1988),
91–100.

Vlad Vornic, doctor în istorie, Sergiu Tabuncic, doctor în istorie, Larisa Ciobanu, Ion Ursu, Vasile Iarmulschi, Centrul de Arhe-
ologie, Institutul Patrimoniului Cultural al Academiei de Ştiinţe a Moldovei, bd. Ştefan cel Mare, 1. MD-2001 Chişinău, Republica
Moldova
 CERCETĂRI INTERDISCIPLINARE - МЕЖДИСЦИПЛИНАРНЫЕ
ИССЛЕДОВАНИЯ - INTERDISCIPLINARY SURVEYS

О НАХОДКЕ НИЖНЕЙ ЧЕЛЮСТИ БИЗОНА ИЗ ТРЕТЬЕГО СЛОЯ

ПОЗДНЕПАЛЕОЛИТИЧЕСКОЙ СТОЯНКИ КОСЭУЦЬ

Роман КРОЙТОР, Кишинэу

Despre o mandibulă de bizon descoperită în stratul trei al aşezării Cosăuţi din Paleoliticul tîrziu. Fragmentul mandibulei
Bison priscus din Cosăuţi aparţine unei femele cu masa corpului comparativ mică şi după lungimea relativă a diastemei se
apropie de specia nordamericană contemporană Bison bison. Masivitatea premolarilor bizonului din Cosăuţi, îl apropie de
bizonul din pleistocenul tîrziu din regiunea fluviului Volga, dar şi se diferenţiază de subspecia vest europeană Bison priscus
mediator. Conform morfologiei dinţilor şi mandibulei, bizonul din Cosăuţi, s-a adaptat hranei vegetale dure, populînd teritorii
întinse cu o climă uscată.

Фрагмент нижней челюсти Bison priscus из Косэуць принадлежит сравнительно некрупной самке и по относительной
длине диастемы и высоте тела нижней челюсти приближается к современному североамериканскому виду
Bison bison. Относительно крупные предкоренные зубы бизона из Косэуць сближают его с более древней формой
позднеплейстоценового бизона из Поволжья, но и отличают от западноевропейского подвида Bison priscus mediator.
Исходя из строения зубов и нижней челюсти, бизон из Косэуць был адаптирован к грубым травянистым кормам и
населял открытые засушливые пространства.

On a find of the bison mandible from the third layer of the Late Paleolithic site Cosăuţi. A fragment of mandible of Bison
priscus from Cosăuţi belongs to a rather small-sized female. The relatively short diastema and high mandible body approach
the fossil bison from Cosăuţi to the modern Bison bison from North America. The relatively large premolars approach the bison
from Cosăuţi to a more ancient and larger bison from Late Pleistocene of Volga region and distinguish it from the Western
European subspecies Bison priscus mediator. The shape of mandible and teeth suggest that the bison from Cosăuţi was adapted
to the coarse grass forage and inhabited an open dry country.

Key words: Dniestr-Prut Basin, Late Pleistocene, Bison priscus, mandible, morphology, paleoecology

Введение ней частью кости. Такой тип сохранности нижней

Древний бизон Bison priscus Bojanus – один из
трëх основных видов копытных (наряду с северным
оленем и лошадью), который служил важным объ-
ектом охоты для позднепалеолитических людей и
ископаемые остатки которого в большом количестве
найдены в позднеплейстоценовых археологических
памятниках на территории Молдовы. Тем не менее
следует признать, что и по сей день познания о мор-
фологических, биологических и экологических осо-
бенностях позднеплейстоценового бизона Молдовы
остаются поверхностными и неполными.
Многослойная палеолитическая стоянка Косэуць
(= Косоуцы) является уникальным археологиче-
ским памятником, давшим богатый археологиче-
ский материал (Борзияк 1985; Борзияк, Коваленко
1992а, 3-28; они же 1992b, 48-69; Borziyak 1993,
120-123). Определëнный интерес представляет
фрагмент нижней челюсти ископаемого бизона из
третьего культурного слоя с сохранившейся перед-
челюсти сравнительно редок. Да и сама эта находка
заслуживает внимания, поскольку позволяет про-
лить свет на некоторые экологические особенности
этого ископаемого животного. Полученные радио-
карбоновые датировки материала из третьего слоя,
из которого был извлечëн фрагмент нижней челю-
сти, дают разброс абсолютного возраста – 16000-
18000 лет (Борзияк, Коваленко 1992a, 3 и сл.; они
же 1992b, 48 и сл.). Таким образом, возраст наход-
ки соответствует второй половине последнего оле-
денения и принадлежит позднему представителю
первобытного бизона Bison priscus, вымершего в
Европе к началу голоцена.
Части скелета головы, которые непосредственно
имеют отношение к захвату и пережëвыванию пищи
(нижняя челюсть, зубы, предчелюстные кости), от-
носятся к так называемым экзосоматическим орга-
нам и могут предоставить полезную информацию
об образе жизни и экологии питания ископаемого

Revista Arheologică, serie nouă, vol. IV, nr. 1, 2008, p. 209-215

210 Роман Кройтор
Рис. 1. Левая ветвь нижней челюсти бизона Bison priscus из третьего слоя палеолитической стоянки Косэуць.
Вверху – жевательная поверхность третьего и четвёртого премоляров.
вида по аналогии с его современными родственны-
ми формами. В литературе проблема экологии иско-
паемых бизонов освещается весьма скупо. Флëров
и Заболоцкий (1961, 99 и сл.) и Флëров (1979, 9 и
сл.) полагали, что первые представители этого рода
должны быть лесными животными, не приводя, од-
нако, веских аргументов в пользу этого предполо-
жения. Исходя, очевидно, из аналогии с современ-
ными представителями рода Bison, все ископаемые
бизоны делились на более «примитивные» лесные
формы (B. schoetensacki, B. voightstegtensis) и «про-
двинутые» степные формы. B. priscus рассматри-
вался как экологически полиморфный вид, вклю-
чающий как подвиды, приспособленные к жизни в
лесных стациях, так и специализированные степные
подвиды. Выводы об экологии ископаемых форм
строились в основном на основании размеров и
формы роговых стержней, которые, конечно же, не
могут дать исчерпывающей информации об эколо-
гических адаптациях животного. Изучение нижней
челюсти из Косэуць может помочь пролить свет на
некоторые вопросы о пищевых адаптациях поздне-
плейстоценовых бизонов Молдовы и их системати-
ческой принадлежности.
Материал и методика
Исследуемый экземпляр («cos. 1999, niv. 3», Ин-
ститут Зоологии Академии Наук Молдовы, Киши-
нэу) представляет собой переднюю часть левой
ветви нижней челюсти самки с сохранившимися
резцовым отделом (без резцов и клыка), диастемой
и зубным рядом P3-M2 (рис. 1).
Сравнительный остеологический материал по
современным видам бизона хранится в коллекциях
Отдела зоологии Лондонского музея истории при-
роды (Natural History Museum of London – NHML),
Зоологического музея «Ла Спекола» Флорентий-
ского университета (Museo zoologico “La Specola”,
Universita di Firence – MZUF) и Средиземномор-
ского центра наук о человеке, Экс-ан-Прованс,
Франция (Maison Mediterranneene des sciences de
l’homme – MMSH). Также во время работы мною
привлекались данные по среднеплейстоценовым
ископаемым бизонам из Форест Бэд, Англия (мате-
риал хранится в Отделе палеонтологии Лондонско-
го музея истории природы) и Тирасполя, Молдова
(материал хранится в Институте Зоологии Акаде-
мии Наук Молдовы, Кишинэу). В описании морфо-
логии зубов использовалась терминология, пред-
ложенная Heintz (1970). Масса тела ископаемого
животного рассчитана по методике, разработанной
Janis (1990, 255 и сл.).
Описание
Размеры нижней челюсти из Косэуць не отлича-
ются заметно от аналогичных размеров современ-
ных представителей рода и более древних средне-
плейстоценовых форм Bison schoetensacki из Фо-
рест Бэд (Англия) и Тирасполя (Молдова). Длина
ряда премоляров у экземпляра из Косэуць состав-
ляет 58,8 мм, тогда как длина премоляров у бизона
из Форест Бэд варьирует в пределах 54,6-63,3 мм,
у Тираспольского бизона длина премоляров со-
ставляет 63,0 мм (экземпляр 1-213) и 59,6 мм (эк-
земпляр 1-375). Следует также отметить, что тело
нижней челюсти из Косэуць заметно тоньше, чем у
более ранних среднеплейстоценовых бизонов. Тол-
щина челюсти под вторым премоляром составляет
19,0 мм, под первым моляром 27,8 мм, в то время
как аналогичные промеры у среднеплейстоцено-
вого бизона из Форест-Бэд колеблются в пределах
21,0-24,3 и 28,0-32,4 мм, соответственно.
В отличие от современного европейского зубра
Bison bonassus, у бизона из Косэуць более корот-
кая диастема по отношению к длине серии предко-
ренных зубов, измеренной у альвеол. Длина серии
 О находке нижней челюсти бизона из третьего слоя позднепалеолитической стоянки Косэуць 211

Рис. 2. Размеры коронки третьего нижнего премоляра (Р3) ископаемых и современного бизонов.

премоляров у современных европейских бизонов Нижняя челюсть из Косэуць приближается по гра-

не превышает ½ длины диастемы, тогда как у эк-
земпляра из Косэуць серия предкоренных зубов не-
сколько длиннее половины длины диастемы, сама
же челюсть в этом отделе сравнительно и относи-
тельно более высокая. Пропорции передней части
нижней челюсти из Косэуць более близки к совре-
менному американскому виду Bison bison (таб. 1-2).
цильности к экземпляру самки современного аме-
риканского бизона, хранящегося во Флоренции,
толщина нижней челюсти которой составляет 17,7
мм под Р4 и 29,0 мм под М1.
Премоляры бизона из Косэуць характеризуются
несколько более продвинутой морфологией в срав-
нении с более ранними среднеплейстоценовыми

Таблица 1. Промеры (мм) и индексы (%) нижних челюстей ископаемых и современных представителей
рода бизонов. Данные по бизону из Райгорода приведены согласно Алексеевой (1990).

Bison priscus Bison bonasus Bison bison

Промеры и индексы Косэуць, Райгород NHML, NHML, NHML, MZUF, MMSH,
♀ 92.3-15.1, 92.3-15.2, 851B, ♀ 1288, ♀ 0010, ♂
♀ ♀
Длина P2-P4 у альвеол 58.8 67.0 54.4 52.0 53.4 51.0 60.2
Длина диастемы 113.7 110.0 112.3 111.8 105.7 100.5 108.2
Расстояние между Р2
78.2 81.0 88.6 68.0 - -
и симфизом
Расстояние между
P2 и подбородочным 72.7 85.8 57.5 64.4 66.3 - -
отверстием
Высота в середине
34.5 45.8 29.5 27.1 33.4 29.8 33.3
диастемы
Толщина под P2 19.0 - - - 17.7 20.1
Толщина под M1 27.8 34.0 - - - 29.0 30.0
Отношение длины
премоляров к длине 51.7 60.9 48.4 46.5 50.5 50.7 55.6
диастемы (%)
Отношение высоты в
середине диастемы к 30.3 41.6 26.3 24.2 31.6 29.7 30.8
длине диастемы (%)
212 Роман Кройтор

Рис. 3. Размеры коронки четвëртого нижнего премоляра (Р4) ископаемых и современного бизонов.

Таблица 2. Промеры (мм) коронок нижних щëчных зубов. Данные по бизону из Жорэн (среднее, мини-
мальное и максимальное значения) приведены из Guerin, Valli (2000); данные по бизону из Райгорода при-
ведены из Алексеевой (1990).

Промеры Кoсэуць B bison, MMSH Жорэн Райгород Райгород

Длина P3 22.0 21.0 16.0-22.9-25.5 36.0 -
Ширина P3 11.8 10.5 11.0-12.8-14.5 16.0 -
Длина P4 22.1 25.3 20.5-22.2-24.5 - 24.0
Ширина P4 13.8 11.4 13.0-14.8-17.0 - 16.0
Длина M1 26.1 32.0 32.5-33.8-35.0 27.0 23.0
Ширина M1 16.3 14.8 14.0-18.5-21.5 21.0 16.0
Длина M2 32.2 36.4 36.5-38.2-39.0 35.0 38.0
Ширина M2 15.5 15.5 15.0-19.6-22.0 23.0 17.0

бизонами. Метаконид Р3 хорошо развит, имеет про-
стое строение и скошен в каудальном направлении
(рис. 1). Энтоконид и энтостилид на Р3 не развиты,
в то время как парастилид и параконид ясно на-
мечены. Метаконид на Р4 более продвинут чем у
среднеплейстоценового Bison schoetensacki из Со-
лейак (Франция), изображëнного в работе Brugal
и Lacombat (Brugal, Lacombat 2004-2005, 113-115),
будучи вытянутым в переднезаднем направлении,
однако, в отличие от современного североамери-
канского бизона, премоляр не моляризован оконча-
тельно. Энтоконид и энтостилид отделены друг от
друга и вполне хорошо выражены (рис. 1).
Сравнительные размеры сохранившихся зубов
также заслуживают внимания. Размеры обоих со-
хранившихся премоляров экземпляра из Косэуць
лишь незначительно уступают средним показате-
лям аналогичных промеров западноевропейского
Bison priscus mediator из позднеплейстоценового
местонахождения Жорэн (Guerin, Valli 2000, 7 и сл.),
вписываясь в пределы изменчивости французского
материала (рис. 2; 3). В то же время, моляры из Ко-
сэуць значительно уступают в размерах коренным
зубам ископаемого бизона Франции (рис. 4). Это
наблюдение свидетельствует об относительно более
крупных предкоренных зубах бизона из Косэуць.
Поскольку изучаемый экземпляр принадлежит
сравнительно некрупной особи с утончëнной гра-
 О находке нижней челюсти бизона из третьего слоя позднепалеолитической стоянки Косэуць
Рис. 4. Размеры коронки второго нижнего моляра (М2) ископаемых и современного бизонов.
цильной нижней челюстью, то велика вероятность
того, что он принадлежит самке. Масса тела, рас-
считанная по длинам коронок сохранившихся зубов,
составляет приблизительно 650-700 кг. Полученная
расчетная масса тела почти в два раза превышает
средние значения массы тела самок современно-
го зубра, которые колеблются, согласно Соколову
(1959), в пределах 370-400 кг (максимальная заре-
гистрированная масса тела самки зубра составляет
528 кг). Впрочем, принимая во внимание крупно-
зубость бизона из Косэуць, полученная расчетная
масса тела может быть несколько завышенной.
Обсуждение
Продвинутая морфология нижних премоляров,
отмеченная нами у исследуемого экземпляра, по-
видимому, соответствует эволюционной тенденции
усложнения рисунка эмали на премолярах. Ещë
более значительная степень моляризации нижних
предкоренных зубов заметна на экземплярах се-
вероамериканского бизона (Meagher 1986, 1-8).
Укороченная и высокая диастемная часть нижней
челюсти также напоминает современного Bison
bison. В этом контексте приобретают особое зна-
чение относительно более крупные нижние премо-
ляры бизона из Косэуць по сравнению с западно-
европейским позднеплейстоценовым Bison priscus
mediator. Эту особенность строения нижнего зуб-
ного ряда можно интерпретировать как адаптацию
молдавского бизона к жестким травянистым кор-
мам, которые должны быть в изобилии доступны в
открытых засушливых ландшафтах. Более крупные
213
премоляры с усложнëнной складчатостью эмали на
жевательной поверхности являются приспособле-
нием, увеличивающим функциональную площадь
жевательной поверхности.
Очевидно, что относительно крупные премоляры
не являются индивидуальным отклонением изучае-
мого единичного экземпляра. Подобное соотноше-
ние размеров моляров и премоляров также можно
отметить и у несколько более древнего позднеплей-
стоценового бизона Bison cf. priscus из лихвинского
горизонта Райгорода (Волгоградская область, Рос-
сия). Это сравнительно более крупная форма бизо-
на, населявшая Восточноевропейскую равнину в
эпоху лихвинского межледниковья примерно 300-
400 тысяч лет назад (Алексеева 1990, 3 и сл.). Инте-
ресна почти полная ветвь нижней челюсти из Райго-
рода (Алексеева 1990, табл. IV, рис. 1), которая так-
же как экземпляр из Косэуць и современный Bison
bison, характеризуется укороченной и мощной диа-
стемой. Предкоренные зубы также более крупные
по отношению к молярам (рис. 2-4), что сближает
бизона из Райгорода с бизоном из Косэуць. Исходя
из вышеизложенных наблюдений, напрашивается
вывод о том, что позднеплейстоценовый бизон из
Косэуць является измельчавшим потомком более
древней райгородской формы из Восточной Евро-
пы. Однако, принимая во внимание ограниченное
количество исследованных признаков, изученных
на единственном экземпляре, относиться к этому
выводу следует с известной долей осторожности.
Более достоверные выводы должны основываться
на анализе серийного материала с привлечением
214 Роман Кройтор

морфологических признаков черепов, зубов, рого- из Северной Америки (относительно укороченная

вых стержней и посткраниального скелета.
В составе Bison priscus обычно выделяются не-
сколько подвидов (Громова 1935; Флëров 1979;
Flerow 1984; Sala 1986). Поскольку в систематике
ископаемых бизонов диагностика подвидов осно-
вывается на пропорциях черепа и форме роговых
стержней (Skinner, Kaisen 1947; Флëров 1979; Sala
1986), то определить подвидовую принадлежность
исследуемого в данной работе материала не пред-
ставляется возможным. Сближение бизона из Косэ-
уць с западноевропейскими формами и отнесение
его к подвиду Bison priscus mediator (Partas 2001,
286-287), на мой взгляд, не является обоснованным,
поскольку детальный морфологический анализ
нижней челюсти указывает на близость к восточ-
ноевропейскому морфологическому типу. И хотя
роговые стержни и кости конечностей чаще привле-
кают внимание исследователей при изучении иско-
паемых бизонов, зубы в эволюционном отношении
являются более консервативными частями тела жи-
вотного, а значит, могут предоставить более веские
аргументы в вопросах о систематическом положе-
нии и филогенетических связях ископаемых форм.
Выводы
Ископаемый бизон из третьего слоя палеолити-
ческой стоянки Косэуць проявляет сходство в про-
порциях нижней челюсти с современным бизоном
диастема, более высокое тело нижней челюсти) и
характеризуется относительно крупными премоля-
рами. Эти признаки свидетельствуют о приспосо-
блении к грубым кормам, состоящим из жëстких,
богатых целлюлозой и фитолитами травянистых
кормов в условиях открытых засушливых про-
странств. Пропорции нижней челюсти из Косэуць
также сближают её с более крупным и более древ-
ним бизоном, населявшим Поволжье в эпоху лих-
винского оледенения. В то же время, относительно
крупные премоляры отличают бизона из Косэуць
от западноевропейского позднеплейстоценового
подвида Bison priscus mediator.
Благодарности
Я выражаю искреннюю благодарность И.А. Бор-
зияку, руководителю многолетних раскопок па-
леолитической стоянки Косэуць, который любезно
предоставил мне для изучения интересную иско-
паемую находку, и благодаря которому появилась
данная работа. Хочу выразить благодарность сво-
им зарубежным коллегам: Paolo Agnelli (MZUF),
Jean-Philippe Brugal (MMSH), Andrew Currant и
Paula Jenkins (NHML) за доступ к остеологическим
и палеонтологическим коллекциям. Так же я при-
знателен Т.Ф. Обадэ и С.И. Коваленко за предо-
ставленную специальную литературу, в которой я
нуждался в процессе работы над статьëй.

Библиография
Алексеева 1990: Л.И. Алексеева, Териофауна верхнего плейстоцена Восточной Европе. Труды Геологи-
ческого института 455 (Москва 1990), 3–109.
Борзияк 1985: И.А. Борзияк, Открытие новой многослойной палеолитической стоянки Косоуцы на Сред-
нем Днестре. В сб.: В.С. Бейлекчи, В.Я. Сорокин (отв. ред.), АИМ в 1981 г. (Кишинёв 1985), 3–14.
Борзияк, Коваленко 1992a: И.А. Борзияк, С.И. Коваленко, Исследование слоя 3b многослойной палеоли-
тической стоянки Косоуцы на Среднем Днестре. В сб.: Н.А. Кетрару (отв.ред.), АИМ в 1986 г. (Кишинëв
1992), 3–28.
Борзияк, Коваленко 1992б: И.А. Борзияк, С.И. Коваленко, Поселение слоя 3 стоянки Косэуць на Среднем
Днестре. В сб.: Материалы и исследования по археологии и этнографии Молдовы (Кишинёв 1992), 48–69.
Громова 1935: В.И. Громова, Первобытный зубр (Bison priscus Bojanus) в СССР. Труды зоологического
института АН СССР 2 (2-3) (Ленинград 1935), 77–202.
Соколов 1959: И.И. Соколов, Копытные звери (отряды Perissodactyla и Artiodactyla). В сб.: Фауна СССР,
млекопитающие, 1 (3), новая серия № 71 (Москва-Ленинград 1959), 1–639.
Флëров 1979: К.К. Флëров, Систематическое положение Bison в семействе Bovidae. В сб.: Зубр (Москва
1979), 9–40.
Флëров, Заболоцкий 1961: К.К. Флëров, М.А. Заболоцкий, О причинах изменения ареала бизонов. Бюл-
летень Московского общества испытателей природы, отдел биологии, LXVI (6) (Москва 1961), 99–169.
Borziyak 1993: I.A. Borziyak, Orientation of social activity of the population of last Palaeolithic in the area
along Dniester River. Revista Arheologică 1 (Chişinău 1993), 120–123.
Brugal, Lacombat 2004-2005: J.-Ph. Brugal, F. Lacombat, Bison schoetensacki (Froedenberg, 1910). Les grands
Mammifères fossiles du Velay (les collections paléontologiques du Plio-Pléistocène du muzée Crozatier, le Puy-
 О находке нижней челюсти бизона из третьего слоя позднепалеолитической стоянки Косэуць 215

en-Velay). In: F. Lacombat (ed.), Annales des Amis du musée Crozatier 13-14 (Le Puy-en-Velay 2004-2005),
113–115.
Flerow, 1984: C.C. Flerow, Die Bison-Reste aus den Travertinen von Weimar. Quartärpaläontologie 5 (Berlin
1984), 355–360.
Heintz 1970: E. Heintz, Les Cervidés Villafranchiens de Franse et d’Espagne. Mémoires du Muséum national
d’histoire naturelle. Série C, Sciences de la Terre 22 (1): 1-303 + (2) (Paris 1970), 1–206.
Guerin, Valli 2000: C. Guerin, A.M.F. Valli, Le gisement pléistocène superieur de la grotte de Jaurens à Nespouls,
Corrèze, France: les Bovidae (Mammalia, Artiodactyla). Cahiers scientificues – Muséum de Lyon, 1 (Lyon 2000),
7–39.
Janis 1990: C.M. Janis, Correlation of cranial and dental variables with body size in ungulates and macropodoids.
In: J. Damuth, B.J. MacFadden (eds.), Body Size in Mammalian Paleobiology: Estimation and Biological
Implications (Cambridge 1990), 255–299.
Meagher 1986: M. Meagher, Bison bison. Mammalian species 266, 1986, 1–8.
Partas 2001: V. Partas, Rămăşiţile scheletice de Bison priscus Bojanus de la aşezarea paleolitică tîrzie Cosăuţi.
În: I. Toderaş (ed.), Diversitatea, valorificarea raţională şi protecţia lumii animale (materialele conferinţei a IV-a a
Zoologilor din republica Moldova) (Chişinău 2001), 286–287.
Sala 1986: B. Sala, Bison schoetensacki Freud. from Isernia la Pineta (early Mid-Pleistocene – Italy) and revision
of the European species of bison. Palaeontographia Italica 74 (Pisa 1986), 113–170.
Skinner, Kaisen 1947: M.F. Skinner, O.C. Kaisen, The fossil Bison of Alaska and preliminary revision of the
genus. Bulletin of the American Museum of Natural History 89 (3) (New York 1947), 123–256.

Роман Кройтор, доктор биологии, Центр археологии, Институт культурного наследия, Академия наук
Молдовы, бул. Штефан чел Маре 1, МД-2001, Кишинэу, Республика Молдова; romancroitor@europe.com
 Костные остатки диких и домашних животных
из трипольского поселения Хородка Х

Роман КРОЙТОР, Сергей БОДЯН, Кишинэу

Resturi faunistice din aşezarea culturii Cucuteni-Tripolie Horodca X. În articol sunt pezentate rezultatele studierii materialului
arheozoologic recuperat din groapa 2 şi din stratul de cultură al aşezării culturii Cucuteni-Tripolie Horodca X (campania
2005). Majoritatea oaselor aparţin animalelor domestice (Bos taurus, Sus domesticus, Capra hircus, Ovis aries). Unele oase
de bovine poartă urme de despicare. Animalele sălbatice cedează numeric celor domestice şi sunt reprezentate de speciile Sus
scrofa, Capreolus capreolus, Cervus elaphus, Bos primigenius şi Ursus arctos.

В работе описывается остеологический материал, собранный на трипольском поселении Хородка Х во время полевого
сезона 2005 г. Основная часть костных остатков принадлежит домашним животным: крупному рогатому скоту
(Bos taurus), домашней свинье (Sus domesticus), козе (Capra hircus) и овце (Ovis aries). Некоторые кости крупного
рогатого скота несут следы разделывания. Часть костного материала обожжена. Остатки диких животных очень
незначительны и представлены исключительно образцами, которые следует расценивать как трофеи: фрагмент
нижнего клыка дикого кабана (Sus scrofa), фрагменты рогов оленей (Cervus elaphus, Capreolus capleolus), фрагменты
рогового стержня первобытного быка (Bos primigenius) и клык бурого медведя (Ursus arctos).

Osteological remains of domestic and wild animals from the Cucuteni-Tripolian site Horodca X. The article describes
osteological remains and their taphonomy yielded by the Tripolian site Horodca X during the excavation season 2005. The
most significant part of the osteological material belongs to domesticates: cattle (Bos taurus), domestic pig (Sus domesticus),
goat (Capra hircus), and sheep (Ovis aries). Some bones of cattle show butchery marks. A certain part of bones is burn. The
remains of wild animals are very scanty and represent exclusively trophy parts: a fragment of lower tusk of wild boar (Sus
scrofa), fragments of deer antlers (Cervus elaphus, Capreolus capleolus), a horn core of aurochs (Bos primigenius), and a tusk
of brown bear (Ursus arctos).

Key words: Dniestr-Prut Basin, Cucuteni-Tripolie, archaeozoology, taphonomy, methodological problems

Введение материала, который позволяет раскрыть некоторые

В своей недавней публикации А.И. Давид (David,
2004) установил систематический состав фауны
из энеолитического поселения Хородка Х по мате-
риалам раскопок полевого сезона 2003 г. Согласно
цитируемому автору, фауна включает в себя ряд
домашних и диких животных. Категория домаш-
них животных включает крупный рогатый скот,
мелкий рогатый скот, домашняя свинья, лошадь
(предположительно отнесена к домашним живот-
ным) и собака. Представленная менее многочис-
ленными остатками дикая фауна включает такие
виды, как благородный олень, первобытный тур,
лисица и заяц-русак. В данной работе предлагает-
ся описание нового остеологического материала из
местонахождения Хородка Х, который дополняет
и уточняет систематический состав фауны. Также
мы уделяем внимание тафономическому анализу
детали и характерные черты повседневной жизни и
хозяйствования людей энеолитического времени.
Материал и методы
В основу данной статьи лёг материал из Хородки
Х раскопок 2005 г., проведëнных одним из авторов
(С. Бодян). Материал происходит из ямы № 2 и из
культурного слоя поселения. Всего из ямы собрано
533 костных фрагмента, из которых 94 фрагмента
поддаются определению. Скелетные остатки из
культурного слоя представлены в количестве 142,
из них 14 фрагментов были диагностичны.
Главным затруднением в анализе и сравнении
материала было отсутствие в археозоологической
литературе единой методологии в обработке и
представлении биометрических данных, что зача-
стую делало невозможным сопоставление данных

Revista Arheologică, serie nouă, vol. IV, nr. 1, 2008, p. 216-224

 Костные остатки диких и домашних животных из трипольского поселения хородка Х 217

Рис. 1. Фрагменты костей домашних животных из трипольского поселения Хородка Х: А – дистальный фрагмент
пясти домашней овцы (А1 – вид спереди, А2 – вид сбоку). В – третий нижний правый моляр домашней овцы:
жевательная поверхность и вид с лингвальной стороны. С – проксимальный фрагмент ребра крупного рогатого скота;
стрелками указаны следы рубления. D – левая ветвь нижней челюсти домашней козы и жевательная поверхность
зубного ряда.

из различных источников и сильно ограничивало ювенильной, с молочными зубами и неокостеневши-

нас в отборе сравниваемых признаков. Определе-
ние костных остатков мелкого рогатого скота про-
водилось по морфологическим критериям, опубли-
кованным H. Fernandez (2001) и P. Halstead et al.
(2002). Промеры костей брались по методике, раз-
работанной А. fon den Driesch (1976).
Систематическое описание фауны
Bos taurus (крупный рогатый скот). Домашний
вид, представленный наиболее многочисленными
костными остатками, включая фрагменты черепа,
костей конечностей, изолированные щëчные зубы.
Остатки принадлежат как минимум двум особям:
ми эпифизами костей конечностей, и взрослой осо-
би с полностью сформированной зубной системой.
Изолированные верхние щëчные зубы (полная
серия левых молочных зубов и правый постоянный
неизношенный первый моляр), очевидно, принадле-
жат одной ювенильной особи. Этой же ювенильной
особи принадлежит дистальный фрагмент берцовой
кости с неполностью окостеневшим эпифизом.
Значительная часть костных остатков принадле-
жала взрослой особи. Разбитый фрагмент правой
нижней челюсти сохранил полный ряд нижних
щëчных зубов. Предкоренные зубы находятся в на-
чальной стадии изнашивания, что свидетельствует
218 Роман Кройтор, Сергей Бодян

Рис. 2. Сравнение размеров серий нижних зубов крупного рогатого скота из Хородки Х и литературных данных
по энеолиту Молдовы и Румынии. Данные по энеолиту Молдовы (средние значения и размах абсолютных значений)
приводятся по А. И. Давиду и Г. И. Чемыртану (1979); данные по крупному домашнему скоту из База Пэтуле (Румыния)
и первобытному туру из Ливень и Тыргу Фрумос (Румыния) приводятся соответственно по S. Haimovici, A. Coroliuc
(2000), S. Haimovici, A. Ungureanu (2002) и S. Haimovici (2000).

о молодом возрасте животного. Промеры нижней
челюсти указаны в таблице 1.
Таблица 1. Промеры правой ветви нижней челюсти
крупного рогатого скота Bos taurus из трипольского
поселения Хородка Х.
Промеры (мм) Значения
Длина нижнего зубного ряда (Р2-М3) 153.0
Длина ряда премоляров (Р2-Р4) 56.1
Длина ряда моляров (М1-М3) 94.0
Длина четвёртого премоляра (Р4) 24.0
Ширина четвёртого премоляра 12.1
Длина третьего моляра (М3) 38.2
Ширина третьего моляра 14.8
Помимо зубов, образцы также включают в себя
фрагменты рëбер, черепа, позвонка и трубчатых ко-
стей крупного рогатого скота.
Левая лучевая кость (radius) представлена вну-
тренней проксимальной частью, возникшей в ре-
зультате продольного раскалывания кости. На дис-
тальной части фрагмента кости обнаружены две
насечки, оставленные режущим орудием. Прокси-
мальный конец кости несет следы зубов хищника,
оставленные, очевидно, во время обгладывания
хрящевых тканей сустава. Такие же следы зубов
найдены и на одной из вторых пальцевых фаланг
крупного рогатого скота.
Два проксимальных фрагмента рёбер несут у
основания насечки, оставленные режущим или ру-
бящим орудием, что характерно при разделывании
туши. Одно из рёбер перерублено на расстоянии
приблизительно 9 см от основания. Еще одно ре-
бро явно разрублено у основания и на расстоянии
приблизительно 8,5 см наискосок по отношению к
оси кости (рис. 1С).
Также присутствуют мелкие фрагменты бедрен-
ной кости, лопатки, позвонки, мелкие кости заплюс-
ны. Некоторые костные остатки принадлежат юве-
нильной особи с неокостеневшим эпифизами.
Обращают на себя внимание сравнительно круп-
ные размеры породы крупного рогатого скота из
Хородки (рис. 2), типичной для археозоологических
комплексов Прекукутень и Кукутень (Давид, Чемыр-
тан 1979; Haimovici 2005; Haimovici, Vornicu 2005;
Coroliuc, Haimovici 2005), и сравнительно гораздо
крупнее, чем породы крупного рогатого скота более
поздних эпох (рис. 3). Необходимо указать на то, что
удлинённость нижнего зубного ряда крупного рога-
того скота из Хородки (а также из некоторых других
 Костные остатки диких и домашних животных из трипольского поселения хородка Х 219

,Румыния

,Румыния

Рис. 3. Сравнение промеров нижнего зубного ряда крупного рогатого скота из Хородки Х, трипольского поселения
Тыргу Фрумос - База Пэтуле (Румыния), поздних исторических эпох Восточной Европы (скифское время и черняховская
культура; указаны средние значения и статистическая обработка выборки), и первобытного тура из трипольских
поселений Ливень и Тыргу Фрумос (Румыния). Данные по скифскому времени и черняховской культуре приводятся по
В. И. Цалкину (1966), источники данных по трипольским поселениям Румынии указаны в подписи к рисунку 2.
кукутенских памятников, учтëнных в исследовании) рошо сохранившейся зубной системой на средней
имеет место в большей мере за счет предкоренных стадии изношенности (длина зубного ряда состав-
зубов, хотя ряд предкоренных зубов сравнительно ляет 70,3 мм). Костные остатки принадлежат двум
короче, чем у первобытного быка Bos primigenius разновозрастным особям.
из Ливень (рис. 2, 3). Сравнение третьего моляра Ovis aries (домашняя овца). К этому виду отне-
крупного скота из Хородки с таковыми более мел- сены дистальный фрагмент правой плечевой кости,
ких пород черняховской культуры показало, что его проксимальный фрагмент правой лучевой кости,
размеры не намного превосходят средние значения который, очевидно, сочленяется с упомянутой выше
крупного рогатого скота античной эпохи (рис. 4). плечевой костью, и дистальный фрагмент пястной
Bos primigenius (дикий тур). Найдены два пло- кости (рис. 1А – ширина 32,1 мм, диаметр сустав-
хо сохранившихся, сильно выветренных и дефор- ных блоков 20,8 мм). С медиальной стороны прок-
мированных фрагмента рогового стержня перво- симального эпифиза лучевой кости заметны насеч-
бытного тура, представляющие его верхушечный ки, оставленные режущим или рубящим орудием.
отдел и часть, близкую к основанию (рис. 5). Со- Здесь же следует упомянуть правый третий нижний
хранность этого материала сильно отличается от моляр на средней стадии изношенности (рис. 1В),
сохранности остального костного материала. Диа- характеризующийся типичными для овцы округлы-
метр проксимальной части рогового стержня со- ми очертаниями жевательной поверхности зуба с
ставлял более 10 см. лабиальной стороны. Все перечисленные остатки,
Capra hircus (домашняя коза). Фрагмент рогово- вероятнее всего, принадлежат одной зрелой особи.
го стержня длиной более 12 см. Роговой стержень Остеологический материал содержит также мно-
полый внутри, что характерно для домашней козы жество фрагментов костей посткраниального ске-
и отличает её от домашней овцы (Schmid 1972). К лета, видовую принадлежность которого сложно
этому же виду относятся правая (с опавшим эпифи- установить в силу неудовлетворительной сохранно-
зом) и левая (сильно разрушенная) пяточные кости, сти. Это сильно повреждённые лопаточные кости,
несколько изолированных верхних и нижних моля- фрагменты рёбер, трубчатых костей, в том числе
ров, и левая ветвь нижней челюсти (рис. 1D) с хо- правая и левая дистальные части плечевых костей
220 Роман Кройтор, Сергей Бодян

,Румыния

Рис. 4. Сравнение промеров третьего нижнего моляра крупного рогатого скота из Хородки Х, трипольских поселений
Лука Врублевецкая (Украина), Тыргу Фрумос - База Пэтуле (Румыния), а так же более поздних исторических эпох
Восточной Европы (Черняховская культура и скифское время), и современной серой украинской породы. В графике
указаны средние значения и размах изменчивости абсолютных значений. Данные по Луке Врублевецкой и современной
породе крупного рогатого скота указаны по В. И. Бибиковой (1953). Источники данных по поселению Тыргу Фрумос -
База Пэтуле и поздним историческим эпохам указаны в подписях к рисункам 2 и 3.

с разрушенными суставными блоками. Такое раз-
рушение эпифизов трубчатых костей мелкого ро-
гатого скота может быть следствием обгладывания
костей собаками, которые разрушают богатую пи-
тательными веществами губчатую костную ткань и
покрывающую её хрящевую ткань.
Sus domesticus (домашняя свинья). Домашняя
свинья представлена костными остатками, которые
принадлежат, по крайней мере, трëм особям. Это
фрагмент правой верхней челюсти с молочными
зубами, которая принадлежит ювенильной особи,
фрагмент левой верхней челюсти с сохранившим-
ся рядом зубов Р4-М2, правый верхний четвертый
премоляр (Р4), отличающийся от предыдущего эк-
земпляра более крупными размерами и более про-
двинутой стадией изнашивания коронки (табл. 2),
а так же нижний резец взрослой свиньи. Также до-
машней свинье принадлежат проксимальные фраг-
менты второй и пятой метатарсальных костей.
Sus scrofa (дикий кабан). Дикий кабан пред-
ставлен одним небольшим фрагментом. Это про-
дольный скол с выгнутой стороны нижнего клыка.
Длина фрагмента составляет 62,5 мм. Очевидно,
этот фрагмент был получен путем преднамеренно-
го раскалывания клыка, постольку дробление ниж-
него клыка дикого кабана на продольные осколки
естественным путëм маловероятно.
Capreolus capreolus (косуля). Дикая косуля пред-
ставлена базальным фрагментом опавшего рога.
Длина фрагмента приблизительно равна 92 мм. У
слома различима серия поперечных насечек, что
указывает на использование рубящего и/или режу-

Таблица 2. Промеры верхних щёчных зубов домашней свиньи Sus domesticus из трипольского поселения
Хородка Х.
Промеры (мм) Левая верхняя челюсть Правый верхний зуб
Длина четвёртого премоляра (Р4) 13.6 15.2
Ширина четвёртого премоляра 13.7 15.4
Длина первого моляра (М1) 19.1
Ширина первого моляра 15.3
Длина второго моляра (М2) 22.5
Ширина второго моляра 18.7
 Костные остатки диких и домашних животных из трипольского поселения хородка Х 221

Рис. 5. Фрагменты рогового стержня первобытного тура из трипольского поселения Хородка Х.

щего орудия при отделении дистальной части рога.
Рог был расколот ниже первого ветвления. На по-
верхности рога заметны пятна обугливания, воз-
никшие от непродолжительного соприкосновения с
огнём. Диаметр розетки рога составляет 47,0  40,8
мм, диаметр рога над розеткой составляет 25,0 мм.
Cervus elaphus (благородный олень). К этому
виду безошибочно может быть отнесён только один
небольшой обожжённый фрагмент рога из культур-
ного слоя, который характеризуется типичной для
рогов благородного оленя жемчужевидной зерни-
стостью на поверхности.
Ursus arctos (бурый медведь). Остатки этого
дикого вида, представленные двумя фрагментами
клыка, также обнаружены в культурном слое. Ма-
териал плохо сохранился, поэтому нет возможно-
сти указать его промеры.
Обсуждение
Небольшая часть костных остатков (в основном
принадлежащие крупному рогатому скоту) несёт
характерные для разделывания туши следы режу-
щих или рубящих орудий: большинство рëбер круп-
ного рогатого скота обрублены у основания в месте
сочленения с позвоночником, многие фрагменты
рëбер являются результатом разделывания грудинки
на порции длиной 8-9 см. Лучевая кость и первые
пальцевые фаланги разрублены вдоль продольной
оси, очевидно, с целью извлечения костного мозга.
Несмотря на большое количество фрагментов
костей, большинство из них принадлежат неболь-
шому количеству разновозрастных домашних жи-
вотных: крупному рогатому скоту (одна ювениль-
ная и одна взрослая особи), домашней овце (одна
взрослая особь), домашней козе (одна взрослая и
одна ювенильная особи), домашней свинье (две
взрослые и одна ювенильная особи). Отличитель-
ными чертами исследуемого археозоологического
материала является очень незначительное количе-
ство обглоданных собаками костей (рис. 6; табл. 3).
Очевидно собаки, присутствовавшие в поселении

Таблица 3. Систематический состав и тафономические особенности археозоологического материала

из ямы 2.
Вид фрагменты особи обожженные обглоданные
костей кости кости
Ovis aries 7 1 - -
Capra hircus 18 2 - 2
Bos taurus 56 2 3 2
Sus domesticus 9 3 - -
Bos primigenius 2 1 - -
Capreolus capreolus 1 1 1 -
Sus scrofa 1 1 - -
Неопределённые 439 - 41 1
Всего 533 11 45 5
222 Роман Кройтор, Сергей Бодян
Рис. 6. Тафономическая структура остеологического материала из трипольского поселения Хородка Х (яма № 2).
(David 2004), не имели доступа к кухонным остат-
кам. Наличие явных следов зубов хищника на вто-
рой пальцевой фаланге крупного рогатого скота
может свидетельствовать о том, что при разделы-
вании туши забитого животного, наименее ценные
его части (пальцевые фаланги с копытами) отдава-
лись собакам.
Приблизительно 8% костей, найденных в яме, в
той или иной степени обожжены (рис. 6; табл. 3).
Присутствуют как слегка обожжëнные кости, так
и обугленные и прокалëнные добела фрагменты.
Некоторые из обожжëнных и обугленных костей
принадлежат крупному рогатому скоту, один обу-
гленный фрагмент является осколком рога благо-
родного оленя.
В материале из культурного слоя, который мы
рассматриваем отдельно, количество обожжëнных
костей достигает 11% (табл. 4).
Остатки диких животных в поселении Хородка Х
очень незначительны, не более 5% от общего числа
костных остатков. Присутствие диких животных в
исследуемом материале имеет отличное от домаш-
них животных происхождение. Как правило, это
единичные фрагменты, которые могут расценивать-
ся либо как символические охотничьи трофеи (рога
первобытного тура, клык дикого кабана, клык мед-
ведя), либо как находки, принесëнные на поселение
для каких-то практических нужд (сброшенные рога
оленей). Рога оленей обожжены или несут следы со-
прикосновения с огнём. В этом контексте обращают
на себя внимание редкие остатки лошади, обнару-
женные А.И. Давидом (David 2004) на данном посе-
лении. Этот факт можно интерпретировать как сви-
детельство того, что лошадь, будучи уже одомашнен-
ной, не содержалась как мясное животное, или же,
что более вероятно, эти кости принадлежат дикому
тарпану, который, как и остальные дикие животные,
представлен единичными костными остатками.
Заслуживают внимания особенности породы
крупного рогатого скота из Хородки Х и прекукутен-
 Костные остатки диких и домашних животных из трипольского поселения хородка Х 223

Таблица 4. Систематический состав и тафономические особенности археозоологического материала

из культурного слоя (1-4 штык).

Вид фрагменты костей особи обожженные кости

Ursus arctos 2 1 -
Capra hircus 4 1 -
Bos taurus 5 1 -
Cervus elaphus 1 1 1
Unio sp. 1 1 -
Helix sp. 1 1 -
Неопределённые 129 - 18
Всего 142 6 19

ского памятника Тыргу Фрумос «База Пэтуле», рас-
положенного на территории Румынии (Haimovici,
Coroliuc 2000). Помимо более крупных размеров, от-
меченных для крупного рогатого скота из прекуку-
тенских и кукутенских памятников (Haimovici 2005;
Haimovici, Vornicu 2005; Haimovici, Coroliuc 2000;
Coroliuc, Haimovici 2005), следует отметить своео-
бразные пропорции нижнего зубного ряда, связан-
ные с удлинённой серией премоляров. К сожалению,
это наблюдение основано на косвенных данных
(длина ряда моляров и полная длина нижнего зубно-
го ряда – см. рис. 3), поскольку мы не смогли найти в
доступной для нас литературе данные по длине ряда
премоляров и их статистическую обработку.
Удлинённый передний отдел нижнего зубного
ряда, представленный премолярами, может быть
связан у крупного рогатого скота с удлинённой ли-
цевой частью черепа, что отличает его от мелких
пород с укороченной лицевой частью черепа из бо-
лее поздних археологических памятников. Объяс-
нить эти морфологические отличия между древни-
ми породами крупного рогатого скота можно эво-
люционными изменениями, которые произошли в
процессе доместикации.
Аналогичные морфологические изменения отме-
чены также и у других одомашненных животных,
в частности, у домашней свиньи. К сожалению,
опять в наших выводах мы ограничены недоста-
точно глубоким и детальным описанием материа-
ла в археозоологической литературе. Совершенно
не изучены особенности полового диморфизма у
крупного рогатого скота, и поэтому мы не можем
судить, в какой мере обнаруженные нами морфо-
логические черты трипольского крупного рогатого
скота обусловлены таким характерным для рода Bos
явлением, как сильно выраженный (у диких видов)
половой диморфизм. Кроме того, по-видимому, не
всегда адекватно разделяются остатки зубов и че-
люстей крупного рогатого скота и первобытного
тура, что мы можем видеть в случае нижней челю-
сти из Тыргу Фрумос (рис. 2), отнесённой к перво-
бытному туру (Haimovici 2000), но по размерам и
пропорциям зубного ряда ничем не отличающейся
от крупного рогатого скота.
Проблема оказывается сложнее в случае изоли-
рованных зубов быков. На графике из рисунка 4 мы
находим значительные различия в размерах третьего
нижнего моляра Bos taurus черняховской культуры
(по данным В.И. Цалкина 1966) из Черкасс (52 эк-
земпляра) и из Молдовы (12 экземпляров), причем
последние практически ничем не уступают в раз-
мерах трипольской породе крупного рогатого скота.
Сделать какие-либо выводы и в этом случае сложно,
так как мы не знаем половой принадлежности ма-
териала, опубликованного В.И. Цалкиным (1966).
Обращает на себя внимание исключительно круп-
ные зубы быков из трипольского поселения Лука
Врублевецкая (рис. 4), отнесённые В.И. Бибиковой
(1953) к Bos taurus. В данном случае не исключена
принадлежность хотя бы части материала к дикому
туру Bos primigenius. Достоверные выводы в этом
случае можно было бы сделать, если бы в архео-
зоологических описаниях указывались бы не только
максимальные и минимальные значения промеров
костей всей выборки (ценность которых, в общем,
невелика), а промеры (не менее двух) каждого от-
дельного экземпляра, что позволяло бы проводить
дальнейший анализ остеологического материала.
Все изложенные здесь замечания желательно
учесть коллегам археозоологам и археологам при
дальнейшей разработке методологии описания ар-
хеозоологического материала.
224 Роман Кройтор, Сергей Бодян

Библиография
Бибикова 1953: В.И. Бибикова, Фауна раннетрипольского поселения Лука-Врублевецкая. МИА 38 (Москва-
Ленинград 1953), 411–456.
Давид, Чемыртан 1979: А.И. Давид, Г.И. Чемыртан, Крупный рогатый скот энеолитических поселений на террито-
рии Молдавии. В кн.: И.М. Ганя (отв.ред.), Микро- и макрофауна позднего фанерозоя Юго-Запада СССР (Кишинёв
1979), 57–82.
Цалкин 1966: В.И. Цалкин, Древнее животноводство племён Восточной Европы и Средней Азии (Москва 1966).
Coroliuc, Haimovici 2005: A. Coroliuc, S. Haimovici, Studiul materialului arheozoologic provenit din aşezarea precucuteniană
de la Mândrişca, Valea Seacă (Jud. Bacău). Caprica XXXIV, 2005, 343–356.
David 2004: A. David: Caracteristica resturilor scheletice de animale de la staţiunea eneolitică Horodca X. In: Cercetări
arheologice în Republica Moldova (2000-2003), vol. 1 (Chişinău 2004), 22–26.
Driesh 1976: A. von den Driesch, A guide to the measurements to animal bones from archaeological sites. Peabody Museum
Bulletin (Harward University 1976), 1–137.
Fernandez 2001: H. Fernandez, Osteologie comparee des petits ruminants eurasiatiques sauvages et domestiques (genres
Rupicaprea, Ovis, Capra et Capreolus): diagnose differentielle du squelette appendiculaire. These pour obtenir le grade de
Docteur es sciences, mention biologique, Universite de Geneve (Geneve 2001), v. 1-2.
Haimovici 2000-2001: S. Haimovici, Problema unui caz: studiul faunei din groapa 25 A sitului precucutenian de la Targu
Frumos, prin perspective metodologiei archeozoologice. Codrul Cosminului, SN, 6-7 (16-17), 2000-2001, 21–35.
Haimovici 2005: S. Haimovici, Caracterizarea arheozoologică a unor resturi faunistice din aşezarea de la Malnaş Băi (Cultura
Ariuşd). Angvstia 9, 2005, 89–96.
Haimovici, Coroliuc 2000: S. Haimovici, A. Coroliuc, The study of the archaeo-zoological material founded in the pit no. 26
of the Precucuteni III settlement at Târgu Frumos – Baza Pătule. Studia Antiqua et Archaeologica VII (Iaşi 2000), 169–206.
Haimovici, Ungurianu 2002: S. Haimovici, A. Ungurianu, Studiul materialului arheozoologic din situl de la Liveni (sfârşitul
Cucutenianului B). AM XXV, 2002, 279–291.
Haimovici, Vornicu 2005: S. Haimovici, A. Vornicu, Studiul arheozoologic al resturilor faunistice din situl Fulgeriş-Cucuteni
A (comuna Pânceşti, jud. Bacău). Caprica XXXIV, 2005, 357–372.
Halstead et al. 2002: P. Halstead, P. Collins, V. Isaakidou, Sorting the Sheep from the Goats: Morphological Distinctions between
the Mandibles and Mandibular Teeth of Adult Ovis and Capra. Journal of Archaeological Sciences 29, 2002, 545–553.
Schmid 1972: E. Schmid, Atlas of Animal Bones (Amsterdam-London-New York 1972).

Роман Кройтор, доктор биологии, Сергей Бодян, Центр археологии, Институт культурного наследия,
Академия наук Молдовы, бул. Штефан чел Маре 1, МД-2001, Кишинэу, Республика Молдова.
RECENZII ŞI PREZENTĂRI DE CĂRŢI - РЕЦЕНЗИИ И КНИЖНОЕ ОБОЗРЕНИЕ -
PAPER AND BOOK REVIEW
Marcel Otte, Vasile Chirica, Paul Haesaerts, (eds.),
L’Aurignacien et le Gravettien de Mitoc-Malu Galben, Liége, 2007, ERAUL 72, 226 p.
Autorii volumului recenzat sunt printre cei mai noto-
rii cercetători ai Paleoliticului din Europa, fiecare din-
tre ei având cercul lor de interese profesionale, inclusiv
„teritoriale” şi de aplicare directă în anumite compar-
timente de studiu. Anterior, împreună şi cu alţi autori,
ei au semnat un şir de studii referitoare la Paleoliticul
superior din Europa Centrală, România, Republica
Moldova, pentru a reveni din nou pe foaia de titlu a
unei monografii generalizatoare, referitoare la staţiu-
nea stratificată cu nivele de locuire paleoliticcă din Au-
rignacian şi Gravetian de la Mitoc, jud. Botoşani. Au-
torii amintiţi, fiecare în măsuri diferite, şi cu contribuţii
concrete diferite au adus la un fericit sfârşit volumul,
care a fost „fermentat” în editură mai mult de 7 ani.
Volumul are o structură complicată, care coboară cu
necesitate din cercetările efectuate la Mitoc, cercetări
îndelungate, migăloase prin implicarea multor speci-
alişti din arheologia preistorică şi domeniile de studiu
interdisciplinar limitrof. Studiul monografic al staţiunii
Mitoc-Malu Galben include 14 compartimente, elabo-
rate de 13 autori, unii dintre care au semnat mai multe
dintre ele.
Pentru a cuprinde aici conţinutul, particularităţile re-
alizărilor şi unele momente, ce merită atenţie, dacă nu
critică, atunci cel puţin o reflectare mai detaliată ori su-
plimentară, ne vom referi la studiile, incluse în volum,
conform structurii lui.
În succinta Introducere M. Otte menţionează succe-
siunea lucrărilor de la Mitoc-Malu Galben, indicând că
studiul consacrat staţiunii se referă la o zonă de trecere
de la Europa Centrală la Europa de Est, precum şi la o
zonă, în care se pot delimita interferenţele mai multor
şcoli de studiu al paleoliticului. Fără îndoială, aceste
observaţii sunt juste. Însă tot aici se reliefează lucrările,
efectuate prin intermediul şi cu prezenţa specialiştilor
din occident, lăsându-se în umbră cercetările anterioa-
re, efectuate de către V. Chirica. Această atitudine, fără
prea mare greutate, se observă şi în abordarea materi-
alelor, cele mai elocvente fiind considerate materiale-
le obţinute în urma cercetărilor de după 1993, când la
Mitoc au venit cercetătorii din Belgia. M. Otte, însă, cu
tot „patosul şi importanţa” pe care o atribuie rezultate-
lor de după 1993, totuşi indică importanţa şi volumul
de lucru efectuat în staţiune anterior, precum şi rolul
extrem de important al materialelor din ea în procesul
de elucidare a multor probleme cardinale ale Paleoliti-
cului superior la interferenţa Vestului şi Estului.
Autorul principal al studiului, V. Chirica, deschide
(sau mai bine zis „închide” pentru un timp) succesiunea
compartimentelor prin „Istoricul cercetărilor Paleoli-
ticului din Romănia şi de la Mitoc-Malu Galben”. De
fapt, după cum arată autorul, de la Mitoc s-au început
cercetările Paleoliticului în Romănia şi, situl de aici,
după cum reiese din studiu, este nu numai primul, dar
şi unul dintre cele mai intens cercetate. Aducând oma-
giul binemeritat cercetătorilor anteriori pe parcursul,
practic, întregului compartiment, V.Chirica (manifes-
tând zel de modestie) lasă ca prin volum să se aprecieze
lucrările, conduse de dânsul la Mitoc.
Totodată, autorul apreciază înalt rolul lui P.Haesaerts
şi al echipei belgiene în studiul paleoliticului de la
Mitoc.
Dar staţiunea de la Mitoc-Malu Galben, probabil, nu
avea şanse să devină una dintre cele mai importante din
Europa, dacă nu ar fi avut mai multe niveluri de locuire
separate unul de altul, dacă nu ar fi avut o succesiune
litologică extrem de importantă pentru descifrarea eve-
nimentelor din cadrul natural al Pleistocenului superi-
or, pe fundalul cărora s-a desfăşurat viaţa multor colec-
tive umane din zonă la perioada respectivă. Şi aici şi-au
găsit aplicare perfectă opţiunile, capacităţile şi opiniile,
referitoare la evoluţia procesului natural la etapa Cua-
ternarului târziu, profesate de către geologul şi arhe-
ologul P. Haesaerts. De la prima sa sosire la Mitoc în
1989, după Colocviul Comisiei a 8-a de la Cracovia,
consacrat pieselor bifaciale din Paleoliticul European,
P. Haesaerts a devenit extrem de ataşat faţă de această
staţiune, vizitând-o şi lucrând în ea, practic, în fiecare
an după aceasta. În opinia mea, el a găsit la Mitoc acel
suport metodic şi acel poligon de lucru practic, care
pe de o parte î-a îndreptăţit căutările anterioare de la
Willendorf II, Grubgraben, Dolni Vestonice (Haesaerts
1990), iar pe de altă parte î-a dat posibilitate să ob-
ţină necesitatea, dar şi „inarmarea conceptuală”, care
i-au permis să activeze cu evident succes ştiinţific la
Molodova V şi Cosăuţi (Haesaerts et all. 2003; 2004).
226 Recenzii şi prezentări de cărţi
Această muncă asiduă este reflectată în unul din com-
partimentele-cheie al studiului: „Mitoc-Malu Galben:
cadrul stratigrafic şi cronologic”. Venind la Mitoc după
studiul staţiunilor pluristratificate de la Willendorf II şi
Grubgraben, el, pe latura estică a Carpaţilor, în zona
de ieşire spre marele domen loessoic euro-asiatic, a
descoperit aceleaşi legităţi de comportament al micro-
diviziunilor stratigrafice din depunerile cauaternarului
târziu, legităţi, care i-au oferit posibilitatea, nu numai
să ordoneze şi să citească (în opinia mea) just stratigra-
fia depunerilor cuaternare de pe locul staţiunii nomi-
nalizate, dar, împreună cu colegul său Fr. Damblon, să
reconstituie procesul climateric de la 33 până la 20 mii
ani BP din zona Mitocului. Vom mai menţiona şi rolul
lui P.Haesaerts în delimitarea pe niveluri de locuire a
materialelor arheologice de la Mitoc, informaţii care au
fost cu migală anterior fixate în caietele de săpătură ale
lui V.Chirica. Acest lucru, extrem de anevoios, a reţinut
mult apariţia volumului recenzat. La Mitoc, coluviul
pe care este situată staţiunea are o triplă înclinare: spre
sud-est, spre valea râuleţului Ghireni, spre est (spre
Prut) şi spre nord-est. Ultima înclinare este anihilată
parţial de umplutura depunerilor mai consistente şi în
relief se citeşte mai greu. Această particularitate a re-
liefului a condiţionat necesitatea măsurărilor poziţiilor
fiecărei piese litice şi paleontologice în repetate rân-
duri, operaţie, dacă ţinem cont de dotarea instrumenta-
lă a săpăturilor la etapa respectivă, extrem de dificilă.
Mai este important că la Mitoc P.Haesaerts a purces la
delimitarea şi evidenţierea unor diviziuni stratigrafice
stratotipice locale, ţinând cont de comportamentul lor
structural şi succesiv. Astfel au fost evidenţiate diviziu-
nile stratigrafice MG-13-10,8,6,4, care devin specifice
pentru schema stratigrafică regională a depunerilor din
cuaternarul târziu din zona de la Est de Carpaţi (Haesa-
erts et all. 2003; 2007; Haesaerts 2007, 40). Evidenţie-
rea ciclurilor de sedimentaţie, observate la Grubgraben
şi Mitoc, au condiţionat evidenţierea unor astfel de di-
viziuni ciclice în sedimentaţia depunerilor de pe locul
staţiunilor Molodova V şi Cosăuţi, fapt care a facili-
tat elaborarea schemei stratigrafice regionale, despre
care am amintit. Lucrările lui P.Haesaerts de la Mitoc
au condiţionat în mod evident elaborarea volumului
despre staţiune. Dar P.Haesaerts nu a cercetat numai
stratigrafia staţiunii, dar a şi coordonat procesul gene-
ral de studii interdisciplinare, care, fiind efectuate în
ansamblu, au permis de a obţine importante date, care
se completează unele pe altele.
Este benefic şi structural eficient plasat studiul „Mi-
toc-Malu Galben: studiu geopedologic”, semnat de trei
autori de la Universitatea din Gand, Departamentul de
Geologie şi Pedologie: J. Becze-Deàk, G. Stoops, R.
Langohr. În baza eşantioanelor colectate de către Fr.
Damblon şi P. Haesaerts, aceşti cercetători au determi-
nat conţinutul şi structura sedimentelor din secvenţa de
pe locul staţiunii. Ei au determinat conţinutul de hu-
mus, de nisip fin cuarţitic, intruziile alogene şi formate
după acumularea depunerilor, precum şi metamorfoze-
le din sedimente, produse pe cale chimică şi mecanică.
Tot aceşti specialişti au reconstituit condiţiile de acu-
mulare, formare şi păstrare a sedimentelor, precum şi
condiţiile climaterice din timpul formării lor. În baza
acestui studiu, în mare măsură, P.Haesaerts a recon-
stituit procesul evoluţiei cadrului natural pe parcursul
timpului, în decursul căruia s-au acumulat sedimentele
de pe locul staţiunii, care încorporează nivelurile pale-
olitice de locuire. De asemenea, în compartiment sunt
efectuate observaţii referitoare la aspectul antropic al
unor metamorfoze din cadrul sedimentelor ce conţin
niveluri paleolitice de locuire.
Coordonarea, conform unui plan unic, a lucrărilor în
domeniul interdisciplinar, a permis obţinerea unui im-
punător număr de date 14C, care permit încadrarea cro-
nologică eficientă a nivelelor de locuire din staţiune.
Relatarea, comentarea şi aplicarea datelor radiometrice
este efectuată în compartimentul „ Datările 14C din sta-
ţiunea Mitoc-Malu Galben”, semnat de către Fr. Dam-
blon şi P. Haesaerts. În total, pentru staţiune au fost ob-
ţinute 68 de date radiometrice, care au fost divizate de
autorii nominalizaţi în 2 compartimente: cele obţinute
până în 1991 – 46 date şi cele obţinute după acest an,
prin străduinţele echipei mixte, despre care am amintit,
22 date. Datele anterioare, obţinute de către V.Chirica
(1986; 1989) şi K.Honea (1993; 1994) au fost luate în
consideraţie în acest studiu, dar s-a pus baza datării si-
tului în întregime pe datele din compartimentul 2 care
au fost colectate şi preparate după o metodică unică şi
obţinute la două laboratoare de prestigiu – la Gronin-
gen şi Oxford (accelerator). Este important că autorii
nu renunţă la datele, care le par incorecte sau nu contri-
buie ori nu condiţionează aranjamentele stratigrafice,
tipologice ori de altă natură. Ei analizează minuţios şi
comentează aceste date şi numai în ultima instanţă re-
nunţă la acele, care se dovedesc a fi incorecte. Un rol
important în stabilirea datărilor de la Mitoc, dar şi din
alte staţiuni paleolitice din Europa, revine laboratorului
din Groningen şi în acest sens, de asemenea lui J. van
der Plicht, care este şi unul din autorii multor articole
anterioare, referitoare la cronologia staţiunii. Autorii
expun metodele de colectare şi preparare a eşantioa-
nelor pentru datări, identificarea resturilor carbonizate,
efectuează o amplă critică a datelor obţinute, precum şi
o suprapunere a lor pentru fiecare nivel de locuire. Da-
tele radiometrice vin să completeze, dar şi să explice
multe elemente ale stratigrafiei şi a succesiunii etapelor
din cadrul natural, care s-au perindat pe parcursul şi în
 Recenzii şi prezentări de cărţi
afara proceseor de acumulare a nivelelor de locuire din
staţiune. Este important că asidua muncă de acumulare
a datelor, obţinerea lor, a permis definirea celor mai
timpurii niveluri stratificate ale paleoliticului superior
(aurignacianului) din spaţiul Carpato-Nistrean, eveni-
ment, care a pus sfârşit discuţiei dintre Al.Păunescu şi
V.Chirica, referitoare la vechimea paleoliticului superi-
or de la Mitoc şi Ripiceni-Izvor. Este important, că da-
tele radiometrice sunt intercalate organic în stratigrafie
şi extrem de minuţios coroborate cu cronologia relati-
vă. Acest studiu implică un „istorism” autentic proce-
sului de evoluţie umană din staţiune, fiind cunoscut că
istoria fără cronologie este o poveste.
Este important, original şi unical pentru paleoliticul
României studiul resturilor paleobotanice din staţiune.
În studiul „Resturile paleobotanice din staţiunea Mi-
toc-Malu Galben”, semnat de către Fr. Damblon, sunt
analizate eşantioanele de cărbune de lemn, în baza că-
rora au fost determinate multe specii de arbori, care au
fost utilizaţi ca combustibil în timpul existenţei diferitor
niveluri de locuire din staţiune. Determinarea speciilor
de plante a fost efectuată după metodici avansate, prin
utilizarea utilajului performant, de care dispune Labo-
ratorul de profil al Institutului Regal de ştiinţe naturale
din Bruxelles. Datele antracologice, fiind corelate cu
cele radiometrice şi stratigrafice, cu un nou element de
veridicitate expun procesul natural, elementele lui tem-
porale climaterice.
În succintul studiu „Mitoc-Malu Galben: date mala-
cologice” A. Prepeliţa, cercetător din Chişinău, anali-
zează peste 20 de eşantioane cu mostre de malacofaună
terestră din depunerile de pe locul amplasării staţiunii.
Şi rezultatele acestui studiu completează compartimen-
tul interdisciplinar al cercetărilor de la Mitoc. Datele,
obţinute în procesul de studiu al faunei moluştelor te-
restre, fiind plasate în stricta perindare a schimbărilor
climaterice, detectate prin analiza sedimentelor de pe
locul staţiunii, în majoritatea cazurilor confirmă obser-
vaţiile lui P. Haesaerts referitoare la evoluţia fazelor
calde şi reci din cuaternarul tardiv din zonă. Acest stu-
diu încheie compartimentul legat de disciplinele limi-
trofe arheologiei.
Cel mai voluminos, mai amplu şi mai consistent în
date este compartimentul referitor la industria litică din
staţiune, semnat de patru autori: M. Otte, V. Chirica, P.
Noiret şi I. Borziac.
Structural, el este constituit din trei părti: materialul
litic, obţinut în procesul de studiu al staţiunii în anii
1978-1990; materialul litic, obţinut în anii 1992-1995
şi un şir de anexe cu date statistice, plasate la sfârşitul
volumului. Fără îndoială, cel mai numeros, mai infor-
mativ şi mai determinativ material litic a fost obţinut în
anii 1978-1990. Acest material constituie baza, supor-
227
tul tehnico-tipologic al industriilor din fiecare nivel de
locuire, depistate la staţiune. Cu părere de rău, acestui
material i-a fost acordată mai puţină atenţie, decăt ce-
lui depistat în anii ulteriori. Dar această particularitate
a publicaţiei materialelor ţine mai mult de factorii su-
biectivi.
Materialul litic este divizat, conform stratigrafiei, în
patru orizonturi cu materiale aurignaciene şi patru ni-
veluri veritabile de locuire gravetiană. Zic orizonturi
cu materiale aurignaciene, căci situaţia planigrafică şi
stratigrafică a vestigiilor aurignaciene nu întotdeauna
şi nu pe toate sectoarele cercetate ale staţiunii au un
comportament de niveluri de locuire veritabilă. În une-
le cazuri ele se prezintă ca nişte ateliere izolate de pre-
lucrare a silexului. Dar şi aceste orizonturi, precum şi
cele gravetiene, sunt însoţite de urme slabe de locuire
intermediară, care, deşi nu reprezintă veritabile nive-
luri de locuire, totuşi atestă prezenţa omului pe acest
loc nu numai de opt ori, ci cel puţin de 12 ori. Deci,
structura sitului, pe verticală, este mult mai complexă
şi mai complicată.
Ca suport metodic pentru gruparea pieselor cu prelu-
crare secundară a servit lista-tip, propusă de D. Sonne-
ville-Bordes şi de J. Perrot, dar nu s-a ţinut cont de enu-
merarea strictă a poziţiilor din ea, căci inventarul litic,
şi în nivelurile gravetiene, şi în cele aurignaciene este
relativ puţin numeros, dar şi structura lor tipologică
denotă un număr redus de tipuri. În industriile aurigna-
ciene predomină burinele diedre, gratoarele carenate,
proriforme, burinele carenate care implică inventarului
un evident caracter aurignacian. În inventarul nivelu-
rilor gravetiene de locuire se impun gratoarele simple,
piesele à bord abattu şi unele piese de tip point à cran.
În aurignacian lipsesc complet formele bifaciale, care
îl distanţează evident de aurignacianul timpuriu din
staţiunea Ripiceni-Izvor (Păunescu 1993). Prezenţa în
industriile nivelelor gravetiene de locuire a pieselor de
tip pointe à cran a favorizat apariţia ideii încadrării lor
în Gravetianul Oriental de tip Pavlov. Materialul litic
inclus în volum este prelucrat şi ordonat conform con-
diţiilor contemporane de publicare. În una din publica-
ţii, M.Otte şi V.Chirica (1993) considerau că staţiunea
poate fi inclusă în numărul celor determinate ca ateli-
ere. Noi considerăm că în cadrul diferitor niveluri de
locuire, inclusiv al celor aurignaciene, au existat atelie-
re izolate, unde se prelucra silexul, dar ele erau plasate
în cadrul unor staţiuni veritabile. Publicarea exhaustivă
a materialelor din staţiune, posibil, ne va convinge de
acest lucru.
Un mic studiu este consacrat analizei funcţionale şi
tehnologice a gratoarelor aurignaciene. El este semnat
de către P. Jardón Giner. În el sunt analizate particula-
rităţile şi modurile de posibilă utilizare a gratoarelor
228 Recenzii şi prezentări de cărţi
înalte proriforme aurignaciene. Se distinge observaţia,
extrem de importantă, că unele gratoare, în opinia noas-
tră, deja finite, n-au fost utilizate în procesele de muncă.
Acest studiu găseşte un pronunţat ecou tematic în alte
lucrări, consacrate proceselor de obţinere a lamelor şi
lamelelor în epoca aurignaciană, fenomen studiat spe-
cial în cadrul unor indusrtrii ale paleoliticului superior
timpuriu din Europa, inclusiv, a celui de la Mitoc (Le
Brun Ricalens, J-G. Bordes, F.Bon, eds. 2005). Însă,
în legătură cu acest moment observăm o discordanţă
structurală a inventarului: gratoare şi burine carenate
în nivelurile (orizonturile) de la Mitoc-Malul Galben
sunt mult mai multe, decât lamelele, obţinute în urma
modelării lor. Nu este exclus, că lamelele erau utilizate
în alte locuri ori sectoare ale staţiunii, ori erau extrase
şi duse din ea.
Osul în staţiune s-a păstrat prost. Cele cu prelucrare
secundară păstrate sunt reprezentate de două vârfuri de
lance (unul fusiform cu secţiunea rotundă şi altul de tip
Mladech) şi o piesă din os tubular cu un orificiu, cali-
ficată ca pandantiv. Primele două au fost depistate în
nivelurile aurignaciene, a treia – în gravetian. Tot gra-
vetianului este atribuită şi unica piesă, ce poate apar-
ţine celor de artă preistorică. Ea este reprezentată de
un pandantiv cu ornament liniar incizat pe suprafeţele
plate, crestături pe laturi şi orificiu pentru atârnare. Ea
este confecţionată din marnă şi este calificată ca ele-
ment al spiritualităţii paleolitice. Imaginea incrustată
este considerată ca o exponentă a ritului magiei vânăto-
reşti. Acest material nenumeros este prezentat, analizat
şi comentat în studiul semnat de V.Chirica şi P.Noiret.
Am menţionat deja că fauna la staţiune s-a păstrat
nesatisfăcător. Cu toate acestea, datorită insistenţei lui
V.Chirica, lucrărilor, efectuate în câmp şi în condiţii
de laborator, unele resturi faunistice au fost identifi-
cate şi analizate. Faunei din staţiune îi este consacrat
studiul semnat de către I. López Bayon şi A. Gautier.
Cercetătorii au reuşit să depisteze oase determinabile
şi să efectueze un şir de măsurări specifice pentru fi-
ecare nivel de locuire. Mai bine s-au păstrat oasele în
nivelurile gravetiene de locuire. Pentru toate nivelurile
este specifică prezenţa calului, mamutului şi bisonului,
mai rar a renului. Fauna, deşi săracă, reprezintă specii
caracteristice pentru zonă la etapa cuprinsă între circa
30 şi 20 mii ani BP, fapt menţionat şi de cercetători.
Dar, prezenţa faunei este importantă nu numai ca indi-
cator al timpului şi al bazei de existenţă a omului din
această staţiune, dar şi ca confirmare a faptului, că pe
acest loc au existat staţiuni umane cu ciclul întreg de
ocupaţii diurne ale omului şi nu numai ateliere pentru
prelucrarea silexului. În studiu sunt antrenate mai mul-
te procedee pe prelucrare ştiinţifică a materialului osos,
dar numărul extrem de limitat al pieselor determinabile
a condiţionat faptul, că multe dintre tabelele ce ilus-
trează materialul sunt cu mult spaţiu liber. Vom men-
ţiona, că fauna s-a păstrat insuficient şi la alte staţiuni,
atribuite paleoliticului superior din zonă, printre care
amintim nivelurile din staţiunile Gordineşti, Ripicen-
Izvor, Corpaci etc.
Un studiu este consacrat amenajărilor spaţiale, de-
pistate în diferite niveluri de locuire. În el sunt descrise
şi analizate vetrele de foc, atelierele locale de prelucra-
re a silexului, unele urme ale complexelor de locuire.
Astfel de complexe au fost identificate, de exemplu,
în nivelul III de locuire gravetiană. O aglomeraţie de
vestigii, constituite din piese de calcar şi gresie, plasate
concentric, o vatră de foc adiacentă, un fildeş de ma-
mut şi o consistenţă mai mare a pieselor din silex, faţă
de zonele limitrofe, i-au permis lui V.Chirica să ateste
urmele unei locuinţe sezoniere. Posibil, astfel de locu-
inţe au fost caracteristice şi pentru nivelul II gravetian.
Despre intensa activitate umană de pe locul staţiunii
în diferite etape de existenţă activă a ei ne mărturisesc
numeroasele vetre de foc, depistate în toate nivelurile
de locuire. În majoritatea cazurilor este vorba despre
urmele unor simple ruguri, reprezentate în spaţiul ni-
velelor de locuire de pete de sol ars, urme de cărbune şi
cenuşă. La staţiune nu s-a practicat o amenajare speci-
ală a vetrelor de foc. Doar în câteva cazuri în imediata
apropiere de ele au fost depistate pietre de calcar ori
urmele unor mici ateliere pentru prelucrarea silexului.
V. Chirica prezintă date despre circa 65 de ateliere de
prelucrare a silexului. Ele au fost depistate în toate ni-
velurile de locuire şi erau reprezentate de nuclee, lame,
deşeuri şi, mai rar, de unelte finite ori deja utilizate în
procesele de muncă. Posibil, abundenţa atelierelor era
legată de prezenţa în apropiere a surselor de silex de
calitate înaltă, pe care le indică autorul. Nu este exclus,
că silexul de la Mitoc era răspândit şi în alte staţiuni din
zonă şi din afara ei.
Unul dintre cele mai importante compartimente ale
volumului este cel intitulat „Paleoliticul de la Mitoc în
cadrul Paleoliticului din România” semnat de V. Chiri-
ca. În studiu sunt apreciate nivelurile de locuire paleoli-
tică de la Mitoc, sunt efectuate încadrările cronologoce
şi culturale, sunt apreciate materialele arheologice din
staţiune vizavi de alte staţiuni din paleoliticul superior
din România. V. Chirica pune în discuţie complexele
de la Mitoc şi Ripiceni-Izvor, arătând importanţa lor
pentru elucidarea celor mai timpurii urme multilateral
documentate de viaţă a omului de tip fizic contempo-
ran din România, atrage atenţia asupra faptului că, po-
sibil, descoperirile antropologice din Peştera cu Oase
din Banat pot fi puse în concordanţă cu siturile de tipul
celor inferioare de la Mitoc. Prin coroborări de ordin
mai particular ori mai general autorul defineşte locul
 Recenzii şi prezentări de cărţi
staţiunilor de la Mitoc în cadrul paleoliticului superior
din România. Pune în discuţie materialele Aurignacia-
nului de la Mitoc şi cele de la Mitoc-Valea Izvorului,
Ripiceni, Brânzeni, din zona Prutului, arată comporta-
mentul lor tehnico-tipologic în comparaţie cu aurigna-
cianul din Banat şi Ţara Oaşului. Tot în acest mod este
pus în discuţie şi comparat gravetianul de la Mitoc. La
finele studiului autorul coroborează principalele divizi-
uni din cadrul procesului natural din cuaternarul târziu-
Kesselt-Ştilfrid B-Breansk, Tursac, Paudorf, Logerie şi
Lascaux cu grupele principale de situri stratificate ale
Paleoliticului superior din zona Prutului şi din întreaga
Românie, paralelizări, care au fost efectuate şi în alte
lucrări anterioare, dar şi în cadrul lucrării examinate, în
alte compartimente, din care decurg aceste aprecieri. V.
Chirica este un cercetător experimentat şi concluziile
sale sunt condiţionate de profunda cunoaştere a situaţi-
ei din studiul paleoliticului Europei şi a României.
„Concluziile” sunt semnate de M. Otte, V. Chirica,
P. Haesaerts şi P. Noiret. În primul rând se examinează
afirmaţiile anterioare privind prezenţa musterianului în
secvenţa stratigrafică de la Mitoc-MG. Având în vedere
faptul că anterior au fost expuse astfel de afirmaţii, dar
şi că, posibil, musterianul este prezent în vecinătate,
la staţiunea Mitoc-Valea Izvorului, autorii, prudent, nu
exlud această posibilitate, dar încă o dată afirmă că în
cercetările lor de la Mitoc musterianul nu a fost sem-
nalat.
Totodată autorii constată că Aurignacianul de la Mi-
toc, fiind situat între siturile aurignacianului de la Kos-
tenki şi Siureni la Est şi Bacho-Kiro şi Temnata Dupca
la Vest, posibil documentează unitatea „Aurignacianu-
lui Oriental”, cu toate că originea şi evoluţia lui timpurie
mai urmează a fi descifrată şi elucidată. Aici, pentru noi
nu este clar, care „Aurignacian Oriental” este implicat.
Căt priveşte Gravetianul de la Mitoc, apoi el, ca şi la
Willendorf II şi Molodova V, a apărut foarte timpuriu,
circa 30.000 BP şi în acest loc este documentat până la
circa 20.000 BP. Dar şi mai timpuriu, şi mai tărziu de
acest reper cronologic, Gravetianul în spaţiul Carpato-
Nistrean a avut o evoluţie spectaculoasă, ceea ce eloc-
vent o demonstrează numeroasele niveluri de locuire
umană de la aşa staţiuni importante pentru Paleoliti-
cul Europei, cum sunt cele de la Mitoc, Molodova V
şi Cosăuţi.
Consider că studiul consacrat importantei staţiuni
din Paleoliticul superior european de la Mitoc, a fost
Bibliografie
Chirica 1986: V.Chirica, La cronologie relative et absolue des habitats aurignaciens et gravettiens de la Rou-
manie. În: The Pleistocene Perspective, 1, Londres.
Chirica 1989: V.Chirica, The Gravettian in the East of the Romanian Carpathians. B.A.I., III (Iaşi 1989).
229
realizat la un înalt nivel ştiinţific şi munca calificată a
cercetătorilor merită o înaltă apreciere. Fără îndoială,
apariţia volumului constituie un eveniment important
în arheologia României.
Această expunere scurtă a conţinutului volumului
despre staţiunea Mitoc-Malu Galben, pe de o parte, ne
indică complexitatea şi importanţa lucrărilor de la Mi-
toc-MG pentru epoca Paleoliticului superior de pe teri-
toriul României, diversitatea metodelor şi procedeelor,
care pot fi implicate în descifrarea preistoriei, dar este
şi o mărturie a celor, ce mai este necesar de aplicat şi
implicat şi mai urmează a fi studiate. Aici ne vom referi
la unele momente de ordin general al monografiei. În
opinia mea, un loc binevenit l-ar fi ocupat un studiu
palinologic al sedimentelor de pe locul staţiunii. Ar fi
meritat, de asemenea, o cercetare aparte materia primă,
utilizată în staţiune, o cercetare findamentată a surse-
lor locale de materie primă, inclusiv a silexului zis „de
Prut” şi răspândirea lui în zonele învecinate.
În opinia mea, n-a fost acordată atenţia corespun-
zătoare colecţiilor de materiale litice şi faunistice din
1978-1990. De asemenea, pentru întregirea imaginii
locului pe care este situată marea staţiune paleolitică de
la Mitoc-MG, ar fi fost necesară publicarea integrală a
tuturor materialelor arheologice de pe locul ei, inclusiv
a celor atribuite sarmaţilor şi altor culturi arheologice.
Vom mai menţiona că publicarea în limba franceză a
materialelor paleolitice de la Mitoc-MG este de o mare
importanţă benefică pentru cunoaşterea Paleoliticului
României în afara ei. Fiecare staţiune importantă, inclu-
siv Molodova V, Cosăuţi, alte situri de incontestabilă
valoare ştiinţifică, ar merita acest lucru. Dar toate aceste
staţiuni, inclusiv cea de la Mitoc-MG, merită o publica-
re corespunzătoare, dar poate mai amplă şi la un înalt
nivel poligrafic în limba română. Consider că cititorii
de limba română, inclusiv studenţii, profesorii, merită
dreptul de a cunoaşte istoria teritoriului ţării, oricât de
îndepărtată în timp ar fi ea. Observaţiile noastre critice
pot fi uşor aplanate în cadrul unei asemenea publicaţii.
Astfel de staţiuni, ca cele amintite mai sus, repre-
zintă fondul de nepreţuit al patrimoniulu1 spaţiului
românesc. În condiţiile când trecutul devine un ele-
ment important de atracţie pentru turişti, amatorii de
trecut şi istorie, când globalizarea valorilor naţionale
devine o tradiţie şi deziderat de importanţă europeană,
se impune necesitatea muzeificării unor astfel de situri
arheologice.
230 Recenzii şi prezentări de cărţi

Haesaerts 1990: P.Haesaerts, Nouvelles recherches au gisement de Willendorf (Basse Autriche). Bulletin de
l’Institut rozal des Sciences naturelles de Belgique, Sciences de la Terre, 60, 203–218.
Haesaerts et all. 2003: P. Haesaerts, I.Borziac, V. Chirica, Fr. Damblon, L. Koulakovska, J. van der Plicht, The
East carpatian loess record: a reference for the middle and late pleniglacial stratigraphy in Central Europe. Qua-
ternaire 14 (3), 163–188.
Haesaerts et all. 2004: P. Haesaerts, I.Borziac, V. Chirica, Fr. Damblon, L. Koulakovska, Cadre stratigraphique
et chronologique du Gravettien en Europe Centrale. În: J. Svoboda, L. Sedlackova (eds.), The Gravettian along the
Danube, În: Proceeding of the Miculov Conference (20-21 Novembre, 2002) (Brno 2004), 33–55.
Haesaerts 2007: P. Haesaerts, Mitoc-Malu Galben: cadre stratigraphique et chronologique. În: M.Otte, V. Chi-
rica, P. Haesaerts (coord.), L’Aurignacien et le Gravettien de Mitoc-Malu Galben (Moldavie Roumaine), ERAUL
72 (Liège 2007), 15–43.
Honea 1993: K.Honea, Cronostratigraphy of Mitoc-Malu Galben, Botoşani County, Midlle Prut valley, Roma-
nia: variability of Aurignacian-Gravettian surfaces. In: Actes du XII Congrès International de l’UISPP (Bratisla-
va,1-7 septembre 1991) (Bratislava 1993), 231–239.
Honea 1994: K. Nonea, Tranziţii culturale în Paleoliticul superior timpuriu şi cronostratigrafia de la Mitoc-Malu
Galben (jud. Botoşani). AM XVII, 117–146.
Păunescu 1993: Al. Păunescu, Ripiceni-Izvor. Paleolitic şi Mezolitic. Studiu monografic (Bucureşti 1993).

ILIE BORZIAC (Chişinău)

 Oleg Leviţсhi, Necropola tumulară hallstattiană târzie -
Trinca „Drumul Feteştilor”, Iaşi, 2006, 148 p., 46 de fig.
Perioada târzie a epocii hallstattiene este puţin cunos-
cută, o cauză fiind interesul acordat doar câtorva zone:
partea de sud a bazinului Nistrului de Mijloc (Kaşuba,
Haheu, Leviţki, 2000) şi microzona Orheiului Vechi
(Niculiţă, Teodoru, Zanoci, 2002). Necropola tumu-
lară Trinca “Drumul Feteştilor” este unul din puţinele
complexe funerare, din spaţiul est-carpatic, cercetat
complet. În lucrarea de faţă sunt prezentate şi analizate
detaliat datele arheologice privitoare la ritul şi practici-
le funerare oficiate de comunităţile ce populau Podişul
Moldovei de Nord în această perioadă.
Această necropolă a servit ca subiect pentru un şir
de studii prezentate de O. Leviţki atât la manifestă-
rile din ţară, cât şi internaţionale (Leviţki 1995, 247-
278; idem 1996, 165-193; idem 1997, 149-180; idem
1998, 28-59; idem 2000, 38-39; idem 2004, 369-391;
idem 2004a, 76-82; Leviţchi, Haheu 1997, 167-212;
Левицкий 2004, 152-157; Левицкий, Савва, Чобану
1992, 95-107). Sub forma sa finală apărută în anul
2006, monografia se prezintă ca o generalizare a tutu-
ror datelor şi studiilor, în care autorul, conform para-
metrilor subliniaţi: condiţiile topografice de amplasare;
numărul tumulilor; modul de dispunere a lor în peri-
metrul suprafeţei ocupate; caracterul ei monocultural,
atestă o serie de similitudini cu monumentele funerare
de acelaşi tip caracteristice perioadei hallstattiene târzii
– scitice timpurii din Europa de Sud–Est.
Volumul a ieşit de sub tipar la editura Trinitas, în anul
2006, sub egida Institutul de Arheologie din Iaşi, fiind
îngrijit de dr. Constantin Iconomu. Cuprinsul lucrării
include cuvânt înainte, semnat de acelaşi Constantin
Iconomu, lista de abrevieri, bibliografie, introducere,
cinci capitole divizate în mai multe compartimente, în-
cheiere, rezumat în limba rusă şi engleză, finisându-se
cu o listă de planşe (figuri 46).
În Introducere autorul expune etapele săpăturilor,
metodele folosite la săparea necropolei şi îi menţionea-
ză pe cei care au luat parte la investigaţii.
Capitolul I Mediul geografic, amplasarea şi evoluţia
cercetării necropolei, este divizat în trei compartimen-
te, aşa cum reiese şi din denumirea capitolului. La în-
ceput autorul ne familiarizează cu mediul geografic în
care este amplasată microzona Trinca, inclusiv necro-
pola tumulară Trinca “Drumul Feteştilor”, evidenţiind
specificul natural şi geologo-paleontologic al regiunii
de vest a Podişului Moldovei de Nord.
Necropola tumulară era situată la cca 700 – 800 m
spre sud de periferia sudică a satului Trinca, pe un pro-
montoriu format de o meandră a râului Draghişte. Situl
este aşezat pe panta lină de sud-vest a promontoriului,
orientat SE–NV. La nord-vest este limitat de peretele
stâncos al defileului Trinca în care se găseşte cunos-
cutul obiectiv musterian – grota Trinca III. În parte,
necropola suprapune o aşezare a culturii Cucuteni-Tri-
polie.
A fost descoperită de O. Leviţki şi T. Demcenko în
anul 1990. Iniţial, s-a constatat că necropola include
nouă tumuli dispuşi în trei rânduri orientate SV–NE.
Primul rând, amplasat la nord-vest, conţine doi tumuli
(nr.I şi II), iar rândurile doi şi trei câte trei tumuli (nr.
III, IV, V şi respectiv nr.VII, VIII, IX), tumulul nr.VI
nu se încadrează în acest aliniament. Distanţa dintre tu-
muli, în cadrul rândurilor, variază între 25 şi 70 m, iar
între rânduri de la 30 până la 75 m. După un nou studiu
de teren, s-a precizat că necropola cuprinde un număr
mai mare de tumuli, cu grad de conservare variat. Ast-
fel, în rândul trei au fost încadraţi încă doi tumuli, între
tumulii nr.III şi IV, numerotaţi IIIa şi IIIb, al treilea era
dispus în ultimul rând spre sud–vest de tumulul nr.IX
(respectiv IXa). Toţi erau puternic aplatizaţi, eviden-
ţiindu-se doar prin aglomerări de pietre de calcar cu
urme de ardere intensă.
Investigaţiile au demarat în anul 1991 cu sprijinul
financiar al Ministerului Culturii al RM. Următoarele
campanii de săpături (1994, 1995, 1999) au fost efectu-
ate în cadrul expediţiei cu statut permanent “Şantierul
arheologic Trinca”, organizată în baza contractului de
colaborare ştiinţifică dintre Institutul de Arheologie şi
Etnografie al AŞM şi Institutul Român de Tracologie,
ultimul asigurând şi suportul financiar.
Prezentarea descoperirilor autorul o face în capito-
lul II. Pentru fiecare tumul în parte sunt date dimen-
232 Recenzii şi prezentări de cărţi
siunile, este descrisă structura mantalei, mormântul
şi respectiv piesele de inventar, specificându-se locul
amplasării lor.
În capitolul III Construcţiile şi practicile funerare,
divizat în şase compartimente, autorul prezintă pe larg
tabloul de ansamblu al necropolei: organizarea internă,
structura tumulilor, construcţiile funerare şi analizează
practicile funerare. Se constată că construcţiile funera-
re în tumulii din necropola Trinca “Drumul Feteştilor”
sunt rare. Într-un tumul au fost atestate vestigii ale unei
construcţii de lemn, amenajate la suprafaţa orizontului
antic, ulterior arsă, în alţii doi - gropi adâncite în lutul
galben, viu (nr.I şi nr.II).
Obiectivul Trinca “Drumul Feteştilor” reprezintă o
necropolă tumulară în care s-a practicat biritualismul:
incineraţia şi inhumaţia, în raport de 7 la 3.
Incineraţiile se efectuau în afara locului înmormântă-
rii, resturile cinerare împreună cu inventarul fiind pla-
sate direct pe nivelul orizontului, antic şi nemijlocit pe
locul unde ulterior se ridica tumul.
Obiceiul incinerării nemijlocit pe locul unde ulterior
se amenaja mantaua din pietre şi pământ a tumulului,
atestat în tumulii nr.I şi nr.IIIb din necropola Trinca, a
cunoscut o răspândire largă în această perioadă. După
acelaşi obicei se efectuau marea majoritate a incineră-
rilor în cadrul grupului podolian de vest, atât în zona
Nistrului de Mijloc, cât şi a Subcarpaţilor Moldovei.
Sporadic, cremarea pe locul înmormântării era practi-
cată şi de comunităţile culturii Vekerzug din nord-estul
Ungariei. Incineraţiile incomplete, de tipul celei desco-
perite în tumulul nr.I din necropola de la Trinca, sunt
cunoscute numai în complexele funerare ale unităţilor
culturale cărora le este caracteristic biritualismul. Arde-
rea incompletă a defuncţilor şi a construcţiilor de lemn
este atestată în cadrul monumentelor funerare scitice
arhaice din zona de silvostepă din dreapta Niprului.
Caracteristicile ritualului funerar practicat în cadrul
ritului inhumării, dată fiind starea insuficientă de con-
servare a mormintelor din necropola de la Trinca, pot fi
doar aproximativ reconstituite. Defuncţii se depuneau
direct pe suprafaţa orizontului antic, sub mantaua tu-
mulului, în poziţie chircită pe o parte cu capul orientat
în direcţie estică sau nord-vestică. Se practicau înmor-
mântările singulare, în pereche sau succesive şi proba-
bil reinhumările. Conform acestor parametri constataţi,
autorul fixează cele mai apropiate paralele la comuni-
tăţile grupului podolian de vest.
Ca element complimentar al ritualului, autorul atestă
depunerea granulelor de ocru (numai în tumulul nr.VI).
În tumulii nr.VI, VII, IX, suprafeţele ocupate de restu-
rile cinerare erau pigmentate cu alb, fapt ce eventual
indică practicarea obiceiului presărării locului înmor-
mântării cu var sau cretă. Acest obicei, pe larg, era
practicat de către comunităţile scitice timpurii din zona
de silvostepă a Niprului de Mijloc.
Un alt element este depunerea ofrandelor de carne,
obicei practicat şi în epoca bronzului – hallstattului
timpuriu. Practici întâlnite în mai multe necropole ale
grupului podolian de vest din zona Nistrului de Mijloc,
în grupul scitic din Transilvania, oasele de animale apar
şi în complexele funerare ale culturii Szentes-Vekerzug
din Ungaria de Nord–Est, şi în necropolele de incinera-
ţie ale grupului Ferigile – Bârseşti din zona Carpaţilor
meridionali şi de curbură.
Determinarea sexului pe baza oaselor incinerate a
fost problematică, indicii fiind furnizaţi totuşi de in-
ventarul funerar. În componenţa inventarului tuturor
tumulilor sunt prezente vasele de ceramică. Pentru
mormintele de bărbaţi sunt specifice armele şi piesele
de harnaşament, iar pentru cele de femei – piesele de
podoabă şi de toaletă. Un alt parametru (în condiţiile
neefectuării analizei antropologice a oaselor calcinate,
pentru definirea sexului celor incineraţi) este specia
de animale, ale căror părţi au fost depuse în morminte
în calitate de ofrandă de carne. Astfel mormintele de
bărbaţi, conform determinărilor paleozoologice, conţi-
neau oase de cal şi de bovideu, iar cele de femei – de
ovicaprine.
Prezentarea detaliată a inventarului descoperit au-
torul o face în capitolul IV Tipologia inventarului,
fixând similitudini cu alte categorii de inventar din
necropolele hallstattiene târzii din bazinul Nistrului de
Mijloc. Ceramica lucrată cu mâna prezintă majorita-
tea covârşitoare a vaselor depistate în necropolă. Cea
fină este lucrată dintr-o pastă bine frământată, având
în calitate de degresanţi şamota de granulaţie mică în
amestec cu nisip, sporadic, în pastă, se adăugau granu-
le de calcar ars. Arderea este mai mult sau mai puţin
controlată, în unele cazuri, completă. Suprafaţele sunt
netezite, adeseori până la luciu. Uneori una din feţe
este mată. Culoarea vaselor este de obicei cenuşie, la
unele vase (străchini) partea interioară fiind de culoare
neagră, cea exterioară – cenuşie sau cenuşie-maronie.
Ceramica de uz comun este lucrată dintr-o pastă mai
grosieră cu amestec de şamotă de granulaţie mare, si-
lex mărunţit. Arderea şi prelucrarea suprafeţei sunt de
calitate inferioară, suprafaţa fiind acoperită cu o ango-
bă de culoare gălbui-cenuşie sau cărămizie cu pete ce-
nuşii. Din categoria ceramicii fine fac parte: străchini
larg deschise cu corpul tronconic; căni; cupe; chiupuri;
pahare. Ceramica de uz comun este reprezentată prin
vase-borcan de trei tipuri, vase de tip lalea şi vase cu
corpul globular.
Autorul afirmă că caracteristicile tehnologice ale ce-
ramicii din necropola de la Trinca sunt similare vaselor
din mediul cultural tracic, utilizate în perioada hall-
 Recenzii şi prezentări de cărţi
stattiană târzie din spaţiul cuprins între Nistru la est şi
Dunăre la vest.
De rând cu ceramica lucrată cu mâna, a fost surprins
un fragment de buză de vas cu marginea evazată (fig.
27,7), lucrat la roată, dintr-o pastă compactă cu degre-
sanţi abia vizibili (nisip). Suprafaţa este bine lustruită,
arderea completă, culoarea cenuşie. Reieşind din para-
metrii părţii superioare, autorul presupune că poate fi
încadrat în tipul de vase Kruglik.
Unul din compartimentele acestui capitol include pie-
sele de uz comun (cuţite din fier, piese din fier puternic
corodate, fusaiole din lut), armele (vârfuri de săgeţi din
os şi din bronz); piesele de tolbă (“beţişor-încheietoare”
şi un “pilonaş-cuişor”, ambele confecţionate din os) şi
obiectele de podoabă (mărgele din pastă sticloasă, din lut
ars, din bronz; cercei şi ace din bronz; pandantiv din os).
Încadrarea cronologică şi apartenenţa culturală a
sitului este discutată în capitolul V al lucrării. Numărul
mic de tumuli din necropola studiată, sărăcia şi omo-
genitatea categoriilor de inventar depistate în fiecare
tumul nu permite evidenţierea unor asocieri de tipuri
de obiecte depuse cu preferinţă în morminte. În aceas-
tă situaţie determinarea limitelor cronologice autorul a
făcut-o pe baza pieselor din categorii diferite, dar si-
gur datate. Astfel, în calitate de indici cronologici au
fost invocate: armele, piesele de tolbă, de harnaşament,
unele piese de podoabă, ceramica lucrată la roată, tipu-
rile specifice rar întâlnite de ceramică lucrată cu mâna,
unele compoziţii ornamentale, cât şi locul lor de am-
plasare pe corpul vaselor.
În acest capitol autorul propune un tabel în care pre-
zintă limitele perioadelor de circulaţie a vestigiilor cu
parametri cronologici siguri. Referitor la tumulul nr. I
se menţionează că vârfurile de săgeată din os de formă
piramidală cu secţiunea rectangulară (cunoscute înce-
pând cu perioada târzie a epocii bronzului şi până la
mijlocul sec.VI î.e.n.), piesele de tolbă şi cercelul de
bronz în formă de spirală prevăzut la un capăt cu mă-
ciulie conică, sunt încadraţi în al doilea sfert al sec.VII
– primul sfert al sec.VI î.e.n.
Datarea tumulului II a fost făcută în baza compo-
ziţiilor ornamentale ale vaselor de uz comun formate
din brâu alveolat, asupra căruia este amplasat un şir de
orificii complete sau incomplete aplicate din exteriror,
dispuse nemijlocit sub marginea vasului. Încadrarea
cronologică a tumulului nr.III corespunde perioadei
de circulaţie a cerceilor din bronz în formă de spirală
prevăzuţi la un capăt cu pălărie rotundă având secţiune
conică, capătul opus fiind lăţit; a acelor din bronz în
formă de cui cu gămălie conică sau concavă. Inventarul
din tumulul nr.IV nu conţine nici o piesă care ar putea
fi folosită ca indice cronologic. Pentru datarea tumulu-
lui nr.V s-a folosit ca element principal fragmentul de
233
buză a unui vas lucrat la roată şi cuţitul din fier. Poziţia
cronologică a tumulului nr.VI a fost stabilită doar cu
aproximaţie, invocând bucşa-pandantiv din os şi tava
din gresie. Tumulul nr.VII, deşi conţine un inventar nu-
meros, a fost datat numai în baza cercelului din bronz
în formă de spirală prevăzut la un capăt cu pălărie ro-
tundă, cel opus fiind ascuţit. O importanţă deosebită în
datarea tumulului nr.VIII o are vârful de săgeată din
bronz de tipul celor cu trei muchii şi dulie scurtă. Ace-
eaşi metodă s-a folosit şi la încadrarea cronologică a
tumulului nr.IX, stabilindu-se din tipurile morfologi-
ce ale ceramicii de uz comun (vase-borcan cu pereţii
drepţi în partea superioară, vase-borcan cu diametrul
maxim în treimea de jos a corpului, vase-borcan cu
corpul uşor bitronconic); din elementele ornamentale
(brâu alveolat, perforaţii complete, împunsături); din
compoziţii ornamentale (brâu masiv, şir de împunsă-
turi, brâu alveolat în asociere cu un şir de împunsături
aplicate din exterior) şi din locul amplasării lor pe cor-
pul vasului (nemijlocit sub margine, puţin mai jos de
margine).
După multiple analize, autorul datează necropola
tumulară Trinca “Drumul Feteştilor” în intervalul de
timp cuprins între mijlocul sec. VII şi primul sfert al
sec. VI î.e.n., ce corespunde perioadei HaC – scitică
arhaică (etapa a III-a).
Analiza complexă a necropolei, efectuată de autor
în baza tuturor parametrilor atestaţi, demonstrează că
principalele caracteristici, în general, sunt proprii ci-
mitirelor tumulare hallstattiene târzii – scitice timpurii
de la Dunăre până la Nipru. Totodată, cele mai multe
dintre ele au paralele în complexele funerare din zona
limitrofă – Bazinul Nistrului Mijlociu şi Depresiunea
Rădăuţi, populat de comunităţile grupului podolian de
vest sau podolian-moldav. Încă în studiile ce au apă-
rut mai înainte, O. Leviţki a surprins faptul că necro-
pola tumulară de la Trinca atestă un aspect pregnant
hallstattian, în comparaţie cu grupul podolian de vest,
elementul scitic fiind mai puţin reprezentativ. În mono-
grafie, după o revedere finală a materialului, observaţia
este confirmată.
În Concluzii autorul susţine că ponderea limitată a
elementelor de provenienţă estică în comparaţie cu cele
tracice ilustrează caracterul mixt al siturilor localizate
în zona interferenţelor culturale dintre cele două lumi,
autohtonă-tracică şi alohtonă-estică, în perioada hall-
stattiană târzie, predominante fiind tradiţiile locale.
Apariţia unei astfel de lucrări, care se referă la aspec-
tul funerar hallstattian târziu, nu poate fi decât bineve-
nită pentru cercetările actuale consacrate problematicii
acestui orizont cultural-cronologic, mai ales dacă adu-
ce în prim plan informaţii atât de necesare în mediul
ştiinţific.
234 Recenzii şi prezentări de cărţi

Bibliografie

Kaşuba, Haheu, Leviţchi 2000: M. Kaşuba, V. Haheu, O. Leviţchi, Vestigiile traco-getice pe Nistrul Mijlociu.
Bibl. Thracologica XXXI (Bucureşti 2000).
Niculiţă, Teodor, Zanoci 2002: I. Niculiţă, S. Teodor, A. Zanoci, Butuceni. Monografie arheologică. Bibl. Thra-
cologica XXXVI (Bucureşti 2002).
Leviţki 1995: O. Leviţki, Investigaţiile arheologice de la Trinca, raionul Edineţ, Republica Moldova. In: Cer-
cetări arheologice în aria nord-tracă I (Bucureşti 1995), 247–278.
Leviţki 1996: O. Leviţki, Considerations sur les monuments funeraires du Hallstatt tardif sur le territoire de la
Moldavie. In: Der Basarabi-Komplex in Mittel-und Südosteuropa. Kolloquium in Drobeta-Turnu Severin (7-9.
November 1996) (Bukarest 1996), 165–193.
Leviţki 1997: O. Leviţki, Ensembles tumuliers d’epoque Hallstatt en Moldavie. In: Premier age du fer aux
bouches du Danube et dans les regions autour de la Mer Noir. Actes du Colloque International (Septembre 1993,
Tulcea) (Tulcea 1997), 149–180.
Leviţki 1998: O. Leviţki, Consideraţii asupra monumentelor funerare din perioada hallstattiană tîrzie de pe
teritoriul Moldovei. Revista Arheologică 2, 1998, 28–59.
Leviţki 2000: O. Leviţki, Necropola tumulară hallstattiană tîrzie – Trinca “Drumul Feteştilor”. In: Funeral
Practices as Forms of Cultural Identity (Bronze and Iron Ages). Abstracts (Tulcea 2000), 38–39.
Leviţki 2004: O. Leviţki, Apartenenţa culturală a necropolei tumulare hallstattiană de la Trinca, jud. Edineţ.
MA XXIII, 2004, 369–392.
Leviţki 2004a: O. Leviţki, Încadrarea cronologică a necropolei tumulare Trinca “Drumul Feteştilor”. In: In
honorem Gheorghe Postică (Chişinău 2004), 76–82.
Leviţki, Haheu 1997: O. Leviţki, V. Haheu, Şantierul arheologic Trinca (Republica Moldova), (Campania
1995). In: Cercetări arheologice în aria nord-tracă II (Bucureşti 1997), 167–212.
Левицкий 2004: О. Левицкий, Курганный могильник позднегальштатского периода Тринка “Друмул
Фетештилор”. В сб.: Матерiали конференцiï “Проблеми скiфо-сарматскоï археологiï Пивнiчного
Причерномор’я” (до 105-рiччя з дня нарождення Б.М. Гракова). Старожитностi степового Причерномор’я
i Криму XI (Запорiжжя 2004), 152–157.
Левицкий, Савва, Чобану 1992: О.Г. Левицкий, Е.Н. Савва, Л.Ф. Чобану, Исследования курганного
могильника раннего железного века у с. Тринка. Anuarul Muzeului Naţional de Istorie a Moldovei I, 1992,
95–107.

GHENADIE SÎRBU (Chişinău)

 Igor Cereteu, SATUL DROCHIA: PAGINI DE ISTORIE.
Editura Pontos, Chişinău 2007, 134 p. (74 p. text + 14 anexe-documente de arhivă şi 14 planşe foto).
ISBN 978-9975-102-53-7.
Volumul pe care îl prezentăm în rîndurile ce urmează
constituie, credem, o binevenită şi salutabilă completa-
re a destul de consistentului deja lot de lucrări (unele
dintre ele reprezentînd veritabile studii monografice)
consacrate istoriei localităţilor noastre rurale. Autorul,
doctor în istorie, cercetător ştiinţific la Institutul de Is-
torie, Stat şi Drept al Academiei de Ştiinţe a Moldovei
şi cadru didactic la Universitatea Liberă Internaţională
din Moldova, îşi argumentează de la bun început de-
mersul ştiinţific prin citarea marelui istoric român Ni-
colae Iorga: „Numai pe baza a sute de astfel de studii,
se va putea face cîndva măreaţa operă care va vădi tu-
turor cîtă originalitate cuprinde viaţa satului nostru”.
Căci, deşi în perioada interbelică Dimitrie Gusti prin
intermediul Şcolii sociologice a iniţiat acea activita-
te patriotică printre intelectualii români de la sate, în
Basarabia studiul monografic al localităţilor rurale nu
a apucat să ajungă un fapt împlinit, rămînînd încă un
deziderat pînă la începutul secolului XXI.
Cartea cuprinde o Introducere (p. 4-5), zece com-
partimente denumite Aşezarea geografică. Microtopo-
nimia (p. 6-8), Siturile arheologice (p. 9-12), Primele
menţiuni documentare (p. 13-17), Evoluţia satului
Drochia în secolul al XIX-lea – începutul secolului
al XX-lea (p. 18-23), Satul Drochia în perioada ad-
ministraţiei româneşti (p. 24-25), Efectele instaură-
rii regimului sovietic în localitate (p. 26-35), Satul
Drochia la etapa actuală (p. 36-39), Biserica şi pa-
rohia (p. 40-56), Şcoala şi învăţământul (p. 57-61),
Elemente de cultură tradiţională (p. 62-71), la care
se adaugă Concluzii (p. 72-74) şi Anexe constînd din
14 documente de arhivă (p. 75-122) şi 14 planşe foto
(p. 122-133).
Chiar din Introducere autorul recunoaşte că intenţia
elaborării istoriei satului de baştină Drochia a apărut
încă din primii ani de studenţie, cînd a reuşit să găseas-
că în fondurile Arhivei Naţionale din Chişinău infor-
maţii referitoare la biserica din sat, cu hramul Adormi-
rea Maicii Domnului. În perioada stagiului de doctorat,
a identificat în Arhivele Statului Român, filiala Iaşi un
document, în care este atestată, pe lîngă altele, şi moşia
Valea Drochiei. A revenit după mai mulţi ani la Arhiva
Naţională din Chişinău, adunînd noi documente care
ilustrează atît evoluţia social-economică şi cultural-
spirituală a satului, cît şi genealogia unor neamuri de
aici. Pentru informaţii referitoare la perioada sovietică,
cînd drochienii au trecut prin grele încercări – foame-
te, deportări, colectivizare forţată – a mers şi la Arhiva
raionului Drochia.
Pe de altă parte, din vara anului 1986 (după practica
arheologică) colegul Igor Cereteu a început să cutre-
iere conştiincios şi cu entuziasm împrejurimile satului
Drochia, reuşind să descopere mai multe obiective ar-
heologice. În aceste căutări a beneficiat de susţinerea şi
încurajarea îndrumătorului său în arheologie, prof. Gh.
Postică. De asemenea observăm că este destul de mare
numărul consătenilor cărora autorul le mulţumeşte
pentru contribuţie la realizarea cărţii, o dovadă în plus
că în acest răstimp (mai mult de două decenii!) a depus
mult suflet şi efort întru atingerea scopului propus.
Din primul capitol al lucrării, Aşezarea geografică.
Microtoponimia, cititorul află că satul Drochia este
situat în nordul spaţiului pruto-nistrian, pe rîul Cubol-
ta, un afluent de stînga al Răutului şi că la începutul
secolului XX făcea parte din judeţul Soroca (după
Zamfir Arbore). Microtoponimia de aici denotă că is-
toria, tradiţiile, ocupaţiile drochienilor rămîn reflectate
de secole în anumite denumiri ale locurilor, legate de
particularităţile geografice ale zonei: Hîrtoape, Hîrto-
pul Vechilului, Rîpa Ioanei, Iazul Turcului, Marcoteţ,
Valea lui Stoian, Sărături, Pe Bahnă, Valea Izvoarelor,
Planul Popii, La Velniţă ş.a., autorul uneori detaliind
originea acestor toponime sau numai aducînd frînturile
de legende păstrate pînă la noi. Astfel, legenda susţine
(iar bătrînii satului o confirmă) că pe aceste locuri se
întîlneau în număr mare dropiile – păsări de talie mare,
ce depăşeau înălţimea de un metru, cu o greutate 8-14
kg, carnea lor folosindu-se în alimentaţie. Cu regret,
acum dropii nu mai sînt prin acea zonă, în general aces-
te păsări fiind pe cale de dispariţie.
Puţin mai detaliat ne vom referi la compartimentul
Siturile arheologice. Autorul consemnează mai întîi
scopul cercetărilor arheologice de suprafaţă: identifica-
rea siturilor necunoscute şi întregirea hărţii arheologice
a republicii, care necesită o reactualizare periodică. Din
modestia ce îl caracterizează, colegul I. Cereteu nu men-
236 Recenzii şi prezentări de cărţi
ţionează aici că el este acel care a efectuat periegheze în
microzona satului natal în perioada anilor 1985-1993.
De altfel, efortul lui este amplificat în 1993, cînd ela-
borează Repertoriul arheologic al raionului Drochia.
Anume prin intermediul acestui repertoriu au fost inclu-
se pentru prima dată în circuit ştiinţific obiectivele ar-
heologice descoperite pînă atunci de el în vatra sau raza
localităţii natale (din totalul monumentelor semnalate,
autorului revenindu-i descoperirea a aproape jumătate),
alături de o aşezare cucuteniană înregistrată de Veaces-
lav Bicbaev în anul 1984 şi zece tumuli identificaţi şi
publicaţi (în 1986) de regretatul arheolog Ion Hîncu.
În privinţa mormîntului distrus din necropola plană
Drochia-sat I, pe de o parte îndreptăţim atribuirea cul-
turală efectuată de V. Grosu, care-l consideră sarmatic,
datîndu-l în a doua jumătate a secolului II p.Chr., iar pe
de alta împărtăşim regretul exprimat de I. Cereteu că V.
Grosu l-a localizat greşit (în oraşul Drochia).
Din păcate, autorul n-a încercat, înainte de a încheia
acest mic capitol cu un întemeiat (probabil) regret-re-
proş adresat autorităţilor locale care nu respectă legis-
laţia privind protecţia monumentelor arheologice, să
rezume în cîteva rînduri vechimea consecutivă a si-
turilor semnalate în preajma satului Drochia. Fiindcă
un cititor mai curios nu găseşte nici la compartimentul
Concluzii o referire generală la istoria documentată nu-
mai prin vestigii arheologice a microzonei. Şi e păcat,
cu atît mai mult că autorul însuşi este cel care a con-
tribuit esenţial la descoperirea lor. Se ştie că tumulii în
spaţiul pruto-nistrian datează din eneolitic pînă în evul
mediu. Iar dacă ne referim la aşezări, cea mai timpurie
identificată în raza comunei Drochia aparţine culturii
Precucuteni (XII), urmînd în ordine cronologică patru
obiective ale culturii Cucuteni-Tripolie (II, VII, X, XI)
şi două cu cîte un orizont cultural Cucuteni-Tripolie
(IV, VIII). Două aşezări datează din epoca bronzului,
fiind atribuite culturii Katakombnaja(?) (IX), respectiv
Noua (V), alte două din epoca antică tîrzie, cultura Sân-
tana de Mureş-Černjahov (III, VI), la acestea din urmă
adăugîndu-se orizontul Sântana de Mureş al obiectivu-
lui notat cu nr. IV. În două situri au fost găsite vestigii
din evul mediu: timpuriu (VIII) şi tîrziu (IV; VIII).
Ultima remarcă pe care ne permitem să o adresăm
autorului referitor la acest capitol este că indubitabil fi-
ecare dintre monumentele semnalate de dl dr. I. Cereteu
are cîte o dată mai precisă a descoperirii lor decît cea ge-
nerică (1985-1993), pe care el cu siguranţă o cunoaşte,
dar din păcate nu o indică. În acest context, probabil că
aşezarea Drochia-sat XII este cea mai recentă descope-
rire făcută în vatra satului şi este ulterioară anului 2001,
după cum reiese indirect din faptul că n-a fost inclusă în
repertoriul publicat în anuarul Analele Asociaţiei Naţio-
nale a Tinerilor Istorici din Moldova, I (Chişinău 2001).
De altfel, obiectivul notat cu nr. XII lipseşte şi din Har-
ta arheologică a microzonei Drochia-sat (p. 12).
În capitolul Primele menţiuni documentare autorul
susţine că primii locuitori au venit pe malul rîului Cu-
bolta de la Mătăsăni în ultimul sfert al secolului XVIII,
completîndu-se ulterior (în primele decenii ale secolu-
lui XIX) cu ţărani originari din satele Bădiceni şi Cu-
reşniţa din actualul raion Soroca. Prima atestare docu-
mentară a moşiei Valea Drochiei se conţine în condica
cu nr. 48 avînd titlul de Cărţi de judecată pe 1786, la
baza acestui document stînd două Cărţi de întăritură,
datate la 23 aprilie 1777 (în cancelaria lui Grigore Ale-
xandru Ghica) şi 23 iunie 1786 (semnată de Grigore
Alexandru Mavrocordat). Documentul se conţine în
Anexe (Anexa 1) şi este analizat în detaliu. Reţinem că
judecata Divanului Domnesc de la Iaşi in vara anului
1786 a confirmat stăpînirea moşiei Valea Drochiei de
către stolnicul Iordache Panaite.
Compartimentul consacrat evoluţiei satului Drochia
în secolul XIX – începutul secolului XX este unul din-
tre cele mai consistente, autorul utilizînd numeroase
documente de arhivă, date statistice publicate în seco-
lul XIX (în perioada dominaţiei ţariste în Basarabia),
precum şi lucrarea capitală a lui Gheorghe Bezviconi
Boierimea Moldovei dintre Prut şi Nistru. Astfel, aflăm
că după moartea lui Iordache Panaite moşia Valea Dro-
chiei a revenit prin moştenire fiului său Alexandru, co-
mis la Curtea Domnească de la Iaşi, care a stăpînit-o
pînă la 1819, cînd a decedat. Cel de-al treilea stăpîn
al moşiei, după menţiunile documentare, a fost Ştefan
Casso, un român de origine macedoneană, stabilit defi-
nitiv în Basarabia din anul 1823. Deşi pentru o anumită
perioadă moşia a fost încredinţată fiicei sale Elena, că-
sătorită cu banul Gheorghe Donici, pînă la urmă Jude-
cătoria regională a Basarabiei a recunoscut pe Şt. Casso
drept proprietar legal al acesteia. Doar de la 1867, anul
decesului lui Şt. Casso, satul trece în posesia legitimă
a Elenei Donici. În lipsa moşierilor (care locuiau peste
Prut), administrarea a rămas pe seama vechililor: mai
întîi Gheorghe Bargovan, ulterior Anton Hulubaş.
Recensămîntul din anul 1817 indică un număr redus
de locuitori la Drochia. Satul avea doar 11 gospodării,
o moară şi un iaz în care localnicii creşteau peşte. Către
1870 se înregistrează o creştere evidentă – erau deja
161 de case şi 783 locuitori, două mori, o velniţă. Re-
forma agrară ţaristă a permis împroprietărirea în toam-
na anului 1870 a 151 familii din sat cu cîte 8 desetine
de pămînt. Din 1874 a început încorporarea bărbaţilor
în armata imperială. În anul 1890 este deschisă prima
şcoală parohială la Drochia, datorită străduinţei preo-
tului Mihail Lozinschi. Dacă la început s-au înscris la
şcoală numai 9 băieţi, peste doi ani aici învăţau deja 40
de copii (38 de băieţi şi două fete).
 Recenzii şi prezentări de cărţi
Doar pe două pagini sînt reflectate realităţile istorice
din perioada unirii Basarabiei cu România, autorul ex-
plicînd această situaţie prin faptul că în arhivele noas-
tre „au fost păstrate mai puţine mărturii documentare,
deoarece după evacuarea Basarabiei şi instaurarea re-
gimului sovietic în această provincie multe dintre ele
au dispărut, iar o bună parte au fost transportate la Bu-
cureşti sau alte centre din dreapta Prutului şi accesul
la ele nu este întotdeauna posibil” (p. 25). Concluzia
autorului, bazată pe mărturiile bătrînilor din sat, este
că administraţia românească a fost acceptată binevoitor
şi loial. S-a revenit la limba română, la vechile tradiţii
şi valori spirituale care timp de peste o sută de ani de
aflare sub cotropire străină, cu toate că au fost metodic
subminate (nu doar neglijate!), s-au păstrat anume da-
torită comunităţilor noastre rurale.
Către mijlocul anilor 20 ai secolului XX, alături de
ţăranii-agricultori, în satul Drochia sînt atestaţi locui-
tori care practicau şi alte meserii: patru acoperitori de
case, şapte proprietari de băcănii, un dogar, doi fierari,
şapte grădinari, un manufacturier de articole de modă,
doi morari, un rotar, un zugrav.
Deosebit de interesante, dar şi relevante, sînt datele
statistice ale recensămîntului populaţiei din anul 1930:
în sat locuiau 2269 persoane, dintre care 2174 s-au de-
clarat români basarabeni, 29 ruşi, 56 evrei, 5 ţigani şi
5 polonezi; limba română drept maternă au declarat-o
2180, rusă – 33 şi idiş – 56 oameni. Ca confesiune,
erau 2210 ortodocşi, 3 lipoveni şi 56 mozaici. Numărul
bărbaţilor (1137) era aproximativ egal cu cel al feme-
ilor (1132).
Un pasaj succint reflectă cum s-a păstrat în memo-
ria sătenilor activitatea organizaţiei cuziste din satul
Drochia în perioada interbelică, dar şi urmările nefaste
pentru unii membri ai acesteia după revenirea sovieti-
cilor în 1944.
Capitolul consacrat efectelor instaurării regimului so-
vietic în localitate, spre deosebire de cel precedent, este
mult mai întins, autorul beneficiind din plin de materi-
ale de arhivă, dar şi de mărturiile consătenilor. Deşi un
cititor mai exigent ar observa unele stîngăcii în partea
introductivă a acesui compartiment, expunerea ulteri-
oară a informaţiei acumulate chiar pasionează. Autorul
a reuşit să prezinte succint atmosfera principalelor eve-
nimente: spaima de venirea bolşevicilor în iunie 1940;
plecarea peste Prut a majorităţii intelectualilor din sat;
revenirea ruşilor în 1944, de Ziua Crucii; impunerea
predării obligatorii a produselor agricole („postavka”);
foametea; deportările în Siberia; organizarea forţată a
colhozurilor etc. Activitatea sovietului sătesc în anii
40-50 este redată foarte detaliat şi sugestiv.
Comuna Drochia din raionul Drochia la etapa actu-
ală, în descrierea autorului, reprezintă un sat tipic ba-
237
sarabean, cu probleme specifice unei „lungi şi insupor-
tabile etape de tranziţie” (p. 36). O calamitate naturală
s-a abătut asupra localităţii la 11 august 1994, cînd o
tornadă puternică a cauzat serioase pagube materiale
sătenilor. Cu mare grijă autorul trece în revistă toate
domeniile de activitate ale consătenilor: asociaţiile
agricole colective, moara, oloiniţa, trei magazine CON-
SUM COOP, patru întreprinderi individuale, adminis-
traţia publică locală, şcoala medie de cultură generală
(ce poartă numele unui tînăr căzut cu moarte de erou în
timpul conflictului armat din 1992 la Tighina), biblio-
teca, căminul cultural, postul local de televiziune prin
cablu, centrul de sănătate, oficiul poştal, filiala băncii
de economii, postul de poliţie.
Capitolul Biserica şi parohia, cel mai extins din lu-
crarea prezentată, este divizat în cîteva părţi compo-
nente. În Primele intenţii de zidire a unei biserici de
piatră, pe trei pagini sînt expuse împrejurările ce nu
au permis sătenilor să construiască un locaş de cult de
piatră cu hramul Naşterea Maicii Domnului în prima
treime a secolului XIX, cu toate că demersul sărdarului
Gh. Bargovan din 26 ianuarie 1829 primise peste cî-
teva săptămîni aviz pozitiv din partea Arhiepiscopului
Chişinăului şi Hotinului Dimitrie. „Eforturile drochie-
nilor şi ale administratorului moşiei au fost zadarnice,
încît 12 ani de speranţe s-au sfîrşit cu nereuşită” – scrie
autorul la p. 43. Una din cauzele eşecului iniţiativei a
fost şi înlocuirea lui Gh. Bargovan cu A. Hulubaş în
anul 1840, cînd banul Gh. Donici oferă moşiile Dro-
chia şi Şuri spre administrare celui din urmă. Ironia
sorţii face ca materialele de construcţie procurate de
enoriaşi pentru ridicarea bisericii să fie utilizate de suc-
cesorul lui Gh. Bargovan la zidirea velniţei (=instalaţie
rudimentară de fabricare a spirtului).
Demersurile pentru ctitorirea bisericii de lemn cu
hramul Adormirea Maicii Domnului (următorul com-
partiment) încep peste exact o jumătate de veac, în
1879. Pe parcurs apar mai multe neînţelegeri, princi-
palele fiind cele în privinţa unei mari sume de bani im-
puse locuitorilor (10 mii de ruble care trebuiau depuse
în banca gubernială), şi a unui lot de 33 desetine de
pămînt (pp. 43-45). Cu toate acestea, în februarie 1880
permisiunea construcţiei este obţinută, iar la începutul
lunii noiembrie 1881 edificiul a fost finisat, urmînd să
fie sfinţit. „Biserica a fost ridicată pe nişte trunchi de
lemn, care în timpul reparaţiei din 1912 au fost înlocu-
iţi cu o temelie de piatră” (p. 46).
Din subcapitolul Înfiinţarea parohiei. Preoţi şi das-
căli aflăm data constituirii parohiei din satul Drochia,
care este 1 ianuarie 1887. Urmează informaţii depli-
ne referitoare la succesiunea preoţilor-parohi – Tudor
Zahariu (1886-1889), Mihail Lozinschi (1889-1892),
Toma Vasilachi (1892-1896), Nicolae Litinschi (1896-
238 Recenzii şi prezentări de cărţi
1902), Vladimir Romanescu (1902-1908), Victor Gla-
van (1908-1944), Ilie Berghie (1945-1950), Alexandru
Mihailov (1950-1952), Averchie Oglindă (1952), Ti-
mofei Vidraşcu (1952-1987), Petru Cucerescu (1987-
2007). Autorul subliniază îndeosebi meritele preoţilor
Mihail Lozinschi, care a înfiinţat prima şcoală în sat,
Victor Glavan, ce a fost decorat de mai multe ori pentru
merite remarcabile în activitatea de păstorire (în anii
1913, 1917, 1921 şi 1927), şi Timofei Vidraşcu, cel
care în 1981 a elaborat o istorie a bisericii din sat. Tex-
tul conţine şi date cu privire la dascăli şi cîntăreţi.
În continuare autorul prezintă succint informaţia re-
feritoare la cimitirele din Drochia, icoanele din biseri-
că, reparaţiile efectuate în acest locaş de închinăciune,
referindu-se şi la stilul lui arhitectural. De asemenea,
se enumeră pe scurt vizitele arhierelor şi cărţile din bi-
blioteca bisericii.
Compartimentul Şcoala şi învăţămîntul este unul de
sinteză a datelor cunoscute deja de cititor din conţinu-
tul capitolelor anterioare ale cărţii, completat cu detalii
noi. Din anul 1890 pînă în 1918 la Drochia funcţionea-
ză şcoala parohială, în care se studia un an sau doi. Ni
se pare că aici ar fi fost mai binevenit alineatul de la p.
49 referitor la preoţii, dascălii şi învăţătorii care au acti-
vat ca pedagogi în această perioadă. Prezenţa sporadică
a unora ca Ivan Dubina (aprilie-iunie 1899) sau Pavel
Dubina (1900-1901), de origine rusă, care nu cunoş-
teau limba băştinaşilor, cea română (ultimul se remarca
şi prin „atitudine neglijentă faţă de învăţămînt”, fiind
înlocuit la mijloc de an şcolar), ar fi ilustrat şi mai bine
realităţile din învăţămînt la această periferie naţională
a Imperiului rus la aproape un secol după anexare.
În anul Marii Uniri în sat este organizată prima şcoa-
lă primară laică cu o durată a studiilor de patru ani.
Drochienii mai ţin minte numele unui director şi a trei
învăţători tineri, basarabeni de origine, care-şi făceau
studiile în România, ce au lucrat la această şcoală în
perioada interbelică. În vara anului 1944, cînd majori-
tatea intelectualilor basarabeni se retrag peste Prut, s-au
refugiat şi cei din satul Drochia, inclusiv pedagogii.
Din 1944 învăţămîntul este trecut la sistemul de şap-
te ani, din 1961 – la cel de opt ani şi din 1974 – de zece
ani. Între anii 1944-1959 şcoala s-a aflat într-un edifi-
ciu reparat în 1953, care însă peste cîţiva ani nu mai
putea cuprinde întreg contingentul de elevi. Din 1959
şcoală devine casa fostului paroh Victor Glavan. Deşi
în ianuarie 1959 a fost pusă piatra de temelie a unei
şcoli noi, construcţia ei a fost tergiversată pînă în anul
1964, cînd directorul şcolii D. Gudima a pus în discuţie
chestiunea la şedinţa comitetului executiv al sovietului
sătesc, şi „sediul actual al acestei instituţii a fost ridicat
în scurt timp” (p. 59).
În continuare autorul se referă la succesiunea direc-
torilor de şcoală, la structura colectivului pedagogic şi
la rezultatele obţinute în ultimele decenii. La şcoala
medie „Dinu Roman” din satul Drochia în 2007 în-
văţau peste 350 de elevi repartizaţi în 15 clase, copiii
fiind instruiţi şi educaţi de un corp profesoral didactic
numărînd 26 de persoane.
Ultimul capitol, Elemente de cultură tradiţională,
autorul îl începe cu o constatare general valabilă a re-
alităţilor: „În pofida existenţei timp de mai mult de un
veac şi jumătate a ocupaţiei ţariste şi sovietice, satele
basarabene au fost în măsură să păstreze cu pietate va-
lorile spirituale româneşti. Cu toate că tradiţiile stră-
moşeşti au fost interzise de autorităţile sovietice, ţăra-
nii basarabeni au respectat cu stricteţe moştenirea cul-
turală, au mers la biserică, iar dacă aceasta era închisă,
se îndreptau spre a face un botez sau o cununie în satele
din apropiere” (p. 62). Urmează expunerea tradiţiilor şi
obiceiurilor păstrate şi practicate de locuitorii satului în
cele mai importante momente din viaţa omului – naş-
terea, nunta şi înmormîntarea – , precum şi la marcarea
principalelor sărbători religioase creştine (Crăciunul,
Paştele, Hramul Bisericii ş.a.). De remarcat păstrarea
tradiţiei ţesutului covoarelor în satul Drochia (p. 71).
În finalul lucrării, la Concluzii, I. Cereteu sintetizea-
ză ideile de bază ale unor capitole.
Din Anexe menţionăm îndeosebi importanţa şi uti-
litatea publicării unor documente de arhivă inedite
(Cartea de judecată din 23 iunie 1786 /descifrarea,
dar şi originalul/; Listele nominale ale locuitorilor s.
Drochia conform datelor de la 30 decembrie 1831 şi
22 decembrie 1858; corespondenţa ce include scrisori,
demersuri, rapoarte legate de intenţia de construcţie a
bisericii de piatră ş.a.).
Încheiem prezentarea lucrării semnate de Igor Ce-
reteu prin a sublinia încă o dată faptul că reprezintă
o contribuţie valoroasă la preocupările de elaborare şi
publicare a monografiilor de istorie locală, lectura ei
fiind captivantă, dar mai ales utilă. De asemenea menţi-
onăm ţinuta grafică excelentă a cărţii, iar inerentele ca-
renţe (regretabile greşeli de tipar, repetări de date ş.a.),
alături de noile informaţii acumulate, ar putea servi
drept motiv, eventual, pentru o nouă ediţie a ei.
LARISA CIOBANU (Chişinău)
 CRONICĂ
Activitatea ştiinţifică a Centrului de Arheologie în anul 2007
Centrul de Arheologie al Institutului Patrimoniului
Cultural al AŞM (constituit în anul 2006 în urma reor-
ganizării instituţiilor academice în baza Hotărîrii Gu-
vernului Republicii Moldova nr. 1326 din 14.12.2005
„Cu privire la măsurile de optimizare a infrastructurii
sferei ştiinţei şi inovării”), în calitate de instituţie ştiin-
ţifică de bază în domeniul arheologiei, în plan organi-
zatoric continuă activitatea instituţiei precedente – In-
stitutul de Arheologie şi Etnografie. Activitatea cerce-
tătorilor Centrului s-a derulat în anul 2007 în cadrul a
două secţii: secţia Arheologia preistorică şi Tracologie
şi secţia Arheologia Antică şi Medievală.
În anul 2007 în cadrul Centrului de Arheologie au ac-
tivat 27 de cercetători ştiinţifici, dintre care doi doctori
habilitaţi şi 10 doctori în ştiinţe. Vîrsta medie a colabo-
ratorilor ştiinţifici a fost de 38 de ani. Trei cercetători
ai Centrului îşi fac studiile de doctorat la Centrul de
Instruire Universitară, Postuniversitară şi Perfecţionare
al AŞM. zie a epocii medievale; cuprinde şapte compartimente
Toţi colaboratorii Centrului de Arheologie pe par-
cursul acestui an şi-au continuat sau început activitatea
în cadrul Proiectului instituţional 06.410.012F Arhe-
ologia şi procesele etnoculturale în spaţiul carpato-
nistrean (din preistorie pînă în prezent), care cuprinde
două direcţii ştiinţifice.
Prima direcţie, Geneza şi evoluţia comunităţilor cul-
turale din spaţiul carpato-nistrean din perioadele: pre-
istorie – antică, se îndeplineşte de colaboratorii secţiei
Arheologia Preistorică şi Tracologie şi include nouă
compartimente în formă de lucrări individuale sau co-
lective. Activitatea de cercetare ştiinţifică urmează a
fi orientată spre abordarea şi soluţionarea unui vast şi
divers spectru de probleme, care vor fi rezolvate prin
intermediul investigaţiilor arheologice de teren în aso-
ciere cu cercetările interdisciplinare. Dat fiind faptul că
problema interacţiunii dintre om şi mediul ambiant a
devenit acută pe parcursul ultimelor decenii în legătu-
ră cu schimbările globale ale climei, în Planul de cer-
cetări ştiinţifice a fost inclusă tema Evoluţia relaţiilor
dintre om şi fauna de însoţire sub influenţa schimbări-
lor climei pe parcursul istoriei din epoca paleoliticului
pînă în evul mediu, executor – dr. Roman Croitor. În
rezultatul cercetărilor va fi creată baza de date arheo-
zoologice (materialul arheozoologic reprezintă o sursă
practic inepuizabilă de informaţie despre schimbările
ecologice şi climatice în epoca glaciară, despre parti-
cularităţile influenţei mutuale asupra societăţii umane
pe de o parte şi factorilor naturali pe de altă parte, de
asemenea, despre impactul factorului uman în deterio-
rarea mediului ambiant pe parcursul epocilor istorice);
va fi elaborată metoda de cercetare arheoecologică; se
va efectua analiza ecologică a faunei sălbatice de înso-
ţire din săpăturile arheologice etc.
A doua direcţie, Studierea culturii materiale a popu-
laţiei locale şi migratoare din spaţiul est-carpatic în
epocile romană şi medievală, se îndeplineşte de cer-
cetătorii secţiei Arheologia Antică şi Medievală, şi are
ca scop cercetarea multilaterală a datelor arheologice,
iar în baza lor şi a datelor din izvoarele scrise, analiza
proceselor culturale, etnice şi sociale ce au avut loc pe
teritoriul Moldovei din antichitate pînă în perioada tîr-
în formă de monografii individuale. O atenţie deosebită
s-a acordat cercetării culturii materiale a populaţiilor
sedentare şi nomade de la est de Carpaţi în epoca ro-
mană.
Activitatea ştiinţifică a Centrului de Arheologie a
fost axată pe realizarea unei serii de lucrări în vederea
îndeplinirii compartimentelor: a fost consultată şi în-
tocmită bibliografia corespunzătoare; s-a studiat o serie
de rapoarte de săpătură; au fost selectate obiectivele,
complexele şi vestigiile arheologice necesare pentru
scrierea compartimentelor. De asemenea, au fost pre-
lucrate colecţii arheologice din fondurile muzeelor din
Chişinău, raionale şi locale, iar în unele cazuri şi de
peste hotare. Cercetarea a fost însoţită de efectuarea
analizei tehnico-tipologice a complexelor de vestigii;
sistematizarea materialelor adunate, alcătuirea cataloa-
gelor monumentelor din anumite orizonturi cultural-
cronologice, precum şi a unor tipuri speciale de vestigii.
Parţial a fost pregătit materialul ilustrativ şi elaborată
baza de date referitoare la mamiferele din obiectivele
arheologice datate în epoca fierului; au fost întreprinse
periegheze în unele zone ale R. Moldova.
Rezultate deosebite au fost obţinute în concretizarea
şi elucidarea problemei originii şi extinderii indo-euro-
240 Activitatea ştiinţifică a Centrului de Arheologie în anul 2007
penilor, eveniment ce a provocat schimbări majore în
tot spaţiul carpato-dunărean şi balcanic; rezultatele stu-
diului confirmă veridicitatea concepţiei teoretice a M.
Gimbutas. Drept bază de cercetare au servit materiale-
le locale din interfluviul Prut-Nistru, cercul analogiilor
încadrate cuprinzînd culturi arheologice răspîndite pe
un spaţiu imens, din regiunea de la sud de Urali pînă în
Europa Centrală (V. Dergaciov).
A fost pregătită pentru tipar o lucrare de sinteză pri-
vind condiţiile şi specificul apariţiei siturilor fortificate
ale geţilor din spaţiul pruto-nistrean, coraportul lor cu
monumentele din zonele limitrofe; rolul şi importanţa
influenţelor scitice şi ale coloniilor greceşti din zona
litoralului nord-pontic (V. Haheu).
Rezultatele cercetărilor au fost reflectate în 76 de
materiale în volum de 230,8 c.a.: trei monografii, vo-
lumul III, nr. 1-2 al Revistei Arheologice şi un şir de
articole, editate în ţară şi peste hotare. Din lucrările
editate menţionăm:
1. Monografia Н.А. Кетрару, Г.В. Григорьева,
С.И. Коваленко, Верхнепалеолитическая стоянка
Рашков VII (Nicolae A. Chetraru, Galina V. Grigor'eva,
Serghei I. Covalenco, Staţiunea din paleoliticul superi-
or Raşcov VII). Кишинев 2007, 185 с. – 11,5 с.a.
În carte este prezentat un bilanţ al cercetărilor ştiinţi-
fice complexe realizate de arheologi, geologi şi paleon-
tologi în una dintre cele mai reprezentative staţiuni ale
paleoliticului din regiunea Nistrului. În baza analizei
unei mari colecţii de unelte confecţionate din piatră şi
os, a datelor paleogeografiei, a resturilor florei şi faunei
epocii glaciare, s-a reuşit nu numai descrierea modului
de viaţă al vînătorilor de mamuţi şi reni, dar şi recon-
stituirea mediului lor de trai. A fost rezolvată problema
datării sitului – în perioada de maximă răcire a ultimei
epoci glaciare (după datele de radiocarbon – acum 19-
20 mii de ani). Vestigiile de la Raşcov au fost atribuite
epioriniacului, care prelungeşte tradiţiile industriilor
paleoliticului superior din Europa Centrală, purtătorii
cărora au migrat pe teritoriul Moldovei actuale şi în
stepele din nordul Mării Negre.
2. Monografia Валентин А. Дергачев, О
скипетрах, о лошадях, о войне. Этюды в защиту
миграционной концепции М. Гимбутас (Valentin A.
Dergaciov, Despre sceptre, despre cai, despre război.
Studii în susţinerea concepţiei migraţioniste a M. Gim-
butas). Санкт-Петербург 2007, 487 с. – 55 с.а.
În monografie se face încercarea de rezolvare a unei
probleme globale: a interacţiunii comunităţilor timpu-
rii a crescătorilor de vite cu cele de agricultori seden-
tari din epocile eneolitic – bronz timpuriu din Europa
de Est şi Sud-Est. Sînt propuse abordări originale, cum
ar fi spre exemplu o nouă tipologie a sceptrelor de pia-
tră care se prezintă drept obiecte de prestigiu şi însem-
ne-simboluri; problema globală a domesticirii calului
se rezolvă printr-un nou mod de studiere a colecţiilor
paleozoologice de pe un imens spaţiu şi dintr-un vast
interval cronologic. Rezultatul tuturor cercetărilor este
ieşirea spre problema generală a originii popoarelor
indoeuropene, care este una de prestigiu în cercetarea
ştiinţifică europeană.
3. Tot în acest an a fost elaborată şi publicată lucra-
rea V. Vornic, N. Telnov, V. Bubulici, L. Ciobanu,
Pruteni. Un centru de olărie dacic din epoca romană
Chişinău 2007 (245 p, 18,5 c.a.), care inaugurează se-
ria de monografii ale Centrului de Arheologie intitulată
Biblioteca de Arheologie. În studiu sînt prezentate şi
analizate amănunţit rezultatele investigaţiilor din 2001
şi 2003 în staţiunea care prezintă o importanţă majoră
pentru cunoaşterea realităţilor arheologice din inter-
fluviul Prut-Nistru în epoca romană. De subliniat că
această lucrare este, de fapt, prima monografie despre
dacii liberi din spaţiul pruto-nistrean.
Pentru publicare au fost pregătite 28 de materiale şti-
inţifice, inclusiv două monografii.
Au fost organizate unele expediţii arheologice şi în-
tocmite rapoartele ştiinţifice privind lucrările de teren
efectuate:
- investigaţii în zona de construcţie a căii ferate Ca-
hul-Giurgiuleşti (iunie) – S. Agulnicov, V. Haheu,
S. Kurceatov. Au fost descoperite 24 situri arheo-
logice. S-a elaborat raportul preliminar (S. Agulni-
cov, V. Haheu);
- cercetări de periegheză în zona Podişului Moldo-
vei de Nord (august – septembrie) – O. Leviţki, O.
Chitic;
- cercetări perieghetice în împrejurimile satelor
Lozova şi Stejăreni, r-nul Străşeni, în rezultatul
lor fiind descoperite şi verificate un şir de aşezări
din eneolitic – epoca medievală tardivă (aprilie) –
I. Ursu, V. Vornic;
- cercetări de teren în împrejurimile satelor Ţarigrad,
Miciurin, Ochiul Alb şi ale oraşului Drochia, fiind
descoperite şi verificate suplimentar mai multe aşe-
zări Cucuteni-Tripolie, Noua, Sântana de Mureş–
Černjahov (iunie, septembrie) – S. Bodean;
- periegheze în incintele comunelor Unguri (raionul
Ocniţa), Rudi (raionul Soroca) şi Arioneşti (raionul
Donduşeni); Ivoare, Frumuşica şi Trifăneşti (raio-
nul Floreşti) şi a oraşului Otaci; în raza comunelor
Isacova, Selişte, Pohorniceni, Piatra (raionul Or-
hei) – V. Burlacu;
- periegheze în raza comunelor Cărbuna, Horodca,
traseul Criva – Corjeuţi avînd ca obiectiv identifi-
carea muzeelor sau colecţiilor care se află în custo-
dia primăriilor, cît şi, eventual, descoperirea unor
situri noi – O. Chitic;
 Activitatea ştiinţifică a Centrului de Arheologie în anul 2007
- investigaţii de teren în incinta aşezării cucuteniene
timpurii de la Stolniceni, raionul Hînceşti – O. Chi-
tic;
- periegheze în raza comunelor Căplani, Tvardiţa,
Vişneovca, Cociulia, Carahasani (raionul Ştefan
Vodă), Stolniceni (raionul Hînceşti), Cărbuna (raio-
nul Ialoveni), şi Sălcuţa (raionul Căuşeni) – V. Paşa,
S. Popovici;
- periegheze arheologice în raioanele Glodeni şi Fă-
leşti (iunie – iulie) – E. Uşurelu;
- şantierul arheologic Raşcov VIII, raionul Camenca
– staţiune din epoca paleoliticulul superior (iulie -
august) – S. Covalenco, V. Burlacu;
- cercetări de suprafaţă la aşa-numita „Masa lui Petru
I al Rusiei” de la Semeni, Zagorancea (r. Ungheni)
(martie) – L. Bacumenco, I. Ursu;
- cercetări de suprafaţă şi sondaj arheologic în mi-
crozona satului Horodca, raionul Ialoveni (aprilie)
– V. Iarmulschi;
- lucrări în necropola scitică tîrzie din raionul Slobo-
zia (iunie); cercetări în cetatea Bender (august); in-
vestigaţii în aşezarea de la Tarasova, raionul Rezina
(august); coordonarea săpăturilor de salvare efectu-
ate în patru tumuli de lîngă satul Doibani, raionul
Dubăsari (septembrie) – N. Telnov;
- recunoaşteri arheologice în raza localităţilor Ialo-
veni şi Dănceni (octombrie) – V. Vornic, S. Kurcea-
tov, L. Ciobanu şi V. Iarmulschi;
- cercetarea unui mormânt sarmatic descoperit lîngă
comuna Truşeni (iunie) – V. Vornic, S. Tabuncic.
Au fost elaborate patru rapoarte ştiinţifice:
S. Bodean, Raport despre investigaţiile efectuate în
aşezarea culturii Cucuteni-Tripolie, Horodca X (cam-
pania 2005).
S. Covalenco, Отчет о полевых исследованиях
pашковского отряда Днестровской экспедиции о
раскопках стоянки верхнего палеолита Рашков VIII
в 2006 г. – 1,4 c.a.
S. Covalenco, Oтчет об археологических ис-
следованиях в пещерном комплексе Голерканы-
Маркауцы в 2006 г. – 1,75 c.a.
V. Vornic, L. Ciobanu, V. Iarmulschi, I. Ursu, Raport
despre investigaţiile arheologice din 2006 de la Ialoveni.
Concomitent cu realizarea compartimentelor ştiin-
ţifice, îndeplinite în volumul preconizat, cercetătorii
Centrului au fost antrenaţi şi într-o serie de alte acti-
vităţi: au efectuat stagieri în străinătate: Gh. Sîrbu,
I.Ursu – Rusia, O.Chitic, S.Popovici, V. Paşa – Ucrai-
na, L. Dergaciova – Austria, E.Uşurelu – Germania; au
participat la conferinţe şi întruniri ştiinţifice atît în ţară
241
cît şi peste hotare: V. Dergaciov – Budapesta (Unga-
ria), Roman (România), O.Leviţki – Cighirin (Ucrai-
na), Roman (România), M. Kaşuba – Tbilisi (Georgia),
R.Croitor – Aix-en-Provence (Franţa), O.Chitic – Iaşi
(România), V. Vornic – Bucureşti (România), S. Reab-
ţeva – Sankt-Petersburg (Rusia), Kiev (Ucraina) etc.;
au efectuat delegaţii de documentare în instituţiile de
profil: O.Leviţki – Complexul Muzeal Piatra-Neamţ,
Piatra-Neamţ, Institutul de Arheologie şi Istorie a Ar-
telor, Cluj Napoca (România), S.Bodean – Comple-
xul Muzeal Piatra-Neamţ, Piatra-Neamţ (România),
O.Chitic – Muzeul de Istorie a Transilvaniei, Cluj Na-
poca (România), V.Vornic – Institutul de Arheologie
„V. Pârvan”, Bucureşti (România), S. Reabţeva – Insti-
tutul Istoriei Culturii Materiale, Sankt-Petersburg (Ru-
sia), Muzeul de obiecte istorice de valoare al Ucrainei,
Kiev, Muzeul de Arheologie, Odesa (Ucraina), L. Der-
gaciova – Institutul de Arheologie, Universitatea de
Stat „T.Şevcenko”, Kiev (Ucraina), L. Bacumenco
– Institutul de Arheologie, Iaşi (România), L. Cioba-
nu – Muzeul de Arheologie, Odesa (Ucraina), etc.; au
fost invitaţi în calitate de referenţi oficiali la susţinerea
tezelor de doctor în ştiinţe: V. Dergaciov – teza de dr.
hab. S.N.Sanjarov (Kiev); activează în calitate de pro-
fesori universitari: O.Leviţki – Universitatea Pedagogi-
că „I.Creangă”, S. Covalenco, R. Croitor – Şcoala An-
tropologică Superioară. Cercetătorii cu experienţă sînt
membri ai mai multor comisii: V.Dergaciov – Consiliul
Naţional pentru Acreditare şi Atestare a RM, V. Derga-
ciov, O. Leviţki – Comisia Arheologică a Ministerului
Culturii al RM şi seminare metodologice de profil.
Centrul de Arheologie are Contracte de colabora-
re ştiinţifică cu o serie de Instituţii de profil de peste
hotarele republicii: Eurasische Abteilung Deutsches
Archäologisches Institut, Berlin; Institut für Prähis-
torische Archäologie, Freien Universität Berlin, Ber-
lin (Germania); Institutul de Arheologie – Budapesta
(Ungaria); Institutul de Tracologie – Sofia; Institutul
de Arheologie – Sofia (Bulgaria); Institutul de Arheo-
logie „Vasile Pârvan” – Academia Română, Bucureşti;
Institutul de Arheologie – Filiala Iaşi a Academiei Ro-
mâne, Iaşi; Institutul de Arheologie şi Istorie a Arte-
lor – Filiala Cluj a Academiei Române, Cluj Napoca;
Centrul Internaţional de cercetare a culturii Cucuteni-
Tripolie – Complexul Muzeal Piatra Neamţ, Asociaţia
de studii pentru arheologie funerară – Institutul de cer-
cetări eco-muzeale, Tulcea (România) etc.
Larisa Bogataia, secretar ştiinţific
 In Honorem

К юбилею Николая Петровича Тельнова

Николай Петрович принадлежит к первому по-

слевоенному поколению – он родился 1 февраля
1948 г. в с. Дмитриевка Ракитинского района Бел-
городской области, в самом центре России. В его
сердце слились любовь к тихим белгородским по-
лям и многоцветным холмистым пейзажам Молдо-
вы. Его жизнь неотделима от радостей и горестей
страны, в которой он живет и для которой работа-
ет. Детские мечты, юношеское увлечение истори-
ей, археологией вылились в дело всей жизни. Это
сотни исхоженных дорог и полей (его страсть как
любого археолога – разведки), когда оживает карта,
когда сопричастность к прошлому наиболее ощути-
ма. Николай Петрович – раскопщик и разведчик от
Бога, он прекрасно чувствует землю, а его умению
«разговорить» местных жителей позавидует любой
психолог. За его плечами участие и руководство бо-
лее 30 археологическими экспедициями в Молдове,
Украине, Румынии. Им тщательно обследованы и
изучены средневековые поселения в районе Старо-
го Орхея и Тарасово, скифские курганы в Буджак-
ской степи, впервые открыты и интерпретированы
древности свободных даков на территории Респу-
блики Молдова.
Ещё одна любовь Николая Петровича – Слово
(недаром он получил два образования – филологи-
ческое в Белгородском Государственном Педаго-
гическом Институте и историческое – в Одесском
Государственном Университете). Он стремится сам
и приучает нас, своих коллег, к чёткости мысли и
лаконичности формулировок. Н.П. Тельнов автор
и соавтор 140 научных работ, среди которых моно-
графии и крупные обобщающие работы: «Курганы
Буджакской степи» (1989), «Алчедарское древне-
русское поселение» (1997), «История Республики
Молдова» (1997), «Восточнославянские древности
Днестровско-Прутского междуречья в VIII-X вв.»
(2001), «И…разошлись славяне по земле» (2002),
«Свод археологических памятников Каменского рай-
она» (2006). Зачастую выполняет он и редакторскую
работу – является членом редколлегий, ответствен-
ным секретарём и ответственным редактором цело-
го ряда периодических и коллективных изданий.
Поступив в 1979 г. на работу в Институт Архео-
логии Академии наук Республики Молдова, где ра-
ботает и поныне, Николай Петрович прошел весь
путь от старшего лаборанта до ведущего научного
сотрудника и заведующего Отделом античной и
средневековой археологии. Сфера его научных ин-
тересов разнообразна, тут и давнишняя затаённая
любовь юношеских лет – палеолит, античность, и
дело всей жизни – изучение средневековых древ-
ностей, археологических культур славян. В 1990
г. Н.П. Тельнов, после завершения годичной ста-
жировки в Ленинградском Отделении Института
Археологии АН СССР, успешно защитил там же
кандидатскую диссертацию на тему «Восточносла-
вянские древности Днестровско-Прутского между-
речья VIII-X вв.».
В 1999 г., после ухода на педагогическую рабо-
ту долгие годы руководившего Отделом античной
и средневековой археологии П.П. Бырни, Николай
Петрович возглавил наш Отдел. Это руководство
он воспринял как большую ответственность за со-
хранение того дружного творческого коллектива,
который сформировал П.П. Бырня. Как-то Н.П. об-
молвился, что если человек хоть чуть-чуть попал
в начальники, он должен беспрестанно слушать
песню по «батяню комбата, который не прятался за
спины ребят», чтобы не забыть, что не люди для
него, а он работает для людей. Николай Петрович
не только сохранил и сплотил Отдел, но всегда под-
держивает в нём дух взаимопомощи и уважения,
 In Honorem
умеет выявить и помочь развить в коллегах и учени-
ках их лучшие качества. А когда почувствовал, что
может передать Отдел в надёжные руки, Николай
Петрович как-то очень тихо и незаметно сделал это
и сконцентрировался на том, что является призва-
нием всей жизни – занятия наукой, экспедиционная
работа, обучение и воспитание молодых коллег.
Неподдельный живой интерес к людям, педаго-
гический талант, стремление не только поделиться
знаниями, но и понять и поддержать окружающих
делают Николая Петровича прирожденным Учите-
лем. Это проявилось ещё и в годы педагогической
работы в средней школе (в 1973-1979 гг.), когда
ему было тесно в рамках школьной программы и
он создал замечательный кружок, который подарил
детворе радость новых открытий, увлекательных
археологических и краеведческих экспедиций. Это
чувствуем постоянно и мы, Николай Петрович ис-
подволь учит нас не только нашему ремеслу, но и
является образцом порядочности и щепетильности.
243
С ним всегда хорошо, надёжно и в те периоды, ког-
да он не занят своими раскопками, коллеги часто
приглашают его на подмогу в свои экспедиции.
Педагогический талант Николая Петровича нашел
замечательное применение в лекционной и научно-
педагогической работе, которую он ведёт в Придне-
стровском Государственном Университете им. Т.Г.
Шевченко, где он работает с 1999 г. в должности
доцента кафедры отечественной истории, а с 2003 г.
возглавляет Научно-Исследовательскую Лаборато-
рию «Археология». Под его руководством молоды-
ми исследователями ведётся подготовка целого ряда
диссертационных исследований. Первый из его уче-
ников уже успешно защитил свою работу в ноябре
2007 г. на кафедре археологии МГУ в Москве.
Дорогой Николай Петрович! В Ваш знаменатель-
ный юбилей мы хотим пожелать Вам новых твор-
ческих свершений, интересных полевых и каби-
нетных открытий, а Вашей замечательной дружной
семье счастья и благополучия.
От имени коллег и себя лично
Светлана Рябцева
 К 60-летию ВЯЧЕСЛАВА МУРАТОВИЧА БИКБАЕВА

Разные пути-дороги приводят людей в профессию.

И чем они запутаннее, тем вернее указывают на вну-
треннюю необходимость человека заниматься имен-
но этим делом. Археология привлекает поначалу тех,
кто романтичен и любит фантазировать. А остаются в
ней только те, кто очень любит работать, не теряя при
этом романтизма и фантазии.
Именно к таким людям относится наш юбиляр, не-
утомимый и пытливый в работе, Вячеслав Муратович
Бикбаев. Сотрудник Отдела археологии, преистории
и античности Национального Музея Археологии и
Истории Молдовы.
Он родился 18 декабря 1948 г. в городе Сынжерей
(бывший Лазовск) в семье интеллигентов. Мама, Ма-
рия Владимировна, с Украины, по профессии врач.
Отец, инженер-землеустроитель Мурат Мухамедо-
вич Бикбаев, покинул семью, когда Слава был совсем
маленький. Отца заменил отчим. Личность яркая,
самобытная и оригинальная. В экспедиционных бе-
седах у костра или за столом Вячеслав не раз возвра-
щался к этому человеку. В его судьбе отразился весь
прогрессивно-трагический ХХ век. Эрик Зигмундович
Ноджь (Наги), венгр по происхождению, выпускник
Бухарестского мединститута, профессионально играл знал, что это материалы из разрушенных поселений.
на скрипке, владел почти всеми основными европей- В шестом классе, когда семья вернулась в Молдавию,
скими языками. В юности романтик, путешество- он был уже асом разведки. Ходил, чётко отслеживая
вавший по Африке. В Бессарабию попал по призыву материалы на уровне дневной поверхности. Так, не-
вместе с румынской армией сотрудником медицинской посредственно во дворе собственного дома, углядел
службы. Затем плен и 11 лет лагерей. На родину он не наконечник бронзового копья. Занимаясь лёгкой атле-
вернулся. В сынжерейской больнице работал врачом- тикой (бег по полям), выбежал на поселение римского
пульмонологом. Энергия талантов не позволяла ему времени. Стараясь стать профессионалом, записался в
сидеть на месте. Он организовал в городе школу вер- археологический кружок, который вёл преподаватель
ховой езды, где обучал мальчишек. Обладая абсолют- географии. Из детских впечатлений его очень поразил
ным слухом, пел в ансамбле Дома культуры. случай с одноклассником. Заразившись археологией
Такая интеллектуально творческая атмосфера се- и блуждая по полям, тот нашёл наконечник дротика.
мьи, судя по всему, и сформировала спокойный, ува- За что и был примерно отлуплен родителем: «Делом
жительный, деликатный характер Вячеслава Мурато- надо заниматься…».
вича. И когда он берёт гитару, то звучат романтиче- По окончании школы Вячеслав выбрал правильное
ские переборы классики. дело: поступил в 1967 г. в один из престижнейших ву-
Судьба исподволь руководила мальчишкой. Непо- зов СССР, в Институт иностранных языков в городе
средственно с археологией он столкнулся во 2 классе, Горький (ныне снова Нижний Новгород). Проучив-
на Дону, где тогда жила семья. Волны Цимлянского шись год, бросил: «Слишком много политики и науч-
водохранилища выносили на берег кости, черепки, ного коммунизма». Вернулся в родной город с мечтой о
а он носил их домой, собирая коллекцию. Уже тогда Ленинградском Университете. Кормиться однако надо
 In Honorem
было уже самому…Работал лаборантом, рабочим, вос-
питателем. Судьба всё же вела его своей тропой. Об-
наружив разновременные поселения у с. Илинешть,
по собственной инициативе отправил материалы по-
сылкой в Кишинёв, в Республиканский Краеведческий
музей. Почти два года, как энтузиаст, собирал архео-
логические материалы для Бельцкого краеведческого
музея, пополняя его фонды. Одно время работал там.
Определяющей для него стала учёба на истфаке Го-
сударственного Университета Молдовы (1978-1984).
Будучи ещё студентом, он уже был принят на рабо-
ту в Музей Археологии при Институте археологии
Академии наук Молдавии. Здесь и проработал до ре-
организации Института в 2006 г. Тогда Музей и его
сотрудники были переведены в Национальный Музей
Археологии и Истории Молдовы.
Как археолог он начал работать уже с 1974 г., когда
состоялось его судьбоносное знакомство с В.И. Марке-
вичем, первая «настоящая» экспедиция в Костешть, и
последующее почти 20-летнее с ним сотрудничество.
В.М. Бикбаев участвовал в исследовании почти всех
известных теперь трипольских поселений, таких как
Брынзень IV, VIII, ХI; Варваровка VIII, Флорешть III,
Рэдулений Векь II. Это была очень хорошая профессио-
нальная школа, правда, почти не оставлявшая возмож-
ности работы по своей теме. Времена года тогда дели-
лись для него всего на два периода: экспедиционный
и камеральный. Под руководством В.И. Маркевича, в
середине 80-х годов, В.М. Бикбаев принимал активное
участие в организации Археологического музея Акаде-
мии Наук Молдовы.
Сферу своих интересов он определил сам, выбрав
Позднее Триполье, этап С1. Целеустремлённо, исполь-
зуя любую возможность, набирал материалы. Возмож-
ность предоставлялась в конце сезона, когда начина-
лись дожди либо уже падал снег. И, конечно, «святое
дело» поработать в свой отпуск. Так, в основном, были
исследованы поселения: Главан I (1981), Шуры I (1984),
Бологань I (1985), Ханкэуць I (1985-1986). Их обработ-
ка и анализ большого круга материалов позволили ему
выделить новый тип памятников — Кирилень.
За более чем сто лет изучения Кукутень-Триполья
от Карпат до Днепра, кажется, что всё уже сказано.
Однако, В.М. Бикбаев, основываясь на очень вырази-
тельных материалах собственных раскопок и сборов,
затрагивает наиболее сложные вопросы реконструк-
ции мировоззрения носителей этой культуры. Он вос-
станавливает ритуалы, связанные с оставлением три-
польцами гончарных печей, а лицевые амфоры рас-
сматривает как модели мира. Текст от В.М. Бикбаева
проработан и прочувствован на все 200%.
При всём том, Вячеслав остаётся гением развед-
ки. Нет такого Свода по археологическим культурам
245
Молдовы, где бы не было его фамилии как первоот-
крывателя. Соединяя опыт и неиссякаемый интерес,
он постоянно в поисках новых материалов. Более тре-
ти всех неолитических памятников Молдовы найде-
ны им. В 1995 г., по просьбе директора, он собирал
материалы для Унгенского музея. И конечно выявил
и идентифицировал единственный для Молдовы па-
мятник классической Кукутень. Также он формировал
экспозицию Музея села Пепень своего родного Сын-
жерейского района.
Любое дело, за которое брался и берётся Вячес-
лав Муратович, сделано добросовестно и честно. Он
единственный в республике, кто профессионально
владеет методами аэрофотосъёмки и их расшифров-
ки. Интересующийся всем новым, в 1977 г. он позна-
комился с К.В. Шишкиным (Москва) и ассистировал
ему, уточняя на местности аномалии, прослеженные
с воздуха. С 1999 года он уже член международной
ассоциации „Aerial Archeologic Research Group”. Спе-
циализация продолжилась в Чехии в 2000-2003 гг., где
Вячеслав работал научным сотрудником Отдела Пре-
истории Института археологии в Праге. Под руковод-
ством Мартина Гойды он продолжил практиковаться
в «воздушной археологии». Полученные знания с
большим успехом применяются им в настоящее время
при интерпретациях конкретных памятников Молдо-
вы. Очень интересная исследовательская работа про-
ведена по материалам аэрофотосъёмки знаменитого
среди профессионалов энеолитического поселения
Петрень. Не менее ценные результаты получены и для
поселений культуры Ноуа (Бикбаев В.М. «Башни Пе-
трен» Tyragetia, Vol. I [XVI] nr. 1, Chisinau 2007, 9-26;
Bicbaev V., Sava E. Interpretarea fotogramelor aeriene
ale unor situri Noua. Memoria Antiqvitatis XXIII, Piatra
Neamţ 2004, 335-353).
В этом же русле интереса к постижению нового на-
ходятся и уникальные лингвистические способности
юбиляра. Он владеет семью языками, среди которых
русский, румынский, украинский, чешский, немец-
кий, французский, английский. Причём в русском,
чешском и румынском он профессиональный пере-
водчик. Талантливый человек, талантлив во всём. Его
способности перешли к умным и красивым детям, На-
талье и Андрею. Мальчишка так же, как и отец, любит
задумчиво перебрать струны гитары.
Мы, бывшие и настоящие коллеги юбиляра, со-
трудники Центра археологии Института Культурного
наследия Академии наук, Национального Музея Ар-
хеологии и Истории Молдовы поздравляем Вячеслава
Муратовича с юбилеем и желаем ему доброго здоро-
вья, научного долголетия, реализации всего задуман-
ного, и, конечно, новых открытий в поле, без которых
немыслима жизнь настоящего археолога.
По поручению друзей и коллег
ОЛЬГА ЛАРИНА
 Valentin Dergaciov la 65 de ani

Pasiunea pentru studiul antichităţilor s-a transformat

în cazul dlui Valentin Dergaciov într-un destin, care i-a
oferit bucuria mai multor descoperiri în calea infinită a
cunoaşterii. Venind în arheologie deja format ca perso-
nalitate, a avut şansa obţinerii unei pregătiri teoretice
solide la Catedra de Arheologie a Universităţii de Stat
din Sankt Petersburg (atunci Leningrad). A urmat un
stagiu de doctorat la Institutul de Arheologie al Acade-
miei de Ştiinţe a URSS şi susţinerea tezei de doctor în
anul 1978, iar în 1989 – a celei de doctor habilitat în
ştiinţe istorice. Actualmente V.A. Dergaciov a devenit
unul dintre cei mai recunoscuţi cercetători ai unei în-
tregi suite de culturi arheologice din regiunea Carpato-
Balcanică.
Are în spate un bogat bagaj de experienţă de teren
(zeci de monumente descoperite şi cercetate) şi carie-
ra de la laborant pînă la director al Institutului de Ar-
heologie, apoi şi director al Institutului Patrimoniului
Cultural al AŞM. Obişnuinţa acumulată de ani în şir
de a analiza detaliat diferite aspecte ale problematicii
ştiinţifice şi de a trage pe baza lor concluzii generali-
zatoare, i-au permis să pătrundă în specificul diferit al
institutelor unite sub un singur acoperiş – arheologie, din epoca bronzului aflate în muzeele din Republica
etnologie şi studiul artelor – şi să devină un neobosit Moldova, Ukraina, Rusia, România, Bulgaria, Ungaria
generator de noi proiecte interesante, orientate spre şi Serbia, analiza lor tipologică, statistică şi tehnologi-
studiul patrimoniului cultural şi al multiplelor tradiţii că meticuloasă i-a permis dlui Dergaciov să ajungă la
etnoculturale din Republica Moldova. nivelul unor elaborări de sinteză în domeniul paleome-
Sfera de interese ştiinţifice ale dlui V. Dergaciov este talurgiei în particular, iar în general – în cel al cerce-
foarte largă: cercetarea culturilor arheologice din neo- tării proceselor culturale pe teritoriul Europei de Est,
litic şi epoca bronzului, examinarea problemelor con- Sud-Est şi Centrală. O analiză la fel de minuţioasă a
troversate legate de istoria tracilor timpurii, studierea sceptrelor de piatră l-a apropiat într-o oarecare măsură
procesului de indoeuropenizare a comunităţilor cultu- de clarificarea chestiunii referitoare la constituirea sis-
rale din Europa de Sud-Est şi Centrală. În baza acestor temului de simboluri şi în semne ale puterii. În lucra-
elaborări, au văzut lumina tiparului o serie întreagă de rea sa Despre sceptre, despre cai, despre război. Studii
publicaţii, inclusiv 17 monografii şi broşuri, apărute în în susţinerea concepţiei migraţioniste a M. Gimbutas
Republica Moldova, Germania, România, Rusia. Multe autorul ne determină să reconsiderăm sensul anumitor
dintre tezele de bază ale lucrărilor Domniei Sale au fost versuri din opera lui Homer, găsind în ele referiri la
prezentate cu succes la conferinţe ştiinţifice internaţio- astfel de atribute ale puterii, de asemenea – mărturii cu
nale ce au avut loc în Anglia, Italia, Germania, Belgia, privire la locurile odihnei de veci a regilor şi eroilor,
Turcia, Cehia şi alte ţări. înmormîntaţi cu sceptrele lor alături.
Dezvoltarea ştiinţei arheologice este de neconceput Lucrările publicate în ultimul timp, îndeosebi Despre
fără o muncă migăloasă, deseori de rutină, cu materia- sceptre..., au stîrnit un val întreg de recenzii – mai ales
lul descoperit. Studierea colecţiilor de unelte de metal pozitive, dar şi negative. Această realitate demonstrea-

ză faptul că Dergaciov continuă să rămînă pe făgaşul
ultimelor elaborări din arheologia europeană şi mon-
dială, nu se teme de oponenţi puternici şi are ce să le
răspundă în replică.
Pasiunea pentru arheologie – iată, se pare, trăsătura
caracteristică de bază a savantului Valentin Dergaciov,
care la rîndul său apreciază preferenţial această calitate
la colegii şi subalternii săi. Cu sprijinul şi susţinerea
lui nemijlocită mai mulţi tineri cercetători ai Institutu-
lui de Arheologie au obţinut stagieri în cele mai mari
centre ştiinţifice din Europa. O mare atenţie acordă dl
doctor habilitat V. Dergaciov şi activităţii pedagogice,
pe care o desfăşoară cu succes atît în Republica Moldo-
va, cît şi peste hotarele ei, unde a ţinut prelegeri în faţa
studenţilor de la universităţile din Berlin, Heidelberg,
Cambridge, Liège, Krakowia, Budapesta.
Pe parcursul întregii sale cariere ştiinţifice, din tine-
247
reţe şi pînă acum, dl doctor habilitat V. Dergaciov a re-
zervat întotdeauna timp şi energie pentru popularizarea
cunoştinţelor ştiinţifice din domeniul arheologiei prin
publicarea mai multor articole, acordarea interviurilor
la posturile de radio şi TV, în presă, editarea de broşuri,
pliante, seturi de ilustraţii, precum şi prin lecţii publice
în timpul deplasărilor efectuate peste hotare.
Îl felicităm cordial pe distinsul omagiat, doctor habi-
litat Valentin Dergaciov cu prilejul jubileului de 65 de
ani de la naştere, dorindu-i multă sănătate, noi realizări
în domeniul arheologiei şi a ştiinţelor conexe de care
este preocupat în ultimul timp şi care îi aduc reale sa-
tisfacţii intelectuale. Sîntem absolut siguri că Domnia
Sa va continua şi mai departe să ne “contamineze” cu
pasiunea şi devotamentul său deosebit pentru arheolo-
gie, iar noi ne vom strădui mereu să fim destoinici de
încrederea acordată.
 In Memoriam
Памяти Владимира Петровича Ванчугова
(1948-2007)
15 декабря 2008 г. кандидату исторических наук,
директору Одесского Археологического музея НАН
Украины, известному исследователю позднего брон-
зового века Северо-Западного Причерноморья Влади-
миру Петровичу Ванчугову исполнилось бы 60 лет. К
сожалению, безвременный уход из жизни не позволил
отметить эту круглую дату нашего коллеги-археолога.
Тяжёлая, неизлечимая болезнь вырвала его из наших
рядов почти за год до юбилея.
В.П. Ванчугов родился в семье военнослужащих
в небольшом селе Селетино, в Северной Буковине.
Детство прошло в городах Берегово и Мукачево в
Закарпатской области Украины. Там, после оконча-
ния средней школы и службы в армии, он поступил в
Ужгородский государственный университет. Любовь
к археологии появилась в самом начале трудовой дея-
тельности, когда он работал в составе Закарпатской ге-
ологической экспедиции. Далее, во время учебы в уни-
верситете, эта любовь развилась в профессиональную
направленность на всю оставшуюся жизнь. Работая в
археологических экспедициях и лабораториях Ужго-
родского университета под руководством профессора
Эдуарда Альбертовича Балагури, Владимир навсегда
связал свою научную деятельность с изучением памят-
ников эпохи поздней бронзы. Археология Закарпатья
с её замечательными археологическими культурами,
богатыми кладами бронзовых предметов, связанными
с Юго-Восточной и Средней Европой, дала исследо-
вателю необходимый импульс для изучения позднего
бронзового века Северо-Причерноморских степей.
Дальнейшая научная и жизненная биография В.П.
Ванчугова, вплоть до последних дней, была связана
с Одессой. В начале была работа на кафедре истории
древнего мира Одесского Государственного Универ-
ситета им. Мечникова. Потом он стал заместителем
директора по научной работе Одесского Археологи-
ческого музея, а с 1987 г. становится директором этого
старейшего на юго-западе Украины научного учреж-
дения.
Несмотря на всю сложность и ответственность ру-
ководящей должности, подразумевающей по большей
части административную деятельность, В.П. Ванчу-
гов продолжал заниматься исследованиями памят-
ников позднего бронзового века Северо-Западного
Причерноморья. В разные годы его научными руко-
водителями были такие известные ученые как про-
фессоры А.И. Тереножкин и П.О. Карышковский.
Немаловажное значение имело сотрудничество с
одесскими коллегами-археологами В.Н. Станко, И.Т.
Черняковым и Л.В. Субботиным, которое отразилось
в ряде статей по проблемам финальной бронзы Дунай-
Днестровского региона.
Стремление к изучению археологических культур
позднебронзового периода в регионе дало свои ре-
зультаты. В 70-е гг. ХХ столетия в результате разведок
и раскопок на севере Одесской области Украины была
открыта и выделена Балтская группа памятников бе-
лозерской культуры. А на территории Нижнего По-
дунавья, благодаря исследованиям ряда поселений, в
том числе и Ялпуг IV под Болградом, была определена
западная граница памятников белозерской культуры.
Материалы исследований в нижнедунайском регио-
не позволили определить верхнюю хронологическую
дату культуры Белозерка началом Х в. до н.э. Совмест-
ные археологические раскопки с одесским коллегой
Л.В. Субботиным привели к открытию на тот момент
крупнейших могильников белозерской культуры у сс.
Кочковатое, Васильевка, Широкое (Алкалия) и Каль-
чево. Так, к ранее исследованной материальной куль-
туре добавились яркие, по своей индивидуальности,
черты погребального обряда белозерского времени
Днестро-Дунайского междуречья. Соотношения саба-
тиновской с генетически родственной ей белозерской
культуры определились в результате работ совместной
экспедиции ОГАМ и ОГУ на поселении Вороновка II
в приморской части Буго-Днестровского междуречья.
Материалы исследований этого неординарного памят-
ника нашли отражение в коллективной монографиче-
ской работе. В процессе раскопок удалось определить
неразрывное существование культур позднего бронзо-
вого века: от позднего этапа сабатиновской культуры
к раннему этапу белозерской культуры.
В 1987 г. В.П. Ванчугов успешно защищает в Киеве
кандидатскую диссертацию по теме «Заключитель-
ный период бронзового века в Северо-Западном При-
черноморье», материалы которой явились базовыми
для написания монографии «Белозерские памятники
в Северо-Западном Причерноморье» (1990). В 1991-
1992 гг. выходят в свет две коллективные монографии
при непосредственном участии В.П. Ванчугова «Кур-
 In Memoriam
ганы Приморской зоны Днестро-Дунайского между-
речья» и «Вороновка II – поселение позднего бронзо-
вого века в Северо-Западном Причерноморье».
В середине 90-х – начале 2000-х гг. В.П. Ванчугов
участвует в работе многих международных конферен-
ций и конгрессов в Румынии, Болгарии, Греции, Гер-
мании, Франции и Великобритании, результатом чего
стало более 50 опубликованных печатных работ. При
этом интересы учёного охватывают широкий диапа-
зон культур от позднего бронзового века вплоть до по-
явления исторических киммерийцев.
В 1997-1999 гг. В.П. Ванчугов, в сотрудничестве
с профессорами И.Никулицэ (Кишинэу) и П.Роман
(Бухарест), являлся руководителем совместной
украинско-молдавско-румынской экспедиции на Ниж-
нем Дунае возле сс. Новосельское и Орловка Рений-
ского района Одесской области Украины. Несмотря
на сжатые сроки работ и ограниченные финансовые
средства, экспедиция исследовала целый ряд археоло-
гических памятников, начиная с эпохи энеолита и за-
канчивая поздним средневековьем. Наиболее яркими
явились находки из комплексов финальной бронзы,
раннего и среднего гальштата. Материалы раскопок
из Нижнего Подунавья увидели свет в коллективных
работах: „Cercetările arheologice de la Novoselskoe-Satu
Nou”; „Cercetările arheologice de salvare de la Orlovka-
Cartal-Campania 1998”; „Rezultatele perieghezelor
arheologice în stepele Bujeacului din anul 1997”, опу-
бликованных в сборнике „Cercetări arheologice în
aria nord-tracă (1999)”. Не прекращались исследова-
ния и по наиболее любимой тематике – белозерской
культуре региона. Так, в международном сборнике
Thraco-Dacica (2000) выходит работа „Noi complexe
ale culturii Belozerka în zona dintre Nistru şi Prut”, со-
вместно с одесским коллегой Л.В. Субботиным.
Однако немало времени отнимало руководство
Одесским археологическим музеем. Благодаря усили-
ям В.П. Ванчугова и его небольшого, но сплочённого
коллектива, музей выстоял в сложнейшее постпере-
строечное время – не закрылся, продолжая функци-
онировать даже тогда, когда поток посетителей вре-
менно прекратился. Без заботы государства здание
ветшало, экспозиции не возобновлялись. Доходило
до того, что музей охранялся по ночам только сила-
ми собственных сотрудников. Но после этих невзгод,
учитывая в немалой степени энтузиазм директора и
его коллег, а также финансовую помощь Одесского
Греческого фонда, в здании был произведен ремонт,
и двери музея вновь открылись для экскурсантов.
Передвижные экспозиции Одесского музея побыва-
ли в ряде европейских стран. Возобновилось между-
народное сотрудничество. В ряде районов Одесской
области начали работать совместные с коллегами из
разных стран археологические экспедиции. В музее
часто проходили и проходят рабочие встречи по об-
249
мену опытом с зарубежными учёными. А экскурси-
онные бюро города теперь включают посещение ар-
хеологического музея в обязательную программу, и у
красивой клумбы перед входом в музей всегда фото-
графируются новобрачные.
Одним из последних исследований В.П. Ванчугова
являлось изучение древнейших фибул Восточной Ев-
ропы. Анализируя находки этой разновидности брон-
зовых застёжек в ареале белозерской культуры, автор
нашел их существенное отличие от балканских и сре-
диземноморских аналогов и выделил их в локальный
северопонтийский вариант смычковых застёжек. По-
сле ряда предварительных статей В.П. Ванчугов гото-
вил монографию по данной проблеме. Но неотложные
административные обязанности, связанные с руковод-
ством музея, и ухудшающееся состояние здоровья не
позволили ему завершить начатое дело.
Я дружил с Володей Ванчуговым с 1979 г. Встре-
чаясь в Одессе или в Кишинэу, а также на различных
конференциях в ближнем и дальнем зарубежье, мы,
часто перебивая друг друга, обменивались инфор-
мацией и спорили о проблемах археологии позднего
бронзового века, и в первую очередь о белозерской
культуре, которой занимались оба. В 1985 г. Володя
взял отпуск за свой счёт и приехал ко мне в экспе-
дицию в с. Казаклия, где велись раскопки курганно-
грунтового могильника белозерской культуры. Стояла
поздняя осень, рабочих практически не было, поэто-
му целый ряд белозерских захоронений мы раскопали
вдвоём. В первый же день совместной работы Воло-
дя нашел каменное изваяние белозерской культуры в
одном из погребений. Мне не забыть эмоциональный
подъём Владимира, когда в процессе расчистки, вы-
нимая из заполнения могилы очередную находку, он
тут же её комментировал: «Смотри! Корчага II типа, а
вот «бабадагский» черпак в паре с типичным белозер-
ским кубком!» Взяв из моих рук несколько невырази-
тельных фрагментов железной проволоки, найденных
в погребении 54, он вдруг оживился: «Да это же ку-
сочки железной фибулы!» Железо и так крайне ред-
ко встречалось на белозерских памятниках, а фибулы
вообще явиляются редким исключением. Последняя
наша встреча произошла в Одессе в конце августа
2006 г. Кажется, мы обсуждали новые находки кельтов
кардашинского типа, хранившихся в какой-то частной
коллекции в Одессе и перспективы продолжения рас-
копок киммерийского могильника у с. Суворово на
озере Катлабух под Измаилом. Но несколько месяцев
спустя, в апреле 2007 г. Володи не стало…
Часто, перечитывая работы В.П. Ванчугова, про-
должаю с ним советоваться или, наоборот, спорить.
Жизнь продолжается…
Сергей Агульников
 LISTA ABREVIERILOR – СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ – LIST OF ABBREVIATION

AM Arheologia Moldovei. Academia Română – Filiala Iaşi, Institutul de Arheologie Iaşi,

Bucureşti, România
Arhiva IAE AŞM Arhiva Institutului de Arheologie şi Etnografie al Academiei de Ştiinţe a Moldovei,
Chişinău
Arhiva MNAIM Arhiva Muzeului Naţional de Arheologie şi Istorie a Moldovei, Chişinău
BCH Bulletin de correspondance hellenique
B.THR Bibliotheca Thracologica, Bucureşti, România
CAANT Cercetări Arheologice în Aria Nord Tracă, Bucureşti, România
CA privind IV a RPR Cercetări Arheologice privind Istoria Veche a Republicii Populare Române, Bucureşti
CNRS Congress National de Recherches Scientufique, Franţa
Dacia N.S. Dacia. Recherches et découvertes archéologiques en Roumanie, Bucureşti, I (1924) – XII
(1948). Nouvelle Série: Revue d’archéologie et d’histoire ancienne, Bucureşti, România
Hierasus Anuarul Muzeului Judeţean Botoşani, România
INQUA International Union for Quaternary Research
MA Memoria Antiquitatis, Acta Musei Petrodavensis, Revista Muzeului de Istorie Piatra-Neamţ,
România
MCA Materiale şi сercetări аrheologice, Bucureşti, România
Mitt. AGW Mitteilungen der Anthropologischen Gesellschaft in Wien
PAS Prähistorische Archäologie in Südosteuropa, Germania
PBF Prähistorische Bronzefunde; München/Stuttgart, Germania
SCIV(A) Studii şi Cercetări de Istorie Veche (din 1974 Studii şi Cercetări de Istorie Veche şi Arheologie),
Bucureşti, România
TD Thraco-Dacica, Bucureşti, România
UPA Universitätsforschungen zur Prähistorischen Archäologie, Bonn, Germania
АДУ Археологiчнi дослiдження в Украiнi, Киев, Украина
AИМ Археологические исследования в Молдавии, Кишинэу, Молдова
АКМ Археологическая карта Молдавии, Кишинэу, Молдова
АО Археологические открытия, Москва, Россия
АП Археологiчнi пам’ятки УРСР, Киев, Украина
АСГЭ Археологический сборник Государственного Эрмитажа, Ленинград/Санкт-Петербург, Россия
ВГМГ Вестник Государственного музея Грузии, Тбилиси, Грузия
ВДИ Вестник древней истории, Москва, Россия
ДСПК Древности степей Северного Причерноморья и Крыма, Запорожье, Украина
Зап. ИИМК Записки Института истории материальной культуры, Санкт-Петербург, Россия
ЗОАО Записки Одесского археологического общества, Одесса, Украина
Изв. АбИЯЛИ Известия Абхазского института языка, литературы и истории, Тбилиси, Грузия
ИГАИМК Известия Государственной Академии истории материальной культуры, Москва-Ленинград,
Россия
Изв. МФ АН СССР Известия Молдавского Филиала Академии наук СССР, Кишинэу, Молдова
ИРОМК Известия Ростовского областного музея краеведения, Ростов-на-Дону, Россия
КСИА Краткие сообщения Института археологии АН СССР, Москва, Россия
КСИИМК Краткие сообщения института истории материальной культуры, Москва-Ленинград,
Россия
МАИЭТ Материалы по археологии и этнографии Таврии, Симферополь, Украина
МАСП Материалы по археологии Северного Причерноморья, Одесса, Украина
МИА Материалы и исследования по археологии СССР, Москва-Ленинград, Россия
МИАР Материалы и исследования по археологии России, Москва, Россия
МДАПВ Материали i дослiження по археологii Прикарпаття i Волинi, Киев, Украина
НАВ Нижневолжский археологический вестник, Волгоград, Россия
НА ІА НАНУ Науковий архів Інституту археології НАН України, Київ, Украина
ПАВ Петербургский археологический вестник, Санкт-Петербург, Россия
РА Российская археология, Москва, Россия
СА Советская археология, Москва
САИ Свод археологических источников, Москва, Россия
СППК Старожитностi пiвничного Причорномор´я i Криму, Запорожье, Украина
Тр. АС Труды Археологического съезда, Москва, Россия
ТКИЧП Труды Комиссии по изучению четвертичного периода, Москва, Россия
ЦНАИ Центр новостроечных археологических экспедиций, Кишинэу, Молдова
 INFORMAŢII ŞI CONDIŢIILE DE EDITARE A REVISTEI ARHEOLOGICE

Stimaţi colegi

Institutul Patrimoniului Cultural al Acadeniei de Ştiinţe a Moldovei vă invită să prezentaţi materiale

pentru Revista Arheologică – volumul V, nr. 1-2, 2009

Consideraţii generale
Revista prevede publicarea lucrărilor arheologice şi rezultatele cercetărilor ştiinţelor interdisciplinare în domeniu,
care reflectă investigaţiile din spaţiul carpato-balcanic şi teritoriile limitrofe, în formă de:
• lucrări de sinteză;
• discuţii;
• materiale şi rezultate ale cercetărilor de teren;
• lucrări muzeografice;
• studii şi materiale ale ştiinţelor interdisciplinare;
• recenzii şi prezentări de cărţi;
• personalia;
• antologii;
• cronica cercetărilor ştiinţifice;
• sistemul de ocrotire a siturilor arheologice conform normelor internaţionale.

Toate genurile de lucrări pot fi prezentate în limba română, rusă, engleză, germană sau franceză.

Lucrările de sinteză, discuţiile, materialele şi rezultatele cercetărilor de teren, lucrările muzeografice, studiile şi
materialele ştiinţelor interdisciplinare prevăd unele cerinţe speciale.

Structura acestor lucrări este următoarea:

I. Adnotare:
La începutul textului principal se va introduce o adnotare în limba română, rusă, engleză, germană sau franceză.
Adnotările se vor prezenta în format: Times New Roman; Font size 10; Space 1,0. Volumul fiecărei adnotări nu va
depăşi 1500 caractere, inclusiv spaţiu.

II. Textul lucrării:

Volumul maximal nu va depăşi 1,5 c.a., inclusiv bibliografia şi ilustraţiile. Textul lucrărilor trebuie prezentat în
formă de manuscris şi în format electonic: Times New Roman; Font size 12; Space 1,5.

III. Planşele cu materialul ilustrativ

Planşele, în format A4, se vor prezenta în formă grafică clară, cu numerotarea poziţiei fiecărui obiect. Planşele
trebuie să fie numerotate. Materialul ilustrativ trebuie să fie însoţit de o listă a planşelor cu o legendă exhaustivă.
În cazul lucrărilor în limba rusă şi română legendele planşelor trebuie să fie asociate de o traducere în engleză,
franceză sau germană. Planşele şi lista planşelor se va prezenta şi în format electronic (TIF – nu mai puţin de 600
dpi).

IV. Bibliografie
Notele bibliografice din text se prezintă în original.
Exemple de note bibliografice în text (Petrache 1999, 15, fig. 3,4-6; Müller 1953, 123, Abb. 15,4-6; Петров
1999, 15, рис. 3,4-6)
Lista bibliografică se prezintă în ordine alfabetică la sfârşitul textului, conform condiţiilor următoare:
252

Modul de citare a monografiilor:

Bader 1978: T. Bader, Epoca bronzului în nord-vestul Transilvaniei. Cultura pretracică şi tracică (Bucureşti
1978).
Аванесова 1991: Н.А. Аванесова, Культура пастушеских племен эпохи бронзы азиатской части СССР
(Ташкент 1991).
Modul de citare a articolelor publicate în culegeri de lucrări ştiinţifice:
Metzner-Nebelsick 1998: C. Metzner-Nebelsick, Abschied von den „Thrako-Kimmeriern”? – Neue Aspekte
der Interaktion zwischen karpatenländischen Kulturgruppen der späten Bronz- und frühen Eisenzeit mit der
osteuropäischen Steppenkoine. In: (Hrsg. B. Hänsel und J. Machnik) Das Karpatenbecken und die osteuropäische
Steppe. Nomadenbewegungen und Kulturaustasch in den vorchristlichen Metallzeit (4000-500 v.Chr.) (München-
Rahden/Westf. 1998), 361-422.
Дергачев 1969: В.А. Дергачев, Поселение эпохи бронзы у села Слободка-Ширеуцы. В сб: (Отв. ред. Л.Л.
Полевой) Далекое прошлое Молдавии (Кишинев 1969), 110-122.
Modul de citare a lucrărilor publicate în ediţii periodice (reviste, jurnale etc.):
Zaharia 1990: E. Zaharia, La culture de Monteoru. La deuxième étape de développement à la lumière des fouilles
de Sărata-Monteoru (dép. de Buzău). Dacia N.S. XXXIV, 1990, 23-51.
Качалова 1970: Н.К. Качалова, Ильменские курганы. Археологический Сборник 12, 1970, 7-34.
Modul de citare a rezumatelor publicate în volumele de simpozioane, conferinţe şi seminare ştiinţifice:
Sava 1994: E. Sava, Investigaţiile istorico-arheologice în microzona Rudi-Tatărăuca Noua-Arioneşti, raionul
Donduşeni. Cronica cercetărilor arheologice. Campania 1993. A XXVIII-a Sesiune Naţională de rapoarte
arheologice, Satu Mare, 12-15 mai 1994 (Satu Mare 1994), 114.
Савва 1993: Е. Савва, Позднефракийский культурно-хронологический горизонт VII-VI вв. до н. э. в Молдове
(по материалам курганного могильника у с. Тринка). Първи международeн симпозиум «Севтополис».
«Надгробните могили Югоизточна Европа» Казанлък (България 1993), 55-56.
Modul de citare a rapoartelor ştiinţifice şi actelor de arhivă:
Larina ş.a. 1996: O.V. Larina, K.P. Wechler, V.A. Dergaciov, S.I. Kovalenko, V.M. Bicbaev, Periegheze arheologice
în raioanele Donduşeni, Drochia, Sîngerei în anul 1996. Arhiva MAE IAE AŞM. Inv. nr. 358 (Chişinău 1996).
Агульников 1987: С.М. Агульников, Отчет о полевых исследованиях Слободзейской новостроечной
экспедиции в 1987 г. Архив МАЭ ИАЭ АН РМ. Инв. № 266 (Кишинев 1988).

V. Lista abrevierilor

VI. Date despre autor:

numele, prenumele; gradul ştiinţifico-didactic; funcţia; instituţia; adresa; telefon, fax, e-mail.

Recenzii, prezentări de cărţi, personalii, antologii etc.

Materialele se prezintă în redacţia autorului, dar trebuie să corespundă normelor stabilite (Times New Roman; Font
size 12; Space 1,5). Volumul maximal – 0,5 c.a. (20000 caractere, inclusiv spaţiu)

Termenul final de prezentare pentru volumul V, nr. 1-2, anul 2009 este
31 august 2009
Manuscrisele şi varianta electronică pot fi prezentate direct la redacţie sau trimise prin poştă pe adresa: Colegiul
de redacţie Revista Arheologică, Institutul Patrimoniului Cultural al AŞM, bd. Ştefan cel Mare, 1, MD-2001,
Chişinău, Republica Moldova.

Informaţii suplimentare pot fi solicitate: tel: (037322) 27 06 02; 26 09 56(57)

E-mail: ipatrimoniu@asm.md; dergaciov@mdl.net
 ИНФОРМАЦИЯ И УСЛОВИЯ ИЗДАНИЯ АРХЕОЛОГИЧЕСКОГО ЖУРНАЛА

Уважаемые коллеги,

Институт культурного наследия Академии наук Молдовы приглашает Вас принять участие
в издании Археологического Журнала – том V, № 1-2, 2009 года

Основные положения:
В журнале будут опубликованы работы по археологии и междисциплинарным наукам, которые освещают
результаты исследований в Карпато-Балканском регионе и соседних территорий.
Основные рубрики журнала:
- аналитические работы
- материалы и результаты полевых исследований
- музеография
- междисциплинарные исследования
- рецензии
- антологии
- персоналии
- хроника научных исследований

Все виды работ могут быть представлены на румынском, русском, английском, немецком или французском
языке.

Основные требования к работам аналитического характера, материалам полевых исследований,

статьям по музеографии и междисциплинарным исследованиям

Структура этих работ должна быть следующей:

I. Аннотация
Перед основным текстом должна быть аннотация на трех языках: румынском*; русском; английском,
немецком или французском. Объем каждой аннотации не должен превышать 1500 символов. Аннотации
представляются в формате: Times New Roman; Font size 10; Space 1,0.

II. Рукопись основного текста:

Текст представляется в виде рукописи и в электронном варианте в формате: Times New Roman; Font size 12
ст; Space 1,5. Максимальный объем рукописи 1,5 а.л., включительно иллюстрации и список литературы

III. Иллюстрации
Представляются на формате А4 в четком графическом изображении. Каждый рисунок должен быть
пронумерован и сопровожден легендой. В случае работ на русском или румынском языке легенды рисунков
должны быть переведены на английский, немецкий или французский язык.
Желательно представить иллюстрированный материал и в электронном виде (TIF, не менее 600 dpi)

IV. Библиография
Сноски на библиографию в основном тексте даются в оригинале согласно следующей форме: (Петров
1999, 15, рис.3,4-6); (Müller 1953, 123, Abb. 15,4-6).
Список использованной литературы представляется в алфавитном порядке в конце основного текста, с
учетом следующих требований.

∗
Редколлегия может обеспечить перевод аннотации на румынский язык.
254

Примеры для монографий:

Bader 1978: T. Bader, Epoca bronzului în nord-vestul Transilvaniei. Cultura pretracică şi tracică (Bucureşti
1978).
Аванесова 1991: Н.А. Аванесова, Культура пастушеских племен эпохи бронзы азиатской части СССР
(Ташкент 1991).
Примеры для работ, опубликованных в сборниках:
Metzner-Nebelsick 1998: C. Metzner-Nebelsick, Abschied von den „Thrako-Kimmeriern”? – Neue Aspekte
der Interaktion zwischen karpatenländischen Kulturgruppen der späten Bronz- und frühen Eisenzeit mit der
osteuropäischen Steppenkoine. In: B.Hänsel und J. Machnik (Hrsg.), Das Karpatenbecken und die osteuropäische
Steppe. Nomadenbewegungen und Kulturaustasch in den vorchristlichen Metallzeit (4000-500 v.Chr.) (München-
Rahden/Westf. 1998), 361-422.
Дергачев 1969: В.А. Дергачев, Поселение эпохи бронзы у села Слободка-Ширеуцы. В сб: Далекое прошлое
Молдавии (Кишинев 1969), 110-122.
Примеры для работ, опубликованных в периодических изданиях:
Zaharia 1990: E. Zaharia, La culture de Monteoru. La deuxième étape de développement à la lumière des fouilles
de Sărata-Monteoru (dép. de Buzău). Dacia N.S. XXXIV, 1990, 23-51.
Качалова 1970: Н.К. Качалова, Ильменские курганы. Археологический Сборник 12, 1970, 7-34.
Примеры для работ, опубликованных в материалах конференций и семинаров:
Sava 1994: E. Sava, Investigaţiile istorico-arheologice în microzona Rudi-Tatărăuca Noua-Arioneşti, raionul
Donduşeni. Cronica cercetărilor arheologice. Campania 1993. A XXVIII-a Sesiune Naţională de rapoarte
arheologice, Satu Mare, 12-15 mai 1994 (Satu Mare 1994), 114.
Савва 1993: Е. Савва, Позднефракийский культурно-хронологический горизонт VII-VI вв. до н. э. в Молдове
(по материалам курганного могильника у с. Тринка). Първи международeн симпозиум «Севтополис».
«Надгробните могили Югоизточна Европа» Казанлък (България 1993), 55-56.
Примеры для научных отчетов и архивных материалов:
Larina ş.a. 1996: O.V. Larina, K.P. Wechler, V.A. Dergaciov, S.I. Kovalenko, V.M. Bicbaev, Periegheze arheologice
în raioanele Donduşeni, Drochia, Sîngerei în anul 1996. Arhiva MAE IAE AŞM. Inv. nr. 358 (Chişinău 1996).
Агульников 1987: С.М. Агульников, Отчет о полевых исследованиях Слободзейской новостроечной
экспедиции в 1987 г. Архив МАЭ ИАЭ АН РМ. Инв. № 266 (Кишинев 1988).

V. Список сокращений

VI. Сведения об авторе:

ФИО, научное звание, должность, место работы, почтовый адрес, телефон, факс, е-mail

Рецензии, персоналии, антологии и пр.

Такие работы могут быть представлены в произвольной форме, однако с учетом технических требований,
предусмотренных для издания журнала (Times New Roman; Font size 12 ст; Space 1,5). Максимальный
объем рукописи 0,5 а.л. (не более 20000 символов)

Последний срок сдачи материалов в том V, № 1-2, 2009 года

31 августа 2009
Рукописи и электронный вариант на дискете могут быть высланы обычной почтой или непосредственно
представлены в редакцию журнала по адресу: Редакция Археологического Журнала, Институт культурного
наследия АНМ, бул. Штефан чел Маре 1, MD-2001 Кишинэу, Республика Молдова.

Дополнительная информация может быть получена по тел. (037322) 27 06 02; 26 09 56(57)

E-mail: ipatrimoniu@asm.md; dergaciov@mdl.net
 INFORMATION AND CONDITION OF PUBLICATION IN THE ARCHAEOLOGICAL MAGAZINE

Dear colleagues,

The Institute of Cultural Legacy of the Academy of Sciences of the Republic of Moldova invites you to take part in
the issue of the Archaeological Magazine – Vol. V, Nr. 1-2, 2009

The Main Provisions

Papers on Archaeology and applied sciences, which unveil the results of the surveys in the Carpathian-Balkan region
and the adjacent territories, will be published in this review.
The main rubrics of the review are as follows:
• analytical works,
• materials and results of the field surveys,
• museum articles,
• applied researches,
• reviews,
• anthologies,
• personalities,
• chronicles of researches.

All these types of papers will be presented in Romanian; Russian; English, German or French.

The editorial board of the review reserves the right to send the manuscripts for additional reading.

The main requirements for analytical papers, materials of field surveys, articles on museum matters and
applied researches

Analytical papers, materials and results of field surveys, articles on museum matters and applied researches must
meet the special requirements.

The structure of these papers must be as follows:

I. Annotation (summary)
An annotation in three languages: Romanian, Russian, English, German or French must precede the main text*.
The volume of each annotation must not exceed 1500 symbols. The annotations must be presented in the following
format: Times New Roman; Font size 10; Space1,0.

II. The main text

The main text must be presented in the form of a manuscript in an electronic version: Times New Roman; Font size
10; Space1,5. The maximal volume of a manuscript must be 1.5 author’s list, including the illustrations and the list
of literature (bibliography).

III. Illustrations
The illustrations must be presented in an A4 format in a graphic representation. Each illustration (figure) must bear
a numeric sign and a legend. If a paper is in Russian or Romanian, the legends of the illustrations must be translated
in English, German or French. It is desirable to present illustration in an electronic format (TIF).

IV. Bibliography
The references must be given in the original language in accordance with the following form (Петров 1999, 15,
рис.3,4-6; Müller 1953, 123, Abb. 15,4-6).

*
The editorial board is ready to provide for the translation of the annotation in Romanian and Russian
256

The list of the used literature must be given in an alphabetic order at the end of the main text, but with observing the
following requirements.
Samples for Monographs:
Bader 1978: T. Bader, Epoca bronzului în nord-vestul Transilvaniei. Cultura pretracică şi tracică (Bucureşti 1978).
Аванесова 1991: Н.А. Аванесова, Культура пастушеских племен эпохи бронзы азиатской части СССР
(Ташкент 1991).
Samples for Papers, published in the reviews:
Metzner-Nebelsick 1998: C. Metzner-Nebelsick, Abschied von den „Thrako-Kimmeriern”? – Neue Aspekte
der Interaktion zwischen karpatenländischen Kulturgruppen der späten Bronz- und frühen Eisenzeit mit der
osteuropäischen Steppenkoine. In: B.Hänsel und J. Machnik (Hrsg.), Das Karpatenbecken und die osteuropäische
Steppe. Nomadenbewegungen und Kulturaustasch in den vorchristlichen Metallzeit (4000-500 v.Chr.) (München-
Rahden/Westf. 1998) 361-422.
Дергачев 1969: В.А. Дергачев, Поселение эпохи бронзы у села Слободка-Ширеуцы. В сб.: Далекое прошлое
Молдавии (Кишинев 1969) 110-122.
Samples for Papers, published in the periodicals:
Zaharia 1990: E. Zaharia, La culture de Monteoru. La deuxième étape de développement à la lumière des fouilles de
Sărata-Monteoru (dép. de Buzău). Dacia N.S. XXXIV, 1990, 23-51.
Качалова 1970: Н.К. Качалова, Ильменские курганы. Археологический Сборник 12, 1970, 7-34.
Samples for Papers, published in the papers of conferences and seminars:
Sava 1994: E. Sava, Investigaţiile istorico-arheologice în microzona Rudi-Tatărăuca Noua-Arioneşti, raionul
Donduşeni. Cronica cercetărilor arheologice. Campania 1993. A XXVIII-a Sesiune Naţională de rapoarte arheologice,
Satu Mare, 12-15 mai 1994 (Satu Mare 1994), 114.
Савва 1993: Е. Савва, Позднефракийский культурно-хронологический горизонт VII-VI вв. до н. э. в Молдове
(по материалам курганного могильника у с. Тринка). Първи международeн симпозиум «Севтополис».
«Надгробните могили Югоизточна Европа» Казанлък (България 1993), 55-56.
Samples for Scientific reports and archives:
Larina ş.a. 1996: O.V. Larina, K.P. Wechler, V.A. Dergaciov, S.I. Kovalenko, V.M. Bicbaev, Periegheze arheologice
în raioanele Donduşeni, Drochia, Sîngerei în anul 1996. Arhiva MAE IAE AŞM. Inv. nr. 358 (Chişinău 1996).
Агульников 1987: С.М. Агульников, Отчет о полевых исследованиях Слободзейской новостроечной
экспедиции в 1987 г. Архив МАЭ ИАЭ АН РМ. Инв. № 266 (Кишинев 1988).

V. The List of the Abbreviations

VI. The Data on the Author

Surname, first name, position, place of work, postal address, telephone, fax, e-mail

The main requirements for reviews, anthologies, reviews and other papers

Such papers can be presented in a free form, but with taking into consideration the technical requirements, accepted
for the Review: Times New Roman; Font size 10; Space1,5. The maximal volume must be 0,5 author’s list or not
more than 2000 symbols

The deadline for submitting papers vol. V, nr. 1-2 2009 is

August 31, 2009
The manuscripts and the electronic version on a diskette can be sent by post or directly to the editorship of the
Review to the following address: The editorship of the Archaeological Magazine, Institute of Cultural Legacy of
the Academy of Sciences of the Republic of Moldova, bul. Ştefan cel Mare 1, MD-2001
Chisinau, the Republic of Moldova

The additional information can be obtained on telephone: (037322) 27 06 02; 26 09 56(57)

E-mail: ipatrimoniu@asm.md; dergaciov@mdl.net
 LI S TA
Instituţiilor de profil de peste hotare cu care Centrul de Arheologie al IPC AŞM
întreţine relaţii de colaborare ştiinţifică şi efectuează schimb de publicaţii

1. Eurasien Abteilung des Deutsches Archäologisches Instituts, Im Dol 2-6, D-14195, Berlin
2. Institut für Prähistorische Archäologie Freien Universität Berlin, Altensteinstraβe 15, D-14195, Berlin,
Deutsсhland
3. Bibliotheque de Prehistoire LAMPEA–MMSH 5, rue du Château de L´Horologe, B.P.647 13094 Aix-en-
Provence Cedex 2 (France)
4. МТА Règèszeti Intèzete Budapest, Uri u. 49, 10145
5. Археологически институт с музей, Българска та Академия на Науките (БАН), Сьборна, 2 1000, София,
Болгария
6. Institutul de Arheologie „Vasile Pârvan”, Academia Română, Henri Coandă nr.11, Bucureşti, România, 71119
7. Institutul de Arheologie, Academia Română – Filiala Iaşi, Lascăr Catargiu nr. 18, Iaşi, Română, 700107
8. Institutul de Arheologie şi Istorie a Artelor, Academia Română – Filiala Cluj, Constatin Daicoviciu nr. 2, Cluj
Napoca, România, 400020
9. Centrul Internaţional de cercetare a culturii Cucuteni – Muzeul de Istorie şi Arheologie Piatra Neamţ, Mihai
Eminescu nr. 10, Piatra Neamţ, România, 610029
10. Asociaţia de studii pentru arheologie funerară - Institutul de cercetări eco-muzeale, 14 noiembrie nr. 3, Tulcea,
România, 38800
11. Институт Археологии, Российская Академия Наук, ул. Дм. Ульянова, д. 19, Москва, Россия, 117036
12. Институт Истории Материальной Культуры, Российская Академия Наук, Дворцовая Набережная 18,
Санкт-Петербург, Россия, 191065
13. Інститут Археологïï, Нацiональна Академiя Наук Украïни, вул. Героïв Сталинграду 12, Киïв, Украïна,
04210
14. Государственный Эрмитаж, Дворцовая Набережная 34, Санкт-Петербург, Россия, 191065
15. Одеський Археологiчний Музей, Нацiональна Академiя Наук Украïни, вул. Ланжеронiвська 4, Одеса,
Украïна, 65026
16. Кафедра археологии исторического факультета, Московский Государственный Университет им. М.В.
Ломоносова, Ломоносовский проспект, д. 27, корп. 4, Москва, Россия, 119990
17. Кафедра археологии исторического факультета, Санкт-Петербургский Государственный Универси-
тет, Менделеевская Линия, 5, Санкт-Петербург, Россия, 191065
18. Кафедра археологiï та музеезнавства. Îсторичний факультет, Киïвський Нацiональний Унiверситет
iм. Тараса Шевченка, вул. Владимирська, 64, 01 033 Киïв – 33, Украïна
19. Археологiчна лабораторiя. Запорiзький Нацiональний Унiверситет, вул. Жуковського 66, м. Запорiжжя,
Украïна, МСП-41, 69600
20. Археологiчний науково-дослиiдний центр «Спадщина», Схìдноукраïнський Нацiональний Унiверситет
iм. Володимира Даля, Квартал Молодiжний 20-а, Луганськ, Украïна, 91034
 Revista Arheologică
serie nouă, vol. IV, nr. 1
_________________________________

Redactare: Oleg Leviţki, Vlad Vornic, Larisa Ciobanu, Maia Kaşuba

Tehnoredactare: Natalia Pascal

Bun de tipar: 09.10. 08

Formatul 60x84 1/8
Coli de tipar: 16,25. Comanda 1141, Tiraj 200 ex.

Tipografia “ELAN POLIGRAF”,

str. Mesager, 7. Tel.74-58-00, 74-57-71