MINISTERUL SĂNĂTĂŢII AL REPUBLICII MOLDOVA

IP Universitatea de Stat de Medicină şi Farmacie

“Nicolae Testemiţanu” din Republica Moldova

Catedra Filosofie şi Bioetică

Centrul Naţional de Bioetică din Republica Moldova

Strategia supraviețuirii
din perspectiva
bioeticii, filosofiei și medicinei
Culegere de articole ştiinţifice
cu participare internațională
Vol. 22

The survival strategy

in terms of bioethics,
philosophy and medicine
Collection of scientific articles
with international participation
Volume 22

Redactor responsabil,
dr. habilitat în filosofie, prof. universitar
Teodor N. Ţîrdea

CHIŞINĂU – 2016
CEP „Medicina”
CZU: 17+1/14+61(082)=135.1=111=161.1
S 90

Strategia supraviețuirii din perspectiva bioeticii, filosofiei și medicinei // Culegere de articole ştiinţifice
cu participare internațională. Vol. 22 / Red. responsabil dr. hab. în filosofie, prof. univ. Teodor N. Țîrdea. -
Chișinău: CEP ”Medicina”, 2016. – 259 p.

Aprobată de CMC al USMF ”Nicolae Testemițanu” din RM, procesul verbal nr.3 din 26.05.2016

Colegiu de redacție:
Ţîrdea Teodor N. (R. Moldova) dr. hab. în filosofie, prof. univ., acad. - redactor responsabil
Iaschevici Iadviga S. (R. Bielorusia) dr. hab. în filosofie, prof. univ. - membrul colegiului
Ojovanu Vitalie I. (R. Moldova) dr. hab. în filosofie, conf. univ. - membrul colegiului
Popoveniuc Bogdan (România) dr. în filosofie, prof. univ. - membrul colegiului
Pustovit Svetlana V. (Ucraina) dr. în filosofie, prof. univ. - membrul colegiului
Sychev Andrey A. (Rusia), dr. hab. în filosofie, prof.univ. - membrul colegiului
Ursul Arcadie D. (Rusia), dr. hab. în filosofie, prof.univ., acad., o.e. - membrul colegiului

În culegerea de față sunt incluse materialele Mesei rotunde cu participare internațională (7 octombrie
2016) cu genericul „Strategia supraviețuirii din perspectiva bioeticii, filosofiei și medicinei”, în cadrul căreia au
fost examinate probleme ce țin de elaborarea mecanismelor și instrumentariilor de asigurare a securității umane
prin prisma cunoștințelor bioetice, filosofice și medicale. Ediția curentă - Vol. 22 reprezintă o continuare a
publicării volumelor precedente, îngrijite și editate de catedra Filosofie și Bioetică a USMF “Nicolae Testemiţanu
(Red. responsabil dr. hab. în filosofie, prof. univ. Teodor N. Țîrdea) în anii 1995-2015. Lucrarea este adresată
oamenilor de știință, studenților, rezidenților, practicienilor, tuturor celora ce sunt preocupați de problema
supraviețuirii umanității. .

Recenzenți: Tintiuc Dumitru, dr. hab. în medicină, profesor universitar

Coandă Svetlana, dr. hab. în filosofie, conferențiar universitar
Materialele publicate în culegerea de faţă au fost recenzate, iar publicarea lor este realizată în redacţia autorilor

Descrierea CIP a Camerei Naţionale a Cărţii

Strategia supravieţuirii din perspectiva bioeticii, filosofiei şi
medicinei = The survival strategy in terms of bioethics, philosophy and
medicine : Culegere de articole ştiinţifice cu participare internaţională : [în
vol.] / Univ. de Stat de Medicină şi Farmacie "Nicolae Testemiţanu" din Rep.
Moldova, Catedra Filosofie şi Bioetică, Centrul Naţ. de Bioetică din Rep.
Moldova ; red. resp.: Teodor N. Ţîrdea. – Chişinău : Medicina, 2016 (Tipogr.
"Print-Caro"). – . – ISBN 978-9975-56-043-6.
Vol. 22. – 2016. – 259 p. – Tit. paral.: lb. rom., engl. – Texte : lb. rom.,
engl., rusă. – Rez.: lb. engl. – Bibliogr. la sfârşitul art. – 100 ex. – ISBN 978-
9975-82-023-3.
17+1/14+61(082)=135.1=111=161.1
S 90
ISBN 9975-82-023-3. © Teodor N.Ţîrdea
 CUPRINS

Cuvînt înainte ................................................................................................................................9

Foreword .......................................................................................................................................10

Partea I
ROLUL ŞI LOCUL PARADIGMELOR BIOETICE ÎN ELABORAREA ŞI
REALIZAREA STRATEGIEI DE ASIGURARE A SECURITĂȚII UMANE

Andoni Viorel (or. Chişinău, Republica Moldova)

Implicări actuale în actul medical din cadrul medicinei de familie: configurații etico-morale .......11

Capcelea Valeriu (or. Bălţi, Republica Moldova),

Etica netradițională - modalitate eficientă de contribuție la supraviețuirea umanității ..................14

Eşanu Anatolie (or. Chişinău, Republica Moldova),

Paladi Adriana (or. Chişinău, Republica Moldova),
Cultura bioetică a studenților cu privire la problema riscului-beneficiului în
cercetarea biomedicală: studiu empiric ..........................................................................................18

Hubenko Ganna (Kiev, Ukraine)

Corrosion of modern society. A plea for bioethics ..........................................................................22

Marin Ana (Québec, Canada)

Recrutement à la recherche par le web: enjeux éthiques ................................................................26

Ojovanu V.I. (or. Chișinău, Republica Moldova),

Ojovan A.G. (or. Chișinău, Republica Moldova)
Corelarea utilului şi esteticului în stomatologie drept subiect de abordare bioetică .....................29

Popoveniuc Bogdan (or. Suceava, România)

Bio-ameliorarea morală ..................................................................................................................31

Sprincean S.L. (or. Chişinău, Republica Moldova)

Securitate umană și aspecte bioetice în ingineria socială contemporană ......................................35

Stan Dumitru (or. Iaşi, România)

Cauze prevalente în producerea actuală a actului suicidar ...................................................40

Shevchenko I.M. (Odessa, Ukraine),

Titkova E.V. (Odessa, Ukraine)
Ethical issues in the treatment of atopic dermatitis in children ......................................................44

Țîrdea T.N. (or. Chişinău, Republica Moldova),

Rusnac D.V. (or. Chişinău, Republica Moldova)
De la biocentrism la noocentrism – imperativ moral-cheie în strategia
supraviețuirii epocii tehnologiilor inovaționale planetare .............................................................46

3
Țîrdea T.N. (or. Chişinău, Republica Moldova),
Rusnac D.V. (or. Chişinău, Republica Moldova)
Expertiza umanitară şi cea bioetică în strategia asigurării securității umane:
analiză socioteoretică și metodologică .............................................................................................. 50

Билецкая Е.Б. (г. Львов, Украина)

Попытки легализации эвтаназии в Украине .............................................................................. 56

Гардашук Т. В. (г. Киев, Украина)

Биоискусство в контексте вызовов современности ................................................................ 59

Голейко М.В. (г. Львов, Украина)

Лечение пациентов с сочетанными поражениями тканей пародонта и
периодонта в контексте биоэтики ............................................................................................ 62

Горностаева Н.Ю. (г. Одесса, Украина),

Десятская Ю.В. (г. Одесса, Украина),
Кравченко Т.Ю. (г. Одесса, Украина)
Биоэтические аспекты командной работы в паллиативной помощи .................................... 65

Грабовский С.И. (г. Киев, Украина)

Уроки осмысления проблем биоэтики в литературе ............................................................... 68

Гурылева М.Э. (г. Казань, Российская Федерация, Республика Татарстан)

Кодекс поведения врача: от истоков до современности ......................................................... 72

Десятская Ю.В. (г. Одесса, Украина)

Десятский В.В. (г. Одесса, Украина)
Горностаева Н.Ю. (г. Одесса, Украина)
Биоэтические проблемы подготовки будущего врача .............................................................. 74

Донникова И.А. (г. Одесса, Украина)

Стратегии биоэтики в парадигме сложности ........................................................................ 77

Жабинская А.Б. (г. Минск, Беларусь),

Петровская Е.Е. (г. Минск, Беларусь)
Биоэтические аспекты генетических исследований на эмбрионах, используемых в ВРТ .... 82

Задорожная В.И. (г. Киев, Украина)

Биоэтические проблемы применения лекарственных средств, полученных с использованием
генно-инженерных технологий ................................................................................................... 85

Капитальчук М.В. (г. Тирасполь, Республика Молдова)

О проблеме взаимосвязи мировоззрения и отношения человека к животным ...................... 87

Мкртчян С.А. (г. Ереван, Армения)

Нерсесова Л.С. (г. Ереван, Армения)
Моральные и правовые аспекты аборта по половому признаку .............................................. 91

4
Пустовит С.В. (г. Киев, Украина)
Гуманитарная и биоэтическая экспертизы биомедицинских практик: предпосылки и
тенденции ......................................................................................................................................95

Рустанович Л.В. (г. Кишинев, Республика Молдова)

Биоэтика в системе этики спасения биосферы ........................................................................98

Силуянова И.В. (г. Москва, Российская Федерация)

Проблема защиты прав нерожденного ребенка на жизнь .....................................................101

Соколова С.Н. (г. Пинск, Республика Беларусь),

Соколова А.А. (г. Минск, Республика Беларусь)
Биоэтические и психологические аспекты общественной безопасности ............................103

Сокольчик В.Н. (г. Минск, Белоруссия)

Взаимоотношения врач–пациент в эпоху медикализации ......................................................106

Сычев А.А. (г. Саранск, Российская Федерация)

Этика выживания .......................................................................................................................109

Терешкевич Г.Т. – с. Д. (г. Львов, Украина),

Федорощак И.М. (г. Львов, Украина),
Голубец О.Б. – с. Ю. (г. Львов, Украина)
Нравственные проблемы самоубийства ..................................................................................112

Тринева Я.О. (г. Киев, Украина)

Биоэтизация системы права: понятие и значение в условиях необходимости выживания
современной цивилизации ...........................................................................................................114

Убогов С.Г. (г. Киев, Украина)

Нормативно-этические аспекты обеспечения качества и безопасности лекарственных
средств в Украине .......................................................................................................................118

Partea a II-a

FILOSOFIA ŞI ŞTIINŢELE POLITICE ÎN STRATEGIA DE DEZVOLTARE INOFENSIVĂ

A CIVILIZAŢIEI CONTEMPORANE

Balan Elena M. (or. Chișinău, Republica Moldova)

Conștiința de sine și fenomenul multiidentitar în contextul realizării demersului democratic al
Republicii Moldova .......................................................................................................................128

Căldare Dumitru (or. Chișinău, Republica Moldova)

Reflecţii filosofice în gândirea populară românească ..................................................................132

Cheshko V.T. (Kharkiv, Ukraine)

The prolegomens to theory of human stable evolutionary strategy as ideology of risk
society at age of controlled evolution technologies ......................................................................134

5
 Mihail Rarița (or. Galați, România)
Condiția umană sub semnul anomiei sociale ............................................................................... 139
Pascaru Ana (or. Chișinău, Republica Moldova)
Dimensiunea descentralizării axilogice ............................................................................. 143

Roşca Ludmila (or. Chișinău, Republica Moldova)

Concepţia noosferică despre lume, sistemul de instruire/educaţie şi perceperea celuilalt ......... 147

Брага Л.И. (г. Кишинев, Республика Молдова)

Политический режим и политическое участие в Республике Молдова ........................................... 150

Ермолаева Е.В. (г. Саратов, Россия),

Живайкина А.А. (г. Саратов, Россия),
Павлова Л.А. (г. Саратов, Россия)
Благоприятный психологический климат как условие эффективной
работы сестринского коллектива ............................................................................................ 154

Катрунов В.А. (г. Саратов, Россия)

Засыпкина Е.В. (г. Саратов, Россия)
Девличарова Р.Ю. (г. Саратов, Россия)
Философия и медицина в стратегии безопасного развития современного общества ....... 157

Киселев Н.Н. (г. Киев, Украинa)

Стратегия выживания в биологическом контексте ............................................................. 160

Остапенко Б.И. (Киев, Украина)

Концепция инновационно-индустриального общества .......................................................... 163

Павлюк С.П. (г. Львов, Украина)

Кравец Н.С. (г. Львов, Украина)
Философия политической культуры галичан: проблемы трансформации в формат
информационного общества ................................................................................................................. 166

Рогожа М.М. (г. Киев, Украина)

Миссия интеллектуала: нейтральность или ангажированность?
(К истории проблемы) .............................................................................................................................. 170

Романюк О.В. (г. Киев, Украина)

Философско-антропологический контекст безопасности современной
украинской высшей школы ......................................................................................................... 174

Урсул А.Д. (г. Москва, Российская Федерация),

Урсул Т.А. (г. Москва, Российская Федерация)
На пути к глобальной революции в науке ................................................................................. 177
Шевченко И.М. (г. Одесса, Украина)
Чернова Т.М. (г. Одесса, Украина)
Горячев П.И. (г. Одесса, Украина)
Философия (психология) старости: современный портрет, проблемы и пути решения .. 180

Яскевич Я. С. (г. Минск, Республика Беларусь)

Моральный, научный и религиозный дискурс в биомедицинском знании .............................. 183
6
 Partea a III-a

FACTORII INVAIRONMENTALI ŞI MEDICO-BIOLOGICI

ÎN SUSȚINEREA SĂNĂTĂŢII OMULUI

Crivoi Aurelia (or. Chişinău, Republica Moldova)

Chiriţa Elena (or. Chişinău, Republica Moldova)
Ilieş Ana(or. Chişinău, Republica Moldova)
La un mediu sănătos – oameni sănătoşi .......................................................................................187

Crivoi Aurelia (or. Chişinău, Republica Moldova)

Chiriţa Elena (or. Chişinău, Republica Moldova)
Ilieş Ana(or. Chişinău, Republica Moldova)
Asigurarea durabilităţii mediului în Republica Moldova .............................................................190

Арпентьева М.Р. (г. Калуга, Российская Федерация)

Нравственные и психологические основы репродуктивного здоровья человека .....................193

Беляева Е.В. (г. Минск, Республика Беларусь)

Изменение экологической культуры студентов: 2008–2016 гг .............................................198

Бирюков В.С. (г. Одесса, Украина),

Бадюк Н.С. (г. Одесса, Украина),
Гончаренко А.А. (г. Одесса, Украина)
Риск-менеджмент как инновационный метод повышения конкурентоспособности
учреждений здравоохранения ....................................................................................................202

Бучковская А.Ю. (г. Львов, Украина)

Свистун Ю.Д. (г. Львов, Украина)
Гриновец В.С. (г. Львов, Украина)
Аспекты физического воспитания и здоровья школьников ....................................................208

Двулит И.П. (г. Львов, Украина)

Роль применения биологически активных веществ в составе фитопрепаратов
при лечении стоматологических больных ................................................................................210

Денега И.С. (г. Львов, Украина),

Рипецкая О.Р. (г. Львов, Украина),
Гриновец В.С. (г. Львов, Украина)
Возможности и ограничения для использования ультразвуковой
системы „вектор” у больных генерализированным пародонтитом с
целью редукции пародонтальных карманов .............................................................................213

Ищенко Ю.А. (г. Киев, Украина)

«Эстетическое» в эковоспитании и экообразовании ............................................................216

Катрунов В.А. (г. Саратов, Россия)

Засыпкина Е.В. (г. Саратов, Россия)
Девличарова Р.Ю. (г. Саратов, Россия)
Категория здоровья в стратегии выживания современного общества ..............................219

7
Маглеваный А.В. ( г. Львов Украина)
Кунинец О.Б. ( г. Львов Украина)
Гриновец В.С. ( г. Львов Украина)
Формирование психической компоненты структуры личности с
помощью физической активности ........................................................................................... 222

Палей Л.А. (г. Киев, Украина)

Коллизии биомедицины ............................................................................................................... 226

Роговая Галина (г. Кишинев, Республика Молдова)

Природосохраняющие стандарты европейского союза в решении
экологических проблем в Молдовe и в Украине ....................................................................... 230

Федун И.Р. (г. Львов, Украина),

Дульчак В.Б. (г. Львов, Украина)
Влияние наркотических веществ на стоматологический статус зависимых ................... 234

Фурдычко А.И. (г. Львов, Украина)

Роль дисбиоза в патогенезе заболеваний гепатобилиарной системы и
современные представления о гепато-оральном синдроме ................................................... 237

Чащин Н.А. (г. Киев, Украина)

Китам В.О. (г. Киев, Украина)
Смалько П.Я. (г. Киев, Украина)
Компьютерное моделирование в решении медико-биологических задач .............................. 240

Цой Т.В. (г. Киев, Украина)

Современная экология: предмет и структура экологического знания ................................. 244

ANEXE:

RECENZIE

Țapoc Vasile (or. Chişinău, Republica Moldova),

Coandă Svetlana (or. Chişinău, Republica Moldova),
Tintiuc Dumitru (or. Chişinău, Republica Moldova)
Încă o carte valoroasă a profesorului universitar, doctor habilitat Teodor N. Țîrdea –
Bioetică: teorie și practică. Suport de curs. – Chișinău: CEP „Medicina”, 2016. - 224 p ........ 248

BIOGRAFII
Țîrdea T.N. (or. Chişinău, Republica Moldova)
Академику А.Д.Урсулу ‒ 80 лет: творческая биография .......................................................... 250

Căldare Dumitru (or. Chişinău, Republica Moldova)

Profesorul universitar Gheorghe Bobână la 70 de ani ................................................................... 256

8
 CUVÎNT ÎNAINTE

În prezenta culegere de articole științifice (Masa Rotunda din 7 octombrie 2016) „Strategia
supraviețuirii din perspectiva bioeticii, filosofiei și medicinei”. Vol.22 (a.2016) cu participare
internațională, se examinează probleme actuale științifice ce țin de elaborarea strategiei de asigurare a
securității umane, a mecanismelor de realizare a acesteia prin intermediul cunoștințelor bioetice,
filosofico-politice, medico-biologice și socio-invaironmentale. Lucrarea de față, fiind o continuare a
publicațiilor materialelor conferințelor științifice internaționale din anii 1995-2015, include în sine
evident, probleme similare celor abordate în discursurile participanților din cadrul manifestărilor
științifice precedente. Autorii articolelor din Armenia, Belorusia, Canada, România, Republica Moldova,
Federația Rusă și Ucraina detaliază și aprofundează subiectul în cauză, oferă posibilitatea reprezentanților
domeniilor respective să mediteze asupra multiplelor probleme ce vizează gestionarea dezvoltării
inofensive, durabile și acceptabile în diverse proporții (planetare, regionale, statale și locale).
Un loc aparte în materialele mesei Rotunde de față îi revine soluționării problemei susținerii și protejării
sănătății publice și individuale, în contextul bioeticii sociale și implementării tehnologiilor performante
biomedicale, perfectării mediului ecologic, celui socio-psihologic și altor factor ce influențează acest
fenomen. Lucrarea include în sine trei compartimente.
Partea I – „Rolul și locul paradigmelor bioetice în elaborarea și realizarea strategiei de
asigurare a securității umane”are ca scop analiza problemelor teoretice, dar și practice în acest context,
printre ca se evidențiază necesitatea elaborării unei noi teorii a moralei, convenabilă eticii epocii sferei
rațiunii (noosterei), expertiza umanitară și bioetică în biomedicină și în strategia de supraviețuire,
aspectele morale și juridice ale medicalizării și avortului după criteriul gender, asigurarea calității
medicamentelor în practică de tratament, climatului etico-moral și psihologic în colectivele medicale,
specificul cercetărilor genetice etc. Tot aici se analizează perspectiva bioetizării sistemului de drept,
problemele morale al suicidului, strategiile bioeticii din perspectiva paradigmei complexității, etc.
Partea a II-a – „Filosofia și științele politice în strategia de dezvoltare inofensivă a civilizației
contemporane” include examinarea problemelor ce țin de fundamentarea filosofică și politică a strategiei
de supraviețuire, de analiza discursului moral, religios și de științific în cunoștințele biomedicale, de
statutul revoluției globale în știință, de misia intelectualului în socium, de filosofia culturii și politicii în
asigurarea dezvoltării admisibile, de dimensiunea decentralizării axiologice etc. Tot aici se studiază
strategia supraviețuirii în contextul biologic, regimul politic și activitatea politică în R. Moldova, condiția
umană sub semnul anomiei sociale etc.
Partea a III-a – „Factorii invaironmentali și medico-biologici în susținerea sănătății omului”
este dedicată protejării și susținerii sănătății publice și individuale din perspectiva condițiilor ecologice și
medicale se detaliază se aprofundează rolul medicinei, biologiei și bioeticii în devenirea modului de viață
sănătos, în asigurarea durabilității mediului din R. Moldova, realizării sintagmei „mediu sănătos – oameni
sănătoși”, analizei bazelor reproductive morale și psihologice ale sănătății omului, modificării culturii
ecologice ale studenților între anii 2008-2016, educației fizice ale elevilor, a rolului managementului
medical în fortificarea sănătății individuale etc. Autorii paralel cu aceste probleme precizează esență și
conținutul sănătății omului, ecologiei la etapa actuală, noile standarde ecologice naționale în raport cu
cele vest- europene etc.

Colegiu de redacție

9
 FOREWORD
In the present collection of scientific articles (Round table from 7 October 2016) „The survival
strategy in terms of bioethics, philosophy and medicine”. Vol.22 (2016) with international
participation are examined current scientific issues related to the development strategy of ensuring human
security and the mechanisms of its achievement through bioethical, philosophical-political, medical-
biological and socio-environmental knowledge. This paper, being a continuation of international scientific
conferences materials’ publication held in the years1995-2015, includes evidently problems similar to
those addressed in speeches at the previous scientific events. The authors of articles from Armenia,
Belarus, Canada, Romania, Moldova, the Russian Federation and Ukraine have detailed and deepened
this subject matter, offering in this manner the possibility to representatives of different areas to reflect
on the many issues related to harmless, sustainable and acceptable development management in various
proportions (planetary, regional, state and local). A special place in the materials of roundtable belongs to
the solving the problem of supporting and protecting public and individual health in the context of social
bioethics, the implementation of advanced biomedical technologies, perfecting the ecological
environment, the socio-psychological and other factors that influence this phenomenon. The work
includes three compartments.
Part I – „The role and place of bioethical paradigms in the elaboration and realization of
mankind’s survival strategy” aims at analyzing the theoretical and practical problems in this context,
such as highlighting the need to develop a new theory of morality, convenient to ethics of sphere reason’s
era (noosphere), humanitarian and bioethical expertise in biomedicine and survival strategy, moral and
legal aspects of medicalization and abortion gender criterion, ensuring the quality of medicines in
practical treatment, ethical-moral and psychological climate in medical collectives specifics of genetic
researches. Also is analyzed the bioethization of legal system, the moral issues of suicide, bioethical
strategies from the perspective of complexity paradigm.
Part II – „Philosophy and political science in the strategy of harmless development of
contemporary civilization” aims at analyzing the philosophical and political fundamentals of survival
strategy issues, analysis of moral, religious and scientific discourse in biomedical knowledge, the status of
global revolution in science, obligations of the intellectual in Socium, the philosophy of culture and
politics in sustainable allowable development, the size of axiological decentralization etc. Here is studied
survival strategy in biological context, the political regime and political activity in Moldova, the human
condition into social anomie etc.
Part III – „Environmental and medical-biological factors in human health ensuring” is committed
to protecting and supporting public and individual health from the perspective of ecological and medical
conditions, detailing the role of medicine, biology and bioethics in becoming healthy lifestyle, ensuring
environmental sustainability in Moldova, achieving the phrase "healthy environment - healthy people",
analysis of reproductive moral and psychological bases of human health, modification of ecological
culture of students between 2008-2016 years, physical education of students, the role of medical
management in strengthening individual health etc. The authors stated the essence and content of human
health, ecology at present, and the new national environmental standards in compared to the Western
European, etc.

Editorial Board

10
 ParteaI

ROLUL ŞI LOCUL PARADIGMELOR BIOETICE ÎN

ELABORAREA ŞIREALIZAREA STRATEGIEI
DE ASIGURARE A SECURITĂȚII UMANE

IMPLICĂRI ACTUALE ÎN ACTUL MEDICAL DIN CADRUL MEDICINEI DE FAMILIE:

CONFIGURAȚII ETICO-MORALE

Andoni Viorel
Competitor, lector universitar
Universitatea de Stat de Medicină şi Farmacie „Nicolae Testemiţanu” din Republica Moldova, or. Chişinău,
catedra de Filosofie si Bioetică

THE DOCTOR OF FAMILY MEDICINE AND PATIENT RELATIONSHIP TODAY

Summary
The doctors of family medicine and patient relationship today are characterized by stress intensive. It happened
because of many and various causes. The role as driving actors in doctors of family and patient relationschip have exchanged
with a great influence on society. The predominant role of the doctor today is the accountability and patients became users
and clients for satisfaction. The aim to recover the authority of the role in the current period and in respect of bioethics.

Actualmente terapia exercitata in relațiile dintre medic si pacient in serviciul medicinei de familie se
caracterizează prin implicarea unor noi componente: criza mondială, nivelul socio-economic scăzut, prevalenţa
maladiilor cronice şi incapacităţilor, tabagismul şi alcoolismul, tuberculoza, alimentaţia dezechilibrată, modul
sedentar de viaţă, exodul cadrelor medicale. Aşadar, sunt multipli factori interni şi externi ce au influenţat realitatea
actuală, producînd un stres continuu ambelor parţi, atît personalului medical, cît şi pacienţilor. Este dificil de
surprins întreaga dimensiune a acestui fenomen, de imaginat efectele, fără sa se ţină cont de faptul, că medicul de
familie asigură primul contact al pacientului cu serviciile de sănătate, deaceea buna relaţie medic-pacient în cadrul
medicinii de familie este esenţială pentru calitatea asistenţei medicale.
Medicina de familie „concepe pacientul ca un sistem unitar, cu toate nuanțele şi particularităţile sale
biofiziologice personale şi familiale, caracterele psihice şi sociologice. Medicul de familie este medicul pacientului,
în toata integritatea sa, cu toate suferințele sale, care de multe ori sunt suferinţe psihosomatice” [1, p.10].
Rolul acestuia în discuţie cu pacientul este esenţial, fiind primul care trebuie să explice şi să răspundă la
întrebările din partea pacientului şi să asigure conştientizarea informaţiei, fără de care nici o decizie bună nu durează
mult. Chiar de la „începuturile” medicinii de familie, în tara noastră, era la „modă’ de considerat medicul de familie un
“ministru” în teritoriu. Astăzi, „s-a pierdut” o parte din “marja de siguranţa” şi rolul din ce în ce mai prevalent îl are
mass-media, social network (reţele de socializare), internetul – „s-a spus la televizor”, „am citit în internet”, astfel deseori
informaţiile neverificate sunt prezentate drept fapte reale, are loc “emanciparea” pacientului.
Totuşi medicul de familie vine în contact cu pacientul în mod repetat, construind contactele pe
experienţele trecute, unde i se pun atît întrebări medicale, cît şi întrebări despre problemele familiale, despre
comportamentele copilului şi adolescentului, îmbătrânire, despre relaţii sexuale şi conjugale etc. Pentru pacient,
problemele lui sunt unice, pentru medic, el este unul din mulţi alţii. Chiar dacă resimte îndeaproape sentimentele şi
emoţiile pacientului, el nu este în stare să ajute pacientul dacă se confundă prea mult cu el. Lucrul acesta consumă
multă energie. Medicul de familie nu dispune de metode tehnologice de care dispune un specialist, astfel că

11
culegerea anamnezei şi convorbirea ocupă un loc aparte în stabilirea diagnosticului şi în tratament (se cunoaște că
diagnosticul ar putea fi stabilit în 70% din cazuri numai pe baza anamnezei minuţios strînsă), iar pentru pacient
relaţia lui cu medicul are un efect terapeutic important.
Tendinţa care rezultă astăzi este ceea că, în limbajul curent al pacienţilor, se vehiculează formula medic
bun/competent – care acceptă orice cerere din partea pacientului, „diagnosticul” deja elaborat de către pacient si
investigaţiile necesare, cum ar fi, de exemplu, rezonanţa magnetică nucleară pentru o artralgie banală şi medic
rău/incompetent – care în timpul vizitei stabileşte diagnosticul şi decide conform standardelor stipulate
investigaţiile necesare, durata tratamentului maladiei reale [2, p.41]. Modul de viaţă s-a schimbat rapid, cu
modificarea comunicării şi relaţiilor interumane. Paternalismul monologal, care a dominat în activitatea medicală o
perioadă îndelungată de timp (de la zorii civilizaţiei pînă la secolul nostru), deşi opune o mare rezistenţă, totuşi
încetul cu încetul cedează locul principiului (modului de abordare) de colaborare (de dialog) [5, p.110].
Morrison şi Smith într-un editorial din British Medical Journal (anul 2000) au caracterizat situaţia medicinii
de familie ca „hamster health care”, asistenţa medicală a „hamsterului”, cînd medicii de familie sunt ca nişte
hamsteri în interiorul unei roţi, ce se învirte din ce în ce mai rapid, fiind nevoiţi să alerge cît mai repede pentru a
rămîne „în picoare”, prin aceasta se pierde nu numai calitatea îngrijirilor medicale, dar şi se reduce satisfacţia
profesională şi creşte epuizarea medicilor [4].
În anul 2008 în The New England Journal of Medicine au fost publicate articolele de Barbara Starfield,
Univestitatea Johns Hopkins din Baltimor şi Thomas Bodenheimer, Universitatea din California, San Francisco, în
care a fost menționată ideea de „reinventare” a asistenţei primare, avînd la bază două principale caracteristici:
asistenţa centrată pe pacient şi echipa multidisciplinară. Concepţia „asistenţei primare centrată pe pacient” a fost
lansată în lucrările lui E.Balint (1968) si George Engel (1978) cu conceptualizarea modelului biopsihosocial de
abordare a pacientului de către George Engel, prin care bolile pot fi explicate obiectiv prin „interacţiunea
inseparabilă dintre factorii moleculari, biologici, psihologici, sociali şi de mediu” [3].
Boala are o cauzalitate multifactorială, suferința organului induce suferinţa persoanei, în acest context
subliniindu-se atît boala cît şi sănătatea, cu punerea accentului nu doar pe tratament, dar şi pe prevenţie; spre deosebire
de modelul biomedical, care este centrat pe maladie, cu devierile variabilelor biologice măsurabile de la normă, cu
separarea stării fizice de cea mintală, de viaţa personală, de relaţiile umane şi de factorii de mediu, consideraţi la nivel
biologic, factori secundari ce pot influenţa boala, cu o abordare tehnică si ignorarea prevenţiei bolii.
Medicii de familie lucrează cu oamenii bolnavi şi nu cu sindroame patologice, iar oamenii bolnavi aduc în
relația medic-pacient o influenţa complexă între factorii biologici, psihologici, sociali şi de mediu. Asistenţa
centrată pe pacient a devenit unul din componentele de bază ce alcătuiesc standardul profesional al medicului de
familie conform WONCA (Organizaţia Internaţională a Medicilor de Familie)-EURACT (Academia Europeană a
Profesorilor de Medicină de Familie). Aşadar, s-a trecut de la modul paternalist de relaţii medic-pacient, care
determină medicul ca o tutelă a bolnavului ce stabileşte interesul pacientului, iar pacientul este doar un „receptor”
pasiv al serviciilor de sănătate, la relaţii de tip parteneriat, în care medicul de familie şi pacientul se constituie în
membri a unei echipe, pacientul încetând sa mai fie considerat parte pasivă, deciziile tratamentului fiind reciproc
controlate de ambii parteneri. Baza legală a actului medical, constituie consimtămîntul informat semnat de pacient,
cu elementele sale: pacient competent, caracter voluntar, capacitatea de a înțelege informaţia primită de la medic.
Dacă bunicii noştri nu erau informaţi despre caracterul şi riscul tratamentului indicat, consecinţele posibile, despre
alternativele medicaţiei propuse, urmările acestor alternative, nu mai este cazul astăzi.
„Prin intermediul dialogului e posibil a prinde sensul, a înțelege derularea reală a maladiei, examinată drept text,
care cere a fi lecturat de către pacient şi medic, în acelaşi timp permanent controlat prin compararea notelor sale anterior
înregistrate. Relaţiile „medic-pacient” în aşa ordine de idei (context) constituie relaţii de colaborare, iar procesul de
tratament se începe nu din momentul determinării diagnosticului, dar din momentul cînd „cititorii” textului maladiei ajung
la un numitor comun. Deci, modul de abordare hermeneutic în bioetica, etica interpretativă, etica dialogului spre deosebire
de etica paternalistă, etica monologului nu face posibilă unilaterala apreciere a pacientului ca text, iar a doctorului – ca
cititor. Ei doar împreună, în comun şi cu drepturi comparabile pot pretinde la rolurile de interpreţi a ceea ce s-a întâmplat cu
pacientul, întâmplare care de altfel i-a unit prin statutul de coautori ai istoriei îmbolnăvirii” [5, p.115].
Pacientul trebuie sa ia în consideraţie strategiile terapeutice care i se oferă, în cunoştinţă de cauză, dar şi
cunoscîndu-le consecinţele. Fiecare trebuie sa aibă acces la toate informațiile care permit alegeri importante pentru el
însuşi. Nu există „a putea” fără „a şti” şi nu există egalitate şi alegere (deci libertate) fără o informare accesibilă tuturor.
În ciuda acestor consideraţii, în era actuală a „medicinei bazate pe dovezi”, tipul de interacţiune a medicului de familie şi
a pacientului, în care factorul decizional este pacientul, reduce forţa autorităţii recomandărilor medicale, generînd
reducerea complianţei (acceptarea de către pacient a informației oferite de către medicul de familie şi acordul de a urma
recomandările), reducerea eficienţei terapeutice. În cazul acesta apare tendinţa de a percepe medicul de familie ca
singurul responsabil de starea de sănătate, de succesul şi/sau insuccesul terapeutic, aşa numita politică „ţapului ispășitor”
(ţap reprezentat de medic). Nimeni nu neagă acest lucru. Fenomenul își are originile în carenţele de informare şi instruire

12
a pacienţilor, aşa numita şcolarizare, care actualmente se petrece pe larg, mai ales în cadrul programelor naţionale de
sănătate privind bolile cronice cu pondere epidemiologică majoră, cum ar fi maladiile cardiovasculare – hipertensiunea
arterială, cardiopatia ischemică, diabetul zaharat, instruirea privind modul de utilizare a aparaturii personale de
automonitorizare - tensiometre (în hipertensiunea arterială); peak-flowmetre în astmul bronhic, bronhopneumonie
cronică obstructivă; glucometre (în diabetul zaharat); instruirea gravidelor şi mamelor tinere.
Medicii care şi-au început activitatea în sistemul paternalist percep abaterile de la recomandările făcute ca un act
de indisciplină, dovadă de iresponsabilitate a unor pacienți, fără a-şi pune problema în ce măsură medicul şi sistemul de
sănătate au depus toate eforturile pentru a provoca schimbarea necesară de comportament, care este esenţială pentru
complianţa terapeutică [6, p.20]. Este vorba de o tranziție dificilă spre alt model de relaţii medic-pacient într-o societate,
care privilegiază bunurile materiale. Evoluţia societății dovedeşte divergenţa celor două fenomene. Calea de mijloc între
modul de abordare interpretativ şi modul paternalist ar fi examinarea ca viziuni complementare, astfel pot contribui la
perfecționarea relaţiilor medic-pacient, la perfecţionarea practicii medicale [5, p.116].
O relaţie empatică, bazată pe încredere reciprocă între medicul de familie şi pacient, are influenţă directă asupra
stării de sănătate a pacientului, chiar şi în lipsa unu tratament, starea de sănătate se ameliorează prin intermediul
răspunsului emoţional pozitiv, aşa numitul feedback pozitiv, în unele cazuri se poate vorbi despre efectul „placebo”.
Pacienții sunt toleranţi faţă de limitele terapeutice ale medicinii de familie, atunci cînd se simt respectaţi şi auscultaţi de
către medicul de familie. Practica medicală se confruntă în mod curent cu dezumanizarea relaţiei medic-pacient, factor
care influenţează negativ si poate duce la eşuarea raportului între medic şi pacient, cu frustrări şi dezamăgire. Uneori
responsabilitatea medicului de familie se rezumă doar la furnizarea de informaţii cu privire la intervenţiile medicale,
funcţia informativă a medicului poate însemna o neglijare a funcţiei sale de îngrijitor, căruia îi lipseşte latura umană,
rolul medicului de familie se reduce la unul tehnic, aidoma unui instalator care execută o serie de sarcini tehnice. Altfel
spus, în context modem: medicul trebuie să se implice sincer în problemele pacientului, indiferent de vîrstă, sex,
patologie, statutul său social, spiritual, profesional şi educațional, să fie capabil de a crea o atmosferă de încredere, de
optimism, să aibă o atitudine de grijă faţă de bunăstarea pacientului.
Odată cu implementarea în anul 2011 a asigurării obligatorii de asistenţă medicală şi a Programului unic al
asigurării obligatorii de asistenţa medicală în anul 2012, mai recent în anul 2013 cu introducerea indicatorilor de
performanţa pentru prestatorii serviciilor de asistenţa medicală primară, a apărut problema determinării calității
muncii medicului de familie, soluţionată prin validarea sau nevalidarea indicatorilor de performanţă. Medicii de
familie se regăsesc fără să se aştepte între mai multe „focuri”: povara relaţiilor medic-pacient modificate, cerinţele,
obligaţiunile şi prevederile actuale, gestionarea capitalului sănătăţii cu folosirea eficientă în timpul de criză
economică a resurselor sistemului de sănătate. Trebuie sa ţinem cont, că acesta este un subiect extrem de sensibil,
medicul trebuie să abordeze toate “componentele” problemei. Apare o temere, că odată cu evaluarea raportului
medic-pacient şi elaborarea unor noi scenarii, unde actorii principali s-au transformat din pacienţi în „utilizatori” şi
„clienţi” pentru satisfacţie, iar medicii „all” accountability” [2, p.43], medicul de familie a fost investit cu un rol ce
nu i s-a potrivit (de la medicul de familie se aşteaptă mai mult decât poate el?), deci reconstruirea unui nou sistem
de încredere în relaţia medic-pacient devine foarte importanta, fie că este vorba de abordări medicale, filosofice,
psihologice ş sociologice. Şi lung este drumul ce rămâne de străbătut!
În concluzie, e necesar de subliniat, că onestitatea, autoritatea medicului de familie, stima şi încrederea
trebuie să se bazeze pe principiile morale ale bioeticii: autonomia - pacientul are dreptul de a lua decizii şi refuza
tratamentul; ne dăunarea (primum non nocere) - dacă nu poţi face bine, măcar să nu faci rău, datoria medicului de
a nu face rău, de a evita vătămarea pacientului, nici prin vreo tehnica diagnostică, nici prin vreun mijloc terapeutic,
nici prin vreo convorbire, care este şi unul din principiile jurământului lui Hippocrates; binefacerea - medicul de
familie trebuie să acţioneze în interesele pacientului şi să contribuie la bunăstarea lui; dreptatea (justiţia) – în cazul
de resurse limitate, tratamentele vor fi distribuite în mod egal şi just.

Bibliografie

1. Bivol Grigore. Ghid practic al medicului de familie - Chişinău: Editura Cartier, 2003. - 536 p
2. Calcian Francesco Paolo. La relazione fra medico e paziente oggi. Cardiologia ambulatoriale / La Rivista delle
Associazioni Regionali Cardiologi Ambulatoriali. Marzo 2016. - Vol.24. - Nr.1. – P.41-45.
3. Engel G.L. The biopsychosocial model and family medicine. J Farm Pract., 16:409, 12-3, 1983 (accesat:05.05.2016).
4. Morrison I, Smith R. Hamster health care: time to stop running faster and redesign health care. BMJ 2000; 321: 1541-42
(accesat: 30.04.2016).
5. Ţîrdea Teodor N. Bioetica: teorie şi practica. - Chişinău: CEP „Medicina”, 2016. – 224 p.
6. Vulpoi Carmen, Ungureanu Gabriel, Stoica Ortansa. Relația medic–pacient – educaţie terapeutică şi implicaţii
bioetice // Revista Română de Bioetică. – 2007. - Vol. 5. - Nr.2. - P.18-24.

13
 ETICA NETRADIȚIONALĂ - MODALITATE EFICIENTĂ DE CONTRIBUȚIE LA
SUPRAVIEȚUIREA UMANITĂȚII

Capcelea Valeriu
Doctor habilitat în filosofie
Filiala Bălți a Academiei de Științe a Moldovei, mun. Bălți, Republica Moldova

THE IMPACT OF THE SETTLEMENT OF PROBLEMS OF NON-TRADITIONAL

ETHICS SURVIVAL OF HUMANITY
Summary
In this article it is studied influence of non-traditional ethics, which appeared in the second half of the 20th century, for
solving problems related to the survival of humanity. Shall be treated as regards relations between the traditional ethics and
untraditional ethics (centered) (applied): ethics, bioethics, ethics of restoration of the Earth, ecological ethics, tehnoethics,
information ethics, ethics and global climate change. The author notes that untraditional ethics represents a humane ethic of
emergency, created to avoid „extremely evil”, for the survival of human civilization.

Modul tradițional al elaborării normelor etice care a fost caracteristic pentru istoria umanității a durat o
perioadă îndelungată, din antichitate până în sec. al XX-lea. Astăzi societatea nu se poate adapta cu succes la
influența progresului științifico-tehnic prin mijloace tradiționale, prin intermediul metodei probelor și greșelilor
utilizată timp de secole și milenii. Viteza sporită a progresului științifico-tehnic și inerția socială, solicită în mod
insistent, elaborarea normelor etice de către profesioniști, de savanții care au o pregătire specială în acest domeniu.
Prin urmare, astăzi trebuie să renunțăm la principiul istoricismului, care se bazează pe concepția că unicul
fundament al moralei este rațiunea istorică sau spiritul poporului.
În mileniul trei, formarea istorică a eticii trebuie să fie modificată prin efectuarea unor cercetări sistematice
ale activității sociale a oamenilor cu scopul de a întemeia o nouă etică care să corespundă rigorilor societății post-
moderne. În Occident, acest proces a demarat cu câteva decenii în urmă. Filosoful canadian Louis Groarke, scrie,
că „etica contemporană în statele anglo-saxone se caracterizează prin sporirea interesului față de problemele
practice ale moralei, care pune sub semnul întrebării importanța discuțiilor actuale asupra problemelor
fundamentelor metafizice și epistemologice ale moralei, fiind reliefate, mai ales, deosebirile dintre judecățile
factologice și caracterul principial al problemei esenței discursului moral”[12, p.180]. Mișcarea în această direcție
începe odată cu apariția studiului filosofului englez Mary Warnock Ethics since1900,în care este expusă supoziția
că axarea eticii engleze pe problemele teoretice în prima jumătate a sec. al XX-lea, „conduce la o extindere a
trivialității obiectului ei de studiu” [10, p.11], pentru că îi îndepărtează pe filosofi de la raționamentele cu privire la
problemele stringente ale moralei.
Ne raliem opiniei eticianului rus A. Guseinov, conform căreia, problema teoretică fundamentală a eticii
tradiționale consta în identificarea frontierelor și conținutului activității libere, individuale și responsabile a omului
cu scopul de a-i conferi un caracter perfect și virtuos, îndreptat spre obținerea binelui comun [13, p.10].
Astfel, în cadrul eticii tradiționale problemele se reduceau la identificarea compromisului dintre contradicțiile
apărute în rezultatul interacțiunilor indivizilor, dintre om și societate, om și natura vie și cea moartă, componentele
sociale, biologice și personale ale psihicului uman. Însă, ele nu mai corespund realităților comunicării contemporane,
deoarece descriu câmpul faptelor care exclud influența pe care o exercită tehnica și noile tehnologii asupra existenței
sociale. Filosoful german Theodor Adorno, la mijlocul sec. al XX-lea, scria: „Faptul că tehnica și societatea se suprapun,
în același timp, și, totodată, parcă sunt despărțite de o prăpastie una de alta, ne denotă despre aceea că, în ultimă instanță,
societatea se află într-o stare irațională, anarhică și acționează fără un plan bine definit” [11, p.367]. Din păcate, aceste
aprecieri sunt foarte actuale prin deprimarea lor. Pătrunderea tehnicii în viața socială și impactul fatal al ei asupra
majorității interacțiunilor menționate anterior cer ca să fie luate în calcul consecințele care apar în urma aplicării și
implementării ei. În caz contrar, în existența socială pătrund elemente haotice pe motiv că pe fundalul permisivității
totale încep să se formeze mecanisme de comportament contradictorii, iar lipsa reglementării comportamentului
generează noi conflicte, din ce în ce mai ample.
O problemă esențială care trebuie investigată de etica post-modernă este cea a corelaţiei dintre etica tradiţională
(antropocentrică), care se referă la interacţiunile dintre indivizi ca membri ai colectivităţii umane [1, р.16] şi etica
netradiţională (aplicativă), care a apărut cu jumătate de secol în urmă (etica vitalităţii, bioetica, etica Pământului, etica
ecologică, tehnoetica, etica informațională [16, р.289], etica și schimbările climatice globale etc.
Referindu-se la problema privind provocările tehnologiei contemporane asupra moralității,filosoful german
Hans Jonas, răspunde cu o etică bine întemeiată pe principiul responsabilității, pentru că, se pare că ar fi necesar, să
se opună gândirii antropocentrice [apud 9, p.48]. Această etică a viitorului nu este gândită, de altfel, ca un proiect al
unei etici normative generale. Însă, în opinia lui, ea nu trebuie să înlocuiască în niciun caz „toate eticele

14
anterioare”. Mai mult decât atât, trebuie să completeze „etica de până acum” în ceea ce priveşte noile probleme
specifice ale acţiunilor din cadrul civilizaţiei tehnologice. Datorită focalizării sale pe ameninţarea supravieţuirii
speciei, ea este o „etică de urgenţă”, o „etică de prevenire” creată cu scopul de a evita „răul extrem” ca urmare a
supraîncărcării biosferei terestre, respectiv o sinucidere a speciei umanităţii.
Fiind o concepție care se referă la problemele ce țin de soarta omenirii şi a întregii biosfere, bioetica se
manifestă în trei aspecte ale vieţii sociale: teoretico-ştiinţific, instructiv-educativ, organizaţional-practic. La
început, bioetica a apărut în statele apusene, iar apoi s-a răspândit şi în alte regiuni ale lumii, inclusiv și în țara
noastră, fiind dezvoltată de savanții autohtoni în frunte cu doctorul habilitat, profesorul universitar Teodor N.
Țîrdea care activează la Catedra de Filosofie și Bioetică a Universității de Stat de Medicină și Farmacie „Nicolae
Testemițanu” din Republica Moldova.
În opina doctorului habilitat Vitalie Ojovan, bioetica corect este privită sub două aspecte. În sens îngust ea
reprezintă etica medicală profesională, care a apărut în legătură cu dezvoltarea medicinii pe baza progresului
științifico-tehnic. În sens larg, poate fi interpretată drept etica vieţii în general, iar fiind privită sub acest aspect,
depăşeşte cadrul eticii profesionale medicale şi acoperă etica ecologică, pentru că, unindu-şi forţele, ele pot să
elaboreze aspectul etico-filosofic al problemelor viitorului omenirii şi a tot ce e viu pe Pământ [4, p.69].
În discursul etic post-modern, în opinia filosofului român Henrieta A. Șerban, se observă coexistenţa
individualismului hedonist cu redimensionarea şi revigorarea preocupării pentru celălalt. Pe de o parte, obsesia
calităţii şi a excelenţei guvernează nu doar profesia, ci, mai mult, atât relaţiile personale, cât şi cele de familie. Pe
de altă parte, neoindividualismul înfloreşte. Persoana se vrea cât mai eficient protejată prin lege în multitudinea de
drepturi de a dispune de sine. Pe acest fundal, discursul etic post-modern, evidenţiază un proces de legitimare
socială a eutanasiei eliberatoare (dar nu şi a sinuciderii), a schimbării sexului, a comercializării de organe [7,
p.71], probleme care sunt abordate, în mod plenar, de bioetica socială [18, p.35-50].
Totodată, filosofii moldoveni, T.N. Țîrdea și R.C. Gramma remarcă că,schimbarea sexului, homosexualis-
mul, travestismul, malpraxisului reprezintă subiecte de stringentă actualitate. Ei constată și actualitatea unor
probleme biotico-medicale din reanimatologie, transplantologie, medicina legală, medicină reproductivă, psihiatrie,
manipularea genetică etc.[8, p.134-160].
În statele occidentale respectul pentru valoarea vieţii umane şi grija pentru păstrarea ei reprezintă fundamentele
practicii medicale. Însă, datorită progresului vertiginos al tehnologiei medicale, afirmarea respectului şi îndeplinirea
adecvată a „griji” față de cei suferinzi au creat un șir întreg de probleme etice care stârnesc nedumeriri. Luând ca
exemplu eutanasia, care nu este o problemă simplă pentru medic de a decide cum să-şi onoreze obligaţia de a aduce
servicii umanităţii, respectând pe deplin demnitatea omului. Compasiunea pentru bolnavii suferinzi, fără speranţă de
însănătoşire, iar în cazul eutanasiei voluntare, respectul pentru autonomia persoanei au fost raţiunile fundamentale
avansate de cei care au susținut că eutanasia este moralmente permisă. Astăzi unele forme de eutanasie se bucură de un
larg sprijin din partea populației, iar mulţi filosofi contemporani au încercat să argumenteze că eutanasia e admisibilă din
punct de vedere moral. Totuşi, opoziţia din partea religiei a rămas neschimbată și eutanasia activă e considerată o crimă
în toate statele, cu mici excepții (Olanda, Elveția, Luxemburg, unele state din S.U.A. etc.).
În reflecția noastră, trebuie să recunoaștem că argumentând acceptabilitatea eutanasiei prin faptul că ea
reprezintă dorinţa conştientă a pacientului, noi recunoaştem că dacă bolnavul ar fi fost în stare să dispună de viaţa
sa când ea este insuportabilă, atunci el singur i-ar pune capăt și, prin urmare, recunoaştem de facto, dreptul la
suicid. Însă, cei ce recunosc dreptul la eutanasie, nu recunosc dreptul la suicid. Argumentele „morale” în favoarea
eutanasiei nu sunt din punct de vedere etic incontestabile pe motiv că sancţiunea etică a eutanasiei sporeşte
pericolul abuzurilor din partea medicilor şi rudelor. Pe de o parte, medicii fiind fideli reputaţiei profesionale, nu
doresc ca bolnavul să moară, iar pe de altă parte, rudele pot să dorească moartea bolnavului din cauza succesiunii
etc. În această situație morala reprezintă ultima barieră în calea abuzurilor. Dacă recunoaştem eutanasia un act
pozitiv, această barieră dispare şi oamenii obțin posibilităţi nelimitate în comportamentul lor faţă de cel muribund,
cu scopul de a reda răul ca bine, de a păcătui cu „conştiinţa curată”. O altă obiecţie împotriva eutanasiei constă în
aceea că ea încalcă principiul sanctităţii vieţii umane, iar tabuul pe care ea îl elimină este tabuul moralei însăşi.
În ultimul timp, au apărut un șir de probleme de ordin social și etic care se referă la așa numita „ideologie a
genului” ce este pe cale de a „crea un om nou”, a cărui libertate ar trebui să includă alegerea propriului sex şi a
orientării sale sexuale, ceea ce înseamnă a decide, în mod arbitrar, dacă el sau ea vor să fie bărbat sau femeie,
heterosexual, homosexual, lesbiană, bisexual sau transsexual. În acest sens, trebuie să remarcăm faptul că fiinţa
concepută are calitatea de persoană umană de la natură și nu trebuie să i-o dea cineva, dacă fătul nu e capabil de
comportament uman sau de relaţii sociale. În opinia specialiștilor în domeniu, dacă omul nu e om din momentul
conceperii, el nu mai poate deveni ulterior om printr-o simplă recunoaştere sau printr-o ficţiune juridică. Dacă e
om, nu are nevoie de o recunoaştere din afară şi dacă nu e, cum poate deveni om prin faptul că alţii îl declară om?
Problemele ecologice ce au apărut în ultimele decenii sunt, în același timp, probleme morale, pentru că de
faptul cum sunt ele vor fi rezolvate depinde viitorul nostru. Pentru aceasta, este necesar de a dezvolta sentimentul

15
solidarităţii cu viaţa din viitor. În acest sens, este necesară o cunoaștere adecvată a eticii ecologice. Predecesorii
eticii ecologice au fost etica vitalității lui A. Schweitzer şi etica Pământului a lui A. Leopold.
Albert Schweitzer concepea morala ca veneraţie în faţa vieţii, a formelor ei multiple, în sensul că a rupe o floare
din câmp este la fel de rău ca a omorî un om. El considera că, potrivit valorii sale morale, omul nu se distinge cu nimic
de ființele vii. Etica lui nu este umanistă în înţelesul tradiţional al cuvântului, ea poate fi numită, mai degrabă, vitalistă
având un caracter universal. Etica pietăţii în faţa vieţii este etica personalităţii, ea se poate realiza numai prin opţiunea
individuală. În opinia lui, apelurile morale şi regulamentele cu care operează societatea sunt vicleşuguri utilizate pentru a
obţine supunerea în faţa legii. De aceea, etica personalităţii trebuie să stea de veghe, să nu fie încrezătoare în faţa
idealurilor societăţii. Esența ei constă în aceea, că omul simte necesitatea de a-şi exprima o pietate egală în faţa vieţii atât
către voinţa proprie, cât şi faţă de altele, care constituie principiul de bază al moralităţii - binele reprezintă ceea ce
slujeşte conservării şi dezvoltării vieţii, iar răul, ceea ce distruge viața [17, c.218].
Astăzi, etica pietăţii în faţa vieţii cere compasiune faţă de toate fiinţele vii, obține o recunoaștere în calitate de
interpretare naturală a lumii în conștiința omului. Printr-o astfel de atitudine faţă de toate făpturile, noi intrăm într-o
legătură spirituală cu Universul. În opinia lui Schweitzer, voința spre viață, se află într-un conflict cu sine însăși, iar în
noi ea caută pacea cu sine însăși, iar pietatea în fața vieții ne face să devenim profunzi, sufletiști și evlavioși.
Nord-americanul Aldo Leopold în lucrarea Un Almanah al Comitatului de nisip [15] a introdus în circuitul
cunoștințelor etice noţiunea „etica Pământului”. Acest ecolog a plasat la baza eticii Pământului trei principii
fundamentale: a) pământul reprezintă un sistem cu părţi componente ce interacţionează între ele, care trebuie să fie
evaluate ca o „comunitate”, nu ca o „marfă”. În acest sens, savanţii de astăzi numesc Pământul un ecosistem; b)
homosapiens este un participant, nu un proprietar al comunităţii Pământului; c) întregul se află într-o interacţiune
dialectică cu partea, ceea ce înseamnă că noi putem să înţelegem locul pe care îl ocupăm în natură dacă vom
înţelege, mai întîi, locul tuturor fiinţelor, care alcătuiesc întregul.
Leopold consideră că toate sistemele etice care sau constituit până în sec. al XX-lea se axează pe un singur
postulat – individul este membru al comunităţii, care este alcătuită din părţi ce interacţionează între ele. Instinctele îl
determină pe om să concureze pentru a ocupa un loc în societate, însă etică, în acelaşi timp, îl îndeamnă la colaborare. În
viziunea lui A. Leopold, etica Pământului lărgeşte limitele societăţii, incluzând în ea solurile, apa, plantele şi animalele,
care sunt unite printr-o singură noţiune „pământ” [15, p.178]. Etica Pământului schimbă rolul omului, transformându-l
din cuceritorul comunităţii pământești, într-un membru cu drepturi egale al acesteia. Ea îl obligă pe om să protejeze
natura, deoarece în opinia lui, protecţia naturii reprezintă starea de armonie între om şi Pămînt [15, p.205]. Pentru a
proteja natura, este necesar să fie extins şi dezvoltat învăţământul ecologic. Obligațiile capătă însă putere numai în
corelaţie cu conştiinţa şi noi avem sarcina de a face ca obiect al conştiinţei să devină nu numai omul, ci şi Pământul. A.
Leopold se întreabă, până când îi vor ajunge bani statului pentru măsurile de protecţie a naturii şi care stimulenţi
economici pot fi utilizați în această privință? El consideră, că în aceste condiţii este nevoie, mai întîi, de morală, nu de
economie. Totodată, el crede că etica ce controlează şi completează atitudinea înțelegătoare faţă de Pământ și față de tot
ce există presupune existenţa în conştiinţa omului a chipului Pământului în calitate de mecanism biologic.
A. Leopold a formulat o maximă morală, o „regulă de aur” a eticii Pământului: „Obiectul este just în cazul
cînd are intenția de a păstra integritatea, stabilitatea și frumuseţea comunităţii biotice. În același timp, el este injust
când posedă o tendință contrară” [15, p.196], care, în opinia noastră, trebuie să devină o călăuză în acțiune pentru
oameni în procesul interacțiunii cu natura. Filosoful nordamerican a conceput etica Pământului ca pe o completare
a eticii, nu ca o schimbare a eticii tradiţionale axată pe relaţiile dintre oameni în cadrul societăţii. Această etică
reprezintă astăzi o concepţie de maximă actualitate în procesul de soluționare a problemelor ecologice.
Pe baza concepțiilor lui A. Schweitzer și A. Leopold apare etica ecologică care s-a format în jurul jurnalului
Environmental Ethics din S.U.A., fondat în anul 1979. Etica ecologică,reprezintă un areal al studiilor
interdisciplinare, al căror obiect îl constituie aspectele morale și spirituale ale atitudinii omului (societății) față de
natură [2, p.186-187], având ca scop revizuirea bazelor axiologice ale civilizaţiei în direcţia dezvoltării integre a
omului şi a caracterului organic al activităţii lui vitale pe Pământ. În literatura de specialitate, ea reprezintă o
direcție a investigațiilor filosofice ce sunt orientate spre reevaluarea bazelor valorice ale civilizației occidentale,
axate spre schimbarea dezvoltării intrinseci a omului, spre limitarea activității lui vitale pe Pămînt,care se fundează
pe interpretările metafizice ale post-ştiinţei neoclasice (ecologiei, biologiei evoluţioniste, fizicii cuantice); pe
tradiţia „minorităţii”și a concepţiei despre lume orientală (daoism, confucianism, budism etc.).
Etica ecologică pune în discuție antropocentrismul și abordează problemele cu privire la presupusa
superioritate morală a ființelor umane față de celelalte specii de animale și plante de pe Pămînt. Ea investighează
posibilitatea elaborării argumentelor raționale pentru a atribui o valoare intrinsecă mediului natural și conținutului
său non-uman. În ea persistă subiectele ce ţin de drepturile animalelor, plantelor, solurilor, oceanelor şi planetei în
general. În ultimele decenii au fost înaintate multiple concepţii referitoare la drepturile animalelor și necesitatea
eliberării lor [6]; cu privire la transferul drepturilor omului spre toate speciile de animale [5, p.308-309], la
renunțarea utilizării animalelor în experienţe științifice și în scopuri didactice, în cadrul vânătoarei comerciale și

16
respectarea standardelor etice la creșterea animalelor și comercializarea lor. Sunt discutate problemele axiologice al
diverselor forme ale naturii vii, aspectele juridice, operaţionale şi socio-psihologice a drepturilor lor, statutul
excepțional al Pământului. Însă, reorientarea valorică a conştiinţei omului, respectul şi dragostea de Pământ și
„copiii” lui, intră în contradicţie cu societatea de consum.
O fundamentare exemplară a valorilor în etica ecologică o efectuează Baird J. Callicott în lucrările Valoarea
intrinsecă, teoria cuantică şi etica ecologică şi Valorile ocrotirii naturii şi etica [14, p.40-67]. În aceste lucrări
găsim o metafizică unică a moralei (înrădăcinată în sentimentele morale), o interpretare unică a naturii umane
(omul ca zoonpolitikon), o psihologie morală unică (responsabilitatea noastră pentru cei apropiați ca membri ai
numeroaselor comunităţi organizate în mod ierarhic).
Un curent destul de influent în etica ecologică îl reprezintă ecologia de profunzime, care a fost întemeiată de
filosoful norvegian Arne Naess [3, p.10]. Chintesenţa ei constă în aceea ca fiecare om să-și elaboreze un sistem de
convingeri personale, o filosofie conştientă care va lua în calcul esența naturii şi a omului pentru a dobândi
maturitatea şi a obține răspuns la întrebările despre natura omului, esenţa naturii, locul şi rostul omului în lumea
naturală.
Noua atitudine față de natură presupune extinderea ariei disciplinare a moralei prin includerea naturii în
calitate de subiect egal cu omul. În acest context, etica ecologică organizează și asigură procesul reglementării
morale a relațiilor om-natură, care, în opinia lui H. Jonas, constă în conservarea naturii ca obligație a omului față de
Creatorul său care a dat lumea în mâinile oamenilor pentru gestionare, care într-o zi va trebui să dea socoteală
pentru felul în care a îndeplinit aceasta misiune [apud 9, p.54].
În concluzie, trebuie să remarcăm faptul că problemele majore ale contemporaneității pot și trebuie
soluționare reieșind dintr-un demers global și interdisciplinar în cadrul căruia un rol deosebit îl are etica
netardițională, care poate răsfrânge datoriile și responsabilitatea morală a omului contemporan asupra naturii,
tehnicii și tehnologiilor contemporane.
Bibliografie

1. Capcelea V. Etica şi conduita umană: man. pentru instit. de învăţ. sup. ‒ Chişinău: Ed. Arc, 2010.-328 p.
2. Capcelea V., Capcelea A. Introducere în Etica ecologică. ‒ Chișinău: Ed. Arc, 2015. ‒ 332 p.
3. Naess A. The Deep Ecological Movement. Some Philosophical Aspects. // Philosophical Inquiry, 8 (1/2), 1986. ‒ P. 10-
31.
4. Ojovan V. Axiologia și medicina: dimensiuni teoretico-metodologice. Monografie. ‒ Chișinău: UASM, 2012. – 302 p.
5. Regan T. The Case for Animal Rights. // The Quarterly Review of Biology, Vol. 59, Nr. 3, (September, 1984). ‒ P. 306-
312.
6. Singer P. Animal Liberation, A EewEthic for OurTreatment of Animals. ‒ London: Cape, 1976. ‒ 301 p.
7. Şerban H.A. Tipologia discursului postmodern. // Analele Universităţii din Craiova - Seria Filosofie, nr. 21 (1/2008). ‒
P. 55-79.
8. Ţîrdea T., Grama R. Bioetica medicală în Sănătate Publică. Suport de curs. ‒ Chişinău: Bons Offices, 2007. - 248 p.
9. Wagner A. Valorile de viitor ale societății vestice din perspectiva lui Hans Jonas și a elementelor culturii „rușinii” și a
vinei”. ‒ Cluj-Napoca: Universitatea Babeș-Bolyai, 2012.- 20 p.
10. Warnock M. Ethics since1900. ‒ London: Oxford University Press, 1960. - 150 p.
11. Адорно Т.В. О технике и гуманизме. // Философия техники в ФРГ. Пер. с нем. и анг. Состав и предисл. Ц.Г.
Арзаканяна и В.Г. Горохова. Редакторы Н. Игнатовская, В. Леонтьев. ‒ Москва: «Прогресс», 1989. ‒ C. 364-371.
12. Гроарк Л. Практический разум и полемика вокруг порнографии. // Мораль и рациональность. Ответственный
редактор и автор предисловия д-р. филос. наук Р.Г. Апресян. ‒ Москва: Российская Академия Наук, Институт
философии, 1995. ‒ C. 180-196.
13. Гусейнов А.А. Этика и мораль в современном обществе. // iph.ras.ru/uplfile/root/biblio/em/em1/2.pdf, -10 p.
14. Кэлликотт Б. Природоохранные ценности и этика. // Гуманитарный экологический журнал, 1999, T. 1, вып. ‒ C.
40-67.
15. Леопольд О. Календарь песчаного графства [Текст] / Пер. с англ. И.Г. Гуровой; Под ред., предисл. А.Г.
Банникова. 2-е изд., стереотип. ‒ Москва: «Мир», 1983. - 216 c.
16. Maнжуева О.М. Информационная этика современного общества. // Известия Томского Политехнического
университета. – 2013. - № 6. – T. 323. ‒ C. 288-291.
17. Швейцер А. Благоговение перед жизнью. ‒ Москва: «Прогресс», 1992. – 574 c.
18. Țîrdea T.N. Bioetică: repere teoretico-metodologice. Compendiu. – Chișinău: CEP „Medicina”, 2015. - 139 p.

17
 CULTURA BIOETICA A STUDENȚILOR CU PRIVIRE LA PROBLEMA RISCULUI-
BENEFICIULUI ÎN CERCETAREA BIOMEDICALĂ: STUDIU EMPIRIC

Eşanu Anatolie
Doctor în filosofie
Universitatea de Medicină şi Farmacie „Nicolae Testemiţanu” din Republica Moldova, or. Chișinău
Paladi Adriana
Doctor în filosofie
Universitatea de Medicină şi Farmacie „Nicolae Testemiţanu” din Republica Moldova, or. Chișinău

BIOETHICAL CULTURE OF STUDENTS ON THE PROBLEM OF RISK BENEFIT IN

BIOMEDICAL RESEARCH: AN EMPIRICAL STUDY
Summary
Bioethical Culture is a complex phenomenon, which is in a continuous process of establishment under the influence of
educational factors. This article aims to identify the defining elements (of existence and evolution) of this phenomenon; to
disclosure the risk -benefit issue in biomedical research as part of bioethical culture; to analyze comparatively bioethical skills
of students about risk - benefit based on the results of their survey.

Bioetica drept un nou tip de gândire, drept o știință interdisciplinară independentă există deja de mai bine
de 45 de ani, însă problema formării culturii bioetice atît la nivel societal, cît și la cel individual, rămîne de
actualitate. În accepțiunea noastră, cultura bioetică reprezintă o parte indispensabilă a culturii general umane, un
sistem de relații sociale, valori morale, de norme și moduri de interacțiune a omului cu bioesfera ce vizează
stabilirea unei interrelații armonice de coexistență a societății umane cu mediul ambiental, un mecanism coadaptiv
integrator al omului și a viului realizat în baza principiilor etico-morale universale .
Cultura bioetică mai poate fi postulată drept gradul de percepție de către individul uman a corelației om-
natura vie din perspectiva principiilor etico-morale, aprecierea condiției sale în spațiul biosferic, atitudinii sale
morale față de lumea vie. Ea mai poate fi interpretată drept o conștientizare social-filosofică a misiunii principale
a bioeticii- prezervarea vieții pe Terra și a sănătății umanității.
N. Berdeaev în lucrarea sa „Esența vieții” constata că ”lumea intră într-o perioadă catastrofică a dezvoltării
sale. Noi trăim timpurile unei transformări istorice grandioase. Toată dinamica istorică se schimbă în mod esențial”
[7, p.67]. În a. 1971 V. Ransselaer Potter în celebrul său opus ”Bioetica: o punte spre viitor” formulează bazele
științifice ale culturii bioetice, elaborează principiile de bază ale bioeticii drept un nou domeniu interdisciplinar al
cunoașterii: „Umanității în mod urgent îi este necesară o nouă înțelepciune, care ar fi o cunoaștere a faptului, cum
de utilizat cunoștințele în scopul supraviețuirii omului. Eu consider că această știință trebuie să se constituie pe
fundamentul biologiei și în același timp, să depășească limitele reprezentărilor ei tradiționale, incluzând în sfera
abordărilor sale cele mai esențiale elemente ale științelor sociale și umanistice, printre care o importanță deosebită
aparține filosofiei, concepută drept dragoste de înțelepciune” [3, p.53].
Predarea universitară a bioeticii a contribuit la dezvoltarea ei drept o știință interdisciplinară, transdisciplinară,
transculturală, la constituirea comitetelor de bioetică de toate nivelele, la devenirea și proliferarea culturii bioetice în
societate. Bioetica elaborează căi și mijloace de rezolvare a situațiilor problematice, care apar în sfera medicinii practice și a
noilor tehnologii medicale. Actualmente bioetica posedă definițiile sale, scopurile, funcțiile, metodologia sa, există ca o
disciplină academică, devenind un fenomen socio-cultural și institut social de o mare anvergură, care este predată la multe
facultăți și specialități, în special la facultățile de medicină și biologie. Pe lângă centrele medicale, biologice, educaționale
se creează organe consultative, comitete de etică, care realizează expertiza proiectelor, în care sunt preconizate cercetări
biomedicale pe oameni și animale, formulează decizii în situații etice conflictuale între pacienți și cadrele medicale din
perspectiva contextului filosofic, sociocultural, medical, juridic cu implicarea obligatorie a opiniei publice. Funcționează
cursuri educaționale pentru medici, biologi, filosofi în baza a 170 programe educaționale a UNESCO, integrate în
Observatorul Etic Global (OEG) - baza electronică de date a tuturor materialelor actuale despre subiectele bioetice. Se
creează multiple organizații internaționale, scopul cărora îl constituie elaborarea principiilor bioetice și a standardelor
dezvoltării științei și tehnicii. În pofida acestor eforturi și progrese ale societății în opera de salvgardare a vieții pe Terra, a
prezervării sănătății umanității, problema formării culturii bioetice este departe de a fi rezolvată.
În contextul obiectivelor metodologice funcționale putem evidenția o serie de funcții ale culturii bioetice în
societate: (1) Cognitivă (formează la persoane cunoștințe, viziuni bioetice, sporește orizontul bioetic); (2) Integrativă
(contribuie la sintetizarea cunoștințelor din diverse domenii epistemologice ale bioeticii, concentrează sinergii pentru
atingerea unor targeturi bioetice social-importante); (3) Comunicațională (permite de a stabili conexiuni dintre
participanții procesului bioetic, și de asemenea, de a transmite elementele culturii bioetice de la o generație la alta și a
acumula experiența bioetică); (4) Reglatoare (consemnează în conștiința socială valorile bioetice necesare, obiective,

18
motive, scopuri și norme comportamentale); (5) Educativă (oferă posibilitatea de a forma un cetățean cu o conștiință
civică bioetică avansată, o personalitate drept un subiect plenipotențiar al politicilor bioetice, contribuie la socializarea
bioetică); (6) Mobilizațională (proces, în cadrul căruia prin intermediul instituțiilor sociale ale bioeticii sunt antrenate
mase largi ale populației în acțiuni de o largă anvergură bioetică)
O importanță deosebită se acordă formării culturii bioetice a viitoarelor cadre medicale. Paradigma
contemporană a devenirii și dezvoltării culturii bioetice presupune însușirea activă de către studenții mediciniști a
principiilor etice actuale, reieșind din valoarea fundamentală supremă – Viața, respectul față de pluralismul de
opinii și viziuni, tendința spre o analiză discuțională a unor situații etice concrete, educarea sentimentului de
responsabilitate morală personală pentru deciziile adoptate, capacitatea spre o analiză sistemică, spre o abordare
interdisciplinară a problemelor analizate, atitudine mărinimoasă față de tot ce este viu, pietate în fața viului.
În USMF „Nicolae Testemițanu” predarea cursului „Bazele Bioeticii” se realizează în cadrul catedrei Filosofie și
Bioetică, studenții însușind deja la debutul studiului disciplinele medicale fundamentale, bazele Filosofiei medicale,
Științele Comportamentului, Deontologie Medicală etc. În practica clinică viitorii medici pentru prima dată învață să
respecte persoana bolnavului, autonomia lui, li se inoculează sentimentul de compătimire, caritate față de pacient. Acest
fapt permite realizarea abordărilor transdiciplinare, interdisciplinare, transculturale în însușirea principiilor bioetice.
Un rol important în formarea culturii bioetice a studentului medicinist îl joacă utilizarea principiului
socratian al maieuticii în predarea bioeticii, semnificînd exuberanță, cunoaștere, cercetarea adevărului prin discuție
liberă a problemei pe calea dialogului, polilogului. Unul din „părinții” bioeticii A. Hellegers a propus utilizarea
acestei metode prin dialogul sferelor medicale, biologice, filosofice în bioetică, deoarece, spre deosebire de etica
tradițională și deontologie această știință nu oferă recomandări precise, nu impune sarcini în adoptarea unor decizii
în situații neordinare. În procesul de formare a culturii bioetice se utilizează elemente euristice a descoperirii
continue a noului în condițiile unui „asalt intelectual„ a unei gîndiri creative de grup. În cadrul seminariilor
studenții prezintă rapoarte care reflectă aspecte filosofice, axiologice, praxiologice și juridico-normative a fiecărei
teme, își expun și fundamentează opinia proprie în raport cu problema discutată, caută consensul cu colegii, iar în
contactul cu pacienții ei au posibilitatea de a cunoaște „opinia străzii” referitoare la subiectul abordat.
O contribuție importantă la formarea culturii bioetice o are implementarea metodei „jocurilor de rol”,
modelarea diverselor situații etice. La seminarul consacrat relației medic-pacient, studenții sub o formă ludică
reconstituie modelele paternalist, tehnic, colegial, contractual. Jocurile de rol asigură o abordare convingătoare și
evidentă a problemelor bioetice, facilitează găsirea unor soluții de rezolvare a lor. În scopul dezvoltării culturii
bioetice cadrul didactic evidențiază la fiecare lecție „nodurile de criză”, reprezentînd complexitatea și
plurivectorialitatea problemelor bioetice consemnate, lipsa unor decizii univoce, multitudinea pozițiilor morale,
refuzul impunerii forțate a poziției proprii, abordare pluralistă și interdisciplinară în atingerea scopului propus.
Această atitudine are o importanță deosebită mai ales în cazul discutării problemelor biosecurității
biotehnologiilor contemporane – a ingineriei genetice, clonării, medicinei reproductive, nanomedicinei,
tehnologiilor informaționale, științelor cognitive, tendința conturată de unificare a acestor tehnologii (NBIC-
convergență), posibilitățile de creare ale intelectului artificial, și dezvoltării singularității tehnologice, pericolul
bioterorismului etc. Studenților li se prezintă documente care demonstrează aplicarea practică a principiilor bioetice
în praxiologia medicală, diverse forme ale acordului informat, care se utilizează nu numai în cazul efectuării
cercetărilor clinice, dar a devenit o componentă obligatorie a cartelei medicale a pacientului din staționar.
Este de menționat faptul, că deseori unii studenți în debutul studiului de bioetică manifestă o oarecare
reticență, consideră că bioetica nu corelează cu pregătirea lor profesională, nu face parte din modelul specialistului-
medic. O astfel de reprezentare a scopurilor și sarcinilor studiului bioeticii reflectă dezumanizarea și
dezumanitarizarea învățamîntului superior, care a servit drept cauză principală a crizei sistemice a școlii superioare
la intersecția sec. XX-XXI. Depășirea acestei tendințe constituie o sarcină pedagogică complexă, studiului bioeticii
revenindui un rol major în acest sens. La umanizarea procesului didactic contribuie referințele la literatura artistică
și futurologică universală (A. Solgenițin, frații Strugațki, S. Lem, R. Bredbery, R. Kurzweil), unde sunt abordate
probleme bioetice ale biotehnologiilor, eutanasiei, avortului, realizarea experimentelor pe oameni și animale, sunt
create variante fantastice, dar destul de realiste a viitorului umanității, a Terrei, a cosmosului în condițiile derulării
PTȘ contemporan. Sunt discutate probleme de bioetică în baza exemplelor cu tematică medicală din filme cu priză
la tineret: „Singularitatea e deja aproape: istoria veritabilă a viitorului” de R. Kurzweil, „Procrearea”, „Clona” etc.
Strategiile de bază în formarea culturii bioetice ale studenților mediciniști constau în: discuționalitatea,
dialogitatea, polilogitatea procesului de studiu; utilizarea principiilor maieuticii, euristicii; modelarea situațiilor
profesionale de pe pozițiile eticii clinice; abordarea activă și liberă a „nodurilor de criză” ale problemelor bioetice;
implementarea principiilor eticii clinice în conștiința studenților.
Dificultățile de formare a culturii bioetice sunt legate și de faptul neacceptării de către o parte din studenți a
conceperii filosofice a lumii, a subaprecierii importanței aplicative a bioeticii, lipsa motivării, axarea pe studiul
profesional limitat, lipsa continuității în evoluția culturii bioetice la toate etapele de formare ale personalității,

19
contradicțiile dintre principiile, ideile, postulatele bioeticii și practica vieții cotidiene, nepregătirea societății de a realiza
aceste idei. Cu toate acestea, în anii ce s-au scurs, bioetica a avut un parcurs impresionant, de la o disciplină academică
pînă la un domeniu de discuții publice și politică globală, transformarea ei într-o bioetică globală, într-o nooetică.
Sistemul învățămîntului universitar are menirea să orienteze tineretul studios spre însușirea principiilor
filosofico-metodologice ale bioeticii, conștientizării responsabilității morale personale a prezervării Vieții pe Terra, spre
căutarea noilor abordări în cercetarea vieții în toate manifestările ei, să educe viitoarele elite să coexiste în armonie cu
Viul, de a le pregăti spre aplicarea practică a principiilor bioetice în viața cotidiană. Anume implementarea în activitatea
practică a principiilor morale ale bioeticii generează în toată lumea mari dificultăți legate de multitudinea de abordări, a
pluralismului valoric, de elaborare a normelor juridice în baza unor principii comune, de contextul politic și probleme
economice majore. Henk ten Have, cunoscut bioetician olandez, vede ieșirea din această situație în conjugarea eforturilor
politicienilor, profesioniștilor din sistemul de sănătate, a cetățenilor simpli, în interacțiunea lor cu scopul protecției
intereselor tuturor cetățenilor. „Numai după conștientizarea bioeticii dintr-o perspectivă globală, ea poate fi promovată la
nivelul activității practice,contribuind la binele fiecăruia” [5, p. 9].
Unul dintre aspectele culturii bioetice se referă la competențele și atitudinile cu privire la riscurile și
beneficul în cercetarea cu implicarea ființelor umane. Întrebări relevante care contribuie la formarea competențelor
menționate sunt acelea cu referire la: a) prioritatea interesului social sau științific în raport cu beneficiul
individului implicat; și b) magnitudinea riscului în raport cu beneficiul direct pentru participantul la cercetare.
Categoriile de risc şi beneficiu în cercetare sunt conturate multi-aspectual. Conceptul de risc încadrează
orice posibilitate de daună fiziologică (suferinţă fizică, infirmitate, deces), psihologică (disconfort, anxietate) sau
socială (discriminare, stigmatizare). Categoria de beneficiu direct pentru participantul la studiu se referă la orice
avantaj terapeutic, diagnostic sau preventiv și poate include, de exemplu, posibilitatea de acces la serviciile
medicale care nu sunt parte a standardului terapeutic acceptat (după cum ar fi diagnostic detaliat, tratament
inovativ, promovarea intereselor sanitare a diferitor categorii de pacienţi etc.) Categoria de beneficiu indirect
(social sau științific) se referă la orice posibilitate de obținere a cunoașterii generalizabile care poate să rezulte în
perspectivă imediată sau apropiată într-un avantaj social/comunitar.
Actualmente există un șir de documente internaționale care abordează problema riscului și beneficiului în
cercetarea științifică pe ființe umane de pe pozițiile valorilor și principiilor etice clasice. Printre acestea pot fi enumerate:
1) Declaraţia de la Helsinki sau Principiile etice ale cercetării medicale cu implicare de fiinţe umane adoptată de a 18
Asamblee Generală a AMS în 1964, cu amendamentele anilor: 1975 Tokyo, 1983 Veneția, 1989 Hong Kong, 1996
Somerset, 2000 Edinburgh; 2) Convenţia privind Drepturile omului şi biomedicina (Oviedo, 1997) - Consiliul European;
3) Ghidul internaţional pentru cercetarea biomedicală cu implicarea subiecţilor umani, elaborat de Consiliul Internaţional
al Organizaţiilor Ştiinţifice Medicale (CIOMS, 2002); 4) Ghidul bunei practici clinice, elaborat de Conferinţa
Internaţională de Armonizare a Cerinţelor Tehnice de Înregistrare a Produselor Farmaceutice (ICH, 1996); Declarația
Universală în Bioetică și Drepturile Omului, adoptată de Conferința Generală UNESCO, 2005 etc.
Toate aceste documente menționează în mod explicit prioritatea interesului și binelui individului în raport cu
binele social și interesul științific. De exemplu, în Declarația de la Helsinki se stipulează: În cercetarea cu implicare de
subiecţi umani considerentele legate de binele subiectului uman trebuie să aibă prioritate faţă de interesul social şi
științific [4, p.30]. Prin urmare, chiar dacă cercetarea științifică are drept obiectiv obținerea cunoștințelor generale ce pot
aduce rezultate promițătoare, demararea cercetării și atingerea acestui obiectiv va fi moralmente acceptabilă doar atunci
cînd nu vine în contradicție cu interesele și starea de bine a persoanei pe care cercetarea va fi realizată. Viața individului
este o valoare inalienabilă și un drept fundamental care nu pot fi subminate în numele altor valori și beneficii fără de
repercusiuni grave pentru individ și pentru întreaga civilizație umană.
În același timp este bine cunoscut că orice cercetare este realizată în condiții de incertitudine cu privire la
problema studiului (dacă ar exista certitudine nu ar fi nevoie de cercetare), iar incertitudinea poate masca riscuri.
Clarificări etice cu privire la ponderea riscului în raport cu beneficiul subiectului cercetării sunt de asemenea
expuse în documentele menționate. În Declarația de la Helsenki mai multe articole sunt consacrate stării de bine a
subiectului cercetării și condițiilor de evitare sau reducere a riscurilor. Astfel în Articolul 11 se stipulează că
studiile clinice pe ființe umane trebuie să fie precedate de studii preclinice (pe animale) pentru a demonstra o
probabilitate rezonabilă de succes fără riscuri nejustificate; Articolul 16 vorbește despre necesitatea unei evaluări
atente a riscurilor previzibile în comparație cu beneficiile previzibile pentru subiectul studiului; Articolul 17
vorbește despre faptul că cercetătorul trebuie să fie sigur că riscurile probabile au fost evaluate în mod adecvat și
pot fi gestionate în mod satisfăcător; Articolul 18 menționează că riscurile și povara asupra subiectului trebuie să
fie reduse la minimum fiind rezonabile în raport cu importanța cunoștințele ce urmează a fi dobândite. Acest fapt
este mai ales important în cazul cînd subiecţii de cercetare sînt voluntari sănătoşi [4, p.31].
Într-o încercare de sinteză poate fi afirmat că, riscurile posibile ale studiului trebuie să fie rezonabile în
raport cu beneficiul potenţial cu următoarele specificări: riscul intervenției de investigat este minimizat (sunt luate
toate măsurile pentru reducerea lui) şi beneficiul direct expectat pentru subiectul cercetării fiind estimativ superior

20
riscului potenţial și cel puțin la fel de avantajos ca orice alternativă terapeutică, diagnostică sau preventivă existentă
la moment, pentru cazul cînd participanţii la cercetare sunt pacienţi (bolnavi) sau b) dacă beneficiul social şi
ştiinţific este considerabil mai mare decît riscul acceptabil (asupra căruia persoana își exprimă înțelegerea și
consimțămîntul) și rezonabil (care nu aduce prejudicii stării generale de sănătate) pentru subiectul cercetării, în
cazul cînd participanţii la cercetare sunt voluntari sănătoşi.
De o protecţie suplimentară în cercetare sub aspectul riscului şi beneficiului se bucură subiecţii vulnerabili,
adică acele persoane care în parte sau în totalitate sunt incapabili de a-şi apăra propriile interese. Ghidul
internaţional al cercetării biomedicale pe fiinţe umane stipulează că cercetarea biomedicală cu implicarea acestor
categorii de persoane este considerată etic justificată dacă: a) Investigaţia este intenţionată să obţină cunoştinţe ce
vor îmbunătăţi diagnosticarea, prevenirea sau tratarea problemelor de sănătate specifice acestei clase vulnerabile de
subiecţi, beneficiind în mod direct subiecţii implicaţi în cercetarea curentă; b) Iar atunci când cercetarea nu aduce
beneficiu direct pentru subiectul implicat, riscul probabil expectat va fi minor, adică nu mai mare decît în cazul
unei proceduri medicale de rutină (de exemplu colectarea mostrelor de sînge) sau nu mai mare decît riscul presupus
de orice activitate curentă cotidiană [1, p.73].
În afara de aceste documente există un mare număr de publicații care ridică și discută în contrariu unele aspecte
practice ale asigurării ratei favorabile a riscului - beneficiului în cercetare pentru diferite categorii de subiecți și diferite
tipuri de studii științifice [2; 6]. De exemplu, actualmente este discutată problema risului uneori impredictibil în cazul
cercetărilor translaționale (de transfer a cunoștințelor din domenii fundamentale în clinică, ca de exemplu testarea prima
oară pe ființe umane a biotehnologiilor etc.) sau problema riscului sporit (nerezonabil) pentru voluntarii sănătoși incluși
în studii clinice de faza I, pentru testarea toxicității produselor medicale anticancerogene și în același timp problema
probabilității mici a beneficiului pentru bolnavii de cancer incluși în cadrul aceluiași tip de studii.
Documentele analizate reprezintă veritabile ghiduri pentru cercetător,i iar împreună cu polemicele
academice și societale ele sunt termeni de referință pentru publicul larg în evaluarea etică a problemei beneficului
și riscului în cercetarea științifică pe ființe umane. Acest lucru este exemplificat de studiul empiric al culturii
bioetice a studenților, desfășurat în limitele proiectului internațional Problemele susţinerii şi protecţiei sănătăţii
publice în contextul bioeticii sociale şi implementării tehnologiilor inovaţionale biomedicale” (2015-2016), realizat
prin cooperare de către Universitatea de Stat Internaţională de Ecologie „A.D. Saharov” ( Republica Belarus) și
Universitatea de Stat de Medicină și Farmacie Nicolae Testemițanu” (Republica Moldova). Pentru evaluarea
culturii bioetice studențești a fost elaborat un chestionar amplu, două dintre întrebările căruia se referă la riscuri și
beneficii în cercetarea biomedicală. Răspunsurile la aceste întrebări au fost alcătuite țînînd cont de recomandările
documentelor internaționale prezentate mai sus, dar și de polemicele academice cu privire la acest subiect.
La chestionare au participat 615 studenți: 124 persoane – USMF Nicolae Testemițanu” (Chișinău, Moldova);
154 persoane - Universitatea de Stat Internaţională de Ecologie „A.D. Saharov” (Minsk, Belarus); 106 persoane –
Universitatea de Stat din Belarus; 120 persoane – Universitatea de Stat de Medicină din Belarus; 3 persoane –
Universitatea Națională de Medicină (Kiev, Ucraina). 65% dintre respondenți fiind studenți ai anilor I-II.
La întrebarea: pot fi oare interesele societății prioritare în raport cu interesele individului în realizarea
cercetărilor biomedicale ‒ 169 de respondenți (27.5%) au răspuns că interesele protecției sănătății publice și a
genofondului uman trebuie să aibă prioritate în raport cu interesele individuale ale unei persoane; 225 respondenți
(36.6%) au răspuns că o asemenea stare de lucruri vine în contradicție cu principiile umaniste; 221 respondenți
(35,9%) au răspuns că interesele societății pot avea prioritate doar atunci cînd beneficiul social rezultat din studiu
este considerabil mai mare ca dauna adusă intereselor personale ale subiectului studiului. Prin urmare 72,5% din
răspunsuri relevă o corespondență cu prevederile documentelor internaționale, și doar 27,5% o deviere de la
acestea. În același timp studenții USMF „Nicolae Testemițanu” au dat răspunsuri corespondente regulamentelor
internaționale în proporție de 100%, astfel din 124 respondenți nici un student nu a pledat pentru primul răspuns,
111 studenți au ales varianta a doua de răspuns și 13 studenți au optat pentru varianta a treia.
Cel puțin un factor poate fi invocat pentru a explica această diferență de opinie: este vorba de profilul
profesional al studenților chestionați. În Republica Moldova au fost chestionați doar studenți-medici. Or studenții
de la medicină sunt valoric orientați, primar, spre binele/sănătatea individului (pacientului) și, secundar (pentru
unele dintre profilurile medicale), spre sănătatea publică. Această orientare este în deplină concordanță cu obiecti-
vul fundamental al activității medicale de a promova starea de bine a pacientului și societății, reducînd/minimizînd
concomitent posibilitatea daunei.
La întrebarea: în realizarea cercetărilor biomedicale cu implicarea ființelor umane trebuie să se țină cont de
rata riscului beneficiului pentru participanții cercetării – 400 de respondenți (65%) au răspuns că o cercetare
biomedicală trebuie să fie realizată doar atunci cînd beneficiul pentru participantul la studiu este considerabil
superior riscurilor la care el poate fi expus; 131 de respondenți (21,3%) au răspuns că pentru binele viitor trebuie de
mers la riscul chiar dacă șansele beneficiului sunt minore; 84 de respondenți (13,7%) au ales să răspundă că
nimeni nu e în stare de a prevedea rezultatul, de aceea trebuie să ne abținem de a vorbi despre el. Din 124 de

21
studenți ai USMF ”Nicolae Testemițanu”, 98 de studenți au optat pentru prima variantă de răspuns, 20 pentru a
doua variantă și 6 studenți pentru răspunsul numărul trei.
La această întrebare 65% din răspunsuri corespund prevederilor etice ale documentelor internaționale,
21,3% din răspunsuri corespund unor poziții discutate în contrariu în literatura de specialitate (de exemplu
problema implicării pacienților cu cancer în faza I a studiilor clinice chiar dacă rata beneficiul direct tinde spre
zero), iar 13,7% din răspunsuri reflectă atitudini nespecifice.
Concluzie: Atitudinile cu privire la risc-beneficiu în cercetarea biomedicală ca parte a culturii bioetice se
conturează într-un proces de formare continuă sub influența valorilor etice general-umane sistematizate în
regulamente și ghiduri, polemizate sub aspect aplicativ pe platforme academice și publicații științifice. În același
timp ele sunt determinate de tipul educației profesionale și de tradițiile social-politice.

Bibliografie
1. Ghidul internaţional al cercetării biomedicale pe fiinţe umane, Articolul 13, CIOMS, 2002. // Ezekiel J.Emanuel and Al.
Ethical and Regulatory Aspects of Clinical Research. The Johns Hopkins University Press, 2003. - 489p.
2. Miller F.G., Joffe S. Benefit in phase 1 oncology trials: therapeutic misconception or reasonable treatment option? - Clin Trials.
2008 ; 5(6):617-23. doi: 10.1177/1740774508097576. http://www.ncbi.nlm.nih.gov/pubmed/19029210 Accesat: 14.04.2016
3. Potter V. R. Bioethics: bridge to the future. - Prentice-Hall, 1971. – 151р.
4. Principiile etice ale cercetării medicale cu implicare de fiinţe umane, Articolul 5, AMS, 1964; articole similare în Ghidul
bunei practici clinice, Articolul 2.3, Conferinţa Internaţională de Armonizare a Cerinţelor Tehnice de Înregistrare a
Produselor Farmaceutice (ICH), 1996; Declarația Universală în Bioetică și Drepturile Omunui, Articolul 3.2, UNESCO,
2005. // Ezekiel J.Emanuel and Al. Ethical and Regulatory Aspects of Clinical Research. The Johns Hopkins University
Press, 2003. - 489p.
5. World Commission on the Ethics of Scientific Knowledge a Technology (COMEST) The Teaching of Ethics. – Paris:
UNESCO, 2003. – 33 р.
6. Schuster Daniel P., Powers William J. Translational and experimental clinical research. - Philadelphia: Lippincott
Williams & Wilkins, 2005. – 465 p.
7. Бердяев Н. Смысл истории. - Москва: Мысль, 1990. – 174c.

CORROSION OF MODERN SOCIETY. A PLEA FOR BIOETHICS

Hubenko Ganna
Ph.D. of Philosophy
Doctorate student of the department of internationalization of higher education,
Institute of Higher Education of National Academy of Pedagogical sciences of Ukraine

КОРРОЗИЯ СОВРЕМЕННОГО ОБЩЕСТВА. ПРИЗЫВ К БИОЭТИКЕ

Аннотация
В статье представлена биоэтика как новый контракт науки и общества. Биоэтика обосновывает ориентиры
выхода из ситуаций, последствия которых невозможно предусмотреть, если не изменить свойственный науке
традиционный способ мышления. Описанные автором гуманистические процессы, раскрывают импульс к развитию
гражданского общества как системы, задающей определенные идеалы общественного развития.

The state of science always depends on the state of society in which it develops. Thus, deideologization,
blurred values, corruption growth and other effects, which Ukraine experiences, can not but influence its science.
On the other side, the drawbacks of prereform soviet totalitarian state of science did not disappear; they are
successfully getting combined with other ones. It is a pity that the search for way out of crisis in society and science
is a subject of dialogue mainly among the scientists at conferences, on pages of scientific publications, in press. But
there is not any dialogue between scientists in the managerial class of our society.
It is ironic, but rightful to raise a question: who in the management of our country is interested in
production setback, in life corruption increase, in suppression of progressive germs in different spheres of society?
You see, no processes in the society go on their own account. They are manageable. And what is our government
doing? They create committees to fight corruption, assign commissions, but in fact those committees appear to be a
withdrawal of funds (intended for miners, doctors, teachers, scientists). Is such a social routine we have to discuss
the issue of society management, science management with a „minus sign”. The development process of social
sciences moves on its own account, as far as the greater part of scientific works stays unclaimed by those who are
privy to the management of state. Thus government needs science only for apology or to strengthen its status, and
all that does not satisfy those needs, gets inhibited.

22
 And nothing is going to change for the better until it will be established that a scientific group can be a
financial unit in science (scientists with a high rating of academy members and scientists of academic institutes),
but not the administrative staff (e.g. rector at the university is God-almighty). The world practice has such a notion
as cluster. The Silicon Valley in the USA California is an example of a technological cluster, where enterprises
come to the necessity of consolidation within a cluster. What is the way out? First of all – the moral atmosphere in
science and education should be changed, should be created such forms of organization and control to minimize
possibilities of getting bureaucratic and corrupt, this must provide the maximum efficiency.
To change the moral atmosphere, especially in scientific environment, it is necessary to have a new morals
theory- bioethics. Bioethics proves the reference points of ways out from situations, the consequences of which it is
impossible to predict, if the traditional scientific way of thinking will not be changed.
Bioethics gives opportunity to define and rationally prove the differences of „good” and „bad”, of good and
evil, serves a numberless quantity of situations, created by life, which are not described by existing norms of
morals. It is especially important today, when with the help of science we transform the reality we live in more
quickly (nanotechnologies, cloning, genetic updating, implants and others). The solution of such tasks depends on a
new personality- a bioethical one.
The notion of „bioethics” was put into scientific use in late 60-ties of the last century. Its appearance is connected
with the book of V.R. Potter „Bioethics: Bridge for the Future”, which was published in the USA in 1969. Contrasting of
fundamental universal moral values and values of science led to one of the reasons of crisis, which threatens existence of
life on Earth. That is why V.R. Potter defined bioethics as a science of survival. And nevertheless, though without taking
into account its quite deep meaning, which the author puts into the notion of bioethics, in the USA (where he lived and
worked) it becomes a synonym of professional medical ethics, which studies cases in medical practice.
Together with medical concept of bioethics grew another „heritage” as well. In the same years bioethics
receives a strong impulse in works of a famous Dutch obstetrician Andre Hellegers (the founder of Kennedy
Institute of Ethics), who made research in the sphere of demography. He considers bioethics as a science, capable
to obtain meaning in the process of dialogue and while comparing it with medicine, philosophy and ethics. That is
why according to Hellegers, the subject of research of this new field of science is ethical aspects, which are not
considered in clinical practice. There is no doubt that it is Hellegers who was the first in the university world to
provide into use the term „bioethics”. He gave an academic structure to this discipline and then introduced it into
the field of biomedical sciences, politics and mass media. After that, namely his concept of bioethics was the
prevailing one: bioethics began to be considered by the majority of scientists as a separate discipline, capable to
synthesize medical and ethical ideas. Besides we should admit that Hellegers has performed a great service of
creation specific methodology for this new discipline, which is on the junction of sciences, as far as he showed that
a doctor -bioethic in this case can be a greater expert in ethical issues than a traditional moralist. Thus the new term
of „bioethics” in some way substitutes the term of „medical morality”, revealing at the same time a range of
sufficient differences from it [5, p.4]. To my mind, the way of defining bioethics as a concept, oriented to a
dialogue, no doubt was a brilliant godsend. Now it is more plainly seen that namely this way is more congruent to
the distinctive features of postnonclassic (modern) bioethics.
We may suppose that the fate of bioethical movement in Ukraine, the possibility of such phenomenon,
depends on successful formation of social space, in which an individual can be autonomous, self-determined in his
life activity. This idea „propagate” many Russian scientists, binding together first of all bioethics and law, politics,
and bringing in such concepts as „bio-power”, „bio-influence”, „bio-policy”. So we logically come to one more
understanding of bioethics, as ethics of mankind survival. Its object of studies are problems of medicalized
government, and finds application of approaches, theories and methods of biological sciences in political science,
as well as highly spread it to all spheres of persons life.
In modern scientific discourse bioethics is a new interdisciplinary sphere of science (on the edge between
natural sciences and socio-humanitarian knowledge), as well a new status of post non classic science in society and
is a new image of modern Ukrainian people mentality. Basic postulate becomes ethical plenitude, the idea „to know
- no matter what” we change on „to know- not to harm”. Withdrawal of socio-ethical and ideological-political ideas
from scientific theories changes into new strategy – bioethical criteria system development, in coincidence with
which scientific facts and theories are a subject to estimation, and namely bioethical estimation of consequences of
its influence on a persons physical being in this world.
As far as bio-politisation is spreading in western civilization, bioethics more and more puts in a claim for
role of philosophical paradigm or basic ethical system and political ideology of universal and global meaning. Erin
Williams formulated these pretensions rather distinctly: „I use the term „global” to mark the bioethical fundament
of the fact, that our economic system, our human rights, our animal protection, our ecological problems and our
research work are interrelated…I use the term „global bioethics” to denote an interdisciplinary, intercultural
movement, created to research new technologies, projects, developments and existing systems with the object to

23
create such future, where people of different populations will have their share of participation in respect,
preservation, restoration of healthy biosphere [7, p.16-17].
In contrast to diffusion of bioethics into bio-politics and biomedical law, appears understanding of bioethics
as an integral part of culture. In different countries there are different forms of moral-vision reactions on appearance
of bio-medical technologies. In the west conservative positions are emphasized by church, based only on religious
dogmas. In Europe and the USA we can observe a rather sharp divergence in conservative and liberal areas.
In Ukraine there are almost no sharp discussions, the majority of authors take the position in the middle
between conservative and liberal attitude. This can be explained by attempts of adaptation of western bioethical
standards to the national traditions. Here raises a question: „How can be called an approach, which is defined by
means of cultural views, towards problems of modern biomedicine, is it a unique and most precious nation
possession or a pointless uncertain attempt ”.
Probably, it is more an evidence of loyalty to ones culture-religious tradition, what greatly favors its
retention and survival. Starting from this point we bring in a new concept – bioethics- is a system of knowledge
about the acceptable boundaries in manipulating human life and death, as well as setting up of such boundaries by
norms of Christian Orthodox moral.
In western literature we also find good attempts to consider bioethics from the cultural point of view. Here
we meet such notions as „narrative bioethics”, „literature bioethics” (Р. Ricceur, W. Schapp, C. Taylor), where the
emphasis is put of description of particular cases. It is a pity that the initial humanistic approach disappears in
detailed analysis of these texts, moreover, the subject of analysis - literary texts - very often are substituted by
narrations of patients or patient's histories.
I suppose that such plurality of positions is connected with semantics of the term. V.R. Potter wrote „I
chose the root „bios” to symbolize biological knowledge, science of natural systems” and „ethos” to symbolize the
knowledge of human values [4, p.1]. As we can observe, the term „bioethics” has a dual meaning depending on
what prevails – „ethos” or „bios”. In the first case science (science and medicine) are subordinate to ethics, in the
second case ethics depends on science. Thus two different views on bioethics are possible: one is oriented on
„ethos”, so ethics turns out to be independent towards science, second on- „bios”, in this case ethics is dependant
and originates from science. The second point of view is an expression of scientism, that is to say of a concept,
which aspires to solve all medical and ethical problems with the help of science [2, p.35].
There is a reason to think, that definition V.R. Potter put into the term „bioethics” has a purely scientific
character, what proves absolute faith in bioethical sciences. If we interpret „bioethics” of Potter this way, then we
finally define the meaning, which he wanted to give to this term. His quote to „ethos” expresses ethics, which
originates from science and is subordinate to it.
Russian scientists L.M.Konovalova, P.D.Tyshchenko, L.P.Kiyashchenko claim that bioethics - is first of all
ethics. Ethics is the route of this word and „bio” is a prefix. Thus it is reasonable to consider bioethics as ethics.
Such understanding of bioethics through ethics can ensure a correct understanding of its scientific status, of its
nature and meaning. Let me remind once again that bioethics appeared as ethical reaction on troubles and
possibility of different abuses in that integral part of every person’s life, which is connected with biological nature
of a person, with survival on the edge of life and death, in conditions of illness and suffering [1, p.110].
According to the words of Ukrainian scientists Y.I. Kundiev, bioethics or ethics of life is a sphere of
applied ethics, - a philosophical discipline, which studies problems of morality first of all what concerns a person
and every living thing, it determines what kind of actions are acceptable or not towards the creatures from the
moral point of view. Or in another way: bioethics is an organic combination of modern achievements of biological
science and medicine with spirituality. In today’s society it became a symbol of civilization [3, p.6].
Taking into account everything mentioned, I wouldn’t hurry to rank bioethics with applied ethics. Modern
bioethics serves as method of „sewing together” moral norms, principles, theory and practice and serves as
ontology and gnosiology to a great number of today’s applied ethics’ (professional, social work, journalistic).
Very often it is said that ethics in general and bioethics in particular are for rich countries, for wealthy
people, and we can not afford it at the moment. Naturally here rises a question: how much money one should have
in the pocket to be a moral person; how full should be the state treasury to make those principles dominant in the
country and became a life standard? But namely the pathological state of public health, country, and politics needs
a clear, intelligent moral regulation and rightful management.
Here, as a commentary, I should admit that even now bioethics is not always presented in the latest editions
of encyclopedias and reference books, though we cannot say that the term of bioethics is a new one, as much time
has passed to unify concepts and put in order the system of accumulated facts.
It is true that pluralism of bioethics is its integral characteristics; it is not a timely or changeable feature
conditioned only by the fact that bioethics in the making or at the beginning. Its many faced nature is a feature of
the post non-classic science.

24
 Its many faced nature is conditioned by different ethic schools, trends and disciplines involved. Of course,
the difficult cognitive situation creates tension, hope and expectations for its simplification on the basis of general
unified fundamental principles to be found and there is much to in this sphere.
Note that such expectations rise first of all out of faith in possibility of new paradigm formation, which
would justify the diversity of scientific directions, theories, models, approaches and would stimulate the move
away from such vision of the problem, in correspondence with which the diversity of directions, theories, models,
approaches is considered as something negative and breaking off the science as a whole.
Moreover bioethics emphasizes the importance and necessity of diversification. Yan Haking, a famous
modern philosopher emphasized that „beginning from 1840, every year only in the everyday physical practice it is
used more models of phenomenon, than last year.” And then he makes a conclusion paradoxical at first glance:
„the ideal goal of science is not unity, but great plurality” [6, p.162]. Bioethics, justifying plurality is not against the
unity of sciences. It has a claim for the role of the interdisciplinary paradigm. As a result, bioethics is a science of
dialogue, communication, and contact - contacts of different disciplines.
As this science developed from the first medical, theoretical to bioecological approach (now prevailing)
with accent on being „disastrous”, „dangerous knowledge”, „global problems of modern times” bioethics put a new
accent on understanding of life (human, animal and vegetable), gives bioethical grounds for new practices.
What bioethics for is in today’s world? Nowadays, as we already know bioethics comprises several
meanings, being interesting as a science as well as a special social practice and as a unique discipline and as a new
type social institute to be formed. It must be stressed that „a range of characteristics of postnonclassic science are
vividly shown in bioethics”. Bioethics sets a goal of searching for social, ethical, philosophical methodology (from
the point of view of coevolution, sinergy of creative development), which raise moral activity and personal growth.
And visa versa while balancing mental and spiritual, a person supports needs of the body.
There may be many approaches to solve this task. Interdisciplinary-bioethical methodology gives
nowadays guidelines to modern science about a person, comprising biological, medical, genetic research; ideals of
tolerance and sympathy, humanistic and value scale regulations in the sphere of human behavior and life research.
Enriched by bioethical style of thinking the post non-classic type of rationality takes into account relation
to the object not only with means but with value-goal structures, as a result the search for scientific truth coincides
with interscientific as well as with social and human values.
Such humanistic processes give impulse to development of civil society as a system that introduces certain
ideals for public development. It functions and develops more successfully, when inner and outer conditions are
created for that. The greater part is formed by the society itself through the government, but very often regardless
of government.
Solving of these issues depends on a new personality - a bioethical one. The most important characteristics
of bioethical personality are: inclusiveness into the world of nature, responsibility, internal harmony. Bioethical
personality is an ideal image, which defines the way and character of a person’s behavior; carries out regulative
function and leans on certain rules and principles of (human dignity, autonomy, justice and safety) or so-called
bioethical code.
In our article we made a discourse of bioethics as a new science, as a paradigm of post non-classic science.
From this position we give such definition of bioethics – a science which considers knowledge as „human-” or
„life-” dimension, moving forward not only interdisciplinary but also transdisciplinary forms of research,
intensifying processes of principles correlation and visions about the world through „paradigm injections” of ideas,
which are transmitted from other sciences. Bioethics is a new contract between science and society.

Literature

1. Bioethics: principles, rules, problems// edited by Yudina B.G. - Mосква: Progress, 1998. - 470 p.
2. Juliano di Bernardo. Bioethics: philosophic basis // Visnyk NAS of Ukraine. – 2001. – № 11. - P. 33-39.
3. Kundiyev Y. Bioethics- call of the times // Anthology of bioethics.- Lviv: Bak, 2003. – Р. 5-11.
4. Potter V.R. Bioethics: bridge into the future // Edited by Vekovshyna S.V., KulinichenkoV.L- Kiev: Ukrainian
association of bioethics, 2001. - 216 p.
5. Sgrechcha E., Tambone V. Bioethics. - Mосква: Biblical-theological institute of St. Apostle Andrey, 2002. - 413 p.
6. Haking. Y. Presentation and interference. - Mосква: Logos, 1998. - 296 p.
7. Williams E.D. A call for Global Bioethics // Practical philosophy. - 2004. – № 1. - P. 15-24.

25
 RECRUTEMENT À LA RECHERCHE PAR LE WEB: ENJEUX ÉTHIQUES1

Marin Ana
Docteur en philosophie et PhD en anthropologie
Professeure associée, Université de Sherbrooke, Canada
Conseillère en éthique, CISSS Chaudière-Appalaches, Canada
Membre des CER du CHU de Québec et IUSMQ-CIUSSS Capitale Nationale, Canada

RECRUTAREA IN CERCETARE PRIN INTERMEDIUL INTERNETULUI: ASPECTS ETICE

Rezumatul
Acest articol prezinta o reflective in jurul unui caz depus pentru evaluare etica la un comitet de etica cercetarii.
Comitet in cadrul căruia activ.
RECRUITMENT IN INTERNET RESEARCH: ETHICAL ISSUES
Summary
This article presents a discussion that a review ethics board had about a real case summited for ethical evaluation. I
am a member of this board.

Présentation du cas
Dans le cadre d’un protocole de recherche approuvé par le comité d’éthique de la recherche (CER),
l’équipe de recherche a soumispour évaluation un amendement. Celui-ciconsistait en l’ajout de matériel de
recrutement à la recherche. Ces documents décrivaient plusieurs stratégies de recrutement. Parmi celles-ci, il y
avait également la stratégie d’affichage sur le WEB dans le but de faire connaitre la recherche et approcher des
nouveaux participants potentiels. La particularité et la complexité de la situation venaient du fait qu’il s’agissait des
sites Internet qui n’étaient pas constitués ou gérés par l’équipe de recherche locale.La nouvelle stratégie de
recrutement incluait également un questionnaire d'éligibilitépermettant aux personnes intéressées par l’étude, suite
à la consultation d’une affiche sur Internet,de répondreà un questionnaire d’éligibilité en ligne ou encore par
téléphone. Une fois l’éligibilité confirmée, ces participants potentiels étaient dirigés, selon le code postal, vers un
site de recrutement, dont l’établissement de santé pour lequel le CER en question avait approuvé la recherche. Le
consentement, avec le formulaire d’information et de consentement classique, devrait être obtenu lorsque les
participants potentiels rencontraient l’équipe de recherche sur place.
Face à cette demande, le CER s’est posé la question du rôle et du poids qu’il a dans l’évaluation des
stratégies de recrutement qui implique un affichage WEB, surtout dans le cas d’un projet multicentrique. On sait
bien que de façon générale, le CER a le rôle d’évaluer un projet de recherche et, au besoin, d’émettre des
commentaires afin de finaliser son évaluation. Il est invité à effectuer une évaluation proportionnelle au risque et il
peut demander des modifications aux différents documents du projet y compris aux documents servant au
recrutement. Et finalement le chercheur a toujours le droit d’être entendu dans ce contexte par le CER.
L’évaluation des stratégies de recrutement et les particularités du WEB
De façon générale, lorsqu’un CER évalue les stratégies de recrutement, il est supposé analyser les aspects
suivants : De quel type d’affichage il s’agit : est-ce des affiches papier ou une annonce dans un journal ou encore d’un
envoi par courriel? Cela permet de se situer dans le contexte de l’affichage, de voir qui est ciblé par le message, et qui
aura accès à l’annonce? De plus, le message lui-même doit être évalué: le langage utilisé est-il compréhensible
(reprendre textuellement les objectifs de l’étude peut être une barrière dans la compréhension du but de l’étude), le
vocabulaire utilisé est-il approprié (par exemple ne pas utiliser «nouveau traitement» alors qu’il s’agit d’un traitement
expérimental), les images utilisées sont-elles appropriées (l’image d’une personne en forme s’adressant à une population
affectée par une maladie), l’écriture est-elle acceptable (type, taille des caractères)? Ensuite, un CER va regarder si
l’information pertinente pour le recrutement est présente, comme par exemple les coordonnées des personnes
ressources.Et finalement, le CER se demande si l’information présentée dans le document de recrutement est vraie et
exacte, c’est-à-dire si le contenu reflète bien l’étude. Le but de cette évaluation est de s’assurer qu’il n’y a pas de
tromperie et de contribuer à une meilleure compréhension possible du message.
Dans le cas d’un recrutement par le WEB des nouvelles questions se posent. À quel endroit ou sur quelle
l’interface sera diffusée l’annonce? Dans quel contexte apparaitra l’annonce: est-ce qu’elle sera reliée aux
recherches faites par l’internaute, aux courriels qu’il envoi ou reçoit? Qui aura accès à cette information? Qu’est-ce
qu’on en comprend, selon le contexte, la nature du projet et la personne qui la lit?Et une question très importante
1
Ce texte est issu d’une présentation sur le sujet, effectuée lors du 5 e Colloque sur l’éthique de la recherche et l’intégrité
scientifique en recherche médicale « Éthique, intégrité, qualité, performance » qui a eu lieu le 6 et 7 novembre 2014 à
Montréal, Canada.

26
est celle de l’origine de l’annonceur: s’agit-il d’un site web local (géré par le chercheur dans l’établissement ou à
l’intérieur de la province) ou encore c’est une compagnie dont le site est accessible à tous les francophones de la
planète? Où sonthébergés les serveurs du site WEB? Quelles sont les lois, notamment en termes de confidentialité
et protection de l vie privée,qui le gèrent?
Dans le cas particulier qui nous intéresse ici, le CER s’est demandé qui évalue le contenu des sites WEB
des compagnies pharmaceutiques? Quelle est l’emprise d’un CER local sur ce contenu? Est-ce qu’il y a une
différence entre ce qui est diffusé à partir de l’établissement et ce qui est diffusé pour recrutement avant que les
participants potentiels se rendent dans les murs de l’établissement?De plus,l’affichage Web est combiné à un
questionnaire à compléter soit par Internet soit par téléphone. Ce qui nous amène à un autre élément à considérer –
celui de la protection de la confidentialité de ces données. « Les données transmises par Internet nécessitent
d’utiliser des logiciels de cryptage et de dénominalisation afin d’empêcher leur interception par des personnes non
autorisées » [1, p.1]. Qu’arrive-t-il aux données recueillies sur une personnequi ne répond pas aux critères
d’éligibilité ou encore, dans le cas où elle serait éligible, elle ne consent pas à la recherche?
Que dit la réglementation?
Pour les besoins de se positionner par rapport à ce cas, le CER s’est référéà deux venant de la FDA et l’OHRP.
La FDA indique que le CER doit évaluer le matériel et les méthodes utilisés pour des fins de recrutement par le WEB.
Toutefois il n’est pas nécessaire d’avoir une approbation éthique pour les sites Web qui se limitent à la présentation
d’éléments suivants: titre, but de l’étude, résumé du protocole, critères de sélection, sites de recherche et personnes de
contact.La FDA note qu’une évaluation déléguée est possible selon la nature du projet. Et les éléments qu’il faut prendre
en compte lors de l’évaluation sont les suivants : présence d’une influence indue, présentation du traitement expérimental
comme nouveau traitement, le vocabulaire utilisé, la confidentialité.Un élément important auquel la FDA attire
l’attention est le fait que la publicité de recrutement est un début de consentement [2].
L’OHRP dit sensiblement la même chose que la FDA. Toutefois l’OHRP attire l’attention au rapport
risques/bénéfices et au caractère volontaire du consentement.De plus, l’OHRP attire une attention particulière à
l’utilisation des questionnaires d’éligibilité [3].
Que dit la littérature?
Pour avoir une idée des enjeux et trouver des solutions, une revue de littérature a été effectuée, dans la base de
données PubMed, avec les mots-clés suivant : on-line recruitment, e-recruitment, web-basedrecruitment, recruitment,
Internet, clinicaltrails, biomedicalresearch, clinicalresearch, ethics. Sur 158 titres, seulement 5 articlesfaisaient référence
à l’affichage WEB par des compagnies pharmacéutiques. Les 5 publications référaient à deux études ayant eu lieu aux
États-Unis. La première étude a été réalisée sur 22 sites WEB qui présentaient 110 essais cliniques, donc aucun ne
mentionnait les risques potentiels. Dans la deuxième, les chercheurs ont étudié 355 essais cliniques (171 diabète et 184
dépression). De ceux-ci : 38% faisaient une présentation inégale du rapport risque / bénéfice, environ 40% indiquaient la
durée de l’étude et 25% le nombre de visites. À noter qu’aucun ne mentionnait les risques potentiels, une annonce disait
même qu’il n’y avait pas d’effets secondaires. Par contre, la moitié des annonces présentaient des incitatifs, soit un
montant spécifique ou encore que la médication est gratuite [4, p.60-65].
Ce type de recrutement en ligne est connu sous le concept de e-recrutiment qui est défini comme suit « a
mass communication medium through which its ability to narrowcast can identify highly defined patient
population. The screening technology made available by health technology companies is much smarter way to find
qualified patients for clinical trials. In the end, web-based recruiting will prove to be more efficient and cost-
effective means of obtaining clinical study participants than traditional advertising methods» [5, p.413]. Il s’agit là
d’une façon de rejoindre plus de monde en moins de temps et surtout avec moins d’argent. Ce type de recrutement
est connu dans le milieu depuis les années 1990 [6]. Au début 2000, on retrouve dans la littérature plusieurs articles
à ce sujet,méthodologiques et dansle domaine du management.
En effet, le recrutement en ligne représente une forme de marketing et une belle opportunité d’affaires pour
certains. Plusieurs compagnies ont vu le jour dans ces conditions pour profiter de ce nouveau domaine – le
recrutement en ligne – surtout pour les compagnies privées. Tel par exemple le MediciGroup qui annonçait une
augmentation de 20% de recrutement avec les moyens en ligne [7, p.16]. Ainsi onespère réduire le cout des essais
cliniques. Et en plus du profit qu’on peut avoir en vendant les services aux promoteurs d’essais cliniques, il est
possible d’accumuler des métadonnées, de les croiser et de les utiliser à d’autres fins notamment de marketing.
Parce que «every online transaction is routinely captured as data, disseminated, and increasingly aggregated into
ad networks, and analytic providers, merchants, and profiling services databases»[8, p.60]. Dans ce contexte, la
question qu’on peut se poser suite à ce constat est celle de la littéracie1des acteurs impliqués dans la recherche à ce
sujet: autant des participants que des membres de CER et des chercheurs cliniciens et leur équipe pour
adéquatement informer les participants.

1
Voir les travaux de l’ICRED : http://www.instituticred.org/index.php?section=colloques#.V0OmB2Nj70E

27
 Également, on devrait s’attarder sur l’impact d’un click sur une annonce de recrutement sur le WEB pour
l’internaute. Curtis et ses collègues affirment avec raison que «many individuals are unaware that the act of showing
interest in a research study through clicking on a recruit men tad vertisement is providing data to third-party companies
and leaving the identifiable trail» [8, p.58]. Cela se fait par le biais des cookies. Les auteursdonnent l’exemple du
DoubleClick, une compagnie de publicité possédée par Google, qui dépose des cookies dans l’ordinateur des personnes
intéressées par une publicité en particulier, dont celle liées à la recherche. DoubleClick le dit clairement qu’elle conserve
des données identificatoires (nom, adresse, téléphone, courriel, numéro d’assurance sociale, numéro de carte de crédit
etc) et peut les lier aux cookies et à de l’information sensible, tel la race, l’orientation sexuelle, la santé. Ce type
d’activité s’appelle «online behavioraladvertising» (OBA).
À l’instar de la FDA et l’OHRP, plusieurs auteurs sont d’avis que l’affiche de recrutement n’est pas un
consentement, mais elle doit refléter bien l’étude et le rapport risque / bénéfice [9, p.15-20], car il s’agit d’une
première étape dans le processus de consentement [10, p.15-18] qui peut influencer la prise de décision [11, p.15-
20]. L’information sur les sites de recrutement doit refléter de façon réelle l’étude et juste le rapport risque /
bénéfice, sans tomber dans l’idée d’un FIFC complet sur le site.
Conclusion
Le recrutement par le WEB a ses avantages. Les compagnies privées peuvent avoir ainsi accès direct aux
participants potentiels à la recherche, en dehors des équipes cliniques locales qui participent aux essais cliniques
multicentriques. Et on pourrait dire qu’il y a une certaine forme de justice là-dedans. Cela pourrait informer des
personnes potentiellement intéressées et qui ne sont pas nécessairement suivies par un clinicien qui participe à l’étude.
Les recherches publications trouvées sur le sujet viennent des États Unis et datent de 2002 et 2008. Il serait
pertinent, afin de mieux analyser la situation actuelle, de faire des nouvelles recherches et dans d’autres pays, tel la
Moldavie.De plus, la règlementation actuelle vient des États-Unis et il serait donc approprié d’avoir une prise de position
internationale et nationale à ce sujet et sur les limites d’une approbation éthique et la responsabilité du CER.
Pour bien délimiter les enjeux éthiques en lien avec l’utilisation du WEB pour le recrutement à la
recherche, mais aussi pour toute autre utilisation d’Internet en recherche, un expert informatique est de plus en plus
nécessaire en tant que membre de CER. D’un autre côté, les membres des CER devraient bénéficier de plus de
formation dans ce domaine, notamment sur l’aspect technique informatique et de sécurité, ainsi que de côté
marketingdes recrutements en ligne.

Bibliographie
1. CTSH, «Élargir le spectre: l’ÉPTC et les enjeux éthiques de la recherche sur internet», Février 2008, p. 1
2. FDA Recruiting Study Subjects - Information Sheet. Guidance for Institutional Review Boards and Clinical
Investigatorshttp://www.fda.gov/RegulatoryInformation/Guidances/ucm126428.htm
3. OHRP Guidance on Institutional Review Board Review of Clinical Trial Websites
http://www.hhs.gov/ohrp/policy/clinicaltrials.html
4. Curtis B.L. «Social Networking and Online Recruiting for HIV Research: Ethical Challenges», Journal of empirical
Research on Human Research Ethics. 2014, vol 9. no 1: p. 58-70
5. Smith A D & DR Manna «E-recruitment of patients for clinical trials, Int J Electronic Health 2005, vol1, no 4: p.413
6. Miller &Shorr. Advertising for clinical research, IRB, 1998, vol 21, no 5: p. 1-4.
7. Ehrenberger H. The E-Recruitment of Participants for Clinical Trials, IRB: Ethics & Humain Rsearch, July-Aug 2003: p.
15-18
8. Curtis B.L., «Social Networking and Online Recruiting for HIV Research: Ethical Challenges», Journal of empirical
Research on Human Research Ethics, 2014, vol. 9, no 1: p. 58-65
9. Klitzman et al «Disclosure of Information to Potential Subjects on Research Recruitment Web Sites», IRB: Ethics&
Human Research, 2008 vol. 30 no 1: 15-20
10. Ehrenberger H. The E-Recruitment of Participants for Clinical Trials, IRB: Ethics & Humain Rsearch, July-Aug 2003:
15-18
11. Klitzman et al «Disclosure of Information to Potential Subjects on Research Recruitment Web Sites», IRB: Ethics&
Human Research, 2008 vol. 30 no 1: 15-20

28
 CORELAREA UTILULUI ŞI ESTETICULUI ÎN STOMATOLOGIE DREPT SUBIECT DE
ABORDARE BIOETICĂ

Ojovanu Vitalie
Doctor habilitat în filosofie
Universitatea de Stat de Medicină şi Farmacie „Nicolae Testemiţanu” din RM, or. Chișinău, Republica Moldova,
catedra de Filosofie și Bioetică
Ojovan Ala
Doctor în științe medicale
Universitatea de Stat de Medicină şi Farmacie „Nicolae Testemiţanu” din RM, or. Chișinău, Republica Moldova,
Catedra Stomatologie Terapeutică

LINKING USEFULNESS AND AESTHETICS IN DENTISTRY:

BIOETHICAL APPROACH
Summary
Modern dentistry is characterized by a close correlation between usefulness and aesthetics. This is specific in several
components of the medical dentistry act. That correlation implies a current topic of bioethical approach. The investigated
theme includes several key issues.

Pe măsură ce ştiinţa medicală evoluează tot mai evident, pe de o parte, şi tendinţele preferinţelor estetice
devin tot mai influente, pe de altă parte, asistenţa stomatologică contemporană este pusă în situaţia să satisfacă
ambele exigenţe – cele ale utilului, necesar vieţii şi sănătăţii, şi cele ale frumosului, dictate de „gusturile” modei
prezentului. Exigenţele modei, axate pe anumite repere estetice, nu coincid cu cele ale sănătăţii şi vieţii, adică a
funcţionalităţii normale a organismului. „În trecut pacienţii se adresau medicului stomatolog numai atunci când îi
dureau dinţii. Posibilităţile estetice ale stomatologiei nu erau cunoscute. Pacienţii nu se străduiau să-şi păstreze
dinţii naturali până la finele vieţii… În prezent stomatologia nu se orientează exclusiv la anihilarea durerii” [5,
p.294]. Contemporaneitatea parcă încontinuu generează paradoxuri în orice sferă ale vieţii sociale. Este evident
faptul că anumite stiluri de modă, ţinute estetice contravin funcţionalităţii corespunzătoare normale, a organismului
şi a modului de trai. Noţiunea „stomatologie estetică”, apărută la intersecţia celor două secole şi milenii, constituie
un domeniu ce implică toate ramurile stomatologiei [4, p.3].
Stomatologia constituie un domeniu al medicinei caracterizat printr-o prezenţă deosebită a esteticului. Zona
de „interes” a stomatologiei e localizată în acea parte a corpului uman care este cea mai expusă vizualizării directe.
Privitor la tema conexiunii utilului şi esteticului în sfera medicinei pot fi conturate câteva momente definitorii:
Primul rezidă în determinarea variantei corespunzătoare de tratament pentru un caz concret, fapt ce se
deosebeşte de la o persoană la alta. Potrivirea unei soluţii adecvate de tratament pentru un pacient este, de fapt,
determinarea acţiunii medicale utile. Azi în medicină deseori se întâlnesc situaţii când „medicii practici nici conceptual,
nici conform studiilor sale nu pot trata omul ca un tot unitar. Ei se străduiesc să lecuiască doar obiectul lor, având o
reprezentare plină de incertitudini vizavi de ceea ce se întâmplă în celelalte componente somatice ale individului. Nu
întâmplător rezultatele acestor tratamente puţină satisfacţie aduc pacienţilor” [2, p.93]. Uneori apare, în aspect context,
dilema: acordăm prioritate utilului medical ori aspectului estetic? O abordare primară pare a fi clară – trebuie să plasăm
pe primul loc rezolvarea situaţiei din punct de vedere medical. Însă aceasta este doar o percepere primară a lucrurilor, o
privire mai atentă relevă complexităţi ce trebuie să fie analizate cu minuţiozitate. Sunt cazuri, nu atât de rar întâlnite,
când o conformare la modă, la stilul estetic reprezintă o comoditate psihologică accentuată, iar nedevenirea acesteia
poate evolua într-o afecţiune severă care, la rândul său, poate induce şi disfuncţii somatice accentuate. În atare situaţie e
dificil de a determina varianta prioritară şi, deseori, faptul în realitate se transformă într-o dilemă.
Al doilea moment prevede o analiză a nivelului de relevanţă a unor aplicaţii estetice în baza tendinţelor
modei ori a tiparelor estetice caracteristice unei epoci istorice al unei regiuni geografico-culturale concrete. Astfel,
de exemplu, începând cu anii ᾽70 ai sec. XX în societatea sovietică persista o modă a îmbrăcării cu coroană
metalică (aurită sau de aur) unul sau câţiva dinţi frontali, considerându-se o aplicaţie normală, obişnuită a unor
tendinţe estetice de atunci. Dinţii îmbrăcaţi cu coroană de aur sau aurită semnifica atunci nu doar un gust estetic, ci
şi o etalare a bunăstării materiale – tendinţă nu rar întâlnită în modul de viaţă de atunci. E important de remarcat
faptul, că aceste procedee erau chiar încurajate de stomatologi în scopul acumulării unor venituri suplimentare.
Deseori, pentru a atinge acest „gust estetic” se jertfeau chiar şi dinții sănătoşi, plătindu-se un tribut cursului modei
şi, concomitent, altul în detrimentul sănătăţii. În perspectivă aceşti dinţi vor pierde capacităţile anatomo-fiziologice
fireşti, degradând într-un organ mort cu necesitatea înlăturării şi înlocuirii sale cu o proteză. Finalul este de fapt o
pierdere irecuperabilă a dintelui funcţional.

29
 Ulterior în moda timpului apare tendinţa înlăturării diastemelor (strungii) cu toate că prezenţa acestora chiar dau o
înfăţişare deosebită expresiei feţei. Pentru acoperirea acestui spaţiu natural se prepară excesiv dinţii laterali sănătoşi. Aceşti
dinţi peste un timp vor manifesta probleme şi, până la urmă, vor trebui să fie devitalizaţi apoi, în final, protezaţi.
În prezent se aplică pe larg protezarea dinţilor pentru obţinerea culorii sau formei dorite. Variantă în cauză
este o „moştenitoare” a îmbrăcării dinţilor cu coroană de aur fiind un procedeu estetic contemporan dar tot
constituie o acţiune păguboasă asupra stării de sănătate a cavităţii bucale. „Stomatologia estetică este una dintre
cele mai recente compartimente ale stomatologiei şi trasează mari perspective în privinţa perfecţionării abilităţilor
medicale şi mărimea calităţii muncii. Concomitent stomatologul întâlneşte dificultăţi în etapele de bază ale
confecţionării construcţiilor estetice” [4, p.5].
Trebuie să ţinem cont şi de faptul că în domeniul stomatologiei se sesizează aproape aceleaşi tendinţe ca şi
cele prezente în fenomenul omniprezent al medicalizării. Medicalizarea, fapt expus cercetătorii multidimensionale
de către diverşi specialişti, inclusiv de cei din domeniul bioeticii [2, p.112-115], evidenţiază şi efecte negative
manifestate prin modalităţi de imixtiune „obiectivă” în viaţa persoanei. În stomatologie atare tendinţe se pot
observa pin lansarea noilor materiale şi procedee şi ,corespunzător, răspândirea în baza acestora a noilor gusturi
estetice (artificiale!), tendinţe de modă etc.
Al treilea moment constă în identificarea unei medicaţii potrivite, reieşind din analiza obiectivă al
componentului curativ propriu-zis, opţiunii estetice, statutului psihologic şi intelectual. „Conceptul de stomatologie
estetică include în sine nu numai tratamentul afecţiunii, ci şi descoperirea cauzelor acesteia şi alternativele
corespunzătoare de tratament” [5, p.21].
În cazul când o persoană optează insistent pentru oarecare variantă de tratament şi/ori o acţiune estetică,
medicul stomatolog este pus în situaţia, de cele mai multe ori, de a satisface doleanţele pacientului. Însă
respectivele opţiuni, în marea lor majoritate, nu exprimă o anumită alegere obiectivă şi este deseori în detrimentul
unei sănătăţi bucale şi deci a organismului. Cazuri de acest gen sunt frecvente în practica cotidiană a specialiştilor
în stomatologie. „Medicul de pe poziţiile medicinei propune bolnavului cea mai accesibilă şi justificată variantă de
tratament, însă decizia finală, definitivă, o ia pacientul, pe baza valorilor sale morale. În aşa fel, medicul priveşte
pacientul ca scop, dar nu ca organon pentru atingerea altui obiectiv, fie aceasta chiar însăşi sănătatea omului.
Volumul şi calitatea informaţiei prestate pacientului ţine de soluţionarea problemei aşa-numitelor norme
(standarde) de informare” [3, p.118]. Prin identificarea unei variante de tratament optimale se realizează nu numai
într-un act medical obişnuit, ci şi unul în care e necesară o poziţie bazată pe principiile bioetice, dat fiind faptul că
acceptarea respectivă relevă statutul moral al stomatologului. Medicul, în acest caz, trebuie să devină nu doar un
mediator între exigenţele medicale şi doleanţele personale ale pacientului, ci şi un promotor activ al acţiunilor
morale în care e necesar să prevaleze interesele îndreptate spre protejarea unei sănătăţi durabile a organismului
asigurând, prin aceasta, o viaţă calitativă a persoanei. Unele cedări în detrimentul sănătăţii pot fi întreprinse în cazul
constatării unui statut psihologic şi format intelectual când nici o convingere de a percepe lucrurile real este
desconsiderată şi, deci, inutilă. În caz de nesatisfacere a doleanţelor respectivului pacient acesta poate genera o
stare de disconfort de natură psihologică care, prevalând în starea sa generală de sănătate, poate să adună serioase
deteriorări psiho-somatice. Alegerea unei medicaţii „personificate” este o acţiune ce trebuie să o realizeze fiecare
medic contemporan, însă pentru aceasta e necesară o bună cunoaştere nu numai a componentelor medicale, ci şi a
celor morale, psihologice, comunicaţionale fapt ce determină eficientizarea actului medical contemporan.
Concomitent, pe timp ce trece, pe de o parte, sporesc exigenţele asupra lucrărilor estetice în stomatologie,
pe de altă parte, însă, apar necesităţi ne noi cunoştinţe şi abilităţi aflate la zona de intersecţie dintre ştiinţă şi artă:
„Frecventele greşeli în selectarea nuanţelor luminii ori determinarea mărimii dintelui în mare parte sunt legate cu
una din importantele probleme – cunoştinţe insuficiente în domeniul constituirii formelor şi percepţia culorilor din
lumea înconjurătoare” [4, p.3].
Al patrulea moment cuprinde trasarea unei strategii corespunzătoare cazului concret de medicaţie.
Necesitatea elaborării şi implementării unei strategii eficiente în realizarea fiecărui act medical stomatologic constă
nu numai din componente medicale, etice, psihologice, ci şi din cele materiale. Factorul material în cadrul asistenţei
stomatologice este unul esenţial de aceea aici componentul economic se implică în mod direct, acesta constând
dintr-o eminentă diversitate: 1) materiale stomatologice produse de companii cu un preţ deloc mic; 2) consumabile
moderne la fel de costisitoare: kofferdam, pulpoextractoare, ace endodontice, dezinfectante eficiente etc.; 3)
medicamente; 4) implicarea unor mecanisme electro-mecanice: instalaţii stomatologice, lămpi fotopolimerizante,
microscoape, apexlocatore, viziografe, pupinele (sterilizatoare) ş.a., care necesită o permanentă îngrijire specială şi
un consum accentuat de energie electrică; 5) spaţii speciale de lucru care cer o întreţinere specializată: iluminare,
dezinfecţie cu lămpi de cuarţ şi cu diluanţi speciali, ventilare, încălzire, apă şi canalizare, plată de arendă sau
impozit pe imobil; 6) taxa pentru licenţă sau impozitul pe venit.
Medicul, ţinând cont de toţi factorii implicaţi în procesul medicaţiei stomatologice trebuie să fie corect ca
specialist, dând prioritate vieţii şi sănătăţii, dar şi să menţină activitatea normală din punct de vedere logistic şi

30
managerial, necesară în vederea evitării eventuale a falimentului. Uneori tendinţa de a înclina balanţa spre venitul
material poate avea consecinţe nedorite sau chiar nefaste pentru pacient.
Reieşind din multitudinea factorilor şi a anturajului existent medicul permanent trebuie să se ghideze de
valoarea supremă a medicinei – cea a umanismului [1].
Al cincilea moment presupune formarea şi realizarea la medicii stomatologi a abilităţilor estetice, etice şi
comunicaţionale fără de care activitatea medicală a acestui contingent de specialişti devine nu că incompletă, ci chiar
imposibilă. „Spre regret etica medicală nu totdeauna constituie temelia activităţii stomatologice a medicilor” [5, p.294].
Stomatologia, alături de alte câteva specialităţi medicale (chirurgia plastică şi estetică, chirurgia oro-maxilo-facială,
cosmetologia medicală), este un domeniu care presupune abilităţi artistico-aplicative (micromodelarea, microsculptura,
microchirurgia), cunoştinţe cu gust estetic (amplasări, poziţionări, proporţionări, armonizări cromatice ş.a.).
Aşa dar relevarea doar a celor cinci momente de bază în vederea corelării utilului şi esteticului în
stomatologie denotă faptul identificării necesităţii prezenţei reperelor bioetice. Aceste subiecte argumentează încă o
dată în plus, în contextul evoluării tuturor domeniilor medicinei contemporane, creşterea rolului bioeticii în
managementul actului medical, în constituirea şi aplicarea strategiei clinico-curative. Fiecare dintre momentele
expuse constituie teme distincte de investigaţii medico-bioetice.

Bibliografie

1. Humanisme médical. Pour la pérennité d’une médecine à visage humain. Éd. M. Mignon, Cl. Sureau. - Paris: Éd. John
Libbey Eurotext, 2003. - 213 p.
2. Ţîrdea Teodor N. Bioetică: repere teoretico-metodologice. Compendiu. - Chişinău: CEP Medicina, 2015. -138 p.
3. Ţîrdea Teodor N. Bioetică: teorie şi practică. Suport de curs. - Chişinău: CEP Medicina, 2016. - 224 p.
4. Луцкая И.К. Основы эстетической стоматологии. - Минск: Современная школа, 2005. - 333 c.
5. Шмидседер Дж. Эстетическая стоматологоия. Пер. с англ. Под ред. Т.Ф. Виноградовой. - Москва: „МЕДпресс–
информ”, 2004. - 318 c.

BIO-AMELIORAREA MORALĂ

Popoveniuc Bogdan
Doctor habilitat în filosofie
Universitatea „Ştefan cel Mare” din Suceava, or. Suceava, România

MORAL BIO-ENHANCEMENT
Summary
Bio-moral enhancement was propose as the ultimate solution for avoiding extinction of human species, as long as the
natural adaptive mechanisms are changing too slow for assuring a safe development of techno-cultural civilization. The article
argue that such resolution is deadly hazardous and that the investment in the humanistic mechanisms of elevated conscious is
the solution which can assure a healthy development of human race further.

Substratul evoluționist fundamental care a stimulat dezvoltarea rasei umane a fost rezolvarea „Problemei
economice”, satisfacerea unui set de nevoi potențial în creștere, în condițiile existenței unor resurse limitate sau chiar
insuficiente. Spre deosebire de oricare alte viețuitoare, specia umană s-a angajat pe nișa dezvoltării capacităților
cognitive, fapt care a pus-o într-o situație specială. Dacă orice altă ființă organică își încetează eforturile și evoluția, odată
ce a găsit modalitățile prin care nevoile sale fundamentale să fie satisfăcute, în cazul oamenilor acest proces s-a dovedit
dialectic și auto-catalizator. Odată satisfăcut un set de nevoi, aceasta dădea naștere la stringența rezolvării altuia. În
întreaga istorie a speciei umane problema economică a existat pentru că, deși nevoile și dorințele oamenilor sunt
nelimitate, resursele disponibile pentru a satisface nevoile și dorințele erau limitate. Iar aceasta era valabil la cele mai
elementare nevoi de supraviețuire, securitate, confort sau reproducere. Altfel spus, bunăstarea materială a constituit în
permanență, conștient sau inconștient, factorul principal al evoluției societăților umane a căror dominare și vitalitate de-a
lungul istoriei s-a datorat superiorității soluțiilor găsite pentru rezolvarea problemei economice. În această dezvoltare
epică a civilizației umane, tehnologia a jucat un rol de căpătâi în asigurarea supremației civilizațiilor.
Progresul științific și tehnologic a dus omenirea într-o lume comparabilă doar cu cea a zeilor mitici, o lume
de poveste în care lucrurile și resursele, natura însăși este la dispoziția oamenilor, care aproape că nici nu mai
trebuie să facă ceva pentru a le avea. Întregul ciclu economic este acum mecanizat, automatizat, nu doar la nivelul
proceselor și activităților materiale, dar și la cel al serviciilor, al deciziilor unde diverse sisteme protetice de
inteligență artificială îmbunătățesc, suplinesc sau chiar înlocuiesc factorul uman. Aparent paradoxal, rezolvarea
problemei economice nu a dus la o liniștire a thymos-ului uman, ci dimpotrivă. Indivizii din țările dezvoltate par

31
mai stresați și mai preocupați ca niciodată de atingerea unei bunăstări materiale din ce în ce mai complexe și mai
consistente, până la punctul ridicol, dar tragic, în care își distrug sănătatea în tinerețe, pentru a câștiga banii pe care
îi vor da pe tratamente la bătrânețe. Deși rezolvată problema economică, oamenii nu se orientează preponderent
către scopuri neeconomice legate de relațiile umane, creație sau spiritualitate, cu se anticipa [1, p.326].
Înțelegerea procesului evoluției umane este afectat, de la bun început, de gândirea specializată și limbajul
economic utilizat care induce reprezentări simpliste și eronate. Sintagma bunăstare materială (material welfare), de
exemplu, este o construcție bizară din punct de vedere filosofic, deoarece pare a implica o disjuncție a stărilor
minții care este în esență unitară. Bunăstarea implică starea de a fi fericit, sănătos sau de succes, ori de a o duce
bine în special în ceea ce privește norocul, fericirea, satisfacția sau prosperitatea. [2, nota 1, p.11] Omul este prin
esența sa ființă bio-socio-culturală astfel încât nevoile sociale de apartenență, recunoaștere și superioritate sunt de
importanță vitală. Acest set de nevoi este guvernat cu preponderență de mecanismele morale. Problema este că
dezvoltarea tehnologică accelerată a lăsat-o mult în urmă pe cea culturală și psihosocială, astfel încât, la ora actuală
mecanismele de control moral a conduitei indivizilor nu mai sunt potrivite pentru a putea preveni conflictele catastrofale.
„În fața riscului tehnologic, animalul uman nu s-a schimbat. El nu s-a dezvoltat în mod semnificativ. Limitările sale sunt
aceleași ca înainte: lăcomie, invidie, rasism, dorință de putere, egoismul și o predispoziție spre violență. Acesta este un
cocktail letal înrăutățit în unele privințe de libertate și de limitările democrației” [3, pp.8-9].
Diagnosticul pus de Persson și Săvulescu este pertinent: îmbunătățirea morală este necesară pentru ca specia
umană să supraviețuiască. Instituțiile sociale care au asigurat stabilitatea colectivităților anterioare de indivizi evoluați
cognitiv, ceea ce înseamnă apți să găsească metode dintre cele mai eficiente, dar și de impact, pentru satisfacerea
trebuințelor, se erodează treptat sub presiunea dezvoltării tehnologice care alienează comunitățile și indivizii.
Artificializarea tuturor dimensiunilor existenței umane reduce periculos de mult eficiența mecanismelor morale prin
afectarea judecăților morale și a trăirilor afective care le subîntind. Dispozițiile noastre morale reprezintă manifestarea
adaptării psihosociale dobândită de-a lungul evoluției. Mecanismele morale care s-au structurat și ne-au asigurat
continuitatea colectivă în istoria noastră caracterizată prin traiul în comunități restrânse de 10-50 de indivizi au devenit
disfuncționale: preferința de a ne proteja de pierderi decât de a căuta beneficii similare nu e favorabilă atitudinilor sociale
proactive necesare evitării catastrofelor globale; centrarea grijii și preocupării doar pe viitorul imediat și pe un cerc
restrâns de rude și prieteni limitează aplicarea noțiunilor de dreptate și justiție cu efecte dezastroase asupra comunității
globale inevitabile; iar faptul că ne simțim responsabili doar pentru ceea ce rezultă în urma acțiunilor noastre, dar nu și
pentru ceea ce rezultă în urma inacțiunii noastre sau a acțiunii colective a unui grup mare favorizează o iresponsabilitate
fatală stabilității sociale. Dezvoltarea și realizarea practică a ideologiei naziste în cadrul unei națiuni civilizate precum
cea germană nu poate fi înțeleasă în afara unui astfel de mecanism al judecății moralei individuale reactive și al
neutralizării simțului moral în condițiile acțiunii colective.
Tratamentul propus însă de autorii este hazardat. A folosi tehnologia pentru a rezolva problemele aduse de
tehnologie nu are sens. Fiecare nouă inovație aduce cu sine noi probleme și riscuri neimaginate, imposibile
anterior. Putem observa ironia stării actuale în care „problemele cele mai importante și mai urgente ale tehnologici
de azi nu mai sunt satisfacerea nevoilor de bază sau a dorințelor arhetipale, ci repararea răului și stricăciunilor
făcute de tehnologia de ieri” [4, p.9]. Chiar și autorii par a fi conștienți de această stare de lucruri. Ei recunosc că
există posibilitatea ca tehnologia să fie utilizată catastrofal înaintea perfecționării instrumentelor de îmbunătățire
morală sau că „mijloacele medicale de ameliorare morală vor trebui căutate şi aplicate chiar de către acei oameni
care sunt ei înşişi moralmente inadecvați şi au nevoie de ameliorare” [3, pp.13-14]. Aceasta înseamnă creșterea
riscului de a nu fi căutate metodele suficient de viabile și sigure sau, odată găsite, acestea să fie utilizate greșit sau
în scopuri imorale. Decalajul dintre dezvoltarea culturală și cea tehnologică care determină problema este și cel
care o face neviabilă, fiindcă ajungem să dezvoltăm tehnologii din ce în ce mai potrivite pentru motive din ce în ce
mai greșite. În lipsa unei evoluții morale, tehnologia ajunge să ne înzestreze doar cu mijloace mai eficiente pentru a
regresa și nicidecum pentru a evolua, spunea Aldous Huxley.
Bio-ameliorarea morală nu este viabilă din cel puțin trei motive. În primul rând, aceasta nu este susținută de
studiile făcute asupra influenței substanțelor farmacologice asupra raționamentelor și conduitelor morale, cel puțin
nu ca soluție colectivă. Diverse cercetări au încercat să vadă cum anume este influențată judecata morală atunci
când subiecților li se administrează diverse substanțe cunoscute ca având rol în controlul comportamentului.
Situațiile experimentale constau din dileme morale precum cea a „tramvaiului” scăpat de sub control care se
îndreaptă spre cinci lucrători aflați pe o șină, care vor muri dacă nu faci nimic. Tu și cu un om gras sunteți pe un
pod pietonal peste șine. Dacă îl împingeți de pe pasarela pe șină, corpul său va opri căruciorul. Îl veți ucide
salvându-i pe ceilalți cinci. Este acceptabil din punct de vedere moral să îl împingi? Evident că dilema morală nu
permite un răspuns „corect”, ci doar perspective. Gândind consecinționalist, precum Jeremy Bentham, salvarea
celor cinci vieți este un rezultat global superior care justifică acțiunea. Gândind deontologist însă, precum
Immanuel Kant, actul uciderii unei persoane nevinovate este imoral chiar pentru a salva alte cinci.
Dincolo de disputa argumentelor logice, cea care infuzează de la bun început și de la bază judecata morală și

32
motivează comportamentul prosocial este aversiunea emoțională resimțită față de vătămările sociale reale sau imaginate.
Studiile arată că persoanelor cărora li se administrează anti-axiolitice, precum Lorazepan, sunt mai dispuse să
nominalizeze soluția consecinționalistă [5, pp.616-619], pe când cele cărora li se administrează antidepresive precum
Citalopram (inhibitori selectivi ai recaptării serotoninei) sunt mai dispuși să considere deontologist acțiunile dăunătoare
ca interzise, în condițiile în care vătămarea era evidentă emoțional [6, pp.17435-17437]. Utilizarea acestor substanțe
îmbunătățește judecata morală? Nicidecum, odată ce nu știm care este perspectiva etic dezirabilă.
Cel de al doilea obstacol în calea utilizării „pastilelor de moralitate” o constituie diversitatea conduitelor pe
care aceste substanțe le determină. Comportamentele rezultate sunt instrumentale, nu au o orientare etică specifică,
și sunt determinabile (chiar manipulabile) contextual, astfel încât autonomia individuală, esențială pentru
responsabilitatea morală, este (aproape) anulată. Insuficienta evoluție a judecății morale face ca aceste demersuri de
îmbunătățire a reacțiilor emoționale morale să fie nu doar chestionabile, ba chiar extrem de riscante. Să luăm, de
exemplu, efectul oxitocinei, a „hormonului iubirii” sau „moleculei moralei” cum i se mai spune, care s-a dovedit a
consolida sentimentele de încredere și intimitate, de apartenenţă la propriul grup etc. Prezența oxitocinei în cantități
crescute duce însă și la amplificarea invidiei și bucuriei malițioase [7, pp.865-869], îi face pe oameni să își
favorizeze membrii propriului grup față de cei din alte grupuri (etnocentrism) [8, pp.1264-1265] și poate crește
necinstea oamenilor atunci când mint în beneficiul propriei echipe [9, pp.5504-5506]. Efectul acesteia rezultă din
programările genetice ancestrale care erau utile speciei de hominizi care trăia în bande de culegători-vânători, dar
care sunt distructive pentru stabilitatea societăților moderne cu mii de indivizi.
Această situație este explicată de complexitatea modului de funcționare a structurilor cerebrale, care
formează și cel de al treilea motiv împotriva viabilității farmacologiei morale. Studiile de neurofiziologie a moralei
ne pun în fața unui tablou năucitor. Acestea au identificat mai multe zone direct implicate în formularea judecăților
morale și inițierea acțiunilor. Printre acestea se numără cortexul prefrontal dorsolateral (CPD) – implicat în
funcțiile executive precum memoria de lucru, flexibilitatea cognitivă, planificarea, inhibarea sau raționamentul
abstract și cortexul prefrontal ventromedial (CPV) – implicat în procesarea riscului și fricii, cu rol în inhibarea
răspunsurilor emoționale, precum și în procesul de luare a deciziilor. De exemplu, activarea CPD, regiune esențială
în sarcinile care necesită schimbarea de la o modalitate de gândire la alta sau inhibarea unei sarcini deja inițiate
(voința), este decisivă în manifestarea conduitelor legate de dreptate [10, pp. 1372-1379]. Acest fapt a fost
demonstrat de multe ori utilizând situația din „ultimatum game” [11]. În cadrul acestui joc, subiecții formează
perechi anonime, iar o persoană din fiecare pereche primește o sumă de bani, să zicem 50 de lei, pe care i se cere să
o împartă cu celălalt. Ea ar putea alege să ofere orice sumă, iar în cazul în care celălalt partener acceptă ei își pot
păstra fiecare partea lui, dacă nu, nimeni nu primește nimic. Din punct de vedere strict rațional, al doilea partener
nu ar trebui să respingă nicio ofertă, nici măcar una foarte scăzută, cum ar fi 1 leu, deoarece reprezintă mai mult
decât nimic. Cei mai mulți oameni au oferit însă în jur de jumătate din bani, iar în cazurile în care a fost oferită doar
o cotă foarte mică, marea majoritate a receptorilor au respins cu ciudă oferta, asigurându-se că niciunul dintre ei nu
câștigă vreun ban. Substratul judecăților economice reale este și el infuzat afectiv.
De asemenea, răspunsul diverselor arii cerebrale este extrem de complex. Multe studii, începând cu
celebrul Phineas Gage a lui Antonio Damasio, au arătat că afectări ale acestei zone duc la luarea proastă a
deciziilor, în special când acestea implică riscuri. Modularea activității CPD face ca indivizii să își reprime
impulsurile afective pentru a lua decizii raționale și să își maximizeze utilitatea [12, pp.12503-12505; 13, pp. 171-
183]. Alte studii, care utilizează stimularea magnetică transcranienă (repetitivă) (rTMS) [14, pp.1849-1852] și
stimularea electrică transcraniană directă (tDCS) pentru inactivarea cortexului prefrontal dorsolateral drept [15,
pp.831-832], au indicat efecte mai speciale. Pe lângă eterogenitatea răspunsurilor, se pare că oamenii sunt capabili
să știe ce este drept și justificat, dar să acționeze împotrivă [16, pp.1470-1473]. Conduita morală este susținută de
componenta emoțională, dar la rândul ei, aceasta trebuie să își găsească temeiul într-o judecată morală. Altfel spus,
evoluția conștiinței se face la nivelul atitudinii morale.
Așa cum arată studiile asupra celeilalte zone importante în dezvoltarea conduitei morale, afectarea zonei
CPV nu determină nicio depreciere pe testul Kohlberg al raționamentului moral, dar nu același lucru este valabil
pentru comportament. Pacienții cu debut tardiv al afectării CPV iau decizii nefericite în viața reală, e.g. își
neglijează rudele și prietenii, fapt care indică o deteriorare a caracterului moral, prin comportamentul lor nu fac
însă mai mult rău decât ceilalți Pacienții cu debut în copilărie ajung adulți sociopați nu doar iresponsabil și
predispuși la riscuri, ci și duplicitari, agresivi și complet lipsiți de empatie. Modelul lor de raționare morală rămâne
la nivelul infantil preconvențional judecând dintr-o perspectivă egocentrică centrată pe recompensă și pedeapsă.
Morala este determinată esențial de afectivitate. Nu doar cognițiile trebuie schimbate, ci și atitudinile. Având o
viață de experiențe emoționale morale, cei cu debut tardiv sunt doar predispuși spre luarea de decizii negative, pe
când cei cu debut precoce, fiind lipsiți total de răspunsurile emoționale necesare pentru a învăța elementele de bază
ale comportamentului moral uman, devin psihopați [17, pp.1034-1036]. Iar dacă ținem cont de faptul că această

33
arie se dezvoltă complet din punct de vedere neurofiziologic în jurul vârstei de 20-22 de ani evaluarea juridică a
responsabilității tinerilor delicvenți devine problematică.
Prin urmare zonele care au de a face cu morala, dat fiind că evaluează costurile și beneficiile materiale în
termeni de justețe, sunt o achiziție evolutivă care a asigurat perpetuarea comunităților umane din ce în ce mai
numeroase și mai înstrăinate. Pe de altă parte, doar contactul interuman și dezvoltarea codurilor culturale comune îi
oferă funcția de evaluator moral al propriilor acțiuni. Pentru a ajunge moral omul trebuie deci să achiziționeze
limbajul mai întâi, apoi contează care sunt codurile pe care le achiziționează, și astfel, ce tip de informații va
utiliza. Acestea sunt dependente de nivelul de dezvoltare personală la care au ajuns. Intensitatea nevoilor afectează
judecata, în paralel cu evaluările morale și mobilurilor spre acțiune. Persoanele orientate către satisfacerea nevoilor
fiziologice de bază vor căuta cu predilecție informații de coping (coping information), ignorând cel mai adesea
informații destinate unor nevoi mai înalte, deoarece nu sunt încă pregătite să le abordeze. Persoanele motivate în
special de nevoile de securitate au nevoie de informații de întrajutorare (helping information) care să le ajute să
evite pericolele și pentru a-și asigura securitatea personală. Oamenii care simt o nevoie puternică de afiliere și
apartenență caută informații care să îi ajute în dezvoltarea acestor relații (enlightening information). Indivizii
dinamizați de nevoia de recunoaștere și putere vor fi extrem de sensibili la informațiile care le asigură dominarea și
modul de a-și dezvolta ego-ul pentru a fi competent și pentru a obține aprobarea și recunoașterea (empowering
information). În cele din urmă, oamenii care sunt la cel mai înalt nivel de auto-actualizare au nevoie de informații
„edificatoare” (edifying information) care să îi ajute să se conecteze la ceva dincolo de ei înșiși și să își realizeze
potențialul [18]. Aceste comportamente de căutare a informațiilor nu sunt declanșate automat de respectivele nevoi,
nu sunt întotdeauna conștiente, pot fi latente sau activate or recunoscute ulterior și depind de alți factori precum
importanța satisfacerii nevoii, consecințele negative în cazul acțiunilor inițiate în absența informațiilor complete,
disponibilitatea și costurile de utilizare a surselor de informare lor etc. [19, рр.4-12]. Cu toate acestea ele ne arată
cum nivelul de dezvoltare morală formează o spirală auto-catalizatoare în care informațiile și înțelegerea realității
înconjurătoare este determinată de nivelul de comprehensiune morală, iar faptele și conduita personală este
evaluată potrivit specificului și sensului dat acestor informații.
Orice raționalitate este situată, indivizii sunt influențați de contextele lor de referință, dar interpretează
lumea în lumina unei anumite ideologii care le ghidează alegerile și acțiunile. Ideologia este programul care îi
călăuzește către tipurile de informații pe care să le asimileze, le identifică sursele, le orientează sensul și le oferă
cadrul pentru comportament și motivul de a acționa. „Modelele culturale – religioase, filosofice, estetice, științifice,
ideologice – sunt «programe»; ele oferă un șablon sau model pentru organizarea proceselor sociale și psihologice,
în aceeași măsură în care sistemele genetice furnizează un astfel de model pentru organizarea proceselor organice”
[20, p.216]. Dintre acestea, codurile morale sunt cele care au asigurat dintotdeauna continuitatea, armonia și
consistența societăților umane. Codurile morale sunt de natură emoțional-rațională și nu mai țin pasul cu ritmul
accelerat al schimbărilor induse de progresul tehnologic. La ora actuală, codurile morale trebuie actualizate pentru
a se aplica realității lumii tehnologice. Aceasta nu se poate însă face implicând tot programarea tehnologică care a
dus la perturbarea acestora. Îmbunătățirea morală biogenetică sau pastilele de moralitate nu au cum să reprezinte o
soluție pentru viitorul speciei umane, ci doar un adjuvant. Soluția este de găsit tot în evoluția acestor coduri, care
trebuie făcute promitente, explicite, astfel încât să contribuie la formarea unei atitudini morale elevate și să nu fie
doar determinații fizio-chimice ale comportamentului. „Cea mai mare realizare a Omenirii nu sunt operele de artă,
știința sau tehnologia, ci recunoașterea propriei sale disfuncționalități” [21, p.14]. Rațiunea trebuie pusă în slujba
aspectelor pozitive ale afectivității, pentru a evolua la nivel colectiv în stadiul moralității post-convenționale. A
încerca să programezi viitorul este o greșeală, cum o dovedesc experimentele societăților totalitare ale secolului
XX. Evoluția nu poate fi reglementată și manipulată, ci doar înțeleasă și astfel echilibrată.

Bibliografie

1. Keynes John Maynard. Economic Possibilities for our Grandchildren (1930) // Essays of persuasion. – Springer, 2016. – 451 p.
2. Robbins Lionel. An Essay on the Nature and Significance of Economic Science. – Ludwig von Mises Institute, 2007. –141 p.
3. Persson Ingmar, Săvulescu Julian. Neadaptați pentru viitor: nevoia de bio-ameliorare morală. –Bucureşti: Editura All,
2014. – 239 p.
4. Gabor Dennis. Innovations: Scientific, Technological and Social. – Oxford University Press, 1970. – 113 p.
5. Perkins A., Leonard A., Weaver K., Dalton J., Mehta M., Kumari V., Williams S. & Ettinger U. A Dose of
Ruthlessness: Interpersonal Moral Judgment Is Hardened by the Anti-Anxiety Drug Lorazepam // Journal of
Experimental Psychology: General. – 2013. – Vol. 142. – Nr. 3. – P. 612-620.
6. Crockett Molly J., Clark Luke, Hauser Marc D., Robbins Trevor W. Serotonin selectively influences moral judgment
and behavior through effects on harm aversion // PNAS, Proceedings of the National Academy of Sciences. – 2010. –
Vol. 107. – Nr. 40. – P. 17433-17438.

34
7. Shamay-Tsoory S.G., Fischer M., Dvash J., Harari H., Perach-Bloom N., Levkovitz Y. Intranasal administration of
oxytocin increases envy and schadenfreude (gloating) // Biological Psychiatry. – 2009. – Vol. 66. – Nr. 9. – P. 864-70.
8. Carsten K. W. De Dreu, Lindred L. Greer, Gerben A. Van Kleef, Shaul Shalvi, and Michel J. J. Handgraaf.
Oxytocin promotes human ethnocentrism // PNAS, Proceedings of the National Academy of Sciences. – 2010. – Vol. 108.
– Nr. 4. – P. 1262-1266.
9. Shaul Shalvi, Carsten K. W. De Dreu. Oxytocin promotes group-serving dishonesty // PNAS, Proceedings of the
National Academy of Sciences. – 2014. – Vol. 111. – Nr. 15. – P. 5503-5507.
10. Joshua W. Buckholtz, Justin W. Martin, Michael T. Treadway, Katherine Jan, David H. Zald, Owen Jones, René
Marois. From Blame to Punishment: Disrupting Prefrontal Cortex Activity Reveals Norm Enforcement Mechanisms //
Neuron. – 2015 – Vol. 87. – Nr. 6. – P. 1369-1380.
11. Gospic K., Mohlin E., Fransson P., Petrovic P., Johannesson M., Ingvar M. Limbic justice--amygdala involvement in
immediate rejection in the Ultimatum Game // PLoS Biology. – 2011. – Vol. 9 – Nr. 5. e1001054. doi:
10.1371/journal.pbio.1001054.
12. Fecteau S., Knoch D., Fregni F., Sultani N., Boggio P., Pascual-Leone A. Diminishing risk-taking behavior by
modulating activity in the prefrontal cortex: a direct current stimulation study // The Journal of Neuroscience. – 2007. –
Vol. 27. – Nr. 46. – P. 12500-12505.
13. Miller E.K., Cohen J.D. An integrative theory of prefrontal cortex function // Annual Review Neuroscience. – 2001. –
Vol. 24. – P. 167-202.
14. Van‛t Wout M., Kahn R.S., Sanfey A.G., Aleman A. Repetitive transcranial magnetic stimulation over the right dorsolateral
prefrontal cortex affects strategic decision-making // Neuroreport. – 2005. – Vol. 16. – Nr. 16. – P. 1849-1852.
15. Knoch D., Pascual-Leone A., Meyer K., Treyer V., Fehr E. Diminishing reciprocal fairness by disrupting the right
prefrontal cortex // Science. – 2006. – Vol. 314. – Nr. 5800. – P. 829-32.
16. Baumgartner T., Knoch D., Hotz P., Eisenegger C, Fehr E. Dorsolateral and ventromedial prefrontal cortex
orchestrate normative choice // Nature Neuroscience. – 2011. – Vol. 14. – Nr. 11. – P. 1468-1474.
17. Anderson S.W., Bechara A., Damasio H., Tranel D., Damasio A.R. Impairment of social and moral behavior related to
early damage in human prefrontal cortex // Nature Neuroscience. – 1999. – Vol. 2. – Nr. 11. – P. 1032-1037.
18. Norwood G. Maslowʼs hierarchy of need. The Truth Vectors (Part I). – 1999. – http://www.deepermind.
com/20maslow.htm.
19. Wilson T. D. On user studies and information needs // Journal of documentation. – 1981. – Vol. 37. – Nr. 1. – P. 3-15.
20. C. Geertz. The Interpretation of Cultures. – New York: Basik Books, 1973. – 470 p.
21. Eckhart Tolle. A New Earth: Awakening to Your Life's Purpose. – Penguin, 2008. –336 p.

SECURITATE UMANĂ ȘI ASPECTE BIOETICE

ÎN INGINERIA SOCIALĂ CONTEMPORANĂ

Sprincean S.L.
Doctor în politologie
Institutul de Cercetări Juridice și Politice al Academiei de Științe a Moldovei, or. Chișinău, Republica Moldova

HUMAN SECURITY AND BIOETHICAL ASPECTS

IN CONTEMPORARY SOCIAL ENGINEERING
Summary
In the article are analyzed the human security and bioethical approaches on problematics social engineering regarding
the intellectual, spiritual and biological enhancement of human being and its importance for sustainable development of entire
human civilization in the perspective of overcoming contemporary global multidimensional crisis. Science was involved in the
process of qualitative enhancement of society and man during all humankind history from ancient epoch to the present age.
Sustainable human development on the Earth depends on technological progress as well as on the respect for bioethical norms
and human security principles.

Procesele sociale ce sunt generate de fenomenele securității umane și bioeticii înregistrează în ultimele
decenii o influență generală asupra multor sfere ale vieții omului contemporan. Aceste noi domenii producătoare de
noi cunoştinţe interdisciplinare a cuprins numeroase laturi și fațete ale activității omului, precum sfera politicii, a
economiei, implicații practice în dirijarea socială etc., aspecte ale vieții umane care, în mod tradiţional, nu
reacționau prea activ la intervenţiile, inovațiile și propunerile de raționalizare ale oamenilor de ştiinţă din domeniul
teoretizării proceselor sociale, din cel al filosofiei şi eticii [1, p. 29]. În acest context, devine extrem de importantă
identificarea unor noi valențe metodologice și aspecte istorico-evolutive ale concepțiilor securității umane și
bioeticii. În special, acest lucru devine extrem de valoros în vederea conferirii unui traiect socialmente benefic, util
şi pozitiv aplicării noilor cunoștințe din domeniile bioeticii și securității umane în practica politică modernă, în
viaţa publică, în contextul cursului firesc al dezvoltării ştiinţelor sociale la etapa contemporană, al evoluţiei

35
societăţii umane în ultimă instanţă, în condiţiile necesității stringente a redimensionării priorităţilor civilizaţiei
contemporane în perspectiva depăşirii sustenabile a crizei globale, asigurând un standard optimal al securității
umane, al demnității omului și al respectării libertăților sale fundamentale.
Nu există excepţii printre domeniile tradiţionale de preocupare a omului, care au suferit şi încă vor mai
suferi mari schimbări şi reconsiderări în vederea racordării la obiectivul suprem de depăşire sustenabilă a crizei
globale, scop care tot mai mult marchează adânc modul de viaţă al omului contemporan, mentalitatea sa, sistemul
său de valori, dar şi structura preocupărilor şi activităţilor, toate fiind subordonate din ce în ce mai evident
dezideratului şi dorinţei colective de a supravieţui cu cât mai multă demnitate şi cu cât mai puţine daune pericolelor
globale, tot mai clar articulate şi exprimate de întreaga societate, de către elitele politice, în cadrul organismelor
mondiale şi internaţionale, la întrunirile interstatale etc. Criza globală care impune actualmente societăţii un anume
mod de manifestare şi comportament, specific situaţiilor de urgenţă, caracterizat uneori prin panică, prin decizii
strategice dezechilibrate, posedă un caracter polidimensional şi include astfel de aspecte precum criza domeniului
economic: energetic, financiar, comercial, monetar etc.; a domeniului ecologic şi a biosferei, a mediului ambiant, a
sferei politicului: a guvernării sociale, a reprezentării democratice a cetăţeanului în actul decizional-politic, a
funcţionării instituţiilor politice; a domeniului relaţiilor interumane, sociale şi interstatale: conflicte violente,
revoluţii şi răsturnări frecvente ale elitelor conducătoare, războaie şi conflagraţii militare regionale cu implicarea
principalelor forte politice, economice şi militare de pe mapamond etc.
La începutul secolului XXI însă, atenţia cercurilor ştiinţifice, a oamenilor politici şi a tehnocraţilor din diverse
domenii ale economiei este captată în mod deosebit de subiectul priorităţilor şi potenţialului socio-politic al comunităţilor
umane de a face faţă la provocarea crizei globale multidimensionale care tot mai mult se adânceşte şi se diversifică
structural și funcțional, fiind cauzată în mod pregnant întâi de toate de involuţia și regresul moralei sociale şi a degradării
standardelor etico-valorice a omului contemporan. În mod natural şi logic au fost deduse şi edificate un şir de noi
concepţii cu privire la salvgardarea și securizarea persoanei individuale, dar și a omenirii în întregime, prin depăşirea
impasului în care se află civilizaţia umană la etapa contemporană de evoluţie, printre care, concepţia bioetică, divizată în
mai multe direcţii şi abordări, în dependenţă de factorii securitar, civilizaţional şi politic, s-a evidenţiat de la bun început
ca o disciplină cu un real potenţial praxiologic, dar şi ca un mecanism instituţional aplicativ cu un impact social
semnificativ, confirmat de istoria sa de mai bine de 40 de ani. În condiţiile date, apariţia bioeticii ca fenomen
sociocivilizaţional şi ca emanaţie a moralei umane, a modului de a percepe lucrurile, a concepţiei despre lume,
transformate la un moment dat printr-un proces pe cât de vital pentru viitorul omenirii, pe atât şi de incomod şi violent pe
alocuri, apare ca o etapă firească a luptei corpului social pentru securizarea dezvoltării sale viitoare, în condiţii
nefavorabile, înrăutăţite şi degradate inclusiv printr-un impact antropic, dar puţin conştientizat şi în mare măsură
necalculat şi involuntar la nivelul conştientului colectiv al societăţii umane. Problematica crizei globale a indus atât în
conștiința socială, cât și în discursul științifico-teoretic, aspecte ce provin dintr-o îngrijorare generală și nesiguranță în
ziua de mâne. Acestea fiind convergente subiectului securității și elaborării unei metodologii eficiente de asigurare a
securității la toate cele 3 nivele instituțional-obiectuale: la nivel internațional pe glob, la nivelul securității statului și
comunității, precum și la cel al securității și siguranței persoanei umane.
Conceptul securității umane a fost promovat încă de la primele încercări de teoretizare ca o viziune nouă, mai
largă, asupra securității în comparație cu cea dominantă în perioada Războiului Rece, care pune accentul pe individul
uman, plasat în centrul tuturor eforturilor de asigurare a securității. Un impact determinant pentru configurarea
teoretico-metodologică a concepției date a fost exercitat de către Organizația Națiunilor Unite, experții căreia au reușit
să sistematizeze materialul teoretic și concepțiile novatoare ale oamenilor de știință, elaborate în perioada căderii
”Cortinei de fier” și reconfigurării realităților geopolitice de la sfârșitul deceniului anilor '90 al sec. XX. Este
incontestabil faptul importanței cruciale a ONU în elaborarea conceptului de securitate umană, la fel și a conceptelor
adiacente acestuia precum drepturile omului sau dezvoltare umană, dezvoltate de ONU începând încă de la apariția
acestei organizații internaționale în perioada imediat postbelică. Astfel că, la etapa actuală a dezvoltării conceptului la
mijlocul deceniului anilor '20 al sec. XXI, securitatea prin această prismă nu mai e considerată simpla absență a
războiului și a violenței dintr-o anumită regiune sau țară, ci constituie o abordare comprehensivă și complexă
bazându-se pe trei principii fundamentale: (1) Lipsa sau eliberarea de teamă, tratată și ca securitatea contra
violențelor; (2) Eliberarea de nevoi ce ține de asigurarea cu alimente și hrană, a protecției personale, cu îngrijire
medicală și securitatea sănătății sau de securitatea locuinței și mediului; (3) Libertatea de a trăi cu demnitate prin
promovarea principiilor dezvoltării umane sustenabile și protecția drepturilor omului [2, p. 11].
Este de remarcat faptul că și savanții din Republica Moldova, preponderent din domeniul filosofiei sociale, spre
exemplu – acad. A. D. Ursul, și-au adus contribuția deosebită în calitate de precursori ai concepției securității umane în
perioada sfârșitului războiului rece prin sublinierea caracterului sistemic al schimbărilor din proximitatea vieții umane,
precum și privitor la conexiunea și interdependența pericolelor și riscurilor de mediu cu cele din sfera socială [3, p.17].
Cu toate meritele remarcate, primele încercări de conceptualizare a sferei securității umane în contextul intensificării
proceselor sociopolitice în epoca post-industrială, a riscurilor și amenințărilor complexe pentru individul uman, suferă de

36
o oarecare superficialitate și utopie în perspectiva insuficienței elaborării setului de acțiuni pentru o sustenabilă și deplină
aplicare practică a acestor concepții prin construcția și edificarea unor sisteme viabile de securizare a persoanei umane
într-un mediu social, natural și economic extrem de instabil și ostil uneori unei dezvoltări graduale și predictibile a
omului. Cu toate că problematica bunăstării civilizației umane în condiții de siguranță și respectare a drepturilor și
libertăților persoanei se remarcă a fi o preocupare mai veche în istoria gândirii umane, paradigma securității umane a
reușit să aducă un suflu nou în studiile de securitate abia în ultimele 2-3 decenii, transformând și înlocuind concepția
dominantă, de sorginte realistă, a securității statului într-o lume haotică, unde numai forța brută și intervenția militară,
pot asigura o protecție adevărată [4, p.9]. Conform acestor idei de sorginte realistă, concepțiile cu privire la crearea pe
cale artificială, prin intervenția brutală dar inteligentă a omului de știință, a unei societăți perfecte, cu indivizi umani
ideali, adaptați la ritmurile sporite ale vieții, susținute și prin numeroase teorii biologiste, precum teoria darwinismului
social, igiena biologică, teoria selecției și sterilizării eugenice și mai ales rasismul, a constituit la sfârșitul secolului XIX –
începutul secolului XX, un subiect prioritar pentru oamenii de știință în cercetările lor din domeniile biomedicale cele
mai avansate la acea vreme, precum genetica umană, tehnicile de diagnosticare, ginecologice și chirurgicale noi,
metodele de inseminare umană artificială (intravaginală, intracervicală sau intrauterină), dar și pentru politicieni în
discursurile acestora și prin strategiile sociale adoptate [5, p.65].
Charles Davenport, profesor de biologie la Harvard, care, fiind unul dintre liderii mișcării eugeniste din
SUA, a fost implicat direct în sterilizarea a peste 60 mii de persoane, în mare parte, de culoare sau cu diverse
handicapuri, în cadrul activității Biroului statistic de eugenie din SUA – „Eugenics Record Office”, înființat în anul
1910 și finanțat direct până la sfârșitul celui de al Doilea Război Mondial de către Mary Harriman (văduva
baronului de căi ferate E.H. Harriman), de către familia Rockefeller prin intermediul Institutului Carnegie. El a
instituit în 1898 laboratorul de igienă genetică „Cold Spring Harbor”, iar în 1904 și un program eugenic similar pe
lângă Carnegie Institute of Washington, elaborând principiile și pilonii fundamentali ai politicii eugenice de
îmbunătățire a speciei umane, aplicată în SUA. Astfel, către anul 1927 în peste 25 de state au fost adoptate legi
eugenice speciale cu privire la sterilizarea forțată a persoanelor de culoare și eutanasia celor cu handicap în baza
deciziilor curții, politici ce au influențat în sens direct abordările teoretice și strategiile demografice, promovate pe
continentul european începând cu a doua jumătate a secolului al XIX-lea [6, p. 201].
Concepțiile de origine darwinistă, eugenice și rasiale au stat la baza strategiilor oficiale de stat, de la
începutul până la mijlocul secolului XX, în numeroase state occidentale și est-europene, mai ales pe fondalul
dezvoltării rapide a unor regimuri autoritare și totalitare, precum cel sovietic în URSS, cel nazist în Germania
hitleristă și cel fascist în Italia. În contextul evoluției cultului personalității liderilor totalitari – V. Lenin, A. Hitler,
I. Stalin, B. Mussolini, aceștia au fost declarați de către comunitatea științifică a timpului său, aservită intereselor
politice ale timpului, drept supraoameni sau homo sapiens futuris – prototipuri ale oamenilor viitorului, atribuindu-
le calități intelectuale și psiho-neurologice supraomenești. Este bine știut faptul că Adolf Hitler recunoștea în opera
sa Mein Kampf (1924) drept sursă principală de inspirație pentru politica sa de exterminare a reprezentanților
raselor „inferioare”, precum evreii și romii, care a constituit baza ideologică a celui de al III-a Reich, ca fiind
teoriile înaintate de către celebrii eugeniști și rasiștii americani, precum Thomas Hunt Morgan, Madison Grant etc.
Și în URSS au fost demarate cercetări sociogenetice importante referitor la implementarea politicii partidului
bolșevic pentru îmbunătățirea eredității poporului muncitor, ai căror promotori au fost fondatorii unor instituții specializate:
Iurii Filipchenko (la Petrograd) și Nikolai Koltsov (la Moscova). Cel din urmă a fondat, în anul 1918, Institutul de biologie
experimentală (ajutat de Alexandr Serebrovsky, Solomon Levit etc.), unde se efectuau încrucișarea omului cu maimuța,
sterilizarea forțată experimentală, investigații asupra creierului uman etc., fiind o instituție interdisciplinară la interferența
dintre genetică, antropologie experimentală, biomedicină, demografie, igienă rasială sau eugenie, axat preponderent pe
elaborarea și transpunerea în practică a celui mai amplu program eugenic din URSS de inseminare umană artificială. Acesta
viza posibilitățile cele mai eficiente de transmitere oamenilor din generațiile viitoare, considerați simple instrumente umane
fără drept de replică în edificarea viitorului om de tip sovietic, a intelectului superior al cărui purtător era considerat V. I.
Lenin, precum și un număr extrem de redus de revoluționari – camarazi de arme ai liderului bolșevic, capacitățile mentale
ale căruia erau estimate ca fiind egale cu ale cel puțin 100 de persoane de nivel intelectual mediu, ipoteză infirmată oficial
de savanții sovietici la sfârșitul anilor '60 ai secolului XX [7, p. 10].
În perioada imediat premergătoare celui de al Doilea Război Mondial, ca și în anii acestei conflagrații militare
globale, au fost implementate numeroase proiecte eugenice de „igienizare rasială”, prin acestea fiind comise crime
odioase de transpunere în practică a celor mai inumane experimente biomedicale și antropologice asupra omului cu
scopul acumulării de cunoștințe și posibilități practice de intervenție în natura umană pentru a o modifica după bunul
plac al elitelor sociopolitice. În urma discreditării și dezumanizării teoriilor de formare artificială a unor oameni
superiori, implementate de cercetătorii naziști în lagărele de concentrare, teoria eugenică de asemenea pierde din
popularitate. Ca rezultat, vor apărea „noi” concepții ce vor prelua în mare parte ideile premergătorilor și fondatorilor
teoriilor eugeniste din secolul XIX, pentru a organiza și a controla creșterea demografică pe plan global, dar și în
anumite regiuni ale lumii, a eficientiza sectorul sanitar și sistemul de protecție a sănătății publice.

37
 Astfel, în a doua jumătate a secolului XX, în SUA și Europa de Vest sunt puse în circulaţie teoria
planificării familiale în locul igienei rasiale și sterilizării sau teoria biologiei sociale în locul darwinismului social.
Apar concepte și termeni precum „transumanismul”, „controlul asupra creșterii numărului populației”,
supraviețuirea omenirii, conservarea populațională, environmentalismul etc. În procesul de aplicare a acestora erau
antrenaţi sute de specialiști ce colaboraseră cu regimul nazist: medici și antropologi ce au servit sistemul dat până la
sfârșitul anilor '70 - începutul anilor '80 ai secolului XX în vederea implementării și elaborării sistemelor bio-
militare ca, de exemplu, al armelor biologice sau climatologice etc., precum dr. Josef Mengele, supranumit „îngerul
morții” sau prof. Otmar Freiherr von Verschuer, directorul „Kaiser-Wilhelm-Institut für Anthropologie,
menschliche Erblehre, und Eugenik”, bine cunoscuți prin experimentele oribile pe care le-au efectuat pe oamenii
încarcerați în acest scop și care a inițiat și condus odioasele „selecții” ale evreilor deportați din toată Europa la
lagărul nazist de concentrare de la Auschwitz-Birkenau [8, p. 731].
Un impuls important pentru conştientizarea de către opinia publică a gravităţii situaţiei din perioada
postbelică și a celui de al doilea Război Mondial cu implicații biotehnologice în perioada postbelică, a constituit, pe
lângă altele, apelul biologului P. Berg care chema la un moratoriu (în anul 1974) asupra cercetărilor genetice și de
inginerie biosocială, care se presupunea că pot crea condiţii pentru diverse manipulări, speculații și exagerări în
domeniul ingineriei genetice în detrimentul individului uman și a civilizației umane, în întregime [9, p. 52-54].
Eugeniştii și geneticienii din perioada postbelică, fiind influențați de precursorii concepției bioetice, fundamentate
în anii '70 ai secolului XX de către Van Rensselaer Potter [10, p. 12], concepeau ca fiind posibilă elaborarea omului nou, a
unei societăți formate din indivizi umani superiori celor obișnuiți, doar în condiţiile instituirii unei dictaturi a rațiunii asupra
naturii de către știință, în calitate de criteriu fundamental în cadrul sistemului socio-politic al viitorului de organizare a
colectivităților umane. Acest nou sistem politic global e nevoie să fie bazat pe puterea rațiunii și pe logică, adevăr științific și
calcul, pronostic și planificare, fiind sub patronajul nemijlocit al unei oligarhii elitiste, al cărei scop primordial nu este
menținerea acestei poziții dominante față de restul umanității ci, mai cu seamă, regenerarea și dezvoltarea permanentă a
speciei umane pentru a mări șansele omului de a supraviețui crizei mondiale globale.
În acest context, teoriile eugeniste au constituit un catalizator important pentru numeroase discuții
contradictorii în perioada respectivă în spațiul vest-european și nord-american generând astfel de opere, precum
romanul 1984 (1948) aparținând lui George Orwell sau utopia Brave New World (Minunata lume nouă, 1931)
scrisă de Aldous Huxley, lucrare realizată în mare parte sub influența fratelui său – biologul Julian Huxley
(fondatorul transumanismului). Ideile fraților Huxley au stat la baza formării binecunoscutei mișcări sociale și
intelectuale „Potențialul Uman”, continuatoarea mișcării „New Age”. Aceasta din urmă îşi propunea asocierea și
coagularea unei mase critice suficiente de oameni, aparținând elitelor naționale, precum și realizarea transformării
acestor indivizi umani în ființe superioare și evoluate, capabile să genereze o transformare benefică radicală la nivel
global și să-și asume răspunderea socio-politică pentru o astfel de metamorfoză a societății umane.
Acest sistem dictatorial în baza principiilor și legităților științifice se pronostica să se producă dacă nu la scară
globală, ceea ce era mai dificil din cauza diversităţii culturilor, modelelor sociopolitice eterogene și nivelului diferit de
dezvoltare și progres civilizațional, intelectual și științifico-tehnologic, cel puţin la scară regională sau locală sub
impactul și ca rezultat al promovării eficiente a unor astfel de abordări, inclusiv prin mecanisme democratice,
participative și pe larg acceptate de către populația în prealabil informată, pregătită și educată corespunzător, pentru a
conferi o mai mare legitimitate și sustenabilitate unui astfel de regim dictatorial al științei asupra sociumului [11, p. 185].
În ultimele decenii se face remarcată, în condiţiile extinderii problematicii bioetice, a mecanismelor de
asigurare a securității umane, a drepturilor omului și ca rezultat al creșterii importanței macro-sociale a aspectelor
biomedicale ale progresului tehnologic și științific, conexiunea dintre teoria eugenică și doctrina neo-liberală. Acest
fapt dă naștere unei noi tendințe contemporane în știința postmodernă – eugenia liberală, care exercită o influență
semnificativă atât asupra oamenilor de știință, asupra clasei politice și factorilor decizionali, cât și asupra opiniei
publice largi. La etapa actuală de promovare și sporire a importanței eugeniei și eugeniștilor, ținând cont de
principiile și normele bioetice contemporane, de imperativele securității umane și influența acestora din urmă
asupra proceselor globale sociale și politice, în cadrul proceselor decizionale și manageriale, inclusiv la cel mai
înalt nivel mondial, teoreticienii și practicienii eugeniști liberali se confruntă, mai cu seamă, cu problema
accepțiunii de către masele largi ale populației a dezideratelor și idealurilor tradiționale eugeniste, modificate și
actualizate sub impactul priorităților omenirii de la începutul secolului XXI, precum criza mondială
pluridimensională, degradarea ecologică a stării planetei ca rezultat al impactului nociv al factorilor antropogeni,
pericolul tot mai mare al unei catastrofe de natură atomică de proporții care pot depăși limitele planetare, dar și sub
influența idealurilor și valorilor liberale concentrate în jurul libertăților și drepturilor persoanei ca entitate centrală
și măsură a valabilității și confirmării aplicabilității practice a construcțiilor teoretice de modernizare a societății
contemporane și de organizare cât mai rațională și cât mai conformă necesităților și intereselor umane pe termen
lung, a biosferei ca un habitat natural al omenirii în univers [12, p. 168].
Cunoscutul savant și filosof, laureat al premiului Nobel, Bertrand Russell, în lucrarea sa The Impact of Science

38
on Society (1952), remarca probabilitatea inevitabilă a diferențierii intelectuale, ocupaționale, economice dar și biologice
a elitelor conducătoare de restul populației care poate ajunge chiar să devină aproape o separare dintre specii diferite [13,
p. 49]. Totodată, metodele farmacologice și medicale, precum și dieta specială, administrate din fragedă copilărie, pot fi
niște metode eficiente de inducere a unei obediențe și ascultări a celor mulți și guvernați față de guvernanții superiori
până și din punct de vedere bio-medical, ceea ce constituie un aspect de o importanță organică pentru buna funcționare a
sistemului dictaturii științei și tehnologiei într-o societate eficientă și rațională [13, p. 62].
Cu toate acestea, prin prisma valorilor și principiilor bioetice aplicate fenomenului social și politic al ingineriei
sociale, precum și prin prisma celor mai importante acte internaționale de restabilire a echității și respectare a demnității
umane, precum Codul de la Nurnberg (1947) sau Declarația Universală a Drepturilor Omului (1948), prin prisma
convențiilor regionale adoptate mai cu seamă de Consiliul Europei, cum ar fi Convenţia pentru apărarea Drepturilor
Omului şi a Libertăţilor fundamentale (1950), Convenţia Europeană pentru protecţia drepturilor omului şi a demnităţii
fiinţei umane faţă de aplicaţiile biologiei şi medicinii, Convenţia privind drepturile omului şi biomedicina (1997) etc.,
preocuparea primordială a comunității mondiale trebuie să includă în mod obligatoriu respectarea drepturilor omului,
asigurarea securității umane și formarea unor condiții de bunăstare accesibile pentru fiecare persoană. Pe parcursul
ultimilor decenii, sub impactul presiunii organizațiilor internaționale de a promova principiile bioetice și a le aplica în
practica curentă în statele asociate, se atestă un progres vizibil al respectării drepturilor omului și al supremației
principiilor bioetice asupra celor de interes politic și economic imediat.
Întreg cadrul normativ internațional, sistemul de mecanisme care sunt edificate cu scopul promovării
eficiente a securității umane, mai cu seamă în zonele contemporane de conflict, în regiunile afectate de dezastre
naturale și antropogene, demonstrează cu prisosință că omenirea a învățat lecția exagerărilor, denaturării şi
exacerbării nefireşti şi inumane a concepțiilor științifice referitor la importanţa factorului biologic în cadrul
fenomenului politic, reflectate în abordările naziste şi fasciste cu referinţă la modelele de inginerie socială bazate pe
diferenţa biologică dintre indivizi, precum şi la aspectele biologice ale domeniului guvernării. Cu toate progresele
înregistrate în ultimele decenii în domeniul asanării normative și morale a potențialelor exagerări biotehnologice
sau abuzuri și amenințări la adresa securității oamenilor, rămâne în atenția societății civile mondiale prioritatea
uniformizării răspândirii pe întreg Globul a mentalității bioetice și a celei specifice concepției securității umane, iar
mai apoi a asigurării respectării uniforme a normelor internaționale în domeniul dreptului omului cu scopul final al
realizării unei dezvoltări umane sustenabile în orice zonă de pe Terra.

Bibliografie
1. Ţîrdea T. N. Segmente ale problemei omului în filosofie, ştiinţă şi bioetică. // Bioetica, Filosofia, Economia şi Medicina
şi în strategia de supravieţuire a omului: probleme de interacţiune şi interconexiune / Materialele Conferinţei a VIII-a
Ştiinţifice Internaţionale, 23-24 aprilie 2003, Chişinău. Red. şt. T.N.Ţîrdea. - Chişinău: CEP „Medicina”, 2003. – 256 p.
2. Human security in theory and practice. An overview of the human security concept and the United Nations Trust Fund for Human
Security. - New York, USA: Human Security Unit. United Nations. 2009. 45 p. – http://www.un.org/ humansecurity/
sites/www.un.org.humansecurity/files/human_security_in_theory_and_practice_english.pdf (accesat 11.05.2016).
3. Урсул А. Д. Ускорение, интенсификация, экология (Филос. методол. аспекты) / АН МССР, Отд-ние философии и
права.- Кишинев: Штиинца, 1988. - 279 с.
4. Ţîrdea T.N. Problema asigurării securităţii umane din perspectiva principiului biosferocentrist şi paradigmei noosferice:
analiza teoretico-metodologică. // Bioetica, Filosofia şi Medicina în strategia de asigurare a securităţii / Materialele Conf. a
XIII-a Ştiinţ. Internaţ., USMF, 26-27 martie 2008. Red. resp. T.N.Ţîrdea. - Chişinău: CEP Medicina, 2008. – P. 8-13.
5. Astărăstoae V., Stoica O., Genetică versus Bioetică - Iaşi: Polirom, 2002. - 256 p.
6. Black Ed. War Against the Weak: Eugenics and America's Campaign to Create a Master Race. - New York; London:
Four Walls Eight Windows, 2003. - 550 p.
7. Кайданов Л.З. Формирование кафедры генетики и экспериментальной зоологии в Петроградском университете
(1913-1920). // Исследования по генетике. Вып. 11, 1994. - C. 6-12.
8. Faith Weiss S. After the Fall. Political Whitewashing, professional Posturing, and personal Refashioning in the Postwar Career of
Otmar Freiherr von Verschuer. // Isis Review, Chicago (IL): University of Chicago Press. - Vol. 101. - Nr. 4.- 2010. -P. 722-758.
9. Hottois G. Bioethique. In: Les mots de la bioethique. Un vocabulaire encyclopedique / coord. Hottois G., Parizeau M.-H.
Montreal. - Bruxelles: ERPI science, De Boeck-Wesmael, 1993. - P. 49-55.
10. Поттер В.Р. Биоэтика: мост в будущее. Под ред. С.В. Вековшининой, В.Л. Кулиниченко, -Киев: Видавец В.
Карпенко, 2002. - 216 c.
11. Ţîrdea T.N., Ursul A.D., Ursul T.A. Глобальное управление переходом к устойчивому развитию: социально-
политический ракурс. // Moldoscopie (Probleme de analiză politică). Revistă ştiinţifică trimestrială. - Chişinău: USM,
2012, nr 1 (LVI). - P. 183-201.
12. Sprincean S. Aspecte bioetice și politice ale problematicii apărării și promovării drepturilor omului în condițiile
globalizării. // Promovarea drepturilor omului și securității umanitare prin prisma integrării europene (Parteneriatul
Estic): conf. șt. intern. / col. red.: Iurie Sedlețchi [et al.]. - Chișinău: Vizual Design, 2014. - P. 162-170.
13. Russell B. The Impact of Science on Society. 4-th edition. - New York: AMS Press, 1968. - 118 p.

39
 CAUZE PREVALENTE ÎN PRODUCEREA ACTUALĂ A ACTULUI SUICIDAR

Stan Dumitru
Profesor universitar, doctor,
Departamentul de Sociologie şi Asistenţă Socială,
Universitatea „Alexandru Ioan Cuza”, or. Iaşi, România

PREVAILING CAUSES OF THE CURRENT OCCURRENCE OF SUICIDES

Summary
Suicides are becoming more and more wonyng for the entire world. Although suicide is condemned from multiple
perspectives (moral, religious, economic, demographical, psychological, social etc.), its frequency is evidently on the rise. The
present article analyses aspects regarding the normality and pathology of suicide and scrutinizes a series of particular causes,
present in the current Romanian society, through which the traditional suicidal tendencies are sensibly modified.

Modernitatea a revoluţionat ştiinţa, tehnologia, producţia, relaţiile comerciale, politica etc., mai mult decât
toate celelalte epoci precedente la un loc. Paradoxal, dintre domeniile care au cunoscut schimbări radicale cu acest
prilej, cel al mentalităţilor pare a fi avut întâietate. Este surprinzătoare poziţionarea prioritară a acestuia, ştiut fiind
că, de regulă, transformările culturii spirituale tind să fie mai lente în raport cu cele ale culturii materiale. Altfel
spus, astăzi, în condiţiile postmodernităţii, mai curând pot fi întâlnite reminiscenţe caracteristice gnozelor
premodernităţii decât utilizări de bunuri materiale specifice perioadelor antecesoare modernităţii.
Pentru faptul de a fi destabilizat o ordine funcţională considerată infailibilă, noua epocă ne-a forţat să
recunoaştem că elementele dependente de conştiinţa indivizilor pot fi la fel de consistente ori chiar mai puternice
decât cele ale existenţei materiale. În consecinţă, oamenii au început să-şi redimensioneze perspectivele asupra a
ceea ce le este permis ori interzis, să reevalueze graniţele dintre morală şi justiţie, să aşeze pe noi baze relaţiile
dintre părinte şi copil, dintre femeie şi bărbat, dintre şef şi subordonat, dintre bogat şi sărac, dintre vechi şi nou,
dintre aspectele laice şi cele religioase, dintre constrângerile derivate din datorie şi cele derivate din alegerile
personale etc.
În suita enormă a reconsiderărilor operate de modernitate s-a înscris un conţinut nou: dreptul la proprietate.
Anterior, acesta era activ doar pentru persoanele cu puteri foarte mari în societate, de genul monarhilor, marilor
dregători ori nobililor cu rang foarte înalt. Noua epocă nu numai că a declarat ca „sfântă” proprietatea (economică),
dar a şi extins sfera legitimităţii asupra proprietăţii de la bunurile materiale la dreptul individului de a dispune de
propriul trup. Aşa se explică de ce, în timp, s-a ajuns la exprimarea acestui drept în forme dintre cele mai pitoreşti:
închirierea trupului prin prostituţie, înstrăinarea de organe prin vânzare, modelarea conformaţiei trupului prin
operaţii estetice, autoflagelarea corpului prin asceză şi înfometare, invocarea dreptului la euthanasiere, recursul la
sinucidere/ autoliză etc. În mai toate aceste ipostaze, individul demonstrează că „este în esenţă proprietar asupra lui
însuşi”, că „e liber” de a-şi „umple” viaţa după cum doreşte şi că poate face abstracţie cu uşurinţă atât de
interdicţiile formale, cât şi de cele informale.
Cel puţin în cazurile contemporane de sinucidere, susţine moralistul Gilles Lipovetsky, sancţiunile sociale
aplicate suicidanţilor s-au diminuat semnificativ; în virtutea dreptului amintit mai sus, „sinuciderea a fost în cea
mai mare parte disociată de ideea de vină,...actul de autodistrugere nu mai suscită blamul colectiv, autoconservarea
a încetat de a mai fi privită ca o datorie absolută faţă de sine,...nu mai înseamnă o abdicare de la o obligaţie morală,
dă naştere mai curând la întrebări decât la dezaprobare, la compasiune decât la ostracizare” [1, p.100]. Mai mult,
interpretările asupra actelor autolitice au făcut atât de multe concesii drepturilor subiective şi au exagerat atât de
tare în privinţa culturii corporalităţii încât sinucigaşii dobândesc, uneori, imaginea unor veritabile victime ale
contextelor multiple în care au trăit. Individualismul dominant în societăţile actuale reclamă, în acest mod,
deplasarea responsabilităţii de la persoana care a comis actul de suicid la persoanele din preajma acesteia, ele
făcându-se vinovate de a nu fi anticipat şi împiedicat la timp gestul de autodistrugere.
Într-o asemenea optică interpretativă (postmoralistă), am mai avea mult prea puţin de argumentat ca să
ajungem să conchidem, ciudat, că sinuciderea ar fi un act legitim, că euthanasia ar trebui să devină o practică
îndreptăţită în toate societăţile sau că agresiunile individului asupra propriului trup nu ar trebui condamnate în nici
un fel, dacă sunt alese şi decise chiar de el însuşi. Ar fi evident imorale conchiderile de acest tip referitoare la
sinucidere, deoarece ar avea un caracter speculativ şi nu ar ţine cont de nici de toate tipurile de sinucideri şi nici de
toate categoriile de cauze ori împrejurări care conduc la efectul suicidar.
1. Este sinuciderea un fapt social normal?
O definiţie celebră a sinuciderii a fost elaborată de sociologul francez E. Durkheim în anul 1897, când a
publicat rezultatele unei ample cercetări asupra acestui fenomen: „se numeşte sinucidere orice caz de moarte care
rezultă direct sau indirect, dintr-un act pozitiv sau negativ, săvârşit de victima însăşi, şi despre care aceasta ştie ce

40
rezultat va produce” [2, p.12]. Într-o altă lucrare, acelaşi prestigios autor oferea prima metodologie sociologică şi
prima distincţie autoritară între faptele sociale normale şi cele patologice. În acest sens, el decidea că „un fapt
social este normal...când se produce în media societăţilor” [3, p. 101]; în caz contrar, faptul intră în categoria
patologică. Totuşi, în urma respectării regulilor metodologiei durkheimiste, sinuciderea poate fi tipologizată atât ca
fapt normal, cât şi ca fapt patologic. Iată câteva exemple care demonstrează adevărul acestei afirmaţii: întrucât nu
există societate în care actul suicidar să fie eradicat în totalitate, se poate susţine că el este o prezenţă socială
normală sau o componentă obiectivă a corpului social; când variaţiile numărului sinucigaşilor rămân
nesemnificative de la o perioadă la alta şi, deci, „media cazurilor” se păstrează aproximativ aceeaşi în unităţi
similare de timp, actul autolitic poate fi etichetat ca normal; dacă metodele şi cauzele care induc momentul
traumatizant se înscriu în tipuri deja cunoscute şi exersate, atunci suicidul lasă impresia că este un fapt obişnuit sau
normal.
Raţionând prin analogie şi având ca punct de plecare separaţia dihotomică între normal şi patologic, putem
pronunţa o concluzie greu de contrazis: toate cazurile de sinucidere care nu se înscriu în registrul normalităţii
reprezintă subnormalitatea sau patologia socială, iar sinuciderea, prin natura ei, defineşte mai curând sfera
patologică decât cea a normalităţii comportamentale. În fond, omul, chiar dacă acţionează distructiv asupra lui
însuşi, este predispus să se conserve ca specie şi beneficiază de forţe instinctive în această direcţie. În plus, baza
naturală (instinctivă) antisuicid este puternic consolidată prin instituirea mai multor construcţii socioculturale de
combatere a opţiunilor favorabile actului autolitic: interzicerea ritualului de înmormântare pentru sinucigaşi
(Conciliul din Orleans, anul 533), adoptarea pedepsei cu excomunicarea pentru sinucigaşi şi pentru cei cu tentative
de sinucidere (Conciliul din Toledo, anul 693), decretarea sinuciderii drept triplu delict (crimă, înaltă trădare şi
erezie) în anul 1670, definirea sinuciderii ca boală psihică şi a sinucigaşului ca bolnav psihic (S. Freud, în anul
1917), înfiinţarea de centre de prevenire a suicidului (primul a apărut la Los Angeles, în anul 1958) etc. [4, p.12].
La aceste măsuri de inhibare a celor atraşi de perspectiva sinuciderii adăugăm, desigur, reflecţiile depreciative
despre autoliză realizate de mari oameni de cultură, cu efecte etice şi pedagogice asupra multor generaţii:
„sinuciderea este o soluţie pentru unul singur, problemă pentru toţi ceilalţi” (G. Cesbron); „când îţi iei viaţa, poate
că vrei să-i exasperezi pe ceilalţi” (D. Diderot); „omul care se sinucide n-a constatat că e om. N-a reuşit să intuiască
existenţa sa” (P. Ţuţea); „sinuciderea nu este un eroism, este o laşitate. Eroii adevăraţi îndură viaţa aşa cum e. Ei nu
dezertează” (Tr. Demetrescu); „sinuciderea nu este abominabilă deoarece Dumnezeu o interzice; Dumnezeu o
interzice deoarece ea este abominabilă.” (Im. Kant); „a te sinucide înseamnă a te declara incapabil sau incorigibil”
(N. Iorga); „sinuciderea este cea mai mare dintre laşităţi. Ba mai mult, este o trădare” (I. Hasdeu) etc. [5, pp. 368-
369].
Dacă la aceste idei ataşăm şi informaţiile potrivit cărora în fiecare an se sinucid între 800.000 şi 1.000.000
de oameni, că sinuciderea este a zecea cauză care contribuie la rata mortalităţii [6, p. 760] şi că tentativele anuale
de suicid însumate la nivel mondial sunt de aproape 20 de milioane, atunci ajungem să definim sinuciderea drept
una dintre maladiile epidemice extrem de periculoase care ameninţă sănătatea socială şi stabilitatea actuală a
omenirii [7, p. 10].
Corelând aserţiunile propuse până în acest moment rezultă indubitabil că sinuciderea este condamnabilă din
multe puncte de vedere (medical, demografic, psihologic, moral, social, religios etc.), că reprezintă o faptă care se
abate de la valorile normalităţii şi că, doar în anumite contexte, poate fi echivalată cu un drept discreţionar al
suicidanţilor. Privită efectiv ca act de curmare abuzivă a vieţii, sinuciderea ar putea fi definită simplu ca asasinat,
cu menţiunea că asasinul nu succede victimei lui din moment ce el însuşi este victima. Jean Amery, un foarte subtil
analist al actului autolitic, susţine că „acţiunea de a ridica mâna împotriva propriei mele persoane în vederea
morţii...deţine în spaţiul fenomenal al sinelui un cu totul alt sens decât asasinatul” [8, p. 122-123]; pe această filieră
argumentativă, gesturile de auto-agresiune devin mai puţin forme de autoflagelare şi mai curând forme de
împotrivire faţă de lumea exterioară. Ostilitatea acesteia trebuie anihilată în vreun fel, iar dacă în alte împrejurări
individul a recurs la sabotaj, negare, ignorare, vizită la medic, dare în judecată, muncă suplimentară, ironizarea
stării de disconfort etc., de această dată soluţia aleasă este sinuciderea.
Radicalismul alegerii efectuate derivă nu numai din consecinţa limită atrasă, adică din suprimarea vieţii
proprii, ci şi din presiunile cauzelor care au forţat tocmai o asemenea alegere. Evaluarea suicidului printr-o astfel de
optică i-a făcut pe sociologi să creadă că „nu individul este cel care îşi aplică în mod liber propria moarte, ci
societatea în toată problematica sa este cea care expune la suicid, fără împotrivire, o fiinţă care oricum era
înzestrată neadecvat” [8, pp. 123-124]. Prin urmare, înţelegerea corectă din unghi sociologic a faptului sinuciderii
presupune într-o măsură mai redusă identificarea nivelului de înzestrare fizică, psihică, socială, culturală a
suicidanţilor, dar într-o măsură mult mai mare delimitarea cauzelor care au indus comiterea unui asemenea fapt.
2. Particularităţi actuale ale cauzelor generatoare de suicid în spaţiul românesc
La o primă analiză, a cunoaşte cauzele care conduc la manifestarea unor fenomene indezirabile nu
înseamnă un câştig prea atractiv pentru cunoscător, el neobţinând astfel un mod facil de diminuare ori înlăturare a

41
producerii lor. Nu obţine nici măcar garanţia că declanşarea intervenţiilor de suprimare a cauzelor s-ar finaliza cu
stoparea prezenţei consecinţelor nedorite. Totuşi, în cazul unui fenomen de gravitatea autolizei, în care individul
comite cel mai personal act posibil în urma căruia se desparte de viaţă, cunoaşterea determinanţilor sociali
reprezintă un avantaj enorm. Să nu uităm că ne referim nu la un fenomen deviant oarecare ori la un act reprobabil
posibil de corectat în fazele imediat următoare producerii lui, ci la unul iremediabil şi dramatic. Cu alte cuvinte, el
nu mai poate fi reluat, iar actorul nu mai poate fi recuperat.
Dacă se poate face ceva realmente important şi de impact curativ pentru sinucigaş, atunci acel ceva nu
poate fi localizat decât ante factum. Ca atare, persoanele implicate în combaterea suicidului şi a tentativelor de
suicid – psihologi, psihiatri, sociologi, pedagogi, preoţi, asistenţi sociali ş. a. – precum şi instituţiile abilitate să facă
demersuri în acest scop (Spital, Biserică, Poliţie, Şcoală etc.) vor trebui să acţioneze preventiv. Pentru aceasta este
nevoie de foarte multe informaţii despre sinucidere, în special despre împrejurările şi cauzele care o anunţă,
tendinţele ei longitudinale, particularităţile pe care le capătă în funcţie de starea socială, sănătatea, apartenenţa
religioasă, rezidenţa, vârsta, genul persoanelor deschise spre comportamente suicidare. În funcţie de mărimea
capitalului cognitiv deţinut, instituţiile şi specialiştii lor vor căuta să contracareze factorii de risc suicidar, vor
interveni cu mai multă eficienţă în „locurile” cele mai vulnerabile şi, implicit, vor diminua rata sinuciderilor.
Pe baza cercetărilor ştiinţifice şi a constatărilor empirice se ştie de multă vreme că bărbaţii se sinucid mai
mult decât femeile, că bătrânii recurg la sinucidere mai des decât tinerii, că rata sinuciderilor este mai mare la oraş
decât la sat, mai mare la celibatari şi cupluri fără copii decât la persoanele căsătorite care au copii, mai mare la
categoriile sociale defavorizate decât la indivizii care aparţin corpului elitar, mai mare în anotimpul cald decât în
anotimpul rece, mai mare la cei cu deficienţe de integrare socială decât la cei profund şi corecţi socializaţi etc.
Toate situaţiile care crează indici mai mari de finalitate suicidară pot fi definite mai întâi ca factori de risc suicidar,
iar mai apoi asumate drept surse generice determinante. În acelaşi timp, trebuie să recunoaştem că în cazul
determinanţilor sociali ai sinuciderilor intervin şi particularităţi care depind strict de caracteristicile curente ale
manifestării corpului social. Iată, în continuare, câteva asemenea particularităţi delimitate din specificul
funcţionării societăţii româneşti actuale:
a. Inversarea anomică a distribuţiei forţei materiale între femei şi bărbaţi. În mod tradiţional, această forţă
reprezintă suma elementelor mobilizate de om pentru a produce bunurile materiale necesare existenţei. Atât la nivel
de familie, cât şi la nivel de societate, forţa materială a fost deţinută de-a lungul timpului de către bărbaţi. De
performanţele lor economice a depins calitatea vieţii copiilor şi femeilor. În prezent, mulţi bărbaţi sunt şomeri, sunt
întreţinuţi de către femei, sunt mai puţin preferaţi în anumite sectoare ale pieţei forţei de muncă, aduc în spaţiul
domestic bunuri şi venituri mai mici decât soţiile lor etc. Întrucât sunt pre-programaţi mental de întreaga istorie să
deţină întâietatea, adică să aibă poziţia hotărâtoare în funcţionarea familiei, unii bărbaţi nu acceptă să piardă în
relaţia de putere cu femeile şi recurg la sinucidere. Aşa s-ar explica de ce, în ultimele două decenii, bărbaţii se
sinucid de patru ori mai mult decât femeile.
b. Distanţa exagerată dintre amploarea scopurilor şi valoarea mijloacelor indivizilor. După evenimentele
politice petrecute în România în anul 1989, au dispărut multe bariere care îi împiedicau pe români să realizeze
mobilităţi sociale şi culturale, pe orizontală ori pe verticală. Mai mult, registrul aspiraţiilor individuale a căpătat
adesea conţinuturi suspecte de lipsă de realism, concretizate uneori în fapte nespecifice de capilaritate socială, iar
alteori în eşecuri dureroase, provocatoare de deznădejde, anxietate, depresie. Pe fondul neconcordanţei dintre
dorinţă şi putinţă, s-au declanşat dezechilibre comportamentale inclusiv în forma suicidului. Surprinzător, gesturile
autolitice s-au înmulţit nu numai la categoriile sociale sărace, ci şi la indivizii din straturile sociale dispuse mai sus
în ierarhie, dar care au ajuns la faliment socio-economic, ori la copiii şi tinerii cărora li s-a cultivat ideea de
alpinism social fără a li se oferi şi suporturile materiale, explicative, morale aferente.
c. Criza valorilor şi diminuarea solidarităţii mecanice. Rata sinuciderilor a crescut din 1990 încoace, deşi în
acest interval s-au petrecut multe schimbări spectaculoase pozitive. În acelaşi timp au crescut cazurile de violenţă
domestică, divorţ, abandon şcolar, individualism, infracţionalitate fiscală, abuz asupra copiilor, trafic de persoane,
discriminare, impas economic. De asemenea, familia este pe cale să piardă calitatea de „bastion” al afectivităţii şi
solidarităţii, munca nu mai reprezintă calea spre succes, şcoala nu mai asigură intrarea în sfera elitară,
nerespectarea legilor a devenit o practică obişnuită, iar emulaţia pecuniară sau consumul ostentativ au devenit
motivaţii extrem de atractive pentru existenţa multor categorii de indivizi. Toate aceste situaţii de criză, dar în
special degradarea funcţionării comunităţii familiale (implicit, a scăderii nivelului întrajutorării automate,
afectivităţii, integrării şi securităţii între consangvini) reprezintă determinanţi alarmanţi ai creşterii actuale a
numărului sinucigaşilor.
d. Secularizarea progresivă a societăţii şi intelectualizarea mesajelor religioase. Tot mai multe voci reclamă
epurarea totală a religiei din structurile laice şi transformarea ei într-o instanţă paralelă de opţiune strict personală.
Această solicitare este o tendinţă procesuală începută în perioada regimului comunist, continuată astăzi mai ales de
către segmentele elitare care, în ultimă instanţă, aspiră la depăşirea condiţiei atestării actelor umane ca fiind, sau nu,

42
păcate. Concomitent cu acest proces a crescut numărul deţinătorilor de diplome superioare şi capitaluri culturale
înalte, iar discursurile teologice s-au adaptat pretenţiilor scientizate ale acestora. Ca atare, oficianţii religioşi şi-au
sporit subtilităţile interpretative, iar mesajele lor necesită calităţi intelectuale înalte pentru a fi înţelese. Regretabil,
dar secularizarea crescândă şi abundenţa de speculaţii teologice asupra actelor religioase, corelate cu celelalte
maladii ale corpului social, par să îndepărteze din ce în ce mai mult populaţia de religie, să alimenteze neputinţele
sau neîncrederile indivizilor şi să contribuie la creşterea tendinţelor suicidare.
e. Disoluţia familiei prin plecarea părinţilor la muncă în străinătate şi semiabandonarea copiilor. Cercetările
sociologice au demonstrat că starea de coeziune familială a avut cel mai mult de suferit în urma migrării ori plecării
sezoniere în altă ţară a soţilor/ părinţilor pentru a compensa absenţa veniturilor materiale. Situaţiile de infidelitate,
adulter, violenţă domestică declanşată de gelozie, divorţ, separare a soţilor, abandon familial, neglijare a copiilor,
infracţionalitate juvenilă etc. s-au înmulţit foarte mult tocmai din caza acestor plecări. Din registrul acestor
manifestări patologice nu lipsesc sinuciderile: copii care au comis fapta suicidară pentru că au fost uitaţi total ori
semiabandonaţi de părinţii lor plecaţi în străinătate, copii care recurs la sinucideri teatrale pentru a-i determina pe
părinţi să revină în ţară, soţi sinucigaşi în ţară pentru că au fost părăsiţi de partea conjugală aflată în străinătate, soţi
care îşi ucid partea maritală infidelă din ţară şi apoi se sinucid etc.
f. Relatările numeroase şi compătimitoare din presă. În căutare de senzaţional, organele de presă fac din
cazurile de sinucideri nişte surse creştere a audienţei şi, implicit, de câştig financiar. Modurile în care sunt
prezentaţi sinucigaşii sunt, de regulă, părtinitoare, generează compasiune, exonerează culpele care ţin de faptele lor
concrete şi acuză împrejurările ori persoanele care i-au împins spre gestul traumatizant. Din presă au învățat mulţi
dintre cei aflaţi în etapa psihiatrică a sinucidacţiei aspectele legate de metodele de suicid, glorificarea momentului
şi maximizarea efectului negativ asupra celor care au cauzat fapta. Totuşi, în mod normal, riscul de suicid ar trebui
să scadă, nicidecum să crească, în urma primirii de către indivizi a informaţiilor de presă.
Am inventariat şi sintetizat principalele particularităţi cauzale generatoare de suicid în contextul actual al
funcţionării societăţii româneşti. Desigur, multe alte cauze ar merita analizate, atât timp cât faptul sinuciderii nu
mai rămâne un gest sporadic, iar cunoaşterea cauzelor devine o condiţie a demersurilor de gestionare ante factum a
exprimării lui. Nu putem încheia fără următoarea precizare categorică: nici măcar cauzele originate în cel mai
profund altruism nu justifică recursul la sinucidere. Oricâte circumstanţe atenuante i-am găsi şi oricât de puţin ne-ar
afecta, faptul ca atare este condamnabil pentru că, după cum afirmă Toma d’ Aquino, reprezintă o triplă violare: „ a
legii naturale conform căreia totul se păstrează, în mod natural, în viaţă...; a legii morale, fiind o injurie la adresa
comunităţii din care provine cel ce a comis suicidul; a legii divine, care îl supune pe om puterii lui Dumnezeu şi
care lasă lui Dumnezeu dreptul de a lua viaţa” [9, p. 264].

Bibliografie
1. Lipovetsky Gilles. Amurgul datoriei. – Bucureşti: Editura „Babel”, 1996. – 320 p.
2. Durkheim Emile. Despre sinucidere. – Iaşi: Editura „Institutul European”, 1993. –322 p.
3. Durkheim Emile. Regulile metodei sociologice. – Iaşi: Editura „Polirom”, 2002. – 190 p.
4. Cosman Doina. Compendiu de suicidologie. – Cluj-Napoca: Editura „Casa Cărţii de Ştiinţă”, 2008. – 333 p.
5. Bujor Ala. Maxime şi cugetări. Gânduri care vrăjesc. Vol. I. – Chişinău: Editura „Epigraf”, 2010. – 469 p.
6. Varnik Peeter. Suicide in the world. // International Journal of environmental research and public helth, Estonian
Institute for Population Studies. Tallin, 2012. – P. 760-771.
7. Stan Dumitru. Maladii ale socialului. Teorii explicative, cercetări şi remedii posibile. – Iaşi: Editura Universităţii
„Alexandru Ioan Cuza”, 2015, - 402 p.
8. Amery Jean. Despre sinucidere. Discurs asupra morţii liber alese. – Bucureşti: Editura „Art”, 2012. – 181 p.
9. Bloch Sidney, Chodoff Paul. Etică psihiatrică. – Bucureşti: „Asociaţia psihiatrilor liberi”, 2000. – 597 p.

43
 ETHICAL ISSUES IN THE TREATMENT OF ATOPIC DERMATITIS IN CHILDREN
Shevchenko I.M.
Associate Professor
Odessa National Medical University, Ukraine
Titkova E.V.
PhD
Odessa National Medical University, Ukraine

ЭТИЧЕСКИЕ ВОПРОСЫ В ЛЕЧЕНИИ АТОПИЧЕСКОГО ДЕРМАТИТА У ДЕТЕЙ

Аннотация
По данным эпидемиологических исследований (ISAAC), аллергическими болезнями страдает от 25 до 30%
детского населения. По прогнозам ВОЗ в течение последующих 20-30 лет аллергическими заболеваниями будет
страдать около 50% населения земного шара. В статье приведены этические аспекты ведения пациентов с
атопическим дерматитом.

"I ask you to understand bioethics as a new ethical

doctrine that combines humility, responsibility and
competence, as a science, which is inherently
interdisciplinary, which brings together all cultures
and expands the meaning of the word" humanity "
V. Potter, 1999

Ethics - the doctrine of moral norms and rules that define the relationship between people in the family,
society, family life and work. In connection with the achievements of biology, genetics and medical technology in
the second half of the twentieth century, a new concept - Bioethics, which implies the analysis of human action in
biology and medicine in the light of moral values [1, c.5-6; 2, р.13-15]. Deontology - the section of the general
ethics of studying specific debt criteria and moral requirements in the performance of professional duties. Ethics in
medicine caused heated debate even in ancient times. When it comes to such delicate and fragile concepts as health,
life, medical secret, people have always tried to regulate the attitude and actions of the physician and the patient.
For example, as early as 1500 BC in ancient Indian doctors coming into the profession, swore [3, c.23].
The most "universal" set of rules and a medical duty at all times for many people became a "Hippocratic
Oath", known for more than 2,400 years, "since it entered into eternal truths, which can not change time" [4, c.13;
5, c.49-50]. It is the foundation for the basis of numerous medical oaths, which are now taking doctors around the
world. At the heart of medical ethics is the main principle of humanism: the person - the highest value. It should be
noted that the best representatives of medical science in different periods were guided by humanistic principles,
introducing the idea of the inviolability of life, respect, high moral standards in their practice. Thus, N I. Pirogov
said: "Anyone who chose labor healer, guilty oath that will honestly serve the people."
The principles of bioethics and medical ethics have been enshrined in the Universal Declaration of Human Rights,
which was adopted in 1948 by the UN General Assembly and in which the principle of medical ethics of Hippocrates - the
sanctity of human life - acquired the status of the most important provisions of international law [6, c.66-73]. Summary of
medical ethics, as set out in the "Hippocratic Oath" and the continuing relevance now read as follows: (1) «Non nocere!» (
«Do not harm!"); (2) Human life is an absolute value; (3) The physician must respect the privacy of patients to abstain from
immoral acts; (4) The physician should observe confidentiality, respect for their profession.
In 1949, the International Code of Medical Ethics (Geneva Declaration) was adopted. Deontological principles
in relation to the child are reflected in the Declaration of Rights of the Child (1959), the Convention on the Rights of the
Child (1979) and the UN Universal Declaration on the Survival, Protection and Development of Children (1990).Any
problem of medical ethics is considered on the basis of the fundamental principles [7, c. 98-99]: Autonomy; Patient
awareness (parents) about the state of his health and the need to obtain consent to medical intervention; Confidentiality;
Safety for the patient; Respect for the dignity and worth of every patient's life; Social justice.
One of the founders of oncology in Russia Petrov N.N. wrote: "The main objective of all medical ethics is to
constantly remind health professionals that the medicine should be the use of sick people, not sick people - the use of
medicine. At first glance, such a superfluous reminder - to the point of self-evident. However, experience shows that
such reminders are important not only in medicine, but also in all spheres of human activity, for all professionals too
easy, and often exaggerate the role of their profession, forgetting those to whom it should serve "[8, c.40].
This principle is necessary to adopt many pediatricians, researchers dealing with the problem of atopic
dermatitis (AD) in children. In the treatment of this disease the doctor has to face many ethical problems: the need
to obtain consent for medical interventions, patient safety, respect for the patient's dignity and social justice.
One of the most common diseases in dermatology, pathology in such a familiar practice of pediatricians,

44
such "relatives and friends" many mothers atopic dermatitis. It would seem that no dramatic trends or fatal outcome
....but why lately many authoritative scientific community to proclaim an allergic disease, "a global problem of
humanity" because of their high prevalence among children and adults?
Back in the mid-twentieth century allergic diseases were not so often, there was not even a single statistic.
However, a significant increase in the number of patients with allergic diseases has been registered by the end XX
century. Modern WHO predictions about the future growth of allergy predict that within the next 20-30 years,
allergic diseases will suffer 50% of the population. The prevalence of the disease is one of the problems in the
study of AD. Here are woven many aspects: the development of technologies, environmental pollution, the pursuit
of "excessive" clean, creating virtually sterile environment protection, the limited choice of residence, the
difficulties with the selection of high-quality food, social inequality and sometimes unavailability of medical care -
all the problems of modern society, that affect economically prosperous and developing countries.
A very interesting problem of etiopathogenesis appears with the development of modern technologies and their
application in medicine. In 80-ies of the last century investigator interest was focusing on the study of precipitating
factors, in the next 20 years, the majority of scientific papers concerned the study of the immunological component of
the pathogenesis, the role of the predominance of Th2 immune response, the definition of Th1 / Th2 concept, studying
the synthesis and action of various biological active substances, such as cytokines, interleukins, chemokines, interferon,
TNF. Studies in recent years have radically changed our perception about the skin importance in the formation of
allergies. And in the pursuit of the elusive truth, when we blindly believe that the act only for the benefit, at times forget
about the personality and the suffering of the patient, rudely and aggressively trying to find, examine the cause of the
disease, apply any new technique or clinging to the old, sometimes erroneous beliefs. Starting at an early age, atopic
dermatitis in children takes a chronic course and can last a lifetime.
In addition, dry skin and a reduced threshold for the itch of atopic dermatitis are common companions.
Attacks itching may occur during the day and worsen during the night, thus causing insomnia, fatigue. Long
debilitating course with frequent relapses or even progradiently course inevitably leads to a reduction in the quality
of life of these patients. According to the international harmonization and the principles of evidence-based
medicine unattainable goal of a complete cure of the disease. In this situation, it should be emphasized mental
suffering of the patient. The need for significant restrictions in the diet and daily life, daily skin care specialist, a
significant reduction in quality of life during exacerbation of the disease, the possibility of existence of such
pathologies as allergic rhinitis and asthma, dissatisfaction with the results of treatment - all this places a heavy
burden on the patient and his family. The disease significantly impairs the patient's quality of life.
Most skin diseases must be regarded as psychosomatic, leading ultimately to a reduced sense of self-confidence,
irritability, fearfulness, anxiety, depression and introvert. As a disease, which can be triggered by acute psychogenic, AD
was related to the classic psychosomatic diseases Franz Alexander in 1950. Subsequently conducted a large number of
studies, it was found that the frequency of exacerbations of AD provoke stress varies between 55-86%.A number of
publications are evidence that the sychological profile "atopic" is characterized by depression, stress, anxiety and
aggressiveness, according to the uthors by proper dermatological pathology: the unpredictability of the disease, painful
itching and cosmetically significant nature of lesions [9, c.23; 10, р.92; 11, c.195–200].
Particularly acute is seen in older children who have the disease under the influence of changing behavior in
many spheres of life: in the formation of school maturity, adapting to the team, the formation of psychosexual identity.
The impact of AD on personal relationships and family life is manifested in the following: the impact on the patient's
family and his relatives, 43% of patients painfully react to touch and ashamed of their body, 85% of patients are
embarrassed of their appearance, many patients are abused because of their external species, the possible social
exclusion, 36% of patients older than 14 years say that AD prevents the concentration of their attention.
It is believed that the localization of lesions on visible areas of the skin and severe pruritus lead not only to
a decrease in quality of life, but also to the development of pathological reactions to mental illness significantly
affecting patient compliance during therapy and further weighting the condition of patients. The emergence of
different types of reactions: sensitivity, anxiety and hypochondria, on the conclusion of researchers may be
associated with age, severity and duration of the existence of AD, but not with its clinical form.
It is important to note that family stress associated with caring for a child with an average severity of AD leads
to serious psychological stress in the family. Factors contributing to the emergence of family stress include sleep
disturbance, loss of a job, the time needed to care for patients with AD and considerable financial costs. The fact that a
piece, in the treatment of atopic dermatitis should be seriously change habitual way of life of the family, from dietary
restrictions, to the change of residence, getting rid of the pet. Even such a procedure as a permanent special daily skin
care of the child sometimes becomes an insoluble problem for parents requiring additional time and money. Many of
these factors cause the parents distrust the diagnosis is correct or prescribed treatment, without getting a positive result in
a short time, or when faced with yet another exacerbation of the disease. Sometimes a doctor Contact with parents is so
limited and fragile, that any recommendation for the treatment requiring a change habitual way of life, leading to a

45
complete rejection therapy. Moreover there is a problem in the provision of specialized assistance to this category of
patients, due to the lack of such specialists as a children's dermatologist, when the whole load on the management of
patients lies with the district pediatrician or family doctor. Under these conditions, acquire a special urgency ethical
issues, in particular the nature of relations in the triad of "doctor - child - parents' acceptance of the child of the rights of
the patient and the person, even if not enough mature, not possessing full autonomy, patient satisfaction, their legal
representatives, medical quality help. More than half of the mothers (61.8%) are not satisfied with the help provided by
the dermatological or only partially satisfied. The most common causes of dissatisfaction related to the specific skin
diseases. Thus, 60.0% of respondents are not satisfied with the duration and the lack of effectiveness of the treatment, the
complexity and the lack of study of the disease. However, 26.7% of parents noted the lack of attention, formal
prescriptions and 10.0% - uncomfortable conditions in a medical facility. Mothers with higher education more strictly
assess the quality of dermatologic care. 52.7% of mothers and 50.1% of adolescents do not always have confidence in
the doctor, and 2.5% of teenagers do not trust the doctor. Much of the distrust to the attending physician due to the
ethical (mostly) and professional problems [12, c.237; 13, р. 268-272].
References
1. Биомедицинская этика / Под ред. В.И. Покровского. - Москва: Медицина, 1997. –224 с.
2. Potter Van Rensselaer. Bioethics: Bridge to the future. Englewood Cliffs, N. J. Prentice-Hall, 1971 –196 р.
3. Лисицын Ю.П. Здоровье населения и современные теории в медицине. - Москва, 1982. –328 с.
4. Гиппократ. Избранные книги: Пер. с греч. - Москва: Биомедгиз, 1936. –736 с.
5. Манн Т. О духе медицины. Собрание сочинений в 10 томах. Т. 9. - Москва: Государственное издательство
художественной литературы, 1960. - 472 с.
6. Абаев Ю. К. Биоэтика и деонтология в педиатрии // Медицинские новости. ‒ 2006. ‒ № 2. - С. 66-73.
7. Альбицкий В.Ю., Волгина С.Я. Вопросы современной педиатрии. - 2004. - Т. 3. -N 5. - С. 98-99.
8. Петров Н.Н. Вопросы хирургической деонтологии. - Ленинград: Медгиз, 1956. – 64 с.
9. Миченко А.В. Атопический дерматит: аспекты психосоматических расстройств, их классификация и
комплексная терапия: автореф. дис. канд. мед. наук. – Москва, 2009. – 23 с.
10. Lewis-Jones S. Quality of life and childhood atopic dermatitis: the misery of living with childhood eczema. Int J ClinPract.
2006. - P.92
11. Wittkowski A, Richards HL, Griffiths CE, Main CJ. The impact of psychological and clinical factors on quality of life
in individuals with atopic dermatitis. J PsychosomRes. 2004;57: P.195–200.
12. Каурова Т.В. Медико-социальные и клинико-этические особенности хронических дерматозов у детей старшего
возраста: диссертация кандидата медицинских наук: 14.02.03 – Санкт-Петербург, 2011. – С.237.
13. Linnet J, Jemec GB. An assessment of anxiety and dermatology life quality in patients with atopic dermatitis. Br J
Dermatol. 1999;140: P. 268–272.

DE LA BIOCENTRISM LA NOOCENTRISM – IMPERATIV MORAL-CHEIE ÎN STRATEGIA

SUPRAVIEȚUIRII EPOCII TEHNOLOGIILOR INOVAȚIONALE PLANETARE

Ţîrdea Teodor N.
Doctor habilitat în filosofie
Universitatea de Stat de Medicină şi Farmacie „Nicolae Testemiţanu” din RM, or. Chișinău, Republica Moldova,
catedra de Filosofie și Bioetică
Rusnac D.V.
Doctorandă, lector universitar
Universitatea de Stat de Medicină şi Farmacie „Nicolae Testemiţanu” din RM, or. Chișinău, Republica Moldova,
catedra de Filosofie și Bioetică

FROM THE BIOCENTRISM TO NOOCENTRISM-A KEY-MORAL IMPERATIVE OF SURVIVAL

STRATEGY IN THE EPOCH OF INNOVATIVE PLANETARY TECHNOLOGIES
Summary
It is known that any field of science has its specific research methods and therefore its own methodology. Ethics is not
an exception. Over the centuries, even millennia, certainly she had only one methodology - the anthropocentric one, that has
limited its functions only to analyze and study the moral relations in the system "man-man" or "man -socium "and nothing
more. This practice was extended until the early 70s of last century, when humanity realized the inevitable and obligatory need
for moral protection of the living world, the whole biosphere and the appearance of biological ethics. Another approach could
have resulted ultimately in human practice with dramatic results in evolutionary development, as now confirmed by the whole
experience of contemporary humanity. Thus appears the need to include the human reason in the mechanisms of survival
strategy. The article demonstrates the necessity for a new ethics - nooethics and a non-traditional methodology - noocentric,
which would correspond to ethical imperatives of reason’s sphere, of noosphere.

46
 De amintit că mult timp în practica comportamentală a indivizilor metodologia antropocentristă se realiza
prin procedee concrete de analiză a moralei, şi anume ‒ prin intermediul metodelor conceptuale (metaetica) şi
normative şi corespunzător prin metodologiile respective. Fără a ne aprofunda în amănunte vizavi de evoluţia
acestor abordări, vom remarca doar că adversarii antropocentrismului, criticînd metaetica, mai ales din a doua
jumătate a sec. al XX-lea, treptat pregăteau o modificare radicală a eticii, orientînd-o spre examinarea problemelor
morale ce ţin de interesele şi cerinţele reale ale oamenilor, inclusiv de cele provocate de revoluţiile tehnico-ştiinţific
şi tehnologice. Abordînd fundamentele existenţei umane şi alte probleme de acest gen, ei au stabilit că chestiunile
menţionate nu se încadrau în limitele analizei conceptuale, ceea ce a impulsionat renaşterea interesului faţă de etica
normativă şi, corespunzător, față de metodologia normativă. Aceasta din urmă, spre deosebire de metodologia
conceptuală, avea de realizat ca scop final nu studiul noţiunilor, ci formularea şi argumentarea principiilor (şi
normelor) morale ce stau la baza determinării şi soluţionării unui şir de probleme destul de vaste, pe care etica
trebuia să le examineze. Însă, spre sfîrşitul anilor '60 ai sec. XX etica normativă n-a reuşit să demonstreze în ce
măsură principiile ei morale şi, întîi de toate, imperativele „binefacere”, „non-dăunare”, „suveranitate”, „echitate”
etc. pot fi utilizate în practică, în special în aprecierea morală a acţiunilor omului asupra naturii vii. Problema
nominalizată era una extrem de importantă la timpul respectiv, necesitînd soluţionare imediată.
Existau două abordări ale acestei chestiuni. O parte din savanți considerau că nu e nevoie de elaborarea
unei noi metodologii, a unei noi etici pentru a lichida ruptura dintre teoria etică, dintre principiile ei morale
fundamentale şi practică. Pentru aceasta e suficient, afirmau ei, de a îmbina în lucrările științifice de etică analiza
sistemelor normative cu trecerea adecvată în revistă a problemelor morale contemporane, iar mai apoi de a
determina și argumenta modul în care principiile teoretico-morale ale diverselor şcoli pot fi aplicate în practică.
Cu mult mai efectivă (am putea afirma ‒ revoluţionară) s-a dovedit a fi cea de-a doua cale de soluţionare a
problemei date. Biochimistul şi oncologul nord-american Van Renssellaer Potter, iar mai apoi şi alţi cercetători
europeni au înaintat o nouă versiune – crearea unei noi etici cu o metodologie neordinară şi cu noi principii teoretico-
metodologice, conexînd acest mod de abordare cu extinderea acţiunii noţiunii de morală şi asupra naturii vii [11, c.9-
38]. În condiţiile unei crize antropoinvaironmentale planetare ‒ dintr-o parte, informatizării și tehnologizării societății
– din altă parte, morala în aprecierile ei nu mai poate fi limitată doar la relaţiile „om-om” sau „om-socium”, ea trebuie
să includă obligatoriu şi relaţiile „om-lume vie”. Noua etică, în interpretarea ei largă, a fost etichetată de V. R. Potter
în anul 1970 Bioetică sau Știința supravieţuirii. Acestei etici – a eticii epocii tehnologiilor globale avansate – îi
aparţine respectiv şi o nouă metodologie – biocentristă, care ne obligă să depăşim mediocritatea metodologiei
antropocentriste (și, respectiv, principiului antropocentrist) ca fiind una mai restrînsă, dar obligatoriu înglobînd-o pe
cea din urmă în conţinutul primei (biocentriste) [1, p.209-213; 12, c. 203-207; 16, c. 29-31].
Conceptul de bioetică, perceput de noi drept o cercetare complexă şi sistemică a acţiunilor omului în lumea
biomedicală, axate pe valori şi norme morale tradiţionale [2, p.31-89; 3, p.13-33; 13, c. 456-465], urmărește scopuri
reale şi de o perspectivă avansată, în particular: de a stabili dacă Homo Sapiens ar putea adecvat să modifice
structura şi mersul vieţii, inclusiv a lumii vegetale şi a lumii animale; ar putea el oare prognoza şi contribui concret
la realizarea paradigmelor existenţei civilizaţiei contemporane; ar putea el oare, în cele din urmă, să influenţeze
destinul neamului omenesc în raport cu biosfera, asigurînd în aşa fel securitatea acesteia.
O astfel de interpretare ne obligă de a elabora, în paralel cu principiile metodologice ale bioeticii, şi cerinţe
morale concrete (principii morale) din partea eticii biologice faţă de acţiunile omului în activitatea sa practică, dar și
ştiinţifică. Evident, analiza aspectului etic al acestor procese se impune ca necesară. Cu atît mai mult, cercetările de
acest gen în majoritatea cazurilor şi în toate timpurile vizează omul, sănătatea lui, viaţa acestuia. Într-o astfel de
situaţie, apare indubitabil necesitatea de a avea careva imperative (principii morale) ale cunoştinţelor bioetice, care ar
da posibilitate sociumului să protejeze în plină măsură nu doar sănătatea omului, dar şi viaţa tuturor reprezentanţilor
lumii vii – a plantelor şi animalelor. În această ordine de idei, de repetate ori s-a scris şi s-a argumentat faptul [14,
c.52; 15, c.36-37] că în practica socială se evidenţiază problema corelaţiei dintre principiile teoretico-metodologice şi
cele morale ale bioeticii. Adică, aceste noţiuni urmează a fi delimitate atît după conţinut, cît şi după rolul acestora în
interpretarea eticii vieţii, în devenirea metodologiei respective – metodologiei biocentriste.
La elaborarea principiilor teoretico-metodologice ale bioeticii (biosferocentrist, coevoluţionist, al
socializării etc.) noi pornim de la premisa că acest ansamblu de cunoştinţe reprezintă o nouă direcţie ştiinţifică
interdisciplinară la intersecţia filosofiei, medicinei, biologiei, ecologiei, eticii, dreptului, care studiază relaţiile în
sistemul „om-biosferă” de pe poziţiile eticii tradiţionale. Bioetica apare drept parte componentă deosebită a
filosofiei morale care se preocupă de aspectele introducerii factorului uman în lumea biomedicală. De pe astfel de
poziţii e şi raţional a studia metodologia ei (a bioeticii) nouă, neordinară (biocentristă), postulatele ei fundamentale
(principiile ei filosofico-metodologice), metodele, noţiunile, legităţile acesteia etc.
Apariţia unei direcţii ştiinţifice exprimă, într-un fel sau altul, cerinţele, întîi de toate, ale practicii sociale, de
asemenea privind perfecţionarea mecanismelor de diferenţiere a ştiinţei în dezvoltare. Apariția eticii biologice a
înscris încă un pas pe calea satisfacerii acestei necesităţi. Însă, nu doar această circumstanţă determină rolul şi

47
importanţa bioeticii, a metodologiei ei neordinare – biocentriste – în ştiinţa şi practica contemporană, mai ales cînd
avem de a face cu strategia de supravieţuire a omenirii, cu criza antropoinvaironmentală planetară aprofundată. Nu
mai puţin, ba chiar mult mai necesară în ştiinţa contemporană devine integrarea cunoştinţelor, fără de care ea
(știința) se transformă într-o colecţie de idei disparate. Bioetica, nivelul ei metodologic interdisciplinar mult mai
pronunţat exprimă a doua tendinţă, deoarece funcţia acesteia constă în sinteza cunoştinţelor, necesare actualmente
în special pentru elaborarea paradigmei generale de asigurare a dezvoltării durabile şi inofensive a civilizaţiei
contemporane. Deci, bioetica şi metodologia ei nouă au apărut drept product şi mecanism de soluţionare a
contradicţiilor în evoluţia sistemelor actuale „biosferă-om” şi „natură-societate”, iar acest fapt este, fără îndoială,
un imperativ al epocii tehnologiilor scientofage planetare [8].
Separarea bioeticii într-un domeniu aparte al cunoştinţelor filosofice, raportul moral specific al ei faţă de
natura vie în corespundere cu cerinţele metodologiei biocentriste este condiţionată, întîi de toate, de apariţia
contradicţiilor etice în cadrul constituirii şi aplicării tehnologiilor-bioinginereşti şi biomedicale inovaționale în spaţiul
sănătăţii publice, şi, mai larg, în lumea biomedicală [15, c.257-260]. O problemă primordială o reprezintă pericolul
nimicirii tuturor formelor de viaţă pe planetă, responsabilitatea pentru care o poartă nu doar oamenii de stat şi
reprezentanţii vieţii publice, dar şi savanţii - biologii, medicii, fizicienii, chimiştii etc. În această ordine de idei, e
posibil ca metodologia biocentristă, principiile şi paradigmele fundamentale ale bioeticii formulate mai sus se devină
practic o ideologie de stat în toate formele de activitate umană, mai ales în sănătatea publică. La elaborarea acestei
ideologii socioetice în lumea biologico-medicală trebuie să nu se piardă din vizor priorităţile ei principale, mai ales
obiectivele conceptuale şi teoretico-metodologice, valorile etico-morale şi juridice (de drept) ale acesteia.
Care ar putea fi modificările și, deci, ulterioarele modalități ale evoluției metodologiei eticii tradiționale; adică, cum
ar putea fi prezentată și tălmăcită metodologia eticii strategiei de supraviețuire a civilizației contemporane în condițiile unei
crize antropoinvaironmentale globale, ale unei dezvoltări vertiginoase a tehnologiilor planetare inofensive? În ultimii ani la
acest capitol tot mai insistent se vorbește și se scrie despre necesitatea modificării (sau completării) eticii biologice într-o
altă teorie a moralei, care ar include în sine aprecierea moralității activității intelectuale umane, adică nu doar, a dezvoltării
accesibile și durabile, dar și noosferice a societății [9, c. 37-38; 45; 59-60; 69-70].
În opinia unor autori, dezvoltarea (și orientarea) noosferică și cea durabilă (socionaturală), inofensivă nu se
exclud, din contra ‒ chiar se completează reciproc și acest fapt se întîmplă din mai multe motive. În primul rînd,
punînd accentul pe orientarea noosferică a dezvoltării durabile, a priori evidențiem prioritatea rațiunii, în special a
celei științifice, a intelectului colectiv, a intelectului social [4, p. 103-144] atît în crearea modelului ideal al
civilizației, cît și în implicarea și utilizarea tuturor mecanismelor rațional-spirituale de tranziție spre acest respectiv
prototip de dezvoltare. În al doilea rînd, dacă comunitatea va iniția tranziția spre calea dezvoltării inofensive,
atunci ea va fi nevoită să creeze și să accepte modelul universal al viitorului dorit, prototipul căruia este expus în
documentele Summitelor Rio-1992 și Rio-2012. Acest model final poate fi numit, fără nici o rezervă, noosferic,
deși problema nu se limitează doar la terminologie, dar se extinde pînă la un ansamblu de principii ale dezvoltării
durabile acceptat de comunitatea mondială și care manifestă un caracter noosferic [5, p.5-9].
În această ordine de idei, apare o altă problemă ce ține de coraportul dintre noțiunile „coevoluție” și
„noosferă”. Menționînd ferm și clar deosebirea dintre aceste categorii, concomitent amintim că coevoluția sau
dezvoltarea armonioasă a societății și biosferei (prezervarea lor reciprocă) este caracteristică și pentru o perioadă
destul de mare din era paleolitică, adică cînd nici nu exista noosfera. În acest caz e vorba de o coevoluție stihiinică
„primară”, în timp ce în noosferă relațiile armonioase ar trebui să fie asigurate de o dirijare intelectuală sau de o
organizare rațională a societății în interacțiunea sa cu natura. Devenirea noosferei este imposibilă în afara coevoluției
omului cu biosferă, fapt ce se asigură prin constituirea intelectului social, iar mai apoi și a celui noosferic, susceptibil
nu doar să prevină criza antropoinvaironmentală globală, dar și s-o învingă, depășească [4, p.6] prin intermediul,
înainte de toate, al noosferizării omului [6, p.180-182], noosferizării științei și tehnicii [6, p.190-194], al noosferizării
proceselor demografice și democratice [6, p.215-222], al sociumului în genere [6, p.254-259].
O atare societate, adică un socium de orientare noosferică, necesită modificarea conștiinței morale, dominarea
rațiunii umane, înțelepciunii, echității sociale, toleranței bioetice, intelectului planetar, bioeticii globale (universale),
constituite prin intermediul bioeticii sociale [7, p.81-90] etc. Spre regret, în realitatea nouă, principiile, paradigmele și
metodele bioetice nu întotdeauna sunt suficient de adecvate și efective, adică nu corespund cerințelor enumerate.
Transformarea intelectului social în cel noosferic se tergiversează, nu există mecanisme etice ce ar accelera această mult
așteptată modificare (transfigurare) în afara schimbărilor radicale în evoluția bioesferei.
Altfel spus, în societatea de orientare noosferică interacțiunea omului sau a sociumului cu lumea vie (și nevie) are
loc prin intermediul intelectului planetar, bazat pe intelectul artificial, pe sistemele de comunicație, în fine ‒ pe intelectul
colectiv, care nu reprezintă un fenomen pur social, dar nici unul tehnic. El constituie o construcție sociotehnologică și
socioculturală ce înglobează memoria socială, mass-media, piața intelectuală, potențialul informațional, sistemele de
instruire, industria informatică etc. Mai pe scurt, intelectualizarea sociumului și socializarea intelectelor individuale pe
parcursul soluționării prolemelor globale contribuie substanțial la devenirea și constituirea intelectului noosferic.

48
 Intelectul noosferic, reprezentînd intelectul social în proporții globale și devenind nucleul teoretico-practic
al noosferei, are nevoie și de o nouă etică și de o nouă metodologie a acestei teorii a moralei. „Dacă activitatea
omului în noosferă nu va fi reglementată prin intermediul noilor principii etice, apoi consecințele crizei noosferice
contemporane pot avea un caracter catastrofal global, ‒ avertizează savantul ucrainean V.N. Zaporojan. – Pentru
menținerea vieții în întregul ecosistem, noua etică trebuie să devină Nooetică, adică sunt necesar așa reguli de
comportare în Noosferă, care maximal ar corespunde intereselor tuturor componentelor Noosferei…” [10, p.30].
Aici e cazul de atras atenția la un moment extrem de important: V.I. Vernadski considera că biosfera se va modifica
și se va transforma în cele din urma în sfera rațiunii (în noosferă), ceea ce e puțin probabil. Implicarea și, mai ales,
intervenția nechibzuită a omului în dezvoltarea sistemului viu nu este justificată, poate chiar și periculoasă, de
aceea ar fi corect să vorbim despre transformarea sociosferei în noosferă (în sfera rațiunii) și nu a biosferei.
Ideea principală a eticii sferei rațiunii (nooeticii) o constituie interzicerea morală a oricărui experiment, a
oricărui progres, proiect, oricărei activități umane, dacă ele se realizează prin metode de violență asupra persoanei
sau asupra vietății. Nooetica, concepută drept o etică a orientării noosferice și a activității intelectuale a Homo
Sapiens, trebuie să devină un instrumentar moral de control al sferei rațiunii în condițiile dezvoltării vertiginoase
a tehnologiilor avansate planetare, a crizei antropoinvaironmentale globale.
În așa mod, dezvoltarea istorico-noțională a metodologiei eticii tradiționale din perspectiva abordării sistemic-
discursive poate fi reprezentată prin intermediul unei schimbări logice a paradigmelor acesteia: de la metodologia
conceptuală spre cea normativă (antropocentrism), prin biocentrism (bioetica lui V.R. Potter), la noocentrism, adică la
etică noosferică, în centrul căreia se plasează atitudinea morală față de activitatea intelectuală a Homo Sapiens-lui.
În opinia noastră, aici bioetica nu tranzitează și nici nu se transformă în etică noosferică; din contra, prima
devine unul din componentele esențiale, de bază ale celei din urmă, fundamentată pe rațiune, care în condițiile
mediului noosferic, în comun acord cu etica biologică, protejează mult mai efectiv și prodigios viața, lumea vie,
biosfera în genere. Ne dorim noi sau nu, dar metodologia noocentristă va completa permanent și cu siguranță pe
cea biocentristă, ca în rezultat societatea contemporană bazată pe informație și pe tehnologii avansate planetare să
prospere, iar omul, de rînd cu vietatea, se va noosferiza tot mai mult și mai mult. Nooetica cu metodologia sa
noocentristă va deveni o etică specifică a etapei noosferice de dezvoltare a civilizației, bazata pe rațiune. Această
metodologie noocentristă, realizată prin intermediul intelectului unic noosferic (planetar), în cuplu cu metodologia
biocentristă va constitui nucleul teoretico-conceptual al strategiei de dezvoltare durabilă (inofensivă) a lumii
contemporane, a lumii tehnologiilor avansate și performante, a epocii crizei antropoinvaironmentale globale.
O atare abordare (interpretare) a eticii noosferice ne impune concluzia, conform căreia această teorie
contemporană a moralei devine și un instrumentar remarcabil și adecvat de transformare pas cu pas a bioeticii
potteriene în una globală, adică ar putea contribui esențial la apropierea traiectoriilor de dezvoltare a acestora.

Bibliografie
1. Ţîrdea Teodor N. Filosofie şi Bioetică: istorie, personalităţi, paradigme. - Chişinău: USAM, 2000. - 250 p.
2. Ţîrdea Teodor N. Bioetică: teorie și practică. - Chişinău: CEP „Medicina”, 2016. - 224 p.
3. Ţîrdea Teodor N. Elemente de bioetică. - Chişinău: Univers pedagogic, 2005. - 176 p.
4. Ţîrdea Teodor N., Leancă Viorica Gh. Intelectul social din perspectiva supravieţuirii omenirii: Monografie - Chişinău:
CEP „Medicina”, 2008. - 200 p.
5. Ţîrdea Teodor N. Orientarea noosferică în dezvoltarea durabilă – calea spre salvarea omenirii // Ştiinţa, Tehnica, Medicina şi
Bioetica în strategia de existenţă umană: probleme de interacţiune şi interconexiune / Materialele Conferinţei a VII-a ştiinţifice
internaţionale, 24 aprilie 2002. Red. responsabil Teodor N. Ţîrdea. - Chişinău: CEP „Medicina”, 2002. - 304 p.
6. Ţîrdea Teodor N. Elemente de informatică socială, sociocognitologie şi noosferologie. –Chişinău: CEP „Medicina”, 2001. – 273 p.
7. Ţîrdea Teodor N. Bioetica: repere teoretico-metodologice. Compendiu. - Chișinău: CEP „Medicină”, 2015.- 138 p.
8. Барбур Иен Г. Этика в век технологии. - Москва: Библейско-богословский институт св. Апостола Андрея, 2001. – 380 с.
9. Виклики iнформацiйного суспiльства: вiд бiоетики до нооетики / Матерiали VII Мiжнародного симпозiуму з
бiоетики, присвяченого памʼятi д.фiлос.н., професора Валентина Леонiдовича Кулiнiченка. 22-23 жовтня 2015 р.,
Киïв. - Киïв: Графика i Дизайн, 2015. - 96 с.
10. Запорожан В.Н. Нооэтика – этический кодекс современности // Сьегодення i біоетика. – Киiв: ВД «Авiцена»,
2011. – 400 с.
11. Поттер Ван Ранселер. Биоэтика: мост в будущее. / Пер. с англ. - Киев: Видавець Вадим Карпенко, 2002. - 216 с.
12. Седова Н.Н. Генезис биогуманитарного знания // Человек в современных философских концепциях / Материалы
Четвертой международной конференции. г. Волгоград, 28-31 мая 2007 г. В 4-х т. Том 1. - Волгоград: Изд-во
Волгоградского университета, 2007. - 234 с.
13. Цырдя Т.Н., Берлинский П.В. Философия (С курсом биоэтики). - Кишинев: CEP „Medicina”, 2003.- 552 с.
14. Цырдя Т.Н. Еще раз о принципах биоэтики // Второй Национальный конгресс по биоэтике с международным
участием, 29 сентября-2 октября 2004. - Киев, 2004. -305 с.
15. Цырдя Т.Н. Проблема биоэтических императивов в биомедицинском мире // III Національный конгрес з бiоетики,
8-11 жовтня 2007. - Киев, 2007. - 208 с.
16. Швейцер Альберт. Благоговение перед жизнью. - Москва: Прогресс, 1992. - 573 с.

49
EXPERTIZA UMANITARĂ ŞI CEA BIOETICĂ ÎN STRATEGIA ASIGURĂRII SECURITĂȚII
UMANE: ANALIZĂ SOCIOTEORETICĂ ȘI METODOLOGICĂ

Ţîrdea Teodor N.
Doctor habilitat în filosofie
Universitatea de Stat de Medicină şi Farmacie „Nicolae Testemiţanu” din Republica Moldova, or. Chișinău,
catedra de Filosofie și Bioetică
Rusnac D.V.
Doctorandă, lector universitar
Universitatea de Stat de Medicină şi Farmacie „Nicolae Testemiţanu” din Republica Moldova, or. Chișinău,
catedra de Filosofie și Bioetică

HUMANITARIAN AND BIOETHICAL EXPERTISE IN ENSURING HUMAN SECURITY STRATEGY:

SOCIOTHEORETICAL AND METHODOLOGICAL ANALYSIS

Summary
Nowadays the new technologies inform and directly affect all areas of activity and existence of humanity, while science
and technology largely determines the life and survival of contemporary man. In this article, through the bioethical and
humanitarian expertise is examined and analyzed the strategy of creating a theoretical viable debate with reference to the issues
of security and human survival. Also is mentioned the role and place of these two ways of expertise in the public health system
and for maintaining human health.

La etapa actuală a dezvoltării civilizaţiei, noile tehnologii influenţează în mod direct toate domeniile de
activitate şi existenţă a umanităţii. Ştiinţa şi tehnica determină în mare măsură viaţa şi supravieţuirea omului
contemporan, iar tehnologiile performante devin parte a organismului uman. Odată cu apariţia inovaţiilor tehnico-
ştiinţifice, biomedicale şi genetice omul obţine posibilitatea de a-şi modifica şi chiar de a-şi plăsmui propriul corp,
sau de a-şi amplifica multe din capacităţile sale. O astfel de stare a lucrurilor, din punct de vedere moral şi etic,
schimbă esenţial sensul şi valenţa rezultatelor recent obţinute în domeniul ştiinţei şi tehnicii.
Iniţialmente, tehnica a fost creată de om cu scopul de a se elibera de sub dominația naturii şi ca instrument
de control asupra ei. Actualmente însă omul este nevoit să prevadă acele neajunsuri, riscuri şi primejdii care pot
surveni în urma implementării în practică a acestor inovaţii. Anume această situaţie ce conţine un înalt grad de
ambiguitate ne provoacă să punem în discuţie necesitatea explorării şi definirii consensului acestei dileme; or,
”mijlocul de aur”, după părerea noastră, necesită a fi căutat anume în raport cu esenţa expertizei umanitare şi a celei
bioetice. Astfel, în acest compartiment vom examina esenţa, conţinutul şi rolul expertizelor nominalizate din
diferite perspective. Prin prisma acestor două modalități de expertiză, care, în opinia noastră sînt extrem de
importante, vom analiza strategia creării unei dezbateri teoretice viabile privind problemele asigurării securităţii şi
supravieţuirii umane, care în ultimul timp reprezintă probleme-cheie ale societăţii contemporane. O altă întrebare
care necesită elucidare în acest context o constituie rolul şi locul expertizei umanitare şi bioetice în sistemul
sănătăţii publice şi al menţinerii sănătăţii omului.
1. Expertiză umanitară şi expertiză bioetică: esenţa şi conţinutul
Expertiza umanitară reprezintă o manifestare „concentrată” a problemelor ştiinţei și tehnicii contemporane,
ale filosofiei şi civilizaţiei în general. Cunoştinţele şi practica bioetică, avînd o orientare umanitară, ne oferă
posibilitatea de a crea şi dezvolta valori, scopuri, idealuri care ne-ar permite să apreciem adecvat starea în care se
află societatea contemporană şi perspectivele ei de dezvoltare. Aceste cunoştinţe permit crearea unor mecanisme ce
pot regla şi ţine sub control activitatea umană şi oferă posibilitatea de a stimula activitatea de creare a bazei
legislative ce vizează această configuraţie. Expertiza umanitară poate fi considerată drept formă de manifestare
reglatorie în cadrul proceselor de cercetare şi implementare a noilor inovaţii în dialogul dintre ştiinţele naturale şi
discursul umanitar, în procesul de „însănătoşire” spirituală a civilizaţiei. Sub aspect sociocultural şi antropologic,
expertiza umanitară reprezintă fenomenele filosofiei şi culturii umaniste, derivatele acestora şi formele de
manifestare a lor. Conceptul de expertiză umanitară este foarte larg şi este constituit dintr-o diversitate de expertize
mai înguste, care sînt clasificate după obiect, metodă şi domeniu de utilizare.
Expertiza umanitară ne permite să elaborăm şi să descriem în profunzime aspectele filosofice ale cadrului
uman în problematica bioeticii. În general, aceste forme ale cunoaşterii ştiinţifice apar ca mecanisme de reglare a
activităţii umane şi a manifestărilor sociale a acesteia. Fenomenele expertizei umanitare reprezintă o manifestare
ştiinţifică specifică ce vizează interacţiunea dintre ştiinţă şi societate, dintre ştiinţa postneclasică actuală şi
societatea contemporană, societate ce se află într-o stare de criză antropoinvaironmentală permanentă.
Manifestîndu-se ca domeniu transdisciplinar, expertiza umanitară reprezintă aspectul filosofic şi practic al

50
principiului non-abuzului. Conjugînd cunoştinţe biomedicale, filosofia dialogului şi diverse teorii individualiste,
expertiza umanitară respinge orice atitudine manipulativă faţă de biosferă, în general, şi faţă de om, în special. În
acest context, expertiza umanitară este promovată în mod direct ca o formă practică de activitate, avînd drept scop
controlul asupra activităţii umane în context social şi, întîi de toate în sferele experimentului ştiinţific şi cel al
susținerii și protecției sănătăţii, sfere ce se află astăzi în condiţiile unui indeterminism „umanitar” accentuat.
Posibilităţile şi importanţa expertizei bioetice ca strategie de rezolvare a problemelor sociale din domeniul
sănătăţii publice sunt reflectate în modul cel mai explicit în activitatea comitetelor de bioetică. Astfel, comitetul de
bioetică reprezintă structura care în mod sistemic şi continuu se ocupă de aspectele etice ale ştiinţelor medicale, ale
ştiinţelor despre viaţă şi de politica inovaţională în domeniul sănătăţii publice. În mod clasic, comitetul de bioetică
este compus din diferiţi experţi şi poartă un caracter multidisciplinar. Deci, expertiza bioetică reprezintă o
activitate axată pe verificarea etico-umanitară a analizei și pe evaluarea conținutului, a obiectivelor diverselor
domenii de activitate umană, a rezultatelor așteptate și a impactului acestora asupra omului. Expertiza bioetică
este calificată drept una specială, ca şi cea juridică sau psihologică, de exemplu; este o activitate specifică
profesională, are reguli concrete în expertizarea unei biotehnologii şi foloseşte mecanisme speciale. Expertiza
bioetică se efectuează în raport cu toate cercetările științifice biomedicale. Astfel, în faţa cercetătorilor stau un şir
de probleme, care sunt în strînsă conexiune cu problema securităţii omenirii. În viziunea noastră, crearea unor
institute multidisciplinare constituie una din perspectivele de baza în vederea soluţionării acestei probleme.
Expertiza umanitară şi cea bioetică pot deveni institute sociale ce ar avea o eficienţă maximă în procesul de
implementare a inovaţiilor biotehnologice, deoarece procesul de expertizare foloseşte experienţă şi cunoştinţe atît din
domeniul medicinei, biologiei, cît şi din domeniul ştiinţelor sociale, tehnice etc. Astfel, combinarea acestor cunoştinţe
oferă posibilitatea de a soluţiona acele probleme ce ţin de pronosticarea şi prevenirea riscurilor şi a consecinţelor
negative asupra omului, în particular, şi a supraviețuirii umanităţii, în general. În cadrul bioeticii expertiza umanitară
îndeplineşte funcţia de căutare a limitelor unor experimente responsabile, ce nu pot fi depășite, în cadrul cărora se pun în
aplicare diverse norme. Însă, atunci cînd efectuăm o expertiză umanitară nu doar normele legislative au o importanţă
primordială, dar şi cele sociale, bioetice, religioase, care reglementează comportamentul omului în societate, al
savantului în procesul de efectuare a cercetărilor biomedicale, al medicului în activitatea lui profesională.
Bioetica elaborează noi norme morale comportamentale ale omului în diverse situaţii, orientează omul spre
renunţarea la propriul antropoegoism şi îl învaţă să demonstreze dragoste, respect şi responsabilitate faţă de întreaga
lume naturală. Evoluţia cunoştinţelor nu înseamnă doar stocarea acestora, dar şi folosirea lor în scopuri practice, fapt ce
va influenţa asupra realităţii artificiale pe care o creează omul. Drept rezultat, societatea contemporană este numită, pe
bună dreptate, societatea riscurilor. Viteza care pune în mişcare înnoirea cunoştinţelor şi implementarea inovaţiilor în
societate depăşeşte viteza conştientizării urmărilor posibile şi chiar a înţelegerii instrumentale a faptului pentru ce este
necesară o inovaţie sau alta. O soluţie benefică de a rezolva această problemă ne oferă abordările netradiţionale ale
ştiinţelor socioumanistice, şi anume: expertiza umanitară şi cea bioetică, care ne vor ajuta la stabilirea căilor spre
supravieţuire cu demnitate a civilizaţiei contemporane [8, p.14].
Anume în cadrul expertizei umanitare putem dezvolta în mod deosebit cadrul structural al cunoştinţelor
filosofice, cadru ce se referă la dezvoltarea şi implementarea noilor tehnologii biomedicale. Acest lucru permite şi
impune o schimbare şi chiar o transformare esenţială a modelului bioetic tradiţional. În această ordine de idei, se face
evident faptul că problemele şi scopurile expertizei umanitare reprezintă nu altceva decît cadrul filosofic al problematicii
bioeticii. Or, expertiza bioetică supune activitatea umană, în general, şi activitatea ştiinţifică, în special, unei expertize
umanitare. Expertiza bioetică şi cea umanitară ocupă un loc deosebit în spaţiul ştiinţei contemporane, fapt cauzat și de
caracterul ştiinţific transdisciplinar pe care-l posedă. Preluînd statutul de „filosofie transcidentală” acest caracter este
determinat de o orientare praxiologică ce se află într-o strînsă legătură cu ideile, tradiţiile umanistice.
Procedura de desfăşurare a expertizei bioetice are loc, întîi de toate datorită necesităţii de a lua decizia
implementării unei biotehnologii. În acest caz trebuie să urmărim acel pericol ce există pentru potenţialul omenesc.
Din punct de vedere metodologic, nu avem o metodă care ne-ar indica ce biotehnologie sau inovaţie trebuie să fie
expertizată. Din această cauză, considerăm că toate biotehnologiile noi trebuie să fie supuse unei expertize bioetice.
Expertizarea noilor tehnologii, cum ar fi nanotehnologiile şi cele mai noi biotehnologii, în definirea cea mai simplă
reprezintă în sine utilizarea principiilor morale ale bioeticii şi ale eticii noilor tehnologii ‒ principiul precauţiei,
autonomiei, binefacerii, echităţii ‒ şi impactul acestora asupra securităţii omului. În această ordine de idei suntem
convinşi că viitorul omenirii, strategia securităţii acesteia trebuie să devină subiect de discuţie nu doar pentru
savanţi, filosofi, dar şi pentru societatea civilă, ea este acea forţă motrică care pune sub semnul întrebării utilitatea
tuturor inovaţiilor. Astfel, este evident şi faptul că societatea civilă deseori e privată de informaţie, mai ales
referitor la noile tehnologii şi biotehnologii, dar în cazul în care ea ar cere expertizarea noului, aceasta ne-ar
permite să găsim, să explicăm şi să preîntîmpinăm impactul negativ al acestora asupra umanităţii.
O altă particularitate care defineşte expertiza umanitară o constituie faptul că, în afară de cunoştinţele
ştiinţifice ce se referă la om, aceasta recunoaşte în practica sa aspectul axiologic şi cel al sensului vieţii, al

51
existenţei umane. Astfel, factorul axiologic, care nu poate fi luat în considerare la etapa iniţială a unei descoperiri
ştiinţifice, se va manifesta la etapa realizării cunoştinţelor ştiinţifice şi a inovaţiilor. Anume în acest stadiu există
posibilitatea de a acţiona asupra derulării evenimentelor în scopul prevenirii unei eventuale catastrofe prin
utilizarea normelor şi principiilor morale ale bioeticii. În particular expertiza umanitară este caracterizată prin
faptul că, spre deosebire de expertiza din domenii înguste, aceasta depăşeşte limitele problemelor tehnice şi preia
un context valoric mult mai vast. Ea valorifică nu doar raportul dintre scop şi mijloace, dar şi raportul dintre scop şi
valorile general-umane, culturale şi etice [10, p.76-86].
2. Strategia securităţii umane din perspectiva expertizei umanitare şi bioetice
Strategia supravieţuirii omenirii reprezintă unul din subiectele fundamentale în şirul de probleme globale ale
contemporaneităţii. Căile de soluţionare a ei au devenit chestiuni stringente situate în centrul atenţiei oamenilor de ştiinţă.
În Republica Moldova, această problemă în mod deosebit se studiază la Catedra Filosofie şi Bioetică a USMF „Nicolae
Testemițanu”. Prin organizarea conferinţelor ştiinţifice internaţionale şi editarea culegerilor de articole ştiinţifice dedicate
acestei problematici, putem concluziona existenţa unei bune perspective de lucru pe viitor. Anume, reieșind din ideile
expuse în lucrările elaborate pînă în prezent de către comunitatea științifică internaţională, precum și de către cea din țara
noastră, putem conchide că omenirea se află la marginea unei „prăpastii”, fiind extrem de importantă „elaborarea unei
paradigme minuţios gîndite şi univoc coordonate a salvării civilizaţiei contemporane. Pentru a realiza această strategie
trebuie să acceptăm o transformare etico-morală a omului, ..., să însuşim ideea despre unitatea omului şi a lumii, a
valorilor acestora, a dragostei faţă de natură” [7, p.146].
În această ordine de idei, atragem atenţia asupra faptului că problema securităţii umane devine una dintre
cele mai stringente şi necesită o abordare cît mai serioasă la momentul dat. În literatura de specialitate se
menţionează de nenumărate ori că pe parcursul dezvoltării sale omenirea a influenţat natura şi a dezechilibrat
ecologia biosferei. Dar, în cele din urmă, dezvoltarea accelerată a ştiinţei şi tehnicii, progresul tehnico-ştiinţific,
axarea economiei şi industriei doar pe cheltuielile resurselor material-energetice, pe irosirea şi istovirea naturii, cu
poluarea finală a mediului s-a dovedit a fi cauza principală a dezechilibrului dintre natură şi socium, dintre biosferă
şi om, astfel declanşînd ecocriza globală contemporană, care este nu altceva decît un pericol pentru supravieţuirea
omenirii sau chiar pentru unui omnicid adevărat [7, p.160-161]. Astfel, „depăşirea acestor fenomene tragice pentru
civilizaţia contemporană poate fi realizată doar modificând din nou, conform legii negării negaţiei, modul de
interacţiune dintre societate şi natură” [7, p.161] şi promovând în societate aşa procese, cum ar fi informatizarea,
noosferizarea, ecologizarea, intelectualizarea şi bioetizarea.
Omenirea are nevoie de un bagaj imens de informaţie pentru a înţelege toate procesele inovatorii ce au loc în
tehnică (şi nu numai), iar prin fenomenul informatizării, care are rolul de a îmbogăți intelectul social, vom fi capabili să
soluţionăm problemele strategice privind supravieţuirea şi, desigur cele ce vizează dezvoltarea acceptabilă a societăţii, a
civilizaţiei contemporane. Incontestabil, nu putem vorbi despre informatizarea unei societăţi fără a menţiona şi
intelectualizarea ei, fapt ce implică ideea cu privire la utilizarea deplină şi raţională a cunoştinţelor existente în diverse
domenii ştiinţifice, care ulterior pot fi transformate într-un „factor efectiv” al progresului. Intelectualizarea constituie
perfecţionarea şi intensificarea în permanenţă a conexiunilor informaţionale în socium, punerea în funcţie a intelectului
individual şi a celui colectiv, presupunînd și dezvoltarea laturii spirituale a personalităţii.
Nu mai puţin stringente şi cunoscute sunt problemele ecologice ale epocii noastre, probleme care, odată cu
dezvoltarea intensă a tehnicii şi tehnologiilor, s-au transformat într-o criză antropoinvaironmentală globală. Aceasta
determină modificarea substanţială a relaţiei om-natură, care, la rîndul ei, nu mai are capacitatea de a se autorecupera. Cu
alte cuvinte, natura moare şi odată cu ea se distruge şi mediul natural de trai al omului. Astfel, problema ecologizării
societăţii este una primordială, o problemă ce necesită soluţii concrete în vederea depăşirii crizei ecologice. Acest lucru
vizează un şir de obiective, şi anume: formarea unei culturi ecologice ce ar contribui la organizarea raţională a
interacţiunii inteligente între societate şi natură, constituirea unei noi teorii despre morala umană, cum ar fi nooetica,
deasemenea aplicarea teoriei privind modelarea globală. În plan conceptual, această teorie trebuie să formeze şi să
dezvolte reprezentarea şi imaginea omului armonios să descopere forţele esenţiale ale persoanei ce ar servi drept ideal în
dezvoltarea durabilă a societăţii. Lucrul acesta ne-ar permite formarea conceptului, conform căruia este important nu
doar să gîndim, dar şi să acţionăm în sens global, idee sub egida căreia ar fi posibilă rezolvarea problemelor
contemporaneităţii şi formarea unor programe naţionale de cercetări globale [4, p.43].
Un alt aspect al strategiei supravieţuirii şi, deci, al asigurării securităţii umane, pe care nu-l putem trece cu
vederea, este procesul de noosferizare a societăţii. Acest proces presupune şi îşi asumă funcţia de umanizare şi
socializare a progresului în general, de pronosticare şi înlăturare a tuturor pericolelor ce ameninţă societatea şi
omul. Toate acestea pot fi realizate doar cu condiţia că omenirea va accepta cîteva obiective. Ele presupun sporirea
substanţială, iar mai apoi şi predominarea activităţii intelectuale asupra celei materiale. Trecerea la prerogativa de
abordare ştiinţifică şi socio-practică a principiului biosferocentrist în detrimentul celui antropocentrist ar duce la
realizarea planificată a sporirii populaţiei în conformitate cu legităţile noosferizării proceselor demografice şi
ecologice, la apariţia şi devenirea unei personalităţi şi societăţi „durabile” prin eliminarea particularităţilor şi

52
calităţilor nocive ale individului şi consolidarea principiilor morale. De asemenea, este foarte importantă
constituirea unei noi culturi general-umane ce presupune conservarea parţială a diversităţii habituale existente şi
elaborarea unui sistem internaţional de acte juridice ce s-ar afla în concordanță cu ideile biosferocentrismului şi
care ar putea fi puse la baza dezvoltării noosferice (şi durabile). Însă, fără utilizarea calităţilor pozitive ale unei
personalităţi, acest scop devine irealizabil. Aceste calități însumează: bunătatea, onestitatea, bărbăţia,
compătimirea, prietenia, dragostea, dreptatea, umorul, optimismul, generozitatea, tandreţea. Iar aşa calităţi neutre,
cum ar fi raţionalitatea, perseverenţa, solidaritatea, patriotismul, fidelitatea, pedantismul, năzuinţa spre slavă, spre
libertate pot capătă o orientare pozitivă sau negativă în corespundere cu sistemul de valori şi priorităţi propagate în
socium. În strategia de tranziţie spre dezvoltarea inofensivă o importanţă majoră are schimbarea şi modificarea
acelor calităţi ale personalităţii care corespund pe deplin cu noosferizarea sociumului [9, p.181-182]. Astăzi este
evident faptul că noua orînduire mondială nu poate fi impusă forţat de către un stat sau altul, ea trebuie aprobată de
comunitatea internaţională în baza acceptării unui nou umanism ce presupune că echitatea socială este prioritară
libertății, iar imperativele şi normele bioetice domină sistemul om-biosferă [6, p.11].
În ceea ce priveşte bioetizarea societăţii, aceasta reprezintă o activitate care are drept scop şi se axează pe
implementarea principiilor metodologice, a imperativelor, normelor şi regulilor morale ale bioeticii în mediul
social, suportînd toate consecinţele care reies din această activitate. În procesul sistemic al activităţii de bioetizare
sunt antrenate toate componentele acestuia, şi anume: subiectul, obiectul, mijloacele, necesităţile, condiţiile,
scopurile, rezultatele etc. Apariţia şi implementarea diferitelor cerinţe (standarde şi nestandarde) şi principii ale
eticii biologice în sociosferă şi în lumea biomedicală duce întîi de toate, la modernizarea şi chiar la transformarea
întregului sistem de activitate a omului, cum ar fi cea biomedicală, ştiinţifică, de cercetare, tehnologică, în sfera
ingineriei genetice, informaţionale etc., sisteme în care bioetica „se înscrie” şi este binevenită. Elementele
revoluţionare care generează schimbări radicale în mediul social reprezintă noile mijloace de activitate şi definesc
obiectivele, condiţiile şi rezultatele bioetizării [13, p.9].
După părerea noastră, dimensiunea umanitară trebuie să devină principală în determinarea scopurilor activităţii
inovaţionale contemporane, iar disciplina care ar fi în stare să analizeze aceste inovaţii este expertiza umanitară, care în
comun acord cu expertiza bioetică, reprezintă „o activitate sistemică organizată, direcţionată, orientată spre prognozarea
pericolelor noi ce amenință potenţialul uman” [10, p.76], deci ce ameninţă securitatea umană.
Astfel expertiza umanitară realizează prognozarea şi preîntîmpinarea acţiunilor negative ale tehnologiilor
contemporane asupra omului şi omenirii, elaborează mecanisme moderne de apreciere şi influenţare a noilor
tehnologii din domeniul industriei, agriculturii, biomedicinii asupra omului, asupra potenţialului şi sănătăţii sale.
Acest fapt accentuează şi orientează atenţia societăţii spre acele tehnologii, care au sau se presupune că vor avea un
potenţial risc asupra ei. Într-un sens mai larg, expertiza umanitară redefineşte categoriile de risc şi de
responsabilitate în societate. În sfera medicală, de exemplu, personalitatea cu responsabilitate se modelează şi se
formează atît în perioada studiilor, cît şi în primii ani ai activităţii profesionale. Astfel, toate disciplinele medicale şi
socioumanistice au drept scop final crearea unei personalităţi responsabile implicate în activitatea medicală, al cărei
scop imperativ poate fi descris în felul următor: e necesar a acţiona în aşa mod, încît consecinţele acestei activităţi
să nu fie în detrimentul sănătății şi supravieţuirii omului [7, p. 155]. Deci, o deosebită atenţie trebuie să acordăm şi
individului, deoarece doar prin intermediul unei personalităţi puternice şi informate vom fi capabili să modificăm
lucrurile. Aceasta ar trebui să fie o personalitate ce se autoactualizează, se deosebeşte printr-o percepţie mai
eficientă a realităţii, prin simplitate, naturaleţe, concentrarea asupra sarcinilor, sentimentul coparticipării, unităţii cu
alţii, relaţii interumane mai profunde, deosebirea scopurilor și mijloacelor, a răului și binelui [1, p. 52].
Problema responsabilităţii are o importanţă primordială pentru acele procese, care însoţesc devenirea şi
fundamentarea noii metode de „fabricare” a cunoştinţelor. Catastrofele tehnogene şi prognozele ecologice pesimiste au
pus sub semnul întrebării obiectivitatea expertizei ştiinţifice şi efectivitatea dirijării cu proiectele inovaţionale. Aceste
procese au pus baza formării şi instituţionalizării diferitelor mecanisme de apreciere a influenţei tehnologiilor moderne
asupra bunăstării omului şi asupra mediului ambiant, asupra securităţii umane în general. Reieşind din scopul primordial
al expertizei umanitare, care convenţional rezultă din principiul nondăunării şi cel al precauţiei, problematica viitorului
umanităţii, a supravieţuirii omenirii apare ca moment-cheie în aprecierea consecinţelor umanitare negative. Problema
protejării individului ca om, se actualizează intens în condiţiile modificării continue a mediului ambiant. Activitatea
inovaţională reprezintă factorul principal în dinamica socioculturală contemporană şi are drept rezultat schimbarea
radicală a realităţii înconjurătoare, a societăţii în general.
Însă, astăzi nu putem fi încrezuţi în faptul că procesele inovatorii nu vor schimba în esenţă însuşi omul. În
legătură cu acest fapt apare întrebarea ce se referă la limitele de influenţă a realizărilor ştiinţei şi tehnicii asupra omului
fără urmări negative asupra lui. Necesitatea prognozării consecinţelor posibile negative ale oricăror inovaţii este
evidentă, iar ca principale mecanisme de punctare a potenţialelor pericole pentru umanitate se impun expertiza umanitară
şi cea bioetică care au rolul de a analiza raportul dintre beneficiu şi risc în viziunea unui nou sistem de valori, prin prisma
strategiei securităţii umane. În acest context, nu trebuie să negăm nici rolul bioeticii în realizarea unei analize complexe a

53
dezvoltării tehnologiilor şi ne referim aici la: biotehnologii, intelectul social şi artificial, clonarea, transplantologia,
asimilarea cosmosului, experimentele asupra fiinţelor vii. De altfel, pentru realizarea unei expertize umanitare este foarte
important și criteriul etic, deoarece această activitate prin esenţa ei este îmbinată cu problematica etică, iar unul dintre
scopurile sale este evidenţierea unor coaliţii valoroase în acţiunile pe care le efectuează [2, p.81].
3. Locul şi rolul expertizei umanitare şi al celei bioetice în sistemul sănătăţii publice
şi menţinerii sănătăţii omului
Istoricește, sănătatea publică apare odată cu apariția societății, presupunînd necesitatea creării diferitelor
mecanisme care ar influența dinamica diverselor maladii prin metode de prevenție și asigurare a asistenței
medicale. În sens restrîns, sănătatea publică este definită ca o totalitate de anumite activități organizatorice
preventive, ce țin în special de sănătatea mediului și de jugularea bolilor contagioase cu scop de protecție a
sănătății populației [5, p.5]. Scopul sănătății publice constă în a reduce disconfortul, boala, incapacitatea
(invaliditatea), decesul prematur. Sarcinile principale propuse de Organizația Mondială a Sănătății sunt: rezolvarea
problemei sănătății în aspect politic; asigurarea accesului populaţiei la servicii medicale calitative; asigurarea
activității privind securitatea sănătății; promovarea sănătăţii și profilaxia maladiilor. Apariţia şi dezvoltarea
strategiilor transdisciplinare de rezolvare a problemelor ce apar în cadrul sferei serviciilor medicale şi al
cercetărilor biomedicale sînt determinate în mare parte de rolul pe care aceasta din urmă (sfera medicală) îl exercită
întru a asigura buna funcţionare a oricărei societăţi contemporane în contextul sănătăţii publice. Atenţia deosebită
acordată transdisciplinarităţii, din punctul de vedere al unor cercetători, reprezintă indicele ce exprimă gradul
(nivelul) de adecvanţă a sistemului contemporan de organizare a ajutorului medical problemelor complexe, care cer
un instrumentar nou atît teoretic, cît şi metodologic.
În această ordine de idei, pentru a evita riscurile ce pot apărea în domeniul biomedicinei, trebuie să apelăm
la expertiza bioetică, care are drept scop nu doar depistarea şi evaluarea riscurilor ce apar sau vor apărea în urma
dezvoltării şi implementării noilor descoperiri în medicină şi biologie, dar şi să propună măsuri de protecţie şi de
prognozare spre a evita aceste riscuri. Bioetica şi expertiza bioetică, ca noi viziuni asupra lumii biomedicale, oferă
acea rară posibilitate de a declanşa procesul de transformare a sistemului sănătăţii publice. Rolul expertizei bioetice
rămîne unul de bază în elaborarea noilor paradigme de transformare a medicinei preventive, implicînd mai întîi
conceptul de ,,medicină morală”, aceasta vizînd atît raportul medic-pacient, cît şi raportul mediu-pacient.
Organizarea expertizei bioetice şi a instruirii bioetice este posibila doar în cadrul instituţiilor socioculturale
care posedă o ierarhie socială proprie, şi anume: „de la comitetele de etică spitaliceşti pînă la comitetele de bioetcă
internaţionale” care deja există şi sînt funcţionale. Informarea şi instruirea bioetică în contextul sănătăţii publice
oferă o şansă incredibilă fiecărui individ din societate de a-şi păstra libertatea, de a-şi controla propria viaţă şi
sănătate, de a lua decizii conform propriilor valori etice şi morale.
În viziunea noastră, celălalt raport, ce se referă la interacţiunea mediu-pacient, presupune în mod evident
faptul că degradarea mediului natural, al biosferei, mai întîi loveşte asupra stării sănătăţii umane în orice societate
contemporană. Nu poate să nu ne deranjeze înrăutăţirea sănătăţii omului şi creşterea cantitativă a noi-născuţilor cu
defecte genetice. În acest context, activitatea medicilor şi a fiecărui individ în concordanţă cu normele bioetice sunt
foarte coerente cu scopurile şi obiectivele pe care și le propune sănătatea publică în general. Astfel, putem spune cu
certitudine că cu cît mai mulţi savanţi sau medici ori simpli cetățeni vor conştientiza şi vor acţiona în numele
protejării vieţii şi menţinerii sănătăţii populaţiei, cu atît mai mult vom putea vorbi despre esenţa umanitară a
medicinei. Iar o medicină umană şi umanitară este un criteriu şi indiciu al sănătăţii întregului sistem social, mai ales
în sfera sănătăţii publice [12, p.716].
Responsabilitatea ce vizează sănătatea omului este orientată nu doar spre reprezentanţii sferei medicale,
fiecare dintre noi la un anumit moment apreciem stilul propriu de trai în mod critic şi gradul de corespondenţă a
acestuia cu sănătatea noastră. Desigur, una dintre principalele direcţii în problema susținerii sănătăţii reprezintă
propagarea unui mod de viaţă sănătos. Între conceptul „mod de viaţă sănătos” şi conceptul de noosferă există o
legătură internă foarte strînsă. Aşa cum în conceptul de noosferă se creează o conexiune organică între două
entităţi, care la prima vedere par a fi incompatibile ‒ fenomenul subiectiv (raţiunea) şi procesul obiectiv (istoria
planetei noastre), tot așa în conceptul „mod sănătos de viaţă” se întrunesc reprezentări subiective ale omului cu
comportamentul obiectiv condiţionat de aceste reprezentări. Doar în cazul în care reprezentarea subiectivă, ce se
manifestă printr-un sistem de valori etico-morale, corespunde realităţii obiective putem vorbi despre un „mod de
viaţă sănătos” propriu-zis. În cadrul bioeticii acest lucru ar putea fi preluat drept concept de baza la crearea unei noi
mentalităţi în raport cu sistemul axiologic [3, p.205].
În particular, în cadrul sistemului valoric de bază al individului şi/sau al societăţii, cadru în care orice
expertiză interdisciplinară trebuie să-l ia drept punct de pornire, se înscriu şi valorile securităţii, libertăţii şi
dezvoltării. Altfel spus, orice decizie ce se ia în sfera socială şi care ameninţă aşa valori ca dezvoltarea, securitatea,
libertatea trebuie să fie considerată drept riscantă.

54
 Este bine cunoscut faptul că valoarea supremă a sănătăţii publice este viaţa omului, iar aceasta o putem
menţine, dar şi îmbunătăţi numai prin promovarea şi acceptarea normelor şi principiilor bioetice, care trebuie să fie
juridic acceptate şi legal adoptate. Numai în așa caz am putea să afirmăm că institutul sănătăţii publice într-adevăr
luptă pentru valoarea supremă sus-numită. E necesar să dispunem de anumite reguli morale ale cunoştinţelor
bioetice, care ar da posibilitatea de a proteja într-o măsură completă sănătatea omului şi nu numai, dar şi valorile
individuale şi cele general-umane. Individul, de unul singur, de exemplu, nu poate respinge unele epidemii ce apar
în comunitate, la fel nu poate atenua problemele invaironmentale, însă el este persoana care suferă din cauza
inacţiunii autorităţilor publice. Credem că în așa cazuri expertiza bioetică în domeniul sănătăţii publice trebuie să se
preocupe de unele intervenţii colective asupra indivizilor, precum şi asupra acţiunilor şi atitudinilor individuale
referitor la programele de sănătate în societate. Numai prin efortul comun al expertizei bioetice, umanitare şi al
sănătăţii publice am putea lupta pentru protejarea şi promovarea sănătăţi populaţiei şi îmbunătăţirii calităţii vieţii.
Cunoaştem că funcţiile cele mai importante ale sănătăţii publice îşi au originea şi reies din definiţiile
conceptelor: control, protecţie, prevenire şi promovare. În această ordine de idei, pentru a avea un rezultat mult mai
eficient, credem că prevenirea şi reducerea factorilor de risc pentru sănătatea omului pot fi realizate cu ajutorul
expertizelor sus-numite. Rolul sănătăţii publice constă în prevenirea epidemiilor şi în promovarea unui mod sănătos de
viaţă, iar rolul de protecţie a sănătăţii cetăţenilor îi revine statului. Astfel ajungem la concluzia că în ce privește sănătatea
publică, expertiza bioetică, precum şi cea umanitară trebuie să se manifeste în serviciul societăţii, contribuind la
perceperea adecvată a naturii şi a societăţii, asigurînd o calitate mai bună a vieţii omului şi un mediu înconjurător sănătos
şi durabil nu doar pentru generaţia de azi, dar și pentru cele viitoare. Cercetările teoretice şi activitatea practică în
domeniul sănătăţii publice trebuie să aibă ca punct de pornire nevoile medicale ale populaţiei, iar expertiza bioetică
trebuie să promoveze acele valori etice, culturale, de care urmează să se conducă cercetătorii în domeniul sănătăţii
publice, dar şi a factorilor de decizie în procesul de elaborare a politicii privind sănătatea publică.
Societatea contemporană se caracterizează printr-un proces de „devenire” civilizaţională şi necesită o
raportare permanentă la scara unică a valorilor general-umane, spirituale, ce aspiră a se numi societate ecologică
sau ecologico-informaţională. Este clar că într-un aşa tip de societate expertiza umanitară ocupă un loc special şi
poartă un caracter interdisciplinar în scopul ecologizării şi umanizării societăţii. Filosofia umanistă, care stă la baza
teoriei expertizei umanitare, defineşte adevărul ştiinţific prin următorul imperativ umanist: vor putea oare noile
tehnologii servi intereselor umanităţii fără a crea pericole?
În condiţiile în care astăzi în societate se observă o abatere de la valorile umaniste, este cert faptul că
cercetările biomedicale sunt supuse celor mai mari riscuri. În acest context, dezvoltarea expertizei umanitare
determină şi favorizează crearea unui nou model valoric de interacţiune în relaţia medic-pacient în cadrul
cercetărilor biomedicale. Acest model are la bază valori umanitare, cum ar fi solidaritatea, empatia, complezenţa,
interese comunicative de dialog. În cadrul discursului expertizei umanitare sînt luate în considerare diferite aspecte
de corelaţie, printre care menționăm: medic-pacient, om-om profesionist, om-om, om-mediu. Aceste aspecte scot în
evidenţă şi actualizează probleme de genul: limitele implementării noilor tehnologii, definirea scopurilor şi a
mijloacelor de atingere a acestor scopuri. Crearea unui nou model relaţional presupune scoaterea în evidenţă nu
doar a principiilor deontologice medicale, dar şi a principiilor ce au la bază valori umaniste, principii care stau la
baza atît a expertizei umanitare, cît şi a celei bioetice. Acest proces presupune o depăşire a problematicii ce ţine de
descrierea empirică a eticii medicale şi trecerea la o reflexie filosofica a cercetărilor biomedicale.
În concluzie menţionăm că primul lucru pe care-l putem face astăzi este „să informăm oamenii despre pericolul
care ne ameninţă, să elaborăm cursuri universitare, să ţinem prelegeri interactive în licee, să organizăm lucrul educativ în
grădiniţe şi şcoli, orientînd socializarea individului către asimilarea cunoştinţelor necesare supravieţuirii” [7, p.173].
Acest fapt ne-ar permite în viitorul cel mai apropiat ca sociumul să asimileze la toate nivelurile principiile și căile de
implementare a strategiei de asigurare a securității umane din perspectiva expertizelor umanitare și bioetice, transformînd
traiectoria societății contemporane în una socionaturală, inofensivă și acceptabilă.
Bibliografie
1. Roşca Liudmila. Idealul etic, supravieţuirea omului contemporan şi potenţialul formativ al bioeticii // Strategia
supraviețuirii din perspectiva bioeticii, filosofiei și medicinei / Culegere de articole științifice. Vol. 20. Red. responsabil dr.
hab. în filosofie, prof. univ. T. N. Țîrdea. ‒ Chișinău: Print-Caro, 2014. ‒ 298 p.
2. Rusnac Daniela. Rolul expertizei umanitare în strategia supravieţuirii // Strategia supravieţuirii din perspectiva bioeticii,
filosofiei şi medicinei / Culegere de articole ştiinţifice cu participare internaţională. Vol. 21. Red. responsabil, dr. hab. în
filosofie, prof. univ. Teodor N. Ţîrdea. - Chişinău: CEP „Medicina”, 2015. - 255 p.
3. Rusnac Daniela, Paladi Adriana Specificul procesului de noosferizare din perspectivă bioetică: analiză teoretică /
Наукові & Осветянськi Методологiï Та Практики. Випуск 6-7. Киïв - Киïв: ЦГО НАН України, - 2013-2014. -279 с.
4. Seu D. Eventuale căi de ieşire din criza ecologică // Bioetica, filosofia, economia şi medicina în strategia de asigurare a
securităţii umane / Materialele Conferinţei a VIII-a știinţifice internaţionale, 23-24 aprilie 2003. Red. responsabil dr. hab. în
filosofie, prof. univ. Teodor N. Ţîrdea ‒ Chișinău: Print-Caro, 2003. ‒ 256 p.

55
5. Tintiuc Dumitru, Grossu Iulian. Sănătatea publică și managment. - Chișinău: CEP „Medicina”, 2007. – 896 p.
6. Ţîrdea Teodor N. Problema asigurării securității umane din perspectiva principiului biosferocentrist și paradigmei
noosferice: analiză teoretico-metodologică // Bioetica, filosofia, economia și medicina în strategia de asigurare a securității
umane / Materialele Conferinței a XIII-a științifice internaționale, 26-27 martie 2008. Red. responsabil dr. hab. în filosofie,
prof. univ. Teodor N. Ţîrdea. - Chișinău: CEP „Medicina”, 2008. - 251 p.
7. Ţîrdea Teodor N. Problema strategiei supravieţuirii omenirii // Elemente de informatică socială, sociocognitologie şi
noosferologie. - Chişinău, UASM, 2001. - 272 p.
8. Ţîrdea Teodor N. Sănătatea omului din perspectiva abordării umanistice şi tehnologiilor biomedicale: analiză bioetico-teoretică //
Bioetica, Filosofia şi Medicina în strategia de asigurare a securităţii umane cu desfăşurarea în cadrul acesteia a Mesei Rotunde:
Fundamentele bioetice ale cercetărilor biomedicale şi genetice / Materialele Conferinţei a XVI-a știinţifice internaţionale, 12-13
noiembrie 2010. Red. responsabil dr. hab. în filosofie, prof. univ. Teodor N. Ţîrdea. - Chişinău: CEP ,,Medicina”, 2010.- 224 p.
9. Ţîrdea Teodor N. Procesul de noosferizare a personalităţii: probleme şi perspective // Elemente de informatică socială,
sociocognitologie şi noosferologie. - Chişinău: UASM, 2001. -272 p.
10. Ашмарин И.И., Юдин Б.Г. Основы гуманитарной экспертизы. - Москва: Человек. – 1997.- №3.– C.76-86.
11. Тульчинский Г.Л. Гуманитарная экспертиза как социальная технология // Экспертиза в современном мире: от
знания к деятельности / Под. ред. Г. В. Иванченко, Д. А. Леонтьева. ‒ Москва: Смысл, 2006. ‒ 456 c.
12. Хрусталев Ю.М. Философия науки и медицины. Учебник. – Москва: ГЭОТАР–Медиа, 2009 -784с.
13. Цырдя Т.Н. Статус, предмет и проблемное поле социальной биоэтики: методологический анализ // Биоэтика.
Федеральный научно-практический журнал. – Волгоград: 2012. - № 1(9). – С. 5-11.

ПОПЫТКИ ЛЕГАЛИЗАЦИИ ЭВТАНАЗИИ В УКРАИНЕ

Билецкая Е.Б.
Магистр богословия
Львовский национальный медицинский университет им. Данила Галицкого, г. Львов, Украина

ATTEMPTS TO LEGALIZE EUTHANASIA IN UKRAINE

Summary
The articles provide definition of the term „euthanasia”; current legal regulation of mercy killing of terminally ill
patients in Ukraine is outlined; draft law «On enforcement of the human right to die with dignity» is analyzed. Also, the data of
sociological survey of Ukrainians on the possibility of legalizing euthanasia in this country is provided.

Среди многих ценностей этого мира основной и неизменной остается жизнь. Это стало очевидным и
неоспоримым фактом особенно после двух мировых войн в ХХ в. Однако, несмотря на то, что человечество
на протяжении веков созревало до понимания величия человеческой жизни, ее достоинства и
юридического закрепления этого в многочисленных международных законодательных актах, данная
ценность и сегодня остается не до конца защищенной и уважаемой, продолжает нивелироваться и
искривляться в общественном сознании. Примером последнего является практика эвтаназии.
Термин «эвтаназия» происходит от двух греческих слов: eu - хорошо, легко и thanatos - смерть, и буквально
означает «легкая, добрая смерть». В XVII в. это слово было впервые введено в медицинскую терминологии
известным английским философом Фрэнсисом Бэконом [1, с.123]. С тех пор понимание понятия «эвтаназия»
существенно изменилось. Сегодня под эвтаназией в основном понимают действие или бездействие, которое по
своей внутренней природе или по воле исполнителя вызывает смерть с целью избежания страданий [2, с.143].
История эвтаназии уходит своими корнями к древним кочевым племенам, где это явление было
привычной нормой. Практика «доброй смерти» широко применялась в Спарте. Данная проблема
освещалась в положительном смысле рядом философов, начиная от стоика Зенона (IV-III вв. до н. э.) до
Сенеки (I в. до н. э. – I в. н. э.) и включая таких известных философов, как Сократ и Платон [3, с.283]. На
протяжении веков явление эвтаназии то приобретало широкую огласку и распространение, то, наоборот,
теряло общественный резонанс. Последнюю тенденцию обычно связывают с развитием христианства.
Данная проблема вновь стала актуальной в XIX в., в частности, благодаря ее освещению в различного рода
публикациях. В ХХ в. дискуссии на тему эвтаназии переросли в ее легализацию на законодательном уровне
некоторых стран. Этот процесс продолжается до сих пор. В настоящее время проэвтаназийные законы
действуют в девяти странах мира. Это США (12 штатов), Колумбия, Нидерланды, Люксембург,
Швейцария, Швеция, Германия, Финляндия и Бельгия.
Обращаясь к украинскому контексту, следует отметить, что, в отличие от перечисленных выше
стран, в нашей стране эвтаназия запрещена на законодательном уровне – в частности, ч. 4 ст. 281
Гражданского кодекса Украины, а также ч. 3 ст. 52 Основ законодательства Украины о здравоохранении.
Нарушение этих законов влечет за собой уголовную ответственность и наказывается в соответствии с

56
составом преступления. При осуществлении активной эвтаназии действия медицинского работника следует
квалифицировать в зависимости от обстоятельств дела по ч. 1 или ч. 2 ст. 115 Уголовного кодекса
Украины, предусматривающих лишение свободы на срок от семи до пятнадцати лет или пожизненное
заключение. Что касается пассивной эвтаназии, то бездействие медицинского персонала подпадает под
действие ст. 136 или 139 Уголовного кодекса Украины, предусматривающих наказание от двух до пяти лет
лишения свободы, а также, в отдельных случаях, лишения права занимать некоторые должности или
заниматься определенным видом деятельности на протяжении определенного срока или пожизненно [4].
Сегодня Украинское государство находится в чрезвычайно тяжелых социально-экономических и
политических условиях, в том числе из-за войны на Донбассе. В результате военных действий тысячи
граждан нашей страны получили разного рода травмы, многие из которых не поддаются лечению. Если
еще учесть большое число лиц пожилого и старческого возраста (доля лиц в возрасте 60 и более лет в
общей численности населения составляет 21,8% [5, 19]), а также людей других возрастных категорий,
которые страдают от СПИДа, онкологических и других неизлечимых заболеваний, то становится
понятным, что количество инкурабельных пациентов в Украине стремительно растет. Это одновременно
ставит перед обществом новые вызовы. На фоне экономического спада, внутренней миграции, войны,
заимствования законодательного опыта других стран и увеличение численности неизлечимо больных лиц в
Украине появляется почва для легализации эвтаназии.
Стоит отметить, что еще в 1922 г. УССР (Украинская Социалистическая Советская Республика)
вслед за РСФСР (Российской Советской Федеративной Социалистической Республикой) фактически
узаконила убийство смертельно больного по его просьбе, если оно было мотивировано чувством жалости к
умирающему [6, с.36; 7, с.83]. Данная правовая норма просуществовала недолго, в конце того же 1922 г.
она была исключена из Уголовного Кодекса РСФСР из-за злоупотреблений «просьбами» граждан, а в
начале января 1923 г. была отменена и в УССР [7, с.83; 8, с.131]. Следующая попытка легализации «легкой
смерти» имела место в 2003 г., уже во времена независимости Украины, когда в проекте нового
Гражданского кодекса было предложено узаконить добровольную пассивную эвтаназию. Это предложение
не нашло своего законодательного отражения [9, с.341].
Сегодня в Украине, учитывая новые общественно-экономические и политические реалии, снова встает
проблема легализации «легкой смерти». Действующие правовые нормы относительно упомянутой
проблематики начинают трактоваться как чрезмерное обеспечения охраны жизни человека, и поэтому
рекомендуется их изменить. В частности, «Региональной организацией в поддержку права человека на
достойную смерть», которая входит в Общественный совет при Министерстве здравоохранения Украины, был
разработан и подан на рассмотрение в Верховную Раду нашей страны законопроект «Об обеспечении
соблюдения права человека на достойное окончание жизни», согласно с ним предлагается легализовать
добровольную, недобровольную и неонатальную эвтаназию, а также ассистируемый врачом суицид [10]. Если
данный проект закона будет принят, то Украина станет одной из стран мира с самым либеральным
законодательством в отношении «легкой смерти». Даже в США, где в Калифорнии впервые был составлен и
узаконен так называемый living will (завещание, которое выражает волю индивида, чтобы ему в случае комы
или смертельной болезни искусственно не продлевали жизнь и не использовали аппаратуру, поддерживающую
жизнь), существует более консервативное законодательство. В частности, если женщина, которая подписала
living will, оказалась беременной, то данное завещание считается недействительным [11, с.364].
В предложенном отечественном законопроекте, согласно которому за каждым совершеннолетним
лицом закрепляется право составления заявления об эвтаназии на будущее, такая норма отсутствует. Зато
такого рода заявление, при условии подтверждения медицинским свидетельством физической
неспособности заявителя самостоятельно написать документ, может быть написано и подписано другим
лицом вместо пациента, что, безусловно, может привести к серьезным злоупотреблениям (ст. 12).
Возвращаясь к статьям проекта закона «Об обеспечении соблюдения права человека на достойное
окончание жизни», которые касаются добровольной эвтаназии, следует отметить, что его предоставление
становится возможным при наличии следующих условий: пациент является совершеннолетним; просьба
неизлечимо больного человека является взвешенной, неоднократной и не является следствием внешнего
давления; пациент находится в безвыходной, с медицинской точки зрения, ситуации и постоянно испытывает
невыносимые физические и / или психические страдания (ст. 5). Оценивать состояние больного и давать
прогнозы относительно его жизни должен, кроме лечащего врача, еще и врач-консультант (ст. 6). Если лечащий
врач считает, что смерть пациента наступит не скоро, то он должен посоветоваться со вторым врачом-
консультантом – им может быть психиатр или специалист в области того заболевания, от которого страдает
пациент (ст. 7.1) [10]. Следовательно, согласно предложенному проекту закона, консультация с психиатром не
является обязательным для того, чтобы врачи сделали вывод о возможности умерщвления пациента по его
просьбе. Таким образом, если пациент находится в состоянии длительной депрессии, которую не смогли

57
распознать специалисты, деятельность которых не связана с психологией, то его могут убить, не осознавая того,
что его просьба была, скорее, призывом о помощи, чем действительным желанием смерти. Следует отметить,
что срок между подачей письменной просьбы об эвтаназии или самоубийстве, ассистируемом врачом, и
проведением этой процедуры должен быть не менее одного месяца (ст. 7.2) [10].
Также стоит обратить внимание на нормы проекта закона «Об обеспечении соблюдения права человека
на достойное окончание жизни», касающиеся ортоназии (авторы упомянутого законопроекта под этим
термином понимают лишения врачом жизни смертельно больного по желанию родных или судебным
постановлением). Фактически законным представителям предоставляется право решать вопрос о том, жить или
умереть недееспособным лицам (детям до 18-летнего возраста или людям, достигшим 18 лет, с определенными
психическими расстройствами), а при отсутствии опекунов умерщвление пациента возможно по решению суда
(ст. 15). Таким образом, материальная заинтересованность родных, недостаточное финансирование больниц
может привести к убийству человека против его воли. Если указанный законопроект будет принят Верховной
Радой Украины, то наше государство станет второй страной после Бельгии, где «легкая смерть» будет
легализована без возрастных ограничений. Что касается наказания за несоблюдение правил проведения
эвтаназии или причинения смерти человеку по его просьбе, то авторами законопроекта «Об обеспечении
соблюдения права человека на достойное окончание жизни» предлагается дополнить Уголовный кодекс
Украины статьями 118-1 и 143-1. Согласно им, лицо, совершившее преступление, может быть наказано
штрафом или ограничением / лишением свободы на срок до двух лет с лишением права занимать некоторые
должности или заниматься определенной деятельностью на срок до трех лет или без такового, что, несомненно,
является слишком мягким наказанием за убийство [10].
Описанный выше проект закона имеет шанс быть принятым, поскольку согласно социологическому
опросу, проведенному Институтом Горшенина в 2011 г., только 31,1% респондентов высказались
категорически против легализации эвтаназии в нашей стране. Большая часть участников данного
исследования благосклонно относится к самоубийству с помощью врача (63,2%): из них 36,8%
поддерживают данное явление при наличии неизлечимого заболевания, которое приносит человеку
страдания; 15,7% считают, что пожелания больного об ускорении смерти следует удовлетворять без
выяснения причин; 8,2% высказываются за эвтаназию в случае длительной комы; 2,5% допускают
возможность укорочение жизни в старости, по достижении определенного возраста [12].
Следующий вопрос данного социологического опроса касался отношения респондентов к лицам, которые
покончили жизнь самоубийством. Более половины опрошенных (59, 7%) признались, что осуждают самоубийц, и
только 26,1% с пониманием относятся к ускорению смерти [12]. С одной стороны, люди относятся положительно
к легализации самоубийства с помощью врача, с другой – не воспринимают умерщвление человеком самого себя.
Такое противоречивое отношение к одной и той же проблеме, в различных ее измерениях, по нашему мнению,
может свидетельствовать о том, что на самом деле общество не готово узаконивать фактическое убийство
неизлечимо больных, а, скорее, не осознает, каким образом им можно помочь. Поэтому в настоящее время
чрезвычайно важно информировать население об альтернативе эвтаназии – паллиативной помощи, и развивать
учреждения, где ее предоставляют (хосписы). Паллиативная опека - это «подход, позволяющий улучшить
качество жизни пациентов и членов их семей, столкнувшихся с проблемой смертельного заболевания, путем
предотвращения и облегчения страданий благодаря раннему выявлению и точной оценке возникающих проблем и
проведению адекватных лечебных вмешательств (при болевом синдроме и других расстройствах
жизнедеятельности), а также оказанию психосоциальной и моральной поддержки» [13, с.14].
Подытоживая, следует отметить, что с учетом достаточно сложных военно-политических и
экономических обстоятельств, в которых в настоящее время оказалась наша страна, риск легализации
эвтаназии в Украине является достаточно большим. Безнаказанное лишение человека жизни по его просьбе
уже непродолжительное время имело место в истории УССР в начале 20-х гг. ХХ в. Попытка узаконивания
«легкой смерти» была и в начале 2000-х гг., уже во времена независимости Украины. Сегодня на
рассмотрение в Верховную Раду вновь внесен проект закона, который позволит легализовать
добровольную, недобровольную и неонатальную эвтаназию, а также ассистируемый врачом суицид.
Законопроект «Об обеспечении соблюдения права человека на достойное окончание жизни» является
одним из самых либеральных среди всех известных законодательных инициатив в этой области, его
принятие может привести к серьезным злоупотреблениям, а слишком мягкое наказание повлечет массовое
нарушение закона. Что касается отношения украинцев к этой проблеме, то граждане нашей страны, не зная
альтернативы, благосклонно относятся к идее укорочения жизни неизлечимого пациента с помощью врача,
но при этом осуждают самоубийство. Учитывая это, ученым, медикам, общественным организациям,
различным христианским деноминациям следует консолидировать свои усилия для развития паллиативной
помощи в Украине, параллельно не допуская узаконивания фактического убийства смертельно больного
человека, чем и является эвтаназия.

58
 Литература

1. Биоэтический словарь: Учебное пособие / Сост. В. А. Киселев; 2-е изд., испр. и доп. – Екатеринбург: УГМА, 2006.
– 152 с.
2. Бойко І. Біоетика. – Львів: Вид-во Українського Католицького університету, 2007. – 180 с.
3. Иванюшкин А. Я., Игнатьев В. Н., Коротких Р. В. и др. Введение в биоэтику: Учебное Пособие / Ред. Б. Г.
Юдин, П. Д. Тищенко. – Москва: Прогресс-Традиция, 1998. – 381 с.
4. Кримінальний кодекс України. – Киев: Парламентське вид-во, 2012.
5. Державна служба статистики України. Розподіл постійного населення України за статтю та віком станом на
1 січня 2015 року: статистичний збірник. – Киев: «Консультант», 2015. – 349 с.
6. Силуянова И. В. Антропология болезни. – Москва: Изд-во Сретенского монастыря, 2007. – 304 с.
7. Боярський Н. Ф. Евтаназія: правовий аспект // Біоетика в системі охорони здоров’я і медичної освіти: Матеріали
міжнародної наукво-практичної конференції (Львів, 26-27 березня 2009 р.). – Львів: ЛНМУ ім. Данила Галицького,
2009. – 630 с.
8. Давидович І. І., Кіпран Ю. О. Проблеми кримінальної відповідальності за умисне вбивство з мотивів співчуття
до потерпілого // Вісник НТУУ «КПІ». Політологія. Соціологія. Право. - Киев, 2014, № 1(21). – С. 131-133.
9. Дем’янчук Т. Проблеми евтаназії в науці кримінального права // Актуальні питання державотворення в Україні:
матеріали міжнародної науково-практичної конференції студентів, аспірантів та молодих учених (21 квітня 2011
року). – Киев: Видавничо-поліграфічний центр «Київський університет», 2011. – 405 с.
10. Проект Закону України «Про забезпечення дотримання права людини на гідне закінчення життя» та внесення
відповідних змін до пов’язаних з ним нормативно-правових актів. [Електронний ресурс]. – Режим доступу:
www.facebook.com/supporthumanrightondignitydeath/posts/970021263046807
11. Сгреча Э., Тамбоне В. Биоэтика: учебник / пер. с итал. В. Зеленский, Н. Костомарова. – Москва: Библейско-
богословский институт св. Апостола Андрея, 2002. – 413 с.
12. Институт Горшенина. Моральность украинского общества: отношение к смерти. [Електронний ресурс]. –
Режим доступу:
http://institute.gorshenin.ua/programs/researches/2609_moralnost_ukrainskogo_obshchestva.html
13. Всемирная Организация Здравоохранения. Паллиативная помощь. Убедительные факты // Буклет
Европейского регионального бюро ВОЗ / Ред. E. Davies, I. Higgison. – Милан: Tipolitografia TrabellaSrl, 2005. – 34 с.

БИОИСКУССТВО В КОНТЕКСТЕ ВЫЗОВОВ СОВРЕМЕННОСТИ

Гардашук Т.В.
Доктор философских наук
Институт философии имени Г.С.Сковороды НАН Украины, г. Киев, Украина

BIOART IN THE CONTEXT OF THE CHALLENGES OF NOWADAYS

Summary
The phenomenon of bioart (BioArt) is considered in the paper from different points of view. BioArt exacerbates the
questions of human interaction with nature by the means of modern sciences and technologies placing them in a more visual, evident
and provocative area. BioArt manifests human power to outmatch natural evolution. At the same time some representatives of BioArt
emphasize on creative “cooperation” with nature and on care about both nature and creatures of BioArt.

В условиях беспрецедентного роста человеческих возможностей видоизменять природу в самих ее

основаниях, то есть на уровне молекул жизни (ДНК), все острее звучат вопросы о целях и направленности
человеческого вмешательства в природу и о мере ответственности человека. В значительной степени эти
вопросы переносятся в более наглядную и провокативную плоскость практиками, известными под названием
«биоискусство». Биоискусство принадлежит к новым темам, которые освещаются в отдельных эссе, выста-
вочных каталогам, средствах массовой информации, однако до сих пор не были подготовлены годичные обзоры
по биоискусству, а отдельные выставки обычно приурочены к симпозиумам по этой проблематике [5, с.29].
Цель этой статьи – рассмотреть основные тенденции в сфере биоискусства и сопряженные с ними вызовы.
Термин «биоискусство» (BioArt) приобрел весьма широкое распространение в современном научном,
творческом, медийном и социальном дискурсах, наполняясь при этом различными содержаниями. Внедрение
этого термина в широкий обиход связывают с именем бразильско-американского художника ЭдуардоКаца
(EduardoKac), который предложил в конце 1990-х годов называть биоискусством процесс создания
произведений искусства при помощи живых тканей, бактерий и других организмов. Биоискусство являет собой
синтез искусства, науки и технологий и является одним из направлений современного «научного искусства»
(«scienceart»), которое охватывает также наноискусство, информационное искусство и пр.
Следует отметить, что природа всегда была в центре внимания представителей искусства, которые

59
исследовали ее различными творческими средствами и с использованием разнообразных материалов
природного происхождения. Принципиальное отличие современного биоискусства от предыдущих форм
взаимодействия художника с природой состоит в том, что природа в своих основаниях и живая материя в
целом являются не только объектом художественных рефлексий, но и непосредственным исходным
материалом для внедрения замысла художника, который в своем творчестве опирается на язык инженерии,
молекулярной и синтетической биологии, биотехнологий и пр.
Возникновение биоискусства как самостоятельного направления и рода деятельности стало возможно
непосредственно благодаря стремительному развитию науки и технологий, которые позволяют оперировать
«живым материалом» для создания «новых увлекательных произведений искусства», например, новых
жизненных формы, которые отсутствуют в природе и в принципе не могут появиться там естественным путем.
В частности, это могут быть различные химерные существа, которые издавна порождались человеческой
фантазией, воплощаясь в литературных описаниях и художественных изображениям. Поэтому такие
произведения «интригуют, а временами и шокируют» публику [3]. Новейшие технологии позволяют
материализовать, оживлять плоды человеческой фантазии в частности, путем манипулирования с генетическим
материалом, описывая этот процесс при помощи термина «трансгенное искусство» («transgenicart») и
акцентируя внимание на решающей роли генной инженерии в создании новых уникальных существ.
По мнению Говарда Боланда, материалы, взятые взаймы у науки и перенесенные в сферу искусства,
приобретают метафорическое, герменевтическое и спекулятивное значение. При этом на повестку дня выносится
ряд принципиальных вопросов: (1) во-первых, это вопрос о том, каким образом представители искусства могут
работать средствами современной биологии (в том числе и синтетической биологии) для создания своих
произведений; (2) во-вторых, каким образом тонкие биологически процессы можно довести до сознания более
широких слоев общества и предать чувственность невидимым биологическим процессам [5, c. 23].
Поиск ответа на второй вопрос в значительной степени относится к сфере популяризации науки.
Поэтому термин «биоискусство» используют также с целью популяризации в обществе новейших достижений в
области биологии путем организации выставок, на которых экспонируются визуальные результаты различных
этапов научных исследований или иллюстрации к ним. Например, на сайте Федерации американских обществ
экспериментальной биологии (Federation of American Societies for Experimental Biology, или FASEB) обращают
внимание на то, что ежедневно ученые в ходе своих научных поисков производят тысячи фото- и графических
изображений, и видеоматериалов, которые являются частью исследований и по своим художественным,
эстетическим качествам и мастерству могут рассматриваться не только как часть протокола исследования, но и
как произведение искусства. Однако только незначительная часть таких визуализаций доступна для зрителя вне
исследовательских лабораторий и научных сообщества. Поэтому в FASEB считают, что задача биоискусства –
донести широким слоям общества красоту и увлекательность мира науки, в частности мира биологических
исследований [6]. Поэтому, начиная с 2012 г., FASEB организовывает ежегодные публичные выставки,
привлекая общественное внимание к науке.
Популяризаторские усилия ученых и компаний, связанных с научно-исследовательской деятельностью,
в средствах массовой информации и в публичном пространстве (выставочные залы, музеи, галереи и пр.)
действительно стимулируют общественный интерес к достижениям биотехнологий, методикам оперирования
ДНК и другими органическими молекулами для создания новых жизненных форм. Одним из результатов такого
интереса является развитие так называемой «любительской биологии», или биологии как хобби. Эту сферу
увлечений описывают биологией - «сделай сам» (do-it-yourself-biology, абоDIYBio). Развитие самодеятельной
биологии разворачивается вне академических и университетских лабораторий и рассматривается как способ
удовлетворения интереса определенных групп людей к научным исследованиям в сфере биологии, подобно
другим увлечениям и общественным объединениям по интересам (например, общества любителей птиц,
орхидей, минералом и пр.). Обычно биологи-любители проводят свои эксперименты дома на кухнях, в гаражах
или офисах, а все необходимое для таких экспериментов можно заказать на специальных сайтах с почтовой
доставкой адресату [4]. Однако, возможные последствия деятельности DIYBio существенно отличается своими
потенциальными последствиями от других любительских объединений по интересам, о чем будет сказано
далее. Поскольку представители DIYBio оперируют с живым материалом (тканями, бактериями, органическими
молекулами и пр.), то их деятельность также пересекается с биоискусством.
Уже сейчас движение DIYbio приобрело значительный размах и стало весьма популярным на
различных континентах, особенно в Северной Америке и Европе, провозглашая своими принципами
«яркую, плодотворную и безопасную деятельность». Тем не менее, деятельность как в сфере биоискусства,
так и DIYBio вызывает озабоченность относительно ее безопасности и статуса «творений» биоискусства
или биологов-любителей, оценки рисков для общественного здоровья, окружающей среды,
биобезопасности, этических и социальных последствий реализации тех или иных проектов [8].

60
 Как уже отмечалось, общим для всех произведенных форм биоискусства является тесная связь межу
искусством, наукой и технологиями, а также их вовлеченность в традиционные и новейшие средства
массовой информации. Более того, медиа также являются частью биоискусства. Ученые и представители
искусства тесно взаимодействуют между собой, поскольку использование биоматериалов для создания
объектов искусства требует владения определенными научными знаниями, методами и техниками, а
ученые нередко являются соавторами проектов биоискусства.
Создавая новые жизненные формы (биообъекты) при помощи новейших технологий, биоискусство
демонстрирует потенциал человека изменять природу или даже улучшать ее, например, декларируя
возможность увеличение биоразнообразия в природе в условиях, когда под угрозой исчезновения пребывают
сотни тысяч видов грибов, растений, животных. Проекты биоискусства в определенном смысле манифестируют
амбиции человека превзойти природную эволюцию как процесс видообразования путем естественного отбора.
В качестве примера можно вспомнить проекты Эдуардо Каца, посвященные рефлексиям над
загадками жизни, известные под названиями «Восьмой день, трансгенное произведение искусства» («The
Eighth Day, a Тransgenic Аrtwork», 2001 – 2002 роки) и «Естественная история загадки» («Natural History of
the Enigma», 2003 – 2009 рр.) [2].
Первый проект был представлен в Институте исследования искусств Аризонского университета
(Institute for Studiesin the Arts, Arizona State University) и является аллюзией на библейскую легенду о семи днях
сотворения мира и, одновременно, демонстрацией возможностей человека при помощи современной науки и
технологий продолжить этот процесс вне природы. Арт-объектами «Восьмого дня» стали флуоресцентные
растения (GFP plants), амебы (GFP amoeba), рыбы (GFP fish) и мыши (GFP mice), то есть существа, которых нет,
и не может быть в природе, но которых вполне реально создать в современных лабораториях используя методы
избирательного скрещивания и мутации. Проект «Восьмой день» буквально актуализирует вопрос о
трансгенной эволюции, поскольку все организмы, представленные в проекте, являются в той или иной мере
результатом мутаций, как и организмы в дикой природе, однако к ним был применен метод отбора и селекции
по признаку GFP-мутаций. Таким образом, «Восьмой день» создает контекст, в котором участники
непосредственно могут рефлектировать по поводу значения трансгенной эволюции и трансгенной экологии.
Идея проекта «Естественная история загадки» заключается в исследовании совместимости
различных форм жизни. Одним из объектов проекта стало цветочное растение «Эдуния» (Edunia),
представляющее обычную петунию, цветы которой имели красные прожилки. Такой окраски цветов
удалось достичь за счет экспрессии генов, полученных из красных кровяных клеток самого автора проекта
Эдуардо Каца, и перенесенных в хромосомы растения при помощи молекулярных технологий. Собственно,
название нового растения «Эдуния» («Edunia») состоит из части имени своего творца (Эд-) и названия
растения (-уния). Пафос этого проекта состоит в том, чтобы показать, что такие живые произведения,
которые представляют новые формы жизни, несут в себе не только собственные гены, но и гены своего
творца. Поэтому к ним нужно относиться не только как к «Другому», но и как к самому себе.
Представители биоискусства подчеркивают необходимость творческого «сотрудничества» с
природой, акцентируя внимание на взаимодействии между природой, человеком и современными
технологиями. Некоторые объекты биоискусства можно расценивать, как попытку человека заглянуть в
будущее, смоделировать будущее и даже экспериментировать с человеческой идентичностью.
Проекты Эдуардо Каца обрели широкий медийный резонанс и стали необъемлемой частью современного
перформативного искусства. Значимость подобных проектов, как и выставок FASEB, состоит в том, что они
позволяют сделать наглядными и довести до сознания общества возможности современной науки и новейших
технологий вмешиваться в глубинные основания жизни и свободно экспериментировать с различными ее
проявлениями. При этом общество имеет возможность не только восхищаться новейшими достижениями науки,
прежде всего синтетической и молекулярной биологии, и новыми возможностями человека, но и задумываться
над новыми вызовами, опасностями и рисками. Именно поэтому, согласно мнению украинского философа
Ю.Ищенко, пришло время, когда художнику необходимо обратить внимание на биотехнологии, чтобы при
помощи новых изобразительных средств исследовать возможные модели будущего [1, с.246-247].
Биоискусство демонстрирует потенциал современной науки и технологий, выводит в публичное
пространство то, что происходит в исследовательских лабораториях университетов и корпораций, где
могут решаться как важные практические вопросы (создание биотоплива, материалов, поддающихся
биоразложению, медпрепаратов, биосенсоров и пр.), так, и вероятно, разрабатываются новые образцы
биологического оружия или патогенов, заставляют задуматься над рисками перенесения «лабораторных»
генов в природный генофонд с непредсказуемыми последствиями для окружающей среды и природного
генофонда. Эти тревоги усиливаются тем обстоятельством, что инструментарий синтетической и
молекулярной биологии находится не только в распоряжении профессионалов, но и попадает в руки
биологов-любителей (DIYBio), составляющих международную сеть DIYBio. Частью этой сети могут быть

61
так называемые биохакеры (по аналогии с компьютерными хакерами), способные конструировать
разрушительные вирусы, демонстрируя обществу, что это возможно [7, с.203].
Не случайно в общественном дискурсе присутствуют кардинально противоположные оценки новейших
биотехнологий и биоискусства – от требования полного моратория на «выпускание» в окружающую среду
новых сконструированных организмов с целью предупреждения угроз биотерроризма и обеспечения
биобезопасности (Группа ЕТС), до разработки этического кодекса и правил безопасности в этой новой сфере
деятельности. Например, в рамках проекта «The Synthetic Biology» Центра Вудро Вілсона (Woodrow Wilson
Center) инициировано сотрудничество с представителями DIYbio для разработки правил и создания общих
ресурсов, которые бы содействовали безопасности экспериментирования с живыми организмов.
Таким образом, несмотря на определенные попытки философского осмысления новейших тенденций в
биотехнологиях, биоискусстве и любительской биологии, вопросы о пределах преобразующей деятельности
человека и о его ответственности остаются открытыми. Сегодня философская антропология, философия науки
и техники, биоэтика вплотную подошли к необходимости решения вопросов нового уровня сложности.

Литература

1. Іщенко Ю.А. Біогносис: подвійний топос життя. – Київ: ЦГО НАН України, Житомир: В-во «Волинь», 2010. – 300 с.
2. BIO ART – [Электрон.ресурс] – Режим доступу: http://www.ekac.org/transgenicindex.html [19.05.2016]
3. BioArt: IsItArt? IsItScience? IsIttheFuture? – [Электрон.ресурс] – Режим доступу: http://mashable.com/2013/10/
29/cutpastegrow-bioart/#PXi6vIA_CPqA[19.05.2016]
4. Blazeski G. The Need for Government Oversight Over Do-It Yourself Biohacking, the Wild West of Synthetic Biology –
[Электрон.ресурс] – Режим доступу: http://scholarship.shu.edu/cgi/viewcontent.cgi?article= 1411&context=student_
scholarship[19.05.2016]
5. Boland H. Art from Synthetic Biology (A thesis submitted in partial fulfillment of the requirements of the University of
Westminster for the degree of Doctor of Philosophy). – Centre for Research and Education in the Art sand Media and the
School of Life Sciences. University of Westminster: 2013. – 282 p.
6. FASEB – [Электрон.ресурс] – Режим доступу: http://www.faseb.org/About-FASEB/Our-Mission.aspx [8.030.2016]
7. Grunwald A. Responsible Nanobionechnology: Philosophyan dEthics. – Singapore: Pan Stan ford Publishing, 2012. – 383 p.
8. Seyfried G., Schmidt M. Europeando-it-yourself (DIY) biology: Beyondthehope, hypeandhorror. – [Электрон.ресурс] –
Режим доступу: http://www.ncbi.nlm.nih.gov/pmc/articles/PMC4158858/ [19.05.2016]

ЛЕЧЕНИЕ ПАЦИЕНТОВ С СОЧЕТАННЫМИ ПОРАЖЕНИЯМИ ТКАНЕЙ ПАРОДОНТА

И ПЕРИОДОНТА В КОНТЕКСТЕ БИОЭТИКИ

Голейко М.В.
Ассистент кафедры терапевтической стоматологии
Львовский национальный медицинский университет имена Данила Галицкого, г. Львов, Украина

TREATMENT OF THE PATIENTS WITH THE COMBINED APICAL AND MARGINAL

PERIODONTITIS IN THE CONTEXT OF BIOETHICS
Summary
The status of oral cavity of the patients with combined apical and marginal periodontitis has it’s general negative
influence on the organism in general. The treatment of local problem in dentistry have to be discerned in the light of the
modern aspects of bioethics.

Биоэтика − сравнительно молодая наука, призванная разрешать проблемы отношения к челове-

ческой жизни во всех его проявлениях, анализируя нравственность человеческих действий как в био-
медицинском мире, так и в системе здравоохранения относительно соответствия их моральным нормам и
ценностям. Эта дисциплина, по утверждению специалистов, разрабатывает методологию принятия решений,
адекватных социальной, медицинской, психологической и правовой точек зрения.
Биоэтика − новая наука, которая возникла в '70-х годах ХХ в. Первым фактором, который стал
причиной ее зарождения, была биологическая катастрофа. Некоторые мыслители в биомедицинском
продвижении видели большую опасность для экологии. Изучение этой проблемы обусловило становление
новой науки − биоэтики, которая призвана ограничить чрезмерное развитие биомедицины. Одним из ее
основателей был Р. Поттер [6, c.23-48].
При становлении биоэтики выявлены немало других проблем, которые происходили от новых
технологических возможностей биомедицины. Их начал исследовать и считал фундаментальными Е.

62
Згречча, один из первых ученых-биоэтиков [8, c.78], который отмечал влияние биомедицинских
технологий на человеческую жизнь, и впервые затронул вопросы, которых еще не знала медицинская
этика. Доугой исторический корень биоэтики − это ограниченный подход к больному. Эта проблема
встречается в клинических заведениях. Основоположником ее изучения был А. Геллегерс [5, c.14-34]. Он
обосновал целостный подход к больному как личности, в противовес ограниченному − с сосредоточением
внимания только на больном органе или организме.
Еще одна весомая причина возникновения биоэтики − это кризис взаимоотношений врач-пациент, а
именно: потребность соблюдения принципа автономии пациента и влияние через общественное мнение. С.
Спинзанти, как сподвижник этого течения, констатирует тот факт, что в отношениях врач-пациент, так
называемый медицинский патернализм деградировал во вред пациенту. Согласно этой концепции
взаимоотношения врач-пациент необходимо изменить на принципе автономии пациента. Поэтому осознание
необходимости пересмотреть эти взаимоотношения должен возникать на уровне общественной мысли. Сегодня
существует несколько определений этой области науки. Так, В. Райх считает, что биоэтика − это наука о
человеческом поведении относительно жизни и здоровья в свете моральных принципов и ценностей [7, c.45-
56]. По мнению Р. Поттера, биоэтика − это наука выживания. Е. Згречча утверждает, что, принимая во внимание
развитие технологий, биоэтика занимается этичными проблемами, связанными с развитием биологии и
медицины, экологии. Е. Пеллегрино и Д. Томазма обращают главное внимание на взаимоотношения врач-
пациент, поэтому определяют биоэтику как медицинскую этику, которая оберегает традиции Гиппократа,
отбрасывая медицинский патернализм. А. Геллегерс считает биоэтику маевтикой, то есть наукой, которая
способна толковать ценности в диалоге медицины, философии и этики. Именно он дал весомый толчок
развитию биоэтики как академической дисциплины, а на этой основе С. Спинзанти отмечает автономию
пациента не только в контексте этих отношений, но также на уровне общественной мысли.
Предметом биоэтики являются этичные ценности биомедицинского вмешательства человека в
человеческую жизнь. Целью этого вмешательства является охрана жизни и здоровья человека, который
выражается через разные формы лечения, профилактики болезней и реабилитации.
В свете современных представлений о медицинской этике актуальным становится рассмотрение
различных биоэтических аспектов в стоматологии. В связи с этим, одним из основных моментов биоэтики в
этой сфере медицинской деятельности выступает определение различных ситуаций из области
взаимоотношений врач-пациент в процессе лечебного процесса. Этическая проблематика с ее основным
вопросом – об отношении между врачом и пациентом – неотделима от любого вида врачебной деятельности.
Стоматологическая этика является составной частью медицинской этики, которая, в свою очередь, выступает
как раздел биоэтики, поэтому все принципы морального регулирования в стоматологии — не что иное, как
конкретизация биоэтических принципов в данном профессиональном контексте. Следовательно, первой
ступенью в ингериоризации стоматологической этики является знакомство с биоэтическими постулатами.
Отношения между врачом-стоматологом и пациентом – это проблема постоянной актуальности. Эти
отношения, возникшие в течении двадцатого столетия, в последние десятилетия терпят радикальные изменения.
Так, четко отмечается динамичный процесс перехода от патерналистских отношений к информированному
согласию. Этот новый тип взаимоотношений представляет собой общую тенденцию современной медицины,
однако более категорично проявляется именно в стоматологии. Немало противоречивых ситуаций возникает в
отношениях врач–врач, врач–вспомогательный персонал, когда недопустимы регламентарные и поведенческие
отклонения. Отношение здоровых людей к больным отображает культуру и гуманность общества.
Обычно клиническую пародонтологию и эндодонтию рассматривают как две клинически отдельные
дисциплины, хотя достаточно часто они тесно переплетены. Клинический опыт показывает, что у больных с
воспалительными заболеваниями пародонта часто оказываются периодонтальные очаги поражения. Наличие
усложненного кариеса у таких больных утруждает диагностику и лечение основного заболевания, а также ухудшает
прогноз. Болезнь дестабилизирует личность духовно, психически и физически. Больной нуждается в особенном
тепле, и имеет кроме физических потребностей, потребность безопасности, уважения и самореализации. Бурное
развитие технологий, в частности стоматологической, не заменит любовь, понимание, сочувствия, в которых
нуждается больной человек. Техника не должна дегуманизировать, изолировать и овеществлять больного.
Клиническая оценка инфекционно-воспалительных заболеваний пульпы зубов и тканей периодонта
в общесоматическом аспекте традиционно основана на ее трактовке, как вероятного источника
распространения инфекции на ЛОР-органы, в глубокие отделы респираторного тракта, а также
генерализации инфекционного процесса с развитием одонтогенного сепсиса [4, с.8-14].
В литературе имеются сведения о связи ряда общих заболеваний (эндокардит, миокардит,
инфекционный полиартрит, невралгии, мигрень и др.) со стоматологическими очагами хронической
инфекции. Возможно также влияние околозубных очагов инфекции на развитие патологии в почках,
легких, цереброваскулярные процессы. В большинстве случаев микроорганизмы, попадающие в

63
кровеносное русло (транзиторная бактериемия), в течение первых же минут подвергаются элиминации со
стороны ретикулоэндотелиальной системы.
Однако, если попавшие в кровоток организмы встречают достаточные условия для жизнедеятельности,
они могут там сохранятся, а через некоторое время при снижении местного и общего иммунитета начинают
размножаться. Таким образом, у ослабленных пациентов наличие хронического периодонтита может
представлять потенциальную угрозу распространения инфекции. Представители микрофлоры полости рта
обнаруживаются в абсцессах, локализующихся во внутренних органах и головном мозге, в сердечных клапанах
при инфекционном эндокардите или стенозе, в коронарных артериях после шунтирования или трансплантации,
а чаще в атеромах у пациентов с заболеваниями сердечнососудистой системы.
Кроме того, доказано сенсибилизирующее воздействие на организм с развитием иммунокомплексного и
цитотоксического повреждения сердца, почек и других органов в результате антигенного сходства их тканей и
стрептококков - наиболее частых возбудителей одонтогенных инфекций [3, с.7-9]. Это может привести к
развитию гломерулонефрита, ревматизма и ряда других системных заболеваний соединительной ткани.
Особый интерес представляют сочетанные эндо-пародонтальные процессы. Этому вопросу в
литературе уделено недостаточное внимание. Практическому врачу иногда бывает очень сложно
определить истинную этиологию этого процесса, но, тем не менее, только лишь полное диагностическое
исследование позволяет поставить точный диагноз и определить правильную тактику лечения.
Основными причинами развития комбинированной эндо-пародонтальной патологии являются
анатомо-топографическая и функциональная целостность тканей пародонта, анатомические особенности
строения корневых каналов, целостность механизмов нарушения микробного биоценоза, патогенетические
особенности пародонтопатогенов и микрофлоры при эндодонтической патологии [2, с.9-14]. Так как ткани
периодонта являются морфофункциональной единицей системы пародонта, возможно проникновение
микроорганизмов в систему корневых каналов ретроградно через пародонтальный карман.
Высокая распространенность очагов хронической инфекции в полости рта обусловливает важную
ее роль в развитии соматической патологии, которая определяет высокий уровень заболеваемости и
трудопотерь среди населения.
При планировании лечения сочетанных поражений пародонта и периодонта в первую очередь
необходимо учесть готовность пациента к сотрудничеству, объяснить преимущества и возможные
осложнения, которые могут возникнуть в процессе лечения. Только комплексный подход, который
включает эндодонтическое, пародонтологическое и хирургическое лечение и направлен на ликвидацию
очагов инфекции, позволит получить стойкий положительный результат на личность человека.
Биоэтика рассматривает человека как целостное сочетание духа, души и тела. Болезнь
рассматривается в контексте целого человека − на духовном, психическом и физическом уровне.
Современные достижения технических наук, биологии и медицины, в частности стоматология, должны
служить человечеству, а не быть инструментом манипуляций и злоупотреблений, направленных против людей.
Никогда человек не может рассматриваться как средство. Состоится это при условиях, если достижения
человечества будут основываться, лишь на настоящих ценностях и объективных моральных нормах.
Перед обществом и государством появляется необходимость развития биоэтики, которая является
открытой для новых научных знаний, основывается на моральных принципах, сориентированных на уважении
достоинства как личности в духовной, душевной и телесной интегральности и ее развитии, сохранение
человеческой жизни с момента оплодотворения (слияние гамет) до естественной смерти. Поэтому, врач-
стоматолог, проводя лечение местное, в частности сочетанных поражений тканей пародонта и периодонта,
таким образом, будет положительно влиять на организм человека как личности в ее душевной, духовной и
телесной целостности. В этом аспекте своевременное выявление и лечение одонтогенных очагов инфекции
будет рассматриваться как этап первичной профилактики развития различных общих заболеваний.
Врач-стоматолог всегда должен действовать в интересах пациента сообразно своей совести,
профессионально выполнять свои обязанности, соблюдать этические нормы, рассматривая стомато-
логическую болезнь как болезнь целого человека. В любом лечении нужно видеть, прежде всего,
достоинство человека и его божественное происхождение.

Литература

1. Биомедицинская этика / Под ред. В.М. Покровского, Ю.М. Лопухина. Приложения.− Москва: Медицина, 1999.− 246c.
2. Волосовец Т.Н., Мазур И.П., Кабанчук С.В., Юнакова Н.Н. Особенности этиологии, патогенеза, клиники и
лечения при эндо-пародонтальных поражениях // Современная стоматология. – 2008. – №4. – C. 9-14.
3. Лукоянова Н.С., Козакова В.В., Паленая Ю.В. Показатели эндогенной интоксикации у пациентов с
хроническим периодонтитом // Клиническая эндодонтия. – Киев, 2011. – №2(б). – С. 7-9.

64
4. Орехова Л.Ю., Кудрявцева Т.В., Осипова В.А., Бармашева А.А. Влияние сочетанных поражений осложненного кариеса и
воспалительных заболеваний пародонта на состояние зубочелюстной системы // Пародонтология. – 2004. – №2(31). – С. 8-
14.
5. Терешкевич Г.Т. Біоетика в системі охорони здоров’я в медичної освіти: навч. посібник.− Львів, Світ, 2008.− 344 с.
6. Potter V.R. Bioethics: the Science of Survial // Perspectives in biology and medicine.− 1970.− №14.− Р. 23-48.
7. Reich W.T. The world Boiethics. The struggle over its Earliest meaning / Kennedy institute of Etics Journal.− 1995.−
№5.− Р. 45-56.
8. Sgreccia Elia. Manuale di bioetica .− Milano: Vita e Pensiero, 1999. – 305 р.

БИОЭТИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ КОМАНДНОЙ РАБОТЫ В ПАЛЛИАТИВНОЙ ПОМОЩИ

Горностаева Н.Ю.
Кандидат медицинских наук
Одесский национальный медицинский университет, г. Одесса, Украина
Десятская Ю.В.
Кандидат медицинских наук
Одесский национальный медицинский университет, г. Одесса, Украина
Кравченко Т.Ю.
Кандидат медицинских наук
Одесский национальный медицинский университет, г. Одесса, Украина

BIOETHICAL ASPECTS OF TEAMWORK PALLEATIV AID

Summary
The article discusses effective ways of providing assistance palleativ. The features of different levels of palliative
care: palliative approach, general palliative care and specialist palliative care. The role of a team approach in the organization
of specialized palleativ help adults and children at home and in hospices.

Паллиативная помощь – это активная, всеобъемлющая помощь пациенту, страдающему

заболеванием, которое не поддается излечению [1, с.6-8,22; 2, с.3,10; 5, с.3]. Главной задачей паллиативной
помощи является купирование боли и других симптомов, а также решение социальных, психологических и
духовных проблем [1, с.7-13,19-20; 3, с.10-12, 22; 7, с.15].
В основе паллиативной помощи лежит междисциплинарный подход, в процесс оказания помощи
вовлекаются сам пациент, его родные и общественность. Паллиативная помощь утверждает жизнь и
отношение к смерти как к естественному процессу; она не имеет намерений ни отсрочить, ни приблизить
наступление смерти. Ее задачей является обеспечить, насколько это возможно, лучшее качество жизни
пациента до самого конца [1, с.5-6; 3, с.12, 26; 8, с.3-5].
Существуют различные уровни паллиативной помощи. Это: паллиативный подход, общая паллиативная
помощь и специализированная паллиативная помощь [1, с. 6-7, 9-10, 21-22; 4, с.12, 22, 120-124; 6, с.11-13].
Паллиативный подход при оказании медицинской помощи реализуется в учреждениях и службах,
которые лишь периодически занимаются оказанием помощи «паллиативным» пациентам, например, в
отделениях детской областной клинической больницы (отделение онкогематологии, грудного возраста,
кардиологии, нефрологии, патологии новорожденных детей). Это касается не только фармакологических и
нефармакологических методов купирования патологических симптомов у паллиативных больных, но также
принципов общения с пациентом и его родственниками, с медицинскими работниками, принятия решений
и постановки целей в соответствии с принципами паллиативной помощи [1, с.6-9,22; 2, с.5, 7; 4, с.1-3].
Общая паллиативная помощь оказывается медицинскими работниками первичного звена
медицинской помощи и специалистами, которые занимаются лечением пациентов с угрожающими жизни
заболеваниями и имеют хорошие навыки и знания основ паллиативной помощи.
Общая паллиативная помощь и паллиативный подход могут быть осуществлены и одним человеком,
представителем определенной профессии или дисциплины (например, врачом общей практики или
сотрудником больниц общего профиля, медицинским персоналом учреждений сестринского ухода и домов-
интернатов), и командой специалистов[1, с.12-18, 20-22; 3, с.6-7, 23; 6, с.120-121]. Для того чтобы
сотрудники в этих учреждениях могли реализовывать паллиативной подход, паллиативная помощь должна
быть включена в программы базового образования врачей, медицинских сестер и других специалистов. В
соответствии с рекомендациями Совета Европы все специалисты, работающие в сфере здравоохранения,
должны хорошо знать основные принципы паллиативной помощи и уметь применять их на практике.
Проблемы пациентов с угрожающими жизни/смертельными заболеваниями и их близких могут быть

65
комплексными и требовать для решения совместных усилий членов команды специализированной
паллиативной помощи.
Специализированная паллиативная помощь осуществляется командой подготовленных специалистов,
в состав которой входят врачи разных специальностей, медицинские сестры, социальные работники,
священнослужители и другие специалисты, имеющие опыт предоставления помощи с целью улучшения
качества жизни людей с угрожающими жизни/смертельными или изнурительными хроническими
заболеваниями [2, с.3-8,10; 3, с.15-17, 19-22; 4, с.111-114; 7, с.15]. Для купирования симптомов у тяжелых
пациентов требуется использование широкого спектра терапевтических манипуляций. Для безопасного
выполнения этих манипуляций в составе служб специализированной паллиативной помощи должно быть
необходимое количество подготовленного персонала, в связи, с чем требуется применение командного
подхода, когда в оказании помощи больному участвует не один, а несколько специалистов, причем эти
специалисты – представители различных дисциплин.
Командная работа считается основой паллиативной помощи. В состав мультипрофессиональной
команды входят люди различных специальностей и клинических дисциплин, которые работают сообща для
предоставления помощи пациенту и/или повышения ее качества. Состав мультипрофессиональной
команды будет различным в зависимости от многих факторов, среди которых характеристика пациентов,
объем оказываемой помощи и размеры территории обслуживания.
Хотя паллиативный подход может быть осуществлен на практике и одним человеком, представителем
определенной профессии или дисциплины, решение сложных задач специализированной паллиативной помощи
возможно только путем постоянного общения и сотрудничества представителей различных профессий и
дисциплин с целью предоставления пациенту медицинской помощи, психологической, социальной и духовной
поддержки. Существуют убедительные доказательства того, что командная работа в паллиативной помощи
является максимально эффективной [1, с.6-8,22; 2, с.5-6; 4, с.115-116, 134, 146; 6, с. 38]. Систематизированный
обзор литературы по вопросу эффективности работы команд специализированной паллиативной помощи в
онкологии, проведенный Hearn и Higginson, показал, что командная работа в паллиативной помощи повышает
удовлетворенность, гораздо в большей степени способствует выявлению и удовлетворению потребностей
пациента и его родственников, чем обычные формы предоставления помощи [8, с.27-3].
Мультипрофессиональный подход уменьшает общие затраты на оказание помощи путем снижения
времени, которое пациент проводил бы в лечебных учреждениях экстренной помощи.
Как минимум в состав команды должны входить врач общей практики и медицинская сестра, имеющая
соответствующую специализацию. Однако в большинстве случаев для работы в команде приглашаются
социальные работники, психологи и волонтеры. В соответствии с рекомендациями Совета Европы
лидирующую роль в каждой подгруппе команды специализированной паллиативной помощи должен
выполнять специалист, имеющий квалификацию в области паллиативной помощи [3, с.21-24].
Командный и мультидисциплинарный подход у паллиативных больных максимально эффективно
способен осуществить подход, при котором все участники оказания помощи нацелены на развитие у
пациента так называемой устойчивости.
Устойчивость – это способность пациента жить с неизлечимым заболеванием и преодолевать
обусловленные болезнью проблемы, психологически принять необходимость изменения планов на
будущее, обусловленных преждевременным уходом из жизни. Концепция устойчивости предлагает
изменение парадигмы: установка человека на неприятности/потери (сосредоточенность на тягостных
симптомах, риске, проблемах и ущербности) меняется на установку, на устойчивость, ориентированную на
использование имеющихся у пациента ресурсов.
Установка на устойчивость повышает качество жизни пациента, тем самым выполняя главную задачу
паллиативной помощи – это достижение, поддержка, сохранение и повышение, насколько это возможно,
качества жизни пациента. Объем и характер помощи определяется главной целью - улучшение качества
жизни пациента в соответствии с его представлениями и пожеланиями.
Важным критерием эффективной работы команды паллиативной помощи является тот факт, что
паллиативная помощь равно доступна пациентам всех возрастов и социальных групп, с любым диагнозом, во
всех медицинских учреждениях (в том числе помощь на дому в сельской местности) и вне зависимости от
национальности, этнической принадлежности, сексуальной ориентации и платежеспособности [2, с.3-4; 3, с.12-
14, 16-19; 4, с.135]. Равный доступ к службам паллиативной помощи должен быть гарантирован населению во
всех Европейских странах, помощь должна предоставляться в соответствии с потребностями и вне зависимости
от культурных и этнических характеристик пациентов. Получение паллиативной помощи высокого качества не
должно определяться возможностями пациента или его близких оплатить услуги.
Одним из важнейших принципов командной помощи паллиативным больным является принцип
непрерывности оказания помощи на всем протяжении заболевания и в различных учреждениях

66
здравоохранения [1, с.21-24; 3, с.8-9, 18-22; 7, с. 13; 8, с.349]. Непрерывность оказания помощи помогает
избежать ошибок и предотвратить бессмысленное страдание пациентов с угрожающими жизни
заболеваниями; непрерывность оказания помощи может предотвратить появление у пациента и его родных
ощущения покинутости и убедить их, что выбор и предпочтения пациента удовлетворены.
Предупреждение развития кризисов в состоянии больного и необоснованных переводов является важным
результатом непрерывности паллиативной помощи [1, с.8-9,12-15; 3, с.12, 22; 5, с.36].
Службы, которые не специализируются на предоставлении паллиативной помощи, могут
использовать паллиативный подход, или осуществлять базовую/общую паллиативную помощь, даже если
это будет осуществляться сотрудниками одной специальности или даже одним человеком (например,
врачом общей практики, который работает самостоятельно), если они пользуются поддержкой
специалистов мультидисциплинарной команды. Более эффективно паллиативная помощь может
осуществляться междисциплинарной командой, состоящей их медицинских работников, обладающих
знаниями и навыками в области всех аспектов процесса оказания помощи в своей области специализации
[1, с.7-8,22; 4, с.12, 22; 5, с.3]. Совет Европы и Национальная экспертная комиссия по паллиативной
помощи [3, с.7-9, 11-14, 21-23] формулируют требования к персоналу команды специализированной
паллиативной помощи. В соответствии с этим списком кроме медицинских сестер и врачей следующие
специалисты должны входить в состав команды на постоянной основе или как совместители: социальные
работники; специалисты с навыками психосоциальной работы; достаточное число офисных работников,
секретарей и общих помощников; физиотерапевты; специалисты, имеющие навыки работы с людьми в
период тяжелой утраты; координаторы в области духовной помощи; координаторы работы волонтеров;
священнослужители; специалисты по лечению ран; специалисты для ведения больных с лимфатическими
отеками; логопеды; диетологи; фармацевты; специалисты комплиментарной/традиционной медицины;
тренеры/инструкторы; библиотекари. При определении состава основной и расширенной команд
паллиативной помощи следует принимать во внимание различия в организации служб, существующие в
отдельных европейских странах, регионах и между отдельными учреждениями. Например, в некоторых
странах считается, что психологи являются важными членами основной команды, в то время как в других
странах, представители этой специальности не привлекаются в участию в клинической работе с
пациентами и их родственниками.
В работе служб специализированной паллиативной помощи важное значение имеет участие
волонтеров. Волонтеры являются необходимой составной частью паллиативной помощи. Совет Европы
подчеркивает важность волонтерской работы для обеспечения населения качественной паллиативной
помощью [3, с.12-14,16-22; 9, c.14-15]. Волонтеры работают в составе команды, координатор несет
ответственность за их работу. Координатор является связующим звеном между волонтерами и
специалистами, между медицинским учреждением и ассоциацией. В междисциплинарной команде
волонтеры не заменяют никого из членов команды, но дополняют их работу [3, с.12-14, 28].
В профильных подразделениях паллиативной помощи (ППП) должна работать
мультидисциплинарная команда высококвалифицированных специалистов [3, с.13, 15, 18-24; 9, c. 23-25]. В
состав основной команды входят врачи и медицинские сестры. Главной характеристикой ППП является
наличие мультипрофессиональной команды специалистов (представителей различных медицинских
специальностей), имеющих специальную подготовку, в состав которой также входят волонтеры. Основу
команды составляют врачи и медицинские сестры, в работе которой принимают участие психологи,
социальные работники, физиотерапевты и люди, в силу своей профессии оказывающие духовную
поддержку. Могут также привлекаться другие специалисты. Все члены основной команды должны пройти
специализацию по паллиативной помощи в учреждениях, аккредитованных национальными
профессиональными Советами/ассоциациями.
В стационарный хоспис направляются больные в последней фазе жизни, когда отсутствует
необходимость их лечения в больнице, а обеспечение ухода в домашних условиях или в доме для
престарелых людей невозможно. Главной целью оказания помощи в хосписе является облегчение
тягостных симптомов и достижение насколько возможно лучшего качества жизни пациента до самого
момента смерти, а также оказание поддержки членам семьи в период тяжелой утраты [1, с.21-24, 29; 2, с.6;
3, с.23; 4, с.146; 8, с.348; 9, c.19]. Во многих странах функции стационарного хосписа сходны с функциями
ППП, в то время как в ряде стран существуют значительные различия. В Германии, например, пациенты,
госпитализируются в ППП для проведения лечебных мероприятий в период кризиса, а в стационарный
хоспис – для получения помощи в конце жизни.
Таким образом, главным действующим лицом в паллиативной помощи, как в прочем и в медицине в
целом, является пациент. Ответственность за реализацию прав больного на сохранение человеческого
достоинства и поддержку (медицинскую, психологическую, духовную и социальную) выходит за пределы

67
компетенции врача и распространяется на многие институты общества. Совершенствование форм оказания
паллиативной помощи способствует реализация основных прав инкурабельного больного, решению его
медицинских, социальных, психологических и духовных проблем.

Литература

1. Введенская Е.С., Деркач В.В., Корецкая Л.Р. (и др.). Паллиативная помощь - инновационное направление
современного здравоохранения. Актуальные проблемы химии, биологии и медицины: монография. - Красноярск:
Научно-инновационный центр, 2011. – 178 c.
2. Вершинина С.В. Введение в биоэтику. — Киев: «Здоровья», 2000. – 183 с.
3. Рекомендации Rec. (2003) Комитета министров Совета Европы государствам-участникам по организации
паллиативной помощи. Совет Европы. - Москва: 2005, - С. 30.
4. Хетагурова А.А. Паллиативная помощь: медико-социальные, организационные и этические принципы. - Москва:
ФГОУ "ВУНМЦ Росздрава", 2006. - 160 с.
5. World Health Organization. Cancer Pain relief and palliative care. Report of the WHO Expert Committee (WHO Technical
Report Series, No. 804). - Geneva: World Health Organization, 1990. – 120 c.
6. White Paper on standards and norms for hospice and palliative care in Europe: part 1 and 2. Recommendations from the
European Association for Palliative Care, 2010. – 348 c.
7. Beauchamp T.I., Childress J.F. Principles of Biomedical Ethics. - New York: Oxford University Press, 1994. – 546 р.
8. Jansen L.A., Johnston B.E., Sulmasy D.P. Ethical Issues. //A Clinical Guide to Supportive and Palliative Care for
HIV/AIDS (edited by Joseph F. O’Neill, Peter A Selwyn, Helen Schietinger), US Department of Health and Human
Services, HRSA, 2003. - P. 349–365.
9. Kaas-Bartelmes BL, Hughes R, Rutherford MK. Advance care planning: preferences for care at the end of life.
Rockville: US Department of Health and Human Service, Agency for Healthcare Research and Quality, 2003.

УРОКИ ОСМЫСЛЕНИЯ ПРОБЛЕМ БИОЭТИКИ В ЛИТЕРАТУРЕ

Грабовский С.И
Кандидат философских наук
Институт философии имени Г.С.Сковороды Национальной академии наук Украины, г. Киев, Украина

THE LESSONS OF LITERARY COMPREHENSION OF BIOETHICAL PROBLEMS

Summary
The article is devoted to literary reflection on bioethical issues, undertaken at the end of the first third of the XX
century by Ukrainian writer Yuri Smolich. In his novels put questions about the boundaries of experimentation on human,
responsibility of the experimenter, the social ability to perceive the transformation of biological objects.

Не будем углубляться в дискуссию, является ли биоэтика отдельной научной дисциплиной или это
общая парадигма подходов к решению тех или иных проблем. Так или иначе, речь идет о некоем общем
проблемном «междисциплинарном поле» [4]. В Encyclopedia of Bioethics биоэтика определяется как
«систематическое исследование нравственных параметров, - включая моральную оценку, решения,
поведение, ориентиры и т.д. - достижений биологических и медицинских наук» [5, р. ХІ].
Хотя в современном смысле понятие «биоэтика» начинает употребляться с 1970-х, комплекс ее пробле-
матики стал предметом интеллектуального интереса значительно раньше, прежде всего в связи с револю-
ционными изменениями во всех сферах жизни общества, в том числе науке и технологии, в первой трети ХХ
столетия. Не случайно именно тогда (во второй половине 1920-х) появился и сам термин «биоэтика», перво-
начально описывающий моральные принципы использования биологических объектов в лабораторных опытах.
В Украине первая попытка вынести «на публику» те проблемы, которые сегодня считаются проблемами
биоэтики, была осуществлена молодым тогда писателем Юрием Смоличем в 1928 году. В силу известных
причин профессиональная философия в СССР не могла тогда обратиться к этой проблематики, тогда как
художественная литература, до её помещения в рамки «соцреализма» чувствительная к общественно важным
вопросам, могла быть более свободной по сравнению с философией как «служанкой идеологии».
Цикл приключенческих научно-фантастических романов Смолича «Прекрасные катастрофы», в
котором речь идет о нынешней проблематике биоэтики, несет на себе отпечаток социологизаторства,
однако целый ряд актуальных и ныне вопросов в нем очерчен и обозначен. Границы экспериментов над
человеком, моральная ответственность экспериментатора, способность общества воспринимать результаты

68
трансформации биологических объектов и «заказывать» их – вот о чем говорится у Смолича, конечно, с
добавлением антуража эпохи, когда определяющим считался принцип классовой борьбы.
Первый роман этого цикла – «Хозяйство доктора Гальванеску» (1928). Фабула его такова: находясь
на академических исследованиях в Германии, украинка Юлия Сахно отправлена Берлинской академией в
Румынию, чтобы изучить передовой опыт доктора Гальванеску в области сельского хозяйства. Выясняется,
что среди окружающих крестьян имение Гальванеску, кстати, расположенное на территории Буджака, где-
то на нынешнем пограничье Украины и Молдовы, пользуется недоброй славой. Доктор решает не только
сельскохозяйственные проблемы, а еще и производит преступные эксперименты над людьми. Юлия Сахно
с помощью нескольких местных отважных персонажей вступает в борьбу со злым гением-ученым и
одерживает победу, хотя и неполную.
В приключенческий сюжет автор вписал многочисленные проблемы, касающиеся нынешней сферы
интересов биоэтики. Скажем, вот каких успехов в земледелии достигает доктор Гальванеску – но, как
выясняется потом, благодаря использованию труда превращенных в биороботов людей: «Это была роскошная и
взлелеянная страна. Сразу же бросались в глаза культурная обработка земли и последствия разумного
хозяйствования. Пшеница колыхалась густая и высокая, с тяжелым богатым колосом. Ее поля чередовались с
настоящими лесами обильной и высокой, как бамбук, кукурузы. На склонах холмов зеленели густые
виноградники. Еще дальше – опять плантации, опять поля, виноградники. В зеленой радужной чаще там и здесь
отливали на солнце небольшие искусственные озерца с высокими сооружениями водоводов. От них во все
стороны растекалась вода в причудливом лабиринте ручьев для искусственного орошения. За полями
поднимались зеленые лески, фруктовые сады, силуэты зданий, высокие купола водоводов и снова везде, как
кружево, паутина ручьев и каналов, которые обращали эту сожженную солнцем землю в плодородную почву, в
богатейшую житницу… Каждый метр земли буквально кричал, заявляя о чрезвычайной заботливости и
старательности» [1, с.17]. Не меньшим совершенством, чем поля, виноградники и сады, является и парк этого
хозяйства: «Кедры, магнолии, пальмы и олеандры разбросаны были группами здесь и там среди зарослей
карликовых акаций, туй и кактусов. На холмах росли стройные ели и кипарисы. Среди них вились аллеи из лип,
каштанов и диких апельсинов» [1, с.18-19].
Торжество науки и сельскохозяйственной индустрии – и в то же время триумф аморальности и зла,
утверждает писатель. И показывает – сначала скупыми штрихами – тех биороботов, в которых превращает
людей гениальный Гальванеску: «Лакей выполнял все с исключительной ловкостью, его автоматические,
заученные движения напоминали Сахно движения заводной куклы; отталкивала уродливая, противная
внешность. Его красное лицо было как испеченное, опухшее. От всего тела веяло каким-то мертвым
холодом, и прикосновения его были отвратительны. Даже сквозь перчатки, которых лакей не снимал ни на
минуту, чувствовался холод его как бы закостенелых пальцев» [1, с.29]. И далее: «Проходя мимо окна,
фигура попала в полосу ясного лунного света, и невольно Сахно съежилась… Человек был слишком белым
и почти прозрачным в зеленоватых волнах лунного света. Будто бы слепленный из густого тумана торс,
бесцветная, одутловатая, водянистая рожа с зловещими пятнами черных очков…» [1, с.30].
Есть в книге и программные монологи доктора Гальванеску, напоминающие и некоторые установки
«мичуринской агробиологии», о которой начнут говорить позже, в 1930-х, и идеологию «сталинского плана
переустройства природы», который появится через два десятилетия после написания и выхода в мир книги:
«Исправлять природу, управлять ею – задача человека… Исправив с помощью искусственного орошения
недостатки климата, я могу собирать за год два урожая: в июне и в октябре… Жидкость, которую вы
видите в водосборах, полевых водопроводах и в этих канавах, не простая вода. Это насыщенный
химический раствор… Химия – мать хлеба. Эта химия дает мне два урожая в год и увеличивает сбор
против обычного на дикарских крестьянских полях в каждом урожае в пятьдесят раз… То есть там, где
дикарь крестьянин имеет пуд хлеба, я ровно пятьдесят…» [1, с.31].
Далее в диалоге персонажей возникает вопрос о цели работы:
« - Вы сделаете человечество счастливым. Вы научите его легко зарабатывать хлеб. Вы дадите ему
возможность рационально расходовать свой труд. Вы освободите его от лишней работы…
- Для того, чтобы оно больше времени имело для лености и распущенности?
- Разве можно так говорить? Неужели вы не верите в человечество, в прогресс, в культуру?
Доктор Гальванеску неохотно засмеялся.
- Допустим, верю. Потому что не могу не верить. Когда не в человечество, то в отдельных людей, в
их продвинутость, культуру. Не могу не верить, ибо то, что я вам демонстрирую, это и есть прогресс,
культура. Но это сделал я. Что мне даст за это человечество?» [1, с.32-33].
На первый взгляд, речь идет не более чем о претензиях некоего ученого сверхчеловека (такие
персонажи не раз появлялись в литературе и до Смолича). Но, кроме того, есть попытка оценки социального
значения новых технологий, пусть ее и произносит отрицательный персонаж: внезапное освобождение

69
неподготовленных шагом культуры к этому людей от необходимости зарабатывать на хлеб тяжелым трудом в
результате новых биотехнологий способно повлечь развитие «лености и распущенности».
Проблемы этим не исчерпываются. Пределы сдвигов, на которые способна наука, значительно
шире: «Уже более ста лет ищут люди формулу вещества, могущего заместить обычное питание… Это как
раз раствор для орошения почвы под сахарную свеклу… Этот, по моему мнению, ближайший к тому, что
может быть пищей для живого организма. Свиньи, чей пищеварительный аппарат и формула крови близки
к человеческим, едят это охотно и откармливаются скорее, чем на кукурузе, отрубях или патоке» [1, с.33-
34], - отмечает Гальванеску. И добавляет: «С другой стороны, возможно, что весь этот метод неверен.
Возможно, неправильно искать и приспосабливать пищу для организма, может, наоборот – организм надо
приспособить к первой попавшейся пище. То есть упростить человеческий организм, доведя его простоту к
простоте если не земли, то хотя бы организма растения» [1, с.35].
Но вправе наука на такие рискованные эксперименты, связанные с насилием над живым и прежде
всего – над человеком? Для Гальванеску здесь нет проблемы: «В основном я насильник. Ничего не
поделаешь – именем науки. Для науки можно идти и на преступление» [1, с.84].
Иными словами, для прогресса науки возможно отвержение не только моральных и правовых норм,
называющихся общечеловеческими, но и являющихся корпоративными в научном сообществе; доктор
Гальванеску готов превратить в биоробота и свою коллегу Юлию Сахно: «Я сделаю из вас своего слугу,
свою горничную, и вы будете тщательно выполнять функцию лакея… Вы будете бревном без чувств, без
воли и без мысли. Вы будете живым трупом, мертвой плотью. Фантомом!» [1, с.86].
Смысловой кульминацией первого романа является развернутый монолог доктора Гальванеску, до
предела обостряющий реальные проблемы этики научного поиска, целей и перспектив прогресса и
направленности преобразовательной активности человека, особенно в плане изменений человеческого
естества: «Цивилизация идет огромной походкой вперед и далеко позади оставляет родильные способности
бабушки земли. Недра земли истощаются и убавляются. Она уже не может сама родить столько хлеба,
сколько надо плодовитому ненасытному человечеству. Подземные ископаемые – эта основа машинизации
– катастрофически уменьшаются: их грабительски убавляют… И ни механизация, ни машинизация не
поможет. Надо искать новые способы для удешевления потребительских изделий, надо найти другой,
новый материал для этого, материал, которого было бы в мире до чёрта, который – и это главное – тратясь,
восстанавливался бы быстрее, чем всякие ископаемые, растения и тому подобное сырье. Материал,
который бы стоил дешевле и был бы наиболее подходящим для различных производственных процессов…
Такой материал есть! Человек! Человеческий организм сам по себе – эта самая машина. Но он, этот
организм, имеет некоторые ненужные для производственного процесса функции. Да, да! Человек имеет
склонность мыслить и чувствовать… Еще человек хочет есть, и ест слишком много. Ни одна машина не
требует столько отопления и смазки. Пищеварительный аппарат надо переконструировать и
усовершенствовать! А сколько бед возникает на основе этих глупых и лишних свойств! Мятежи,
беспорядки, революции! Этого не должно быть! Это влечет цивилизацию назад» [1, с.91-92].
Чтобы не остановился прогресс, Гальванеску создает своих биороботов, используя тела живых
людей путем полного замещения их крови специальным раствором, не только поддерживающим
деятельность организмов, но и служащим приемником командных радиоимпульсов. В утопическом мире
Гальванеску жизненные функции должны быть кардинальным образом разделены: одни двигают прогресс
науки и культуры и пользуются всеми благами цивилизации, другие создают основу этих благ.
Примечательно, что Юлия Сахно выдвигает в качестве аргументов против логики доктора Гальванеску не
вульгарно-марксистские идеологемы, весьма распространены в те времена, а общечеловеческие ценности:
«Я говорю о том, что культура и цивилизация – это не призрак и не фетиш. Какое же имеете вы право
отнимать у человека жизнь во имя вашей идеи без его согласия на это? Вы забываете, что свои достижения
вы хотите дать людям же, а не бросить их в безвоздушном пространстве. Ненормальное, ложное и
ненужное развитие техники, когда оно не идет на пользу человеку. Человек, прежде всего! Жизнь –
превыше всего! Культура для человечества, а не человечество для какого-то фетиша» [1, с.94].
Заканчивается роман частичным успехом Юлии Сахно: она, при вынужденном содействии
известного хирурга Патрари, превращает в биоробота самого Гальванеску по его же методике. Это
открывает путь ко второму романа цикла – «Что было потом», - где автор также ставит проблемы биоэтики.
Вкратце фабула этой книги такова: вырвавшись из лап доктора Гальванеску, Юлия Сахно возвращается в
Украину. Теперь главная ее задача – вернуть к жизни двух своих друзей, которые стали жертвами
экспериментов ученого-маньяка. К этому делу она привлекает лучших медиков Советской Украины, а
также самого доктора Гальванеску, преобразованного из биоробота обратно в человека.
Этот роман, написанный в другой общественной атмосфере, в год сталинского «великого
перелома», существенно упрощает проблемы биоэтики, поэтому некоторые монологи или внутренние

70
размышления положительных персонажей напоминают идеи доктора Гальванеску, только
«советизированные». Всевластие и всемогущество науки, ее право на любое вмешательство в человеческий
организм мотивируются прогрессивным характером советской системы, а «буржуазная наука» объявлена
неспособной эффективно развиваться. Эти сентенции вложены автором в размышления профессора
Трембовского: «Да, научная медицина в буржуазных странах спрятана по частным кабинетах и частных
клиниках отдельных виртуозов-врачей, которые науку медицины обращают на шаманство и волшебство.
Эта научная медицина у нас, в Советской стране, не только широко и бесплатно обслуживает широкие
массы трудящихся, но и в научных исканиях опирается на конкретные потребности этих широких
трудящихся масс, на их же творческую инициативу» [2, с.216-217]. Как видим, биоэтика рассматривается с
чисто классовых, так сказать, вульгарно-социологических позиций, не как относительно автономная сфера,
что является шагом назад по сравнению с первой книгой. Впрочем, возможно, речь идет об очень хорошо
замаскированной авторской иронии, которую не смогли уловить бдительные цензоры? К такому
предположению подталкивают некоторые чрезмерно гиперболизированные идеи и монологи героев этой
части трилогии. Во всяком случае, околонаучные идеологические пристрастия своего времени Смолич
обрисовал правдиво. Скажем, доктор Ивановский заявляет: «Вы забываете, что советская физиология уже
положила конец этому антимарксистскому методу – обобщать и переносить на человека опыт, полученный
в опытах над животными» [2, с.219-220].
Наконец, третий роман цикла - «Еще одна прекрасная катастрофа» - существенно отличается от
предыдущих. Фабула его такова: выдающийся индийский ученый Нэн-Сагор делает эпохальное открытие,
способное привести к революции в медицине, и даже к исчезновению самой медицины. Но Британская
медицинская академия воспринимает эту идею как бред и исключает Нэн-Сагора из своих рядов. Для
отвода глаз в Индию отправляется комиссия в составе трех британских медицинских светил, которая
должна провести ревизию сути открытия ученого. По дороге к ним присоединяются двое советских врачей
– знакомые читателю из прошлой книги харьковские медики Думбадзе и Коломиец, также
заинтересовавшиеся открытием профессора Нэн-Сагора.
Вульгарный социологизм в этом романе, написанном в начале 1930-х, переходит все пределы.
Автор прямо отождествляет медицинскую и научную этику в западном обществе с буржуазной классовой
этикой. Если в первом романе Смолич описывал гениального ученого с ошибочной этикой, то сейчас он в
стиле фельетона высмеивает и отрицает всю «буржуазную науку» как таковую: «Никто до сих пор забыть
не может знаменитого эксперимента сэра Оуэна Прайса, терапевта, над спиртными напитками. Сэр Оуэн
Прайс после долгих эмпирических работ доказал, что в спиртных напитках есть алкоголь, и этот алкоголь
вообще плохо действует на человеческий организм» [3, с.276].
«Буржуазной науке» противостоит социально-медицинская утопия Нэн-Сагора, выступающим в
романе неким «профессором Гальванеску наоборот». Его эксперименты имеют целью максимальное
развитие физических и духовных качеств простых людей. Впрочем, объединяет обоих ученых как
стремление к созданию совершенной природной среды, так и отсутствие сомнений в моральной
допустимости рискованных экспериментов над большими группами людей.
В целом трилогия Юрия Смолича поставила в свое время целый ряд проблем этики науки и
собственно биоэтики, однако определение этих проблем и вариантов их решения заметно упрощалось от
первого до последнего романов. Это не удивительно, ибо именно в это время обрёл свои основные черты
«развитый сталинизм». Вдобавок в Советской Украине резко усилилась борьба с «буржуазным
национализмом» и «петлюровской интеллигенцией». При всей отвлеченности тех идей, которые сегодня
описываются понятием «биоэтика», любая попытка их художественного осмысления (не говоря уже о
философском) могла привести к обвинениям в «идеологической диверсии». Поэтому в условиях
победоносного тоталитаризма небезынтересная попытка Юрия Смолича не получила своего продолжения и
не оказала должного влияния на общественную мысль.

Литература

1. Смолич Ю. Господарство доктора Гальванеску // Прекрасні катастрофи. Науково-фантастичні романи. – Киев:

Радянський письменник, 1965. – С.5-106.
2. Смолич Ю. Що було потім//Прекрасні катастрофи. Науково-фантастичні романи. – Киев: Радянський
письменник, 1965. – С.107-246.
3. Смолич Ю. Ще одна прекрасна катастрофа // Прекрасні катастрофи. Науково-фантастичні романи. – Киев:
Радянський письменник, 1965. – С.247-411.
4. Bioethics //Internet Encyclopedia of Philosophy http://www.iep.utm.edu/bioethic/
5. Introduction//Encyclopedia of Bioethics, 3rd Edition, Volume 1. Stephen Garrard Post. MacMillan Reference Books.
0028657748. Auth: ISBN: 2004. – 538 pp. – P.XI-XIV.

71
 КОДЕКС ПОВЕДЕНИЯ ВРАЧА: ОТ ИСТОКОВ ДО СОВРЕМЕННОСТИ

Гурылева М.Э.
Доктор медицинских наук
ГБОУ ВПО «Казанский государственный медицинский университет»
г. Казань, Российская Федерация, Республика Татарстан

THE CODE OF CONDUCT OF THE DOCTOR: FROM THE ORIGINS TO THE PRESENT
Summаry
In the article the author writes where and how was formed the ethical requirements to the doctor. It analyzes a document of
the ancient world and middle ages, the Hippocratic Oath - the Promise of Faculty. The analysis of modern document - international
code of medical ethics. The author shows change over time, the demands of society, patients, corporations, medical to doctor. In the
end, the conclusion is made about the relevance of the problem of medical ethics at the present time.

Сегодня, в век высоких технологий, компьютеризации и информатизации, когда прозрачность

информационных потоков имеет большое значение для общества, когда качеству, как самого процесса
труда, так и его результата придается огромное значение, наличие регламентов и стандартов деятельности
каждого специалиста участвующего в социально значимой сфере деятельности становится не просто
желаемым, но и необходимым. Часть деятельности профессионала имеет правовую регламентацию, там же
где отсутствует законодательное урегулирование, действуют Кодексы этики. Такие кодексы имеются для
представителей практически каждой специальности, особенно если она требует коммуникаций, но
наиболее широко известен и, я возьму на себя ответственность утверждать, важен - этический кодекс врача.
Подтверждением этому служит тот факт, что Кодекс этики создан не только для всей корпорации
медицинских работников, но и для отдельных его членов: сегодня, внутри медицинской сферы разработаны
этические кодексы поведения для врачей и среднего медицинского персонала (разделение по вертикали), а
также для представителей различных медицинских специальностей (разделение по горизонтали): акушера-
гинеколога, специалиста стоматологического профиля, психиатра, дермато-венеролога, фармацевта и др.).
Как же все начиналось? Если посмотреть на историю вопроса, то становится очевидным, что
потребность в этических кодексах возникла в связи с тем, что юридических норм оказалось недостаточно
для регулирования человеческого поведения в специфических ситуациях и этический кодекс, по сути, стал
сводом правил и норм поведения, которые разделяли участники какой-либо группы. С помощью
этического кодекса были заданы определенные модели поведения и единые стандарты отношений и
совместной деятельности [2]. Первым профессиональным этическим кодексом, определяющим поведение
врачевателя, можно считать Клятву Гиппократа [3]. Он появился в Древней Греции в V-IV веке до н.э. и
содержал основные правила, которых должен был придерживаться врачеватель для того, чтобы не
обмануть ожидания общественности и своей корпорации. В частности: (1) доктор должен был в своих
действиях неизменно следовать постулату «не навреди»: «Я направляю режим больных к их выгоде
сообразно с моими силами и моим разумением, воздерживаясь от причинения всякого вреда и
несправедливости»; (2) всеми возможными способами оберегать человеческую жизнь, причем это касалось
как уже родившегося, так и не родившегося человека – «Я не дам никому просимого у меня смертельного
средства и не покажу пути для подобного замысла; точно так же я не вручу никакой женщине
абортивного пессария»; (3) заниматься только тем, в чем он является профессионалом: «Я ни в коем случае
не буду делать сечения у страдающих каменной болезнью, предоставив это людям, занимающимся этим
делом» (здесь нужно помнить, что в древние времена хирургия не была наукой и ей занимались
цирюльники)»; (4) быть чистым и непорочным в своих действиях – «В какой бы дом я ни вошел, я войду
туда для пользы больного, будучи далёк от всякого намеренного, неправедного и пагубного, особенно от
любовных дел с женщинами и мужчинами, свободными и рабами»; (5) хранить врачебную тайну – «Что бы
при лечении - а также и без лечения - я ни увидел или ни услышал касательно жизни людской из того, что
не следует когда-либо разглашать, я умолчу о том, считая подобные вещи тайной».
Обязательство перед корпорацией врачей заключалось:
 в уважении учителей – «Считать научившего меня врачебному искусству наравне с моими
родителями, делиться с ним своими достатками и в случае надобности помогать ему в его нуждах;
его потомство считать своими братьями, и это искусство, если они захотят его изучать,
преподавать им безвозмездно и без всякого договора; наставления, устные уроки и всё остальное в
учении сообщать своим сыновьям, сыновьям своего учителя и ученикам, связанным обязательством и
клятвой по закону медицинскому, но никому другому». Нужно помнить, что в древнем мире знания
распространялись по семейному принципу и факт принятия ученика в семейную медицинскую школу

72
 приравнивался к усыновлению, что влекло за собой обязательства перед всеми членами большой
медицинской «семьи»;
 и в необходимости тщательно оберегать ряды профессионалов от самозванцев – «Мне, нерушимо
выполняющему клятву, да будет дано счастье в жизни и в искусстве и слава у всех людей на вечные
времена, преступающему же и дающему ложную клятву да будет обратное этому».
В средние века как наука и практика сформировалась профессиональная этика – совокупность мо-
ральных норм, определяющих отношение человека к своему профессиональному долгу. Она четко
нормировала отношения в трудовых коллективах и поведение каждого специалиста в отдельности,
нравственные качества личности специалиста, обеспечивающие наилучшее выполнение профессиональ-
ного долга [1]. В это время создание кодексов профессионального поведения стало массовым. С помощью
кодекса поведения профессиональная группа боролась против нечестной конкуренции, а также стремилась
повысить ответственность за результаты профессиональной деятельности; сформировать доверия к
профессиональной деятельности и ее престиж, а так же заботилась о качестве конечного результата и
благополучии клиента как потребителя продукта.
Профессиональная этика не является следствием неравенства в степени моральности различных
профессиональных групп, как это может показаться на первый взгляд. Просто к некоторым видам
профессиональной деятельности общество проявляет повышенные моральные требования - это работники
тех сфер, которые связаны с правом распоряжаться жизнью людей, а также обеспечивать качество их
жизни. Трудовая деятельность людей этих профессий не поддается предварительной регламентации, не
умещается в рамках служебных инструкций. Она по своему существу является творческой. Здесь
нравственная ответственность приобретает решающее значение, и общество рассматривает нравственные
качества работника как один из ведущих элементов его профессиональной пригодности. Таким образом,
профессиональная мораль рассматривается в единстве с общепринятой системой морали. Нарушение
трудовой этики сопровождается разрушением общих моральных установок, и наоборот. Безответственное
отношение работника к профессиональным обязанностям представляет опасность для окружающих,
наносит вред обществу, может привести, в конечном счете, и к деградации самой личности. Если говорить
о медицине, то важным документом этого периода является факультетское обещание врача, которое
подписывал каждый выпускник медицинского университета при получении диплома, а вместе с ним и
права на самостоятельную деятельность [5].
Факультетское обещание, по сути, продолжает традиции Клятвы Гиппократа: «Принимая с глубокой
признательностью даруемые мне наукой права врача и постигая всю важность обязанностей,
возлагаемых на меня сим званием, я даю обещание в течение всей своей жизни не помрачать чести
сословия, в которое ныне вступаю: Помогая страждущим, обещаю свято хранить вверяемые мне
семейный тайны и не употреблять во зло оказанного доверия: Обещаю быть справедливым к своим
сотоварищам-врачам и не оскорблять их личности, однако же, если бы этого потребовала польза
больного, говорить правду без лицемерия. В важных случаях обещаю прибегать к советам врачей, более
меня сведущих и опытных; когда же сам буду призван на совещание, обязуюсь по совести отдавать
справедливость их заслугам и стараниям».
Существенным отличием этого документа от его старшего брата является требование к медику
продолжать изучение врачебной науки и способствовать ее процветанию, не заниматься приготовлением и
продажей «тайных» средств. Эти требования появились в связи с развитием науки, в том числе
медицинской, быстрым обновлением знаний и появлением проблемы фальсификации лекарственной
продукции, патентованием научных достижений. Вплоть до конца XIX века этот кодекс сопровождал
работу врача и служил напоминанием о врачебном долге, клятва давалась в торжественной обстановке при
вручении диплома [1, с.36-37].
Примером этической регламентации профессионального поведения медицинского работника в наше
время является Международный кодекс медицинской этики Всемирной Медицинской Ассоциации (ВМА,
1949), который четко расписывает обязанности врача по отношению к обществу, к пациентам и к коллегам [4].
Общие обязанности врачей: Врач обязан всегда поддерживать наивысшие профессиональные
стандарты; принимая профессиональные решения исходить из соображений блага для пациента, а не из
собственных материальных интересов, вне зависимости от профессиональной специализации, врач
должен ставить во главу угла сострадание и уважение к человеческому достоинству пациента и
полностью отвечать за все аспекты медицинской помощи; быть честен с пациентом и коллегами; он не
имеет права покрывать коллег, обманывающих своих пациентов. Врач должен уважать права пациента,
коллег, других медицинских работников, а также хранить врачебную тайну. Он не может осуществить
вмешательство, способное ухудшить физическое или психическое состояние пациента. Он должен быть

73
крайне осторожен, давая информацию об открытиях, новых технологиях и методах лечения через
непрофессиональные каналы, утверждать лишь то, что проверено им лично.
Обязанности врача по отношению к больному: врач должен использовать весь свой
профессиональный потенциал, а если необходимое обследование или лечение выходит за уровень
возможностей врача, он должен обратиться к более компетентным коллегам. Врач должен хранить
врачебную тайну даже после смерти больного, оказывать ургентную помощь нуждающимся. По
отношению к своим коллегам врач должен вести себя так, как он хотел бы, чтобы они вели себя по
отношению к нему, он не должен переманивать пациентов у своих коллег.
Как мы видим, акценты в этом документе делаются на информировании больных, о чем не могло и быть
речи в древние времена, на правах пациента – достижении последнего времени, врачебной коллегиальности.
Как же да обстоят сегодня? Устарел ли подобный подход к регуляции профессиональной деятельности
или этика по-прежнему остается базисом деятельности медицинского работника, альфой и омегой его
нравственности? Как показывает опыт, этическая регуляция профессиональной деятельности в медицине по-
прежнему актуальна. В каждой стране ныне существует свой, отечественный кодекс поведения врача и
среднего медицинского работника. Он может быть более кратким или более обширным, но принципиально
содержит одни и те же компоненты, соответствующие современному развитию цивилизации и
характеризующие ожидания общества от профессиональной группы медицинских работников, а они стары как
мир и абсолютно традиционны. Более того, мир стоит до тех пор, пока мы – представители медицинской
специальности – придерживаемся принципов этики отца медицины Гиппократа.

Литература

1. Вагнер Е.А., Росновский А.А. О самовоспитании врача. – Пермь: Пермское книжное издательство. – 1976. – 156 c.
2. Государственное управление. Словарь-справочник (по материалам "International Encyclopedia of Public Politic and
Administration") - ООО "Издательство "Петрополис"", 2000. - 632 с. http://dps.smrtlc.ru/Int_Encycl/Codes_of_ethics.htm.
3. Клятва Гиппократа http://pub.lab.ru/
4. Международный кодекс медицинской этики (ВМА, 1949) http://www.medinfo.ru/medzakon/medizak/kodex_rf.phtml
5. Факультетское обещание http://enc-dic.com/medicine/Fakultetskoe-Obeschanie-Vracha-30368.html

БИОЭТИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ ПОДГОТОВКИ БУДУЩЕГО ВРАЧА

Десятская Ю.В.
Кандидат медицинских наук
Одесский национальный медицинский университет, г. Одесса, Украина
Десятский В.В.
Кандидат медицинских наук
Одесский национальный медицинский университет, г. Одесса, Украина
Горностаева Н.Ю.
Кандидат медицинских наук
Одесский национальный медицинский университет, г. Одесса, Украина

BIOETHICAL ISSUES TRAINING FUTURE DOCTOR

Summary
The article highlights the specific ethical questions in the teaching of medical school at the clinical departments.
Analyzes the ethical problems of interaction not only between teachers and students but also between teachers, students and
patients the clinical department of medical facility.

Сегодня медицина обладает небывалым ранее в ее распоряжении арсеналом средств, которые могут
быть использованы как во благо, так и во вред не только конкретному человеку, но и всему человечеству,
как на биологическом, так и на социальном уровне. Новые возможности медицины связаны сегодня не
столько с лечением, сколько с управлением человеческой жизнью. Врач располагает средствами, с
помощью которых осуществляется значительный контроль над жизнью и смертью, деторождаемостью,
человеческим поведением. Действия врача способны влиять на демографию и экономику, право и мораль.
Утрата или отказ от моральных оснований врачевания, как никогда опасны сегодня в условиях
распространения в обществе этического нигилизма, который непосредственно связан с обесцениванием
традиционных человеческих ценностей [1, с.20-25; 2, с.48-51; 4, с.18 -19].

74
 В каждый период своей истории и на уровне теории, и на уровне практики медицина тысячами нитей
связана с ценностно-мировоззренческими представлениями людей. Знание о человеческом организме не
ограничивается только медицинским естествознанием, но и предполагает изучение всей системы
отношений между врачом и пациентом в диапазоне от традиционной заботы о психическом состоянии
больного до принципов этического и законодательного регулирования врачебной деятельности. Этическая
проблема с ее основным вопросом – об отношении между врачом и пациентом – неотделима от любого
вида врачебной деятельности [1, с.213-225; 2, с.108- 110; 3, с.328-330; 4, с.21].
Медицинская этика — взаимосвязанный набор моральных воззрений на роль врача и больного, а
также на сам процесс лечения. Роль врача заключается в оказании помощи; первичным здесь считается
«принцип благодеяния» — так его стали называть специалисты в области медицинской этики. В своей
работе врачи руководствуются постулатом «primum non nocere», изложенным еще в трудах Гиппократа,
или афоризмом XV века «иногда излечивать; часто облегчать; всегда утешать» [1, с.25-29; 6, с.45-47; 7,
с.12-14]. С древних времен врач считался человеком, выполняющим высоко моральное дело. Так, надпись
на храме Асклепия в Акрополе гласит: «Об обязанностях врача ... он, как Бог, должен быть одинаковым
спасителем рабов, бедняков, богатых людей и наследников престола и быть для всех братом, вот какую
помощь он должен оказывать» [3, с.34-38; 5, с.108-110].
Цель медицинского знания и медицинской деятельности человека - спасение жизни, помощь в
достижении здоровья. Среди оснований формирования профессии, и в этом одна из ее особенностей,
определяющим является не только экономическое, не только познавательное, но и моральное – «решительное
действие на благо страдающего человека». Возможность причинения вреда человеку является основанием
моральной аксиомы любой медицинской деятельности – «не причиняй вреда»[4, с.18; 6, с.65-67].
Отличительный признак хорошего специалиста - профессионализм, который в известном смысле
отделяет его от остальных людей. В отличие от «профессии», понятие «профессионализм» фиксирует не
только род деятельности, но и меру овладения будущим врачом специальных знаний и практических
навыков, в результате специальной подготовки и опыта, который он приобретает в процессе обучения. Не
менее значимым является и качество знаний, относящихся именно к этой профессии, связанных именно с
ней и именно ей свойственных.
При поступлении в медицинский вуз молодые люди в значительной степени движимы альтруизмом и
воспринимают медицину как призвание. Однако годы учебы будущих врачей до отказа заполнены
занятиями: переработка огромного объема информации, для понимания биологической сути заболеваний,
освоение клинических основ различных специальностей, а также вопросов организации и экономики
практической деятельности врача. Поэтому неоспоримый успех педагогической и воспитательной работы
со студентами-медиками заключается не только в достижении высокопрофессиональной, но и этически
корректной работы будущего врача. Основы медицинской этики передаются чаще неформально, в
процессе обучения студентов, при этом, в первую очередь речь идет об устных наставлениях и о том опыте,
который студенты приобретают, непосредственно наблюдая за соблюдением профессиональных этических
норм врачом – преподавателем. Поэтому профессорско-преподавательский состав на клинических
кафедрах постоянно стремится сохранять и передавать просветительский подход в их деятельности;
помнит об ответственности за постоянное наставничество в вопросах этики.
В связи с этим этические вопросы преподавания в медицинском вузе на клинических кафедрах
приобретают специфический характер. И связано это с тем, что обучение клиническим дисциплинам
проводится на пациентах. Возникает взаимодействие не только между преподавателем и студентом, но
и между преподавателем, студентом и пациентом. Кроме того, поскольку учебный процесс проходит в
условиях лечебно-профилактического учреждения, возникает взаимодействие между преподавателем,
врачами и персоналом клинического отделения, администрацией учреждения и студентами.
Клинические базы, в которых расположены клинические кафедры, является той средой, в которой
формируются многие, в том числе и этические, представления о профессии будущего врача. Какова эта
«среда», таковы будут и этические нормы, которыми будет руководствоваться студент, став врачом.
На клинической кафедре во время учебного процесса между преподавателем и студентом возникают
одновременно и патерналистские и партнерские отношения. Патерналистские отношения потому, что
преподаватель учит тому, что знает сам, обучает навыкам, которыми владеет. Поэтому, каким врачом он
предстает перед студентами, во многом определяет этику учебного процесса. В современной высшей
медицинской школе это делать становится все труднее. Клиническая медицина становится все более и
более специализированной, что приводит к возникновению этических коллизий. Связано это с тем, что
студент приходит на кафедру, уже пройдя целый ряд клинических кафедр, и нередко ставит в тупик
преподавателя вопросами, на которые бывает достаточно трудно ответить. Каждый преподаватель выходит

75
из этого затруднительного положения по-своему: в силу своего воспитания, преподавательской этики,
темперамента и характера. Часто эта ситуация усугубляется и тем, что многие студенты имеют доступ к
интернету и получают информацию, которой преподаватель часто не владеет по различным причинам (нет
компьютера, солидный возраст затрудняющий его освоение и т.д.). Все это наносит урон авторитету
преподавателя и способствует снижению уровня патерналистских отношений между ним и студентом, без
которых процесс обучения не получается достаточно успешным.
Партнерские отношения возникают вследствие того, что преподаватель – как клиницист и студент – как
будущий врач, в учебном процессе, при клиническом разборе больного, становятся коллегами. При этом
продемонстрировав свое клиническое мышление, умение общаться с больным человеком, навыки обследо-
вания, грамотный подход к интерпретации результатов лабораторных и инструментальных исследований,
врачебную интуицию, практический опыт то есть, предоставив воочию все то, чем студент владеет в меньшей
степени, преподаватель – клиницист может поправить свой пошатнувшийся патерналистский авторитет. При
этом умение преподавателя вовлечь их в активное участие в клиническом разборе пациента, помочь
разобраться в изучаемом патологическом процессе более высоко оценивается студентами.
Весьма важный этический аспект учебного процесса – максимально объективная оценка знаний
студента. Неверно полагать, что студент всегда стремится к высокой, то есть незаслуженной оценке, тем
более, он не согласен с заниженной оценкой своих знаний и умений. Ответ по билету далеко не всегда
оценивается объективно, поскольку критерии оценки того или иного уровня весьма субъективны.
Последствия такой ситуации очевидны - студент, становясь врачом или руководителем, переносит в свою
практику врачевания или руководства коллективом, испытанный на себе отрицательный опыт –
несправедливость, а иногда и произвол.
В последнее время введение в процесс обучения тестовых контролей повысило объективность
оценки, поскольку при этой системе используется количественный критерий – процент правильных
ответов. Однако и при этой системе оценки имеются свои этические проблемы. Создать корректные
тесты по клиническим дисциплинам весьма трудно в связи с тем, что в клинической медицине далеко
не всегда возможен однозначный ответ на поставленный вопрос – возможны варианты ответов. Если
они не предусмотрены в эталонах ответов, создается ситуация, далекая от корректности.
Если отношение преподаватель – студент представляется как этические проблемы высшей
школы, то когда в эти отношения включается пациент, ситуация приобретает еще более сложный
характер. Связано это с тем, что учебный процесс «на пациентах» может сопровождаться
нарушением некоторых принципов и норм этики и права.
Важнейший принцип врачебной этики, освященный тысячелетней практикой врачевания –
врачебная тайна. В учебном процессе происходит посвящение студента, еще не врача, в тайну
болезни, образа жизни, наличие вредных привычек больного. При этом студенту становится
известным фамилия, имя, отчество пациента, адрес его проживания, профессия, место работы.
Если сейчас требуется информированное согласие больного (или здорового - волонтера) на
участие в клинических испытаниях, то информированного согласия на его участие в учебном
процессе никто не спрашивает. Обсуждение истории болезни больного со студентами, не
связанное напрямую с оказанием помощи, происходит также без его согласия. Отправляя студента
на курацию больного (сбор анамнеза жизни, болезни, объективный осмотр), преподаватель редко
спрашивает на то согласие самого больного. Только когда больной отказывается быть «учебным
пособием», преподаватель так или иначе пытается разрешить конфликтную ситуацию. При этом
руководствуется только собственным преподавательским и врачебным опытом. Если
преподаватель такого опыта не приобрел, этический аспект клинического обучения подвергается
искажению. Понятно, что не этично всегда безоговорочно требовать от пациента участия в
учебном процессе. Ранее такое участие было обычным делом. На современном этапе волевое
решение проблемы со стороны преподавателя или студента вряд ли следует признать этичным.
На сегодняшний день больного стала заменять «ситуационная задача». В западноевро-
пейских вузах и медицинских школах используют актеров, волонтеров, что в какой-то мере
компенсируют участие пациентов в обучении врачебной профессии. Однако, разговоры о том,
что, стоит возобновить практику работы студента с пациентом, после некоторого перерыва опять
возобновились. Обусловлено это тем, что у будущих врачей абсолютно отсутствуют навыки
общения с пациентом, кроме того достаточно сложно воспроизвести клиническую картину
заболевания при привлечении актеров и волонтеров.

76
 Врачебная этика - вопрос сложный и неоднозначный. В ней нередко случаются противоречия с
обычными нормами этики. Обязанность врача заключается не только в создании благоприятной
атмосферы для лечения, а и в завоевании доверия пациента. Быть просто хорошим специалистом
недостаточно. К деонтологическим принципам относится и слово врача, поскольку важно не только,
что сказать, но и то, как сказать. Значение слова врача определил В. Бехтерев: «Если пациенту после
разговора с врачом не становится лучше, то это не врач» [1, с.90 -91; 2, с.115-117]. А эти навыки
вырабатываются годами и при непременном общении с пациентом, с родственниками больного. Если
не прививать интереса к ним со студенческой скамьи, став дипломированным врачом он вряд ли
будет обращать внимание на этику общения с пациентом в своей повседневной врачебной практике.
Сейчас этические вопросы преподавания на клинической кафедре обретают особую
актуальность в связи с тем, что неукоснительное соблюдение прав больного человека в современном
цивилизованном обществе может значительно осложнить учебный процесс, сделать больного
недоступным для обучения врачебной профессии. В этой ситуации тщательная проработка вопросов
этики учебного процесса на клинических кафедрах позволит сохранить обучение «на больных».
Медицинская специальность - это профессия, формирующаяся по моральным основаниям, имеет
моральное значение и наполнена глубочайшим моральным смыслом, раскрыть который призвана
такая гуманитарная составляющая медицинского знания как биомедицинская этика [1, с.8-10; 2, с.14-
17; 3, с.28-30; 6, с.14-15; 7, с.54-57]. Интенсивный прагматизм современного медицинского
образования, стремление внедрять новые технологии и повышать эффективность обучения, не
должны уводить студентов от основных ценностей медицины, подразумевающих альтруизм и
намерение помочь больному. Надо сделать все, чтобы студенты не забывали о природе врачебного
дела, о важности сопереживания страданиям больного и стремления в первую очередь облегчить их, о
вечных целях медицины [1, c.220-223; 2, с.27-29; 3, с.37-38; 6, с.8-9; 7, с. 321-323].

Литература

1. Биомедицинская этика: учеб. Пособие / Под общ. ред. Т.В. Мишаткиной, С.Д. Денисова, Я.С. Яскевич. -
Мн., 2003. – 320 с.
2. Биомедицинская этика: Практикум / Под общ. ред. С.Д.Денисова, Я.С.Яскевич – Мн.: БГМУ, 2011. – 255 с.
3. Гиппократ. Избранные книги / Пер. с греч. В. И. Руднева. Ред., вступ. Статья и примеч. В. П. Карпова. -
Москва: Сварог, 1994. – 695 с.
4. Евсеенко В.И. Гуманизация образования в применении к подготовке кадров здравоохранения //
Профессиональное и личностное развитие обучающихся в медицинских вузах: материалы межрегион.
науч.-практ. конф. с междунар. участием. – Киров: Кировская гос. мед. академия, 2010. – С. 18–20.
5. Сгречча Э., Тамбоне В. Биоэтика. Учебник / Пер. с итальянского: В.Зелинский, Н.Костомарова. -
Москва: ББИ, 2002. – 413 с.
6. Силуянова И.В. Этика врачевания. Современная медицина и православие. – Москва, 2001. – 129 с.
7. Яровинский М.Я. Медицинская этика (биоэтика). - Москва, 2006. – 448 с.

СТРАТЕГИИ БИОЭТИКИ В ПАРАДИГМЕ СЛОЖНОСТИ

Донникова И.А.
Доктор философских наук
Национальный университет «Одесская морская академия», г. Одесса, Украина

STRATEGY OF BIOETHICS IN THE COMPLEXITY PARADIGM

Summary
Problems of bioethics are explore in the paradigm of complexity, which makes new demands on the organization of
human activity. Personal moral self-organization comes to the forefront as moral person self-determination „here and now”,
which carried on the basis of connection of moral imperatives, contextual moral choice, understanding its consequences.

Актуализация биоэтической проблематики связывается с бурным развитием биомедицинских

технологий, начало которого было отмечено во второй половине прошлого столетия. Несмотря на то, что

77
биоэтика рассматривается как область междисциплинарных исследований этических, философских и
антропологических проблем, в ее проблематике преобладает медико-биологический и этический аспекты.
Как результат, медицинская этика предстает одним из формообразований корпоративной этики с присущей
ей относительной автономностью этических установок.
Регулируя отношения в профессиональной сфере, корпоративная этика, как правило, руководствуется
целями и задачами данной деятельности. В итоге может сложиться (и часто складывается) ситуация, когда не
этические нормы регулируют и направляют человеческую деятельность, а профессиональные интересы
определяют содержание этических норм, приспосабливая их «под себя».При этом значимость нравственной
саморегуляции человека снижается или полностью нивелируется, а соблюдение требований корпоративной
этики регламентируется социально-правовыми нормами, установками общественной морали и т.д.
Во избежание подобной ситуации необходимо рассматривать стратегии и проблемы биоэтики в
социокультурном контексте. У культуры нет и не может быть множества нравственных «сущностей». Есть
специфические преломления нравственности в разных сферах деятельности человека (в том числе и в
медицине, в гиппократовой традиции – «Не навреди!»), они – не более чем ее модификации, которые не
должны противоречить исходному нравственному принципу. Именно поэтому биоэтику нельзя сводить к
корпоративной этике, а тезис о том, что биоэтика призвана сформировать «новую мораль для новой
медицины» [1, с.33] с нашей точки зрения, не вполне корректен. Речь должна идти не о новой морали, а о
новых способах организации человеческой деятельности в сфере медицины с учетом ее достижений,
философского знания о человеке, а также изменений в обществе и культуре с сохранением (выявлением,
обнаружением) в них нравственной сущности культуры и человека. Биоэтика и возникла, как попытка
сохранить нравственные основания человеческой деятельности, культуры, которые оказались перед
угрозой научно-технического разрушения. Биоэтика стала «криком о помощи» в ситуации возросших
рисков медико-биологических исследований, сложившейся проблемной ситуации, требующей объединения
усилий философов, ученых и врачей[1, с.33]. Прежде всего философия ответственна за усиление
культурологического и антропологического аспектов биомедицинских и биоэтических исследований, за
поиск новых методологических и онтологических решений, моделирующих сложные, неоднозначные и
часто конфликтные отношения природы, человека, культуры и общества. В связи с этим представляются
продуктивными размышления о биоэтике в контексте парадигмы сложности.
Первоначально несколько слов о том, что представляет собой парадигма сложности. Э. Морен
определяет ее как парадигму причастности – различения – соединения, которая позволяет понять
двойственное единство человеческого бытия (природного – культурного, мозгового – психического), а
также осознать одновременную (курсив наш) причастность и разделенность человека и природы [2, с. 29-
30].По словам Э. Морена, парадигма сложности призвана сменить парадигму упрощения, которая, в свою
очередь, представлена двумя парадигмами – причастности и различения. Первая рассматривала человека
как природное существо и занималась поиском неизменной «человеческой природы», вторая специфику
человеческого искала за пределами природы.
В контексте парадигмы причастности сформировались и соответствующие представления о
культуре и нравственности. Следствием редукции человека к природе стало понимание культуры как
особой «технологии» встраивания человека в природу. Эта установка прослеживается в античности
(«техне», «мимезис», «пайдейя»), в средневековье (в идее об исправлении испорченной грехопадением
человеческой природы культурой как «культом»). Гуманисты и просветители уже саму культуру соотносят
с человеческой природой – творческой и разумной. Парадигма причастности получает философское и
научное обоснование: человек причастен к природе, устройство которой разумно, а разумная природа
самого человека делает его причастным культуре (второй природе).
Поиск неизменной природы человека сопровождается поиском универсального морального закона,
который выражает, во-первых, эту неизменность, а во-вторых, – способность человека к нравственной
самодисциплине. В истории философии и культуры он известен как «золотое правило нравственности»,
различные формулировки которого мы обнаруживаем в идеях «великих моралистов». Формируется образ
морали как «этики добродетелей», согласно которой человек– этопозитивно-ценностное существо,
предрасположенное к добру и нравственному образу действий. Выполнение нравственных правил ставится
в зависимость от свободного выбора человека, меры его добродетельности. Тем самым, добродетельность
становится гарантией нравственности общества – чем больше нравственных людей, тем нравственнее
общество [3, с.264-265]. Подобные установки оставались доминирующими фактически до XIX века,
получив окончательное оформление в «категорическом императиве» И. Канта.
Парадигма разделения также обнаруживает себя в античности, в понятиях «фьюзис» и «номос»,
природы и культуры, которые обозначили разъединение «естественного и «искусственного», и обрекли фило-
софско-культурологическую мысль к выявлению различий между человеческим и природным (а затем и

78
культурным). Позднее (в Новое время) происходит противопоставление внутренней и внешней природы
человека, жизни и культуры. Разрыв с природой вынуждает человека обосновывать необходимость
собственного способа существования, связывая его с культурой. Однако и сама культура утрачивает
ценностную однозначность и рассматривается как источник проблем и противоречий между человеком,
обществом и природой.
Представления о ценностной амбивалентности культуры изменяют и образ морали. Идея относительности
нравственных норм, долгие столетия находящая на периферии практической философии, критикуемая ею,
выдвигается на первый план. Индивидуализация социальной реальности оборачивается тем, что мораль в своих
традиционных установках утрачивает непосредственное влияние на общество. Общество перерастает мораль. Его
дифференциация, усложнение, появление новых видов и форм деятельности все труднее соотносится с
универсальными требованиями морали и нравственными качествами человека. Напротив, моральная
чистоплотность не дает гарантии и не требуется для профессионального успеха. Более того, избежать злых
умыслов людей-профессионалов можно в случае, если общество вообще не будет зависеть от моральных мотивов
личности, ее добродетелей и пороков [3, с. 267-268]. Происходит зарождение «корпоративной» этики – системной
и институциональной, которая не зависит от содержательных мотивов, воплощена в правилах функционирования
социальных групп и подсистем, совпадает с их объективной логикой [3, с.270].
Таким образом, парадигма упрощения (причастности и разделения) сформировала два различных образа
морали – как императива (универсального закона) и набора ситуативных нравственных норм. Сегодня, по
замечанию Э. Морена, очевидна исчерпанность парадигмы упрощения, а парадигма сложности еще не вписана
в научную культуру. Каким образом концепт сложности может «работать» в осмыслении стратегий биоэтики?
Исследуя сложность, Э. Морен отмечает две ее фундаментальные характеристики. Во-первых,
сложность – это холизм, соединение частей, элементов, которые образуют целое с новыми свойствами. Во-
вторых, сложность буквально раздираема глубокими, нередуцируемыми противоречиями, которые не
столько разрушают, сколько строят ее [4, с.14]. Природа сложности обусловлена со-производством порядка
и беспорядка, отношения между которыми, в свою очередь, раскрываются через три понятия:
взаимодействие – трансформация – организация.
Э. Морен отмечает, что в организации полисистемного мира особую роль играет связь косми-
ческого и антропосоциального становления. Вселенная «представляет собой удивительную архитектуру
систем, сооруженных одни на других, одни между других, одни против других, включающихся друг в
друга и переплетающихся друг с другом» [4, с.134-135].В этом переплетении космофизической и
антропосоциальной вселенных, где каждая порождает другую, всецело завися от другой, и обнаруживается
сложность человека и культуры [4, с.127].Антропосоциокультурное бытие становится сложностью, которая
разворачивается «из» сложного субъекта – «с его недостаточностью, ограниченностью, эгоцентризмом,
этноцентризмом, а также с его волей, сознанием, вопрошанием и направленностью на исследование…с
беспорядком, неопределенностью, противоречием, его смятением перед космосом, потерей
привилегированной точки наблюдения, но также и одновременно с осознанием его культурной и
социальной укорененности hicetnuns, здесь и теперь» [4, с. 126]. Что в таком понимании представляет собой
культура и нравственность, каково их назначение в бытии человека?
Само стремление человека обрести себя исходит из его принципиальной открытости, изначальной
сущностной (эссенциальной) и экзистенциальной неопределенности. Человек всегда пребывает на пути к
самому себе, в постоянном самопоиске и самопроектировании. Развертывание человеческой
индивидуальности происходит в определенном социокультурном контексте. Но верно также и то, что
становящийся человек одновременно создает, формирует, изменяет то, в чем себя обнаруживает. Это
означает, что человек и социокультурное пространство генерируют, создают друг друга. На «языке
сложности», они связаны по принципу рекурсии – человек во взаимодействии с другими
индивидуальностями продуцирует социокультурную среду, которая, в свою очередь, обладая
эмерджентными свойствами, продуцирует человека. В «генерирующей петле» возникают и действуют
собственно культурные «механизмы», обеспечивающие становление человека. Базовым среди них является
нравственность, обуславливающая соразмерность универсального и индивидуально-личностного.
Изменяется ли сущность нравственности и культуры в историческом движении человечества, в
процессе личностного становления человека? И да, и нет. Да, – поскольку человек создает культуру «по
своему образу и подобию», пытается осмыслить ее уже как результаты своей деятельности. Создает и
оценивает, изменяется сам, принимая или отвергая созданное, в том числе и с нравственных позиций.
Изменяется понимание сущности нравственности и культуры. Нет, – поскольку в этой изменчивости
остаются «вечные ценности» культуры и нравственные абсолюты. Культура (и ее сущностная основа –
нравственность) – это одновременно и субъективный опыт (в том числе и коллективных субъектов),
изменчивый и разнообразный, и стремление человека к нахождению устойчивых, неизменных оснований

79
своего бытия, сохраняющих его в качестве человека. Это позволяет рассматривать культуру и
нравственность как феномены антропологической сложности, сущность которых и определяется и
определяет сущность человека. В человеческом бытии культура востребована и в своих инвариантных,
универсальных формах, и во множестве культурных «миров», с которыми встречается человек. Культура
дает возможность человеку быть разным, не выходя при этом за границы культурного бытия, не пересекая
«критический порог», разделяющий человеческое и античеловеческое. Антропологическая сложность
возникает на пересечении культурогенного и антропогенного с присущими сложности характеристиками.
В анализе антропокультурного бытия проблема взаимодействия человека и культуры уступает
место проблеме их взаимотворения и взаимоподдержания. Культура через осмысление
(понимание)переводит изначальную смысловую неопределенность человеческого существования в
ценностную упорядоченность социокультурного бытия.В присущей человеку альтернативности
становления единственно безальтернативной является его «приговоренность» к культуре и нравственности
– сущностному конститутивному началу культуры. Нравственность выявляет онтологический статус
человека, самоопределяет его в человеческом и античеловеческом. Через нравственное самоопределение
человек заявляет о себе как об уникальной культурной форме, связанной с миром и способной к
самоограничению избыточных притязаний к нему.
В парадигме сложности (причастности – различения – соединения) переосмысливается связь
человека, культуры и нравственности. Причастность предполагает, что человек одновременно
принадлежит природе и обществу, а потому призван сохранять их средствами культуры. Человек
выстраивает отношения с миром не с собственной неизменной позиции (по сути антропоцентрической), а
«настраивается» на мир, в согласованном взаимодействии с ним открывая новые грани собственной
неисчерпаемой сущности. В сложном мире человек пребывает на «границе» природного и
социокультурного. Он никогда полностью не принадлежит ни одному из этих пространственно-
временных континуумов, является качественно иным «третьим», постоянно вновь возникающим под их
влиянием и участвующим в их становлении. Стать (и остаться) человеком означает привнести в природу
и общество созидательные смыслы человеческого бытия. Человек есть «природомерная» и
«социомерная» сложность, которая объединяет эти мерности через культуру и нравственность.
В этом плане биоэтика – вызов человека самому себе как сложности, «встроенной» и
«произрастающей» из природы и культуры, поскольку, вторгаясь в природу («внешнюю» и «внутреннюю»,
«первую» и «вторую»), он вынужден сохранять их со-причастность. Ответ на этот вызов возможен через
принятие принципа ответственности: когда каждый поступает так, как если бы он в рамках своей
собственной деятельности был ответственен за целое» [5, с.368]. Этика причастности – это этика,
основанная на сознательном стремлении человека ограничить свое «Эго» и быть «Другим», а значит
быть ответственным за «Другого». Это альтруистическая этика, которая «означает действия отдачи без
внешнего принуждения, не ради награды, основанные лишь на альтруизме и чувстве ответственности по
отношению к обществу, человечеству» и, добавим – к природе [6, с.20].
Различение предполагает понимание специфики человека и человеческого существования, его
отличий (в том числе и негативных) от других живых систем, побуждает к переосмыслению таких
человеческих феноменов, как творчество и свобода.
Свобода выводит человека за границы собственной замкнутости и самодостаточности, придает
человеческому бытию экзистенциальную структуру проекта, но при этом наделяет его «энтропийными»
характеристиками, которые усиливаются при взаимодействии со сложным миром. Это наводит на мысль
о ценностной неоднозначности свободы: «Следует помнить и о том огромном потенциале зла, агрессии,
разрушения того, что она несет и всегда будет нести в себе и что благодаря именно свободе человек – этот
упорный изобретатель ценностей – всегда давал и будет давать немалые основания для сомнения в той
истине, что человек является наивысшей ценностью для самого себя» [7, с.125]. Соответственно, возникает
«проблема формирования такого личностного «я-сознания», которое направляло бы деятельность и
поведение личности во благо, а не во вред себе подобным и даже себе «неподобным» – животным,
растениям, вещам»[8, с.216]. Различение предполагает также учет культурного разнообразия с
соответствующими нравственными установками, ситуаций принципиального «несовпадения» взглядов,
оценок, поведения и реакций людей; понимание целей и задач профессиональной деятельности, ее
возможных последствий с учетом творческо-деструктивной сущности человека. Различение провоцирует
этический релятивизм, неоднозначность нравственного самоопределения человека.
В парадигме сложности, в системе различающих отношений актуализируются толерантные формы
взаимодействия, которые выражают культуру бытия человека в негарантированном, насыщенном
дифференциациями и сингулярностями мире, превращают совместное существование в существование
совместимое[9, с.176]. Будучи толерантными образованием, культура создает условия не только для

80
взаимодействия, общения, но оставляет «право на несовместимость», отстаивая человеческую
индивидуальность. В этом смысле толерантность предполагает опыт культуры дистанцирования, которая
проявляется там, когда общение признается невозможным[10, с.140].
Толерантность требует апеллирования не столько к доводам рассудка, общественного мнения или
традиции, сколько к "нравственному закону во мне», следуя которому, человек определяет границы
толерантности, стремясь различить в себе и «Другом» человеческое и нечеловеческое. Всегда подвижная,
граница толерантности проходит между культурой и антикультурой, нравственным и безнравственным.
Соединение двух стратегий – причастности и различения – рождает сложность. Человек,
осуществляющий нравственный выбор, по сути, соединяет две этические стратегии – причастности
нравственным императивам и различения нравственных норм. Необходимость такого выбора создает
особое экзистенциальное состояние – нравственное напряжение, бытие на границе нравственного и
безнравственного, созидательного и разрушительного. Это означает актуализацию нравственной
саморегуляции человека – выбор«здесь и сейчас», осуществляемый на основе следования нравственным
императивам, понимания конкретной ситуации (контекстуальности нравственного выбора), а также
осмысления его последствий.
Следует признать, что современные социокультурные процессы настолько сложны, что с трудом
поддаются исключительно социальной (правовой, политической, экономической и др.) регуляции. Умение
жить в ситуации наращивания сложности для человека связано с саморегуляцией и самоорганизацией, а
значит и с нравственным самоопределением. Подобная установка естественным образом касается и
биоэтики, которая стирает границы между природным и культурным, живым и неживым, естественным и
искусственным, размывает границы собственно «человеческого». Она представляет собой «казус», особого
рода случай, жизненное событие, провоцирует разнообразие дисциплинарных и внедисциплинарных
ответов, стягивая их в определенное общее действие. Биоэтика создает определенное публичное
пространство – решений «здесь и сейчас», пространство возможностей, которое определяется также
собственным местом в социокультурном контексте. Оно открыто и диалогично, пронизано разного рода
антиномическими напряжениями и становлениями [11,c.106-107].
Биоэтика как пространство меж-и трансдисциплинарности способна выработать новые способы
организации человеческой деятельности, основанные на личностной нравственной самоорганизации. Взять
на себя ответственность определения, что дозволено, а что нет, что есть нравственно или безнравственно в
сфере биомедицины может человек, способный в себе соединить Разум и Добро, Науку и Нравственность.

Литература

1. Архимандрит Адам (Ахаладзе Вахтанг Михайлович). Попытки осмысления роли биоэтики в современном
мире // Strategia supraviețuirii din perspectiva bioeticii, filosofiei și medicinei // Culegere de articole științifice cu
participare internațională. Vol. 4 (20) / Red. responsabil dr. hab. în filosofie, prof. univ. Teodor N. Tirdea. – Chișinău:
CEP “Medicina”, 2014. – 298 p.
2. Морен Э. Образование в будущем: семь неотложных задач / Синергетическая парадигма: синергетика
образования. – Москва: Прогресс-Традиция, 2007. – 592 с.
3. Гусейнов А.А. Великие моралисты - Москва: Республика, 1995. - 351 с.
4. Морен Э. Метод. Природа Природы / Эдгар Морен; перевод и вступительная статья Е.Н. Князевой. - Изд. 2-е,
доп. - Москва: «Канон+» РООИ «Реабилитация», 2013. – 488 с.
5. Хакен Г. Самоорганизующееся общество [пер. с нем. Е.Н. Князевой] // Синергетическая парадигма. Социальная
синергетика;[под общ. ред. В.В. Васильковой] - Москва: Прогресс–Традиция, 2009. - 688 с.
6. Лайтман М. Этика будущего // Новая цивилизация. Междисциплинарный научно-практический сборник. -
Самара: Издательство Самарского научного центра РАН, 2007. -352 с.
7. Шалашенко Г.І. Як можлива метафізика свободи у ХХІ столітті? // Людина в цивілізації ХХІ століття:
проблема свободи; [В.Г.Табачковський, М.О.Булатов, Т.В.Лютий, Г.І. Шалашенко, Є.І.Андрос, А.М.Дондюк,
Г.П.Ковадло, Н.В.Хамітов, О.А.Ярош, В.П.Загороднюк]. - Киев: Наукова думка,2005. — 272 с.
8. Каган М.С. Формирование личности как синергетический процесс // Синергетическая парадигма. Человек и
общество в условиях нестабильности. - Москва: Прогресс-Традиция, 2003. — 584 с.
9. Гречко П.К. О границах толерантности // Свободная мысль - XXI. - 2005. - № 10. - С. 173-182.
10. Малахов В.А. Уязвимость любви. - Киев: ДУХ І ЛІТЕРА, 2005. - 560 с.
11. Киященко Л.П. Опыт философии трансдисциплинарности (казус «биоэтика») // Вопросы философии. – 2005. –
№8. – С. 105–117.

81
 БИОЭТИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ ГЕНЕТИЧЕСКИХ ИССЛЕДОВАНИЙ НА ЭМБРИОНАХ,
ИСПОЛЬЗУЕМЫХ В ВРТ

Жабинская А.Б.
Кандидат биологических наук,
центр вспомогательной репродукции «Эмбрио», г. Минск, Беларусь
Петровская Е.Е.
центр вспомогательной репродукции «Эмбрио», г. Минск, Беларусь

BIOETHICAL ASPECTS OF GENETIC RESEARCH OF EMBRYOS USED IN ARTIFICIAL

REPRODUCTIVE TECHNOLOGIES
Summаry
Methods of genetic research of embryos, the advantages and disadvantages are being discussed in the article. It raises
questions about bioethical aspects of usage of PGD methods in ART.

Преимплантационная генетическая диагностика (ПГД)— диагностика генетических заболеваний у

эмбриона человека перед имплантацией в слизистую оболочку матки, то есть до начала беременности.
Обычно для анализа проводится биопсия бластомера или трофэктодермы у эмбриона либо полярных телец
яйцеклетки [1, с.175]. ПГД является альтернативой пренатальной диагностике. Главное преимущество
ПГД заключается в том, что при ее использовании отсутствует селективное прерывание беременности, а
вероятность рождения ребёнка без диагностируемого генетического заболевания достаточно высока. Таким
образом, ПГД является дополнительной процедурой к вспомогательным репродуктивным технологиям и
требует экстракорпорального оплодотворения (ЭКО).
Идея проведения преимплантационной генетической диагностики появилась ещё до рождения
первого ЭКО-ребёнка. В 1967 году была опубликована статья Р.Эдвардса (R.G. Edwards) и Р. Гарднера (R.
L. Gardner) о проведении биопсии эмбрионов кролика для определения пола до имплантации, в которой
авторы предсказывали появление аналогичных технологий у человека.[2, с.577]. Однако ПГД у человека
стала возможной лишь в начале 90-х годов XX века, когда был достигнут достаточный технологический
уровень ЭКО, а также разработана полимеразная цепная реакция (ПЦР), позволяющая проведение анализа
ДНК в единичных клетках [3, с.1353]. За изобретение метода ПЦР Кари Маллис (Kary Mullis) получил
Нобелевскую премию по химии в 1993 году.
В 1960-м году Р.Эдвардс начал исследования в сфере искусственного оплодотворения, в 1968 году
добился оплодотворения человеческой яйцеклетки в лабораторных условиях. А в 1978 году родился
первый в мире «ребенок из пробирки» — Луиза Джой Браун. За создание технологии искусственного
оплодотворения британский ученый Роберт Эдвардс (1925 - 2013) получил Нобелевскую премию 2010 года
по медицине и физиологии [4, с. 642].
В 1989 году проведена первая успешная попытка определения пола при помощи ПЦР-анализа
бластомера, взятого у эмбриона на стадии дробления (6-8 бластомеров) [5, с.347-349]. Первые успешные
роды после подобной процедуры у супружеских пар с риском по рецессивному Х-сцепленному
заболеванию состоялись в 1990 году[6, с.768-770]. В 1990 году произведена диагностика моногенного
заболевания до оплодотворения, методика включала ПЦР-анализ полярных телец яйцеклетки [7, с.826-829].
Первое рождение ребёнка после преимплантационной ПЦР-диагностики моногенного заболевания
(муковисцидоза) состоялось в 1992 году [8, с.908].
В дальнейшем для определения пола эмбриона, а также хромосомных аномалий стали использовать
метод флуоресцентной гибридизации insitu (FISH). Начиная с 2012 года, метод FISH для определения
хромосомных аномалий постепенно вытесняется методом сравнительной геномной гибридизации [9,
с.127]. Метод ПЦР остался незаменимым для диагностики моногенных заболеваний.
Для проведения ПГД существуют определенные показания и перед принятием решения необходимо
взвесить все «за» и «против». Показания согласно рекомендациям ВОЗ следующие: (1) положительный
генетический анамнез в направлении генетической отягощенности; (2) проявление генетических болезней
в семье; (3) диагностированное носительство генетических болезней (хромосомных перестроек,
транслокаций, инверсий и других генетических патологий); (4) возраст матери – более 37 лет; (5)
привычное невынашивание беременности; (6) неудачные программы экстракорпорального оплодотворения
при трансфере хорошего качества зародышей.
ПГД является сложной и многоступенчатой технологией. В связи с тем, что исследуются эм-
брионы до подсаживания их в матку, генетической диагностике предшествует экстракорпоральное
оплодотворение, которое также является многоступенчатой, трудоемкой и технологически-сложной
82
процедурой и включает следующие этапы [10, с.151-278]: стандартная процедура стимулирования
созревания яйцеклеток в яичниках пациентки; пункция фолликулов; стандартные эмбриологические
процедуры по обработке яйцеклеток и спермы; проведение интрацитоплазматической инъекции
сперматозоида (ИКСИ); культивирование эмбрионов до 3-х или 5-х суток; биопсия эмбрионов на 3
день культивирования, а затем фиксация бластомера; биопсия трофэктодермы эмбрионов 5-го дня
развития; генетическая диагностика зафиксированных бластомеров или трофэктодермы; криоконсер-
вация эмбрионов; перенос в полость матки эмбрионов без генетических дефектов; диагностика
беременности примерно через две недели после переноса эмбрионов.
Научно-технический прогресс в области химии и биологии движется «семимильными»
шагами. Каждый год появляются новые технологии. Поэтому и ПГД постоянно пополняется новы-
ми методами [11, с.175-186]. Сейчас существуют следующие методы генетического исследования
эмбрионов: (1) флуоресцентная гибридизация insitu (FISH) – выявляет геномные и хромосомные
патологии, а также определяет пол эмбриона; (2) сравнительная геномная гибридизация (arrayCGH) –
исследует кариотип эмбрионов и определяет несбалансированность хромосомных сегментов; (3)
полимеразная цепная реакция – обнаруживает нарушения в структуре гена (диагностика
моногенных заболеваний); (4) митохондриальная замена – используется для получения эмбриона
здорового по митохондриальным генам; (5) полногеномное секвенирование.
Любые технологии предполагают получение определенного результата, но никакая технология не
дает 100% гарантию достоверности этого результата. Так и методы ПГД имеют как свои преимущества,
так и свои недостатки. Последнее является пунктом преткновения и споров о необходимости или
неправомерности проведения такой диагностики, а также об этических аспектах проведения подобных
процедур. Преимущества ПГД: (1) выбор и перенос в матку только тех эмбрионов, которые не имеют
хромосомных патологий; (2) снижение риска рождения ребенка с определенными генетическими
дефектами; (3) снижение риска невынашивания (примерно в 2 раза); (4) снижение риска многоплодия
(примерно в 2 раза); (5) увеличение шанса на успешную имплантацию (примерно на 10%); (6) увеличение
шансов на благополучное рождение здорового ребенка (на 15-20%).
Ограничения методов ПГД и риски при их проведении: (1) невозможность переноса эмбрионов:
если после диагностики все эмбрионы представляют хромосомную патологию, перенос эмбрионов
невозможен; (2) риски процесса биопсии эмбрионов: независимо от квалификации производящих биопсию
эмбриологов, всегда присутствует небольшой риск разрушения эмбриона (менее 1%); (3) ошибочный
диагноз (до 10% - в зависимости от метода исследования).
Известно, что некоторые клетки эмбрионов отличаются по количеству хромосом от остальных клеток.
Этот феномен именуется «мозаицизм». Таким образом, есть некоторая вероятность несоответствия
анализируемой клетки остальным клеткам эмбриона:3,5% вероятности того, что эмбрион с патологией будет
диагностирован как нормальный; 10% вероятности того, что здоровый эмбрион будет диагностирован как
эмбрион с патологией. Риск выкидыша: ПГД имеет целью снижение вероятности выкидыша у определенных
категорий пациентов. Но поскольку не всеми методами анализируются все 23 пары хромосом эмбриона,
выкидыш не исключен даже после ПГД пациента, по причине нарушений в необследованных хромосомах.
Недостатками митохондриальной замены и полногеномного секвенирования является то, что это
дорогостоящие методы и проводятся на данный момент единичными лабораториями в мире.
Научная и медицинская информация, которой мы сегодня располагаем, дает основания считать, что
использование ПГД не создает риска для здоровья будущего ребенка. Однако, поскольку метод применяют
относительно недавно, предлагают отслеживать состояние здоровья детей, родившихся после
использования ПГД, чтобы получить большую уверенность в безопасности методов.
Английскими учеными было проведено рандомизированное исследование детей, родившихся после
биопсии эмбриона, ПГД и генетического скрининга (ПГС), в котором сравнили данные роста и физические данные
детей при рождении, а также социо-эмоциональное состояние и способности к развитию речи детей в возрасте 2 лет
после ПГД/ПГС и естественного зачатия[12, с.1849-1857]. В результате было показано, что к 2 годам дети,
родившиеся после биопсии эмбриона, применяемой в ПГД/ПГС не отличаются от детей, рожденных в результате
естественного зачатия. Биопсия эмбриона во время процедуры ПГД/ПГС не несет риска врожденных патологий.
Возможность диагностики ещё до наступления беременности является главным преимуществом ПГД.
Такая диагностика минимизирует риск того, что придется прервать развитие плода по генетическим причинам.
Кроме того, в цикле ЭКО-ПГД получают обычно несколько эмбрионов, что позволяет выбрать эмбрион без
генетического нарушения. Недостатками ПГД являются необходимость прохождения лечебного цикла ЭКО,
достаточно высокая стоимость. Тем не менее, преимущества ПГД и опыт применения в разных клиниках во
всем мире доказывают эффективность этой технологии. На сегодняшний день ПГД предоставляет возможность
83
пациентам с наследственной патологией снизить риск беременности больным плодом и рождения ребёнка с
генетическим заболеванием. Необходимо учитывать, что ПГД не может являться полной заменой пренатальной
диагностики. В связи с тяжестью наследственной патологии, необходимо применить все методы исследования и
подтверждающей диагностики, чтобы исключить генетический дефект.
Как и в случае естественного зачатия, при проведении ЭКО не существует гарантии того, что не
родится ребенок с невыявленными физическими или психическими отклонениями. Имеющиеся на
сегодняшний день данные указывают на то, что риск развития патологий у детей после
экстракорпорального оплодотворения (ЭКО) не выше такого риска после естественного зачатия. Кроме
того, методы ПГД являются одной из наиболее дискутируемых тем в вопросах биоэтики ЭКО. Цель ПГД:
избежать рождения детей с тяжелыми генетическими заболеваниями. Критики обращают внимание на риск
того, что круг показаний к ПГД со временем может расшириться. Постепенно в этот круг могут быть
включены заболевания все менее и менее тяжелые. Если даже при ограниченном использовании этого
метода он способен породить стигматизацию и дискриминацию, то при расширении круга показаний
возможность такого эффекта вырастет еще больше.
При обсуждении текущего состояния проблемы ПГД и ее выполнения, мы должны выяснить степень
риска участников этой программы, а именно: заказчиков (супруги), ребенок, который когда-то родится, а также
команда врача, эмбриолога и генетика, в уникальной роли помощника, и, конечно, общество. Когда решается
вопрос о потенциальном рождении ребенка в программе ВРТ, все участники программы имеют определенные
обязательства к этому ребенку. Поэтому, для полного понимания этого сложного вопроса, нужно в полной мере
определить интересы каждого из участников программы и их влияние друг на друга.
Не следует забывать, что созданные биомедицинские технологии рассчитаны на применение у особой
категории людей, которые обречены на бесплодие или на рождение детей-инвалидов с детства. Супружеская
пара, уже столкнувшаяся с проблемой генетически больного ребенка должна понимать ответственность,
которая ложится на них и отдавать себе отчет о необходимости больших моральных и материальных затрат,
связанных с уходом и социальной адаптацией таких детей. Важно, чтобы супруги знали, что
продолжительность жизни людей с генетической патологией значительно меньше, чем в нормальной
популяции. Морально или нет, имея, столь, необычные, нетрадиционные средства, не воспользоваться
предоставляемым шансом, преодолеть недуг и тем самым уменьшить количество страданий в обществе.
Самые ожесточенные дискуссии происходят вокруг морально-этических проблем так называемого
права эмбриона/плода на жизнь. Это обусловлено тем, что многие современные технологии связаны с
проведением искусственных абортов или же с использованием тканей эмбриона и плода. Так, пренатальная
диагностика предполагает практику абортирования плодов с грубыми пороками развития, а аборт в данной
ситуации является единственным средством «профилактики» врожденной наследственной патологии.
Другим примером вмешательства в процесс внутриутробного развития являются методики ЭКО и ПГД.
Метод селекции эмбрионов, основанный на генетическом исследовании фрагмента эмбриона и
направленный на выбор здоровых эмбрионов, подвергается критике за его возможную недостоверность.
Критики сомневаются в его целесообразности в тех случаях, когда предполагаемые заболевания возникают
обычно в пожилом возрасте (болезни Паркинсона, Альцгеймера и др.), так как человек может и не дожить
до этого возраста или к тому моменту будут изобретены другие средства их лечения. Говоря об этической
стороне ПГД необходимо выявить вероятный результат в случае, если все идет естественным путем. А
именно, в случае рождения генетически больного ребенка это: (1) страдание для самого ребенка; (2)
страдание для родителей; (3) большие материальные расходы на содержание и поддержание физического
состояния ребенка со стороны родителей и общества (если ребенок признан инвалидом – государство
поддерживает его финансово только до 18 лет); (4) женщина, имеющая ребенка-инвалида маловероятно
решится на очередные роды; (5) рождение ребенка-инвалида повышает генетический груз в популяции.
Может вопрос поставить иначе: морально ли в принципе таким парам, у которых высока
вероятность патологий у ребенка, пытаться зачать и родить его? Перед нами тут же встает Декларация прав
человека, дающая свободу выбора каждому в этом отношении. Так не моральнее ли осуществить
профилактику подобных явлений с помощью уже имеющихся технологий и сделать все, чтобы
максимально снизить все опасности и риски, встающие перед этой категорией людей.

Литература

1. Harper J. C., Sen Gupta S.B. Preimplantation genetic diagnosis: state of the art 2011// Human genetics.- 2012. - Т. 131. -
№ 2.- С. 175-186.
2. Edwards R. G., Gardner R. L Sexing of live rabbit blastocysts// Nature.- 1967.- Т. 214.- С. 576-577.

84
3. Saiki R.K., Scharf S., Faloona F., Mullis K.B., Horn G.T., Erlich H.A., Arnheim N. Enzymatic amplification of beta-globin
genomic sequences and restriction site analysis for diagnosis of sickle cell anemia. // Science.- 1985.-230 (4732): 1350-4с.
4. Abbott A. Baby boom bags Nobel prize // Nature. – 2010. - Т. 467. - С. 641-642.
5. Handyside A. H. et al. Biopsy of human preimplantation embryos and sexing by DNA amplification// Lancet.- 1989.- Т. 1. -
№ 8634. - С. 347-349.
6. Handyside A.H. et al. Pregnancies from biopsied human preimplantation embryos sexed by Y-specific DNA amplification//
Nature.- 1990.- Т. 344. - № 6268. - С. 768-770.
7. Verlinsky Y. et al. Analysis of the first polar body: preconception genetic diagnosis// Human Reproduction.- 1990.- Т. 5. -
№ 7. - С. 826-829.
8. Handyside A. H. etal. Birth of a normal girl after in vitro fertilization and preimplantation diagnostic testing for cystic
fibrosis // New England Journal of Medicine.- 1992.- Т. 327. -№ 13.- С. 905-909.
9. Рубцов Н.Б. Гибридизация нуклеиновых кислот in situ в анализе хромосомных аномалий // Молекулярно-
генетические методы в диагностике наследственных и онкологических заболеваний. Введение в молекулярную
диагностику / Под ред. М.А. Пальцева, Д.В. Залетаева.- Москва: Медицина, 2011.- Т.2.- 152с.
10. Кэй Элдер, Брайан Дэйл. Экстракорпоральное оплодотворение. – Москва: «МЕДпресс-информ», 2008. – 304 с.
11. Harper J.C., SenGupta S.B. Preimplantation genetic diagnosis: state of the art 2011// Human genetics.- 2012.- Т. 131. -
№ 2.-С. 175-186.
12. Julie Nekkebroeck, Maryse Bonduelle, Sonja Desmyttere, Wim Van den Broeck, and Ingrid Ponjaert-Kristoffersen.
Socio-emotional and language development of 2-year-old children born after PGD/PGS, and parental well-being // Human
Reproduction.- 2008.- Т.23. - №8 - С.1849-1857.

БИОЭТИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ ПРИМЕНЕНИЯ ЛЕКАРСТВЕННЫХ СРЕДСТВ,

ПОЛУЧЕННЫХ С ИСПОЛЬЗОВАНИЕМ ГЕННО-ИНЖЕНЕРНЫХ ТЕХНОЛОГИЙ

Задорожная В.И.
Доктор медицинских наук
Государственное учреждение «Институт эпидемиологии и инфекционных болезней
им. Л.В. Громашевского Национальной академии медицинских наук Украины»,
г. Киев, Украина

BIOETHICAL CHALLENGES USE OF DRAGS PRODUCED

BY GENETIC ENGINEERING TECHNIQUES
Summary
Currently, genetic engineering technologies allows to obtain different medical immunobiological preparations
(vaccines, blood clotting factors, interferon, monoclonal antibodies) with high safety profile due to the absence of ballast
antigens and the risk of contamination with infectious agents. Development, production, control and use of these preparations
are associated with a number of bioethical challenges, the range is constantly expanding.

С каждым годом стремительное развитие рекомбинантных технологий расширяет человеческие

возможности в плане обеспечения продуктами питания, диагностики, лечения и профилактики как
инфекционных, так и соматических болезней. Одновременно это приводит к возникновению ряда новых
проблем, в том числе и этических. Увеличивающийся объем и спектр вакцинных препаратов, активно
внедряемых в здравоохранение для профилактики инфекционных болезней, выдвигает все более высокие
требования к степени их безопасности, ответственности при их контроле, соответствия при применении
принципам биоэтики и гуманизма - исконной основы профилактической и лечебной медицины [2, с.46].
Рекомбинантные технологии предусматривают использование прокариотических и эукариотических
генно-инженерных продуцентов. В конце 20-го – начале 21-го веков в мире активно начали проводиться
исследования, направленные на разработку так называемых «идеальных» вакцин. Это предусматривает получение
профилактических препаратов, одновременно защищающих от нескольких десятков инфекционных болезней,
обладающих высокой эффективностью, термостабильных, вводимых естественным путем, совершенно
безопасных для организма реципиента, обеспечивающих пожизненный специфический иммунитет [4, с.105; 5,
с.820]. Одним из научных направлений в решении этого вопроса стали разработки по созданию трансгенных
растений с последующим их использованием в качестве продуцентов специфических антигенов. В эксперименте
были получены положительные результаты относительно антигенов вирусов бешенства, гепатита В, ВИЧ,
возбудителя сибирской язвы и других, продуцируемых такими растениями [6, с.365-367; 10, с.3155-3156]. В
качестве растений-продуцентов в экспериментальных исследованиях использовали табак, томаты, морковь,
бананы, картофель, салат и другие. В то же время, прежде, чем внедрять такие инновационные технологии и
получаемую на их основе продукцию, необходимо четко прогнозировать последствия их массового

85
использования и масштабного распространения. Поскольку на протяжении последних десятилетий остро
дискутируется вопрос безопасности использования генно-модифицированных организмов в продуктах питания,
особенно в плане отдаленного влияния на здоровье людей, разрабатываются нормативные документы,
регламентирующие эти вопросы, в настоящее время несколько снизился интерес к разработкам, направленным на
получение вакцин, продуцентами которых являются трансгенные растения.
В то же время, применение генно-инженерных технологий для получения широкого спектра медицинских
иммунобиологических препаратов (вакцин, факторов свертывания крови, интерферонов, моноклональных
антител) позволяет производить инновационные высокоэффективные лекарственные средства, в том числе
профилактические, с высоким профилем безопасности за счет отсутствия балластных антигенов и риска
контаминации инфекционными агентами [1, с.139]. Учитывая тот факт, что вакцинопрофилактика в целом
предусматривает введение вакцины заведомо здоровым людям, именно такие препараты с наиболее низкой
реактогенностью с позиции биоэтики имеют преимущество перед полученными рутинным способом.
В качестве примера можно привести рекомбинантную вакцину против гепатита В, содержащую
очищенный от клеточных компонентов HBsAg, получаемый клетками-продуцентами (преимущественно
дрожжевыми), в которые с помощью плазмид введен ген HBsAg. Преимущества этой вакцины по
сравнению с использовавшейся ранее плазменной, получаемой из плазмы крови пациентов с персистентной
формой гепатита В и проходящей многочисленные этапы очистки, бесспорны как с точки зрения
возможности стандартизации всех показателей безопасности и эффективности, так и с биоэтических
позиций. Последнее определяется отсутствием каких-либо рисков инфицирования реципиента вакцины
вирусом гепатита В. Хотя ни одного случая вакциноассоциированного заболевания при использовании
плазменной вакцины в мире зарегистрировано не было, введение в организм здорового человека заведомо
инфицированного материала всегда сопровождается преодолением определенного морального барьера.
То же можно отметить и в отношении рекомбинантных интерферонов, продуцируемых в основном E.
coli со встроенным геном человеческого интерферона в ее ДНК. При этом по сравнению с человеческим
интерфероном полностью отсутствует вероятность передачи каких-либо возбудителей от доноров, особенно
учитывая тенденцию к увеличению распространения среди населения персистирующих возбудителей.
Среди рекомбинантных вакцин особое место занимают липосомальные препараты (против гриппа и
гепатита А). Их производство предусматривает сочетанное использование генно-инженерных (получение
антигенов) и нанотехнологий (получение липосом). Липосомы, являющиеся иммунными адъювантами,
представляют собой круглые частицы с двухслойной фосфолипидной мембраной размером от 0,01 до 150 мкм.
Антигены могут находиться в липосомах в растворимой водной фазе или прикрепляться к мембране, что
снижает их токсичность и способствует более длительной циркуляции [3, с.55]. Указанные свойства способ-
ствуют снижению реактогенности вакцины, увеличению ее иммуногенности, эпидемиологической эффектив-
ности, а, следовательно, и повышению приверженности населения к профилактике соответствующих инфекций.
В то же время, внедрение новых препаратов, даже самых безопасных, на начальных этапах может
сопровождаться непониманием большинства людей, в том числе и медицинских работников, часто
оценивающих этот процесс как эксперимент над реципиентами препарата [2, с.44].
Большая перспектива разработки рекомбинантных вакцин для профилактики особо опасных
вирусных инфекций, в том числе эмерджентных. Именно такие вакцины разрабатываются для
профилактики болезни Эбола [8]. Использование в качестве вируса-продуцента рекомбинантных
непатогенных для человека вирусов исключает возможность распространения вируса в случае нарушения
правил контейнтмента. В связи с чрезвычайным ухудшением эпидемической ситуации по болезни Эбола в
Западной Африке в 2014 г., принявшем невиданные масштабы, начиная с момента открытия вируса, ВОЗ
посчитала приемлемым, в том числе и с этической точки зрения, применение экспериментальных
препаратов, показавших свою эффективность в экспериментальных условиях для лечения и профилактики
болезни Эбола, в том числе и вакцин [9, с. 7]. Одним из лечебных препаратов являются гуманизированные
моноклональные антитела ZМapp, полученные с использованием генно-инженерной технологии, которые
с разной степенью эффективности были применены для лечения пациентов-медиков во время этой
эпидемии. Ранее исследования этого препарата проводились только на животных [7].
Одним из современных направлений в разработке вирусных вакцин является использование
вирусов, не способных вызывать заболевания у людей (рotato virus A, бакуловирусы и др.), со
встроенными в геном фрагментами, обеспечивающими наличие у них эпитопов того или иного вируса
человека. Это, как и использование рекомбинантных бактерий, наряду с неукоснительным соблюдением
контейнмента требует высокой моральной и профессиональной ответственности в отношении
недопущения попадания рекомбинантного вируса в окружающую среду.
Таким образом, и в дальнейшем с развитием генно-инженерных технологий будут возникать новые
биоэтические проблемы.

86
 Литература

1. Задорожная В.И., Фролов А.Ф. Биоэтические вопросы применения медицинских иммунобиологических

препаратов, полученных с применением рекомбинантных технологий // Матеріали 5-го національного конгресу
з біоетики (23-25 вересня 2013, Київ). – Киев: 2013. – 218 с.
2. Задорожна В.І., Фролов А.Ф., Мойсеєва Г.В. Питання біоетики в проблемі імунопрофілактики // Інтегративна
антропологія (міжнародний медико-філософський журнал). – 2011. – Т. 17. - № 1. – С.43-46.
3. Учайкин В. Ф., Шамшева О. В. Руководство по клинической вакцинологии. – Москва: ГЭОТАР-Медиа, 2006. – 592 с.
4. Ada G.L. The ideal vaccine // World J. Microbiol. Biotechnol. – 1991. - V. 2. - № 7. – Р. 105- 109.
5. Ertl H.C.J. The Ideal Vaccine: Until Death Do Us Part // Mol. Ther. – 2011. – V. 5. - № 19. – Р. 820–822.
6. Koprowski H. Old and new prescriptions for infectious diseases and the newest recipes for biomedical products in
plants // Arch. Immunol. Ther. Exp. (Warsz). – 2002. - V. 6. - № 50. – Р. 365 - 369.
7. Pettitt J. Zeitlin L., Kim D.H. et al. Therapeutic intervention of Ebola virus infection in rhesus macaques with the
MB-003 monoclonal antibody cocktail //Science Translational Medicine. – 2013. - V. 5. - № 199. – Р. 199ra113 DOI:
10.1126/scitranslmed.3006608. - http://stm.sciencemag.org/Content /5/199 /199ra113
8. WHO: Ebola vaccines, therapies, and diagnostics. - 6 October 2015. - http://www.who.int/medicines/emp_ebola_q_as/en/.
9. WHO: Ethical considerations for use of unregistered interventions for Ebola virus disease: Report of an advisory panel to
WHO. – 2014. – 12 р. -http://www.who.int/csr/resources/ publications/ ebola/ethical-considerations/en/
10. Yusibov V., Hooper D.C., Spitsin S.V. et al. Expression in plants and immunogenicity of plant virus-based experimental
rabies vaccine // Vaccine. – 2002. - V. 25 – 26. - № 20. – Р. 3155 - 3164.

О ПРОБЛЕМЕ ВЗАИМОСВЯЗИ МИРОВОЗЗРЕНИЯ И ОТНОШЕНИЯ

ЧЕЛОВЕКА К ЖИВОТНЫМ

Капитальчук М.В.
Кандидат биологический наук
ПГУ им. Т.Г.Шевченко, г. Тирасполь, Республика Молдова

ABOUT THE PROBLEM OF THE RELATIONSHIP BETWEEN WORLDVIEW AND THE RELATIONS
OF MAN TO ANIMALS
Summary
The article discusses the relationship between biocentrism and anthropocentrism with the relationship of man to
animals. Also examines correlation the relations of man to animals and the relations of man to man. Based on an analysis of
historical events, it is concluded that the positive correlation between the ratio of human to animal and person to person - no.
The author concludes that it is necessary to be wary of the formation of a leading worldview, as it directly influences the
choice of problem solving practical problems.

Быть добрым очень легко, быть справедливым

– вот, что трудно
В. Гюго
Чем больше узнаю людей, тем больше уважаю собак.
Сократ

В последнее время складывается новый теоретический подход, имеющий не только научное, но и

общемировоззренческое значение. Антропный принцип уже вошел в систему высшего образования.
Содержание антропного принципа заключается в том, что возникновение человечества было возможным в
силу того, что свойства нашей Вселенной именно таковы, какими они являются; если бы они были бы
иными, Вселенную просто некому было бы познавать [9, с.428]. Другими словами все развивалось «с тем
учетом», что итогом развития должен был быть разумный, познающий себя и управляющий всем субъект,
т.е. Человек. Это пример антропоцентризма в образовании.
С другой стороны, некоторые ученые критически относятся к учениям, в которых человек выделяется
из всех других живых существ. Биополитическая интернациональная организация, а также М.В. Гусев, Г.
Шэфер и другие деятели международной Комиссии по биологическому образованию предпочитают
опираться в своей практической деятельности на системы ценностей, связанные с акцентом на живой
природе (биосе). Эта система ценностей соответствует биоцентризму. Человечество в этих рамках
рассматривается в качестве части биоса. Сторонники биоцентризма выступают против антропоцентризма,
считая пагубным явлением верховенство человека на планете, который наделен исключительными правами

87
[5, с. 251-252; 10 с.105]. Когда мы противопоставляем биоцентризм антропоцентризму, мы должны также
рассмотреть ценность отдельной человеческой жизни и ценность жизни любого другого живого существа.
Согласно биоцентризму, эта ценность будет одинаково равна. А можно ли приравнять ценность
человеческой жизни с ценностью жизни любого другого живого существа?
Многие защитники прав животных биоцентристы, они часто приводят различные цитаты великих людей,
в которых прослеживается мысль о том, что отношение к людям напрямую зависит от отношения к животным
[17]. Так, например, высказывание Пифагора: «До тех пор, пока люди будут резать животных, они будут
убивать друг друга. Тот, кто сеет зерно убийства и боли не может пожинать любовь и радость... Строго накажи
твое дитя, убившее насекомое. С этого начинается человекоубийство». Л.Н. Толстой считал, что: «От убийства
животного до убийства человека – один шаг». Будда призывал: «Да будут живущие свободны от страданий...»,
имея в виду всех способных жить. Зоозащитники биоцентристы считают, что животных при любых
обстоятельствах убивать нельзя, например бездомных кошек и собак, домашний скот, насекомых и т.д.
Подобные зоозащитники пропагандируют абсолютное вегетарианство [15]. В решении с бездомными собаками
предлагается система: «отлов-стерилизация-возвращение». Такая система была реализована в Одессе [11].
Но есть и другой вид зоозащитников – антропоцентристы [16], которые выступают против стерилизации
собак с возвращением их обратно на улицу, они допускают эвтаназию животных в муниципальных приютах,
так как их переполненность мешает решить проблему бездомных собак и кошек. Приводятся многочисленные
видеоматериалы подтверждающие, что свободное обитание бродячих собак приводит к истреблению кошек и
диких животных, распространению бешенства и даже гибели людей. Зоозащитники такого типа выступают
против ужесточения статьи «Жестокое обращение с животными». Данная статья предполагает наказание за
любое причинение вреда всем животным. По мнению данного вида зоозащитников, это не позволит совершать
эвтаназию даже в самых необходимых случаях и усыплять агрессивных бродячих собак.
Среди пяти экоэтических правил, которые выделяет В. Борейко, самое первое – «Правило
самообороны». Это правило разрешает применять силу против любого другого живого существа в целях
защиты своего здоровья или жизни (равно как и других людей), но только в том случае, если невозможно
избежать нападения или спастись от него [1, с.29]. В данном случае встает вопрос: как поступать с
потенциально опасными животными и как заранее определить их опасность? Известно, что у собак и кошек
есть периоды повышенной агрессивности. Обычно собаки не могут спокойно реагировать на быстро или
резко движущегося субъекта (велосипедиста, бегуна).
Нам предстоит ответить на сложный вопрос: действительно ли есть корреляция между отношением
человека к животным и отношением человека к человеку, и в какой степени она выражена. Например, если
Коля имеет любимого питомца (кошку, собаку и др.), за которым любезно ухаживает и любит его как
своего родного брата, то будет ли он относиться к другим людям гораздо лучше, чем Вася, у которого нет
домашнего животного? Думается, что большинство ответят, что и тот и другой будут
уважительно/неуважительно относиться к окружающим в зависимости от того в какой среде они выросли,
как их воспитали родители и, возможно, от врожденных свойств ВНД.
Или, другой пример: человек «А» вырос в селе и может «забить» животного (профессионально умертвить
для дальнейшего использования как продукта питания), человек «Б» – вырос в городе и никогда не видел как
убивают животного, но всегда употреблял мясную пищу и человек «В» никогда не употреблял мясную
продукцию. Можно ли сказать, что все эти люди «А», «Б» и «В» будут существенно отличаться друг от друга
следующим образом: «А» – может легко убить человека, «Б» – способен убивать людей, а «В» – в принципе не
способен убивать никого? По мнению зоозащитников-биоцентристов (рассматривающих равноценность живых
существ), исходя из приведенных им цитат, следует, что люди именно таким образом отличаются друг от друга.
Цель данной статьи – выявить зависимость между отношениями человека к человеку и отношениями
человека к животным, рассматривая исторические события, связанные с принятием законов защищающих
права животных, а также существующие казни людей в государстве, лидирующем по наличию работ
экофилософов защищающих права животных.
Лидером в защите животных от страданий признана Великобритания. Это первая страна в мире,
которая в 1822 г. приняла закон против жестокого обращения с домашними животными. Великобритания в
XIX в. это крупнейшая индустриальная и колониальная держава, причем рост ее с 1822 года как
колониальной державы прогрессировал. Наибольшего расширения колониальных владений она достигла к
1920 году. Очевидно, не стоит останавливаться на вопросе об отношениях человека к человеку в
«колониальной» структуре взаимодействия. Следующие, после развитой Великобритании, законы,
защищающие права животных были приняты в других развитых европейских государствах, которые, как
известно, также господствовали над «дикарями» в Африке. Стоит подчеркнуть, что середина XIX в. – это
время сплошных народных возмущений во всех, как их сейчас называют, развитых странах, направленных
на отстаивание своих человеческих прав.

88
 Исследования с использованием экспериментальных животных должны проводиться с соблюдением
определенных нравственных норм. Требование этичности эксперимента стало обязательным условием
проведения экспериментов на животных во всех странах мира. Это показатель цивилизованности страны
[7, с.270]. Великобритания также первая страна в мире, которая приняла в 1876 г. закон о защите
экспериментальных животных, а в 1998 году в Великобритании была отменена смертная казнь людей. Что
можно считать показателем цивилизованности государства: принятие законов против жесткого обращения
с животными или отмену смертной казни человека? Конечно, и то и другое. Но, защищая права животных,
надо не забывать о правах человеческих. Напомним, что Великобритания, когда принимала законы,
защищающие права животных продолжала колониальную экспансию в Азию и Африку.
Не случайно теория естественного отбора и борьбы за существование появляется именно в этом
государстве и именно в это время. Как отмечает известный научный публицист С. Миллс: «Дарвин был
продуктом своего времени. Без всяких сомнений, он разделял многие империалистические и расистские
взгляды своей эпохи» [8, с.9]. «Дарвин нашел источник движения не внутри объектов, а во внешней среде.
Виды изменялись не по собственному желанию, а под воздействием внешних сил, которые заставляли виды
изменяться. Как это происходит, подсказал Мальтус. Они экстраполировали его теорию развития
человеческого общества на мир живой природы» [8, с.59].
Известный современный эволюционист А. Лима-де-Фария также считает, что концепция отбора вытекает
из социологии викторианской эпохи: «Во времена королевы Виктории, когда Англия превращалась в
крупнейшую индустриальную и колониальную державу, доктрина Мальтуса идеально соответствовала
интересам состоятельного класса, к которому принадлежал Дарвин. Как он пишет, концепции отбора и
выживания сильнейшего он заимствовал у Мальтуса. При этом философ Г. Спенсер указал ему, что
“сильнейшего” следует заменить на „наиболее приспособленного”. Еще в 1930 г. Радль выразил это одной
фразой: „Дарвин просто перенес преобладавшие в Англии политические идеи на природу”. В результате
интерпретация эволюции оказалась основанной не на физических факторах и не на химических компонентах
организмов, а на популяционных зависимостях, которые не поддавались определению» [6, с.29].
Обсуждая, вопрос о взаимосвязи таких явлений как отношение человека к человеку и отношение
человека к животным, стоит затронуть еще одно развитое государство – США. В. Борейко в своей книге
«Философы дикой природы и природоохраны», анализируя деятельность экофилософов из разных стран
мира, описывает деятельность 24 американских защитников природы, 10 русских и приблизительно
столько же экофилософов из других развитых стран. В современном мире во многих странах есть яркие
известные лидеры, защищающие права животных. Но, как пишет В. Борейко: «больше всего философов
природоохраны (экофилософов и защитников животных) из США – движение в защиту дикой природы и
животных получило там наибольший размах в мире» [2, с.6]. Наибольший размах США распространили
также по делу смертная казнь людей. До сих пор законы различных штатов предусматривают пять
способов смертной казни: повешение, расстрел, электрический стул, газовая камера, смертельная инъекция.
Но, при этом, у них есть культура смертной казни, так например, обреченный иметь право на последний
ужин, иногда дается право подсудимому выбрать способ своей казни, сказать последнее слово. Количество
и состав лиц, имеющих право присутствовать при казни, различаются в разных штатах, но, как правило,
такое право имеют родственники осужденного и его жертв, адвокаты, священник. До 1989 года во многих
штатах казнили детей до 16 лет, а в 1989 – 2005 до 18 лет [14].
Исходя из вышеизложенного, напрашивается неожиданный вывод о том, что положительной связи между
улучшением отношений человека к животным и отношениями человека к себе подобному (человеку) – нет.
Защищать права всех живых существ надо, но имеет это смысл в том случае, если человек научился и
умеет относиться по-человечески к Человеку, признавая при этом ценность не только всего живого и неживого,
но особую ценность Человеческую. Да, это сложно, потому что перед животными легче благоговеть, чем перед
людьми. Животное не вызывает такое раздражение у человека как сам человек. Животное не осудит, правду не
скажет, не будет возвышаться перед человеком, стремиться к лидерству, не будет завидовать и гордиться,
словом оно безгрешно. Но животное также не способно само себя осудить, задуматься, раскаяться, осознать и
оценить последствия своих действий, извиниться и, наконец, исправиться. Учитывая это, возможность
исправиться, очевидно, нельзя забирать у человека, будь то ребенок или человек с большим стажем ошибок. А
поведение животных инстинктивно и в этом смысле по отношению к человеку бывает очень опасным.
Животное не задумывается о последствиях своих действий и не может быть ответственным за нанесение вреда.
Эту ответственность из всех живых существ может взять на себя только Homo Sapiens.
Как определял свое место в природе сам человек в разные культурно-исторические эпохи видно из
таблицы. В XXI веке человек пришел к тому с чего начал, только сейчас это называют биоцентризм. Конечно, в
современном мире существуют различные мнения о месте человека в природе. Сейчас человек может разделять
все перечисленные в таблице виды мировоззрения, причем, становится распространенным теоцентризм.

89
 Таблица Доминирующие представления о человеке в разные
культурно-исторические эпохи [4 с.158-159]
Эпоха Мировоззрение Место человека в природе
Первобытное Природоцентризм Человек – часть природы, равноценная всем ее другим частям
общество
Античность Космоцентризм Человек – часть космоса, соединение телесной и духовной субстанции
Средневековье Теоцентризм Человек – образ и подобие Бога, наместник и управитель над
земной природой.
Возрождение Антропоцентризм Человек – центр Вселенной, творец, созидатель самого себя и мира
Новое время Наукоцентризм Человек покоритель и властелин природы
Техногенная Техникоцентризм Человек – разрушитель природы и созидатель
цивилизация
Эпоха Экоцентризм Все компоненты природы равноценны человеку; природа –
ноосферы универсальная ценность, равноправный субъект системы
«человек-общество-природа», взаимодействие с которым должно
строиться на принципах уважения и партнерства.
В литературе можно встретить обвинения теологов в антропоцентризме. Однако, антропоцентризм и
теоцентризм – это не одно и то же. По отношению к животным сейчас в православии определены два
основных греха: пристрастная любовь к животным и жестокость к животным, убиение животных без
надобности [12; 13]. Для человека нормально и хорошо – относиться к животным по-доброму. Но
совершенно недопустимо и греховно – любить животных больше, чем людей [3].
Таким образом, мы видим, что сегодня в научной и учебной литературе сложились противоречивые
представления о лидирующем мировоззрении и определения места и роли Человека в природе, что
непосредственно влияет на ход решения проблемных практических вопросов. В такой ситуации необходимо с
осторожностью подходить к новым подходам. История естествознания показала, как опасно занимать крайние
позиции по отношению к какому-либо явлению или субъекту. Биоцентризм и антропоцентризм сегодня
рассматриваются как противоположные и не совместимые мировоззрения. Но, возможно, совсем скоро будет
вскрыто их диалектическое единство и появится новый подход, не принижающий ценность Человека и
одновременно ставящий приоритеты на сохранении всего живого и этического отношения к животным.
Литература
1. Борейко В.Е. Экологическая этика в ВУЗе // Охрана дикой природы. Вып. 43. – Киев: Киевский эколого-
культурный центр, 2004. – 68 с.
2. Борейко В.Е. Философы дикой природы и природоохраны // Охрана дикой природы. Вып. 39. – Киев: Киевский
эколого-культурный центр, 2004. – 160 с.
3. Вопрос архиерею. Новые ответы. Православие. RU. Режим доступа: http://www.pravoslavie.ru/36838.html
4. Глазачев С.Н., Игнатов С.Б., Игнатова В.А., Марченко А.А. Экологическая культурология. Педагогическая
адаптация. – Москва: РИО МГГУ им. М.А. Шолохова, 2008. – 322 с.
5. Гусев М.В. Биоцентризм как базис биоэтики и биологическое образование. Миссия России // Терминологический
словарь (тезариус). Гуманитарная биология. Под ред. А.В. Олескина. – Москва: Изд-во МГУ, 2009. - С. 251 - 262.
6. Лима-де-Фария А. Эволюция без отбора: Автоэволюция формы и функции: Пер. с англ. – Москва: Мир, 1991. – 455 с.
7. Лукьянов А.С. Этика экспериментов на животных // Терминологический словарь (тезариус). Гуманитарная
биология. Под ред. А.В.Олескина. – Москва: Изд-во МГУ, 2009. – С. 262-273.
8. Миллс С. Теория эволюции: история возникновения, основные положения, доводы сторонников и противников.
Пер. с англ. – Москва: Эксмо, 2009. – 208 с.
9. Найдыш В.М. Концепции современного естествознания: Учеб. пособие. – Москва: Гардарики, 2002. – 476 с.
10. Олескин А.В. Биополитика. // Терминологический словарь (тезариус). Гуманитарная биология. Под. ред. А.В.
Олескина. – Москва: Изд-во МГУ, 2009. – С. 86-205
11. Опыт г. Одессы в решении проблемы бездомных животных. Режим доступа:
https://www.youtube.com/watch?v=FzjoDYldqi0
12. Перечень грехов в наше время. Украинская православная церковь. Режим доступа:
http://www.ostrobram.prihod.ru/gotovimsja_ko_svjatomu_prichashheniju
13. Перечень грехов в помощь кающемуся. Церковь святителя Николая Чудотворца. Режим доступа:
http://panovka.prihod.ru/prikhodskojj_listok_razdel/view/id/39094
14. Смертная казнь в США. Википедия. Режим доступа: https://ru.wikipedia.org/wiki/
15. Центр защиты прав животных «Вита». Режим доступа: http://www.vita.org.ru/
16. Центр правовой зоозащиты. Режим доступа: http://www.animalsprotectiontribune.ru/DokSveta.html
17. Цитаты великих о веганстве, вегетарианстве и правах животных. Центр защиты прав животных «Вита». Режим
доступа: http://www.vita.org.ru/veg/quotes.htm

90
 МОРАЛЬНЫЕ И ПРАВОВЫЕ АСПЕКТЫ АБОРТА ПО ПОЛОВОМУ ПРИЗНАКУ

Мкртчян С.А.
Магистр общественного здравоoхранения
“Save the Children”–Армения, г. Ереван, Армения
Нерсесова Л.С.
Кандидат биологических наук
Институт молекулярной биологии НАН РА, г. Ереван, Армения

ETHICAL AND LEGAL ASPECTS OF SEX-SELECTIVE ABORTION

Summary
The moral and legal aspects of the general issue of selective abortion have been discussed. The causes and the
prevalence of the gender imbalance at birth at the world scale, as well as the consequences of this phenomenon have been
considered. Armenia-specific data relating to the issue at stake have been presented.

Введение. Планирование пола ребенка – вопрос, волнующий многих людей, собирающихся стать
родителями. Особенно это касается тех, кто уже имеет одного или нескольких детей одного пола. Но
данный вопрос мало зависит от нашего желания. Статистически вероятность рождения ребенка
определенного пола в процентном соотношении – 50 на 50, а если быть точными – 106 на 100 с несколько
большей вероятностью рождения мальчика. Последнее полностью оправдано, так как в первые годы жизни
смертность среди мальчиков примерно на 30% выше, чем у девочек. Часто, будущие родители, зная, что
могут родить только одного ребенка, делают аборт, узнав, что на свет должна появиться девочка. По
данным Фонда ООН по народонаселению, сегодня только в странах Южной, Юго-Восточной и
Центральной Азии не хватает как минимум 170 миллионов женщин, что является следствием селективных
абортов [1, с.21]. По данным Национального бюро статистики в одном Китае мальчиков на 30 млн.
больше, чем девочек, и к 2020 г., когда они станут мужчинами, у них неизбежно возникнут проблемы с
созданием семьи [1, с.23]. Согласно данным американского научно-исследовательского института
«Population Research Institute», только в 2013 г. в мире было совершено 1 330 000 селективных абортов, а
это значит, что каждые 23 секунды была абортирована одна девочка [2, с.2]. Если раньше селективные
аборты были характерны в основном для бедняков, то сегодня их практикуют и представители среднего
класса. Поколение, в котором недостаточно женщин, демографы окрестили «поколением XY» — по
названию мужского набора половых хромосом [3, с.9].
Тенденции развития полового дисбаланса в мире. Половой дисбаланс при рождении, выражающийся в
преобладании мальчиков в популяции новорожденных, стал наблюдаться во многих странах мира, начиная с
1980-х годов прошлого столетия. Сначала эта проблема была идентифицирована в Азии, особенно, в Китае,
Индии, Пакистане, Непале, Бангладеш и Вьетнаме, но потом она стала обнаруживаться и в Европе, и в
Северной Америке среди общин диаспоры и иммигрантов [1; 4; 5]. С 1990-х годов ее стали отмечать в странах
Юго-Восточной Европы и Южного Кавказа, включая Армению, где по данным 2013г. на 100 новорожденных
девочек приходится в среднем 114-115 мальчиков, что соответствует одному из наиболее высоких на
сегодняшний день уровней полового дисбаланса при рождении [4, с.13-14; 5, с.16].
Согласно исследованиям, проведенным за последние 20 лет в таких странах, как Китай, Индия и Южная
Корея, первичная роль в возрастании полового соотношения при рождении в пользу мальчиков принадлежит
селективным абортам [1,6] что сегодня ставит на повестку дня серьезную проблему дискриминации женщин, а
в будущие десятилетия – осложнение демографических проблем, особенно в плане создания семьи. После пика
полового дисбаланса в 2000-2005гг. (120 мальчиков на 100 девочек), Китай и сегодня остается страной с
наивысшим уровнем полового дисбаланса при рождении, который близок к 118 [4, с.13]. В Южной Азии в
отношении этой проблемы следует отметить Индию с умеренным по сравнению с Китаем показателем
соотношения полов при рождаемости, равным 109, которое в отдельных районах страны значительно выше.
Вьетнам представляет страну, в которой этот показатель возрос не так давно, после 2003г., но рос довольно
быстро и на 2013г. составлял 112 мальчиков на 100 девочек. Южная Корея стоит особняком в этом вопросе,
поскольку это единственная страна, где показатель полового дисбаланса, равный 113 в 1990-х годах, удалось
снизить в настоящее время до нормального уровня, близкого к 106, что связано, несомненно, с повышением
уровня благосостояния населения [4, с.13-14].
Как было отмечено выше, высокие уровни полового дисбаланса наблюдаются и в индустриализованных
странах, например, в США, Канаде, Великобритании, Италии – среди диаспор из Азии и Юго-Восточной
Европы. Явление селективного полового отбора среди мигрантов представляет значительный интерес, т.к.
показывает, что оно является не столько следствием локальных обстоятельств, сколько тех культуральных

91
установок, которые они привезли с собой в страны их нового местожительства. Отсюда следует, что
предпочтение мальчиков не внешнее, а глубинное поведение, которое не может быть легко изменено
воздействием на локальные факторы.
Особый интерес для нас представляют два специфических кластера – страны Юго-Восточной
Европы и Южного Кавказа: уровни полового дисбаланса, превышающие значение 110, наблюдаются в
Албании и Монтенегро, а также Азербайджане, Грузии и Армении [4, с.13-14].
Предпосылки и последствия аборта по половому признаку. Под селективным абортом понимают
преднамеренное избавление родителей от эмбрионов женского пола с целью последующего рождения
мальчика. Этот относительно новый феномен, как и многие другие биоэтические проблемы, возник на
перекрестке старых патриархальных гендерных представлений и возможностей современных
биомедицинских технологий. Таким образом, предпосылками селективных абортов по признаку пола
стали, с одой стороны, глубоко укоренившееся предпочтение, которое отдается мальчикам во многих
традиционных культурах и, с другой стороны, возросшая доступность раннего ультразвукового
определения пола плода. Ультразвуковое обследование является чрезвычайно важным инструментом для
определения возраста эмбриона и мониторинга его развития, но в то же время – это самый дешевый и
наиболее доступный способ определить пол эмбриона. Еще одной социокультурной предпосылкой роста
числа селективных абортов является общемировая тенденция к уменьшению состава семьи: в мире стали
меньше рожать, большие семьи ушли в прошлое, поэтому полагаются не на природу, рожая, пока не
родится мальчик, а обращаются к селективному аборту.
М. Хвистендаль в книге «Неестественный отбор: лучше мальчик, чем девочка, и каким будет мир,
полный мужчин», анализируя последствия селективных абортов, рисует довольно мрачную картину, предрекая
резкий рост насилия в мире [3]. Увеличивающийся половой дисбаланс ведет к росту преступности, фрустрации,
насилия; в обществе получают широкое распространение ВИЧ и СПИД; чаще заключаются браки между
детьми и по принуждению. Специалисты считают, что общества с численным преобладанием мужчин над
женщинами более склонны к насилию и войнам. При этом получают распространение специфические формы
насилия, из-за которых страдают женщины: изнасилования, торговля людьми, сексуальное рабство,
преступления, связанные с сексуальным использованием и проституцией. Не случайно в Китае зафиксирован
самый высокий уровень самоубийств женщин в мире, а в Индии недавно прошла волна насилия в отношении
женщин. Настоящая война против женщин продолжается уже на протяжении десятилетий и лишь сейчас
начинает привлекать внимание, которое она заслуживает. Богатые индусы и китайцы скупают молодых
девушек в деревнях, лишая более бедных мужчин шансов создать семью. Такая же картина наблюдается в
Албании и Азербайджане. Женитьба и добывание жен становится все более серьезной индустрией – она очень
развита на Тайване и в Южной Корее. Сегодня основным поставщиком невест в страны Юго-восточной Азии
стал Вьетнам, где со временем может развиться обратная тенденция – предпочтение девочек, которые смогут
обеспечить безбедную жизнь всей семье [3; 5; 6].
Aборт по половому признаку как этическая проблема. Принцип уважения человеческого
достоинства и прав человека, которому уделяется особое внимание во Всеобщей декларации о биоэтике и
правах человека (ЮНЕСКО, 2005), является основополагающим принципом биоэтики [7]. Каждый человек
уже в силу того, что он рожден человеком, является моральным субъектом. Если человек по состоянию
здоровья или по возрасту, как например эмбрион-девочка в случае селективного аборта, не может в полной
мере отвечать своему высокому статусу, его достоинство обязаны защищать другие, в данном случае,
общество, представляемое общественными организациями и государством. Именно этот факт
применительно к ситуациям в современной биомедицине и выражает принцип уважения человеческого
достоинства. Этические проблемы селективного аборта связаны, с одной стороны, с жестокой
дискриминацией девочек и насилием над женщиной, а, с другой стороны, на этот феномен накладываются
этические проблемы аборта, как такового. При этом необходимо отметить, что селективный аборт связан с
тройной природой насилия над женщиной: девочку убивают в аборте, женщина, сделавшая аборт, наносит
непоправимый удар своему физическому и психическому здоровью, а оставшиеся в живых подвергаются
сексуальному насилию и сексуальной эксплуатации.
В современном мире допустимость абортов и ее пределы — остро дискуссионная проблема,
включающая религиозные, этические, медицинские, социальные и правовые аспекты. В некоторых странах,
например, в США, Польше эта проблема приобрела такую остроту, что вызвала раскол и ожесточенное
противостояние в обществе, сопровождающееся митингами, демонстрациями.
Первый моральный вопрос, вызывающий споры, — прерывается ли при аборте уже существующая
человеческая жизнь? Противники абортов, в том числе многие верующие, относятся к аборту как к убийству
человека – на любой стадии его развития. Аборт оскорбляет нравственное чувство, поэтому здесь существует
этическая проблема, притом сложнейшая. Ведь прежде чем придти к врачу, женщина решает моральную

92
проблему: жизнь или смерть будущего человека. Да и после того, как она обращается к врачу, этический смысл
вопроса не исчезает, но еще более усложняется, поскольку в его решение вовлекается третий человек, и если он
делает свое дело как врач, то становится соучастником убийства. Именно убийства, потому что, в отличие от
любой другой хирургической операции, эта имеет особую цель – уничтожить жизнь, убить человеческое
существо, причем полностью беззащитное и бесправное. С другой стороны, согласно мнению сторонников
права на аборт, эмбрион не может считаться ребенком ни с юридической, ни с социальной, ни с биологической
точки зрения, поэтому аборт просто одна из медицинских операций, которая никого, кроме самой женщины, не
касается и в которую никто не должен вмешиваться.
Второй дискуссионный моральный вопрос касается приоритета интересов эмбриона над интересами
женщины или наоборот. Противники абортов ставят право эмбриона на жизнь наравне с правами
женщины. Сторонники права на аборт отдают приоритет праву женщины на личную неприкосновенность и
свободу распоряжения собственным телом.
Проблема селективных абортов в Армении. Первыми проблему селективных абортов в Армении
подняли специалисты ООН, когда в 2006 г. заметили, что мальчиков в республике рождается почти на 20%
больше, чем девочек. Данные, приведенные ниже, взяты из работ экспертов международных организаций,
работавших совместно с Министерством здравоохранения Армении, Институтом репродуктивного
здоровья, перинатологии, акушерства и гинекологии, а также Национальной статистической службой и
армянским Демографическим Фондом [4; 5; 7-9]. Наиболее полный анализ проблемы селективных абортов
в Армении с указанием социоэкономических и демографических детерминант, а также потенциальных
последствий для динамики населения Армении сделан ведущим экспертом в этой области французским
демографом К. Гилмонто в исследовании, проведенном в 2013г. [4].
Основные предпосылки для возникновения феномена селективных абортов, указанные выше, имели
место в Армении в начале 1990-х годов и они, вместе с унаследованным от атеистического советского периода
отношением к аборту как простой хирургической операции, а также резким ухудшением социально-
экономического положения после распада СССР, стали основными причинами роста полового дисбаланса в
Армении. Пик развития проблемы наблюдался в 2000-х годах, когда по усредненным данным на 100 девочек
рождалось 120 мальчиков. Специальное исследование, проведенное в 2011г., подтвердило, что это нарушенное
соотношение полов связано с селективными абортами. В 2011-2013 гг. этот показатель стабилизировался на
цифре 114. Однако, следует отметить, что в отдельных районах республики эта цифра значительно выше
указанного усредненного показателя: на 100 новорожденных девочек приходится до 124 мальчиков. Кроме
того, показатель соотношения полов при рождении резко возрастает в семьях, где уже есть две и более девочки,
достигнув, например, наиболее высокого усредненного показателя в 2001-2010гг. – 170 мальчиков на 100
девочек. По средним оценкам, каждый год в Армении не рождается около 1400 детей женского пола только из-
за того, что они сформировались в материнской утробе девочками. Приведенные выше данные в первую
очередь свидетельствуют о низком статусе женщин и девочек в армянском обществе. По прогнозам, если так
пойдет и дальше, то к 2060 г. в Армении не появятся на свет около ста тысяч девочек [4, с.58].
Правовые аспекты проблемы селективных абортов. Необходимо отметить, что нерожденные дети
женского пола недостаточно защищены законом. Европейский суд по правам человека все еще не занялся этим
вопросом. При этом имеется ряд международных органов, которые уже заявили о своей позиции по этому
вопросу. Конвенция Совета Европы о правах человека и биомедицине (статья 14) запрещает использование
методов деторождения с медицинской помощью „с целью выбора будущего пола ребенка, за исключением тех
случаев, когда необходимо избежать серьезного наследственного заболевания, связанного с полом” [10, с.3].
Однако из 47 государств-членов лишь 29 присоединились к этой конвенции и ее ратифицировали. Среди них –
Албания и Грузия. Ни Армения, ни Азербайджан не подписали эту конвенцию.
Пекинская конференция ООН по делам женщин (1995 г.) определила селективный отбор по
половому признаку как одну из форм насилия в отношении женщин [11]. В Конвенции Совета Европы о
предупреждении и борьбе с насилием в отношении женщин и бытовым насилием (Стамбульская
конвенция) не содержится какой-либо конкретной ссылки на селективные аборты по признаку пола [12].
Однако, Конвенция требует, чтобы государства-стороны установили уголовную ответственность за
осуществление „аборта в отношении женщины без ее предварительного и информированного согласия”
(статья 39), а также за физиологическое насилие, то есть намеренное нанесение серьезного ущерба
психологической целостности человека путем принуждения или угроз (статья 33). Учитывая, что во многих
ситуациях женщины находятся под психологическим, а иногда и физическим давлением для проведения
селективных абортов по признаку пола, эти положения Конвенции могут потенциально обеспечивать
некоторые гарантии против селективных абортов по признаку пола. В резолюции 2011 г. о дородовой
селекции по признаку пола Парламентская ассамблея Совета Европы подчеркнула, что „социальное и
семейное давление в отношении женщин в том, чтобы не сохранять свою беременность из-за пола

93
эмбриона/утробного плода, должно рассматриваться как форма психологического давления и что практика
насильственных абортов должна преследоваться в уголовном порядке” [13, с.53-54]. В рамках такого
подхода селективные аборты по признаку пола рассматриваются только как форма насилия в отношении
женщин, вынашивающих плод, а насилие в отношении неродившегося ребенка никак не квалифицируется.
Помимо законодательства, ряд органов ООН, таких как ЮНИСЕФ, ООН Женщины и ВОЗ
[14], составили список мер, которые необходимо осуществить правительствам и гражданскому обществу в
отношении селекции по признаку пола, в частности, указывается: следует собирать надежные данные;
необходимо разрабатывать руководящие принципы этического использования соответствующих технологий, а
также продвигать их через ассоциации специалистов в сфере здравоохранения; требуется принимать меры
поддержки девушек и женщин; государства должны разрабатывать законодательство и программы для того,
чтобы искоренять глубинные причины неравенства, приводящие к селекции по признаку пола и таким образом
поддерживать равную ценность девочек и мальчиков; необходимо повышать уровень осознания проблем и
принимать новое законодательство. В подавляющем большинстве государств-членов Совета Европы, где
аборты являются легальными, это должно включать соответствующие рамки, в которых возможность сделать
аборт совмещается с борьбой против дискриминации.
Сегодня можно отметить три основных направления, с помощью которых мир пытается бороться
против селективных абортов. Одним из них являются некоторые законодательные ограничения: во многих
странах (причем и в развитых) введен запрет на селективные аборты. Однако этот путь малоэффективен, кроме
того, он имеет ряд отрицательных последствий (коррупция, рост числа подпольных абортов, риски для здоровья
женщины т.д.). Однако без него невозможно обойтись до тех пор, пока люди не осознают, что искусственное
прерывание беременности из-за пола плода есть зло. Еще один путь – заключение договоров с врачами с
высоким уровнем понимания этой проблемы и ее последствий для работы с родителями в целях удержания их
от селективного аборта. И, наконец, третье, более важное направление: поднять уровень информированности
среди общественности, особенно – в плане необходимости повышения роли женщины в обществе.
Эти три направления правительство Армении попыталось учесть при составлении нового
законопроекта «О репродуктивном здоровье и репродуктивном праве», который уже направлен в
Национальное Собрание и призван предотвратить селективные аборты [15]. Одно из положений нового
законопроекта гласит, что женщина может прервать беременность, как это и было до сих пор, до 12-
недельного срока, но предварительно согласовав свое решение с членами семьи и написав письменное
заявление о намерении прервать беременность. Нововведением является также время, предоставляемое
беременной на раздумье. Важно, чтобы в этот период врачи оказали женщине консультацию и
психологическую поддержку. Прерывание беременности 12-22 недельного срока разрешено только в
случаях, связанных с медицинскими и социальными показаниями, а в непредусмотренных законопроектом
случаях, включая и селективный аборт, прерывание беременности запрещается.
Сложная работа предстоит в области изменения стереотипов сознания. В армянском обществе мальчик
воспринимается как наследник, продолжатель рода, защитник семьи. Многие уверены, что у мужчины больше
возможностей зарабатывать и быть в состоянии нести ответственность за своих родителей. Действительно, в
нашем обществе существует проблема гендерного неравенства. Женщины в Армении зарабатывают на 40%
меньше, чем мужчины. Поэтому государство должно предоставить всем одинаковые условия и
способствовать повышению роли и значимости женщины в армянском обществе, тогда родителям станет все
равно, кто родится – мальчик или девочка. И последнее, самое важное и самое сложное, как показывает опыт
Южной Кореи, в которой за одно поколение удалось решить проблему селективных абортов – лучший способ
борьбы с гендерным дисбалансом – улучшение благосостояния нации.

Литература

1. Attané I. and Ch. Z. Guilmoto, eds. Watering the Neighbour’s Garden. The Growing Demographic Female Deficit in
Asia. - Paris: The Committee for International Cooperation in National Research in Demography. - 2007. - 423p.
2. Population Research Institute. https://www.pop.org/content/sex-selective-abortion
3. Hvistendahl M. Unnatural Selection: Choosing Boys over Girls, and the Consequences of a World Full of Men. 2012. -
Kindle Edition. - 338 p.
4. Guilmoto Ch. Z. Sex Imbalances at Birth in Armenia: Demographic Evidence and Analysis. 2013. - Yerevan, Armenia:
United Nations Population Fund, Armenia. UNFPA Armenia. 2 мая 2013 г. https://www.unfpa.am/en/publications-sex-
imbalance-at-birth
5. Maria Davalos, GiorgiaDemarchi, NisthaSinha. 2015. Missing girls in Armenia. Causes, consequences and policy
options to address skewed sex ratios at birth. 3 марта 2015. https://www.worldbank.org/content/.../armenia/presentation-
missin.

94
6. Editorial. "Gendercide: The worldwide war on baby girls." The Economist, March 4, 2010. 4 мая 2010. http://
www.economist.com/node/15636231.
7. Всеобщая декларация о биоэтике и правах человека. (ЮНЕСКО, 2005). 11 ноября 1997г.
http://www.un.org/ru/documents/decl_conv/declarations/bioethics_and_hr.shtml
8. Das Gupta, Monica. Missing Girls in the South Caucasus countries: trends, possible causes, and policy options. 2014. 9
апреля 2015. https://www-wds.worldbank.org/.../0Missing0girls000and0policy0
9. Dudwick, Nora. 2015. Missing Women” in the South Caucasus: Reasons, local perceptions and proposed solutions.
(Based on qualitative surveys carried out in each country including focus groups, life stories and interviews.) Февраль
2015. http://www.worldbank.org/.../missing-girls-report-english.pdf
10. Конвенция о защите прав и достоинства человека в связи с приложениями биологии и медицины: Конвенция о
правах человека и биомедицине. 1997. http://www1.umn.edu/humanrts/russian/euro/Rz37.html
11. Пекинская декларация 1995. http://www.un.org/womenwatch/daw/beijing/pdf/BDPfA%20R.pdf
12. Конвенция Совета Европы о предотвращении и борьбе с насилием в отношении женщин и домашним
насилием.Стамбул.2011. www.soe.int/conventionviolence
13. Парламентская ассамблея Совета Европы (ПАСЕ) резолюция 1829 (2011)24. 3 октября 2011 г.
https://rm.coe.int/CoERMPublicCommonSearchServices/DisplayDCTMContent?
14. Preventing gender-biased sex selection. An interagency statement. OHCHR, UNFPA, UNICEF, UN Women and WHO.
World Health Organization. 2011. https://www.who.int/reproductivehealth/.../gender.../97892415014
15. «Մարդու վերարտադրողական առողջության և վերարտադրողական իրավունքների մասին» Հայաստանի
Հանրապետության օրենքում փոփոխություն կատարելու մասին.
http://www.parliament.am/drafts.php?sel=showdraft&DraftID=38181

ГУМАНИТАРНАЯ И БИОЭТИЧЕСКАЯ ЭКСПЕРТИЗЫ

БИОМЕДИЦИНСКИХ ПРАКТИК: ПРЕДПОСЫЛКИ И ТЕНДЕНЦИИ

Пустовит С.В.
Доктор философских наук
Национальная медицинская академия последипломного образования имени П.Л. Шупика,
г. Киев, Украина

GUMANІTARIAN AND BIOETHICAL EXPERTISE OF BIOMEDICAL PRACTICES:

PRECONDITIONS AND TENDENCIES
Summary
The article analyzes the preconditions and new trends of humanitarian and bioethical expertise of biomedical practices.
The emergence of humanitarian and ethical expertise have important socio-cultural and scientific preconditions: crisis of
medical expertise and Hippocrates ethics, progress of biomedical technology, transformation of medical theory, methodology
and practice, emergence of new health concepts. As a result of increasing role of global bioethics in the world, humanitarian
and environmental expertise will tend to expand the scope and subject of their review.

Как показал в своих работах М. Фуко, биомедицинские практики выступают продолжением властных
проекций, присущих обществу, представляют собой пример реализации дисциплинарной власти [1, c. 20].
Дисциплинарная матрица превращает человека из субъекта в объект в различных сферах его бытия – от
медицины до политики. Охват медицинской властью наиболее глубоких нюансов человеческого тела с
целью его полного контроля становится возможным благодаря научному обоснованию все более
инвазивных вмешательств, соединению медицинского знания и контроля за телом и власти.
Сегодня больше нет необходимости «дисциплинировать» пациента – он сам себя контролирует,
соответственно, норма, порядок, «дисциплина» становятся (или не становятся) предметом его собственного
выбора. Исходя из этого особое значение приобретают гуманистические и биоэтические основания и
принципы биомедицинских практик, среди которых важнейшие – свобода и достоинство личности.
Со второй половины ХХ века гуманитарная и биоэтическая экспертизы как особые социальные
практики, основанные на соответствующих парадигмах и ценностях (гуманизма и биоэтики), получают
распространение в биомедицине и других сферах человеческой деятельности. Основная задача
гуманитарной и этической экспертиз - оценка рисков этой деятельности для здоровья и жизни человека.
Гуманитарная экспертиза биомедицинских практик позволяет оценивать гуманитарные последствия
деятельности ученых и медиков для личности и общества. В условиях интенсивной трансформации
современного общества, острых межкультурных и социальных конфликтов решающим оказывается
«человеческий фактор», духовный опыт и мотивации личности. На первый план выходят представления о
качестве и полноценности жизни личности, выступающей как цель, средство и результат любых

95
общественных процессов и преобразований. В этом контексте последствия биомедицинских практик
оцениваются исходя из перспективы развития человека как личности.
Биоэтическая (этическая) экспертиза предусматривает оценку биомедицинских практик с точки
зрения соблюдения прав пациентов, испытуемых, благополучия экспериментальных животных и объектов
природы, учитывая их уязвимость и необходимость сохранения их целостности. Ее особенностью является
то, что она: 1) осуществляется особыми структурами - комитетами по этике, которые являются
независимыми общественными организациями, имеют междисциплинарный характер, используют
коммуникативную стратегию, строят свою работу на демократических началах; 2) обеспечивает контроль и
мониторинг за имплементацией биоэтических принципов и ценностей в научные проекты на стадиях их
теоретико-методологической подготовки, реализации и в конце исследования.
Гуманитарная и этическая экспертизы - это явления, которые в настоящее время недостаточно
изучены. Остаются дискуссионными вопросы их философско-методологического обоснования, инсти-
туционального статуса, способов и форм работы, результативности, их связи с принятием управленческих
решений и т.п. Также важно выяснение социокультурных предпосылок их возникновения, в которых
проходят становление различные формы и модели экспертизы. Для постсоветских стран, где по-прежнему
сильны принципы административно-командного управления, а в медицинском обществе – принципы
патернализма и иерархии, эта работа крайне актуальна.
Среди социокультурных предпосылок следует назвать, прежде всего, секуляризацию и информатизацию
общества, увеличение количества социальных и технологических рисков («общество риска» по У. Беку).
Обыденное и экспертное знание объединяют человеческие интересы, формирующиеся в повседневной
практической деятельности. В коммуникативных процессах информационного общества профессиональное
знание и обыденное понимание дополняют друг друга, поэтому любая экспертиза прочно укоренена в
социокультурных обстоятельствах жизни человека и отдельных сообществ и субкультур. В этой связи особое
значение имеет исследование связи повседневной жизни общества, социокультурных условий и экспертизы с
целью решения жизненно важных проблем, связанных с рисками существования общества и человека. К
научным предпосылкам необходимо отнести развитие междисциплинарной методологии, трансформацию
медицинской теории, методологии и практики, появление новых концепций здоровья.
Биомедицина, расширяя сферу своего влияния, продуцируя новые образы и стили жизни современного
человека, увеличивает число своих адресатов и пользователей, вовлекая в сферу оценки своих результатов не
только медиков-профессионалов, но и представителей других специальностей, готовых предложить свои
собственные «экспертные оценки» научных истин и технологий. С другой стороны, медицинские знания
становятся все более объемными и дифференцированными, а медики - все более беспомощными перед ними,
что вынуждает их прибегать к услугам «дилетантов» - «неспециалистов в данной области знаний», постепенно
продвигающихся все дальше и дальше в степени «компетентности» в неспецифических для себя сферах
деятельности. Возникает феномен уравнивания экспертов и дилетантов и новая качественная расстановка сил:
глубоко наукообразные тактики и стратегии истинных «профи» -медиков, подвергаются развоплощению и
профанизации со стороны «профанов» - пациентов, гуманитариев, социологов, юристов и пр.
Понятие экспертизы прочно связано с понятиями науки и объективности. Как правило, деятельность
любого эксперта строится на авторитете научного знания, с его требованиями и нормами объективности,
беспристрастности, методологической последовательности. Внешними атрибутами эксперта является владение
аналитическими навыками, способностью к логическому рассуждению с целью принятия решений. Сообщество
экспертов стремится выработать свой собственный дискурс, апробированную методологию, набор
профессиональных приемов и етико-правових норм деятельности. Поскольку экспертиза ориентирована на
производство специальных знаний, то возникает вопрос о соотношении таких знаний и рутинной практики.
Например, в контексте расширения функций, форм и методов гуманитарной и биоэтической экспертиз
подвергается острой критике традиционно закрытый характер функционирования медицинских «корпораций» с
точки зрения его соответствия универсальным человеческим ценностям и ценностям либеральной демократии.
Так, например, четыре этических принципа Т. Бочампа и Дж. Чилдресса во многих постсоветских
странах имеют свою интерпретацию, которая обозначается как «уважение к традициям». На деле же это
утверждение обусловлено традициями административно-бюрократической системы, налагающей свой
неизгладимый отпечаток на взаимоотношения медиков и пациентов.
Известно, что во времена СССР при медицинских учреждениях существовали (или временно создавались)
различного рода экспертные комиссии, часто имеющие неопределенный этико-правовой, научный и юридический


На базе Московского гуманитарного университета в 2005-2006 годах осуществлялся научный проект по теоретико-
методологическому обоснованию гуманитарной экспертизы. Проект разрабатывается совместными усилиями российских и
украинских исследователей при поддержке Российского гуманитарного научного фонда.

96
статус. Эти комиссии также создавались с целью выполнения функций наказания и контроля за поведением
граждан. Под такие характеристики подпадали, например, так называемые наркологические комиссии,
осуществлявшие судебно-наркологическую экспертизу - обследование лиц на наличие алкоголизма и отсутствие
противопоказаний для принудительного лечения в лечебно-трудовых профилакториях. По содержанию их работа
противоречила действующему законодательству об административных правонарушениях, и не имела никаких
признаков судебной экспертизы [2, c.38]. Указанные медицинские комиссии не были независимыми с
процессуальной точки зрения, поскольку действовали в структуре наркологических учреждений. Кроме того, их
создание не имело никаких научных оснований и поэтому было искусственным.
Глобализация человеческой деятельности приводит к необходимости разработки института экспертизы,
который учитывал бы глобальные риски современных биомедицинских технологий в масштабе всего
человечества, а не только отдельной личности, социальной группы или страны. В связи с чем традиционная
медицинская экспертиза, так называемые консилиумы врачей, основанные на ценностях медицинской
корпорации и беспрекословной власти врача, не могут выполнять функции гуманитарной и биоэтической
экспертизы. Консилиум врачей - это давняя традиция клинической медицины, благодаря которой не только
предупреждались возможные ошибки при принятии ответственных решений отдельным врачом, но и
использовались потенциальные возможности науки в виде «коллективного интеллекта экспертов».
Обращение за помощью и советом к коллегам в интересах больного (коллегиальные решения) было
одним из ключевых принципов лечения со времен Гиппократа. Консилиум врачей, по мнению самих
врачей, представляет собой высшую социальную целесообразность: на одной чаше весов жизнь и здоровье
человека, в другой - во всей необходимой полноте возможности медицинской науки. В системе
государственного здравоохранения консилиумы являются рутинным методом.
Во второй половине ХХ века научный разум подпадает под подозрение. Общественному взору
открывается новая экзистенциальная угроза в биомедицине. Философские и другие немедицинские
дискурсы вторгаются в пространство биомедицинских практик, которые традиционно монопольно
контролировались экспертами-врачами. Врач, который якобы спасает пациента от действия патогенного
агента, сам начинает рассматриваться как угроза для пациента.
В последнее время в Украине активизировалась деятельность Всеукраинского врачебного
сообщества, которое инициировало обсуждение Законопроекта Украины «О врачебном самоуправлении».
В частности, в этом законопроекте наряду с другими полномочиями (участие в разработке стандартов в
сфере здравоохранения, осуществление контроля за повышением квалификации и переподготовкой врачей,
направление их на стажировку, специализацию и пр.) врачебному сообществу планируется отдать на откуп
этическую экспертизу профессиональной деятельности врачей. Нам представляется, что в силу
перечисленных выше причин, во-первых, такая экспертиза может осуществляться только независимыми
междисциплинарными группами, а во-вторых, она должна быть основана на биоэтической концепции
здоровья, биоэтических принципах и ценностях.
С проблемой гармонизации универсальных моральных ценностей и ценностей профессиональных мы
имеем дело всегда, когда формирование этих ценностей становится прерогативой исключительно
профессионалов. Так, например, Кодекс Американской медицинской ассоциации включает в себя принцип
недопущения врачом «милосердного убийства» (эвтаназия с помощью врача). Тут же возникает вопрос: это
требование обязательно для всех врачей или только для членов данной ассоциации? Кто должен создавать
кодексы медицинской этики и контролировать их соблюдение: социум, общественные медицинские
организации, организации, защищающие права пациента, или государственные органы? Является ли
прерогативой только профессиональных медицинских сообществ формирование этических норм для
врачей (и, следовательно, пациентов)? [3, с.3].
Начало третьего тысячелетия характеризуется тенденцией к построению общества на принципах и
нормах глобальной биоэтики. Национальный и мировой контексты обусловливают необходимость
глобальных изменений всех институтов общества на основе новой парадигмы глобальной биоэтики,
основными доминантами которой становятся: 1) экологическое измерение, полагающее развитие жизни,
здоровья не только человека, но и других живых существ, сохранения человечества и живой природы; 2)
социальное измерение, предполагающее движение общества к социальной справедливости, толерантности,
недискриминации, кооперации. Биоэтическая экспертиза биомедицинских практик основывается на их
биоэтической оценке с точки зрения ценности сохранения и развития жизни на Земле. Парадигма
глобальной биоэтики позволяет расширить предметное поле биоэтической экспертизы как экспертизы
биомедицинских практик, и включить в него широкий круг экологических и социальных явлений.
В 2014 году под ред. Х. Тен Хаффе и Б. Гордена вышел «Справочник по глобальной биоэтике»,
который стал результатом работы ведущих биоэтиков мира. В нем нашли свое отражение новые принципы
и направления развития глобальной биоэтики, в частности, принципы нестигматизации, солидарности и

97
кооперации, толерантности и др., а также новое измерение глобальной биоэтики – социальное, в контексте
которого рассматриваются такие проблемы как бедность, перенаселение, миграция, продажа органов и
людей [4, c. 581, 719, 785].
Следствием трансформации гуманитарной и биоэтической экспертиз становится усложнение и
многообразие задач, решаемых в ходе экспертизы. Теперь, например, оказывается необходимым не только
получать добровольное и информированное согласие пациентов и испытуемых, но и оценивать и
минимизировать психологический, экономический и социальный риск, которому они подвергаются,
обеспечивать социально справедливый доступ к получению благ.
В ходе реализации не только научных, но и социальных проектов могут рождаться новые практики и
технологии, каждая из которых может достаточно серьезно менять жизнь человека. В задачи гуманитарной
и этической экспертизы входит предсказания и прогнозирования этих факторов риска. Деятельность
экспертов базируется на принципах практической рациональности, которая уменьшает слияние
«субъективного фактора». Принципиально важна установка на то, чтобы систематически предусматривать
риски биомедицинских практик на тех стадиях, когда их предотвращения или коррекция еще не требует
интенсивных усилий со стороны общества.

Литература

1. Фуко М. Надзирать и наказывать. Рождение тюрьмы. - Москва: Ad Marginem, 1999. - 334 c.

2. Первомайський В.Б., Ілейко В.Р., Цубера А.І. Нагальні проблеми судово-психіатричної експертизи станів
залежності // Журнал психиатрии и медицинской психологии - Москва. – 1999. - № 2. - С. 35-45.
3. Юдин Б.Г. От этической экспертизы к экспертизе гуманитарной // Знание. Понимание. Умение. Электронный
ресурс: httP://wwW.zpU-journaL.rU/gumtecH/experT_exaM/articleS/2007/yudiN/
4. Handbook of global bioethics/Ed. by Henk A. M. J. ten Have, Bert Gordijn.- N.-Y.-London: Springer, 2014. – 1645 p.

БИОЭТИКА В СИСТЕМЕ ЭТИКИ CПАСЕНИЯ БИОСФЕРЫ

Рустанович Л.В.
Научный сотрудник
Институт юридических и политических исследований Академии наук Молдовы,
г. Кишинев, Республика Молдова

BIOETHICS AMONG THE SALVATION OG THE BIOSFERE

Summary
This report sets out the concept of environmental ethics as an principle of the survival mankind. The authors introduce
the scientific community with a system of modern ethics, put forward by scientists to help. Environment Rescue and humanity
and against the background of the picture expresses the idea that the right choice of society - in favor of bioethics. It is that
choice, according to the authors, is a moral and ethical ensuring the survival of mankind and nature conservation.

Экологическая проблематика все чаще выходит на первое место среди насущных проблем
современности. Вопрос стоит о рациональном использовании окружающей среды, рациональной эксплуатации
природных ресурсов и, в целом, о сохранении биосферы и выживании человечества. Единственным правилом в
выборе путей сохранения и развития всего живого на земле, руководствуясь которым человек сможет продлить
существование прекрасного биологического разнообразия и свое собственное существование на прекрасной
планете Земля, может быть личный выбор человека. И этот выбор – моральный. Личностный моральный выбор
является важнейшим правилом выживания человека, а совокупность личностных морально-этических правил
способностью содействовать сохранению человеческой популяции в целом.
Исследователи уже на протяжении ряда лет отмечают тот факт, что большие проекты
реконструкции биосферы и попытки управления природными сообществами, которые предлагаются
населению Земли, оказываются безуспешными. Сколько бы провидцев из самых различных слоев
населения ни говорили и даже ни кричали о том, что человечество стоит перед экологической катастрофой,
положение дела это не меняет. Мира эти сигналы опасности не спасут и не заставят человечество
одуматься или изменить стратегию жизни. Из этих наблюдений следует, что для создания условий
сохранения биоценоза и выживаемости человечества необходимо снабдить каждого человека стойкими
моральными установками, которые бы, выстроившись в стойкую систему, определили бы его поведение в
окружающем мире, его экологической этикой.
98
 Украинский ученый В.Е. Борейко» [2, с.87], систематизировав поиски исследователей прошлого и
настоящего в этой сфере, выделяет следующие направления современной экологической этики. К подобным
направлениям, по его мнению, относятся земельная этика. Кодекс правил этой этики призван регулировать
отношения человека с землей и организмами, живущими на этой земле. Этика в понимании земельной этики
означает ограничение свободы действий человека в борьбе за существование. Основатель этой этики Олдо
Леопольд. По мнению Олдо Леопольда, «чтобы открыть дорогу становлению этики, достаточно просто
перестать считать бережное обращение с землею чисто экономической проблемой. Рассматривая каждый
вопрос, ищите не только то, что экономически выгодно, но и то, что хорошо этически и эстетически. А хороша
любая мера, способствующая сохранению целостности стабильности и красоты биотического сообщества. Все,
что препятствует этому дурно» [5, с.34]. В соответствии с этикой земли не следует: уничтожать или
способствовать вымиранию видов; необдуманно смешивать эндемичные и экзотические виды; добывать
непомерную энергию из почвы и высвобождать ее в биоту; запруживать или загрязнять реки; следует
заботиться о животном мире. Этические принципы О.Леопольда опираются на наличие у человека свойств,
отличающих его среди всего живого – разумность и избыточно сильное воздействие на среду обитания. Первое
свойство призвано сдерживать второе, дабы оставалась возможность выживания для человека и других видов.
Созвучны с земельной этикой принципы этики, разработанной немецким философом Альбертом Швейцером,
которая проповедует благоговение перед жизнью.
Этика Швейцера гласит: «Я испытываю побуждение высказывать благоговение перед жизнью как по
отношению к моей воле и жизни, так и по отношению к другой. Добро то, что содействует сохранению и
развитию жизни, зло есть то, что уничтожает жизнь или препятствует ей, - утверждает А. Швейцер.- Поистине
нравственен человек только тогда, когда он повинуется внутреннему побуждению помогать любой жизни,
которой он может помочь, и удерживается от того, чтобы причинить какому-либо живому вред. Этика есть
ответственность за все, что живет» [10, с.199]. Другие исследователи находят недостатки данной этики в том, что
она не принимает во внимание объекты неживой природы, недра Земли, не объемлет всю экосистему в целом.
Этика экоцентризма рассматривает Природу в качестве целостного процесса жизни, который
необходимо сохранять ради идеи того, что природные системы обладают присущими им ценностями,
независимыми от человеческих ценностей. Именно человеческие ценности должны согласовываться с
природными, а не наоборот. «Действия правильны и черты характера добродетельны в нравственном
отношении, если они выражают или воплощают моральное отношение, которое называю уважением к
природе», - считает основатель экоцентризма Пол Тейлор [7,с.99]. Каждое живое существо, по его мнению,
можно признать как телеологический центр жизни. Этика экоцентризма делает шаг к пересмотрению
принципов морали прошлого, ставящей человека в центр Вселенной.
Этика глубинной экологии рассматривает природу не как источник ресурсов для человека.
Человеческая жизнь не более важна, чем жизнь любого другого существа, а здоровью биосферы следует
оказать предпочтение перед благом человечества. Моральные права с точки зрения экологической этики,
формулируются таким образом, что каждый вид имеет свой набор требований к среде, т.е. у каждого вида
имеются вполне определенные моральные права на удовлетворение своих потребностей. Механизм же
осуществления этих прав определяется функцией вида в экосистеме [4, с.163-168].
Теоцентризм акцентирует свое внимание на человеческой ответственности за судьбу биосферы
перед моральной инстанцией, которая стоит перед человеком. Эта средневековая этика считает, что мир
является самоценным сам по себе и человек не имеет права решать, каким быть миру, наоборот, мир через
Бога решает, каким быть человеку.
Кроме этих, более менее, известных, этических концепций выживания человечества экологическая этика
предъявляет еще целый ряд бурно развивающихся направлений: биоцентризм, освобождение животных,
экофеминизм и т.д. Посредством этих концепций целый ряд ярких исследователей развивают и пропагандируют
свои убеждения в области прав природы и прав человека и, следовательно, этику спасения человечества.
Биоэтика - направление, наиболее отвечающее запросам современности [8, с.189-199]. Биоэтика
обращает внимание на проблемы, с которыми человечество и биосфера ранее не встречались. Учение
связанно с самыми насущными на сегодняшний день проблемами использования методов генной
инженерии, т.е. обращения с человеком, как с биологическим материалом (гибриды с животными, аборты,
клонирование и т.п.). В то же время биоэтика ищет и находит пути сохранения биологического
разнообразия, улучшения экологических условий существования, улучшения качества жизни человека и
биосферы. Пути эти моральные и правовые. Права природы – это этическая идея, а не факт, и не вещь.
Права природы не существуют сами по себе, а являются отражением морали и этики конкретного
человеческого общества или его группы. Они являются своеобразным средством контроля за поведением
человека, который не должен преступать границу свободы, очерченную правами природы. Природа имеет
права в той степени, в какой мы принимаем ограничения своего собственного поведения ради ее интересов.

99
Осведомленность в содержании этих прав поможет людям определиться в избрании стратегии выживания,
успешно справиться с решением экологических задач. Речь в данном случае должна идти о системе
морально-этического образования, овладении людьми различением понятий добра и зла, полезности и
вредности, красоты и безобразия. Как видим, в этическом образовании необходимо должно присутствовать
понятие эстетического, что мы находим в биоэтическом учении .
Эстетическое «благоговение» перед всеми проявлениями жизни - общее положение для большинства
предлагаемых исследователями этических концепций. Общими являются также предлагаемые обществу правила
«ослабления нагрузки на среду обитания» т.е. правила регламентирующие взаимодействие человека с природой.
Это и предлагаемые меры по рациональному расходованию природных ресурсов; и стратегия сокращения отходов
жизнедеятельности людей, загрязнения окружающей среды; и целесообразность технического прогресса; и снятие
угроз, опасностей и агрессий в обществе, обеспечение спокойного, устойчивого, гармоничного, безопасного
развития. Ведь состояние неагрессивного развития – это состояние отсутствия различного рода опасностей и
угроз, способных нанести неприемлемый ущерб жизненно важным интересам человека.
Стратегия неагрессивного развития в странах развивающейся демократии в сфере экологии так же
лежит в плоскости экономической и социальной жизнедеятельности. Современное общество в большой мере -
технократическое и потребительское. Не только в массовом сознании, но и в изысканиях ученых существует
мнение об обратной связи технического прогресса, подгоняемого потребительским спросом, и нравственности
[8, с.189-199]. Причин тому несколько. Во-первых, человек губит природу, хищнически используя ее ресурсы.
Во-вторых, человек подчиняется технике, ее рациональности и организации, которые враждебны человеческой
сути. В-третьих, техника вызывает насилие как модус жизни, и этот модус распространяется на общество.
Отсюда агрессия, насилие, преступления, войны. Не прибавляет нравственного здоровья обществу и
усиливающаяся зависимость современного человека от техники. Техническая оснащенность его повседневной
жизни (бытовая техника, массовая коммуникация, компьютеризация и т.п.) является главнейшим показателем
его социального статуса, успешности, признания, целью усилий человека [3, c.127].
В своей зависимости от технического прогресса человек становится далек от естественных, партнерских
отношений с Природой, он перестает быть морально сознательным, морально ответственным за все, что
происходит в природе. То,что технический прогресс, техника, окружающая человека, отрицательно влияют на
общественное моральное сознание, сегодня не является только догадкой и тревогой религии и церкви. На этом
явлении останавливают свое внимание ученые: философы и социологи, психологи и педагоги [9, с.168]. Однако,
обвинения в адрес техники и технологии в том, что с увеличением их присутствия в современном обществе,
происходит «массовая деморализация» ‒ бесперспективны. «Вместо того, чтобы обвинять науку и технологию
в проникновении во все поры нашего существования, мы должны спросить себя, до какой степени их
проникновение стало возможным из-за познавательного и практического пренебрежения теми ценностями,
которые должны одновременно хранить смысл существования и обеспечивать бдительность, которая не
позволяла бы упустить этот смысл» [1, с.103]. В этих словах итальянского философа Э. Агацци присутствует
важная идея: за каждым культурным, научным, техническим артефактом стоит человек в качестве автора,
изготовителя, оператора, заказчика и потребителя. Такой угол зрения предполагает, что людям следует меньше
сокрушаться и искать виновника своего морального несовершенства, а больше задумываться о собственной
ответственности и безопасности, ибо «на человека ляжет тяжелейшая и сложнейшая задача быть человеком...
нравственно отвечающим за все, что происходит в век машин и роботов» [6, c.106]. Модель бесконтрольного,
бестормозного движения по пути технического прогресса является неприемлемой и рассматривается как
апокалиптическая. Ответственность за безопасность каждого государства и мира в целом должны нести не
только ученые, производственники или политики, но разделить между собой должны все люди, все мировое
сообщество целиком.
С ростом научно-технического прогресса будет расти и важность вопроса информационной
безопасности гражданина, общества, государства, международного сообщества. Главной угрозой для
человека является та часть информационного потока, которая, неся в себе огромный заряд агрессии,
буквально атакуя сознание, может изменять кругозор и мораль, как отдельных личностей, так и общества в
целом. Информационная безопасность во многом связана с духовной. Обеспечение информационной и
духовной безопасности базируется на последовательном неприятии обществом засилья пошлости,
аморальности, агрессии и криминала, навязывающихся пользователям информационных технологий.
Общество может поставить заслон такой информации исключительно использованием просветительско-
воспитательных мер: в семье, школе, вузе, церкви, в СМИ должно вести разъяснительную работу, а в семье,
прежде всего, контролировать доступ детей к информации и развивать у них неприятие к опасным ее
формам. В этом моменте именно и соединяются задачи духовной и информационной безопасности.
Духовная безопасность – важнейшая сторона устойчивого развития и в целом выживания
человечества. Размывание духовных основ грозит ломкой государственных и общественных структур,

100
угрозами духовному здоровью народов целиком. Угрозой личности является то, что ей информационно
навязываются чужие интересы, мотивы, методов скрытого агрессивного влияния, проявления действий,
которые имеют целеустремленный агрессивный характер и которые противоречат интересам личной
безопасности. Информация становится фактором, который может привести к значительным
технологическим авариям, военным конфликтам, дезорганизировать государственное управление,
финансовую систему, работу научных центров. Угрозы информационного характера для национальной
безопасности могут проявляться так же посредством распространения заведомо ложных сведений, фактов,
нагнетающих личности пессимистическое видение перспектив жизни (в виде непроверенных, научно не
доказанных теорий гибели мира, космических катастроф, т.п.).
Как видим, проблема спасения биосферы, а, следовательно, и реализации стратегии выживания в ее
экономических и социальных, экологических и демографических, информационных и духовных аспектах –
с необходимостью зависит от мировоззренческого и морального выбора личности и идеологической
стратегии государства. Этот выбор, скорее всего, за биоэтикой. Именно биологическая этика, и в теории, и
в практике, через социальную биоэтику и биоэтическую толерантность и далее посредством глобальной
биоэтики наиболее полно сегодня отвечает запросам современности создавая условия для построения
адекватной стратегии безопасного, социоприродного развития современной цивилизации морально-
этического обеспечения спасения биосферы и реального выживания человечества [11, с.122-195].

Литература

1. Агацци Э. Моральное измерение науки и техники.- Москва: Наука, 1998. - 344 с

2. Борейко В.Е. Прорыв в экологическую этику. - Киев: Логос, 2013.- 168 с.
3. Ердаков Л.Н. Человек в биосфере.- Москва: НИЦ ИНФРА,2013.- 206 с.
4. Лейбин В. Экология духа: от самоуничтожения к самоспасению // Общественные науки и современность. -
Москва: Наука, 1992. - C.163-168.
5. Леопольд О. Календарь песчаного графства. - Москва: Мир,1980. - 216 с.
6. Лихачев Д.С. Письма о добром и прекрасном. – Москва: Наука, 1989. - 287 с.
7. Taylor Paul Respect for Nature. A Theory of Environmental Ethics. - Princeton University Press.-216 р.
8. Țîrdea Teodor N. Filosofie și Bioetică. - Chișinău: Universitatea de Stat de Medicină și Farmacie Nicolae Testemițanu din
Moldova, 2000. - 215 c.
9. Роговая Г. Технический прогресс и нравственность: выбор человека будущего // Dezvoltarea umană impactul
proceselor de transformare a societății moldave. - Chișinău: Centru editorial al UAŞM, 2007. - 522 с.
10. Швейцер А. Благоговение перед жизнью. - Москва: Прогресс,1992. - 572 с.
11. Țîrdea Teodor N. Bioetică: teorie și practică. – Chișinău: CEP „Medicina”, 2016. – 224 p.

ПРОБЛЕМА ЗАЩИТЫ ПРАВ НЕРОЖДЕННОГО РЕБЕНКА НА ЖИЗНЬ 

Силуянова И.В.
Доктор философских наук
Российский национальный исследовательский медицинский университет им. Н.И.Пирогова,
г. Москва, Российская Федерация

THE PROBLEM OF PROTECTING THE NEWBORN CHILD'S RIGHT TO LIFE

Summary
The article is devoted to the protection of the rights of the newborn child to life and health, in connection with the
practice of the implementation of „baby boxes”. This problem is widely discussed in Russia. The article reveals the contents of
the arguments of supporters and opponents of Russia's system of „baby boxes”.

Проблема защиты прав новорожденного ребенка сложна и многогранна. В силу этого, не

удивительно, что в Государственной Думе России работает Комитет по вопросам семьи, женщин и
детей. При Президенте РФ существует институт Уполномоченного по правам ребенка, целью
которого является обеспечение соблюдения прав и свобод ребенка, восстановление нарушенных

Работа выполнена при поддержке РГНФ, проект № 14-03-00581 «Биоэтика в России: опыт концептуализации и
сравнительного анализа»

101
прав детей, в том числе путем осуществления независимого контроля за деятельностью органов
государственной власти Российской Федерации и субъектов Российской Федерации, органов
местного самоуправления, организаций и должностных лиц в части соблюдения ими прав и
законных интересов несовершеннолетних [1]. В Русской Православной Церкви активно работает
Патриаршая комиссия по вопросам семьи, защиты материнства и детства. Сегодня в центре
внимания этих организаций находится вопрос о защите права новорожденного ребенка на жизнь и
охрану здоровья в связи с задачей организации системы «окон жизни» или «бэби-боксов», т.е.
приспособлений, позволяющих сохранить жизнь младенцу, которого бросила мать [3].
В России бэби-боксы начали появляться в 2011 году и в настоящее время российская
общественность разделена на противников и сторонников введения такой формы защиты
новорожденного ребенка как «бэби-боксы». К основным аргументам противников «бэби-боксов» в
России относится следующее: (1) необходимо выполнить указание Комитета ОНН по правам ребенка
о запрете бэби-боксов в России; (2) проекты по введению системы бэби-боксов основаны на частных
коммерческих интересах; (3) статистика свидетельствует об отсутствии связи между случаями
убийства матерями своих детей и возможностями отнести детей в бэби-бокс; (4) система бэби-боксов
будет иметь разрушающее влияние на нравственность общества, молодежи и женщин.
С точки зрения сторонников введения такой системы главное в этой проблеме - сам факт
защиты жизни новорожденных детей. Они последовательно парируют аргументы противоположной
стороны. Во-первых, любое государство не обязано подчиняться указаниям той или иной междуна-
родной организации. В-вторых, если в обществе возникает частная инициатива на установку подоб-
ных конструкций, создание которых требует средств, то почему она не может быть реализована,
тем более, если это благотворительные намерения и государство само не может финансировать эти
проекты? В-третьих, вряд ли можно ориентироваться на современную статистику, по причине ее
опоры на практически несуществующую еще в России и еще не известную широким слоям
общества систему бэби-боксов. В-четвертых, запрет со стороны государства бэби-боксов – это
проведение в жизнь этики прагматизма, согласно которой необходимость избежать затрат
государственных средств, т.е. экономическая целесообразность, доминирует над необходимостью
создания различных форм и средств спасения человеческой жизни.
Главным аргументом противников введения и легализации системы бэби-боксов является
аргумент этический. В его основе лежит справедливая оценка безнравственности поступка
женщины, которая нарушает заповедь любви, бросая своего ребенка. Но кто доподлинно знает,
любит ли она или нет своего ребенка, оставляя его? Например, врачам известно болезненное
состояние женщины, которое называется постабортный синдром. В чем его суть? Его суть в том,
что женщина, уничтожившая своего ребенка, продолжает его любить, и в этом мучительность ее
состояния, со всеми трагическими и болезненными для нее последствиями. Не факт, что заповедь
любви нарушается, когда женщина отдает ребенка. Так абсолютно очевидно, что именно своей
материнской любовью Иохаведа спасла жизнь Моисею.
Сторонники запрета «окон жизни» убеждены, что система бэби-боксов будет отрицательно
влиять на общество, особенно, если ее законодательно разрешить. Что значит законодательно
разрешить? Это значит освободить от уголовной ответственности мать, оставившую ребенка в
специализированном месте для анонимного оставления детей, по статье 125 УК РФ «Оставление в
опасности». Это суть правового разрешения бэби-боксов. Если мы законодательно запрещаем бэби-
боксы, это значит, что мы требуем сохранить уголовное преследование и наказание таких матерей,
что само по себе вряд соответствует принципам, например, христианской этики. Ведь подлинный
замысел создания «окон жизни» - соблюдение заповеди «не убий», создание возможности (пусть еще
одной, наряду с другими, уже существующими) не совершить убийства, дать шанс женщине, по тем
или иным причинам, отказывающейся от ребенка, не совершить еще большего злодеяния.


Согласно Библии, Моисей родился в то время, когда в Египте его народ увеличивался в численности. Египетский
фараон опасался того, что израильтяне, усилившись, могут стать союзниками врагов Египта. Поэтому фараон
приказал убить всех новорожденных мальчиков. Чтобы спасти свое дитя Иохаведа - мать Моисея, сплела
тростниковую корзинку, смазала её смолой, спрятала его в корзинке и пустила её по водам Нила. Корзинка вскоре
была обнаружена дочерью фараона, которая усыновила ребенка.

102
 Система бэби-боксов, безусловно, этически несовершенна. Тем не менее, она включает
стремление и инициативы людей сохранять жизнь, даже и в такой несовершенной форме. Особенно
значимы такие инициативы в условиях легальности аборта. Отрицательное влияние на нравственность
общества, молодежи, женщин и мужчин оказывает в первую очередь именно легальность аборта.
Бэби-боксы – это форма своеобразного противостояния преступной доступности абортов. Нельзя не
согласиться с тем, что эта форма не идеальна. Но ее не идеальность не должна стать основанием ее
запрета. Весьма символично, что именно Моисей был спасен в корзинке, ставшей «колыбелью
жизни», т.е. способом близким к бэби-боксам. Именно Моисею, спасенному в корзинке, были
открыты заповеди, среди которых и великий моральный закон «не убий».
Литература

1. Силуянова И. В. Биомедицинская этика. Учебник и практикум. – Москва: Издательство «Юрайт», 2016. - 312 с.
2. Биомедицинская этика. Сборник нормативно‐правовых документов в области прав человека в контексте
биомедицинских исследований. – Москва – Чебоксары, 2014. - 968 с.
3. Основы социальной концепции Русской Православной Церкви. – Москва, 2001. Отдел внешних церковных связей
Московского Патриархата. - 127с.

БИОЭТИЧЕСКИЕ И ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ ОБЩЕСТВЕННОЙ

БЕЗОПАСНОСТИ

Соколова С.Н.
Доктор философских наук
Полесский государственный университет, г. Пинск, Республика Беларусь
Соколова А.А.
Магистр психологических наук
Командно-инженерный институт МЧС РБ, г. Минск, Республика Беларусь

BIOETHICAL AND PSYCHOLOGICAL ASPECTS OF PUBLIC SAFETY

Summary
The present article focuses on bioethical and psychological aspects of public safety, which are associated with
ethical issues. Exploring the axiological perspective of the problem, the authors have made a special emphasis on the spiritual
culture and values form of modern man and society’s existence.

Современная экзистенция человека многомерна и противоречива в силу того, что именно личность
является основным носителем общечеловеческих ценностей, биоэтических парадигм, имеющих прямое
отношение к стратегии выживания и безопасного развития современной цивилизации. Интеграционные процессы
и многомерность существующего социального пространства достаточно четко проявляется в разноаспектной
эклектике, вследствие дифференциации общества, что особенно актуализирует общественную безопасность.
Акцентуация на биоэтических и психологических аспектах безопасного существования человека и
общества, или общественной безопасности сегодня интересна по нескольким причинам. Во-первых,
общественная безопасность связана с парадигмальными установками выживания, этическими вопросами и
психологией личности или духовной константой, так как «к числу явлений, которые можно рассматривать
как признаки наличия инвариантов идеального мира, помимо самого факта осознания существующего
мира, по-видимому, можно отнести духовные компоненты человека» [1, с.68]. Во-вторых, биоэтические и
психологические аспекты общественной безопасности являются зеркальным отражением этической
модели современного человека и социума. В-третьих, аксиологический ракурс исследуемого вопроса
фиксирует определенный уровень культуры, который является результатом антропосоциогенеза.
И нельзя не согласиться с тем, что общество и культура, «безусловно, когерентны друг другу, но, ни
одно из них не сводимо к другому. Культура взыскивает высокого и должного, социум – массового и сущего.
Поэтому между ними всегда существовали, и будут существовать впредь определенный люфт, зазор и даже
противоречие. Однако именно в силу того, что человек благодаря наличию у него разума, воображения и воли
способен творить, его культурное измерение и предназначение, культурный уровень его бытия всегда будут
выше уровня его социального бытия, уровня существующих общественных отношений» [2, с.17].
Многомерность общественной безопасной экзистенции человека с особой очевидностью проявляется в
поведении личности, т.е. когда индивидуальное сущностное начало представляет собой реализованный в

103
деятельности смыслообраз (образец для подражания), базирующийся на «культурной матрице». В случае, если
таковой отсутствует, а точнее, не соответствует действительности, то поведение становиться девиантным и
антисоциальным. «У каждого индивида два лица: первое – его физиономия, второе – его поведение. И если,
правда, что «лицо – зеркало души», то поведение тоже «зеркало»» [3, с.3]. Следовательно, важно направлять и
корректировать поведение индивида, предоставляя позитивные образцы для подражания, чтобы повлиять и
(при необходимости) переформатировать восприятие, представление и мышление человека, а значит, изменить
отношение личности к существующей реальности. В этом случае, необходимо перейти от рационально-
конкурентного вектора развития, доминирования «человека потребляющего» к гуманистической модели
поведения, или к «человеку созидающему», что особенно актуально для современного общества.
Акцентуация на биоэтическихи психологических аспектах общественной безопасности позволяют
обратить особое внимание на духовную культуру бытия личности. «Признание духовного уровня бытия
человека не только необходимым, но и высшим уровнем его существования означает необходимость
констатации того, что человек – это не просто мыслящее или деятельное бытие, а прежде всего ценностное
существо. Именно в человеке и с помощью человека Бытие рефлексирует свою причастность к миру
универсальных ценностей, которые направляют и регулируют его существование и эволюцию» [4, с.21].
Биоэтические и психологические аспекты общественной безопасности включают в себя широкий
спектр проблем: робототехника, нанобиотехнологии, репродуктивные технологии, эксперименты над
животными, клонирование человека, обеспечение прав детей, людей с психическими заболеваниями, решение
вопросов, связанных с эвтаназией, лечением умирающих больных, трансплантологией и генной инженерией и
т.п. Актуализируя биоэтические и психологические аспекты общественной безопасности необходимо отметить,
что прослеживается взаимосвязь между моральной деформацией индивидуального и общественного сознания и
безопасной экзистенцией личности, что непосредственно связано с парадоксальным явлением, или
размыванием общечеловеческих ценностей и исчезновением «культурной матрицы».
Современный человек, как «технологический (рационально-телесный) субъект принадлежит к
информационной цивилизации. Освободившись от понятий добра и зла, подменив их техническими
нормами, он как бы поднялся над нравственным измерением жизни. Насилие стало второй натурой. Это
произошло как бы помимо воли человека, доверившегося современным технологиям (экономическим,
социальным, политическим, военным, психологическим, медицинским)» [5, с.6].
Безопасная экзистенция человека и общества, или общественная безопасность детерминированы
феноменологичностью основополагающих природных компонентов личности и семантической дифферен-
циацией структурных элементов индивида. Исходная система координат такова, что различные проявления
человеческой индивидуальности достаточно многомерны и это особенно важно при обеспечении общественной
безопасности. «В современных условиях особое значение имеют такие факторы, как кризис государственной
идеологии, разрушение или деформация ценностной системы и, как следствие, отсутствие критериев
адекватной оценки информационных воздействий, имеющих пропагандистский характер; появление целого
арсенала новых средств воздействия на индивидуальное, групповое и массовое сознание…» [6, с.65].
Морфологичность вопроса заключается в осмыслении социального бытия при реализации
абсурдных стереотипов поведения индивида (например, террористический акт), отступление человеком в
повседневной деятельности от моральных, культурных и социальных стандартов, провоцирующих, как
правило, неадекватное восприятие личностью существующей реальности и агрессивную рефлексию.
Безопасная экзистенция существования человека и общества всегда связана с характером опасного
изменения окружающей среды, перевоплощения сущностной характеристики личности и трансформацией
общественных отношений. Сущность безопасности, как важнейшего свойства любой системной
организации проявляется, как на личностном уровне, так и на уровне конкретного социума, формируется и
проявляется на основе адаптивной биологической и социальной деятельности.
Эффективность общественной безопасности является конкретным результатом деятельности
человека или профессиональной группы, общественных организаций по предупреждению и нейтрализации
угроз, обеспечению защиты от существующих в социуме опасностей. Антропосоциогенез свидетельствует
о том, что онтологизм безопасной экзистенции человека и общества аккумулирует природное и социальное
бытие, а главное, особенное предназначение личности.
Акцентируя внимание в данной статье на биоэтических и психологических аспектах общественной
безопасности необходимо уточнить содержание такой научной дефиниции, как «духовная культура».
Духовная культура, представляет собой синтезированную реализацию ценностных норм, ориентиров,
регулирующих общественные отношения и процесс формирования смыслообразов в сознании человека,
которые наполнены художественно–научным содержанием, а также связанны с социальным пространством
и концептуально являются необходимым нравственным императивом для эффективного функциони-
рования общественной безопасности [7, с.85].

104
 Биоэтика, как правило, касается современной медицины, которая в контексте глобализации,
трансформируется, коррелируя этико-правовые моменты, изменяя ценностные ориентации при оказании
медицинской помощи и лечении пациентов. Этическая окраска инновационных методов лечения, применяемых
в медицине, постепенно смещает акценты, касающиеся общественной безопасности. Трансформируются, как
свидетельствует практика, нравственно-этические нормы, стираются общепринятые стереотипы поведения.
Проблемное поле представленной статьи определено недостаточной степенью удовлетворенности
социальных институтов в общественной безопасности, что обусловлено низким уровнем культуры,
неадекватностью индивидуального и общественного сознания.Необходимо всегда помнить, что именно
культура «связывает и пронизывает все сферы общественно–производственной жизни, обеспечивает
преемственность поколений и является тем цементом, который превращает людей из простого множества в
народ, стимулируя в нем созидательное творческое начало» [8, с.6].
В итоге, сегодня совершенно не случайно возрос интерес к биоэтическим и психологическим
аспектам общественной безопасности, так как в области научных открытий в современной науке, особенно
в медицине (нанобиотехнологии, нанодиагностики и нанотоксикологии) складывается достаточно
неоднозначная ситуация, совершенно не гарантирующая общественную безопасность. «Человечество
вступило в эру активного освоения нанотехнологий. Впечатляют уже достигнутые результаты. Впереди
ещё более интригующие перспективы» [9, с.12].
Во-первых, инновационность медицинских разработок и биоэтических установок, основанных на
интеллекте, становятся постепенно объективной необходимостью для прогрессивного развития социума.
Не будучи изолированной от социального пространства, общественная безопасность является
эффективным механизмом предупреждения и решения социальных конфликтов. Именно поэтому
обязательно должны вырабатываться комплексные меры противодействия деструктивным тенденциям
(опасностям, угрозам) в процессе реализации современных образовательных технологий при обязательной
актуализации биоэтических и психологических аспектов общественной безопасности. «Любой вид
безопасности, так или иначе, зависит от состояния образования в стране: экономической, информационной,
оборонной, экологической и т.д. Каковы образование и культура, таковы и запросы и потребности
общества, а через них уровень социального развития, общий уровень безопасности в целом» [10, с.433].
Во-вторых, биоэтика и «культурное измерение» в контексте личностного восприятия действительности
могут и должны стать приоритетными направлениями в реализации социальной политики демократического
общества. В ближайшее время необходимо разработать концепцию или предложить национальный проект,
позволяющий коррелировать и синхронизировать развитие всех сфер жизни общества.
И, в-третьих, актуализация биоэтических и психологических аспектов общественной безопасности
позволяет говорить сегодня о необходимости создания механизма, влияющего на креативно-созидательную
матрицу, которая была бы ориентирована на «культурное измерение» общества и реализацию позитивных
«сценариев бытия человека и человечества» [11, с.172].
Таким образом, нельзя забывать, что существуют и другие версии движения социального
пространства, при котором современный социум в процессе глобализации начинает трансформироваться,
активно изменяя личность и общество.
В будущем, такой мрачный сценарий развития событий может привести к дестабилизации мировой
финансово-экономической системы, глобальному политическому кризису, деградации общественных
отношений, тотальной войне и хаосу. «Сила и алчность транснациональных корпораций и глобальной
олигархии, отсталость, угнетенность и инфантильно-потребительские настроения бедных и неудачливых
приводят к тому, что сегодня значительная часть населения Земли прозябает в бедности и нищете, недоедает,
страдает и вымирает от насилия и болезней» [12, с.15]. Следовательно, вполне вероятно, что очень важно на
современном этапе развития социума уделить особое внимание вопросам безопасной экзистенции человека и
общества, особенно, если это касается биоэтических и психологических аспектов общественной безопасности.
Литература

1. Егоров А.Д., Егоров И.Д. Границы цивилизации - Москва: Издательство «Физико-математической литературы»,
2009. – 68 с.
2. Лебедев С.А., Лазарев Ф.В. Многомерный человек: онтология и методология исследования. – Москва:
Издательство «Московского университета», 2010. – 96 с.
3. Колесов Д.В. Поведение: физиология, психология, этика – Воронеж: Издательство НПО «МОДЭК», 2006. – 696 с.
4. Лебедев С.А., Лазарев Ф.В. Многомерный человек: онтология и методология исследования – Москва:
Издательство Московского университета, 2010. – 96 с.
5. Букреев В.И. Человек агрессивный (Истоки международного терроризма) – Москва: Издательство «Флинта», 2007.
– 336 с.

105
6. Михайленок О.М. Политические аспекты информационной безопасности личности. – Власть. - Москва. – 2010. -
№12. - С. 64-70.
7. Соколова С.Н. Research of the sphere of safety: the fundamental principles and approaches // Вестник Полесского
государственного университета. Серия общественных и гуманитарных наук - Пинск. – 2015. - №2. - С. 84-87.
8. Николаев П.А. Культура как фактор национальной безопасности – Москва: Издательство «Русский импульс»,
2007. - 320 с.
9. Нанонаука и нанотехнологии. Энциклопедия систем жизнеобеспечения / Под ред. Е.Е. Демидова. – Москва, ООО
«Издательский Дом МАГИСТР–ПРЕСС», 2011. - 1000 с.
10. Нетесов М.С. Образование как фактор национальной безопасности // Национальная безопасность: научное и
государственное управленческое содержание: материалы Всероссийской научной конференции, 4 декабря 2009 г.,
Москва [текст+электронный ресурс]/ Центр пробл. анал. и гос.–упр. Проект. – Москва: Издательство «Научный
эксперт», 2010. - 736 с.
11. Климова С.М., Майданский А.Д. Глобальное будущее 2045 // Вопросы философии. – Москва. – 2014. - №2. - С.
172–176.
12. Киселев Г.С. Иллюзия прогресса // Вопросы философии – Москва. - 2015. - №4. - С. 13-25.

ВЗАИМООТНОШЕНИЯ ВРАЧ–ПАЦИЕНТ В ЭПОХУ МЕДИКАЛИЗАЦИИ

Сокольчик В.Н.
Кандидат философских наук
Белорусская медицинская академия последипломного образования, г.Минск, Белоруссия

THE RELATIONSHIPBETWEENTHE DOCTOR AND THE PATIENT

IN THE MEDICALIZATION ERA
Summary
The article entitled „The relationship between the doctor and the patient in the medicalization era” is devoted to the
urgent problem of the biomedical ethics - the problem of doctor´s and patient´s interaction in a modern society. In this paper,
the author analyzes the models of interaction between doctor and patient, which was proposed by the famous American
bioethicist R. Weatch. The author considers the proposed ideal models in the context of medicalization era expectations and
communicative discourse of the modern society.

Ситуация медикализации общества затронула достаточно консервативную систему взаимоотношений

врача и пациента, где стратегии общения и коммуникативные практики, наработанные веками, уже не
отвечают запросам социума и личности. Новое общество породило такие проблемы коммуникации врача и
пациента как деперсонализация, формализация, физикализация, коммерциализация отношений, что
разрушило традиционную парадигму взаимного доверия, уважение пациента к статусу врача [1, с.257].
Согласно опросам врачей и пациентов, проведенным автором статьи, а также исследованиям российских,
украинских ученых [2], сегодня можно говорить о формировании новых ожиданий в практике
взаимоотношений врача и пациента. В стандартной ситуации пациент в общении с врачом ожидает, прежде
всего, эмпатии и коммуникативной компетентности врача (умения общаться, что подразумевает
вежливость, позитивный настрой, умение слушать и сопереживать и т.д.). Некоторые пациенты отмечают,
что общение с врачом само по себе является сильнейшим терапевтическим воздействием и даже способно
облегчить болевой синдром. Врач, в свою очередь также на первый план во взаимодействии с пациентом
выдвигает умение пациента общаться, создать позитивный настрой. Обоюдное желание эмпатии и
эмоционального отклика, уважения собственной личности – это те фундаментальные основы
межчеловеческой коммуникации, которые сегодня недостаточно обеспечивает человеку социум.
Наряду с совпадением ожиданий, во взаимоотношениях врача и пациента возникает и сложная дилемма:
пациент стремится активно участвовать в процессе лечения, уверенный в своих возможностях помочь
«медицине», а врач, негативно настроенный на дилетантское «всезнание» пациента, предпочитает техноло-
гичное и авторитарное взаимодействие с ним. Таким образом, классические деонтологические проблемы
взаимоотношений врач - пациент в современных процессах медикализации общества приобретают новое
звучание и становятся проекцией нравственных, коммуникативных, ценностных взаимодействий в социуме.
Американский биоэтик Роберт Витч, как уже известно, предложил четыре основные модели
взаимоотношений врача и пациента, которые, по его мнению, являются базовыми профессиональными
вариантами коммуникации с пациентами. Это - пасторская (патерналистская), инженерная, коллегиальная и
контрактная модели. В целом, применение этих «моделей» зависит от общественных установок, а также от
конкретной ситуации, связанной с особенностями пациента, серьезностью его заболевания, личностными

106
статусами врача и пациента, установок социума и т.д. Следует отметить, что характеризуя предложенные
идеальные модели, Р. Витч анализирует не только их профессиональную применимость, но и степень
адекватности принципам гуманизма и биомедицинской этики [3, с.71].
Пасторская (патерналистская) модель предполагает такие межличностные отношения между
врачом и пациентом, когда роль врача приближается к отцу (или пастору), чей авторитет непререкаем, а
забота о пациенте и эмпатия являются необходимым предпосылочным условием взаимоотношений.
Пасторская модель основывается на незыблемой вере в медицину и даже ее сакрализации, «священном
трепете» пациента в отношении знаний о болезни (патологии). В таких взаимоотношениях пациент
полностью принимает директивы врача, не подвергая их сомнению. Пасторская модель в медицине
господствовала до середины ХХ века, т.е. фактически до начала процессов медикализации. Последняя
принесла обществу научное (медицинское) знание, вплетенное в ткань повседневности [4, p.501],
уверенность в способности каждого через СМИ получать максимум достоверных сведений о
характеристике патологии и ее лечении, и, как следствие, образ врача утратил ореол сакральности, пациент
не желает видеть в нем отца (наставника, пастора), стремясь на равных участвовать как в диалоге врач-
пациент, так и в лечении собственной болезни.
Сегодня патерналистская (пасторская) модель применима в ограниченном количестве случаев. В
целом, несмотря на работоспособность рассматриваемой модели в мировой истории медицины, сегодня она
не отвечает ожиданиям общества (пациентов), поскольку не реализует ценности партнерства,
эмоционального равноправия и общедоступности медицинского дискурса.
Особенный интерес в контексте медикализации общества представляет инженерная модель
взаимоотношений врача и пациента. Сегодня эта модель не только распространена, но и воспринимается
значительной частью медицинских работников как профессиональный «ответ» на вызовы медикализации,
как способ сохранить авторитетность и сакральность профессии врача, как реализация научного и
технического прорыва в медицине. В рамках инженерной модели врач относится к пациенту как к
«механизму», в котором он должен обнаружить и устранить поломку. Процесс врачевания при этом
сводится к набору неких манипуляций с телом пациента при опоре на объективные количественные данные
его обследования. С точки зрения биоэтики инженерная модель взаимоотношений аморальна, т.к. не
рассматривает пациента как личность (это лишь агрегат, конгломерат и т.д.), и, по сути, освобождает
медицину от этического компонента. Главной целью провозглашается победа над болезнью, а возможные
коллизии разрешаются путем элементарного подсчета ресурсных затрат, рисков в соотношении с
предполагаемой пользой. Психологически такая модель взаимодействия предполагает эмоциональную
нейтральность обеих сторон, отсутствие права пациента на высказывание своего мнения.
Следует отметить, что инженерная модель взаимоотношений врача и пациента достаточно
распространена в практике здравоохранения. К сожалению, такая позиция близка многим молодым врачам,
увлеченным ростом возможностей информационных технологий в процессе лечения и технологической
стороной своих действий. В данном случае происходит своеобразная подмена межчеловеческой коммуникации
технологичной связью авторитарный врач – пациент как абстрактный объект изучения (лечения). С обличением
античеловечности технологического подхода часто выступают известные врачи и биоэтики. Американский
кардиолог Б. Лаун пишет: «Трехтысячелетняя традиция нерушимого доверия между пациентом и врачом
уступила место новому виду отношений. На место исцеления явилась сумма манипуляций: менеджмент
вытеснил заботу о больном, искусство выслушать страждущего уступило место медицинским технологиям.
Доктора больше не адресуются к личности больного – они озабочены фрагментарными, «не так работающими»
биологическими системами и органами. Сам человек «выключен» из игры, его как бы нет на сцене... » [5, с.368].
Впрочем, неоспорим факт, что технологический уровень современной медицины часто предполагает
использование инженерной модели: например, в случае, когда работает целая бригада специалистов
(врачей – «технологов»), где каждый выполняет узко специальную операцию и фактически не общается с
пациентом. Врач-«технолог» – это реальность развивающейся научно-информационной революции; на
практике врач-«технолог»чаще всего остается в «закулисье» общения с пациентами. Но следует учесть, что
обязательным условием функционирования такой модели является присутствие «связующего звена»
между пациентом и врачами-«технологами» (т.е. врача, через которого осуществляется коммуникация).
Впрочем, предложенная «специализация» не освобождает ни одного врача от коммуникативных умений,
морального отношения к человеку. Следует помнить, что биоэтические принципы, деонтологические
нормы, на которых основана работа врача в современном обществе, базируются на идеях о том, что даже в
случае опосредованного общения, либо в случаях невозможности общения (коматозное состояние
пациента), врач не имеет права не учитывать человеческое достоинство пациента, его личность,
относиться к человеку без уважения, внимания, эмпатии.

107
 Наиболее адекватны сложившимся в современном обществе статусным ролям врача и пациента, по
мнению Роберта Витча, коллегиальная и контрактная модели взаимоотношений [6, p.17].Контрактная
модель взаимоотношений врача и пациента основывается на принципах свободы, взаимного уважения
личного достоинства, а также честности взаимоотношений, информированности и справедливости. В
контрактных отношениях врач признает за пациентом свободу управления своей жизнью и здоровьем и
заключает с пациентом «соглашение» взаимопомощи и взаимного доверия. По мнению Роберта Витча,
контрактная модель – наиболее реалистичный и совершенный тип взаимоотношений врача и пациента, к
которому должно стремиться общество. Однако, возникает вопрос: не приведет ли такая модель
взаимоотношений к тому, что врач переложит ответственность на пациента и в решающие моменты
(например, будучи несогласным с моральным выбором пациента) «расторгнет» контракт»?!
Со стороны врача контрактные взаимоотношения психологически оправданы – позволяют сохранять
личностную нейтральность, предупреждают «эмоциональное выгорание», реалистичны в отношении
«вертикальности» взаимоотношений профессионала с пациентом, а, главное, оставляют возможность
«выйти из игры». Однако для пациента контрактная модель предопределяет вместе со свободой и
колоссальный уровень ответственности, не оправданной незнанием или неспособностью оценить
ситуацию. Контрактная модель взаимоотношений врача и пациента в целом отвечает отношениям,
порожденным медикализацией, но, во-первых, предполагает приоритет ответственности пациента в
разрешении вопросов собственного здоровья над ответственностью врача, и, во-вторых, сводит
эмоционально-диалоговые живые отношения к декларативной, опосредованной контрактом коммуникации.
Суть коллегиальной модели состоит в равноправном диалоге врач – пациент, основанном на
обоюдных знаниях, развитых коммуникативных практиках, эмпатии. Абсолютно необходимым условием
действенности коллегиальной модели является полная информированность пациента. К сожалению,
взаимное доверие, конфиденциальность, совпадение интересов в сегодняшней реальности могут
рассматриваться как иллюзорные характеристики взаимоотношений врача и пациента. В обществе 21
века пока только в ограниченных случаях коллегиальная модель взаимоотношений реально приносит
положительные результаты. Если же предполагать широкое развитие коллегиальности во взаимоот-
ношениях врача и пациента, востребованных обществом в условиях развивающейся медикализации, то
следует обратиться к развитию научных (в частности, медицинских) знаний, коммуникативных навыков в
обществе, а также к существенному преобразованию в подготовке медицинских работников (врачей).
Современному врачу необходимо знать особенности поведения и восприятия пациента, носящие
индивидуальный характер, а также стереотипы, которые сформировались у пациента под влиянием
процессов медикализации. Новый статус врача предполагает навыки психотерапевта (психолога),
способного выстраивать конструктивный диалог с пациентом и выступающего своего рода «буфером»
между медицинской средой и обществом в целом.
Следует помнить, что взаимоотношение – процесс двусторонний (многосторонний), следовательно, и от
пациента в обществе медикализации требуется «движение навстречу». А именно: развитие знания (а не обрывков
паранаучных идей), умение коммуницировать, умение принимать другую точку зрения, а также высокая
нравственная культура. Только при стремлении выполнить эти идеальные условия отношения врач–пациент в
современном обществе будут гуманными и взаимоудовлетворяющими, а медикализация как реальность
современного социума перерастет из негативного процесса в новую научную силу цивилизационного развития.
Литература
1. Михель Д.В. Медикализация как социальный феномен // Вестник СГТУ. – 2011. – №4 (60). Вып. 2. – С.256-263.
2. Николаева В.В., Первичко Е.Н., Загорец Т.П. Особенности отношений в диаде «врач-пациент» при
соматоформных расстройствах // [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://psihologia.biz/psihologiya-
psihologiya-obschaya_693/nikolaeva-pervichko-zagorets-osobennosti-16119.html – Дата доступа 15.01.2016г.
3. Витч Роберт. Модели моральной медицины в эпоху революционных изменений // Вопросы философии. – 1994. – №
3.– C. 67-72.
4. Zola I. Medicine as an Institute of Social Control //Sociological Rewiew. New Series. – 1972. – V.20 (4). – P.487 – 504.
5. Лаун Б. Утраченное искусство врачевания. – Москва: ООО Издательский Дом «КРОН-ПРЕСС» 1998.– 367 c.
6. Veatch R. The Patient as Partner: A Theory of Human Experimentation Ethics. – Bloomington, 1987. – 241p.

108
 ЭТИКА ВЫЖИВАНИЯ

Сычев А.А.
Доктор философских наук
Мордовский государственный университет им. Н. П. Огарёва, г. Саранск, Россия

THE ETHIC OF SURVIVAL

Summary
The article discusses a system of traditional values which ensures minimal but stable yields and guarantees
community assistance in case of emergency – the ethic of survival. Considering the emerging ethic of modern society, the
author concludes that it is a return to the traditional ethic of survival at a new qualitative level.

Дж. Скотт сравнивает крестьянина традиционного общества с человеком, работающим по горло в воде
– даже небольшой волны достаточно, чтобы лишить его жизни. Капризы погоды, эпидемии, государственные
поборы, экономические кризисы, вооруженные конфликты – любое из подобных событий может вызвать
продовольственный кризис, поставив общину перед угрозой голодной смерти. Анализируя крестьянские
ценности, Скотт делает вывод: «Боязнь нехватки продовольствия дала в большинстве докапиталистических
крестьянских обществ толчок тому, что условно можно назвать «этикой выживания». Эта этика, которую
крестьяне Юго-Восточной Азии разделяли с французскими, русскими и итальянскими крестьянами XIX века,
была следствием жизни на пределе» [8, c.2]. Этика выживания была ценностно-нормативной основой жизни
общества традиционного (аграрного) типа и в относительной целостности сохранилась до сих пор в тех странах
«третьего мира», где нищета и голод остаются повседневной реальностью.
Традиционно этика выживания регулировала как отношения с окружающей средой, так и
отношения внутри общества. В первом случае она санкционировала систему приемов, способствовавших
получению стабильного урожая в долговременной перспективе: предполагала схемы чередования и
совместного выращивания определенных культур, регламентировала сроки проведения работ,
предписывала особые нормы отношения к земле и т.д. Например, традиция предписывала сеять не самые
урожайные сорта, а использовать несколько различных сортов; обрабатывать не наиболее плодородный
участок, а несколько участков разного качества и часто на большом отдалении друг от друга; применять
трудоемкую ручную работу там, где, можно было бы ее упростить с помощью инструментов и механизмов.
Кроме того, она поддерживала особо уважительное отношение к земле и сельскохозяйственному труду,
которое отражалось в системе морально-религиозных запретов и предписаний. Их характер зависел от
локальных географических и экологических особенностей и варьировался от местности к местности.
Очевидно, что соблюдение всех предписаний не облегчало, а усложняло работу крестьян, к тому же
сокращая их средний доход. Однако эта система требований имела одно несомненное преимущество: она
даже в наиболее сложных погодных условиях могла гарантировать минимальный уровень урожайности,
достаточный для выживания общины. Разнообразие сортов, видов и участков давали возможность
сохранить часть урожая при засухах, заморозках или болезнях, а щадящая ручная обработка и
использование органических удобрений позволяли защищать землю от эрозии и поддерживать ее
плодородие на приемлемом уровне.
Бережное отношение к окружающей среде – лишь одна сторона моральных норм, предписываемых
этикой выживания Упорный труд на земле и уважение к ней не всегда способны сгладить последствия
длительных погодных аномалий и, тем более, социальных кризисов и конфликтов. Другая сторона этики
выживания связана с регуляцией системы взаимодействий внутри крестьянского сообщества: «Образцы
взаимопомощи, вынужденная щедрость, общинная земля и совместный труд помогали выровнять
неизбежные провалы в семейных ресурсах, которые в противном случае должны были бы столкнуть семью
ниже уровня выживания» [8, c.3]. Этой цели, например, служило ежегодное перераспределение общинной
земли между семьями или совместная помощь семьям, лишившихся кормильца.
Все требования этики выживания были нацелены исключительно на минимизацию рисков. Они не
предполагали увеличения доходности, улучшения условий жизни. В эгалитарном мире крестьянской общины
богатство терпелось только как способ накопления ресурсов на случай неурожая: возлагаемая на богатых
обязанность помогать неимущим была своеобразной формой страхования рисков. Само стремление к
накоплению благ в этике выживания оценивалось как нечто противоестественное и потому предосудительное.
Описывая традиционный тип экономического поведения, М. Вебер приводит данные наблюдений
над крестьянами, которые демонстрировали явную незаинтересованность в максимизации прибыли.
Типичный крестьянин, вопреки ожиданиям, реагировал на повышение заработной платы не увеличением, а
уменьшением выработки. «Увеличение заработка привлекало его меньше, чем облегчение работы, он не

109
спрашивал: сколько я смогу заработать за день, увеличив до максимума производительность моего труда;
вопрос ставился по-иному: сколько мне надо работать для того, чтобы заработать те же 2,5 марки, которые
я получал до сих пор и которые удовлетворяли мои традиционные потребности? Приведенный пример
может служить иллюстрацией того строя мышления, который мы именуем «традиционализмом»: человек
«по своей природе» не склонен зарабатывать все больше и больше денег, он хочет просто жить, жить так,
как он привык, и зарабатывать столько, сколько необходимо для такой жизни» [2, c.81].
Г. И. Успенский описывал существование крестьянина как нечто изматывающее и бесцельное,
недоумевая по поводу очевидного нежелания крестьян преследовать свою выгоду: «Посмотрите в самом
деле, что это за жизнь, и посудите, из-за чего человек бьется. Крестьянская пословица говорит: «лето
работает на зиму, а зима на лето». И точно: летом с утра до ночи без передышки бьются с косьбой, с
жнивом, а зимой скотина съест сено, а люди хлеб, весну и осень идут хлопоты приготовить пашню для
людей и животных, летом соберут, что даст пашня, а зимой съедят. Труд постоянный, и никакого
результата, кроме навоза, да и того не остается, ибо и он идет в землю, земля ест навоз, люди и скот едят,
что дает земля. Сам бог, отец небесный, поминается только как участник в этой бесплодной по результатам
деятельности лаборатории» [6, c.247]. В итоге Успенский приходит к выводу о том, что все это имеет
смысл, только если земледелие оценивать по меркам не экономики, а искусства. Для настоящего поэта
искусство имеет смысл само по себе, а материальный успех часто достигается путем отказа от высоких
художественных идеалов. То же, полагает он, справедливо и для крестьянства: нацеленность на
материальный успех разрушает традиционные ценности и нравственно развращает крестьянина. Цель же
крестьянской жизни состоит в ней самой, в ее же беспрерывном воспроизводстве.
Л.Д. Троцкий, рассуждая над словами Успенского, пишет: «Где же выход из этого бесстрастного
«севооборота» жизни, в котором человек так фатально переплетается с навозом? Выход один: в повышении
власти над природой» [5, c.33]. Для рационального сознания Нового времени этот вывод наиболее логичен:
разрыв связей с природой представляется ему освобождением разума от пут природной необходимости.
После промышленной революции XVIII-XIX веков появилось огромное количество просвети-
тельских проектов, направленных на облегчение сельскохозяйственного труда и перевоспитание крестьян,
чьи традиции и ценности воспринимались как бессистемное собрание суеверий и заблуждений.
Л. Н. Толстой в рассказе «Утро помещика» описывает недоучившегося студента, принявшего решение
«действовать на этот простой, восприимчивый, неиспорченный класс народа, избавить его от бедности,
дать довольство, передать им образование исправить их пороки, порожденные невежеством и суеверием,
развить их нравственность, заставить полюбить добро». Однако предложение помощи встречает недоверие
и неприятие со стороны крестьян, а все благие начинания завершаются закономерным провалом.
Неудачи проектов улучшения крестьянской жизни, в конце концов, утвердили представление о том,
что крестьянство как порождение традиционного общества невозможно модернизировать. Этот пережиток
старого мира со временем должен сам уйти с исторической сцены, а те моральные традиции, которые
обеспечивают его воспроизводство, должны уступить месть динамичным ценностям капиталистического
общества, ориентированным на прибыль, прогресс, развитие, успех.
К началу Нового времени накопленный человечеством практический опыт, научные знания о мире
и новые технологии позволили существенно улучшить качество жизни. Число людей, которым уже не
нужно было заботиться о поддержании минимума, необходимого для выживания, значительно выросло. В
новых условиях жизни у многих из них появилась возможность добиться максимума – прибыли, личной
выгоды, богатства. Повсюду, где уровень жизни становился стабильно высоким, принцип минимизации
рисков уступал место принципу максимизации прибыли.
Этика утилитаризма, развивая экономические идеи Смита о «невидимой руке рынка», оправдывает
стремление к деловому успеху, указывая на его благотворные последствия для развития общества и
повышения благосостояния людей. Деятельность, нацеленная на получение прибыли, как правило,
способствует увеличению количества рабочих мест, появлению на рынке новых товаров, усилению
конкуренции и т.д., т.е. приносит пользу множеству заинтересованных лиц. Следовательно, она ведет к
«наибольшему счастью для наибольшего количества людей» и ее можно считать моральной вне
зависимости от личных мотивов людей, ее инициировавших. Homo economicus стремится к личному
успеху, реализации своих интересов, однако конечным результатом эгоистичных стремлений отдельных
людей является прогресс в максимизации общего блага.
Всякий крупных успех требует соответствующих усилий. Это постоянное преодоление себя и
конкретных обстоятельств. Этика успеха – это этика активной борьбы человека с неизвестным, завоевания,
установления контроля и экспансии. Инициативность, а зачастую и агрессивность, с которой носители
капиталистических ценностей прокладывали себе путь к успеху, стала одной из предпосылок быстрого
экономического развития и роста благосостояния ряда стран. Для прагматично мыслящих людей успех

110
воспринимается как нечто самоценное и не требующее морального обоснования. Напротив, сам успех
выступает в качестве универсального критерия оценки правильности поступков: Новое время проходит
путь от оправдания успеха до оправдания успехом.
С середины ХХ века слово «выживание» начинает все чаще употребляться в публичных
дискуссиях, а затем и в научных исследованиях. Первоначальной причиной озабоченности этой проблемой
стали опасения по поводу последствий массированного применения атомного оружия. Ненамного позже
общество осознало разрушительный потенциал промышленно-технологического развития для природы.
Первые обоснованные сомнения в том, что успехи науки, техники и промышленности ведут человечество к
благоденствию, появились у общественности после опубликования книги «Безмолвная весна» (1962), в
которой Р. Карсон изобразила постапокалипсическую картину мира, отравленного продуктами химической
промышленности. Другой работой, оказавшей заметное влияние на общественные настроения, стала книга
«Наука и выживание» (1966) эколога Б. Коммонера, где автор поставил под сомнение возможность
человечества пережить эпоху господства научного знания.
Если в случае ядерной войны еще можно было надеяться на минимум здравомыслия людей,
принимающих военные решения, их способность учитывать мнение общественности и ученых, то в случае
с экологией было очевидно, что причиной усугубляющегося экологического кризиса является сам образ
жизни индустриального общества и его система ценностей, основанная на приоритете материального
успеха. Только отказ от этих ценностей давал человечеству шанс остаться в живых. Э. Фромм, анализируя
доклады Римского клуба, заключил: «Необходимость глубокого изменения человека предстает не только
как этическое или религиозное требование, не только как психологическая потребность, обусловленная
патогенной природой существующего ныне социального характера, но и как обязательное условие
физического выживания рода человеческого» [7, с.37-38].
Исходные интуиции новой этики выживания связаны с изменениями в оценке будущего. Г. Йонас
полагает, что если раньше путеводной звездой на этом пути была надежда на новые успехи науки и
техники, то сейчас – страх перед катаклизмами, способными уничтожить человека. В такой ситуации
единственным безусловным нравственным императивом может быть требование действовать так, чтобы
человеческий род выжил; все остальные императивы вторичны, поскольку зависят от его выполнения [3].
Сегодня, как и на самых ранних этапах человеческой истории, человек осознает себя в качестве
органической части природного мира. У. Бек считает, что осознание общности судьбы человека с судьбой
природы спровоцировано рисками, вызванными научно-техническим развитием: «Угроза жизни, которую
несет с собой развитие цивилизации, касается обобщенного опыта всей органической жизни, связывающего
жизненные потребности человека с потребностями растений и животных. Когда умирают леса, человек
ощущает себя «естественным существом с моральными притязаниями», подвижной, ранимой вещью среди
других вещей, естественной частицей находящегося в опасности природного целого, за которое он в ответе.
Затрагиваются и пробуждаются слои гуманного сознания природы, которые снимают, устраняют дуализм
между телом и духом, природой и человеком» [1, с.91]. На место жесткого дуализма Нового времени,
противопоставившего человека природе, приходит осознание их единства.
В начале 1970-х годов со своим проектом этики выживания выступил В.Р. Поттер: «Наука
выживания должна быть не просто наукой, а новой мудростью, которая объединила бы два наиболее
важных и крайне необходимых элемента – биологическое знание и общечеловеческие ценности. Исходя из
этого, я предлагаю для ее обозначения новый термин – «биоэтика» [4, с.9].
Прикладная этика (биоэтика и экологическая этика) сегодня являются основными источниками новых
идей, нацеленных на замену господствующих ценностей, основанных на приоритете успеха, ценностями
выживания. При этом многие принципы, предлагаемые в этих дисциплинах, являются переосмыслением тех норм,
которые были созданы и апробированы в традиционном обществе. Самый очевидный пример – принцип
предосторожности, который в ситуации научной неопределенности предписывает воздержаться от действия,
потенциально способного нанести серьезный и необратимый ущерб. Этот принцип, который в последние
десятилетия все чаще включается в различные международные нормативные документы, является классическим
выражением этики выживания. Успех всегда предполагает определенный риск: принцип предосторожности
минимизирует риски, тем самым сознательно закрывая возможности достичь успеха. Применение принципа
предосторожности (например, мораторий на проведение исследований с рекомбинантной ДНК или на
клонирование человека) ставит заслон на пути развития ряда перспективных научных направлений.
Этика постиндустриального общества только начинает формироваться, но уже очевидно, что по
своим исходным интуициям она противоположна этике успеха и воспроизводит традиционную этику
выживания. Тем не менее, между традиционной и современной версиями этики выживания существуют
отличия. Главное отличие касается субъекта выживания. Если для традиционного общества это была
отдельная община, то сегодня – все человечество. Этика выживания могла формироваться путем проб и

111
ошибок, то есть, жертвуя теми общинами, которые по каким-либо причинам избирали неверный путь
развития. Современное общество не имеет права на ошибку – у него есть надежда на будущее, только в том
случае, если избранный путь будет изначально правильным.
Второе отличие вытекает из первого. Этика выживания традиционного общества формировалась
эволюционным путем: она стремилась к своей цели вне зависимости от того, осознавали ее носители эту цель,
или нет. Современное человечество не может больше надеяться на «невидимую руку» эволюции, которая
автоматически привела бы его к решению проблемы выживания. Оно должно рационально осмыслить эту
проблему, а каждый отдельный человек – принять на себя осознанную ответственность за ее решение.

Литература

1. Бек У. Общество риска. На пути к другому модерну. – Москва: Прогресс-Традиция, 2000. – 384 с.
2. Вебер М. Избранные произведения. – Москва: Прогресс, 1990. – 808 с.
3. Йонас Г. Принцип ответственности. – Москва: Айрис-пресс, 2004. – 480 с.
4. Поттер В.Р. Биоэтика: мост в будущее. – Киев: Видавец Вадим Карпенко, 2002. – 216 с.
5. Троцкий Л.Д. Сочинения в 21 т. – Москва – Ленинград: Госиздат, 1926. - Т. 20. – 579 с.
6. Успенский Г.И. Избранные сочинения. – Москва: Художественная литература, 1990. – 480 с.
7. Фромм Э. Иметь или быть? Ради любви к жизни. – Москва: Айрис-пресс, 2004. – 384 с.
8. Scott J. The Moral Economy of the Peasant. – New Haven: Yale University Press, 1976. – 246 p.

НРАВСТВЕННЫЕ ПРОБЛЕМЫ САМОУБИЙСТВА

Терешкевич Г. Т. – с. Д.
Кандидат наук государственного управления
Львовский национальный медицинский университет им. Данила Галицкого, г. Львов, Украина
Федорощак И. М.
Кандидат медицинских наук, врач
Львовская областная клиническая больница, г. Львов, Украина
Голубец О. Б. – с. Ю.
Преподаватель философии и экономики (курс биоэтики)
Львовский национальный медицинский университет им. Данила Галицкого, г. Львов, Украина

THE MORAL PROBLEM OF SUICIDE

Summary
In the article the moral impermissibility of suicide, which undermines the value of human life. Reveals the life as a
gift of God and always subordinate to him. Suicide makes man the absolute owner of his life, is hard to zlchynom life which
God has entrusted to our freedom.

В мире около тысячи человек ежедневно лишают себя жизни. Больше всего самоубийств
регистрируется в Германии, Австрии, Японии, Дании, Финляндии, Швеции. В Украине ежегодно около 15 тыс.
граждан накладывают на себя руки. Однако социологи утверждают, что официальная статистика самоубийств
значительно отличается от реальных цифр (в 2-4 раза выше), поскольку в нее попадают только явные случаи.
Кроме этого, не регистрируются случаи неудачных попыток ухода из жизни, которых в 7-10 раз больше.
Социолог Эмиль Дюркгейм определил четыре основных вида самоубийства: 1) маниакальный
суицид; 2) меланхолический суицид; 3) навязчивый суицид; 4) импульсивный, или автоматический суицид
[1, с.35]. 1. Маниакальный суицид. В этом случае толчком к самоубийству являются галлюцинации или
болезненные представления. Больной может покончить с собой, избегая воображаемого позора или
опасности, или повинуясь тайному голосу. Однако здесь стоит отделить несчастные случаи, к которым
приводят видения больного (например, больной может выйти через окно, считая его дверью). 2.
Меланхолический суицид. Поводом к самоубийству может стать длительное депрессивное состояние
(человек не может трезво оценивать отношение окружающих к себе, его ничто не радует). 3. Навязчивый
суицид. Обусловлен появлением у человека желания умереть по непонятным для него причинам, несмотря
на осознание бессмысленности этого желания. Такое положение приводит к попыткам самоубийства. Даже
если попытки безуспешны, навязчивое состояние проходит только временно. 4. Импульсивный, или

112
автоматический суицид. Поводом является внезапная мысль, которая побуждает человека к немедленным
действиям, то есть к акту самоубийства, независимо от воли самого человека [1, с. 35].
Мотивами самоубийства могут быть разные, среди которых выделим: безнадежность, утрата смысла
жизни, бегство от тяжелой жизненной ситуации, добровольное отречение собственной ответственности за
обязанности перед Богом, собой или другими людьми и т. д. Различные виды самоубивства в разной степени
обременяют виной самоубийцу. О причинах самоубийства рассматриваются два основных тезиса:
социологический и психически-психиатрический. Социологический тезис ‒ самоубийство является следствием
многих динамических общественных ситуаций, самоубийца является жертвой этих ситуаций. Факторы,
провоцирующие самоубийство: а) фактор ответственности отчаявшегося лица (человек лишает самого себя, так
называемое эгоистическое самоубийство); б) общественно-критический фактор (например, самоубийство жены
после смерти мужа, так называемое альтруистическое самоубийство); в) индустриалистичний фактор
(постоянный прессинг окружения, через который лицо не знает, как реализовать надежды и где поставить
пределы своих потребностей, так называемое аномальное самоубийство).
Психически-психиатрический тезис ‒ самоубийство является следствием внутренних процессов,
происходящих в человеке, но ним неконтролируемым и направляются от невроза депрессивных состояний
к агрессии и нарушений психики (психически больной человек не может отвечать за свои поступки).
Факторы, провоцирующие самоубийство: а) передсамоубийственный синдром, который понимаем как
бегство от реальности; б) так называемый broken-home („сломанный дом”), который является следствием
отклонений в воспитании в семье: неполная семья (брак отца или матери), семейные ссоры, которые
сказываются на психическом состоянии ребенка.
Морально-этическая оценка самоубийства основывается на заповеди „Не убий”, которая в такой же
степени касается отношения человека к самому себе. Человек не является абсолютным собственником
своей жизни. Естественную смерть нужно понимать в категориях жизненного призвания.
II-ой Ватиканский собор в „Gaudium et spes” („Радость и надежда” (1965 г.) признал самоубийство
тяжким преступлением против жизни и оценил как „позор”, недостойный человеческой цивилизации,
оскорбляющий Бога-Творца [5, р. 58]. В „Декларации о эвтаназии” (26 июня 1998) самоубийство осуждено и
приравнено к убийству [7, р.3]. Суицид является тяжким преступлением против жизни, которую Бог доверил
нашей свободе. По мнению св. Фомы Аквинского, самоубийство является грехом более тяжким, чем убийство,
потому что не оставляет времени и возможности на осознание преступления и покаяние [6, р.239].
Человек не является одиноким островом, а призван к жизни в сообществе. Поэтому, лишая себя
жизни, человек оскорбляет также общество. Впрочем, иногда общество создает условия, невозможные для
жизни человека, а, следовательно, оно также несет ответственность за самоубийство. Жизнь есть даром
Бога и всегда должна быть Ему подчинена. За самоубийство человек несет ответственность единолично
(сам себя судит), хотя не имеет на это морального права. Жизнь для него не имеет никакой ценности.
Проблема моральной ответственности самоубийцы за свои действия чрезвычайно сложная. В
известной степени можно такую ответственность дифференцировать: низкий ‒ уровень ответственности за
импульсивное самоубийство, как следствие шока от жизненного кризиса или катастрофы и высокий ‒ за
самоубийство, возникающее из определенной концепции жизни, в которой нет места для Бога, нет
самоуважения, зато есть пренебрежение к жизни и людям.
Моральную ответственность за самоубийство несет общество, если: (1) создаются определенный климат
потерянности через СМИ, рекламу; (2) пропагандируются псевдоценности, потребительство, которые
нивелируют неповторимость личности и лишают ее истинного смысла жизни; (3) заброшено формирование
человека как личности (например, самоубийства молодежи, вызванные непониманием ценности жизни); (4)
человек оставлен на самого себя (одиночество ‒ одна из самых частых причин самоубийства).
Прежде чем совершить самоубийство, иногда лицо определенным образом сообщает о своем
основном неосознанном намерении: говорит о смерти, проявляет состояние безнадежности, кризисы,
депрессии и т. д. Его состояние ухудшается, если нет братской, семейной или общественной поддержки и
помощи, и это часто приводит к самоубийству. Поскольку депрессия предшествует большинству суицидов,
своевременное распознавание симптомов депрессии и ее лечение с помощью медикаментов и психотерапии
‒ это важный фактор предупреждения суицида. Некоторые случаи с морально-этической точки зрения
трудно однозначно оценить как прямые самоубийства. Например, в первых веках христианства женщины-
христианки лишали себя жизни, чтобы не быть изнасилованными (св. Аполлония, св. Пелагия,) [3, с.237]. С
позиции биоэтики, никто не может отнимать внутренней чистоты, зато физическая является вторичной.
Как оценить самоубийство лиц атеистических взглядов, которые оказалась в драматических для них
обстоятельствах жизни (пожизненное заключение, паралич и т.д.) и не видят смысла жизни?
Безнравственность акта самоубийства не может быть оправдана никакими обстоятельствами. Наибольшей
ценностью является жизнь человека.

113
 Совершенно иным является случай жертвования собственной жизнью ради ценностей, которые
считаются выше собственной жизни (в данном случае — спасение от смерти другого человека).
Классическим примером такой жизненной осанки является о. Максимилиан Кольбе, который ушел
добровольно на смерть в газовую камеру вместо ближнего [4, с.175]. Несколько иного качественного
уровня косвенные самоубийства, например, протесты против диктатуры, социальных несправедливостей, в
обороне патриотических ценностей (самосожжение, голодание и т. д.). В подобных случаях нужно хорошо
оценить пропорциональность такого драматического акта добром, ради которого он осуществляется.
Однако забастовка голоданием, которая доводит до смерти рабочих, требующих повышения зарплаты,
этому критерию не соответствует.
Итак, самоубийство бывает разным как по своим причинам, так и по последствиям для души
человека. Самоубийство воина, который не хочет попасть в плен к врагу, чтобы не предать под пытками
своих ближних — это одно, а самоубийство человека, стремящегося уйти от решения жизненных проблем,
— совсем другое. Подлинный аристократизм духа заключается не в попытке избежать душевных или
физических страданий, а в умении мужественно их принять и пережить. Если человеку суждено погибнуть,
то лучше умереть воином, борцом на поле боя, а не безвольной жертвой обстоятельств.
Самоубийство — это отказ выполнять свое предназначение, отказ от духовного развития, для которого
человеку дается определенная продолжительность жизни. Однако не следует терять надежду на спасение
людей, которые причинили себе смерть. Бог только Ему известным путем может дать им возможность
спасительного покаяния. Никто не знает границ Божьего милосердия. Самоубийство не только морально
недопустимо. По мнению Иммануила Канта, самоубийство является нонсенсом с моральной точки зрения:
„Самоубийство ужасает нас, это происходит потому, что вся природа стремится к самосохранению: и
поврежденное дерево, и живое тело, и животное; как же в таком случае человек может превратить свою свободу
в принцип уничтожения самого себя? Ничего страшнее представить невозможно” [2, с.269]. Кант говорит, что
самоубийство морально недопустимо и позорно не только потому, что его запретил Бог, но и потому, что оно
ставит ценность человеческой жизни ниже животного уровня. И именно поэтому, по его мнению, Бог запретил
самоубийство. Оно несовместимо «с идеей человечества как цели самой по себе» [2, с. 269].
Литература

1. Дюркгейм Е. Самогубство: соціологічне дослідження / пер. з фр. Л. Кононович. - Киев: Основи, 1998. ‒ 519 с.
2. Кант И. Основы метафизики нравственности Соч.в 6 т. - Москва, 1965. - Т. 4. - Ч. 1. – 544 с.
3. Луцик І.Я. Житія святих, пам'ять яких українська греко-католицька Церква кожного дня впродовж року
почитає ‒ Львів: Свічадо, 2011. – 800 с.
4. Немтина А. Отец Максимилиан. ‒ Москва: Издательство Францисканцев, 2011. – 175 с.
5. Concilio Vaticano II. Gaudium et Spes: Costituzione Pastorale, 7 dicèmbre 1965. ‒ Città del Vaticano, 1965. ‒ 94 p.
6. Dal Sasso G., Coggi R. Compendio della Somma Teologica di San Tommaso d’Acquina ‒ Bologna: PDUL Edizioni Studio
Domenicano, 1989. – 574 p.
7. Dichiarazione sull'eutanasia // Sacra Congregazione per la Dottrina della Fede, 5 maggio

БИОЭТИЗАЦИЯ СИСТЕМЫ ПРАВА: ПОНЯТИЕ И ЗНАЧЕНИЕ В УСЛОВИЯХ

НЕОБХОДИМОСТИ ВЫЖИВАНИЯ СОВРЕМЕННОЙ ЦИВИЛИЗАЦИИ

Тринева Я.О.
Kандидат юридических наук
Национальная академия прокуратуры Украины, г. Киев, Украина

BIOETHICAL LAW SYSTEM: THE CONCEPT AND A VALUE THE NEED FOR SURVIVAL IN
CONDITIONS OF MODERN CIVILIZATION
Summary
The article explains the new concept of „bioethical” law system. Presents the base of bioethical law
system, concluded that its significance in terms of survival necessary in modern society. Also presented the author's
understanding of bioethics, which is, according to the author, neo jus naturale.

Под «биоетизацией» системы права нами понимается применение в процессе правотворчества

системы биоэтических моральных принципов и культивирования у правосоздателя и правоприминителя
биоэтического типа правопонимания. В своей же основе биоэтический тип правопонимания является
естественно правовым.

114
 Принципы естественного права фактически рассеяны по различным источникам (нормы права, этики,
религии). Большинство из них мною было проанализировано, структурировано, адаптировано и сформиро-
вано в определенную систему, которой было присвоено название «система биоэтических принципов».
Сложившаяся система биоэтических принципов, которая сделала возможным доктринальное разумение
естественного права и позволила свести к реалиям его практическое применение, а понятие «jus naturale»,
в свою очередь, дополнить частью «neo», таким образом, усовершенствовав его содержание. Биоэтические
основы (принципы), должны стать фундаментом, моральной базой, источником для создания норм мате-
риального уголовного права, а последние должны стать основным средством обеспечения эффективного
противодействия преступности.
К биоэтическим основам отнесено: 1) принцип экоцентpизма; 2) принцип альтруизма; 3) принцип
тpанспаpентности; 4) принцип рационализма; 5) принцип равновесия; 6) принцип ограничений; 7) принцип
безопасности жизнедеятельности; 8) принцип реализма. Указанные принципы функционируют между
собой одновременно по правилам координации и субординации. В субординационных связях существуют
принципы: альтруизм-рационализм, альтруизм-реализм; альтруизм-ограничение; альтруизм-безопасность
жизнедеятельности, в координационных связях все принципы находятся связанными между собой.
Указанные требования биоэтики важны, а их расположение в системе является условным.
Каково же значение биоэтических принципов в системе современного уголовного права и законо-
дательства, а также в механизме уголовно-пpавового обеспечения противодействия преступности? Указан-
ные принципы выступают основанием доминирующим источником уголовного права, формируя новое
пpавопонимание - биоэтическое (neo jus naturale). В основе этого типа пpавопонимания лежит естественное
право. Соответствующий тип пpавопонимания является основанием создания пpавовых по своей сути
законов. в том числе и в области уголовного права. Установлено, что действующий Уголовный кодекс
Украины (Общая часть) в целом соответствует биоэтическим принципам, что значительно упрощает
совершенствование его Особенной части. На основании neo jus naturale и экоцентpизма должна начать
формироваться и новая модель современной уголовно-пpавовой доктрины и законодательства –
биоэтизированное (или биоэтическое) уголовное право.
Система биоэтических принципов - является концентрированным формальным выражением права, к
которому должна стремиться любая писаная норма права. К сожалению, у сторонников концепции
естественного права, нам не удалось найти формально выраженную суть естественного права. Без последней
материальное применения юридического (природного) типа правопонимания вызывает трудности: ни один
законодатель не представляет как выглядит право (его принципы), которые должны быть положены в основу
его норм, какова суть правового закона. Обновленный юридический тип правопонимания, в основу которого
заложена система биоэтических принципов, мы называем биоэтическим типом правопонимания.
Можно выделить два основания биоэтизации системы права: фактическое и юридическое. К
фактическому обстоятельству относится необходимость формирования правового закона. Под ним понимается
такой закон, который может обеспечить правовую охрану безопасности существования не только человека, но и
всей экосистемы, составной частью которой выступает человек. Полагаем, что имеющееся законодательство (в
частности украинское) не справляется с поставленными задачами. В нем не отражены новые пласты отношений
в обществе, возникшие в последнее время в результате достижений НТП (нанотехнологии, определение
целесообразности ограничения абсолютизации жизни человека, клонирование, использование стволовых клеток
и т.п.), и требующие соответствующего правового обеспечения.
Юридическое основание - глобализация права, которая обусловлена, прежде всего, евроинтегра-
ционными процессами. Эта связь объясняется тем, что зарубежные системы права (не постсоветских
государств) перешли на «рельсы» биоэтики достаточно давно. Учитывая все более возрастающую
тенденцию к сближению правовых систем и наличие элемента биоэтики в нормах права зарубежных
государств, естественно, что это не может не отразиться на формировании подобных норм в
украинском праве. Особенно актуально этот вопрос проявляется на фоне возникновения обязанности
соблюдения и выполнения решений Европейского суда по правам человека и использование практики
Европейского суда по правам человека в правоприменительной деятельности украинских юристов.
Подобная обязанность возникла в Украине после вступления в силу Закона Украины «О выполнении
решений и применении практики Европейского суда по правам человека» в 2006 году [1]. Вполне
логично, что для выполнения обязательств, предусмотренных указанным Законом, украинское
законодательство должно содержать соответствующие нормы, которые будет возможно применить.
Таким образом, формирование глобального права и интеграция всех национальных правовых систем
является объективной необходимостью и закономерностью.
Из изложенного возникает вопрос: какой же критерий положить в основу унификации средств

115
реагирования отдельного государства или даже всего международного сообщества на правонарушения,
посягающие на общечеловеческие ценности и каким образом «переформатировать» национальную систему
права - ее нормы, для устранения противоречий с европейскими стандартами нормотворчества. На наш взгляд,
таким критерием должна стать совокупность биоэтических принципов, которые выступают мерилом
естественности права. Именно поэтому следующим этапом развития права должно стать его биоэтическое
направление. Возникновение и развитие на основе естественного права станет биоэтическое право.
Еще одна проблема заключается в технике имплементации зарубежных нормативно-правовых актов в
национальную систему законодательства, в понимании духа соответствующих правовых предписаний. В
этом как раз и кроются основные трудности современной национальной правотворческой ментальности.
Корни этих трудностей зарыты в доминирующей в национальной системе права (украинской)
позитивистской доктрине правопонимания. Суть последней заключается в отождествлении права и закона;
в уверенности в том, что создателем права-закона является государство; в применении силы государства
для соблюдения буквы закона; в осуждении за выход правоприминителя (в том числе и ученого) за пределы
буквы закона; фактическая отстраненность суда от участия в правосудии (суд ограничен буквой закона).
В отличие от описанного подхода к правопониманию, в системах права основанных на доминиро-
вании естественно-правового подхода (большинство европейских стран, США, Великобритания), дух
закона всегда доминирует над буквой закона. Право в этом случае отмежевывается от закона, в случае
наличия факта «обновленности» права, закон может быть изменен. Таким образом, формальный закон в
своей основе опирается на право - высшая справедливость, правила поведения, продиктованные разумной
природой и проверенные тысячелетним практическим опытом. Соблюдение такого закона в основном не
основывается на принуждении государства, а есть пониманием лица необходимости соблюдать разумные
правила естественного существования. Эти правила направлены на обеспечение основного инстинкта
человека - самосохранения. Так что для достижения эффективного результата имплементации зарубежных
норм в национальное законодательство должен быть пересмотрен доминирующий сейчас (в Украине)
позитивистский подход к правопониманию. К сожалению, этому не способствует отсутствие в доктрине
естественного права четко сформулированных признаков естественности права, которые могли бы быть
ориентиром для законодателя. Определение jus naturale слишком пространные и не конкретные, они будто,
наталкивают на то, чтобы исследователь сам интерпретировал их дух.
Проанализировав определения jus naturale, становится понятным, что новым (современным) его
проявлением становится биоэтика. Кроме того термин «биоэтика» и ее содержание в 2005 году был
официально закреплен в международной Всеобщей декларации о биоэтике и правах человека, принятой
ЮНЕСКО [2]. Учитывая, что содержание понятия «биоэтика» в Декларации изложено способом присущий
всем международным актам (достаточно абстрактно), предоставляем авторскую интерпретацию последней.
Под биоэтикой предлагается понимать гармоничное моральное сосуществование человека с окружающей
средой. Основной задачей биоэтики является разработка свода правил (биоэтических принципов),
определяющих допустимые безопасные границы существование человека в экосистеме. Соблюдение этих
принципов должно обезопасить человека от самоуничтожения и соответственно защитить от варварского
уничтожения человеком окружающей его среды.
Однако значение фактического основания, на наш взгляд, превалирует над юридическим
(формальным). По нашему глубокому убеждению, системы права, в основу которых заложен естественный
тип правопонимания являются более гибкими, чем «позитивистские» системы права. Однако, понимая, что
в объективной действительности, как правило, отсутствуют чисто рафинированные явления, и отдавая
должное диалектике, следует говорить не о «позитивистских» или «естественных» системах права, а
продоминирование того или иного типа правопонимания в конкретной системе права.
Итак, возвращаясь к значению формального основания биоэтизации системы внутреннего права, следует
отметить слишком устоявшуюся догматичность некоторых ее составляющих (как правило, это касается
уголовного права). Подобная «закостенелость» мешает своевременно удовлетворить актуальные потребности
современного общества, используя для этого современные правовые средства реагирования государства на
новаторские отношения в обществе. Отсутствие же правового обеспечения подобных отношений влечет угрозу
безопасности существования не только человека, но и всей экосистемы, способствуя росту правонарушений в
определенной сфере (сфере нового «опасного» знания – новых отношений в обществе).
Так, например, нанотехнологии – отрасль, которая на сегодня является наиболее финансируемой и в то
же время полностью лишенной правового обеспечения! Учитывая, что нанотехнологии появились 50 лет назад,
можно предположить, что у представителей юридических наук было достаточно времени для разработки
предложений относительно правового обеспечения этой отрасли. Справедливости ради следует отметить, что
подобное обеспечение отсутствует не только в постсоветских государствах, но и в большинстве европейских
государств. Хотя в отличие от Украины и других постсоветских государств, США и страны Евросоюза все же

116
делают определенные шаги на встречу обеспечения нанобезопасности. В частности, Организация
экономического сотрудничества и развития (OECD) обратилась к работодателям с просьбой предоставления
информации с целью учета предприятий и работников, имеющих профессиональный контакт с
наноматериалами. В свою очередь, Национальный Институт профессиональной безопасности и здоровья США
(NIOSH) распространяет пособия для работодателей, работников и специалистов по медицине труда, которые
содержат в доступной форме информацию об особенностях биологического действия наночастиц, путей
поступления их в организм, средств индивидуальной защиты и возможностей по управлению риском на
производстве [3, с.65; 4]. К сожалению, украинская правовая доктрина лишь недавно развернула научные
исследования в этом направлении [5, с.207-211; 6, с.210-214].
Ярким примером использования биоэтических принципов и подтверждением следования
большинства стран романо-германской и англо-американской правовых семей требованиям естественного
права, стал процесс легализации эвтаназии - лишение жизни по просьбе самого носителя жизни,
обусловленное неизлечимой болезнью, наличием тяжелых неутоляемых физических и/или моральных
страданий, выполненное врачом в соответствии с процедурой, предусмотренной в законе. В этом
контексте, абсолютизация права на жизнь (при любых условиях) является ярким примером позитивизма.
При этом ограничения такой абсолютизации (легализация эвтаназии) - является демонстрацией
естественно-правового подхода к пониманию сложившейся ситуации.
Приведенные примеры ярко свидетельствует о результате доминирования того или иного типа
правопонимания в национальной системе права. Однако следует отметить, что современная правовая доктрина
постсоветских государств на внутригосударственном уровне уже обращается в сторону естественного права.
Одним из проявлений этого стало акцентирование внимания научной среды в последнее время на значение
междисциплинарных научных исследований, к их значимости в правообразовании.
Вообще чертой внутринационального нормотворчества в современных условиях евроинтеграции, и в
дальнейшем, должна стать «любознательность» субъекта правотворчества (ученого - в первую очередь),
субъектов законодательной инициативы и их помощников (читай - исполнителей). Специалист любой отрасли
права не может и не должен замыкаться пределами паспорта своей специальности, он должен держать руку на
пульсе общества, чтобы своевременно (а лучше слегка преждевременно) внести конкретные предложения по
усовершенствованию законодательства. Тогда такое законодательство будет отвечать потребностям общества.
Современный субъект правотворчества - специалист широкого профиля, он мобилен, действует в интересах
всей экосистемы, корректируя в этом векторе все другие процессы в социуме.
Убеждены, что сформированное на основании системы биоэтических принципов новое мировоззрение и
тип правопонимания, обеспечит не только создание правового законодательства, но и его правового применения.
При этом задекларированный в украинской Конституции приоритет права над законом станет не пустым
объявлением «протокола о намерениях», а реальностью современной правоприменительной деятельности. В
идеале при условии соблюдения новыми поколениями законодателей и правоприминителей принципов биоэтики
и экоцентрической концепции мировосприятия, закон будет отвечать праву, поэтому конкуренции между этими
двумя явлениями не будет. В свою очередь воспитание подобного правопонимания и отношения к окружающей
среде у молодежи и будущих поколений станет залогом сохранения человечества от самоуничтожения.
Созданное на основании этих принципов законодательство должно стать правовым по своей сути и
«живым» по форме, т.е. таким которое может адаптироваться к изменениям в обществе (в случае
возникновения новых отношений в обществе, которые требуют правового обеспечения), а потому
способным удовлетворять потребности современного общества в обеспечении его безопасности
существования, выбирая соответствующие правовые средства.
Подытоживая изложенное, биоэтизация права, то есть нормотворчество в области права на основании
биоэтических принципов, один из критериев унификации национального и европейского права - его
глобализации. Только изменив позитивистское отношение к окружающей действительности на
естественно-правовое, а антропоцентрическую ментальность на экоцентрическую можно надеяться на
формирование правового, справедливого закона; на эффективную имплементацию международных норм и
на эффективное применение практики Европейского суда по правам человека в правоприменительной
деятельности, что является обязательством Украины в соответствии с законом Украины «Об исполнении
решений и применении практики Европейского суда по правам человека».
Итак биоэтизация законодательства является необходимостью, велением времени и здравого смысла,
а биоэтика - современным унифицированным языком международно-правовой коммуникации. Такая
интерпретация биоэтизации соответствует имеющимся определениям в научной литературе на основе
системно-деятельностного и синергетического подхода [7, с.107-111], о чем уже говорилось. Здесь
необходимы дальнейшее исследования по более углубленному внедрению этой концепции в правовое поле,
а также адаптации биоэтики к социальным реалиям общества связанные с правом.

117
 Литература

1. Закон України «Про виконання рішень та застосування практики Європейського суду з прав людини» від
23.02.2006. Редакція станом на 14.12.12 [Електронний ресурс] Режим доступу http://zakon2.rada.gov.ua/laws/show/3477-15.
2. Всеобщая декларация о биоэтике и правах человека. Организация Объединенных Наций по вопросам
образования, науки и культуры Отдел этики науки и технологии Сектор социальных и гуманитарных наук. – 12с.
1, rue Miollis - 75732 Paris Cedex 15 – France www.unesco.org/shs/ethics SHS/EST/BIO/06/1.
3. Демецька О.В., Ткаченко Т.Ю., Леоненко О.Б. Етичні та нормативно-правові аспекти використання
нанотехнологій // 4 нац. конгрес з біоетики з м/н участю 20-23.09.10, м. Київ: Збірник тез доповідей / Упор. к.ю.н.
Гревцова Р.Ю. – Київ: Видавництво «КІМ», 2010. – 235с.
4. Nanotechnology in Germany and USA // “Nature Nanotechnology”, December 2011, Volume 6 No 12 p.755-760
http://www.nature.com.
5. Тринева Я.О. Нанотехнологии – «tabula rasa» в сфере нормативного обеспечения // Закон и Жизнь, Молдова. -
2013. - № 12/3. – С.207-211.
6. Тринева Я.О. Нанотехнологии и современное уголовное право: перспективы решения общих проблем для
Республики Молдова и Украины // Закон и Жизнь, Молдова. - 2013 – №11/4. -С.210-214.
7. Цырдя Т.Н. Социальная биоэтика: теоретико-практические и методологические конфигурации // Глобальная
биоэтика в социальном измерении / Материалы научно-практической конференции. Минск, 16-18 декабря 2015 г.
– Минск: ЮНЕСКО-МГЭИ им. А.Д.Сахарова. – 278 с.

НОРМАТИВНО-ЭТИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ ОБЕСПЕЧЕНИЯ КАЧЕСТВА И

БЕЗОПАСНОСТИ ЛЕКАРСТВЕННЫХ СРЕДСТВ В УКРАИНЕ

Убогов С.Г.
Kандидат фармацевтических наук
Национальная медицинская академия последипломного образования им. П.Л. Шупика,
г. Киев, Украина

REGULATORY AND ETHICAL ASPECTS OF THE ASSURANCE OF QUALITY AND SAFETY

OF MEDICINAL PRODUCTS IN UKRAINE
Summary
The analysis of the current state of ethical regulation of the assurance of quality, effectiveness and safety of medicinal
products in Ukraine. It is shown that the existing professional ethical requirements cover all stages of the life cycle of medicinal
products. Directions of development of social ethical component of circulation and use of medicinal products are shown.

Соблюдение морально-этических норм в сфере обеспечения качества и безопасности лекарственных

средств (ЛС) относится к одному из важнейших аспектов сохранения здоровья и жизни человека. От того,
будут ли выполняться медицинскими и фармацевтическими работниками принципы профессиональной
этики, во многом зависит эффективность и безопасность медикаментозной терапии. При этом, этические
нормы должны соблюдаться на всех этапах жизненного цикла ЛС, начиная от создания и заканчивая
медицинским применением. Исходя из этого, исследование современного состояния и выработка
предложений по улучшению этических аспектов обеспечения качества и безопасности ЛС является важным
направлением медико-фармацевтической науки.
Цель данной работы – анализ современного состояния нормативно-этического регулирования в
сфере обеспечения качества и безопасности ЛС в Украине.
В качестве материалов исследования использованы нормативно-правовые акты (НПА), нормативные
документы (НД), этические кодексы (ЭК), публичная информация учреждений здравоохранения,
профессиональных общественных организаций (ПОО), органов исполнительной власти в сфере
здравоохранения и контроля качества и безопасности ЛС. В качестве методов исследования используются
системно-обзорный, библиографический, описания и обобщения.
Результаты и их обсуждение. Исследования современного состояния нормативно-этического
регулирования в сфере обеспечения качества и безопасности ЛС сопровождено анализом содержания
действующих НПА, НД и ЭК Украины. Законодательно обязанность медицинских и фармацевтических
работников соблюдать нормы профессиональной этики и деонтологии закреплена в пункте "г" статьи 78
Закона Украины «Основы законодательства Украины о здравоохранении» [4]. Декларация принципов
профессиональной этики работников здравоохранения представлена в Клятве врача, утвержденной Указом
Президента Украины [4], и ЭК, принятых на всеукраинских съездах представителей профессии [1; 2; 3; 6].
ЭК содержат совокупность норм медицинской и фармацевтической этики и деонтологии, направленных на
118
защиту достоинства и права на охрану здоровья человека и общества, а также определяют права и
моральную ответственность врачей, медицинских сестер, фармацевтических работников. Разрабатывались
ЭК на основе законодательства Украины, этико-нормативных документов международных организаций
(ЕС, ВОЗ, ВМА, FIP и др.), а также клятв, присяг, источников по истории мировой медицины и фармации.
В соответствии с ЭК основным заданием в профессиональной деятельности медицинских и
фармацевтических работников является сохранение жизни и охрана здоровья человека согласно
фундаментальным принципам медицины и биоэтики: уважение человеческого достоинства; «Делай благо!»
(«Твори добро!») и «Не навреди!» не только всему живому, а и экосистеме в целом; уважение автономии
личности; справедливость. В качестве моральных правил профессии определены следующие: законность,
уважение к правам человека, моральность, гуманность, милосердие, сострадание, содействие укреплению
здоровья и предупреждению заболеваний, автономия пациента, индивидуальный и комплексный подход к
каждому пациенту, приоритетность интересов пациента, добросовестность, высокий профессионализм и
компетентность, объективность, честность, порядочность, партнерство, моральная и профессиональная
независимость, конфиденциальность и сохранение врачебной тайны, глубокое понимание общественного
значения своей работы, преданность профессиональному долгу.
ЭК действуют на всей территории Украины и определяют этические нормы всех видов
профессиональной деятельности медицинских и фармацевтических работников, которые используются
заведениями, учреждениями, организациями во всех секторах системы здравоохранения: науки, образования,
практики, в том числе в сфере обращения ЛС. Действие ЭК распространяется на всех, кто является членом ПОО
и работает в системе здравоохранения ‒ независимо от источника финансирования и формы собственности.
Нормы этих документов не отменяют и не заменяют положений действующего законодательства, а дополняют
и конкретизируют его. ПОО отвечают за разъяснение и поддержания этического поведения всех работников
здравоохранения. Право официального толкования ЭК и изменений их положений предоставляется
всеукраинским съездам работников здравоохранения, которые вводили их в действие. Медицинские и
фармацевтические работники несут ответственность за нарушения принципов и норм профессиональной этики
перед профессиональным сообществом, а также в соответствии с действующим законодательством Украины,
если эти нарушения одновременно касаются его положений. За нарушение норм ЭК могут применяться
средства общественного воздействия, включая следующие взыскания: замечание; прекращение членства в ПОО
на срок до 1 года; сообщение в местные и центральные органы здравоохранения о фактах нарушения ЭК;
предупреждение о неполном профессиональном соответствии [1; 2; 3].
Мониторинг и контроль соблюдения ЭК медицинских и фармацевтических работников осуществляют:
ПОО работников здравоохранения; общественные советы при Министерстве здравоохранения Украины (МЗУ)
и органах здравоохранения областных государственных администраций; общественные советы при
Государственной санитарно-эпидемиологической службе Украины, Государственной службе Украины по
лекарственным средствам и контролю за наркотиками (ГЛС), их территориальных органах; наблюдательные
советы при лечебно-профилактических учреждениях (ЛПУ) и высших учебных медицинских
(фармацевтических) заведениях (ВУЗ); общественные организации пациентского, медико-правового,
биоэтического профиля и другие объединения граждан, на которые возложена функция по осуществлению
гражданского контроля в сфере здравоохранения. Этическую экспертизу и морально-правовую оценку
клинических испытаний ЛС и НИР в сфере медицины, биологии, фармации проводят: Комитеты по вопросам
биоэтики при Президиумах НАН Украины и НАМН Украины; Центральные комиссии по вопросам этики при
МЗУ (в настоящее время расформирована) и ГЛС; независимые комиссии по вопросам этики (НЭК) при ЛПУ,
ВУЗ, научно-исследовательских учреждениях (НИУ). Органы исполнительной власти в сфере здравоохранения
и контроля качества и безопасности ЛС, руководство ЛПУ, ВУЗ, НИУ, фармацевтических предприятий и
других организаций системы здравоохранения обязаны всячески содействовать внедрению и соблюдению норм
ЭК и принципов биоэтики в целом во всех направлениях профессиональной деятельности медицинских и
фармацевтических работников.
Общие и специальные требования, относящиеся к сфере обращения и качества ЛС, содержатся в
Законе Украины «О лекарственных средствах», соответствующих НПА Кабинета Министров Украины
(КМУ) и МЗУ, отраслевом стандарте СТ МОЗУ 42-1.0:2005 «Фармацевтическая продукция. Система
стандартизации», Государственной Фармакопее Украины (ГФУ) [4; 5; 7]. Особая роль в вопросах
обеспечения качества, эффективности и безопасности ЛС отводится руководствам по надлежащей практике
ЛС (GxP), разработанным с учетом этических норм профессионального поведения и ответственности
медицинских и фармацевтических работников на основе соответствующих НД ЕС и международных
организаций (ВОЗ, FIP, ICH и др.) [5; 7].
Результаты обобщения действующих в Украине нормативно-этических требований в сфере обеспечения
качества, эффективности и безопасности ЛС на этапах их жизненного цикла, представлены в таблице.

119
 Таблица
Нормативно-этические требования в сфере обеспечения качества, эффективности и безопасности лекарственных средств (ЛС)
Название этапа Документы, устанавливающие нормативно-
№ Содержание нормативно-этических требований в сфере обеспечения
жизненного цикла этические требования на этапах жизненного
з/п качества, эффективности и безопасности ЛС на этапах жизненного цикла
ЛС цикла ЛС
1 2 3 4
1. Фармацевти- - Руководство СТ-Н МОЗУ 42-3.0:2011. Основное требование на этапе ФР – обеспечение гарантий качества, эффективности и безопасности ЛС. При
ческая разработка Лекарственные средства. Фармацевтическая создании ЛС необходимо руководствоваться требованиями НПА Украины, ГФУ, принципами ICH Q8/Q9/Q10,
(ФР) разработка (ICH Q8); стандартами ISO, рекомендациями ВОЗ, Биоэтического комитета ЮНЕСКО и НЭК. Результаты исследований по
- Руководство по качеству 42-3.1:2004. ФР являются основанием гарантии того, что ЛС имеет качество, отвечающее его предсказуемому применению. На
Лекарственные средства. Фармацевтическая основании должным образом проведенных исследований по ФР составляются спецификации на готовую
разработка; продукцию, которые применяют при выпуске и в течение срока хранения. Применение этих спецификаций
- Этический кодекс фармацевтических должно гарантировать, что ЛС будет иметь нужные показатели качества как на момент выпуска, так и в течение
работников Украины всего срока хранения. При проведении исследований по ФР следует соблюдать этические нормы поиска научной
истины без любых нарушений авторских прав, искривления информации и сокрытия выявленных ошибок.
2. Доклиническое - Порядок доклинического изучения Основное требование на этапе ДИ – обеспечение гарантий качества, эффективности и безопасности ЛС. При
изучение (ДИ) лекарственных средств и экспертизы проведении ДИ необходимо руководствоваться требованиями GLP, НПА Украины, стандартами ISO,
материалов доклинического изучения рекомендациями и требованиями ВОЗ, Биоэтического комитета ЮНЕСКО и НЭК. Все фазы ДИ должны
лекарственных средств, утв. приказом МЗУ гарантированно выполняться в соответствии с принципами GLP. Весь персонал ДИ ответственен за
от 14.12.2009 № 944; немедленную и безошибочную регистрацию выходных данных в соответствии с принципами GLP и несет
- Руководство СТ-Н МОЗУ 42-6.0:2008. ответственность за их качество. Персонал, который проводит ДИ, должен принимать меры предостережения
Лекарственные средства. Надлежащая для предотвращения риска для своего здоровья и обеспечения целостности исследования. Они должны
лабораторная практика; сообщать ответственному лицу о любых существенных отклонениях в состоянии здоровья или медицинских
- Этический кодекс врача Украины; показателях с целью их устранения от процедур, способных повлиять на исследование. ДИ должно проводиться
- Этический кодекс фармацевтических с соблюдением принципов биоэтики и гуманного обращения с лабораторными животными.
работников Украины
3. Клинические - Порядок проведения клинических Основное требование на этапе КИ – обеспечение гарантий качества, эффективности и безопасности ЛС. КИ
испытания (КИ) испытаний лекарственных средств и следует проводить в соответствии с этическими принципами Хельсинской декларации, правилами GСP,
экспертизы материалов клинических требованиями НПА Украины, стандартами ISO. К началу КИ должна быть проведена оценка соотношения
испытаний и Типовое положение о предусматриваемого риска и неудобств с ожидаемой пользой для субъекта испытания и общества. КИ могут
комиссии по вопросам этики, утв. приказом быть начаты и продолжены лишь в том случае, если ожидаемая польза оправдывает риск. Права, безопасность и
МЗУ от 23.09.2009 № 690; благополучие субъектов испытания важнее интересов науки и общества. Имеющихся данных доклинического и
- Руководство СТ-Н МОЗУ 42-7.0:2008. клинического изучения исследуемого ЛС должно быть достаточно для обоснования КИ, которые планируются.
Лекарственные средства. Надлежащая КИ должны быть научно обоснованы, обстоятельно и четко описаны в протоколе. КИ следует проводить в
клиническая практика; соответствии с протоколом, относительно которого загодя получено позитивное решение НЭК. Лишь
- Руководство СТ-Н МОЗУ 42-7.1:2005. квалифицированный врач может взять на себя ответственность за предоставление субъектам КИ медицинской
Руководства по клиническим помощи и принятия решений медицинского характера. Все лица, которые участвуют в проведении КИ, должны
исследованиям. Лекарственные средства. иметь образование, профессиональную подготовку и опыт, отвечающие выполняемым функциям. До
Исследование биодоступности и включения субъекта в КИ необходимо получить его добровольное информированное письменное согласие. КИ
биоэквивалентности; с участием малолетнего или несовершеннолетнего лица могут проводиться только в случае, если
соответствующее ЛС предназначено для лечения детских заболеваний или

1 2 3 4
- Этический кодекс врача Украины;
- Этический кодекс фармацевтических
работников Украины;
- Этический кодекс медицинской сестры
Украины
4. Производство в - Лицензионные условия осуществления
промышленных хозяйственной деятельности по
условиях, включая производству лекарственных средств…,
импорт сырья, утв. приказом МЗУ от 31.10.2011 № 723;
культивиро-вание - Лицензионные условия осуществления
и сбор хозяйственной деятельности по импорту
лекарственного лекарственных средств, утв. приказом МЗУ регистрационного досье или досье исследуемого ЛС для КИ и исключить риск для пациентов, связанный с
растительного от 20.02.2013 № 143;
сырья (ЛРС) - Руководство СТ-Н МОЗУ 42-4.0:2015.
Лекарственные средства. Надлежащая
производственная практика;
Продолжение таблицы
если целью КИ является оптимизация дозирования или режима применения ЛС соответственно для малолетних
или несовершеннолетних лиц. Пациент (доброволец) или его законный представитель должен получить полную
информацию о сути и возможных последствиях КИ, свойствах ЛС, его ожидаемой эффективности, степени риска.
Пациент имеет право отказаться от участия в КИ. Руководитель КИ обязан остановить КИ или отдельные их этапы
в случае возникновения угрозы здоровью или жизни пациента (добровольца) в связи с их проведением, а также по
желанию пациента (добровольца) или его законного представителя. Необходимо обеспечить конфиденциальность
документов, которые позволяют установить личность субъекта, при соблюдении прав на неприкосновенность
частной жизни и конфиденциальность. Спонсор КИ отвечает за внедрение и поддержку системы качества (СК) с
письменными СОП, которые гарантируют проведение исследования, получение, документирование (протоколиро-
вание) и представление данных согласно протоколу, правилам GСP и действующим регуляторным требованиям.
Во время планирования КИ спонсор должен обеспечить достаточное количество данных о безопасности и эффек-
тивности исследуемого ЛС. Спонсор КИ должен гарантировать, что исследуемое ЛС изготовлено по правилам
GМP. Спонсор и исследователь (ЛПУ) должны обеспечить доступ к первичным данным/документам для монито-
ринга КИ, аудитов, проверки со стороны НЭК, а также инспекции со стороны регуляторного органа. Спонсор КИ
отвечает за текущую оценку безопасности исследуемого ЛС. Спонсор должен немедленно сообщать обо всех как
серьезных, так и непредвиденных побочных реакциях на ЛС всех, кто имеет отношение к делу (ЛПУ, НЭК,
регуляторный орган). Решение о КИ принимается при наличии: позитивных выводов экспертизы материалов ДИ
относительно эффективности ЛС и его безопасности; убедительных данных о том, что риск побочного действия
ЛС будет значительно ниже ожидаемого позитивного эффекта. КИ проводятся после обязательной оценки НЭК
этических и морально-правовых аспектов программы КИ. МЗУ или уполномоченный им орган принимает
решение о прекращении КИ или отдельных их этапов в случае возникновения угрозы здоровью или жизни
пациента (добровольца) в связи с их проведением, а также в случае отсутствия или недостаточной эффективности
его действия, нарушения этических норм. Необходимо препятствовать проведению псевдонаучных исследований,
не отвечающих общепризнанным гуманным принципам, морально-этическим нормам и этнокультурным и
религиозным особенностям регионов, где проводятся КИ. При написании научных работ, публикации материалов
о проведении КИ ссылка на заказчика или спонсора является этически обязательной.
Основное требование на этапе производства – обеспечение гарантий качества и безопасности ЛС, предотвращение
ошибок при производстве и контроле качества ЛС, недопущение распространения фальсифицированных,
некачественных, незарегистрированных в Украине ЛС. При производстве необходимо руководствоваться правилами
GМP и GSP, требованиями лицензионных условий (ЛУ), НПА Украины и ГФУ, рекомендациями ICH Q8/Q9/Q10,
стандартами ISO. При культивировании ЛРС необходимо руководствоваться правилами GACP. Владелец лицензии
на производство должен производить ЛС так, чтобы обеспечить их соответствие своему назначению, требованиям
недостаточной безопасностью, качеством или эффективностью ЛС. Обеспечение качества ЛС – главная задача
руководства и требует участия и ответственности персонала всех подразделений промышленного предприятия (ПП)
на всех его уровнях. Для этого должна быть разработана и правильно функционировать фармацевтическая система
качества (ФСК), включающая GМP и управление рисками для качества (УРК). ФСК должна быть полностью
документирована, а ее эффективность – проконтролирована. Все части ФСК должны быть надлежащим образом
обеспечены компетентным персоналом, достаточным количеством соответствующих помещений, оборудования и
 Продолжение таблицы
1 2 3 4
- Руководство СТ-Н МОЗУ 42-4.2:2011. технических средств. Высшее руководство несет основную ответственность за наличие эффективной ФСК и
Лекарственные средства. Управление необходимых ресурсов для нее, а также за то, что обязанности, ответственность и полномочия определены, доведены
рисками для качества (ICH Q9); до сведения и внедрены на уровне всего ПП. Ключевым требованием GМP является наличие надлежащей
- Руководство СТ-Н МОЗУ 42-4.3:2011. документации (досье производственного участка, инструкций, протоколов/отчетов). Операции технологического
Лекарственные средства. Фармацевтическая процесса следует осуществлять за четко установленными методиками. Они должны отвечать принципам GМP с
система качества (ICH Q10); целью получения ЛС требуемого качества и быть в соответствии с лицензией на производство и регистрационным
- Руководство СТ-Н МОЗУ 42-4.4:2011. досье. Учитывая, что надлежащее производство зависит от людей, на ПП должен быть персонал, имеющий
Лекарственные средства. Международные достаточную квалификацию. Каждый сотрудник должен четко понимать индивидуальную ответственность, которая
гармонизированные требования по должна быть документирована. Весь персонал ПП должен знать принципы GМP, касающиеся его деятельности, а
сертификации серии; также пройти первичное и последующее обучение в соответствии с его обязанностями, включая инструктаж по
- Руководство СТ-Н МОЗУ 42-4.5:2012. выполнению гигиенических требований. Должны быть составлены детальные программы по гигиене труда. Они
Лекарственные средства. Надлежащая должны содержать методики, касающиеся здоровья, соблюдения гигиенических правил и одежды персонала.
практика культивирования и сбора Каждый сотрудник, обязанности которого предусматривают пребывание в зонах производства и контроля, должен
исходного сырья растительного знать эти методики и строго их придерживаться. Должны быть запрещены любые действия, нарушающие
происхождения; гигиенические требования внутри производственных зон или в любой другой зоне, если они могут негативно
- Лицензионные условия осуществления повлиять на ЛС. Должны быть четко установлены порядок действий и полная ответственность Уполномоченного
хозяйственной деятельности по лица (УЛ), выдающего разрешение на выпуск каждой серии ЛС. С целью защиты здоровья человека следует иметь
культивированию растений, разработке, систему и соответствующие процедуры для протоколирования, оценки, расследования и рассмотрения рекламаций,
производству… наркотических средств, включая потенциальные дефекты качества, и при необходимости для эффективного и быстрого отзыва ЛС из сети
психотропных веществ и прекурсоров, утв. дистрибуции. В случае подтвержденного дефекта качества ЛС (ложного производства, порчи, выявления
приказом МЗУ 02.02.2010 № 66; фальсификации, несоответствия регистрационному досье и др.), могущего привести к отзыву ЛС, следует
- Этический кодекс фармацевтических своевременно уведомить все заинтересованные стороны и компетентные органы. Решения, принятые во время и
работников Украины после расследования дефекта качества, должны отражать уровень риска для качества ЛС. Чтобы гарантировать
сохранение безопасности для пациентов такие решения должны быть своевременными и соответствовать уровню
риска. Необходимо, чтобы действия по отзыву ЛС можно было начать безотлагательно и в любое время. С целью
контроля соответствия производства принципам GМP на ПП следует регулярно проводить самоинспекции.
5. Оптовая - Лицензионные условия осуществления Основное требование на этапе ОР – обеспечение гарантий качества и безопасности ЛС, предотвращение ошибок
реализация (ОР), хозяйственной деятельности по… оптовой при контроле качества и дистрибуции ЛС, недопущение распространения фальсифицированных,
включая торговле лекарственными средствами, утв. некачественных, незарегистрированных в Украине ЛС. ОР, включая экспорт и импорт ЛС следует осуществлять
экспорт, импорт приказом МЗУ от 31.10.2011 № 723; в соответствии с правилами GDP и GSP, требованиями ЛУ, НПА Украины и ГФУ, рекомендациями ICH Q10,
- Лицензионные условия осуществления стандартами ISO. Оптовые предприятия (ОП) должны поддерживать СК с установлением обязанностей,
хозяйственной деятельности по импорту процессов и принципов УРК. За поддержку СК несет ответственность руководство ОП и в этом должен
лекарственных средств, утв. приказом МЗУ принимать активное участие весь персонал. СК должна обеспечивать гарантии того, что сохранены качество и
от 20.02.2013 № 143; целость поставки ЛС, и что она оставалась в пределах легальной цепи снабжения во время хранения и
- Руководство СТ-Н МОЗУ 42-5.0:2014. транспортировки. СК следует полностью задокументировать, а ее эффективность проверять. Необходимо
Лекарственные средства. Надлежащая определить и документировать все виды деятельности, которые касаются качества. Должно быть введено
практика дистрибуции; руководство по качеству. На ОП должно быть назначено УЛ, имеющее четко определенные полномочия и
обязанности для обеспечения того, что СК внедрена, функционирует и поддерживается в соответствии с
требованиями GDP. Руководство ОП должно гарантировать, что все части СК обеспечены достаточным

1 2 3 4
- Руководство СТ-Н МОЗУ 42-5.1:2011.
Лекарственные средства. Надлежащая
практика хранения;
- Приказ МЗУ от 07.08.2015 № 494 «О
некоторых вопросах приобретения,
перевозки, хранения, отпуска,
использования и уничтожения
наркотических средств, психотропных
веществ и прекурсоров в учреждениях
здравоохранения»;
- Лицензионные условия осуществления
хозяйственной деятельности по…
хранению, перевозке, приобретению,
реализации, ввозу на территорию Украины,
вывозу с территории Украины…
наркотических средств, психотропных
веществ и прекурсоров, утв. приказом МЗУ
02.02.2010 № 66;
- Этический кодекс фармацевтических
работников Украины
6. Розничная - Лицензионные условия осуществления
реализация (РР), хозяйственной деятельности по розничной
включая торговле лекарственными средствами, утв.
изготовление в приказом МЗУ от 31.10.2011 № 723;
условиях аптек - Порядок отпуска лекарственных средств и
изделий медицинского назначения из аптек
и их структурных подразделений, утв.
приказом МЗУ от 19.07.2005 № 360;
- Правила производства (изготовления) и
контроля качества лекарственных средств в
аптеках, утв. приказом МЗУ от 17.10.2012
№ 812;
- Протоколы провизора (фармацевта), утв.
приказом МЗУ от 11.10.2013 № 875;
- Руководство СТ-Н МОЗУ 42-5.1:2011.
Лекарственные средства. Надлежащая
практика хранения;
- Приказ МЗУ от 07.08.2015 № 494 «О
некоторых вопросах приобретения,
Продолжение таблицы
количеством компетентных работников, а также соответствующими и достаточными помещениями, оборудованием
и техническими средствами. УРК должно гарантировать, что оценивание рисков для качества основывается на
научных знаниях, практическом опыте и направлено на защиту пациента. Учитывая, что надлежащая дистрибуция
зависит от людей, на ОП должно быть достаточное количество компетентного персонала. Сотрудники должны четко
осознавать личные обязанности, которые должны быть документированы. УЛ должно отвечать квалификационным
требованиям, иметь надлежащую компетенцию и опыт. УЛ должно выполнять свои обязанности лично; с ним
должна быть постоянная связь. УЛ может делегировать обязанности, но не ответственность. УЛ и весь персонал ОП
должны проходить регулярное обучение по GDP и другим аспектам ОР. Любые фальсифицированные и
некачественные ЛС, обнаруженные в цепи снабжения, следует немедленно помещать в карантин для гарантирования
того, что такие ЛС не будут реализованы. Особое внимание следует уделять хранению наркотических, психотроп-
ных, ядовитых и сильнодействующих ЛС. Вся деятельность ОП должна обеспечивать сохранение идентичности ЛС,
а также то, что ОР происходит в соответствии с информацией, приведенной на упаковке ЛС. Необходимо
использовать все доступные средства для минимизации риска попадания фальсифицированных ЛС в легальную цепь
снабжения. ОП должны получать ЛС только от лиц, которые имеют лицензию на ОР или производство ЛС. ОП
должны гарантировать, что они поставляют ЛС только лицам, которые имеют лицензию на ОР или РР ЛС, а также
непосредственно ЛПУ. Все рекламации, возвраты, отзывы, подозрения относительно фальсификации ЛС следует
протоколировать и внимательно рассматривать. Протоколы должны быть доступными для уполномоченных органов
(УО). ОП должно срочно информировать УО и владельца регистрационного удостоверения (ВРУ) на ЛС, которое
они определили как фальсифицированное или вероятно фальсифицированное. С целью контроля за внедрением и
соблюдением принципов GDP на ОП следует регулярно проводить самоинспекции.
Основное требование на этапе РР – обеспечение гарантий качества, эффективности, безопасности и рациональности
применения ЛС, предотвращение ошибок при изготовлении, контроле качества и отпуске ЛС, недопущение
нерационального применения ЛС, распространения фальсифицированных, некачественных, незарегистрированных в
Украине ЛС. РР осуществляется через сеть аптек и их структурных подразделений. РР, включая получение, хранение,
изготовление, контроль качества, отпуск ЛС следует осуществлять в соответствии с требованиями ЛУ, НПА
Украины и ГФУ, протоколами провизора (фармацевта), правилами GSP, рекомендациями GРP и ICH Q10,
стандартами ISO. Интересы пациента, забота о его здоровье должны быть приоритетными по отношению к
коммерческим интересам продажи ЛС. Организация работы аптеки должна гарантировать и обеспечивать
надлежащее качество ЛС и качество фармацевтического обслуживания населения. Аптечные работники (провизоры,
фармацевты) обязаны: постоянно повышать профессиональный уровень; владеть объективной и полной
информацией о ЛС, в том числе о их побочном действии и противопоказаниях к применению; действовать открыто,
честно и объективно, не используя в личных интересах или интересах своей организации неосведомленность
пациента о ЛС, не осуществлять на него давления (в любой форме) для приобретения ЛС; предоставлять пациенту
всю необходимую информацию о ЛС; осуществлять эффективную фармацевтическую опеку, предоставлять
пациентам индивидуальные консультации при отпуске безрецептурных ЛС; сотрудничать с врачом и пациентом с
целью выбора эффективных и доступных ЛС; предоставлять пациенту право выбора назначенных ЛС; отказывать в
отпуске ЛС в связи с отсутствием рецепта или в случае его неправильного оформления и в случае необходимости
связаться с врачом с целью уточнения информации, указанной в рецепте; требовать от врача четкого исполнения
установленных правил выписывания рецептов на ЛС; выявлять ошибки в выписывании ЛС и обсуждать их только с

1 2 3 4
перевозки, хранения, отпуска,
использования и уничтожения
наркотических средств, психотропных
веществ и прекурсоров в учреждениях
здравоохранения»;
- Лицензионные условия осуществления
хозяйственной деятельности по изготов-
лению, отпуску наркотических средств,
психотропных веществ и прекурсоров, утв.
приказом МЗУ 02.02.2010 № 66;
- Приказ МЗУ от 30.05.2013 № 455 «О
руководстве ВОЗ и МФФ «Надлежащая
аптечная практика: Стандарты качества
аптечных услуг»;
- Этический кодекс фармацевтических
работников Украины
7. Промоция на - Законы Украины, нормативно-правовые
фармацевти- акты КМУ и МЗУ в сфере рекламы и
ческом рынке регулирования обращения лекарственных
средств;
- Критерии, которые применяются при
определении лекарственных средств,
рекламирование которых запрещено, утв.
приказом МЗУ от 06.06.2012 № 422;
- Этический кодекс фармацевтических
работников Украины;
- Этический кодекс врача Украины;
- Правила надлежащей промоции
фармацевтическими компаниями
лекарственных средств профессионалам
здравоохранения
Продолжение таблицы
врачом; не заменять назначенные врачом ЛС. Следует учитывать, что даже незначительная неточность в прописыва-
нии, изготовлении и предоставлении информации о ЛС может привести к непоправимым последствиям и навредить
здоровью пациента. В аптеке необходимо обеспечить: наличие необходимых помещений, оборудования и квалифи-
цированного персонала, имеющего фармацевтическое образование; надлежащее документирование всех процессов,
могущих повлиять на качество ЛС, и регистрацию случаев нарушений; эффективное функционирование СК, вклю-
чая назначение УЛ, внедрение всех видов контроля качества ЛС и процедуры отзыва некачественных и фальсифици-
рованных ЛС, регулярную проверку сроков годности ЛС с целью изъятия из обращения таких, срок годности кото-
рых прошел; изготовление ЛС из качественного сырья с соблюдением технологических требований; прозрачность
процесса поставки ЛС, исключающего возможность попадания в оборот некачественных и фальсифицированных
ЛС; условия для отдельного хранения отозванных ЛС с целью предотвращения их реализации; соблюдение
санитарных норм и правил, санитарно-гигиенического и противоэпидемического режима; исправность и точность
всех средств измерительной техники; надлежащие условия хранения ЛС, особенно наркотических, психотропных,
ядовитых и сильнодействующих; регулярное проведение самоинспекций и обучения персонала; рассмотрение
рекламаций на изготовленные и реализованные ЛС; наличие на рабочих местах специалистов необходимых НПА и
НД Украины, ГФУ, справочно-информационной литературы (Государственного формуляра ЛС, таблиц высших
разовых и суточных доз ЛС и др.), а также возможность доступа к компьютерным информационным источникам.
Основное требование на этапе промоции – обеспечение доступа к эффективным, безопасным и качественным ЛС
и их рациональное использование. Промоцию следует осуществлять в соответствии с законодательством Украины
о рекламе ЛС, этическими кодексами и правилами надлежащей промоции. Любая информация, относящаяся к ЛС,
должна базироваться на данных, принятых при регистрации ЛС в Украине, и быть объективной, правдивой,
точной. Рекламировать можно только такие ЛС, которые разрешены к применению в Украине и отпускаются без
рецепта врача. Недопустимой является реклама, которая создает ошибочные представления о рекламируемом ЛС
и приводит к необоснованному самолечению. Сотрудничество фармацевтического работника с медицинскими
представителями фармацевтических компаний (ФК) и врачами в сфере промоции ЛЗ должно базироваться прежде
всего на показателях их качества, эффективности, безопасности, биодоступности, а потом на экономических
характеристиках. Предоставление информации о ЛС в профессиональных и публичных изданиях, выступлениях
на научных форумах должно осуществляться с соблюдением этических норм, избегая проявлений рекламы и
недобросовестной конкуренции. Информация о ЛС, предоставляемая профессионалам здравоохранения, не
может: предоставлять ошибочную или умышленно искривленную информацию; искусственно преувеличивать
позитивные эффекты ЛС; содержать утверждение относительно полного отсутствия у ЛС нежелательных
эффектов; содержать утверждение о 100% клинической эффективности и безопасности ЛС; содержать указания на
то, что эффективность и безопасность является следствием природного происхождения ЛС; содержать
характеристику "безопасный" без детального ее обоснования; содержать предположение относительно того, что
состояние здоровья пациента может ухудшиться без приема промотируемого ЛС. Неприемлемым являются такие
действия со стороны ФК: копирование рекламных материалов конкурентных ЛС и ссылки на последние в промо-
материалах конкретного ЛС; предоставление информации рекламного характера о ЛС, которые не
зарегистрированы в Украине. Категорически неприемлемым является существование причинно-следственной
связи между предоставлением врачам любых материальных стимулов (как немедленных, так и отдаленных во
времени) и фактом назначения ими пациентам ЛС.

1 2 3 4
8. Медицинское - Лицензионные условия осуществления
применение в хозяйственной деятельности по
стационарных и медицинской практике, утв. приказом МЗУ
амбулаторных от 02.02.2011 № 49;
условиях (МП) - Порядок проведения мониторинга
безопасности и эффективности
лекарственных средств в стационарах
учреждений здравоохранения, утв.
приказом МЗУ от 24.07.2009 № 531;
- Порядок осуществления надзора за
побочными реакциями лекарственных
средств, разрешенных к медицинскому
применению, утв. приказом МЗУ от
27.12.2006 № 898;
- Приказ МЗУ от 31.10.2012 № 857 «О
своевременном предоставлении
информации о случаях побочных реакций
и/или отсутствия эффективности
лекарственных средств работниками
учреждений здравоохранения»;
- Правила хранения и проведения контроля
качества лекарственных средств в лечебно-
профилактических учреждениях, утв.
приказом МЗУ от 16.12.2003 № 584;
- Руководство СТ-Н МОЗУ 42-8.5:2015.
Лекарственные средства. Надлежащая
практика фармаконадзора;
- Приказ МЗУ от 30.05.2013 № 455 «О
руководстве ВОЗ и МФФ «Надлежащая
аптечная практика: Стандарты качества
аптечных услуг»;
- Этические кодексы врача, медицинской
сестры, фармацевтических работников
Украины
Продолжение таблицы
Запрещается: стимулировать врачей в любой форме (как материальной, так и не материальной) с целью
назначения ими ЛС; нанесение на рецептурный бланк любой информации (в том числе и рекламной), за
исключением номера страхового полиса (при необходимости). Научные исследование ЛС также не должны
никоим образом быть связаны со стимулированием продажи и промоции ЛС.
Основное требование на этапе МП – обеспечение эффективного, безопасного и рационального применения ЛС,
защита здоровья пациентов и предотвращение вреда от побочных реакций, возникающих в результате
применения ЛС. МП, включая назначение врачом, получение, контроль качества и хранение в ЛПУ, прием ЛС в
стационарных и амбулаторных условиях следует осуществлять в соответствии с требованиями ЛУ, НПА
Украины, рекомендациями Государственного формуляра ЛС, принципами доказательной медицины, GVP,
надлежащей фармакотерапевти-ческой практики и предотвращения полипрагмазии, медицинскими
стандартами (клиническими протоколами), правилами выписывания рецептов. ЛС должны использоваться: в
соответствии с инструкцией по МП; в строгом соответствии с клиническими показаниями; в индивидуально
подобранных дозах; в течение необходимого срока. Медицинские работники, имеющие право выписывать
рецепты, несут ответственность за назначение пациенту ЛС и соблюдение правил выписывания рецептов. В
случае, если был выписан рецепт с нарушением правил, руководитель ЛПУ обязан обеспечить своевременное
выписывание нового рецепта. Рецепты выписываются пациенту при наличии соответствующих показаний с
обязательной записью о назначении ЛС в медицинской документации. Рецепты выписываются на ЛС,
зарегистрированные в Украине. Клинический провизор или ответственное лицо осуществляет мониторинг
безопасности и эффективности ЛС в ЛПУ. Врач, назначивший ЛС, и в пределах компетенции работник аптеки,
отпустивший ЛС, информируют пациента по вопросам правильного применения ЛС, отслеживают результаты
лечения пациента, оценивают их на основании опроса пациента и дают рекомендации по дальнейшим
действиям пациента. ЛПУ и аптеки обязаны систематизировать и своевременно подавать в УО информацию о
случаях побочных реакций и отсутствия эффективности ЛС. ВРУ на ЛС должны иметь систему фармаконадзора
(СФН) с целью обеспечения надзора за безопасностью ЛС при их МП. ВРУ должен иметь в штате УЛ,
ответственное за СФН, а также вести мастер-файл, содержащий данные о СФН относительно одного или
нескольких ЛС. ВРУ и УО по ФН должны иметь эффективные СК. Принятие всех решений, связанных с
безопасностью применения ЛС, должно происходить при условии, когда собраны и учтены все факторы,
которые могут повлиять на соотношение польза/риск от применения ЛС. Эти решения должны приниматься с
единой целью ‒ защиты здоровья пациентов и общества. Для функционирования СФН необходимо: иметь
необходимое количество ресурсов, помещений, оборудования и достаточное количество квалифицированного,
специально подготовленного персонала; обеспечить надлежащее ведение и контроль документации СФН, что
включает обеспечение полноты, точности, целостности, доступности и сохранности данных; осуществлять
непрерывный мониторинг данных СФН, изучение возможных вариантов предотвращения и минимизации
рисков; проводить научную оценку всей информации о рисках, связанных с применением ЛС; регулярно
проводить проверки (аудиты, инспекции) СФН; обеспечить своевременное предоставление в УО информации о
случаях побочных реакций и отсутствия эффективности ЛС; выявлять и анализировать проблемы,
возникающих в СФН и предпринимать меры по их устранению
 Продолжение таблицы
1 2 3 4
9. Утилизация или - Порядок установления запрета Основное требование на этапе УУ – недопущение обращения некачественных, фальсифицированных,
уничтожение (временного запрета) и возобновления незарегистрированных в Украине ЛС и предупреждение негативного влияния на здоровье человека и
(УУ) обращения лекарственных средств на окружающую природную среду. УУ следует осуществлять в соответствии с требованиями ЛУ, НПА Украины,
территории Украины, утв. приказом МЗУ от
правилами УУ, санитарными нормами, правилами пожарной безопасности, технологическими регламентами. В
22.11.2011 № 809; случае установления наличия ЛС, не подлежащих использованию (некачественных, включая те, срок годности
- Правила утилизации и уничтожения которых истек, фальсифицированных, незарегистрированных в Украине), орган государственного контроля
лекарственных средств, утв. приказом МЗУ
принимает меры по изъятию из обращения таких ЛС и выдает распоряжение об установлении запрета на их
от 24.04.2015 № 242; обращение. ЛС, неподлежащие использованию, получают статус «отходов» и передаются для УУ субъектам
- Лицензионные условия осуществления хозяйствования (СХ), которые имеют лицензии на обращение с опасными отходами. Организации, которые
хозяйственной деятельности по имеют ЛС, неподлежащие использованию, подают органу государственного контроля информацию о передаче
осуществлению операций в сфере таких ЛС на УУ. СХ для осуществления операций в сфере обращения с опасными отходами должны иметь
обращения с опасными отходами, утв. необходимые производственные площади, складские помещения, сооружения, оборудования для обработки,
приказом Минприроды Украины от обезвреживания, захоронения, утилизации опасных отходов. Фармацевтические и медицинские работники
04.11.2011 № 433 обязаны: владеть объективной и полной информацией о потенциальной экологической опасности отходов ЛС;
предоставлять пациентам соответствующую информацию о том, как безопасно обращаться с отходами ЛС.
10. Государст-венное - Закон Украины «Об основах Основное требование при осуществлении ГР – гарантировать доступность для населения качественных,
регулирование государственной регуляторной политики в эффективных и безопасных ЛС, способствовать укреплению доверия потребителей. ГР следует проводить в
обращения (ГР) сфере хозяйственной деятельности»; соответствии с требованиями НПА Украины, ГФУ, принципами GRP и стандартами ISO. ГР осуществляется МЗУ,
- нормативно-правовые акты КМУ и МЗУ в УО и экспертными учреждениями (ЭУ). ГР включает следующие функции: принятие регуляторных актов;
сфере регулирования обращения лицензирование производства, оптовой и розничной торговли, импорта; сертификация и инспектирование
лекарственных средств; производства ЛС; проведение аудитов организаций, которые проводят ДИ и КИ, и аудитов СФН; государственная
- Руководство СТ-Н МОЗУ 42- 1.1:2013. регистрация ЛС, в т.ч. экспертиза материалов на эти ЛС; государственный контроль качества ЛС; контроль за
Лекарственные средства. Надлежащая промоцией и рекламой ЛС на рынке; ФН за безопасностью ЛС; борьба с распространением фальсифицированных,
регуляторная практика; субстандартных, незарегистрированных в Украине ЛС. ГР осуществляется на основании следующих принципов:
- Этический кодекс врача Украины; целесообразность, адекватность, эффективность, сбалансированность интересов, предсказуемость, подотчетность,
- Этический кодекс фармацевтических прозрачность, учет общественного мнения, беспристрастность, ясность и простота, справедливость. Определяющими
работников Украины факторами дееспособности и эффективности системы ГР являются компетентность и ответственное отношение к
выполнению своих обязанностей персонала, задействованного в сфере ГР. Должностные лица МЗУ, УО и ЭУ
должны придерживаться самых высоких стандартов добросовестности и этики и проявлять в своих действиях
честность и порядочность. Их личное и профессиональное поведение при любых обстоятельствах должно вызывать
уважение и доверие к ним как к должностным лицам, которые принимают решения, касающиеся жизни и здоровья
населения Украины, и способствовать надлежащей реализации государственной регуляторной политики в сфере
обращения ЛС. Руководство МЗУ, УО и ЭУ, а также весь персонал не должны иметь финансового или иного
интереса в фармацевтической промышленности, могущего повлиять на их объективность. Персонал,
задействованный в сфере ГР, должен иметь достаточный уровень квалификации и практический опыт,
соответствующие его должностным обязанностям. Знания и научные навыки должностных лиц МЗУ, УО и ЭУ
подлежат постоянному совершенствованию.
 Выводы. Проведенный анализ показал, что закрепленные в действующих нормативно-правовых актах и
нормативных документах Украины профессионально-этические требования достаточно целостно охватывают
различные уровни системы обеспечения качества, эффективности и безопасности ЛС на всех этапах их
жизненного цикла, начиная от фармацевтической разработки и заканчивая медицинским применением, включая
вопросы государственного регулирования обращения ЛС и утилизации некачественных ЛС. При этом важным
заданием остается создание реально действующей и эффективной системы мониторинга и контроля
соблюдения профессионально-этических норм медицинскими и фармацевтическими работниками, а также
дальнейшее развитие социально-этической составляющей в сфере обращения и применения ЛС путем
внедрения в субъектах медико-фармацевтической деятельности Украины международных стандартов
управления, а именно: экологического менеджмента ISO 14001, охраны здоровья и безопасности труда
персонала OHSAS 18001, социально-этической ответственности SA 8000 и ISO 26000.

Литература

1. Етичний кодекс лікаря України. – Режим доступу: http://www.apteka.ua/article/17132

2. Етичний кодекс фармацевтичних працівників України. – Режим доступу: http://www.apteka.ua/article/126803
3. Етичний кодекс медичної сестри України. – Режим доступу:
http://medsprava.com.ua/korisna_informatsija/etichnijj_kodeks_medichnoyi_sestri_ukrayini
4. Офіційний веб-портал Верховної Ради України. Законодавство України [Електронний ресурс]. – Режим доступу:
http://zakon4.rada.gov.ua/laws
5. Офіційний веб-сайт Міністерства охорони здоров’я України. Публічна інформація [Електронний ресурс]. –
Режим доступу: http://www.moz.gov.ua/ua/portal
6. Правила належної промоції фармацевтичними компаніями лікарських засобів професіоналам охорони здоров’я. –
Режим доступу: http://www.moz.gov.ua/ua/portal/pravila_dopomogi.html
7. Ляпунов М., Безугла О., Соловйов О., Стеців В., Підпружников Ю. Стандартизація фармацевтичної
продукції – Харків: Морион, 2012. – 728 c.

127
 Partea a II-a

FILOSOFIA ŞI ŞTIINŢELE POLITICE ÎN STRATEGIA DE

DEZVOLTARE INOFENSIVĂ A CIVILIZAŢIEI CONTEMPORANE

CONȘTIINȚA DE SINE ȘI FENOMENUL MULTIIDENTITAR ÎN CONTEXTUL

REALIZĂRII DEMERSULUI DEMOCRATIC AL REPUBLICII MOLDOVA

Balan Elena M.
Doctor în politologie
Institutul de Cercetări Juridice și Politice al AȘM, or. Chișinău, Republica Moldova

THE CONSCIOUSNESS ITSELF ANDMULTIIDENTITAR PHENOMENON IN CONTEXT OF

DEMOCRATIC APPROACH REALISATION OF THE REPUBLIC OF MOLDOVA
Summary
The article reveals the correlation between consciousness itself and the phenomenon of multiidentitar in present
stage of democratization of society in change. It outlines the basic components of identity approach system as well as the
specific features of each unique, unrepeatable identity partly in relation to the evolution of consciousness in the context of the
implementation of the democratic approach of the Republic of Moldova.

Fiind deopotrivă produs și factori ai schimbărilor sociale în derulare, atît conștiința de sine cît și fenomenul
multiidentitar, sunt antrenate nemijlocit în procesele integrative de realizare a demersului democratic, pe care
Republica Moldova le traversează în aspirațiile sale de aderare la Comunitatea Europeană. Luînd în consideraţie
faptul că o bună parte din caracteristicile conștiinței de sine se regăsesc în cadrul componentelor de bază ale
sistemului multiindentitar (bunăoară, devotamentul față de Patrie, față de baștină, față de cultura națională, față de
limbă, de tradițiile și obiceiurile populare, spiritul și responsabilitatea civică, poziția politică etc.) și reieșind din
spațiul, de care dispunem, în acest studiu vom încerca să prezentăm, prin intermediul conexiunii dintre conștiința
de sine și componentele esențiale ale sistemului multiidentitar, aportul acestora în accelerarea procesului complex
de realizare a demersului democratic al Republicii Moldova. În atare context se vor dezvălui atît particularitățile
distinctive, specificul lor unic, irepetabil, cît și tangențele și unele trăsături comune ale acestor noțiuni și fenomene
sociale, iar în consecință și efectele care rezultă din această corelație.
Le vom precăuta în continuare pe fiecare în parte, precum și luate în ansamblu. Deoarece conștiința de sine
trece ca un fir roșu prin conținutul tuturor formelor de activitate vitală ale omului, vom precăuta în special mai
detaliat și din diferite unghiuri de vedere doar o parte din identitățile de bază ale sistemului multiidentitar și anume
‒ identitatea civică, identitatea politică și identitatea culturală, care corelează în deosebi de pronunțat cu
fenomenul conștiinței de sine în construcția democratică a societății în schimbare.
De remarcat, că unul din factorii de bază ai libertății individului îl constituie dreptul la autodeterminarea
individuală, la consolidarea conștiinței de sine. În linii generale, conștiința de sine reprezintă înțelegerea
conștientizarea, aprecierea de către om a gîndurilor sale, a sentimentelor, a motivelor de conduită, a intereselor,
idealurilor, a acțiunilor sale, a statutului său social etc. Or, conștiința de sine presupune separarea de către om a eu-
lui său de tot ce- l înconjoară și este o condiție necesară în formarea personalității.
Prin posibilitatea, pe care o are de a se întoarce asupra ei înseși, conștiința omului este întotdeauna
conștiință de sine. Ea face din individ un subiect capabil de a gândi despre lumea care-l înconjoară. Conștiința ar
putea să apară ca un fel de revanșă a spiritului asupra materiei, ea poate fi concepută drept o sursă a cunoașterii și a
adevărului. Conștiința de sine este caracteristică nu numai pentru individ, dar și pentru societate, clase, grupuri
sociale, etnii, atunci când aceștia sunt conștienți de rolul lor în cadrul relațiilor sociale, de interesele și idealurile
comune. Prin conștiința de sine omul își determină locul său în succesiunea evenimentelor naturale și sociale.

128
 Conștiința de sine este strâns legată de reflexie, ridicându-se în acest caz până la nivelul de rațiune
teoretică.Conștiința de sine se constituie la o anumită etapă de dezvoltare a personalității sub influența modului de
viață care cere de la om un autocontrol riguros de faptele sale și responsabilitate deplină pentru ele. Deoarece
măsura și punctul inițial în atitudinea omului față de sine pornește mai întâi de toate de la atitudinea altor oameni,
conștiința de sine poartă în fond un caracter social prin excelență. De aici rezultă faptul că ea ocupă un loc aparte în
conștiința socială. Conștiința de sine se manifestă în toată amploarea mai ales în etapele de cotitură din evoluția
istorică a popoarelor. Mediul social determină, la rândul său, în mare măsură, originalitatea personalității,
particularitățile specifice ale conștiinței de sine a acesteia [1, p.591-592].
Obiectivul central al societății democratice poate fi acela de a contribui în mod optimal la formarea,
consolidarea și reflectarea cât mai eficace în opinii și comportamente ale acelei game de norme spiritual-morale și
valori care să corespundă celor mai înalte aspirații ale neamului și ale umanității și să integreze cele mai nobile
calități ale conștiinței de sine. Reflectând într-un mod specific realitatea înconjurătoare, mediul social exercită o
influență permanentă, cu rol decisiv, asupra conștiinței individuale, modelînd într-un anumit fel făgașul evoluției
acesteia care poartă amprenta epocii istorice respective.
Conștiința de sine exercitînd într-un mod specific o influență puternică asupra procesului socializării
individului și a dezvoltării tuturor sferelor vieții sociale, se manifestă în toată amploarea și se integrează cu toate
componentele sale în evoluția formării personalității, dându-i o nuanță aparte, mai ales prin manifestarea gradului
de intensitate a dezvoltării acesteia.
Consolidarea societăţii contemporane presupune completarea activităţilor politice şi prezenţa unei identităţi
civice pozitive la cetăţenii ţării, care se pot pronunţa ulterior la subiectele de fiecare zi într-o formă democratică şi
liberă. În acest sens, formarea identităţii civice reprezintă elementul-cheie în procesul de consolidare a statalităţii
Republicii Moldova, precum și a conștiinței de sine a personalității. Identitatea civică ca componentă de bază a
sistemului identitar, în linii generale, include în sine conştientizarea de către personalitate a apartenenţei sale faţă
de comunitatea de cetăţeni a unui anumit stat; capacitatea fiecăruia de a-şi îndeplini îndatoririle cetăţeneşti; spiritul
şi activismul civic multilateral; posibilitatea reală de a beneficia de drepturile şi libertăţile cetăţeneşti proclamate şi
garantate de către Constituţie [2, p.15]. Identitatea civică presupune realizarea la concret a cerinţelor fundamentale
ale personalităţii, care au o importanţă vitală pentru individ. Identitatea civică include în sine fenomenul conştiinţei
supraindividuale, care reprezintă indiciul comunităţii civice ca subiect colectiv, ce integrează populaţia ţării,
reprezintă garanţia stabilităţii statului respectiv [8, p.140].
Concomitent, conştiinţa civică este considerată drept categorie de coloratură politică, în conţinutul
căreia se distinge competenţa politico-juridică a personalităţii, activismul politic al acesteia, participarea civică,
spiritul civic (civismul).Conştiinţa civică mai presupune identificarea individului cu societatea în toate dimensiunile
ei socioculturale tipice (limba, mentalitatea, valorile socioculturale, normele de conduită) [3, p. 26]. Un rol decisiv
în constituirea şi consolidarea identităţii civice a personalităţii îi revine instruirii şi educaţiei civice, prin
intermediul cărora se formează cultura civică şi spiritul civic (civismul), activismul civic al personalităţii.
E cazul să menţionăm că formarea şi dezvoltarea acestor calităţi în conştiinţa şi conduita personalităţii
reprezintă un proces îndelungat, anevoios şi contradictoriu, uneori cu efecte imprevizibile, care include în sine
instruirea şi educaţia în diverse instituţii sociale: în familie, în şcoală, în cercul de prieteni, în colectivul de muncă
şi, desigur, în cadrul întregului sistem politic existent. Fără îndoială, experienţa obţinută prin intermediul diferitor
instituţii sociale e diferită. Însă cert este faptul că fiecare din instituţiile sociale indicate îşi aduce aportul său
irepetabil în formarea şi transmiterea valorilor spiritului şi culturii civice [4, p. 173]. Drept consecinţă, dintotdeauna
calitatea unui regim democratic, împreună cu performanţele sale instituţionale şi economice, sunt influenţate de
„calitatea publică” a cetăţenilor săi, care se exprimă prin nivelul lor de cultură politică, respectiv civică [5, p. 74].
Rezultatul final al acestui proces complex îl reprezintă personalitatea înzestrată cu un înalt activism social
și conștiință de sine clar determinată. În calitatea sa de fenomen integrativ, spiritul civic (civismul) include în sine
o serie întreagă de calităţi specifice, proprii omului-cetăţean: responsabilitatea civică, abilitatea de a îmbina şi
subordona interesele personale faţă de cele obşteşti, capacitatea de a alege priorităţile în mod conştient şi de sine
stătător, precum şi umanismul, toleranţa etnică, patriotismul şi solidaritatea interumană. Astfel, spiritul civic
(civismul) presupune posedarea de către individ a unor calităţi, convingeri, cunoştinţe şi tipuri de comportament
datorită cărora devine posibilă edificarea unui spaţiu civic care îmbină în sine respectul şi ataşamentul faţă de
valorile general-umane, de specificul distinctiv al concetăţenilor diferitor localităţi şi ţări ale lumii. De aici reiese că
spiritul civic prevede formarea şi consolidarea capacităţii omului de a coexista şi a conlucra cu ceilalţi concetăţeni
într-o societate democratică, pluralistă şi deschisă lumii, uniţi în aspiraţia şi includerea nemijlocită în edificarea
unei societăţi echitabile [6, p. 115-116].
Transformările sociopolitice şi economice din societate deseori sunt însoţite de dezechilibrarea legăturilor
interpersonale şi intergrupale. În acest context, identitatea civică ar putea avea rolul de incluziune activă şi pozitivă
a individului în stabilirea unor relaţii sociale avantajoase şi dezvoltarea activismului civic. Identitatea civică este o

129
componentă prioritară a capitalului social şi unul din factorii de integrare în societate și de consolidare a
conștiinței de sine.
Un loc aparte în sistemul identitar îl ocupă identitatea politică ca componentă de bază a identităţii sociale.
Ea se manifestă prin acceptarea unei anumite poziţii politice, în unele cazuri – prin respingerea acesteia. Identitatea
politică este necesară pentru includerea oamenilor în procesul politic. Acceptarea unei anumite poziţii politice
depinde de astfel de factori precum: poziţia socială, aprecierea situaţiei politice în ansamblu, simpatiile sau
antipatiile politice cristalizate etc. Identitatea politică presupune determinarea apartenenţei faţă de un anumit grup
de indivizi care se disting prin comunitatea opiniilor şi intereselor politice. Identităţii politice i se indică astfel de
însuşiri precum spiritul logic şi cel determinabil. Se disting doua tipuri de identitate politică: situaţională, care este
expusă unei influenţe exterioare şi se poate schimba sub acţiunea unor factori externi ,şi de bază, care rezultă din
experienţa politică a personalităţii şi exprimă semnificaţia unor anumite poziţii politice, atitudinea individului faţă
de ele. Se evidenţiază identitatea politică individuală şi identitatea politică de grup. Identitatea politică individuală
presupune corelarea de către individ cu o anumită poziţie politică sau grupare politică. Identitatea politică de grup
presupune posedarea sentimentului de unitate cu gruparea politică respectivă, bazată pe ataşamentul faţă de valorile
social-politice de grup, faţă de orientările ideologice şi posedarea unui statut comun [7, p.11].
O altă varietate a identităţii politice este identitatea politică negativistă, care se exprimă prin respingerea
ideologiei politice a puterii de stat, a unui partid concret sau a unui lider etc. şi poate avea un caracter agresiv sau
rezervat. Contrar identităţii negativiste se manifestă tot mai pronunţat identitatea democratică constructivistă,
proprie personalităţilor înzestrate cu viziuni şi poziţii sociale determinate de o înaltă conștiință de sine, avansate și
care militează pentru prosperitatea multilaterală a societăţii în întregime şi a fiecărui om în parte.
În cadrul identităţii politice, un rol considerabil i se atribuie identificării cu un anumit lider politic, care se
bazează pe viziuni politice, ce rezultă din încrederea în competenţa şi poziţia politică a acestuia şi se manifestă în
atitudinea negativă faţă de concurenţii lui etc. Luată în ansamblu, identitatea politică presupune acceptarea sau
respingerea de către individ a unor anumite forme ale vieţii politice [8].
Forma principială de includere în viaţa obştească şi cea politică este participarea la alegeri în organele
puterii de nivel diferit. Alte forme de activism politic sunt: participarea în organizarea mitingurilor, grevelor şi altor
acţiuni de protest, demonstraţiilor, participarea în activitatea organelor administraţiei publice, în activitatea
partidelor politice etc. La etapa actuală a dezvoltării societăţii moldoveneşti, bunăoară, activismul politic al
cetăţenilor se află în anumită scădere. De şi populaţia manifestă interes permanent faţă de viaţa politică din ţară şi
cea din afara hotarelor ei, totuşi o parte considerabilă preferă să nu se includă în activitatea politică, dînd dovadă de
indiferentism, absenteism, pasivism şi scepticism politic, însoţite de neîncredere faţă de clasa politică a ţării. În
această ordine de idei, în faţa ştiinţei politice apare problema elaborării tehnologiilor şi modelelor de constituire a
identităţii politice noi a populaţiei, fapt care are o importanţă strategică pentru viitorul reuşit al statalităţii şi al
popoarelor lumii [9, p. 3-4].
O condiţie primordială în constituirea unui model nou identificaţional este, fără îndoială, asanarea
spiritual-morală a societăţii contemporane, ameliorarea situaţiei social-economice a ţării, dezvoltarea în
continuare a conștiinței de sine avansate.Dezvoltarea intensivă a contactelor interculturale în condiţiile globalizării
a condus, concomitent, la creşterea rolului identităţii culturale în viaţa personalităţii,a conștiinței de sine a acesteia
şi a societăţii în general.Identitatea culturală prevede acceptarea conştientă de către individ a anumitor norme
culturale şi modele de conduită, a apartenenţei acestuia faţă de o anumită cultură care îi permite să-şi determine
locul său în spaţiul sociocultural şi să se orienteze liber în lumea înconjurătoare [10, p. 123].
Necesitatea determinării identităţii culturale de către individ și a conștiinței sale de sine reiese din faptul
că fiecare om are nevoie de o anumită reglementare a activităţii sale vitale, pe care o poate obţine doar într-o
anumită comunitate de oameni. Din aceste considerente, individul trebuie să accepte benevol elementele de
conştiinţă existente în comunitatea respectivă, preferinţele, deprinderile, normele, valorile şi alte mijloace de
comunicare acceptate de comunitatea respectivă de oameni. Însuşirea tuturor acestor manifestări ale realităţii
sociale în cadrul comunităţii date atribuie vieţii omului un caracter coordonat conștient şi previzibil, ca
reprezentant al unei anumite culturi. În consecinţă, esenţa identităţii culturale constă în acceptarea conştientă de
către individ a normelor culturale şi a modelelor de comportament, a orientărilor valorice, a limbii respective, a
conştientizării „Eu”-lui, a conștiinței de sine respective său de pe poziţiile acelor caracteristici culturale care sunt
acceptate în societate, a identificării sale cu modelele culturale care aparţin anume societăţii în cauză.
Identitatea culturală exercită o anumită influenţă asupra procesului comunicării interculturale. Ea include
în sine totalitatea unor anumite calităţi stabile, datorită cărora fenomenele culturale sau oamenii trezesc în noi
sentimentul de simpatie sau antipatie. În dependenţă de acest fapt, noi alegem tipul, maniera şi forma respectivă de
comunicare [11, p. 25].
Din cele relatate mai sus, conchidem că diversele abordări ale identității culturalese completează
reciproc, au un obiect de studiu comun, însă diferite sunt accentele disciplinare şi cognoscibile. De aici reiese că

130
abordarea problemei identităţii culturale este una complexă şi interdisciplinară, care corelează nemijlocit cu
fenomenul conștiinței de sine [12].
De remarcat, că apartenenţa la Uniunea Europeană, este, în fond, o mărturie a coexistenţei paşnice în
Europa a unui spaţiu multiidentitar, a cîtorva varietăţi de identitate şi conştiinţă: general-europeană, vest-
europeană, est-europeană, regională, autohtonă, cu o pronunţată idee a unităţii europene în ansamblu şi a unităţii
în diversitate, fapt care merită atenţie şi o apreciere aparte la ora actuală şi în perspectivă.
Cît privește, conștiința de sine constituie piatra de temelie, nucleul de bază al tuturor varietăților de
conștiință umană (conștiința civică, conștiința politică, conștiința etnică etc.), corelînd concomitent cu diferite
varietăți de activitate socială și orientări valorice ale personalității, inclusiv cu componentele sistemului
multiidentitar, completîndu-se reciproc, dar și distanțînduse pe a locuri, formînd un tablou integru multicolor,
multiaspectual atît obiectiv, cît și subiectiv al existenței umane.
Ținând cont de faptul, că autoidentificarea reprezintă o modalitate de manifestare a conștiinței de sine, de
autoexprimare și de debarasare de fosta dependență spirituală și determinarea unor noi obiective de dezvoltare,
identificările social-culturale pot fi analizate în calitate de resurse de specificare în procesul de cercetare a
fenomenului complex al sistemului multiaspectual identitar.
Așadar, datorită unor atare corelații și completări reciproce multilaterale, conștiința de sine în îmbinare cu
componentele sistemului multiidentitar au menirea de a accelera construcția societății democratice, bazate pe
principiul democrației participative, în care cetățenii, și fiecare individ în parte, activează în calitate de subiect al
noilor procese sociale și politice. În consecință,, soarta demersului democratic al țării se determină prin afirmarea
stării de maturitate, conștiinciozitate și activism social a fiecărui individ și a întregii societăți în ansamblu.

Bibliografie

1. Философский эциклопедический словарь. - Москва: Наука. - 710 с.

2. Вилкова И.В. К вопросу об определении сущности понятия гражданская идентичность // Гуманитарные научные
исследования. Июнь, 2012. URL. [on-line] http://human.snauka.ru/2012/06/1386 (vizitat 13.04.2016).
3. Юшин М.А. Молодежный парламентаризм и формирование гражданской идентичности. // Обозреватель /
Observer. – Москва. – 2007. - № 7. -Р. 26-35.
4. Брага Л. Формирование гражданственности как источник консолидации демократии. // Strategia supraviețuirii din
perspectiva bioeticii, filosofiei și medicinei / Culegere de articole științifice. Vol.2. Red. responsabil dr. hab. în bilos., prof.
univ. Teodor N. Țîrdea. - Chișinău: Print-Caro, 2012. – 231 p.
5. Almond G.A., Verba S. Cultura civică. Atitudini politice şi democraţie în cinci naţiuni. - Bucureşti: Editura Du Style,
1996. - 174 p.
6. Дарадур Н. Развитие гражданственности на уроках истории. // Гражданское общество Молдовы: проблемы и
перспективы (Междунар. науч.-практ. конф.). - Комрат: Institutul pentru Democraţie, 2011. - Р. 115-120.
7. Brubaker R., Cooper F. Beyond identity. // Theory and society. – 2000. - Vol.29. - No.1. - P. 11-20.
8. Попова О.В. Проблемы исследования политической идентичности. [on-line]
http://politanalysis.narod.ru/popova/html (vizitat 13.04.2016) .
9. Старостин А.А. Политическая идентичность граждан постсоветской России: модели и технологии
формирования. // Автореферат на соискание ученой степени кандидата политических наук. - Ростов-на-Дону, 2010.
- 30 с.
10. Пилиппович В. Эпоха глобализации и кризис идентичности. История отечественной и мировой психологической
мысли: постигая прошлое, понимать настоящее, предвидеть будущее. - Москва, 2006. - 140 с.
11. Заковоротная М.В. Идентичность человека. Социально-философские аспекты. - Ростов-на-Дону: Изд-ство
Северо-Кавказского научного центра высшей школы, 1999. - 200 с.
12. Жаде З.А. Российская идентичность как многоуровневая структура [on-line]
http://www.elcom.ru/~human/2008ns/07jza.htm (vizitat 13.04.2016).

131
 REFLECŢII FILOSOFICE ÎN GÂNDIREA POPULARĂ ROMÂNEASCĂ

Căldare Dumitru
Doctor habilitat în filosofie
Universitatea de Stat din Moldova, or. Chișinău, Republica Moldova

PHILOSOPHICAL REFLECTIONS ON THE ROMANIAN FOLK THINKING

Summary
The article examines reflections, thoughts and generalizations regarding the essence of the world and of the man’s
life; of the social existence in general exposed in the popular thinking. This one constitutes the internal relationships, objective
and valuable of everything that the popular mentality had created throughout centuries and which contributes to the affirmation
of a philosophical image adequate to reality.

În general, lucrările în domeniul gândirii populare semnifică într-un mod aparte că creaţiile folclorice,
gândirea populară sau cultura tradiţională constituie un domeniu vast şi bogat de anumite idei filosofice. Lumea
concepută prin creaţia populară reflectă aspecte şi interpretări profund cugetătoare şi de o autentică reflecţie
filosofică şi originalitate neaoşă. În operele populare, gândurile şi generalizările privind esenţa lumii şi a vieţii
omului, a existenţei sociale în general, de cele mai multe ori, sunt expuse prin imagini artistice. Acest procedeu
enunţă în mod pitoresc, expresiv şi plastic esenţele şi adevărurile despre cauzalitate – întâmplare – necesitate,
posibilitate – realitate, formă – conţinut, esenţă – fenomen, negare, opoziţia contrariilor, calitate – cantitate etc.
Gândirea populară a dominat spiritualitatea românească un timp îndelungat, deoarece, conform lui Iancu
Văcărescu, gândirea unui popor începe „întâi prin poezie”.
Remarcăm şi faptul concludent că gândirea populară se sprijină pe fapte şi fenomene cu caracter integrativ-
generalizator, tinde să utilizeze individualul, în favoarea generalului, să evidenţieze valoarea ideilor călăuzitoare.
Creatorul popular nu este un observator pasiv, nu pur şi simplu contemplează lumea cu o privire nedeterminată sau
întâmplătoare, ci pretinde la o concepere profund autentică a modului real de manifestare a adevăratului conţinut şi sens
al existenţei umane (cu nuanţe simpliste şi cotidiene). Sunt determinante, în acest context, viziunile despre Mihai
Eminescu, conform cărora „în mitipo(i)etica eminesciană gândirea apare ca topos, poetul raportându-se atât la fiinţă-
fiinţare, cât şi la gândirea care gândeşte întreaga problematică a acesteia... Întreaga natură se ţine pe o gândire cu care e
înzestrată antropomorfic („Codrul bătut de gânduri”..., „florile sunt gânduri gingaşe a ţărânei”...) [1, p. 144].
Reflecţiile filosofice din gândirea populară nu par a fi sistematizate sau generalizate în sens nemijlocit, ci
reprezintă temelia integră a existenţei sociale, a faptului împlinit privind cunoaşterea şi informaţia care rezidă în
practica milenară a vieţii în comunitate. Ea include în sine în acelaşi timp experienţa reală a generaţiilor precedente.
Creaţiile folclorice (balade, legende, basme, mituri, maxime, proverbe, zicători) au un caracter edificator şi, fiind
şlefuite cu desăvârşire, exprimă cugetarea milenară a poporului nostru. Şi nu contează dacă gândurile şi ideile
filosofice sunt expuse în mod nemijlocit sau tangenţial, simplist sau liniar, ele oricum exprimă înţelepciunea, seva
nesecată populară, evoluând pe parcursul secolelor spre aspecte şi mai pitoreşti, spre un conţinut şi mai bogat, astfel
diversificând şi îmbogăţind posibilităţile cognitive existente. Şi toate acestea, după spusele lui Nicolae Bălcescu, se
produc întrucât „oamenii întâi cântă, pe urmă scriu”.
Gândirea populară cuprinde şi forma ei deschisă de manifestare, completând-o în permanenţă pe aceasta cu idei
şi semnificaţii originale, îndeosebi privind caracterul corelativ faţă de mediu, faţă de obiectul sau fenomenul concret şi
necesar cunoaşterii. O particularitate distinctă a unor creaţii folclorice este că cugetarea deseori capătă şi aspecte
retroactive, fiind exprimată prin reluări succesive a experienţelor spirituale seculare şi milenare. În acest ultim sens,
gândirea populară nu se închistează în anumite categorii şi noţiuni rigide, ci îşi păstrează orientarea spre abstractizare şi
generalizare, tinzând să perceapă lumea ca un tot integru, să pătrundă în esenţa unor legităţi universale.
Dezvoltarea spirituală a societăţii, în general, iar a celei de început de mileniu, în special, demonstrează că
gândirea populară, filosofia populară nu este numai o valoare a trecutului şi nu aparţine exclusiv trecutului. Este
esenţial faptul că gândirea populară (numită şi protofilosofia) constituie legăturile interne, obiective, valorice a tot
ce a creat mentalitatea populară de-a lungul secolelor. Şi anume, în context valoric şi de continuitate spirituală –
scriitorii, filosofii, istorici, folcloriştii utilizează în operele lor unele idei filosofice din creaţia populară. Sunt
revalorizate asemenea noţiuni precum ar fi: existenţa (dăinuirea în timp) conştiinţa de neam, demnitatea naţională,
libertatea, simţul responsabilităţii civice. Oricum ar fi, acestea reprezintă o imagine realistă a devenirii existenţiale
şi intelectuale a neamului care în consecinţă capătă o generalizare distinctă: „Trăim pe aceste locuri de când e
lumea...” sau „trăim aici dintotdeauna...”.
Şi astăzi devine tot mai evident faptul că creaţia populară orală ca început al filosofiei româneşti prin conţinutul
şi mesajul său cognitiv-cugetător este o temelie adecvată pentru constituirea unei concepţii integre despre lume, despre
realitatea naturală şi socială, despre existenţă în general. Miturile, legendele, basmele nu sunt altceva decât o concepere,

132
o viziune filosofică originală asupra realităţii obiective. Comorile Marelui înţelept Anonim sunt destinate unor aspiraţii
patriotice, realizării unor idealuri sfinte. În acest context, sunt călăuzitoare şi determinante deducţiile lui Russo care
accentuează că „datinile, poveştile, muzica şi poezia sunt arhivele popoarelor, cu ele se poate oricând reconstitui trecutul
întunecat. Din studiul lor ne vom lămuri despre originea limbii noastre, de naşterea naţionalităţii române, de plecările
naturii cu care este înzestrat poporul şi de luptele, ce le-au susţinut coloniile romane pân-a nu se preface în locuitorii de
astăzi a vechei Dacii” [2, p. 281]. Prin urmare, creaţia populară este înţelepciune, percepere, gândire şi nu reprezintă, pur
şi simplu, creaţii folclorice, ci germeni posibili ai unei gândiri filosofice autentice, a unor începuturi profunde ai
frumuseţii, ai bunătăţii sufleteşti, ai cumsecădeniei omeneşti.
Majoritatea cercetătorilor în domeniu consideră creaţiile folclorice drept prima etapă (fază) a civilizaţiei
unui neam. Este relevantă, în acest context, aprecierea aceluiaşi A.Russo, precum că datorită folclorului (poeziei
populare) neamul „se trezeşte la lumina vieţii”, în el răsună „vocea lui Dumnezeu”. În acelaşi context, se expune şi
Marin Ştefanescu, care afirmă că „în concepţia sa, formele sub care apare filosofia românească sunt învăţătura
nescrisă a poporului român, în basme, proverbe şi cântece populare, în scrierile păturii culte şi în scrierile de morală
creştină şi aceasta rezultă din faptul că basmele, de exemplu, redau procesul lumii care stă în tensiunea dintre ideal
şi real, bine şi rău, logică şi sofistică. Proverbele, cântecele populare aveau o adâncă filosofie” [3, p. 33].
Lucian Blaga afirmă cu toată certitudinea că creaţia populară reprezintă activitatea creatoare a poporului, a
Marelui Anonim, contribuind în mod activ la reflectarea idealurilor neamului, la relevarea adevăratei existenţe materiale
şi spirituale. De notat însă şi momentul esenţial distinctiv, precum că o particularitate deosebită a creaţiilor folclorice în
general este patriotismul autentic. Concomitent, evidenţiem în creaţiile folclorice şi un spirit protestator, o tendinţă clară
spre libertate, compasiune faţă de durerile maselor populare şi încrederea neţărmurită în forţele lui creatoare.
După Ştefan Bărsănescu, gândirea populară exprimă „nevoia omului de a filosofa, de a cugeta asupra
fenomenelor lumii”. Perspectivele şi rigorile ştiinţifice de astăzi dovedesc, în mod convingător, că examinarea unor
sau altor aspecte şi probleme privind istoria şi filosofia naţională necesită sprijin şi pornire pe matricea iniţială a
gândirii expusă în cultura tradiţională.
Şi atunci ne punem întrebarea: Ce a rămas pronunţat în noi evident şi original din gândirea daco-getă, care este
acel ceva determinant şi esenţial din conduita noastră cotidiană? Drept răspuns sunt valorile care au rămas şi ne însoţesc
în permanenţă, acestea fiind expuse în particularităţile limbajului nostru neaoş şi original, blând şi mustos, melodios şi
trist, nostalgic şi încântător, precum în mituri şi obiceiuri, datini şi tradiţii, basme şi legende, port şi artă populară, în
esenţă – diverse creaţii mito-folclorice (cultura tradiţională) care reflectă, de fapt, nu numai anumite idei filosofice, dar şi,
în special, simbolurile şi demnitatea noastră naţională. Principalul, însă, sunt oamenii, purtători ai unor adevărate virtuţi,
care sunt adevăraţi daco-geţi contemporani care confirmă în fapt şi în cuget că „poporul român este un popor cu multe
adâncimi sufleteşti, cu puternice înclinaţii meditative. Manifestările lui de viaţă – creaţie artistică, munca lui economică –
au în alcătuirea lor intimă o nelipsită orientare filosofică. Într-o pagină din scrierile cronicarilor, într-un motiv de balada
Mioriţa, în versetul unui bocet, în oricare obiect legat de evenimentele vieţii omeneşti şi de munca ogoarelor, în desenul
dintr-o ornamentare artistică sau în privirea imaterială a sfinţilor din pictura noastră primitivă, în toate acestea putem
descoperi, sub forma unor înrădăcinări etnice, prezenţa unui intens şi nuanţat sentiment filosofic al vieţii”[4, p. 59]. Şi
acest sentiment filosofic al vieţii, al existenţei umane este chezăşia în care omul devine om cu adevărat, obţinând astfel şi
adevărata conştiinţă de sine şi a demnităţii individuale. În aşa mod, obţinând anumite posibilităţi de afirmare şi devenire,
omul, totodată, se include şi în anumite limite existenţiale.
Important este faptul că acest sentiment filosofic generează o anumită modalitate de cugetare a omului care
însuşeşte din circumstanţele în care acesta se autodescoperă ca individualitate distinctă, în raport cu lumea diversă;
fragmentul concret prin intermediul căruia omul depăşeşte caracterul temporar al stărilor fireşti de lucruri şi tinde în
mod hotărât să conceapă şi să însuşească ceea ce îi permit posibilităţile sale intelectuale.
Tabloul filosofic al începuturilor gândirii filosofice a neamului românesc ar fi incomplet şi lipsit de obiectivitate,
dacă nu am presupune că tocmai lipsa unui instrumentariu spiritual adecvat a generat decădere. Şi Roma invadatoare,
cultura romană a „însuşit” cultura Daciei străbune cu tot cu limbă, folclor, cu toate valorile ei materiale şi spirituale. În cazul
când daco-geţii ar fi avut o cultură scrisă, anume aceasta ar fi contribuit la salvarea limbii, iar limba ar fi contribuit la
existenţa adecvată şi în continuare ca entitate istorică unică, însă de acum într-o formă existenţială specifică – prin valorile
ei spirituale create de scriitorii, savanţii şi gânditorii ei. Accentuăm totuşi că gândirea daco-getă s-a păstrat şi în forma orală,
fiind transmisă de la o generaţie la alta, dar mai ales în scrierile istoricilor, savanţilor şi filosofilor din alte ţări, precum şi în
deosebi în vestigiile sculpturale şi arhitecturale, în pietre funerare şi monede, în diverse inscripţii, datini, tradiţii şi obiceiuri.
Principalul, credem noi, rezidă în faptul că strămoşii noştri au manifestat anumite calităţi spirituale, sufletiste, un anumit
avânt spiritual ascendent, care i-a însoţit în permanenţă şi care le-a fructificat eforturile spre afirmare. Astfel, în mare
măsură, anume în virtutea acestui fapt, neamul românesc a supravieţuit, întrucât „dacă există un spirit al nostru, un
sentiment românesc al fiinţei, înscris în codul nostru genetic şi scris ca atare în cărţile noastre de filozofie, nu este oare firesc
să ni-l aducem aminte tocmai acum, când însăşi fiinţa noastră naţională cade în cumpătul vremii” [5, p. 11].

133
 Aşadar, privită în ansamblu concepţia mito-folclorică a daco-geţilor, a culturii tradiţionale în general are la
temelie interpretarea geografică a lumii pe dimensiuni, aspecte pastorale şi agrare, a convieţuirii nemijlocite cu
natura. Şi dacă marii cronicari români Gr. Ureche, M. Costin, I. Neculce într-un sens anume au fost precursorii
determinismului geografic în gândirea filosofică românească, atunci ţinem să accentuăm că până la ei acest concept
a fost interpretat de creatorul anonim (în gândirea populară, în mituri, basme, legende etc.). Potrivit lui V.
Kernbach, concepţia mitică românească se bazează pe o viziune geografică a lumii în profil aproape exclusiv
cinegetic, pastoral şi agrar, mai exact pe principiile convieţuirii directe cu natura”[6, p. 294]. Dar anume în creaţiile
mito-folclorice, câmpiile, dealurile, şesurile, pădurile, plaiurile, păşunile şi îndeosebi munţii (de aici şi expresia
„Homo carpaticus”) în esenţă tot ce este în mediul înconjurător (vorba poetului – tot ce este în ţara asta – râul,
ramul), precum şi anotimpurile cu particularităţile lor – toate în ansamblu au influenţat constituirea mentalităţii şi
deci a gândirii de la începuturi. Anume în acest areal şi context se manifestă acel proces de continuitate cu caracter
rural (teza lui L. Blaga – veşnicia s-a născut la sat) adecvat care, pornind din etapa iniţială a omenirii, a ajuns până
la realizările revoluţiei ştiinţifico-tehnice contemporane. Şi totuşi concepţia călăuzitoare este orientată la
conceperea interacţiunii „geografia reală – geografia mito-folclorică” – cu toate particularităţile şi semnificaţiile ce
rezultă din aceasta. Interacţiunea în cauză evidenţiază, într-un mod detaşat, calităţile intelectuale sporite ale omului
în raport cu natura al cărei obiect şi corp el este.
Astfel stând lucrurile şi considerând conţinutul patrimoniului spiritual-naţional, ne dăm seama că valoarea reală
a acestuia rezidă în gândirea daco-getă, creaţiile mito-folclorice, în gândirea populară, aceasta cuprinzând atât lumea
reală înconjurătoare, cât şi lumea transcendentă. Se accentuează în atare context asupra modalităţilor specifice din creaţia
şi gândirea populară, prin care puterea (sau aptitudinea) de cunoaştere a omului este depăşită sau are loc depăşirea
posibilităţilor fiinţelor omeneşti. Astfel, datele şi informaţiile din gândirea populară, din creaţiile mito-folclorice
contribuind mult la constituirea unei imagini filosofice a începuturilor gândirii filosofice româneşti.

Bibliografie

1. Cimpoi Mihai. Mihai Eminescu: Dicționar enciclopedic. - Chișinău: Gunivas, 2013. – 584 p.
2. Russo Aleco. Opere. Poezia poporană. Ed. îngrij., note şi coment. de E. Levit şi I. Vasilenco. - Chişinău: Literatura
artistică, 1989. - 439 p.
3. Ştefănescu Marin. Filosofia românească. Stud. introd. îngrijire de ediţie şi note de Constantin Schifirneţ. - Bucureşti:
Historia, 2008. - 468 p.
4. Zamfirescu Ion. Orizonturi filosofice: Idei, oameni, probleme de cultură. - Bucureşti: Casa Şcoalelor, 1942. - 270 p.
5. Surdu Alexandru. Vocaţii filosofice româneşti. - Bucureşti: Editura Academiei Române, 1995. - 216 p.
6. Kernbach Victor. Universul mitic al românilor. - Bucureşti: Lucman, 2002. - 384 p.

THE PROLEGOMENS TO THEORY OF HUMAN STABLE EVOLUTIONARY

STRATEGY AS IDEOLOGY OF RISK SOCIETY AT AGE OF
CONTROLLED EVOLUTION TECHNOLOGIES

Cheshko V.T.
DS, Professor
foreign member of RANS, Simon Kuznets Kharkov national university of economics, Nauki av., Kharkiv, Ukraine

ПРОЛЕГОМЕНЫ К ТЕОРИИ СТАБИЛЬНОЙ ЭВОЛЮЦИОННОЙ СТРАТЕГИИ ЧЕЛОВЕКА КАК

ИДЕОЛОГИИ ОБЩЕСТВА РИСКА В ЭПОХУ ТЕХНОЛОГИЙ УПРАВЛЯЕМОЙ ЭВОЛЮЦИИ
Резюме
Стабильные адаптивная стратегия Homo Sapiens является суперпозицией трех различных адаптивных
информационных массивов: биологического, социокультурного и технорационалистического модулей, основанных на
три независимых процессах генерации и репликация адаптивной информации – генетической, социокультурной и
символической наследственности (трансмиссии). Третий компонент SESH ориентирован равно на адаптивном
преобразовании окружающей среды и собственно носителей SESH. С появлением технологии High Hume, риск достиг
экзистенциального уровня значимости. Экзистенциальный уровень техногенного риска является, по определению,
риском эволюционым, так как ведет к актуализации возможного исчезновения человечества как вида. Возникновение
биоэтики должно рассматриваться одновременно и как формирование современной (трансдисциплинарной) научной
концепции и как социокультурная адаптация, контролирующая идентичность человека в процессе глобальных
эволюционных трансформаций и выполняющей, следовательно, функцию самосохранения.
.

134
 The metaphor technology (selection) of « directed by human evolution» [1, p. 169] by Nikolai Ivanovich
Vavilov was the starting point for the original system of theoretical postulates as the theoretical core of the concept of
evolutionary technological risk, that reached existential significance at the beginning of the 3rd millennium (in the
vicinity of the evolutionary singularity zones). Source of evolutionary risk turned out to be linked with the nature of
human beings, and the evolutionary process has acquired a theological meaning and significance. It happened after
combining categories of object and subject of technology of «directed by human evolution» in the Homo sapiens itself.
In the investigations we consistently viewed human stable evolutionary strategy (SESH) from three
perspectives: (1) The nature of the carrier (substrate) of adaptive information ˗ biological, socio-cultural and
techno-rationalist adaptive modules. This aspect is equivalent to various ways of adaptive information replication ˗
genetic, socio-cultural and symbolic inheritance; (2) The nature of the relationship between the generation and
adaptability ˗ Darwin-Weismann modus and Lamarck modus. At Darwin-Weisman modus in the process of
distribution of newly generated adaptations the horizontal transfer (diffusion, contamination as a result of
communication) is significantly inferior to its specific weight to the vertical one, i.e. inheritance from ancestors to
descendants. The modus is based on the genetic code and is provided by the so-called Eigen’s hypercycles. At
Lamarck’s modus the horizontal transfer (diffusion, contamination as a result of communication) is comparable as
regards of its specific weight with the vertical one. Modus is based on socio-cultural code and is provided by
systems of mimesis (cultural heredity) and speech (symbolic inheritance); (3) The nature of the various co-
evolutional adaptations, which results in their integration into a single evolutionary stable strategy ˗ co-evolutionary
Informatics and co-evolutionary semantics. This aspect is equivalent to the evolutionary mechanism of overcoming
the conflicts between the various adaptations.
Replication of praxeologically oriented knowledge is carried out in the framework of techno-rational
module through mechanisms of symbolic inheritance, and replication of value priorities is carried out within the
socio-cultural unit accordingly, sociocultural inheritance (cultural traditions). If the main «appointment» of interest
is a material survival of carriers of SESH (evolutionary efficiency), the «purpose» of values (evolutionary
correctness) determined by their ability to ensure the preservation of self-identity.
So, stable adaptive strategy of Homo sapiens is a superposition of three different adaptive data arrays:
biological, socio-cultural and technological modules, based on three independent processes of generation and
replication of an adaptive information – genetic, socio-cultural and symbolic inheritance. This, third component
SESH focused equally to the adaptive transformation of the environment and carrier a stable adaptive strategy.
Thus, its aspect of the implementation SESH can be called informational ones.
Another aspect of the realization of SESH functions (co-evolutionary semantics) is a time-varying code of
correspondence between members of pairwise co-evolutionary ligaments. (Some researchers have used to refer to this
phenomenon, the term semiotic cooptation [2, p.189; 3, p.42-49]. This term used as equivalent ones to (co)evolutionary
semantics in our research. Accordingly, we consider as equivalent terms co-evolutionary informatics and semiotic
selection, because in the latter case, biological and socio-cultural line of modules achieved by mutual selective pressure.
The role of the operator is specifying rules of corresponds the biological and socio-cultural, socio-cultural and techno-
rational, and biological information arrays. This function is performed by a system objectified interests (praxeological
oriented knowledge), or by the system of subjective values (psychological predisposition). So, in accordance with the
information/semantic dichotomy of mechanisms inter-module coevolution the influence of culture on the structure and
composition of the populations of Homo sapiens, and on the pool of High Hume technological schemes is divided into
two separate types: (1) changes in the frequency of certain genes, and the prevalence of specific technologies and their
applications (information coevolution) and (2) the general increase in the level of genetic polymorphism and technology
diversity (semantic co-evolution).
Note that the semantic mechanism of communication between the modules in a biological time scale is
very fast and immediately affects the complex traits. Because this change of structure communicative and co-
evolutionary relationships (gene-cultural co-evolution and techno-humanitarian balance) can be regarded as
discrete. As a result, for example, genetic polymorphism for a particular complex of DNA sequences is conserved
and, after elimination of the relevant socio-cultural type to genome. With the change of the socio-cultural
predisposition complex total variability of the genome should accumulate. Indeed, if the examples fixation or
elimination of certain structural genes in the population under influence of socio-cultural factors are relatively few,
correlation between the levels and patterns of genetic polymorphism and sociocultural types undoubtedly exist [4,
p.480-489]. More rapidly evolving autonomous element of the co-evolutionary pair becomes sense-factor for the
partner. Semantic co-evolution is the discrete acquisition of adaptive significance of individual alleles by changing
socio-cultural types and manifested as an increase in the genetic variability of populations of Homo sapiens and
domesticated species parallel to socio-culture -genesis
Pattern of the impact of culture on the organization of the genome is distributed from actual human genome
to the genomes of «cultivated» (domesticated) species, and its existence now depend on the human evolution. The

135
genome of these species formed sub-genome providing communication with biological evolution as an evolving
system of social and cultural predisposition [5, p.30]. Thus, a comparison of the results of adaptability investigation
by methods of biological and cultural anthropology can serve as next empirical falsifier of the SESH concept. The
evolutionary correctness is main parameter that links the two dataset. Like the system of values and meanings
priorities and predisposition evolutionary correctness in the biological time scale is capable to discrete fluctuations
in instrumental regard. Thus, evolutionary risk may increase discontinuously to the existential level, not only as a
result of technological disaster, but also because of the conjugated with technological progress changes in system
of values priorities and semantic connotations.
However, on the other hand, such object is able to spontaneously increase system complexity, and at different
stages of socio-techno-anthropogenesis leadership take on its individual components. About 350-400 years ago because
of the transmutation of the sociocultural component of SESH technological civilization arose. Permanent expansion of
the controlled by Homo sapiens «socio-ecological niche» and the escalation of risk techno-anthropogenic effects are
features of this type of civilization. The maximum value of the evolutionary risk reached in the case of antiparallel
changes dynamics of evolutionary efficiency and evolutionary correctness. In this case, the intrinsic value of the risk
extremely rapidly crosses the boundaries of the «physical» sense (Rint> 1). Reaching this point is irreversible semantic
destruction (destruction of value priorities, and concept of humanity and human nature especially).
Two specification seems quite logical. Adaptability of SESH is generally defined by reproduction of the
relevant information files, and by semantics of intermodular co-evolutionary relationship. In view of this, for
example, the proliferation of new system of socio-cultural innovation can`t be implemented by a simple type of
contact contamination (diffusion), but requires the inflow of biological carriers of corresponding co-evolutionary
semantics. This conclusion was confirmed by empirical observations of the relationship between the spread of dairy
farming and the invasion of ethnic groups ˗ gene carriers of constant lactase activity. As has been shown previously
this type of process was a simple process of socio-cultural borrowing and imitation [6, p.168-170].
Periods of abrupt increase in the value of the evolutionary risk obviously coherent periods of «scientific and
technological revolution» and the indigenous reconstructions of dominant value systems in society. As a result the
structure of co-evolutionary connections between the elementary adaptations of different modules and actual adaptive
meaning of each element is destabilized and prone to unpredictable stochastic fluctuations. The system of prevailing in
society value priorities has a structure including several levels: personal (unconditional) interests, group (conventionalist)
standards, abstract and theoretical (universal) values [7, p. 347-480; 8]. Here, above all, in the area of group norms and
predispositions on specific attributes humanization/dehumanization possible relatively rapid reconstruction, that radically
changing the semantics of the cultural module and biological or techno-rationalistic ones. As a result, the adaptive
evolution landscape of biological or another module (adaptive significance of its individual elements) is quickly
reformatted. An example would be a radical revision of value priorities with respect to traditional and non-traditional
sexual orientation in the Western mentality from 1970 to 2015. Human values practically are not involved in this not yet
completed the process of transformation of socio-cultural and psychological predisposition, but the result will have a
systemic importance for the trend of the future of human evolution.
As can be surmised among three levels of value priorities and corresponding socio-cultural predispositions
(personal interests, group standards, and human values) namely group standards most susceptible to evolutionary
transformation. Individual interests (as most closely associated with the living requirements biological
deterministic module). Universal values propriety (as most abstract, distant from the objective reality and close to
rationalistic module concepts) are more stable elements of this set.
However, the effect of perturbations group ratios (attributes of humanization/dehumanization in particular)
diffuses through evolutionarily semantic gear to a biological module and destroying, in turn, semantic matching
rules of the module with the two remaining modules. By virtue of this secondary impact of elements of the
biological module subject to a system of objective «interests», and then at other levels of socio-cultural module of
SESH. There is a fixation of a certain set of group norms and thereupon ˗ revision of universal values as the latter
are a reflection of the projective group norms and individual interests.
Therefore, some of the biological adaptation to a new social context becomes a selectively neutral or
maladaptive element, i.e. genetic load, and, conversely, some selectively harmful or neutral components of the
genome acquire adaptive value. With regard to technological innovation, in their totality, they are clearly aimed at
fragmentation of biological adaptive complex separation of its constituent interlocking adaptations (such as sexual
and reproductive functions) on independent cultivated patterns. A scientific and technological revolutions (a
paradigm shift) has investigated some time ago (by Thomas Kuhn at classic monograph, 1962), but the


Two publications cited; first item is classical publication on social ethics of Lawrence Kohlberg, the second onesis study on
experimental neuroscience, that after half-century by neuromorphology methods empirically substantiated biological substrate
base of L.Kolberg philosophical constructs.

136
evolutionary significance of socio-cultural transformation begins to become clear only now. Meanwhile, socio-
cultural inheritance is also capable of a radical overhaul of its structure and composition.
An additional complicating circumstance acts relative independence of each module, and, for example,
«macro-mutation» of cultural and psychological predisposition is aimed primarily at preserving structural
distribution of subcultures within a given civilization type, and then, on the selection of appropriate elements of the
biological module of SESH. However, co-evolutionary semantics of SESH is characterize by relative balance of
gene-cultural («gene-culture co-evolution») and techno-cultural («techno-humanitarian balance») modules and lack
of direct formatting impact of techno-rationalist module to remaining (biological and socio-cultural) ones. As
results configuration of the entire system not exclude uncontrolled jump to the existential level of risk. Previously
we have formulated conditions of such semantic stability in terms of socio-humanitarian knowledge: the human
desire to ultimate ideal («Per aspera ad astra – Through thorns to the stars») serves by the core of West mentality. It
is complemented by the second intention of the sacred and, at the same time, putting limits to this ideal («Ad
imaginem suam ad imaginem Dei -The image and likeness of God») and the emphasis on God's chosen people, the
absolute priority of the uniqueness of the human person («Unus ex nobis – One of Us», says the God of Adam).
Thus the actualization of the desire to bring together the world of things and the world due receive the nature of the
movement to the Absolute, ultimate goal («Omega Point», as Teilhard de Chardin called it) [9, p. 11; 10, p. 206].
The objectified and exempted from metaphorical argument comes down to ascertaining. The trend for the
release of the social role and social status person from the preformation by properties of biological substrate (a genome)
is a criterion of social (and evolutionary) progress and belongs to the set of basic predisposition of mentality of
technological civilization in its Western form. This trend, in turn, is balanced by an irrational fear of a possible
intervention in the human psyche from the outside, violating the free will of the individual and causes him to act contrary
to his «human nature». The trend can be traced at least since biblical times and legends about werewolves and vampires,
through gothic novels of 18th century to modern thrillers and science fiction at most recent years.
The system of socio-cultural balances to ensure the identity of Homo sapiens has been very stable, but only
until the birth of technology-driven evolution. At this point, the ontological antinomy «evolution versus intelligent
design» have been completely overcome by West civilization. As a result, limited technology tools for
transformation of reality proved to surmountable, at least in potentio. Semantic code humanization/dehumanization
remains the only integrated into the current SESH stabilizer to global evolutionary process. However, the controller
itself is susceptible to considerable stochastic fluctuations, and opened for technological interventions and,
therefore, requires continuous monitoring.
With the advent of High Hume technology, risk has reached the existential significance level. The
existential level of technical risk is, by definition, an evolutionary risk as possible leads to the genesis of
disappearance of humanity as a species (but not necessarily – disappearance of intelligent life and the noosphere in
general). When the actual evolution becomes the object of the rationalistic management and/or manipulation,
account specific features of the social response to scientific and technological development are essential in
determining and prognosis of innovational risk. These factors stem from the substantial foundations of human
consciousness and culture, and are the result of the previous biosocial evolution.
Changing the techno-cultural balance as adaptive response of the sociocultural component of SESH to describe
above processes led to the transformation of classical science to post-academician science. As part of the same global-
evolutionary transformation has to consider and the emergence of bioethics as a form of modern (transdisciplinary)
scientific concept that combines the features of the humanities, classical scientific theory and social utopia.
Not so long ago E.Koonin very observant diagnosed curious feature of explanatory models of modern
evolutionary biology: they are narratives with more or less teleological component. Consciously or not, in explicit
and implicit logic constructs "to occur ..." inevitably present in these models. A language of these narratives is best
suited to describe the evolutionary processes and phenomena, and to create verifiable hypotheses, although it is
contrary to the classical (not modern, transdisciplinary) methodology of science [11, p. 473].
This is even truer for that phase of the evolution of man and mind, which and is characterized by a
universal process of rationalization and technologizing evolutionary process. As an example of such explanatory
model proposed here is an evolutionary model of risk. It is combined in accordance with the principle of
subsidiarity of objective-scientific (evolutionary efficiency) and subjective humanities (evolutionary correctness)
criteria for the value of evolutionary risk. The proposed concept is largely methodological. In other words, it is a
meta-theory. It will, we hope, is able serve as a heuristic incentive to formation of available empirical and social
verification concrete scientific hypotheses [10].
This total consideration is, in turn, determines the civilizational and evolutionary function of bioethics. As a
priori it is clear the each of the three modules of SESH should to have its own system of self-preservation. In the
biological module it is the most well studied and is referred to as immunity. In techno-rationalistic module such
system is the concept of verification and falsification of reliability of scientific knowledge. At socio-cultural

137
module the system of pre-dispositions regulate human identity in the global-evolutionary transformation and
performs the function of self-preservation.
The asymmetry of semantic communication defines (from the denoted object to denoting symbol) the
disparity of composition of socio-cultural module. This dichotomy is due to the process of socio-cultural self-
identification and implies the correlation to each other causal (cause ˗ effect) and semantic (object and its sign)
binary oppositions. In the case, determinate by itself culture elements can be designated as protected by ethical and
legal standards itself culture object of self-identification of Homo sapiens (humanity). On the contrary, other the
elements are at its core stimulated by culture biological and genetic developments. It can regarded as just a symbol
of human attributes (human nature), that open to manipulation and control by technology. Naturally, the most
stable and evolutionary plastic organization of human evolutionary strategy, will be the case when the self-
identification system of sociocultural module is basically the same as objective knowledge on the essence of
anthropogenesis. This knowledge generated by techno-rationalistic module.
At the highest level of analysis of the problem of evolutionary risk and its components come into
conceptual field of the anthropic principle. One of the parameters of the mathematical model of population growth
(«Doomsday equation») becomes a universal constant human genesis at Universe, also derived from the
characteristics of the socio-cultural and biological evolution [12, p.4-12].
On accordance with the Foerster`s equation (law of hyperbolic demographic growth of Homo sapiens [13,
p.1292-1293]) about population growth in the last 10 thousand years governed by the hyperbole. In other words,
volume of global human population growing with the increasing acceleration and about 2025 will become infinite,
i.e., lose its physical meaning. This will mean the end of the evolutionary history of Homo sapiens, although it does
not necessarily mean the death of intelligent life in general. Rather, it involves the passage of a certain evolutionary
singularity point, the achievement of the magnitude of the evolutionary risk of a value close to 1.
In Foerster`s equation present parameter T*, which the author has been calculated empirically and, in their
estimation, was approximately 2.1011. Brandon Carter in the above-cited paper considers this option as a member of a
pool of world constants, determine the appearance of the humans and the formation of their capacity for reflection of
natural laws and civilization development. In his understanding of this quantity is a function of the amount of contained
in the human genome information (1010 bits) and the length of a generation (20 years). By reducing this parameter is
below the threshold, the transition from the biological to the socio-cultural, and then technological phases of
anthropogenesis becomes impossible. Both phenomenological interpretation and explanatory model of Foerster`s
equatioare in full agreement with the views of the organization and formation evolutionary risk SESH defended in this
study. On the one hand, population growth increases the frequency of techno-rationalist and socio-cultural
innovations/adaptations and speed of their spread in the population as the co-evolution of these processes in accordance
with the Lamarck mode flows through contagious mechanism. This extends the limits of ecological niches available for
mastering Homo sapiens and creates conditions for further acceleration of population growth [14, p.8-13; 15, p. 68-70].
On the other hand, the integrity of the structure of three-modal SESH implies a certain inter-module
communication correspondence between the elements of the biological and socio-cultural modules (co-
evolutionary semantics). After exceeding some threshold number of adaptive socio-cultural elements in comparison
with the pool associated with them biologically determinate signs of adaptive evolution efficiency drops sharply.
(This conclusion is still valid even under condition ambiguity of semantic connections between the modules).
It is manifested in the accumulation of genetic and cultural imbalances, and inconsistencies to social and cultural
environment and psychophysiological features of organism (evolutionary load). In the first approximation, the threshold of
the fracture zone of the curve of demographic growth is achieving volume of replicated by social and cultural inheritance of
adaptive information to a value that comparable to the amount of genome information. This situation allows two
fundamental and alternative evolutionary scenarios. The first («hard») decision means technologization of biological human
evolution, i.e., « enhancement» of Homo sapiens using genetic engineering, etc. technology. This solution is fraught with
the completion of the evolutionary history of humankind (loss of self-identity of generations of carriers mind).
«Soft» solution involves creating a radically transformed version of evolutionary semantics for regulating
gene-cultural co-evolution and techno-humanitarian balance. The newly emerged coevolutionary semantics is to
provide best match of the biological and techno-rationalist modules to so-called universal value priorities,
preserving self-identity of carriers mind.
Bioethics is largely methodological concept. In other words, it is a meta-theory. It, we hope, can serve as a
stabilizer system for attribute identifiers identity of the person, as well as a system of cultural and mental
predisposition formed based on them. This system maintains the current version of evolutionary semantics ща
technological complex within the «universal values» to ensure the preservation of humanity in the process of
permanent development of technologies addressed on the subject of the evolutionary process.

138
 Bibliography
1. Vavilov N. I. Selected works. - Moscova: Nauka, 1966. - P. 169.(In Russian.)
2. Maran T., Kleisner K. Towards an Evolutionary Biosemiotics: Semiotic Selection and Semiotic Co-option // Biosemiotics.
– 2010. - Vol.3. -No 2. - P 189-200.
3. Maran T., Kull K. Ecosemiotics: main principles and current developments // Geografiska Annaler: Series B, Human
Geography. - 2014. - Vol. 96? - No 1. - P. 41–50.
4. Boryanskaya S., Yankovsky N. Combination of Genetic and Humanitarian (Cross-Cultural) Methods for the
Identification of Human Genes Involved in the Process of Adaptation to Evolutionary New Environmental Factors // Rusian
Genet. Journ. - 2015. - Vol. 51. - No 4. - P. 479–490.
5. Glazko V.I. Shaping and microevolution: livestock formation, metabolomics, SubGenome // Farm animals. - 2014. № 1. - P. 20-32.
6. Population genomics of Bronze Age Eurasia/ M.E. Allentoft, M.Sikora, K.-G.N. Sjougrenetal. // Nature. - 2014. - Vol 522.
- P.167-171.
7. Kohlberg L. Stage and sequence: The cognitive-developmental approach to socialization. // Handbook of Socialization
Theory and Research. - Chicago: Ran McNally, 1969. - P. 347–480.
8. Neural Correlates of Post-Conventional Moral Reasoning: A Voxel-Based Morphometry Study / K. Prehn,
M.Korczykowski, H.Rao, Zhuo Fang, J.A. Detre, D.C. Robertson // PLoS One. - 2015. - Vol. 3. - No 10(6).
Publ.e0122914. doi: 10.1371/journal.pone.0122914. eCollection 2015
9. Cheshko V.T. Stable adaptive strategy of Homo sapiens. Biopolitical alternative. The problem of God: Monograph. – H
.: PH «INZHEK», 2012. - P. 10-16. (In Russian.)
10. Cheshko V.T., Glazko V.I., Kosovsky G.Yu.. Peredyadenko A.S. Stable adaptive strategy of Homo sapiens and
evolutionary risk of High Tech. Transdisciplinary essay. - Moscow: New Publ. Tech., 2015.- 252 p.
11. Koonin E. The Logic of Chance: The Nature and Origin of Biological Evolution. - N.Y.: Pearson, 2014. – 527 p.
12. Carter B. Hominid evolution: genetics versus memetics // Intern.Journ. Astrobiol. - 2012. - Vol. 11. - No 1. - P. 3–13.
13. Von Foerster H., Mora P. M., Lawrence L.W. Doomsday: Friday, 13 November, A.D. 2026 // Science 1960. - Vol. 132.
- No. 3436. - P. 1291-1295.
14. Korotayev A., Malkov A. Khalturina D. A. Laws of history. Mathematical modeling of historical macroprocesses.
Demography, economy, war. - Moscova: URSS, 2005. -344 p. (In Russian)
15. Kapitza S.P. Global population blowup and after the demographic revolution and information society. - Hamburg: Global
Marshall Plan Initiative, 2006. - 272 p.

CONDIȚIA UMANĂ SUB SEMNUL ANOMIEI SOCIALE

Mihail Rarița
Doctor în filosofie
Universitatea „Dunărea de Jos”, or. Galați, România

HUMAN CONDITION UNDER THE MARK OF SOCIAL ANOMY

Summary
The basic idea highlighted in this article is the changes in the modern world are so rapid and powerful that the
influence of society is lower, and the inclinations and individual actions can not be monitored by the institutional control. The
landmarks and traditional moral standards – primarily insured by religion – are turned over by the social modern development,
and that inoculated to many people of modern societies the feeling that their daily life is meaningless. This state of society,
generated by changes in the social level, was explained by some sociologists through the concept of anomy.

Schimbarea este o realitate permanentă a societății, atât la nivel macrosocial cât și la nivel individual. În
general, schimbările rapide şi puternice din lumea modernă antrenează o scădere considerabilă a influenţei societăţii, în
timp ce acţiunile individuale nu mai pot fi monitorizate de către instanţele de control. În asemenea momente,
societatea devine incapabilă să-şi exercite autoritatea asupra indivizilor, iar aceştia, la rândul lor, nu mai ştiu ce
este just şi ce este injust, care dintre dorinţele şi pasiunile lor sunt legitime şi care dintre ele depăşesc cadrele
unanim acceptate. Reperele şi standardele morale tradiţionale – asigurate în primul rând de religie – sunt răsturnate
de dezvoltarea socială modernă, iar aceasta inoculează indivizilor din societăţile moderne sentimentul că viaţa
cotidiană este lipsită de sens. Această stare a societăţii, tulburată de o criză dureroasă sau de transformări
fericite, dar prea bruşte, a fost denumită de Durkheim anomie [1, p. 370].
Accentuând importanţa incontestabilă a instituţiilor şi colectivităţilor în definitivarea şi punerea în practică a
acţiunii umane, Durkheim încearcă să demonstreze de fapt că libertatea umană nu se poate obţine decât prin
influenţa pe care societatea o exercită asupra conduitei şi acţiunii individuale. Iar în absenţa acestei influenţe, omul
devine dezorientat, supus erorilor hazardului şi limitelor naturii umane. În plus, criza generată de trecerea de la

139
societatea tradiţională la cea modernă provoacă o ruptură a solidarităţii morale a indivizilor cu consecinţe directe nu
numai asupra conduitei acestora, ci şi asupra valorilor şi normelor comune.
Perspective privind tratarea omului ca ființă socială
În științele socio-umaniste, dezbaterile asupra noțiunii de individ s-au amestecat, fiind călăuzite fie de filosofie,
mai ales după sfârșitul Evului Mediu, care va formula aporiile dintr-un punct de vedere logic, fie de psihologia
contemporană, care va aborda din propria perspectivă complexitatea problemei. Pe de altă parte, în societate schimbările
erau radicale: revoluția politică cvasi-permanent consecutivă revoluției americane și franceze, „revoluția drepturilor
omului”, ca și revoluția industrială cu dramaticele sale rupturi ale legăturilor sociale. Toate acestea au impus cu acuitate
problema locului individului în societate, iar gânditorii vremii au fost nevoiți să se raporteze la ea. Schimbarea lucrurilor,
întemeiată pe o accelerare a progresului modernității, a dus la o modificare a raporturilor individului cu tradiția, de
exemplu. De aceea, munca gânditorilor era orientată spre clarificarea unui alt aspect: de a ști dacă individul, devenit un
fapt, trebuia să devină o valoare, chiar o normă gândită și dorită a vieții sociale.
În prima jumătate a secolului al XVIII-lea, Montesquieu intuiește că sentimentul de a „trăi în istorie” se
impune prin el însuși conștiinței europene, stabilind în chip subtil și riguros „atributele noii autorități” [2, p. 63].
Toate autoritățile moștenite - natura, creația divină, legea – își pierd din prestigiu în fața autorității istoriei, aceasta
aflându-și suportul doar în societate. De aceea, omul modern reușește să-și cunoască propria natură și astfel intră în
contact cu noul său element, istoria, prin intermediul societății. „Am început cu studierea oamenilor, ‒ scria
Montesquieu în prefața de la Spiritul legilor, ‒ și am ajuns la convigerea că, în această nesfârşită diversitate de
legi și de moravuri, ei nu sunt conduşi numai de fanteziile lor” 3, p. 5. Sentimentul de a trăi în societate este la fel
de important pentru oameni, ca și cel de a trăi în istorie.
Astfel, cu Montesquieu, cunoașterea istorică încetează să mai fie o sumă de detalii fără o legătură care să
le unească și lipsită de orice logică internă. În ciuda dispersării faptelor și agregării unor elemente heteroclite, o
structură poate fi reperată, ea găsindu-și expresia în diferite tipuri de organizare politică. Dar aristocrația, monarhia,
despotismul nu sunt numai reprezentări abstracte. Acestea sunt și tipuri istorice ideale ce dispun de principii
specifice prin intermediul cărora se conduc formele particulare ale statului. Însă atunci când idealul social dominant
își pierde din puterea inițială, regimul politic se alterează. Ceea ce propune Montesquieu nu sunt doar relații stabile
între instituțiile politice și juridice, ci și condițiile de viață ale indivizilor în societate.
În aceeași manieră în care Montesquieu a întemeiat „tipurile ideale” ale regimului, Rousseau a construit un
„model” de evoluție și funcționare socială. În Discurs asupra originii inegalității, face portretul omului natural,
liber, egal într-un anumit sens, milos, dar cu facultățile încă nedezvoltate, nediferențiate. Prin urmare, fiind un om
incult, nu este nici rău, dar nici virtuos. Din păcate, remarcă Rousseau, progresul civilizației aduce nu numai o
dezvoltare corespunzătoare, ci și o creștere a inegalității și imoralității. De aceea, în Contractul social, Rousseau
încearcă să legitimeze ordinea socială și să o debaraseze de tarele sale. Aducând în discuție contractul social, pune
de fapt bazele conceptului „a trăi împreună”. Societatea este o entitate morală cu calități specifice, distincte de ale
ființelor individuale care o compun. Pentru a-și dovedi teoria, compară societatea cu moleculele ce au proprietăți
pe care nu le au niciunul din atomii care le alcătuiesc.
În Spiritul legilor se întrevede o explicație globală prin ansamblurile prezentate, în timp ce Rousseau
înțelege să recompună totalitatea socială plecând de la individul prezent în Contractul său. Dacă Montesquieu
invită la o reflecție asupra detaliilor pentru a aprecia mai bine „certitudinea principiilor”, Rousseau invocă Omul
prin expunerea unei istorii citită „nu din cărți care sunt mincinoase [...], ci din natură care nu minte niciodată”. La
capătul acestei istorii, un model de societate s-a impus, în care voința generală, născută totuși din indivizi, își
impune legea la fel de inflexibilă ca o lege naturală.
Louis Dumont scoate în evidență identificarea abruptă pe care Jean-Jacques Rousseau o face între holism și
individualism [4, p. 114]. În Contractul social iese în evidență percepția sa sociologică prin recunoașterea omului
ca ființă socială opusă omului abstract, al naturii, analizând în același timp nu numai politica, în limbajul
conștiinței și al libertății, ci și societatea în întregul ei. Având meritul de a nu ignora societatea ca întreg, el a pus în
același timp și problema omului modern, devenit om politic, dar rămânînd în substrat o ființă socială.
Gândirea socială până în secolul al XIX-lea era mai mult normativă decât explicativă, din moment ce punea
accentul pe definirea a ceea ce trebuie să fie şi mai puţin pe explicarea a ceea ce este. Filosofii îşi puneau întrebări
despre natura umană (mai ales, raporturile dintre suflet și corp, locul său în creația divină), dar nu considerau omul
un obiect al ştiinţei care ar putea să explice comportamentul prin observație și măsurare. De aceea, gândirea socială
până în secolul al XIX-lea va fi mai mult normativă decât explicativă. Se va încerca mai mult să se definească ceea
ce trebuie să fie (deci o chestiune de drept) decât să se explice ceea ce este (adică studiul faptelor). Prin urmare,
științele omului nu vor apărea decât în secolul al XIX-lea, ca un fel de prelungire și extensie a metodei științifice ce
fusese încununată de succes în fizică și biologie.
Tratarea omului ca subiect al științei este deci un fenomen recent. Binențeles că se poate vorbi de științele
omului încă din epoca greacă. Dar în sensul pe care i-l atribuim astăzi, trebuie să așteptăm secolul al XIX–lea, cu

140
Hegel și Comte, pentru a-l percepe în acest fel. Într-adevăr, începând din această perioadă, omul nu mai este doar
cel care trebuie să gândească, ci devine și cel care trebuie să știe. Devenit obiect al științei, omul câștigă în
cunoașterea a ceea ce înseamnă el însuși. În schimb, dacă științele omului pot pune în evidență existența legilor
universale care-i guvernează acțiunea, omul riscă să se dilueze el însuși în propria voință de a ști. De aceea, ideea
că omul devine obiect al științei poate fi considerată dezagreabilă în unele privințe. Dacă se pot descoperi legile
sociale, psihologice, etnologice etc. care permit să se explice, chiar să se prezică, comportamentul omului, se poate
ajunge la o credință spontană, cea a libertății subiectului.
Reducând omul la starea de obiect, științele umaniste arată că acțiunile umane individuale sunt dictate în
mare măsură de un determinism social, psihologic, cultural etc. Însăși gândirea nu aparține poate, cu adevărat, celui
care gândește. Pentru a schimba această perspectivă a fost nevoie de o modificare radicală a manierei în care omul
se reprezenta lui însuși. Trebuia ca el să resimtă nevoia de a se interoga el însuși în calitate de fundament al
cunoașterii. Omul, după ce a inserat în D-zeu fundamentul certitudinii, s-a erijat chiar el în criteriu de certitudine.
Din acest moment, pentru a verifica validitatea cunoașterii sale, omul a fost obligat să se studieze pe el însuși.
Aceste încercări de a impune științificitatea, dar și specificitatea științelor omului constituie deci un demers
destul de recent, demers care însă nu a fost lipsit de ambiguităţi legate de distincţia faţă de ştiinţele sociale. Această
distincţie a fost alimentată de ideea că se poate studia în ştiinţele omului, în mod izolat, natura umană universală.
Dacă ştiinţele umane aveau ca obiect identificarea a ceea ce este înnăscut în om, ceea ce alcătuieşte natura umană,
în schimb, ştiinţele sociale se consacrau înţelegerii proceselor de achiziţie, deci ceea ce este dobândit în om, ceea
ce îi revine prin cultură. Opoziţia dintre ştiinţele umane şi ştiinţele sociale recupera deci distincţia dintre înnăscut şi
dobândit, natură şi cultură. Însă Jean Piaget arată foarte bine că această distincţie nu poate exista. În viziunea sa, nu
se poate izola niciodată natura umană universală, în măsura în care ea există. Omul nu poate fi cunoscut decât prin
intermediul culturilor particularizate. În plus, există astăzi tendinţa de a crede că natura omului este de a fi o fiinţă
socială, o individualitate care nu se realizează decât într-o cultură. Prin urmare, natura omului este aceea de a
aparţine unei culturi şi de a se construi prin intermediul relaţiilor sociale.
Cu toate că neglijează individul pentru a trata societățile ca întreg, sociologia rămâne centrată pe om, actor
privilegiat al faptului social. Această tendință va fi prezentă încă de la creatorul termenului de sociologie, Auguste
Comte, care va dezvolta o teorie socială ce va avea ca scop justificarea anumitor poziții politice plecând de la observarea
faptelor trecute. Auguste Comte propune căutarea regularităților în comportamente, instituții sau credințe colective.
Încercând să distingă punctul de vedere sociologic de cel al filosofiei clasice, Durkheim arată că aceasta din
urmă se interesa mai ales de stat, de politic în general, întrucât în acest domeniu se manifesta prin excelenţă iniţiativa
umană. În realitate, este vorba doar de o superstiţie - pe care doar sociologul poate să o evite - privind credinţa în
capacitatea omului de a provoca noul şi imprevizibilul. Durkheim chiar îi reproşează lui Aristotel că vorbeşte despre om
în general, neglijând complet realitatea lucrurilor umane care alcătuiesc o infinită diversitate. Pentru sociologul francez,
omul este în același timp biologic și social, iar societatea are o existență proprie, deci este posibil de a explica socialul
prin social. Această teorie se sprijină mai mult sau mai puțin clar pe antropologie, altfel spus, pe definirea naturii umane,
a nevoilor sale, a psihologiei sale abstracte și a motivelor care îi orientează acțiunile.
Deşi i s-a reproşat lui Durkheim că sociologia sa neglijează individul pentru a trata societăţile ca întreg, nu
putem ignora tendinţa obiectivă şi explicativă a acestuia ce plasează omul pe acelaşi plan cu celelalte realităţi ale
lumii. Se poate spune că Durkheim are o poziţie filosofică asupra omului, dar fără îndoială este una deterministă.
Ideea că omul poate deveni obiect al ştiinţei implică totuşi un risc deloc neglijabil. Acţiunile umane individuale
sunt dictate în mare măsură de un determinism social. În felul acesta, Durkheim justifică specificitatea științelor
omului: în orice societate există un grup determinat de fenomene [5, p. 35] care se disting de caracteristicile
stabilite de cei care studiază alte științe ale naturii.
În ciuda succeselor sale, pozitivismul francez a fost puternic criticat. Încă din 1883, filosoful german
Dilthey se pronunță împotriva ideii de a aplica metoda experimentală oricărei discipline, indiferent de obiectul său.
După el, științele spiritului sau științele omului nu trebuie să imite în mod servil științele naturii. Fiecare trebuie,
dimpotrivă, să-și fixeze propria metodă în funcție de obiectul pe care îl studiază. Fizica înnobilează explicația, ca și
sociologia lui Durkheim. Dar faptele umane trebuie mai degrabă să fie înțelese, altfel spus, să fie sesizate din
interior. Instituțiile, comportamentele, credințele nu pot fi explicate ca lucruri. Trebuie înțelese din interior,
asimilându-le semnificațiile pe care actorii sociali le dau propriilor acte. Mai general, faptele umane sunt prea
complexe pentru a fi lucruri imuabile și observabile ca simple obiecte.
Mai târziu, Michel Foucault va remarca că un lucru este totuși cert: omul nu este nici cea mai veche
problemă, nici cea mai constantă care s-a pus în știința umană. Apelând la o cronologie relativ scurtă și un decupaj
geografic limitat... putem fi siguri că omul este o invenție recentă [6, p. 451]. Ceea ce nu înseamnă că știința nu a
dat târcoale, mult timp și într-un mod cât se poate de obscur, omului și secretelor sale. Omul pentru științele
umaniste, remarca Michel Foucault [6, p. 411], nu este acea fiinţă vie care are o formă particulară (o fiziologie
destul de specială și o autonomie aproape unică). Ceea ce înseamnă că pentru această persoană conștiința vieții

141
căreia îi aparține în întregime și care îi traversează fără obstacole toată ființa, dă naştere unor reprezentări grație
cărora trăiește și în temeiul cărora deține acea capacitate misterioasă de a-şi putea reprezenta în mod just viața.
Declinul valorilor morale – sursă de anomie
În mod cert, individul este un produs al socialului. Totuşi, problema care impune individul devine mai acută când
se produce „anomia” ca urmare a rupturilor ce survin între funcţiile sociale: antagonismul dintre muncă şi capital în
societatea industrială sau chiar pierderea unităţii ştiinţei pe măsură ce munca ştiinţifică se specializează [1, p. 369]. În aceste
condiţii, socialul se întoarce oarecum împotriva lui însuşi. Din această situație revelatoare reiese că sporirea „densităţii
sociale şi morale” dă naştere în acelaşi timp individualismului şi egoismului. Ceea ce înseamnă că omul individualist (şi
egoist) produce evoluţia socială, dar în același timp provoacă rupturi în procesul de evoluţie. Şi asta pentru că aspiraţiile
individului nu pot fi realizate întotdeauna într-un cadru social prestabilit sau într-o formă de societate dată.
Aspiraţiile omului sunt rezultatul dezvoltării sociale. Însă, individul, devenit egoist, deplasează constatarea
morală asupra societăţii, pe care o acuză că nu este în stare să răspundă aşteptărilor sale. În felul acesta, el exercită o
constrângere morală în sens invers. Rezultă de aici o răsturnare a aporiei iniţiale. În situaţie „normală”, societatea este
cea care constrânge individul din punct de vedere moral prin intermediul regulilor şi codurilor sale. În situaţie
„anormală”, cu alte cuvinte anomică, individul vrea să constrângă societatea să accepte propria sa viziune morală, fie în
versiunea idealistă (schimbă lucrurile în sensul ameliorării lor), fie în versiunea sa criminală (profită de anomie pentru a-
şi satisface înclinaţiile imorale). Sursa acestei răsturnări s-ar afla în accentuarea deosebirii biologice, ea însăşi produsă de
creştere a densităţii sociale şi morale. Dacă explicaţia propusă nu este departe de „paradoxul consecinţelor” abordat de
Weber, ea rămâne excesiv de mecanică, căci nu sesizează că un proces inerent societăţii ajunge să treacă de la societate
la ceea ce este în antilogie cu aceasta, altfel spus, individul şi, în particular, corpul acestuia.
Dar examinarea situaţiei de anomie nu face decât să accentueze o problemă care nu este niciodată posibil să
fie evaluată în întregime. Cu condiţia de a lua act de existenţa individului în sine, ceea ce presupune a enunţa un
simplu raţionament asertoric, nu se poate face abstracţie de omul durkheimian, capabil să acţioneze la întâlnirea cu
omnipotenta constrângere socială. Nu se putea descotorosi de individ ca de un parazit a cărui gândire se vrea, în
rest, omogenă şi înglobantă.
Fiecare om este reflectarea determinismului social. Cu toate acestea, individul lasă o amprentă asupra
societăţii, mai ales în situaţii de criză. În plus, Durkheim nu încetează să accentueze tonalitatea morală a tuturor
raporturilor sociale. Oricare ar fi natura şi intensitatea lor, ele angajează responsabilitatea oamenilor. Individul,
departe de a fi redus doar la simpla prezenţă a unui „organism propriu”, este analizat din perspectiva acestei
tonalităţi morale. Resursele şi regulile de care individul se serveşte pentru a structura socialul, în acelaşi timp în
care socialul le utilizează pentru a structura comportamentele de asociere, sunt înainte de toate resurse morale.
Abordarea trimite la o dimensiune esenţială a socialului ce contribuie la conservarea în ştiinţele sociale a unui
caracter umanist căruia Durkheim avea să-i proclame, pe drept cuvânt, întreaga importanţă.
Declinul valorilor morale într-o societate este sursă de anomie, susține E. Durkheim, în condițiile în care
scopurile şi manierele de a acţiona devin incerte, iar cultura nu mai joacă rolul de reper şi ghid pentru acţiune din
moment ce oamenii decid să se sinucidă. Plecând de la idealul său științific, „prima și cea mai importantă regulă
este să consideri faptele sociale ca lucruri” [5, p. 35], Émile Durkheim va studia statistic sinuciderea în funcție de
diferite criterii sociale precum religia, celibatul etc. În calitate de fapt social, cauzele fenomenului sinuciderii
trebuie de asemenea să fie sociale. „Reiese că rata socială a sinuciderii nu se explică decât sociologic. Configurația
morală a unei societăți stabilește în fiecare moment contingentul de morți voluntare din sânul ei” [7, p. 183].
O dezvoltare armonioasă a funcţiilor sociale creşte vigoarea indivizilor, iar sinuciderile rezultă, în general,
din dezvoltarea „germenilor morbizi pe care-i poate conţine organismul” individual, sub impulsul patologiilor
sociale [8, p. 233]. Societatea poate transmite indivizilor vigoarea sau maladiile sale. Aceste determinări sunt totuşi
reinterpretate în termeni de interacţiuni care integrează, mai mult sau mai puţin, indivizii într-o viaţă socială
reconfortantă şi care reglează, mai mult sau mai puţin, aspiraţiile acestora. Conduita sinucigaşului ar fi deci
determinată de inserţia sa în mediile morale. Ea pare să-i fie dată de circumstanţele interacţiunilor particulare şi, în
plus, de difuzarea sentimentelor colective pe care situaţiile respective le provoacă. Durkheim scrie că indivizii
participă prea intim la viaţa din societate pentru ca ei să nu fie afecțați în cazul în care ea este bolnavă. Mediile
morale sunt, în întregime, traversate de „curentele de egoism, de altruism, de anomie care agită societatea în cauză,
împreună cu dispoziţiile pentru melancolie languroasă sau pentru renunţare activă sau pentru oboseală exasperată
[...], penetrînd la nivelul indivizilor, [...] îi determină să se omoare” [8, p. 183].
Prin urmare, societatea nu poate supravieţui decât dacă propune reguli şi instituţii capabile să asigure
perenitatea legăturii sociale. Regula, dreptul şi morala se impun indivizilor pentru a-i integra în conformitate cu
scopuri care îi depăşesc, dar care contribuie în acelaşi timp la ceea ce face ca societatea să funcţioneze ca un tot
organizat şi coerent.

142
 Bibliografie
1. Durkheim Émile. Diviziunea muncii sociale. - București: Editura Albatros, [1893] 2001.– 437p.
2. Manent Pierre. Cetatea omului. - București: Editura „Babel”, 1998 .- 245 p.
3. Montesquieu Charles. Despre spiritul legilor. - Bucureşti: Editura „Ştiinţifică”, [1748] 1964. - 325 p.
4. Dumont Louis. Eseuri despre individualism. O perspectivă antropologică asupra ideologiei moderne.- București: Editura
„CEU Press”, 1997. – 211 p.
5. Durkheim Émile. Regulile metodei sociologice. - Iaşi: Editura „Polirom”, [1895] 2002. - 189 p.
6. Foucault Michel. Cuvintele şi lucrurile: o arheologie a ştiinţelor umane. - București: Editura „Univers”, 1996. - 451 p.
7. Durkheim Émile. Sinuciderea. Studiu sociologic. - București: Editura „Antet XX Press”, [1897] 2005. - 244 p.
8. Durkheim Émile. Suicide et natalité. Étude de statistique morale // în É. Durkheim. Textes II. Religion, morale, anomie. -
Paris: Éditions de Minuit, [1888] 1975. – 213 p.

DIMENSIUNEA DESCENTRALIZĂRII AXILOGICE

Pascaru Ana
Doctor habilitat în filosofie
Institutul Istorie al AȘM, or. Chișinău, Republica Moldova
DIMENSION OF THE AXIOLOGICAL DECENTRALIZATION
Summary
In this paper inquire is concern to find the answer how is possible to statement dimension of the axiological
decentralization into informational era. The author looking through axiological decentralization to sensibilyze the
community to recognize that this dimension is overcome to all field of research not only scholars.

Începutul anilor '60 ai sec. XX este perioada declanșării de evenimente ce ulterior s-au transformat în fapte
, tendințe și procese la care se va reveni cu siguranță nu numai din secolul XXI. Dar dincolo de toate important
rămâne modul în care acestea sunt valorificate și perpetuate atât pe cupola civilizațională cât și pe cea culturală. Or,
amplitudinile deschiderilor produse s-au soldat cu constituirea Erei Informaționale, cadrul căreia înglobează
oportunități nemaiîntâlnite în istoria civilizațiilor. Oportunități care influențează și impulsionează tendințe și
procese nu doar dificil de controlat, dar nu arareori slab conștientizate la nivel de mediu comunitar [1, p.8-41].
Printre care se numără și descentralizarea axiologică deloc întâmplătoare în dificilul drum de la manifestările
căreia se încetățenesc în realitatea socială, chiar dacă rămâne a fi insuficient de sensibilizată. Or, încetățenirea
descentralizării axiologice înseamnă modificări la capitolul oportunităților deschiderilor și un alt nivel de
comunicare dintre cultural și civilizațional în epoca contemporană. Epocă în Era Informațională a catalizat
dezvoltarea, inclusiv componenta dezvoltării sociale. În consecință are loc degrevarea și proliferarea
descentralizării axiologice la diferite niveluri ale realității din mediul comunitar și în dependență de pregătirea
membrilor societății, a instituțiilor societale actul respectiv(descentralizarea) are sau nu și un caracter valorificator.
Stare de fapt care admite extinderea și completarea structurii descentralizării axiologice prin relația gândire-
realitate, în special cea legată de limbaj-realitate. Nuanțarea relației respective vine în susținerea căilor prin care se
contribuie la evidențierea efectelor descentralizării axiologice care facilitează desconcentrarea centrelor valorice, adică
apariția și multiplicarea de centre și în alte medii comunitare. În cazul desconcentrării descentralizării axiologice în
domeniile științei mărginește cu diminuarea prestigiului unor centre valorice cu tradiții, decurge proliferarea de noi
centre valorice. Centre care se pot constitui și în comunități științifice, aparținând diferitor spații geografice. Posibilitățile
apariției și formării de centre valorice și în medii sociale cu cuantificări evolutive modeste, chiar și virtuale creează
dificultăți în monitorizarea efectelor &consecințelor. Pe acest temei, parafrazându-l pe M. Foucault în legătură cu cele
mai nefaste tradiții din experiența umană [2, р. 82-113; 3, р. 24-320], stăruim prin reperele descentralizării axiologice să
semnalăm pe cât e posibil necesitatea identificării componentelor evadării din sistemul actualității. Dar și transparența în
taxarea programelor de ansamblu ce se elaborează în edificarea unei altfel de societăți, a unui alt mod de a gândi, a unei
altfel de culturi, a unei viziuni superioare asupra lumii. Și desigur monitorizarea valorificării experienței, inclusiv a celei
nefaste, și modul în care se poate diminua ascensiunea tendinței de abolire a pilonilor valorici, renunțării la patrimoniul
mediului ambiant al Terrei din care și condiția umană continuă să fie parte.
Evident că, efectele transformărilor se datorează în mare măsură susținerii rezultatelor obținute în domeniile
științei, dar că până la urmă nici acestea ca de altfel și celelalte componente ale societății nu sunt absolvite sau ocolite de
influența lor. De ce? Deoarece înșiși complexitatea transformărilor atrage în orbita sa totalitatea acțiunilor societale,
inclusiv prin interconexiunea/interdependența dintre domeniile științei. Astfel, oportunitățile care s-au conturat grație
rezultatelor obținute în cadrul direcțiilor de cercetare și descentralizării axiologice contribuie la dezvoltarea domeniilor

143
socio-economice, socio-politice, socio-culturale, ajungând un bun necesar privind propria lor perpetuare. Evidențierea
acestui cadru mai puțin dezbătut în studiile întreprinse, este în opinia noastră de o importanță majoră în condițiile în care
prea neînsemnat se insista pe interconexiune/ interdependență/ interacțiune dintre domeniile de cercetare și mediul
comunitar în care acestea își desfășoară activitățile. Or, până la urmă grosul resurselor umane care vin să activeze în
cercetare sunt instruiți și formați în sistemul educațional din societate. Este vorba de implicarea domeniilor științei prin
valorificarea produselor cercetării la optimizarea pregătirii profesionale. Optimizare efectul căreia în timp va impulsiona
urgentarea relaționărilor pe mai multe paliere dintre actorii invocați. Cu remarca, necesității înțelegerii la toate nivelurile
ierarhiei socio-economice, socio-culturale, socio-politice că formele cunoașterii sunt multiple și fac parte din cultură,
inclusiv cele științifice [4, p.226]. Și nu în ultimul rând că doar asigurând comunicare dintre formele cunoașterii condiția
umană poate perpetua, valorificând descentralizarea axiologică.
În contextul dat, susținem că contururile descentralizării axiologice stimulează rezultatele cercetărilor. Este
vorba de faptul că ceea ce face posibil inițierea descentralizării axiologice impulsionează deschideri atât pe
orizontală cât și pe verticală. Astfel, atunci când ne referim la stimulările descentralizării axiologice e necesar de
reținut că acestea înglobează în știință - de la o diversificare de proporții în problematica cercetării, desemnează
constituirea de noi direcții de cercetare până la modificarea domeniilor conturate la intersecția mai multor
discipline. De asemenea, că contururile la intersecția mai multor discipline reprezintă doar parte vizibilă a
aisbergului, adică a multitudinii de interconectări/interdependențe și interacțiuni manifeste în și dintre domeniile
științei. Chiar dacă asistăm la tentative de excludere a unui sau altui domeniu din atare ecuație, acestea produc
inevitabilul-părțile suportă integral și nu parțial costurile în ascensiune. Situații care nu sunt franc încă franc
abordate, iar comunitatea academică reacționează destul de vag. Enunțul respectiv însă de departe nu este unul
retoric, deoarece de rând cu evadarea/renunțarea la instrumentarul cercetării conduce și la redirecționarea obiectului
cunoașterii, dar și la capacitatea cunoașterii. Altfel spus, cum se vor analiza oportunitățile descentralizării
axiologice depinde de capacitatea comunității cercetătorilor de a diminua persistența riscurilor inerente[4, p.226].
Semnalăm în continuare că, elucidarea descentralizării axiologice organizează înțelegerea necesității pe de
o parte a perpetuării centrelor valorice existente prin schimbarea accentelor dezvoltării lor. Pe de altă parte,
încadrarea centrelor în curs de apariție cu cele manifeste și elaborarea de reglementări propice privind modul în
care acestea vor comunica și purcede la constituirea fondului noilor valori. De ce? Deoarece asistăm la apariția de
centre asemenea celor prezente deja nu numai în medii comunitare tradiționale, ci și în cele de curând apărute pe
cupola civilizațională ca urmare a imploziei mega societăților de odinioară [5, p.7-14]. Au loc formarea de centre
care nu țin de un amplasament geografic concret și sunt încadrate doar în mediul virtual. Cele invocate reprezintă o
stare de fapt în devenire ce necesită și o implicare investigaţională pe potrivă. Or, descentralizarea axiologică se
produce pe fundalul confluenților ce se constituie la frontierele cu celelalte aspecte. Chiar dacă aceste confluențe
sunt în proces de constituire acest fapt nu stăvilește calitatea lor de oportunități care facilitează descentralizarea
axiologică concomitent cu cea de apropiere și fructificare a valorilor.
Studiile întreprinse în legătură cu modul în care se formează centrele valorice în societate denotă prezența unor
diferențe notabile între cea stabilă și cea aflată în curs de dezvoltare. Pentru că, în mare inconveniențele cu care se
confruntă orice nou, adică centrele ce încearcă să se încetățenească într-un mediu social include - de la sursele financiare și
logistice, umane până la relația cu cele deja manifeste. Or, spre deosebire de societatea stabilă, în societatea în curs de
dezvoltare inconveniențele sunt completate cu instabilitatea mediului social ca urmare a inerenței crizelor natura cărora fiind
influențată considerabil de factorul extern. Este vorba de faptul că, consecințele acestor crize afectează și reprezentanții
mediului academic la fel ca și ceilalți membri ai societății. Chiar dacă o parte din reprezentanții mediului academic încearcă
să minimalizeze impactul respectiv, apelând prin proiecte la fonduri internaționale disponibile. Deoarece, în atare condiții
construcția centrelor, în special caracterul cercetărilor care se proliferează rarisim se raportează la valorile acțiuni,
influențate fiind de împrejurări multiple(crizele economico-sociale, socio-culturale) și nu în ultimul rând de actorii politici.
În consecință caracterul lor nu arareori denotă a fi unul de formă cu conținut incert, angajament politic sau de satisfacere a
unor interese fie din interiorul, fie din exteriorul societății .
Un alt exemplu, ține de sublinierea particularizării diferențelor în cadrul comunităților care tind să-și transforme
partea în care s-a manifestat dintotdeauna într-un tot întreg cum este și cazul societății Republica Moldova. Sine dubio,
că transformările atrag în orbita lor și centrele de cercetare existente prestația cărora fiind și ea importantă pentru
fundamentarea componentelor responsabile de întregirea părții. Astfel, reorientarea centrelor existente are loc nu numai
de rând cu apariția de noi centre, dar și supuse unor tiruri politicianiste. Aceste din urmă nefiind altceva decât
prosperarea de grup, încadrând în acest sens și reprezentanții din domeniile cercetării. Or, schimbările cu care se vine de
departe nu țin de susținerea direcțiilor de cercetare rezultatele cărora valorificate prin instituțiile sociale de resort
contribuie atât la transformarea părții societății într-un întreg, cât și încetățenirea imaginii în exterior a unui mediu în
care munca bine făcută este respectată. Spre regret tentativele de a se plia pe coordonatele contemporaneității în acest
gen de societate evidențiază încercările de a se trece sau diminua succesiunea acțiunii care în timp ajunge obișnuință de
la care suferă și calitatea cercetătorului, și modul în care se identifică prioritățile direcțiilor de cercetare.

144
 Examinările întreprinse prin prisma descentralizării axiologice au facilitat evidențierea fațetei
desconcentrării centrelor din domeniile științei. Desconcentrare care înseamnă pe de o parte constituirea grupurilor
de cercetători care nu sunt geografic plasați în același mediu, aparținând unui alt spațiu cultural. Pe de alta,
identificarea căilor optime pasabile formării de noi centre de cercetare cu condiția că cadrul legal facilitează acest
gen de activitate și nu este preferențial pentru cei care l-au elaborat. Or, adoptarea codului despre știință și inovare
în 2004 în Republica Moldova o bună parte din reprezentanții mediului academic îl suspectează de disparități ce au
lăsat mână liberă conducerii AȘM privind diriguirea surselor financiare contrar performanțelor ce se obțin în cadrul
instituțiilor de cercetare. Reformarea instituțională și optimizarea unităților de cercetare din cadrul Academiei de
Științe a Moldovei pe parcursul 2004-2014 chemată să stimuleze procesul inovațional s-a soldat nu numai cu
reducerea numărului de angajați cu calificare înaltă, reducerea ponderii domeniilor mai multor domenii cu toate că
acestea obținuse aprecieri notabile în exterior. Printre aceste domenii se numără lichidarea și nu optimizarea
Institutului de Folclor, chiar dacă reprezentanții au contribuit substanțial la promovarea valorilor identitare
etnologice. În mare și datorită lor s-a păstrat tradiția mai multor meșteșuguri preluate de unitățile de producere,
contribuind la depășirea efectelor deznaționalizării, inclusiv aprecierea covorului moldovenesc cu distincții de aur
de la Expoziția Mondială de la Hanovre (2006). Ca de altfel și a Institutului de Filosofie, Sociologie și Științe
Politice cu o istorie de mai bine de 60 ani, în speță a secției de filosofie care conform tradiției instituite membrii
echipei au încercat să-și aducă contribuția la constituirea societății Republica Moldova. Contribuții care s-au
încadrat în mai multe proiecte, referințele cărora s-au axat pe reverberațiile spirituale privind actualizarea
moștenirii înaintașilor neamului, redimensionarea valorilor și comunicarea între ele la confluența dintre spațiile
culturale manifeste atât în interiorul cât și în exteriorul societății moldovenești. Astfel, de-a lungul anilor mai mult
pe cont propriu decât remunerați echipa secției a elucidat sursele care alimentează cauzele neînțelegerilor
interetnice și divizarea mediului comunitar până la declanșarea războiului civil nedeclarat în raioanele de Est ale
Republicii Moldova și deconspirarea implicării factorului extern[1, p.8-41].
Nu este deloc întâmplător și reliefarea desconcentrării prin descentralizarea axiologică privind
semnificantul său în cotidianul societal. Este vorba de faptul că desconcentrarea și descentralizarea nu arareori sunt
confundate și percepute drept sinonime. Or, desconcentrarea din punct de vedere al teoriei acțiunii reprezintă
efectele descentralizării în societate. Descentralizarea se efectuează doar în raport cu nevoile și necesitățile și
finalizate prin desconcentrare asigură și încetățenește caracterul axiologic. Cu atât mai mult cu cât,
desconcentrarea în condițiile descentralizării în mediul social semnifică fie desconcentrarea puterii centrale, fie a
serviciilor publice, iar valoarea acțiunii lor constând în eficiență de durată a soluțiilor la problemele inerente ale
mediului social. Astfel, desconcentrările descentralizării în cotidianul societal reprezintă transparență și
democratizare a serviciilor publice prin apropierea și implicare participativă a contribuabililor la procesul
decizional în conformitate cu legislația în vigoare. Ceea ce nu înseamnă că desconcentrările și-au îndeplinit
misiunea, deoarece nevoile și necesitățile membrilor comunității umane aflate în ascensiune vor impune căutarea și
fructificarea de noi fațete. Cu remarcă pentru ambele semnificații că palitra de nevoi și necesități vor rămâne în
arealul valorilor general-umane, iar acțiunile încadrându-se în raționalitatea valorilor.
Dezvoltând subiectul conceptului reliefăm contribuția acestuia la facilitarea comprehensivității
investigărilor asupra condiției umane. Astfel, prin intermediul hermeneuticii decentralizării axiologices-a încercat
aprofundarea filonului confluențelor (postmodernismului) și fructificat la identificarea argumentelor în vederea
susținerii ideii că postmodernismul nu este ceva distinct, ci un continuator al modernismului. Cu atât mai mult cu
cât, deschiderile înlesnesc apariția de noi centre asupra cărora am stăruit anterior, chiar dacă acțiunile unora
dintre ele devin dificil de monitorizat și desigur de raportat la valorile general-umane. Argumentele aduse prin
intermediul confluenților, doar la prima vedere par a fi inutile, chiar dacă în mare în multe dintre studii se susține
contrariul1. Or, insistând pe opțiunea continuității s-a încercat într-un fel menținerea/balansarea în dificilul drum al
distingerii între dispariția cunoașterii narative și semnificația cunoașterii științifice. De rând cu necesitatea
monitorizării mecanismelor care asigură producerea(trecerii/rupturii dintre modernism și postmodernism)
schimbării în transformare reală și nu în una impusă virtual. De ce? Deoarece, în postmodernism dispariția
cunoașterii narative înseamnă că metanarațiunea numai legitimează în societate, în timp ce cunoașterea științifică
devine un joc de limbaj înzestrat cu reguli proprii, dar incapabil să reglementeze alte jocuri de limbaj și e pe picior
de egalitate cu alte discursuri și nu în ultimul rând măsura raportării la realitatea socială [6, р.6-32, 39-80]. Cu
atât mai mult cu cât, cunoașterea științifică sugerează în calitate de model de legitimare pe cel al diferenței, iar
accentul este pus pe dezacord și nu pe consens în societatea postmodernă [7, p.73].

1
Este vorba de confluenţele postmodernismului cu cele ale curentelor manifeste gen: confluenţe intra-cadru şi extra cadru;
schimbarea raportului de forţă dintre confluenţele intercomunitare şi extracomunitare şi prevalarea celor din urmă în contextul
mondializării sau în societate cu curente deja prezente şi oportunităţile la care acestea recurg pentru a prelua sau menţine
dominaţia în într-un anumit interval de timp social / timp global;

145
 Suplinește modelul diferenței la confluență cu celelalte modele din societate și analiza descentralizării. În această
ordine de idei, confluențele dintre modele s-a întreprins nu oricum ci prin descentralizarea axiologică, chiar dacă această
formulă actualmente este insuficient sensibilizată. Insuficiență care de departe nu limpezește învolburările produse - de la
disonanțe din cercetările întreprinse până la prezența descentralizării în realitatea socială. O radiografiere a elaborărilor
efectuate au adus în prim-planul investigației un vădit accent pus pe descentralizare/decentralizare versus centralism axate
de cele mai multe ori pe organizarea societății contemporane ca mega-organizație, și a organizațiilor ei reprezentative. De
asemenea în aceste studii actul valorificator fie al decentralizării, fie al centralizării rămâne neexplorat, contribuindu-se la
omiterea/marginalizează în loc de fructificare a acestuia. Astfel, în dependență de perspectiva domeniului invocat studiile
publicate sunt grupate pe diverse aspecte și nesemnificativ pe interconexiunile, inter-corelările indispensabile
descentralizării și la acest nivel. Altfel spus, suma abordărilor complexe inter și multidisciplinare facilitează constituirea
unui filon de filosofie socială în cercetarea descentralizării axiologice în societate.
Evident, elucidarea descentralizării axiologice și în calitate de suport conceptual privind diseminarea
rezultatelor cercetărilor odată cu extinderea frontierelor în care acestea se regăsesc. Dat fiind oportunitățile
dezvoltării postmoderne, prin tehnologiile performante are loc transformarea rapidă a rezultatului obținut într-un
bun material, diseminarea informației, dar și accesibilitatea bunului respectiv pe piața de consum. O piață care
înglobează și depășește spațiul societății respective, cei mai mulți dintre consumatorii bunului obținut, de regulă
fiind dinafara comunității științifice îl fructifică în mare după principiul conexiunii necesare [8,p.30-34].
S-a considerat oportun ca taxonomia surselor care alimentează cauzele purcederii spre descentralizare
axiologică în societatea contemporană. Este vorba de faptul că, nu arareori descentralizarea în societate este luată de
regulă unidirecțională fără a ține cont de inerența actului interacțiunii/interdependenței/intercomunicării acesteia cu alte
aspecte. Se întâmplă acest lucru deoarece s-au modificat considerabil sursele care le alimentează schimbările mai mult
sau mai puțin profunde, grație ascensiunii factorului extern în raport cu factorul intern în dependență de statutul
societății. Astfel, ascensiunea factorului extern nu numai că modifică, stigmatizează(de la caz la caz) sursele manifeste,
dar și concomitent cauzele, cu precădere în societatea în devenire [1, p.8-41]. Chiar dacă inerența schimbărilor este una
benefică pentru orice societate, însă transformările în care acestea se înveșmântează denotă nivelul de sensibilizare și
canalizare a energiilor care se acumulează, inclusiv valorificarea acestora relaționându-le în procesele manifeste sau în
soluționarea problemelor cu care se confruntă membrii comunității.
De asemenea s-a considerat potrivit enunțarea actului că descentralizarea axiologică, la aproape două de la trecerea
într-un nou mileniu de departe nu exclude prezența centralizării, doar că cadrul acesteia se modifică mult mai rapid ca
odinioară. Dar și întru-un caz și \în altul (descentralizare&centralizare), probarea rezultatelor rămâne a fi dificil de realizat
și nu arareori insuficientă nivelului dimensiunii lor. Înțelegerea diversă și divergentă a dimensiunii rezultatelor obținute
riscă să degenereze fapt pentru care se încearcă la nivel de organisme internaționale să se adopte documente ce într-un fel
sau altul ar contribui la reglementarea acestei stări. Or, contururile conceptuale în curs de constituire se întrevăd atât în
domeniile de cercetare ale științei, cât și în celelalte domenii de interes public din societate, chiar dacă se perpetuă folosirea
descentralizării doar în legătură cu centralizarea diminuând în ambele cazuri integritatea. Și nu doar diminuarea integrității
lor are loc, ci și marginalizarea caracterului axiologic, adică valoarea acțiunii, fructificând sistemul de valori, dar și
oportunitățile care se deschid în vederea obținerii de noi valori. Or, normal ar fi să se recurgă la formula descentralizare
axiologică versus centralizare axiologică în contextul dezvoltării globale, în care dezvoltarea socială permite nu atât unitatea
înregimentată, cât unitatea în diversitate. Exemple în acest sens sunt multiple - de la sesiunile anuale UNESCO, până
forumurile din domeniu, gen Davos (Elveția) etc. important este încetățenirea și implementarea lor în realitatea socială.

Bibliografie
1. Pascaru A. Societatea bazată pe cunoaștere: realități și perspective // Descentralizarea axiologică în societatea bazată pe
cunoaștere. - Chișinău: F.E.-P. „Tipografia Centrală”, 2015. – 216 р.
2. Foucault M. Cuvinte și lucruri. - București: Rao, 2008.- 544 p
3. Foucault M. Arheologia cunoașterii. - București: Rao, 2011. -283 p.
4. Henry M. Barbarie. - Iași: Institutul European, 2008. - 261p.
5. Pascaru A. Corelația civilazițional-cultural în societatea bazată pe cunoaștere // Revista de Filosofie, Sociologie și
Științe Politice.-2013. -N.2(162). - P.7-16.
6. Codoban A. Semn și interpretare. O introducere postmodernă în semiologie și hermeneutică.- Cluj-Napoca: Editura
Dacia, 2001.-144p.
7. Noica C. Principiile logicii și legile lui Newton // Probleme de logică, vol. IV.- București: Editura Academia Republicii
Socialiste România.- 1972. - P.73-81
8. Dima T. Ce „rost” mai au principiile logicii? // Simpozionul Național Constantin Noica. Ediția a III-a.- București:
Editura Academia Română. - 2011.- P.30-34.

146
 CONCEPŢIA NOOSFERICĂ DESPRE LUME, SISTEMUL
DE INSTRUIRE/EDUCAŢIE ŞI PERCEPEREA CELUILALT

Roşca Ludmila
Doctor habilitat în filosofie
Institutul de Relaţii Internaţionale din Moldova, or. Chișinău, Republica Moldova

NOOSPHERIC CONCEPTION ABOUT WORLD, SYSTEM OF TRAINING/EDUCATION AND

PERCEPTION OF OTHER
Summary
The article links two phenomena: noosphere conception of the world and training / education of the young
generations. Noosphere concept, its principles are assimilated in the process of socialization, checked in communicating with
others. Connecting training and education systems in terms of human behavior, modeled in the basis of the noosphere concept
is a priority objective of social institutions, serving contemporary states, democratic states. In a democratic state of law
everyone can say, customize, problematize, enjoy the freedoms in terms of adequate perception of others. Adequate perception
of the other is an extremely relevant topic nowadays, during our history, characterized by massive movement of population
from one cultural region to another.

Există o mulţime de concepţii filosofice şi ştiinţifice, care studiază evoluţia istorică a omenirii, care se axează pe
schimbările de esenţă ale procesului socio-cultural. La nivel individual, concepţia despre lume este punctul forte al
personalităţii, care asigură verticalitatea acesteia. La nivel social, concepţia asupra lumii este reflectată de formele
culturii, de formele cunoaşterii. Concepţia despre lume reprezintă ansamblul opiniilor, cunoştinţelor, principiilor,
valorilor, idealurilor, convingerilor, prin intermediul cărora omul interacționează cu natura, cu ambianţa socială, cu
semenii, cu sine însuşi. Concepţia despre lume este caracterizată de o structură complexă. La baza concepţiei despre
lume sunt atestate cunoştinţele cotidiene, vital-practice, profesionale, ştiinţifice, filosofice [1, p.25-28].
În lucrarea sa Bioetică: teorie şi practică, bioeticianul moldovean Teodor N. Ţîrdea aminteşte despre ,,cîteva
şcoli ale eticii”, despre schimbarea diferitor paradigme pe parcursul evoluţiei culturii şi ştiinţei [2, p.8]. Pe lîngă
descrierea succintă a concluziilor şcolilor naturaliste, idealiste, autorul lucrării Bioetică: teorie şi practică, evidenţiază:
etica evoluţionistă, tolstoismul, paradigma contractului social, concepţia egoismului raţional. Acestea ne oferă modele de
comportament individual şi social, îl angajează pe om în relaţii cu mediul ambiant, cu societatea, cu divinitatea,
determinîndu-l să adopte o atitudine activă. Pînă la urmă suntem determinaţi să acceptăm că acţiunea umană este ghidată
de interes personal, de grup, comunitar. Filosoful ne cheamă să medităm asupra faptului că toate teoriile etice sunt
provocate de oameni, că oamenii sunt stimulaţi să acţioneze de insatisfacţie. „Dacă individul e mulţumit de soarta şi de
situaţia în care se manifestă activitatea sa, el nu va întreprinde nici o acţiune pentru a modifica ceva în spaţiul social,
deoarece acest gest nu are sens, adică el vine în contradicţie cu interesele vitale ale individului” [2, p.8].
Actualmente, omenirea se confruntă cu probleme de o aşa complexitate, încît conştiinţa individuală cu greu
descopere pericolele/ameninţările, influenţele cărora au un impact major asupra vieţii, sănătăţii, activităţii umane. Nu
întîmplător suntem zilnic informaţi despre condiţiile modului sănătos de viaţă, despre necesitatea creării condiţiilor optimale
pentru conservarea şi reproducerea resurselor naturale ce ne asigură existenţa. Acestea sunt efecte ale concepţiei noosferice
despre lume, conţinutul căreia omul din necesitatea supravieţuirii şi a existenţei demne de condiţia umană trebuie să-l
asimileze. În lucrarea Elemente de informatică socială, sociocognitologie şi noosferologie, Teodor N. Ţîrdea menţionează
că noosferizarea tuturor domeniilor de activitate umană reprezintă o nouă etapă a desfăşurării raportului om-natură. În
opinia autorului noosferizarea cuprinde diverse procese, de asemenea asamblate, cum ar fi informatizarea, ecologizarea,
democratizarea, umanizarea etc. [3, p.31]. Noosferizarea, în opinia noastră, cuprinde şi celelalte corelate la care participă
omul în calitatea sa de subiect al culturii şi civilizaţiei, al relaţiilor sociale, al relaţiei cu Sinele.
Concepţia noosferică despre lume este întemeiată pe principiile bioeticii: pietate pentru viaţă; nu dăuna, ce ţie
nu-ţi place altuia nu-i face, mijlocul de aur. Totodată noosferizarea concepţiei despre lume a omului contemporan
înseamnă însuşirea şi promovarea valorilor democratice, atributelor statului de drept, care la rîndul lor insistă asupra
asumării de către individ şi comunitate a responsabilităţii pentru consecinţele activităţii. Concepţia noosferică despre
lume este produsul unui sistem complex de instruire, educaţie şi socializare a individului activ – purtător al valorilor
democratice, subiect al relaţiilor sociale, subiect al procesului politic, subiect al procesului decizional.
Instruirea şi educaţia tinerei generaţii a avut şi are un rol semnificativ în istoria civilizaţiei umane. În timpul
nostru istoric, se menţionează în Declaraţia universală despre învăţămîntul universitar, adoptată la Paris în anul
1998, în sarcina învăţămîntului sunt plasate obiective importante, realizarea cărora impun modificări esenţiale [4].
Modificările sunt determinate de tempoul progresului civilizaţiei contemporane, în cadrul căreia învăţămăntului îi
revine rolul factorului dezvoltării culturale, social-economice, ecologice durabile a omului, comunităţilor umane. În
acelaşi timp, societatea umană trece printr-o criză a valorilor, depăşirea căreia presupune aplicarea unei noi

147
abordări a moralei şi altor componente a lumii spirituale. Învăţămîntul în lumea contemporană este instituţionalizat,
este responsabil pentru formarea abilităţilor, competenţelor profesionale, integrităţii morale a specialiştilor, angajaţi
în diverse domenii. Învăţămîntul universitar este responsabil pentru educarea omului de succes, proces în care mai
important este momentul moralităţii şi integrităţii, decît cel tehnologic. Însuşirea conţinutului, evidenţierea
specificului concepţiei noosferice despre lume, reprezintă momentul intermediar între învăţămîntul universitar şi
activitatea specialiştilor. Esenţa şi logica dezvoltării învăţămîntului universitar pot fi elucidate şi definite prin
analiza confluenţelor factorilor civilizaţionali, cum ar fi diviziunea muncii, dezvoltarea tehnică, tehnologică şi
informaţională a societăţii, stratificarea socială etc.
O categorie importantă pentru studiul nostru este educaţia. Prin educaţie subînţelegem o iniţiere, un proces
şi un rezultat, un gen de activitate deliberată. Fenomenul educaţiei este caracterizat/valorificat sub trei
aspecte:social, instituţional şi cultural. Sub aspect social educaţia reprezintă practici de creştere şi învăţare a
copiilor, utilizate de oameni/comunitate pentru asimilarea unor experienţe individuale şi colective de viaţă,
alcătuite din cunoştinţe, deprinderi, valori şi norme de comportament. În acest sens, educaţia este echivalată cu
socializarea – procesul de asimilare al cunoştinţelor acumulate de alte generaţii. Scopul socializării este
transmiterea practicilor de integrare a persoanei într-o cultură şi o civilizaţie existentă, în care respectul pentru
celălalt, fraternitatea şi demnitatea sunt condiţii cruciale ale egalităţii dintre oameni şi ale dezvoltării conştiinţei
individuale, a conştiinţei de sine. Sub aspect instituţional, educaţia vizează luminarea generală, culturalizarea
persoanei. Culturalizarea vizează asimilarea conţinutului valorilor, normelor, după care îşi desfăşoară existenţa şi
activitatea întreaga comunitate [5, p.21-23].
Sistemul educaţional este acel sector de activitate prin care se formează omul cu personalitatea şi identitatea
respectivă, se dezvoltă identitatea şi imaginea unei societăţi, se defineşte capitalul uman - ca funcţie şi investiţie în
dezvoltarea umană şi socială. Succesele economice şi sociale ale unei ţări sunt determinate, în mod direct, de
calitatea sistemului de învăţământ, care educă şi construieşte individul şi mediul social. Etapele de dezvoltare a
unei societăţi se produc în paralel cu schimbările şi procesele de dezvoltare ale sistemului de instruire şi educaţie.
După cum susţine Vasile Morar - între util şi frumos nu există decât o deosebire de atitudine din partea noastră.
De la util la frumos trecem prin schimbarea atitudinii de valoare printr-o retragere de la presiunea nevoilor vitale.
Valoarea este un scop în sine şi reprezintă adeziunea la ceea ce este de dorit, o mixtură între norme şi atitudini.
Cum normarea excesivă duce la diluarea valorilor, prin adăugarea de atitudine obţinem trăsături de personalitate.
Aceste trăsături formează stiluri de comportament. Unii psihologi susţin că atitudinile nu pot fi influenţate, ci doar
comportamentul care este expresia lor.
Atitudinile sunt orientări ale unui individ/unui grup, rezultate din combinaţii de elemente: afective (emoţii şi
sentimente), cognitive (imitaţie, experienţe proprii, comparaţii şi cunoaştere) şi conative (comportamentale) – cele
conative fiind consecinţe ale primelor două. Ele influenţează, după cum observăm, tot universul vieţii individuale:
comportamentul, percepţia, gândirea, imaginaţia, motivaţiile, voinţa. Iar cînd ating un grad mare de stabilitate, ele devin
însuşiri caracteristice persoanei. Schimbarea unei atitudini apare ca necesară pentru reconstruirea echilibrului, atunci cînd
intervin tensiuni provocate de către informaţii diferite, dar o atitudine devine cu atît mai greu de modificat cu cît este
susţinută de un grup mai mare/puternic, care aprobă atitudinea adoptată. Limitată în timp, cu suport afectiv, dobîndită,
atitudinea poate avea ca suport cognitiv stereotipurile. Acestea funcţionează ca prejudecăţi (ambele făcînd parte din
categoria reprezentărilor) şi traduse în comportament ca discriminări.
Universitatea în lumea contemporană are o misiune deosebită în educarea toleranţei, perceperii adecvate a
Celuilalt. Anume percepţia şi acceptarea Celuilalt trebuie plasate la baza comportamentului fiecărei persoane,
deoarece este un pilon sensibil al comunicării. Fără perceperea adecvată a Celuilalt nu poţi întreţine un dialog, un
dialog intercultural. Fiind întrebat Oliver Mendell Holmes, de către un tînăr politician: ce sfat i-ar da pentru a fi
ales, acesta i-a scris următoarele rînduri: „Cel mai eficient mecanism de pe lumea asta pentru a fi în armonie cu
ceilalţi şi a obţine o prietenie pe viaţă este să fii în stare să-i asculţi plin de înţelegere. Prea puţini oameni folosesc
„magia albă”, adică aceea de a fi buni ascultători” [6,p.117].
Fiecare avem dreptul la alegerea persoanelor, cu care să comunicăm, evenimentelor, la care să participăm, adică
„candidăm” în fiecare zi a existenţei noastre. Cel pe care îl întîlnim şi cu care vorbim ne măsoară permanent, ne
analizează. În mintea lor ei „votează” pro sau contra noastră. Ne dau un vot de încredere sau de neîncredere. Este
important să reţinem că în orice relaţie, inclusiv şi cu animalele domestice, permanent suntem sub vizorul expertului,
care ne estimează dorinţa (să ne jucăm, să ne distrăm sau doar să ne îndeplinim o misiune, adică să-l îngrijim). Sunt
scrise mai multe cărţi despre comportamentul uman, despre comunicarea echitabilă, eficientă, dar puţine abordează
subiectul percepţiei Celuilalt, puţine pun accentul pe faptul că în diferite situaţii chiar Tu eşti Celălalt. O excepţie am
întîlnit în lucrarea lui Ştefan Pruteanu: Antrenamentul abilităţilor de COMUNICARE, în care evidenţiază Percepţia
timpul şi spaţiului, menţionînd: Timpul este un indicator important al sentimentelor, atitudinilor şi opiniilor partenerilor
de negocieri. Un minut, o oră, sau o zi nu au aceeaşi semnificaţie în toate culturile. Problema timpului priveşte, în
special, punctualitatea, amînarea, graba sau răbdarea şi ordinea sosirii la întîlnirile de afaceri [7, p.195-196].

148
 O combinaţie între bunul simţ şi bunul gust poate înlesni o altă trecere, fără dureri, cea de la subiectiv la
obiectiv, de la prejudecată la buna judecată. În acest proces oamenii vor urca pe un plan superior de înţelegere şi în
acelaşi timp de aşteptare. Se poate crea astfel o solidaritate stranie, asemănătoare celei dintre profesioniştii aceluiaşi
domeniu. Iar dacă sunt făcuţi părtaşi la construcţie, tocmai prin impulsul pe care îl primesc pentru a se apleca
asupra propriilor atitudini şi înţelegerea atitudinilor celorlalţi, rezultatul îl reprezintă conştiinţa de grup. Pentru a
menţine ordinea socială este nevoie de o consolidare permanentă a valorilor interiorizate.
Zygmunt Bauman valorifică conceptul de sociabilitate, mult mai complet în sine şi mult mai potrivit pentru
civilizaţia actuală, arătând că e bine să se gândească în funcţie de două procese sociale, mai degrabă decât stări ale
societăţii, şi anume cel de socializare şi cel de sociabilitate. Socializarea crează un mediu de acţiune alcătuit din opţiuni ce
pot fi “respectate discursiv”, ceea ce se reduce la calculul raţional al pierderilor şi câştigurilor. Sociabilitatea, în schimb,
plasează unicitatea deasupra regularităţii şi sublimul deasupra raţionalului, neacceptând regulile, făcând respectarea
discursivă a regulilor problematică şi anulând semnificaţia instrumentală a acţiunii. Socializarea şi sociabilitatea se
completează una pe cealaltă, încercând să colonizeze spaţiul social inaccesibil „asocierii morale” [8, p.130-131].
Actualmente, Uniunea Europeană se confruntă cu noi provocări cauzate de valurile masive de imigranţi şi
refugiaţi. Un ultimii ani din cauza conflictelor armate, politice peste un milion de oameni şi-au părăsit locuinţele,
ţările şi au emigrat în alte regiuni ale lumii. Practic au păşit în necunoscut, într-o situaţie caracterizată de o
incertitudine totală. În contextul celor menţionate, socializarea şi sociabilitatea sunt procese necesare pentru
elaborarea şi realizarea politicilor culturale, de instruire şi educaţie, orientate către integrarea migranţilor şi
refugiaţilor în societatea ţării gazdă, către diminuarea acţiunilor discriminatorii din societatea democratică.
Perpetuarea discriminării în societăţile democratice europene este o realitate care produce mari îngrijorări şi
tensiuni, îndeosebi din cauza atitudinii de respingere (mai mult sau mai puţin mascate) din partea populaţiei
majoritare, a populaţiei băştinaşe. Rolul educaţiei (atât pentru bunul simţ cât şi pentru bunul gust), îndeosebi al
universităţilor, este fundamental. Ştiinţa socială nu poate fi neutră din punct de vedere axiologic, ea presupunînd
judecăţi de valoare. Aici, rolul eticii devine nu doar dezirabil, ci esenţial.
Studiile confirmau încă din anii ’70 ai sec. al XX-lea că în Europa Occidentală accentul se mutase de pe
bunăstarea materială pe calitatea vieţii. Ori, tocmai valorile morale sunt cele care dau un sens calitativ vieţii.
Conform legilor, criteriile de excludere nu pot fi rasa, originea etnică, religia, orientarea sexuală şi o întreagă serie
de alte criterii bazate pe atribuirea unui status. Dacă prin contribuţia eticii normele sociale devin tot mai puternice,
legile devin tot mai puţin necesare şi astfel societatea are de câştigat, fiind astfel tot mai compatibilă cu libertatea.
Drepturile omului au devenit un demers legitim în relaţiile dintre state, fără ca vreun stat să mai poată decide
exclusiv felul în care îşi tratează cetăţenii. Este interesant de observat că termenul drepturi este adeseori evitat de
către orientali dar mai ales de asiatici, fiind preferat conceptul de respectare a demnităţii umane.
Apar mai multe întrebări: Va găsi oare UE soluţia optimă pentru integrarea migranţilor, a refugiaţilor în
societatea ţării gazdă? Este posibilă respectarea drepturilor omului, a minorităţilor în noile condiţii? Cum ar putea UE să-
şi asigure securitatea la nivel comunitar, la nivelul statelor membre? La moment deciziile adoptate de instituţiile
europene cu referire la gestionarea valului de imigranţi şi refugiaţi sunt ineficiente, interpretate controversat de savanţi şi
politicieni, sunt criticate de liderii migranţilor. Cu soluţii vine cultura păcii şi a toleranţei, promovate de purtătorii
concepţiei noosferice despre lume. Un obiectiv prioritar l-ar constitui instruirea imigranţilor şi refugiaţilor, deoarece
cunoaşterea limbii vorbite în societatea ţării gazdă, reprezintă instrumentul principal al comunicării şi integrării sociale.
Instruirea profesională le-ar permite migranţilor să se angajeze în cîmpul muncii şi să-şi aducă aportul la soluţionarea
problemelor economice şi sociale a societăţii ţării gazdă. Iar abordarea teoretico-practică a toleranţei, ar conduce la
explicarea modelului perceperii adecvate a celuilalt. Cu atît mai mult că în comunitatea europeană valorile democratice
au fost întemeiate pe principiile: unitate prin diversitate, egalitatea de şanse. În aceste condiţii sporeşte rolul social al
sistemului de instruire şi educaţie, bazat pe principiile concepţiei noosferice asupra lumii.
Bibliografie
1. Roşca Ludmila. Filosofia. Ghidul afacerii de succes. Manual. ‒ Chişinău:S.n. Tipogr.”Print-Caro”, 2013. ‒ 324 p.
2. Ţîrdea Teodor N. Bioetică:teorie şi practică. Suport de curs. ‒ Chişinău: CEP „Medicina”, 2016. ‒ 234 p.
3. Ţîrdea Teodor N. Elemente de informatică socială, socio-cognitologie şi noosferologie. ‒ Chişinău: CEP „Medicina”,
2001. ‒ 372 p.
4. Declaraţia universală despre învăţămîntul universitar în secolul XXI: abordări şi măsuri practice.
http://dod.miem.edu.ru/NPT_00/declar.htm
5. Roşca L., Lazari C. Etica şi integritatea universitară: experienţe, realizări, probleme. Monografie.‒ Chişinău: IRIM, 2014.
‒172 p.
6. Les Jiblin, Arta relaţiilor interumane. Traducere Irina-Margareta Nistor – Bucureşti: Curtea Veche Publishing, 2000. ‒ 224 p.
7. Pruteanu Ştefan. Antrenamentul abilităţilor de COMUNICARE. – Iaşi: Polirom, 2004. ‒ 288 p.
8. Zygmunt Bauman, Etica postmodernă. – Timişoara: Ed. Amarcord, 2000. ‒ 230 p.

149
 ПОЛИТИЧЕСКИЙ РЕЖИМ И ПОЛИТИЧЕСКОЕ УЧАСТИЕ
В РЕСПУБЛИКЕ МОЛДОВА

Брага Л.И.
Кандидат философских наук
Институт юридических и политических исследований Академии Наук Молдовы,
г. Кишинев, Республика Молдова

POLITICAL REGIME AND POLITICAL PARTICIPATION

IN THE REPUBLIC OF MOLDOVA
Summary
The article examines the relationship between political system and political participation in the Republic of Moldova.
The author demonstrates how low level of political participation leads to strengthening of authoritarian trends in the Republic
of Moldova. From the authors point of view, the consolidation of democracy in the Republic of Moldova should be based on
the establishment of the rule of law.

Стабильная, развитая демократия, представляющая собой один из лучших гарантов ненасильст-

венного общественного развития в современном мире, наилучшим образом проявляет себя в широком
участии граждан в управлении страной [1, c. 274-285]. Поэтому современная политическая наука
рассматривает уровень политического участия в качестве одного из наиболее ярких маркеров
демократического развития общества, свидетельствующих о качестве демократии и о тех тенденциях,
которые доминируют в развертывании политических процессов различных стран.
Не секрет, что в условиях глобализации и постиндустриального развития, сопровождающихся
кардинальными изменениями в социальной структуре современного общества, качество демократии неуклонно
снижается, существенным образом отражаясь на характере взаимодействий политических субъектов.
Повсеместно наблюдающаяся «энтропия участия» (Crouch, 2004), когда широкие массы простых людей
оттесняются на периферию политической жизни, будучи политически востребованными преимущественно в
электоральных целях, все более удаляет страны демократического мира от того общественного идеала, к
которому они призваны стремиться. В складывающемся общественно-политическом контексте закономерно
набирают размах тенденции авторитарного давления на политические процессы, сопряженного с широким
использованием командных и силовых методов управления обществом.
Подобные тенденции, в той или иной мере, проявляют себя в современном демократическом мире
практически повсеместно, включая страны «старой демократии», что заставляет аналитиков серьезно
задумываться над вопросом, может ли вообще работать демократия в условиях постиндустриального и
глобализационного развития. Однако, если в странах «старой демократии» стабильность общественного развития
способны поддерживать давно упрочившиеся и эффективно функционирующие институты демократического
управления, то для большинства демократизирующихся страна «третьей волны», где демократические институты
слабо укоренены в общественной жизни, тенденции авторитарного развития являются весьма ощутимыми. А это
может серьезно грозить странам, вовлеченным в процессы демократической модернизации, утратой многих
демократических завоеваний, включая права человека, что сопряжено с установлением политических режимов
фасадного типа, лишь имитирующих демократическое управление.
Одной из таких модернизирующихся стран на сегодняшний день является и Республика Молдова. На
вопрос о том, каков характер формирующегося в нашей стране режима, единого ответа не существует. Так,
властвующая политическая элита, управляющая процессами политического развития страны, разделяет
убеждение о том, что Республика Молдова движется в настоящее время курсом, нацеленным на углубление
демократического реформирования общества [2]. Политическая оппозиция, напротив, считает, что
демократические процессы в молдавском обществе вступили в полосу стагнации и деградации [3]. Нет
единства и среди международных экспертов, одни из которых совсем недавно оценивали результаты
демократического реформирования в Республике Молдова как «историю успеха» [4], другие, напротив,
уверяют, что демократия в нашей стране обанкротилась [5]. В то же время, широкая общественность
страны убеждена, что Молдова сегодня развивается «не в том направлении» [6].
В ситуации, когда объективная оценка происходящих в стране событий затруднена остротой
политического противостояния и сопутствующей ему агрессивностью используемой политической
риторики, крайне важно иметь четкое представление о тех критериях, которые позволяют с научной
точностью идентифицировать характер складывающейся политической реальности. В этом отношении
решающее значение приобретает сам концепт демократии, который не только раскрывает сущность
соответствующего общественно-политического феномена, но и очерчивает четкие понятийные границы, за

150
которыми политический режим перестает удовлетворять критериям полноценной демократии. Однако уже
на начальном этапе измерения возникают трудности, связанные с отсутствием однозначного представления
о том, что же собой по существу являет демократия.
Стремление конкретизировать представление о том, что значит на деле «власть народа», каким образом
народ должен управлять государством, привело к появлению десятков разнообразных определений, которые
варьируются между минималистской и максималистской крайностями. «Развернутое» понимание демократии
придает большое значение широкой вовлеченности граждан в процессы принятия решений. Однако
лидирующие позиции в осмыслении сущности демократического режима в настоящее время прочно занял
подход, опирающийся на минималистское толкование Йозефа Шумпетера (Schumpeter, 1943).
Указанное толкование, существенно минимизируя требования, предъявляемые к демократическому
режиму, видит главное условие функционирования демократического режима в существовании «свободной
конкуренции за свободные голоса». С минималистских позиций наличие выборов и соблюдение верховенства
закона представляют собой главный критерий, на основании которого можно судить о демократичности того
или иного политического режима. При этом соблюдение принципа верховенства закона, обеспечивающего
контроль над правительством через процедуру выборов, следует рассматривать не просто как «желательное
дополнение к демократическому правлению», но как «необходимое условие для полноценного
демократического государства» [7, с. 48]. В том случае, когда указанное условие соблюдается не в полной мере,
либо им пренебрегают вовсе, происходит размывание ключевого механизма функционирования
демократического режима. Последнее с необходимостью сказывается на качестве демократии, не только
снижая эффективность ее функционирования, но и разрушая демократический механизм управления изнутри.
Исходя из минималистского подхода, международные эксперты для измерения демократичности стран
предпочитают применять так называемый градационный или шкальный принцип, который позволяет не только
отделить полноценную демократию от неполной демократии, но и рассматривать формирующийся
демократический режим в его динамике и становлении, фиксировать задержки в движении к демократии,
демократические откаты, а также «сходы с рельс». Эвристическая ценность применения градационного
принципа к измерению демократии хорошо видна на примере Республики Молдова. В соответствии с
классификацией Freedom House, которая распределяет страны по трем группам: «свободных» (демократии),
«частично свободных» (автократии) и «несвободных» (анократии) режимов, Республика Молдова представляет
собой частично демократическое («частично свободное») государство с установившимся режимом
промежуточного типа, который обычно идентифицируют как «гибридный» или «медианный» [8].
Отличительной особенностью частично демократических государств, которые сочетают в себе как черты
демократии, так и авторитарных систем, является тот факт, что в условиях медианных режимов предпочтения
народа искажаются на несвободных и нечестных выборах или в результате произвольных действий правителей
[7, c. 47]. Таким образом, как это следует из международной классификации, в Республике Молдова в
настоящее время установился режим, который проводит несвободные выборы и управляет, мало заботясь о
соблюдении принципа верховенства права. Причем, располагая Республику Молдова на последней ступени
участка шкалы, занимаемого «гибридными» режимами, международные эксперты предупреждают, что
дальнейшее углубление деградационных тенденций, отчетливо проявивших себя уже в начале 2000-х годов, в
дальнейшем может грозить стране окончательным впадением в авторитаризм.
История эволюции демократических процессов в мире показывает, что страны, вовлеченные в
процессы демократического реформирования, движутся к декларируемой цели общественно-политического
развития различными траекториями, что в итоге приводит к установлению специфических национальных
модификаций демократических режимов. Формирование траектории демократического развития того или
иного государства обусловлено целой совокупностью факторов как объективного, так и субъективного
свойства, в числе которых экономические, географические, геополитические, культурно-исторические и
прочие. Однако в контексте демократического развития роль окончательной детерминанты, моделирующей
процессы общественного взаимодействия, принадлежит субъективной составляющей.
Субъективная способность общества к самоорганизации является тем решающим фактором, который
приводит в движение сложнейший механизм демократического управления. От ориентаций людей на
политические действия зависит не только эффективность функционирования демократического режима, но и
тот специфический, национальный колорит, который приобретает политическая система, складывающаяся в
процессе демократического реформирования общества. Субъективные ориентации людей в мире политики
представляют собой, по сути, тот основной резервуар, из которого демократическое устройство черпает свою
способность к функционирования [1, с. 279]. Поэтому идеальное, здоровое демократическое общество - это,
прежде всего, деятельное, активное общество, состоящее из множества «критических граждан», готовых
отстаивать свои права и свободы, когда им что-то угрожает.
Главный итог развития процессов демократического реформирования в Республике Молдова на

151
сегодняшний день - это создание институциональной базы демократического режима. Вместе с тем,
демократические институты все еще очень слабо укоренены в жизни общества. Более того, в последнее
время аналитики все более настойчиво заявляют о том, что политические институты в Республике Молдова
не только функционируют со слабой эффективностью, но и подвергаются глубокой эрозии, способной
привести к разрушению государственности [9].
Что же касается гражданского общества как главного условия полноценной демократии,
опирающейся на осознание людьми, простыми гражданами и официальными лицами, коллективного
(гражданского) характера человеческого бытия, то его формирование находится лишь в зародышевом
состоянии. Массовая политическая культура, понимаемая как специфический набор ориентаций на
политические действия, характеризуется доминированием патриархально-подданических установок, в
целом отличающихся пассивным отношением к политической системе [10, с. 359-381].
Сравнительно невысокие достижения демократического реформирования, демонстрируемые сегодня
Республикой Молдова, во многом обусловлены спецификой развертывания указанного политического
процесса, протекающего согласно схеме «сверху вниз». В настоящее время большинство стран, вступающих на
путь демократизации, развивается подобным образом, когда главная инициатива, а также цели, ценности,
стратегии политического развития разрабатываются и осуществляются преимущественно политическими
элитами, в то время как широкие народные массы выступают главным образом в роли реципиентов.
Реформирование, развиваясь «сверху», осуществляется на неподготовленной почве, в условиях отсутствия
социальной базы для своей реализации [11, с. 12]. Это говорит о том, что главный компонент эффективного
функционирования демократического режима, сам демос, не готов брать историческую судьбу страны в свои
руки посредством осуществления перманентного контроля над властью.
Ближе всего к демократии в ее максимальном понимании молдавское общество подошло в период
падения тоталитарного режима. Тогда восторженное отношение к демократии, обусловленное решением
важной общей задачи демонтажа старого режима, было широко распространено. В это время наблюдался самый
высокий уровень политического участия, выраженного в том, что множество различных групп простых людей
сообща стремилось выработать политическую программу, отвечающую тому, что их волновало. Однако
«демократическая эйфория» начального этапа перемен, сопряженная с завышенными социальными
ожиданиями, а также с борьбой молдавского народа за суверенитет и национальную независимость страны, за
возрождение национальной культуры и утверждение новых государственных символов власти, давно прошла.
Уже к концу первого десятилетия реформирования в молдавском обществе обнаружился глубокий раскол,
разделивший его как в горизонтальном, так и в вертикальном направлении. Молдавское общество буквально
рассыпалось на множество политических субкультур, по-разному воспринимающих как сами перемены, так и
их цель. Жирная разделительная черта пролегла не только между горизонтально расположенными
субкультурами, но и между электоратом, с одной стороны, и политической элитой, с другой.
К этому времени, широкие общественные массы, в начале перемен сыгравшие свою роль «могучей
ударной силы», позволившей разрушить тоталитарный режим, постепенно оказались оттесненными на
периферию политической жизни. Вынужденные нести на себе все тяготы перемен, доведенные до
нищенского существования, массы простых людей призваны были по-новому переосмысливать свое место
в процессе общественного переустройства. Главной проблемой для широких масс простого народа стала
проблема индивидуального выживания. Необходимость решения множества проблем, связанных с
обеспечением индивидуального выживания, вынудило большинство населения перенаправить основную
энергию в русло частной жизни, что значительным образом повлияло на характер политического участия
граждан. Синдром «обманутых ожиданий» широко разлил в общественном восприятии политической
реальности чувства усталости от политики, разочарования, апатии, превратившие массы людей в простых
наблюдателей. В этих условиях единственной формой массового участия осталось участие в выборах,
предполагающее минимальное действие в виде голосования.
В то же время, источником основной политической энергии стала немногочисленная элита,
сформировавшаяся в результате сближения политического класса с представителями деловых кругов,
которая необычайно далека от нужд простых людей. Устраняясь от активного взаимодействия с народом и
стремясь проводить политику в интересах привилегированных слоев, политические элиты заинтересованы
в том, чтобы всячески ограничивать политическое участие граждан, препятствовать их давлению и
контролю над властью. Для подобного рода политической элиты пассивное общество является идеальным.
Поэтому властвующие элиты, чтобы выжить, с одной стороны, стремятся деполитизировать народ,
держать его в подчинении, подавлять любую оппозиционную активность, любыми способами обеспечивать
лояльность по отношению к себе, в том числе, объединяя людей против все новых внутренних и внешних
угроз. С другой – необходимость обеспечения легитимности власти вынуждает политический класс
«тормошить» пассивное общество в электоральный период с тем, чтобы заручиться как массовой

152
поддержкой избирателя, так и направить его выбор в нужное политической элите русло. В этой связи, в
политической жизни страны ширится применение различного рода политических технологий, которые
предполагают задействование широких слоев общества в качестве пассивных объектов манипуляции в
некой политической игре, смысл и значение которой до конца понятны лишь ее организаторам. Хорошо
известные приемы современных политических манипуляций [12, c. 180-330] дают возможность
властвующим структурам выяснить настроения общества, не позволяя при этом последнему взять контроль
над процессом в свои руки.
Таким образом, в настоящее время в Республике Молдова выстраивается политическая реальность,
аналогичная той, которую К. Крауч идентифицирует как постдемократию (Crouch, 2004). В этой
реальности сохраняются все формальные компоненты демократии: свободные выборы, конкурентные
партии, свободные публичные дебаты, права человека, определенная прозрачность в деятельности
государства. Однако масса граждан играет пассивную, молчаливую и даже апатичную роль, откликаясь
лишь на посылаемые им сигналы. А за хорошо срежиссированным спектаклем электоральной игры
разворачивается непубличная реальная политика, которая опирается на взаимодействие между избранными
правительствами и элитами, представленными преимущественно деловыми кругами [13, с. 9-19]. Это
политическая ситуация, когда заинтересованное и сильное меньшинство проявляет гораздо большую
активность в попытках с выгодой для себя эксплуатировать политическую систему, нежели массы простых
людей, когда политические элиты научились управлять и манипулировать народными требованиями, а
приверженцев демократии из числа простых граждан охватывает усталость, отчаяние и разочарование [13,
c. 35-36].
К сожалению, в условиях складывающейся на сегодняшний день в стране политической реальности,
когда выборы проводятся при отсутствии верховенства закона, конечный итог политики может отражать
только волю элит, а не тех, кем они управляют. На наш взгляд, чтобы изменить подобное положение дел,
необходимо, прежде всего, вернуть Республике Молдова статус правового государства, что позволит
обеспечить в стране хотя бы необходимый «минимум демократии», связанный с проведением честных и
справедливых демократических выборов. Это помогло бы «перезагрузить» систему, остановив ее падение в
безраздельный авторитаризм и олигархию. Без восстановления политико-правовой ситуации в стране
сложившийся политический режим будет и далее продуцировать и репродуцировать в обществе
политическую пассивность и апатию, лишь изредка нарушаемую массовыми всплесками управляемого
политического недовольства.

Литература

1. Алмонд Г., Верба С. Гражданская культура и стабильность демократии / Перевод с англ. В: Политология:
Хрестоматия / Сост. Б.А. Исаев, А.С. Тургаев, А.Е.Хренов. -Cанкт-Петербург: Питер, 2006.- С. 274-285.
2. http://www.publika.md/andrian-candu-vine-diseara-la-fabrika-ce-subiecte-va-aborda-presedintele-
parlamentului_2453441.html (20.11.2015)
3. http://www.noi.md/index.php/md/news_id/79722#close Dodon: Actuala guvernare va mima reformele (10.03.2016)
4. http://www.dw.com/ro/moldova-a-devenit-istoria-de-succes-a-ue/a-16485773 (10/03/2016)
5. http://jurnal.md/ro/politic/2015/9/28/socor-democratia-a-esuat-in-republica-moldova-avem-de-a-face-cu-un-proces-de-
prabusire-a-statului/ (9.03.2016)
6. http://jurnal.md/ro/social/2015/12/8/record-88-la-suta-dintre-participantii-la-un-studiu-considera-ca-lucrurile-din-rm-merg-
intr-o-directie-gresita-sondaj-bop/ (25.12.2015).
7. Демократизация /сост. и науч. ред. К. В. Харпфер, П. Бертхаген, Р. Инглхарт, К. Вельцер; пер. с англ. - Москва:
Издательский дом Высшей школы экономики, 2015.- 708 с.
8. https://freedomhouse.org/report/nation-transit/2015/moldova Moldova | Freedom House (10.11.2015)
9. http://jurnal.md/ro/politic/2015/9/28/socor-democratia-a-esuat-in-republica-moldova- avem-de-a-face-cu-un-proces-de-
prabusire-a-statului/ Socor: Democraţia a eşuat în Republica Moldova; Avem de-a face cu un proces de prăbuşire a
statului (26.11.2015)
10. Republica Moldova pe calea modernizării: studiu enciclopedic. - Chișinău: Biblioteca Științifică
Centrală Andrei Lupan, 2015.- 480 c.
11. Карпова Н.В. Политико-культурный контекст российских реформ (историко-социологический сравнительный
анализ) // Политическая культура современной России: состояние, проблемы, пути трансформации: Материалы
«круглого стола» / Под ред. Н.С. Федоркина, Н.В.Карповой.- Москва: КДУ, 2009. - С. 10- 24.
12. Малкин Е., Сучков Е. Политические технологии. - Москва: «Русская панорама», 2008. - 680 с.
13. Крауч К. Постдемократия / Пер. с англ. Н. Эдельмана. - Москва: Издательский дом Государственного
университета - Высшей школы экономики, 2010.- 192 с.

153
 БЛАГОПРИЯТНЫЙ ПСИХОЛОГИЧЕСКИЙ КЛИМАТ КАК УСЛОВИЕ
ЭФФЕКТИВНОЙ РАБОТЫ СЕСТРИНСКОГО КОЛЛЕКТИВА

Ермолаева Е.В.
Кандидат философских наук
ГБОУ ВПО Саратовский государственный медицинский университет имени В.И. Разумовского
Минздрава России, г. Саратов, Россия
Живайкина А.А.
Кандидат философских наук
ГБОУ ВПО Саратовский государственный медицинский университет имени В.И. Разумовского
Минздрава России, г. Саратов, Россия
Павлова Л.А.
Кандидат философских наук
ГБОУ ВПО Саратовский государственный медицинский университет имени В.И. Разумовского
Минздрава России, г. Саратов, Россия

A FAVORABLE PSYCHOLOGICAL CLIMATE AS A CONDITION EFFEKTIVNOI WORK OF

THE NURSING TEAM
Summary
Psychological climate is the most holistic psychological characteristics of the collective that is associated with the
peculiarities of the reflection group of individual phenomena and processes in the joint activities. The conditions in which the
interaction of members of the nursing team, affecting their performance, satisfaction with process and results of labor.

Понятие «социально-психологический климат коллектива» отражает характер взаимоотношений

между людьми, доминирующий тон общественного настроения в социальной группе, связанный с
удовлетворенностью условиями жизнедеятельности, стилем и уровнем управления и другими факторами
[3, c. 27]. Психологический климат коллектива отражает качественный аспект межличностных отношений,
который проявляется как совокупность психологических условий, способствующих или препятствующих
продуктивной совместной деятельности и всестороннему развитию личности в группе.
В.М. Шепель определяет психологический климат как эмоциональную окраску психологических
связей, возникшей между членами коллектива, основу которых составляют их симпатии, совпадения
характеров, интересов, склонностей [5, c.36]. Согласно его мнению, социально-психологический коллектив
складывается из трех элементов: (1) социальный климат, связанный с осознанием общих целей и задач
организации; (2) моральный климат, регулируемый принятыми в организации моральными ценностями; (3)
психологический климат, включающий в себя неофициальные отношения между работниками.
Социально-психологический климат двойственен: с одной стороны, он представляет собой
субъективное отражение всей совокупности характеристик окружающей действительности; с другой — в
результате воздействия на групповое сознание объективных и субъективных факторов он приобретает
некоторую самостоятельность, становится объективной характеристикой коллектива.
В отечественной традиции сложились четыре основных подхода к пониманию природы социально-
психологического климата. Представители первого подхода (Л.П. Буева, Е.С. Кузьмин, Н.Н. Обозов, К.К.
Платонов, А.К. Уледов) определяют климат как общественно-психологический феномен, связывая его с
состоянием коллективного сознания. Климат является отражением в сознании людей комплекса явлений,
связанных с их взаимоотношениями, условиями труда, а так же методами его стимулирования [4, c. 128]. В
рамках второго подхода (А.А. Русалинова, А.Н. Лутошкин) сущностной характеристикой социально-
психологического климата выступает общий эмоционально-психологический настрой, таким образом, климат
может быть определен как настроение группы людей. Сторонники третьего подхода (В.М. Шепель, В.А.
Покровский, Б.Д. Парыгин) исследуют социально-психологический климат сквозь призму взаимоотношений
людей, непосредственно взаимодействующих друг с другом. В процессе формирования климата складывается
система межличностных отношений, детерминирующее социальное и психологическое самочувствие каждого
члена коллектива. Авторы четвертого подхода (В.В. Косолапов, А.Н. Щербань, Л.Н. Коган) рассматривают
климат как социальную и психологическую совместимость членов группы в аспекте морально-
психологического единства, сплоченности, общности мнений, обычаев и традиций [4, c.129].
Социально-психологический климат имеет два уровня. Первый уровень - статический, основанный
на устойчивых взаимоотношениях членов коллектива, их интересе к работе и коллегам. На этом уровне
социально-психологический климат понимается как устойчивое состояние, способное долгое время

154
сохраняться, даже при наличии препятствий. Именно поэтому легче поддерживать благоприятный климат в
группе, чем его сформировать. Поскольку состояние климата менее чувствительно к различным
воздействиям, оно оказывает влияние на результаты коллективной и индивидуальной деятельности, на
эффективность и качество работы.
Второй уровень - динамический, характеризующийся ежедневным настроем сотрудников в
процессе работы. Для его описания используется понятие «психологическая атмосфера». В отличие от
социально-психологического климата психологическая атмосфера характеризуется более быстрыми
изменениями во времени и меньше осознается людьми, ее изменение влияет на настроение и
работоспособность личности в течение рабочего дня. Изменения же климата осознаются и переживаются
людьми более остро; чаще всего человек успевает адаптироваться к ним. Индикаторными признаками, по
которым можно оценить атмосферу, например, в трудовом коллективе медицинских работников,
выступают текучесть кадров, эффективность труда, количество прогулов и опозданий, жалоб от пациентов,
своевременность действий, аккуратность.
Для описания динамики социально-психологического климата коллектива также используют
понятие «климатические возмущения», под которыми следует понимать естественные изменения
эмоционального состояния в коллективе, временные подъемы и спады настроения. Разумеется, они зависят
от изменений окружающей среды и условий взаимодействия внутри группы и могут, как мешать, так и
благоприятствовать деятельности коллектива.
Основу благоприятного социально-психологического климата коллектива составляют, прежде всего,
доверие и требовательность его членов друг к другу. Благоприятный социально-психологический климат
коллектива складывается из большого количества факторов, среди которых наличие конструктивной критики и
свободного выражения своего мнения при обсуждении вопросов, касающихся всего коллектива; возможность
профессионального роста; отсутствие давления со стороны руководства; информированность членов
коллектива о его задачах и состоянии дел при их выполнении; чувство удовлетворенности от принадлежности к
коллективу; высокая степень эмоциональной включенности и взаимопомощи между членами коллектива;
принятие на себя ответственности за состояние дел каждым из членов и др. [1, c.1].
Основными показателями психологического климата выступают: 1) удовлетворенность персонала
условиями труда и взаимоотношениями с коллегами по работе, 2) удовлетворенность стилем руководства и
профессиональной подготовкой персонала. В свою очередь, неблагоприятный социально-психологический
климата трудового коллектива характеризуется пессимизмом, раздражительностью, скукой его членов,
высокой напряженностью и конфликтностью отношений в группе, неуверенностью, боязнью ошибиться
или произвести плохое впечатление, непониманием, недоверием друг к другу, неудовлетворенностью
трудовых отношений и т.д. Самочувствие личности зависит от ее отношения к коллективу, степени
удовлетворенности отношениями и собственной позицией, сложившейся в результате восприятия, оценки
себя в коллективе.
Исследуя уровень развернутости психологического потенциала сестринского коллектива, степень
его реализации в конкретный момент времени и возможности дальнейших изменений, можно условно
выделить три модели социально-психологического климата сестринского коллектива. Первая модель
предполагает высокий уровень развернутости социально-психологического потенциала коллектива с
соответствующей степенью его реализации. Грамотная, четкая организация деятельности, удовлетворение
от работы, сохранение необходимого резерва сил предоставляют возможность для дальнейшего развития
социально-психологического потенциала коллектива. Вторая модель характеризуется высоким уровень
развернутости психологического потенциала коллектива при низкой степени его реализации, вызванной
несовершенством самой системы управления и организации деятельности. Результатом становится
снижение профессиональной экономической эффективности, неудовлетворенность системой организации и
управления, перерастающей затем в конфликт. Третья модель при невысоком уровне развернутости
социально-психологического потенциала коллектива компенсируется работой с полной отдачей, но
устаревшими методами, что не только резко снижает эффективность, но и может привести к срывам и
конфликтам: 1) Социально-психологический климат в сестринском коллективе зависит от ряда факторов;
2) Совокупность экономических, культурных, политических и др. условий жизни в обществе косвенно
влияет на социально-психологический климат, обеспечивая социальное и психологическое благополучие
его членов; 3) Размеры организации, статусно-ролевая структура, отсутствие функционально-ролевых
противоречий, участие сотрудников в планировании деятельности, половозрастной, профессиональный,
этнический состав структурных подразделений и т.д. также определяют климат коллектива. 4)
Благоприятные или неблагоприятные санитарно-гигиенические условия труда могут как стать источником
повышенной раздражительности, так и повысить удовлетворенность от трудовой деятельности в целом,
способствуя формированию благоприятного социально-психологического климата; 5) Соответствие

155
выполняемой работы профессиональному уровню подготовки, удовлетворенность условиями труда,
системой материального и морального стимулирования, социальным обеспечением, режимом работы,
уровнем компетентности коллег, минимальным риском для здоровья, характером деловых и личных
отношений в коллективе, соответствие работы ожиданиям медицинских сестер и т.п. также формируют
благоприятный климат в коллективе.
Единая цель, способ распределения полномочий, организация совместного досуга способствуют
сплоченности сестринского коллектива. Напротив, нечеткое распределение функциональных обязанностей,
несоответствие сотрудника его профессиональной роли, психологическая несовместимость повышают
напряженность отношений в коллективе, способствуют возникновению конфликтов.
Одним из значимых факторов, влияющих на социально-психологический климат сестринского
коллектива, является психологическая совместимость, под которой понимают способность к совместной
деятельности, основанной на оптимальном сочетании личностных качеств участников. Психологическая
совместимость может быть обусловлена сходством характеристик, взаимодополняемостью участников
совместной деятельности, их личной симпатией друг к другу, а также однородностью состава группы по
различным социальным и психологическим параметрам.
Выделяют три уровня совместимости: психофизиологический, психологический и социально-
психологический: 1) психофизиологический уровень совместимости имеет в своей основе оптимальное
сочетание особенностей системы органов чувств и свойств темперамента. Например, медицинские сестры с
разными типами темперамента будут выполнять работу в разном темпе, что может привести к напряженности в
отношениях и конфликтам; 2) психологический уровень предполагает совместимость характеров, мотивов,
типов поведения; 3) социально-психологический уровень совместимости основан на согласованности
социальных ролей, социальных установок, ценностных ориентации, интересов. Психологической
совместимости способствуют критичность к себе, терпимость и доверие к коллегам [2, c. 52].
Результатом совместимости является сплоченность коллектива, которая обеспечивает максимально
возможную успешность совместной деятельности при минимальных затратах. Еще одним фактором
социально-психологического климата в сестринском коллективе выступает характер коммуникаций:
недостаток полной и точной информации способствует распространению слухов, низкий уровень
коммуникации сотрудников также приводит к росту напряженности в отношениях, непониманию,
недоверию, конфликтам и разобщенности в коллективе. Умение ясно изложить свою позицию, владение
навыками активного слушания и т.п. создают условия для эффективной коммуникации в организации.
Таким образом, среди факторов, влияющих на социально-психологический климат сестринского
коллектива, важную роль играют специфика деятельности и степень удовлетворенности работой, условия
труда и быта, характер межличностных отношений с сотрудниками, стиль руководства и личность
руководителя, индивидуальные психологические особенности членов коллектива, а также уровень
психологической совместимости членов группы.
Комплектование сестринского коллектива с учетом его психологической совместимости
способствует оптимизации социально-психологического климата, а отсутствие совместимости в группе
при высоком уровне психоэмоциональных нагрузок могут обусловить конфликт. На эмоциональном уровне
психологический климат характеризует взаимоотношения в сестринском коллективе, сотрудничество,
отношение к значимым событиям в жизни. Социально-психологический климат представляет собой
целостную психологическую характеристику коллектива, которая связана с особенностями реакции группы
на различные события и процессы, имеющие непосредственное отношение к совместной деятельности.
Оптимизация психологического климата предоставляет возможность повышения эффективности
групповой деятельности. Для разработки мероприятий по оптимизации психологического климата
руководству лечебно-профилактических учреждений необходимо разработать критерии оценки
психологического климата сестринского коллектива, а также включить в план работы вопросы коррекции и
развития психологического климата сестринского коллектива.
Литература
1. Жданов О.И. Социально-психологический климат в коллективе. Центр дистанционного образования «Элитариум».
[Электронный ресурс]. URL: http://www.elitarium.ru/2007/11/14/klimat_v_kollektive.html(дата обращения 08.04.16)
2. Коломинский Я.Л. Психология взаимоотношений в малых группах: учеб.пособие. 2-е изд., доп. - Минск: Тетра
Системс, 2000. – 432 с.
3. Парыгин Б.Д. Социально-психологический климат коллектива // Под ред. В.А. Ядова. –Ленинград: Наука, 1981. –
191 с.
4. Почебут Л.Г., Чикер В.А. Организационная социальная психология. - СПб.: Речь, 2002. - 483 с.
5. Шепель В.М.Управленческая антропология: Человековедческая компетентность менеджера. – Москва: Дом
педагогики, 2000. - 260 с.

156
 ФИЛОСОФИЯ И МЕДИЦИНА В СТРАТЕГИИ БЕЗОПАСНОГО РАЗВИТИЯ
СОВРЕМЕННОГО ОБЩЕСТВА

Катрунов В.А.
Кандидат философских наук
Саратовский государственный медицинский университет им. В.И Разумовского Минздрава России,
г. Саратов, Россия
Засыпкина Е.В.
Кандидат медицинских наук
Саратовский государственный медицинский университет им. В.И Разумовского Минздрава России,
г. Саратов, Россия
Девличарова Р.Ю.
Саратовский государственный медицинский университет им. В.И Разумовского Минздрава России,
г. Саратов, Россия

ROLE OF PHILOSOPHY AND MEDICINE IN MODERN SOCIETY STRATEGY OF SAFE

DEVELOPMENT
Summary
Authors consider the role of philosophy and medicine in a decision the problem of modern society strategy of safe
development. Special attention is fixated on global character of the problems that faced mankind and a role of philosophy and
medicine in realization of mankind survival strategy, problems of the person self-determination as the subject of cultural and
historical process.

Проблема выживания человека в современной социально-культурной и природной среде сегодня

особенно актуальна. Это обусловлено многими факторами и, в частности, повышенной сложностью
социальных связей и отношений в обществе, что нередко ведет к растущим моральным и психическим
перегрузкам человека; ускоренным ритмом жизни и быстро меняющимися условиями жизни человека, что
порой затрудняет адекватную адаптацию человека к этим условиям. Кроме того, глобальный характер
проблем, стоящих перед человечеством (выживание в условиях экологического кризиса, растущая
опасность ядерной катастрофы, пандемий и терроризма, борьба с неизлечимыми болезнями,
предотвращение насилия и агрессии по отношению к человеческой личности, мониторинг соблюдения
гражданских прав особо уязвимых групп населения - детей, женщин, стариков и пр.) в еще большей
степени актуализирует проблему выживания человека в современном мире.
Одной из основных проблем философии является понимание смысла жизни как важнейшего
начала в системе выживания. Человек, не определивший смысла своего бытия, оказывается не в состоянии
вести продолжительную, требующую значительных усилий, борьбу за свое выживание и достойное
существование. Отсутствие ясной концепции жизни всегда отрицательно влияет на личность и, как
правило, ведет к апатии и бездеятельности.
Проблема смысла и цели человеческого бытия, проблема жизни и смерти, здоровья и болезни – это
центральные проблемы философии и медицины. Без постоянной опоры на философскую доктрину – общую
методологию науки (исследования по философской антропологии, сознанию, проблемам познавательной
деятельности и т.д.) практически невозможно из разрозненных фактов создать единую стройную
теоретическую базу современной медицины. Врач-клиницист сможет действовать наиболее целесообразно
и эффективно в каждом конкретном случае только тогда, когда он будет опираться не только на частные
знания, но и на знание общих закономерностей работы организма, когда будет рассматривать человека как
сложную био-социальную систему. Решение данной задачи видится только через синтез философского и
медицинского знания, на основе интерпретации фактического материала медицинской науки с позиций и
через призму философского знания, что является прерогативой и предназначением философии медицины
[1]. Философия и медицина решают одну и ту же проблему – проблему выживания человечества на Земле,
проблему самоопределения человека как природного и культурного существа. В этом вопросе философия и
медицина не могут не объединить свои усилия в поисках сущности человека, тех социально-культурных
ценностей, которые определяют целостность философских и медицинских знаний.
Вся история медицины свидетельствует о том, что медицинская наука и практика находятся в
органической связи с моральными устоями общества, философским обоснованием нравственных принципов
реализации основной задачи – благополучие пациента, его жизнь и здоровье. Медицина как наука и практика
представляет собой специфическое единство познавательных и ценностных форм отражения и преобразова-

157
тельной деятельности. Она аккумулирует знания о здоровье и болезни, лечении и профилактике, норме и
патологии, о влиянии на человека природных, социальных и духовных факторов [2]. На всем протяжении
истории мировой культуры всегда были актуальны идеи объединения философского и медицинского знания
ради постижения способов выживания, создания достойной среды обитания человека.
Основой симбиоза философских и медицинских идей всегда оставался принцип системности в изучении
человека - рассмотрение человеческого организма как самодостаточной сущности, в которой неразрывно связаны
дух и тело, здоровье и болезнь. Одним из важнейших принципов, составляющих теоретический фундамент
медицины, является философский принцип целостности. Без учёта этого принципа нельзя понять сложной
взаимосвязи и взаимообусловленности частного и общего, локального и генерализованного в возникновении и
развитии болезней. Именно с учетом этого принципа возможен глубокий и объективный анализ факторов риска
для развития человека, сформировать способность и умение управлять и контролировать процессами внешней
среды, создавая условия для здорового образа жизни, выживания человечества.
Философскими основаниями клинической медицины становится так называемая «философия
врачевания», т.е. теория и практика постановки диагноза, лечения, реабилитации и т.д., выстроенная на
основе развитой культуры клинического мышления, а также в соответствии с пониманием сущности
человека как психо-био-социального существа. В качестве философской основы профилактической
медицины можно рассматривать исследования в области теории гигиены как оптимального состояния
человека и окружающей среды. Философская теория ценностей составляет философский фундамент
врачебной этики, деонтологии, клинической практики.
Современная философия и медицина развиваются по нескольким направлениям, руководствуясь
различными принципами и методологическими основаниями. Основные проблемы, которые встали сегодня во
главу угла философии и медицины – здоровье личности и здоровье нации, здоровый образ жизни, влияние
общества и природной среды на патологические изменения в человеческом организме, проблемы человеческой
духовности как основы психического и физического здоровья человека, социальные причины «болезней века»,
этика взаимоотношений врача и пациента. Сегодня можно отметить некоторую обеспокоенность ученых
недооценкой значимости философии и медицины в решении современных насущных проблем, а иногда и
скептическим, негативным отношением к их теоретической и практической роли. Эти вопросы активно сегодня
обсуждаются философской и медицинской общественностью различных уровней [3].
В современных условиях чрезвычайно остро ощущается потребность в определении стратегий и
ценностных ориентаций дальнейшего развития общества. Это сопровождается поиском ответов на вопросы: как
научиться жить в постоянно изменяющемся мире; как определить в этом мире свое благо и как его достичь; что
такое добро и что такое зло в новых условиях; как сохранить человечество от глобальных угроз и вызовов
современности? Выдающиеся достижения в области современной биологии и медицины, возрастающие
возможности манипулирования человеческой наследственностью, генная терапия, исследования на человеческих
эмбрионах, вмешательство в витальные механизмы вызвали серьезные разногласия среди ученых и общественности
относительно прогнозов внедрения научных открытий в медико-клиническую практику. Так, генная терапия – одна
из главных медицинских надежд на будущее. Введение гена, т.е. фрагмента ДНК, в человеческую клетку или тело с
целью предотвращения или лечения патологических состояний, объективно ставит такие острые вопросы: возможно
ли на сегодня определить этическую и, собственно, человеческую, шкалу ценностей, чтобы оценить последствия
механизмов влияния на человеческую популяцию. Не являются ли генные технологии, вмешательство в геном
человека без достаточной этико-юридической экспертизы биотерроризмом в современном обществе [4, с.3-9]?
Вопрос о прогностических критериях оценки научных разработок в биологии и медицине очень сложен.
С одной стороны, нет сомнения в необходимости научных исследований, а с другой, где грань в этих
исследованиях, которую переходить нельзя? Кроме того, интенсивное внедрение в медицинскую практику
современных биомедицинских технологий радикально меняют характеристики моральной оценки развития
современного общества. «Современные биомедицинские технологии, отмечает в этой связи П.Д. Тищенко,
оказываются способными (в случае своей реализации) трансформировать не только условия существования
человека, но и его сущность – самоидентичность. Технологии контрацепции и прерывания беременности уже
отделили сексуальность человека от деторождения. Новые репродуктивные технологии (искусственной
инсеминации, оплодотворение в пробирке и т.д.) уже приступили к размыванию традиционных семейных
самоидентификаций (деда, бабушки, отца, матери, сына, дочери, внука, внучки и т.д.), дополнив их гибридами
типа матери-сестры, дочери-внучки, ребенка с тремя отцами или матерями. Реализация проектов разработки
искусственной матки «освободят» женщину от тягот деторождения (т.е. исключит атрибут деторождения из
понятия «женщина»), а клонирования – сотрет границу между мужским и женским. В целом будет трансформи-
рована базисная структура самоидентичности человека, которая на протяжении всей предшествующей истории
определяла, с одной стороны, динамику его культурного развития, а с другой – особенности психической
жизни, как сознательной, так и бессознательной [5, с.62-63].

158
 Философия и медицина учат миру, межкультурной толерантности к плюрализму мысли и
ответственности, позволяют противостоять вызовам современного мира, особенно в области этики.
Поэтому чрезвычайно важно укрепление позиций философии и медицины как оплота в борьбе против
профессиональной и нравственной безответственности и экстремизма, формировании в обществе высокого
уровня осознания ценностей демократии и культуры мира.
Таким образом, если культура в том или ином случае может обойтись без исследований в какой-то
специальной сфере, то она не может обойтись без всестороннего философского и медицинского
критического анализа проблем человека. При этом приоритетными являются проблемы мировоззренческих
ценностных парадигм функционирования и развития человеческой культуры, обоснование парадигмы
человеческого выживания.
Тем самым философия и медицина помогают прояснить логические, нормативные, прагматические,
мировоззренческие связи между нашими описаниями реальности, моральными убеждениями и
политическими представлениями о путях и средствах выживания человечества.
Целостная концепция человека на базе философского знания нужна современной медицине, потому
что медицинскими науками накоплено множество эмпирических знаний, но каждая дисциплина по
отдельности не в состоянии дать ответ на глубинные вопросы о смысле человеческого бытия, иначе
исчезнет ее предмет.
Современная философия и медицина развиваются в поисках сущности, природы и перспектив
человека, пытается понять его во всем многообразии бытия. Сохранение собственной жизни человека и его
здоровья становится сегодня не только медицинской, но и философской проблемой: философские
онтологические изыскания, в конечном счете, направлены на решение ключевой для человека проблемы —
сущности его бытия; философское осмысление бытия человека формировало в медицине
соответствующую интерпретацию его природы, что порождало адекватные такому пониманию техники
медицинского воздействия; медицинские практики, в том числе и современные, сталкиваясь с
загадочностью феноменов жизни и смерти, приводили к постановке и решению сложных проблем
выживания человека. «Современная философия медицины должна руководствоваться критерием духовной
ценности человеческой жизни, - считает Ю.Л. Шевченко, - она должна быть ориентирована на Истину,
Добро, Красоту» [6, c.9].
Техногенная цивилизация вступает в полосу особого типа прогресса, когда гуманистические
ориентиры становятся исходными в определении стратегий развития природы, общества, человека.

Литература

1. Курашов В.И. История и философия медицины в контексте проблем антропологии: Учебное пособие - Москва:
КДУ, 2012. - 368 c.; Хрусталев Ю.М., Царегородцев Г.И. Философия науки и медицины – Москва: ГЭОТАР-
МЕД, 2007. – 507 с.
2. Борзенков В.Г. История и философия науки. В 4-х книгах. Книга I: Общие вопросы: Учебное пособие / В.Г.
Борзенков. - Москва: МГУ, 2012. - 264 c.
3. Мамчур Е. А. Философия и наука // Вопросы философии. – 2008. – № 7. – С.159-164; Момджян К. Х.
Прогрессирует ли современная философия? // Вестник Московского университета. Сер. 7: Философия. – 2010. – №
4. – С. 112.; Никифоров А. Л. Философия в системе высшего образования // Вопросы философии. – 2007. – № 6. –
С. 44-50.; Переосмысливая философию сегодня. К итогам ХХII Всемирного философского конгресса //
Философские науки. – 2009. – № 1. – С. 163-168.; Труфанова Е. О. Преподавание философии в мире (обзор
исследования ЮНЕСКО «Философия. Школа свободы») // Вопросы философии. – 2010. – № 4. – С. 3-9.
4. Запорожан В.Н. Биоэтика в ХХ1 столетии: от глобальной биоэтики к нооэтике // Інтегративна антропологія. –
2004. - №2(4). - С.3-9.
5.Тищенко П.Д. Биотехнологии и проблема человеческого в человеке. – Человек, наука, гуманизм. - Москва: Наука,
2009. - С. 62-63.
6. Шевченко Ю.Л. Философия медицины. – Москва: ГЭОТАР-МЕД , 2004. – 479 с.

159
 СТРАТЕГИЯ ВЫЖИВАНИЯ В БИОЛОГИЧЕСКОМ КОНТЕКСТЕ

Киселев Н.Н.
Доктор философских наук
Институт философии им. Г.С.Сковороды НАН Украины, г. Киев, Украинa

SURVIVAL STRATEGY IN BIOLOGICAL CONTEXT

Summary
The article proposes the analysis of the role of biology in the development of the newest strategies of scientific
cognition, which are directed at solving global problems of the modern time, first of all, at search of ways for the safe
development of civilization. The different versions of biocentrism, which ideas are actualized in the process of searching of
desired scenarios of the future, are considered.

Эпицентром интеграции современного научного знания является биология – наука о живом.

Кризисное состояние общества, культуры и природы стимулирует обращение ученых и философов к
феномену жизни. Уникальная роль биологии в современной структуре научного знания состоит в том, что
она является своеобразным мостиком, соединяющим естественнонаучное и гуманитарное знания.
В.И.Вернадский отмечал, что биолог независимо от себя вводит в науку огромную область представлений,
создавшихся вне точного знания, в огромной области гуманитарных наук и философии [1, c.125].
Биология сегодня становится важнейшей отраслью человеческих знаний, так как ее открытия определяют
и направленность, и темпы, и размах социально-экономического развития общества, влияют на развитие
морали, права, религии, философии и других форм общественного сознания. Связь биологии и практики
приобрела ныне глубокое социальное звучание, она затрагивает насущные нужды общества и каждой личности,
что дает основание говорить о социологизации биологических наук. Биология, являясь фундаментальным
направлением современного естествознания, играет чрезвычайно важную роль в сложном и противоречивом
процессе его гуманизации. В этой дисциплине исследуются не только природные органические процессы, но и
человек как представитель органического мира, искусственные, сотворенные им биогеоценозы и даже
искусственные гены и клетки. Такие глобальные проблемы как реальная возможность экологической
катастрофы, очевидная опасность технократически ориентированных стратегий дальнейшего развития социума,
имеют непосредственное отношение к биологическому профилю.
Блестящие успехи медико-биологического корпуса наук, которые в основном опираются на
методологию технократизма, делают биологию сферой драматического противостояния классического
рационализма и гуманитарии. Существенно усиливается роль биологии в решении глобальных проблем
современности. Методологический аппарат биологии включает в себя научные методы и
натурфилософские конструкции (витализм, телеология, финальные причины и т.п.). В биологическом
исследовании речь идет о живом, которое есть тоже социоприродным феноменом. Игнорирование
социальным или природным здесь чревато потерей предмета исследований, в лучшем случае, мы будем
иметь его усеченное, фрагментарное видение. Недаром в современной философии науки получает
распространение мысль о том, что ХХ1 век должен быть веком биологии.
Очевидным является влияния биологии на творчество Ф.Ницше, А.Бергсона, М.Шелера, А.Гелена,
Х.Плеснера и многих других мыслителей, представителей науки и искусства. Своеобразный «культ
органики», очарование феноменом жизни наблюдается в науке и философии от Аристотеля и Лукреция до
классиков И Гете, Ф.Ницше, О.Шпенглера, Г.Зиммеля Г.Риккерта, А.Швейцера, А,Н, Уайтхеда и др.
Следствием его можно считать появление таких современных направлений как философия жизни, холизм,
социобиология, эволюционная эпистемология, биоэтика, биополитика, политическая биоэтика и др.
Появились и успешно развиваются такие экзотические, на первый взгляд, исследовательские проекты как
биофилософия, биоэстетика, биовласть, биомузыка и т.д. Даже этика, как справедливо утверждает П.А.
Плютто, имеет в своих истоках биологическое. «Происхождение человеческих этических верований и
суждений вполне объясняется с точки зрения концепции естественного отбора. Традиционные этики -
этические верования и суждения человека являются плодами его культурного, а не биологического
развития. Но ведь и сама культура (мораль) – корениться в биологической эволюции человека» [7, с.97].
Что же касается биоэтики – науке о выживании, то она реально объединяет два важных и крайне
необходимых элемента – биологическое знание и общечеловеческие ценности. «Биоэтика, как я себе это
представляю, должна стремиться к воспроизводству мудрости, исходя из сознания существования
биологического мира и природы человека и понимания того, как можно использовать полученные знания
для достижения социального блага» [9, с.36].

160
 В данном контексте следует отметить и такое направление как биоцентризм, представители которого
считают необходимым восприятие всех живых существ как равноправных и независимых от человеческих
интересов. Основателем этого направления является великий гуманист, теолог и ученый Альберт Швейцер.
Он создал этику благоговения перед жизнью (veneration vitae), кредо которой – «сбережение и развитие
жизни». Человек может считаться моральным только тогда, когда он уважает, ценит и приходит на помощь
каждому проявлению жизни. Только благоговение перед жизнью дает этике предметность и возможность
адекватно оценивать драматические противоречия жизни в социальном и в биологическом контексте.
В некоторых современных вариантах биоцентризма, отличающихся определенным радикализмом,
утверждается, что жизнь создает Вселенную, а не наоборот. Жизнь и сознание не являются случайным
побочным продуктом безжизненных физических процессов, протекающих на протяжении миллиардов лет.
Парадигма биоцентризма, в соответствии с которой жизнь и сознание считаются базовыми феноменами,
помогающими понять организацию Большой Вселенной, строится на том, что именно наш субъективный
опыт, который мы именуем сознанием, соотносится с физическими процессами [5, с.23].
В настоящее время наблюдается заметное дистанционирование от биологического контекста. Человек и
общество в отрыве от органического часто представлены как авитальные, независимые от биологического
образования. Основатель «рациовитализма» Ортега-и-Гасет считает, что в истории видят только политику или
культуру, не замечая, что это лишь поверхность, а глубинная реальность истории – прежде всего биологическая
мощь, нечто от энергии космической: чистейшая жизненная сила, если не тождественная, то родственная той,
что движет моря, плодит земную тварь, раскрывает цветы и зажигает звезды [6].
Все больше проявляет себя критика биологического, как консервативного, неуспевающего за темпами
развития социального. Утверждается, что человечество должно преодолеть свою биологическую
ограниченность и, путем перенесения своей сущности с «биологического носителя» на более совершенный,
открыть для себя принципиально новую антропологическую перспективу. Человек, каким его создала слепая
биологическая эволюция, не имеет будущего. Фактически речь идет о «социокультурном конструировании
техногенного человека». «Современный человек в своем массовом варианте, следуя ценностям прагматизма и
гедонизма, ориентирован на познание не как на процесс, требующий значительных мыслительных и
экзистенциальных усилий (вспомним Р.Декарта), а на познание как усвоение уже готового знания – конкретной
информации и образов, выработанных для него неким обобщенным, субъектом. Техногенному человеку легче
признать компетентность другого и истинность его выводов, чем мыслить самостоятельно, что, безусловно,
увеличивает манипуляционный потенциал всеми типами сознания. Данная потребительски-инфантильная
установка, на наш вигляд, объясняется также масштабами информационного поля, в котором нивелируется
ценность знания как чего-то уникального и даже сакрального. Так же сказывается формирование в
общественном сознании и представления о том, что объемы и скорость обновления информации намного
превышают когнитивные возможности даже высокоинтеллектуального и культурного человека, что часто
служит оправданием для тех, кто и не демонстрирует познавательных интенций. Данные процессы
способствуют утрате человеком критического мышления, способности к творческому самоуважению –
поскольку современные технологи «думают» и «создают» за него» [10, с.71].
М. Хайдеггер в свое время предупреждал, что под угрозой находится сама «укорененность»
(Bodenstandigkeit – оседлость) человека. Потеря корней и традиций, что вызывается не только внешними
обстоятельствами, но детерминируется духовно-культурной неразвитостью зависимого от техники
«цивилизованного» человека, является симптомом чрезвычайно опасным. Пессимистические оценки и
такие же прогнозы будущего становятся общим местом в философской, научной, социологической и,
особенно, футурологической литературе. На фоне вялого гуманизма господствует сциентизм, техницизм,
бюрократизм и посредственность, никто не берет на себя ответственность, разрушение воспитания и
образования сопровождается духовным самоопустошением (К.Ясперс). Становится «нормальной ситуация»
когда бедные содержат богатых. Превалирует массовая культура потребления. Реклама настойчиво
генерирует новые, искусственные потребности. В развитых странах основу рациона составляют мясные и
сладкие блюда, что приводит к прогрессированию «лишнего» веса и заболеваний «изобилия» на борьбу с
которыми выделяются колоссальные средства. Система здравоохранения, игнорируя наставления
Гиппократа, ориентируется на получения прибыли и все более пренебрегает потребностями экономически
слабых слоев населения. В тоже время рынок лекарств против грибков, ожирения, морщин и импотенции,
косметических средств исчисляется миллиардами долларов. «Общество всеобщего потребления»
выставляет на продаж даже духовные ценности (духовный шопинг). Еще М.Ганди отмечал, что мир
достаточно большой, чтобы удовлетворить потребности человечества, но слишком малый, чтобы
удовлетворить человеческую жадность.
Эти и другие реалии современного «человеческого мира» свидетельствуют о существенных потерях в
так необходимом ощущении его целостности и причастности человека ко всему что происходит в нем и

161
даже в осознании важности инстинкта выживания современного человека, который (инстинкт выживания)
исконно считался сферой биологии. Известный японский футуролог Д. Икеда считает, что «все сущее и
его движение гармонично входит в вещественно-энергетические и биоэнергетические потоки. В этих
потоках исчезает четкая граница как между человеком и окружающей его средой, так и между живыми и
неживыми существами. Все в совокупности рассматривается как огромная жизнь. Природа для человека -
не просто материальная база для выживания и не просто инструмент для использования. Природа – часть
нас самих и мы – ее часть» [3, с.145].
Фритьоф Капра обращает внимание на то немаловажное обстоятельство, что чем больше мы изучаем
основные язвы нашего времени, тем больше убеждаемся в том, что их нельзя осмыслить по отдельности. Это
системные проблемы, то есть взаимосвязанные и взаимозависимые. Например, стабилизация населения мира
осуществима только в том случае, если повсеместно будет снижен уровень бедности. Вымирание разных видов
животных и растений в мировом масштабе будет продолжаться, пока Южное полушарие будет страдать под
бременем многочисленных долгов. Недостаточность ресурсов и деградация среды обитания смыкаются с
ростом населения, что приводит к развалу местных сообществ, к этническому и племенному насилию —
главным особенностям периода, сменившего эпоху холодной войны.
Будучи приверженцем глубинной экологии, он весьма аргументировано критикует положения
традиционной экологии за ее антропоцентричность и называет ее «поверхностной». «Она помещает
человека над природой или вне ее. Человек рассматривается как источник всех ценностей, а природе
приписывается лишь инструментальная и потребительская ценность. Глубокая экология не отделяет
людей — и ничто другое — от природного окружения. Она видит мир не как собрание изолированных
объектов, но как сеть феноменов, которые фундаментально взаимосвязаны и взаимозависимы. Глубокая
экология признает изначальную ценность всех живых существ и рассматривает людей лишь как особую
паутинку в паутине жизни» [4, с.11]. Здесь акцент делается на ценность и моральную значимость
«нечеловеческого» мира, биосферного равенства всех существ в интересах именно человека.
«Биосферное равенство теснейшим образом связано с идеей, что, нанося вред природе Земли, мы вредим
самим себе. Практические средства этой интуиции – люди должны жить с минимумом, а не максимумом
действия на другие виды и на Землю вообще» [8, с.109].
Один из фундаторов современной украинской философии академик В.И. Шинкарук отмечал:
«Животных, растения, различные силы природы человек, так или иначе, связывал с родом, и свою
родословную вел от тех или иных животных, растений и т.д. Он отождествлял природу с системой родовых
отношений. История природы для него была историей его рода, а история его рода – историей природы.
Отсюда берет истоки постановка вопроса – откуда что взялось, откуда все произошло. Именно из
кровнородственных представлений о происхождении рода возникла первая постановка вопроса: откуда
взялся мир, и откуда взялись мы с вами?» (11, с.57).
Решение сложных и драматических проблем, объединяющихся термином «стратегия выживания»,
дистанцируясь от феномена живого, является делом весьма проблематичным. «Всегда надо иметь в виду,
что «человек существо не только разумное, но еще и живое. Более того, он является прежде всего и, в
первую очередь, живым существом, а потом уже, во вторую очередь, разумным. Он разумен именно в
качестве живого существа» [2, с. 4].

Литература

1. Вернадский В.И. Размышления натуралиста. Кн.2. Научная мысль как планетное явление. - Москва: Наука,
1977. - 191 с.
2. Гусейнов А.А. Мораль как предел рациональности // Вопросы философии. – 2012. – № 5. – С. 4–17.
3. Икеда Д., Згуровский М. Япония и Украина – разные судьбы, общие надежды. Диалоги. – Киев: Град, 2011. – 304 с.
4. Капра Ф. Паутина жизни. Новое научное понимание живых систем. – Киев: София, 2003. – 336 с.
5. Ланца Р., Берман Б. Биоцентризм. Как жизнь создает вселенную. – СПб.: Питер, 2015. – 224 с.
6. Ортега-І –Гасет Х. Восстание масс. - Москва: АСТ, 2003. – 509 с.
7. Плютто П.А. Моральное сознание: между культурой и природой // Вопросы философии. – 2009. – № 1. – С.
97-113.
8. Стратегия выживания: Космизм и экология – Москва: ЛКИ, 2013. – 304 с.
9. Поттер Ван Ранселер. Биоэтика: мост в будущее. – Киев: Видавець Вадим Карпенко, 2002. -216 с.
10. Храпов С.А. Техногенный человек: Проблемы социокультурной онтологизации. – Вопросы философии. – 2014. -
№ 9. – С. 66 – 75.
11. Шинкарук В.І. Вибрані твори: у 3-х т. (Філософська спадщина України). – Киев: Укр. Центр духовної
культурию - Т.1. - 2003. - 392 с.

162
 КОНЦЕПЦИЯ ИННОВАЦИОННО-ИНДУСТРИАЛЬНОГО ОБЩЕСТВА

Остапенко Б.И.
Кандидат философских наук
Национальная медицинская академия последипломного образования, Киев, Украина

THE CONCEPT OF INNOVATIVE-INDUSTRIAL SOCIETY

Summary
This article provides the concept of innovative-industrial society. Innovative-industrial society secures synergy of
individual creativity, universal social inclusion of human capital, and competitive advantage over post-industrial societies
acknowledged by the political leaders of the post-industrial countries.

Введение. Глобальное разделение труда, сформировавшееся к началу XXI столетия, демонстрирует

значительный дисбаланс в мировой торговле и обмене плодами социально-экономической деятельности
постиндустриальных и индустриальных стран, что сопровождается «возрастанием глобальной конкуренции
по мере присоединения к экономике знаний развивающихся стран, например, Индии и Китая» [9, с.2].
Постиндустриальный «золотой миллиард» более не в состоянии производить и экспортировать
необходимый объём знаний для сбалансированного импорта товаров, продовольствия и услуг из
индустриальных стран, что фиксируется в ряде публикаций (см. Weinberger [12]). В тоже время страны
постиндустриального мира, сохранившие индустриальную часть своей экономики, например, Германия,
Швеция, Швейцария сохраняют лидирующие социально-экономические позиции [10, с.1-3]. Наряду с этим
лидеры индустриального мира обеспечивают себя и экспортируют свои научно-технические достижения
[13, с.9-11], заявив стратегическую цель добавить к индустриальной мощи своих стран производство
научно-технических знаний конкурентоспособного с постиндустриальным миром уровня [11, с.1].
Например, Китай сместил баланс в мировой торговле в свою пользу стратегически. В результате, в начале
2012 года лидеры постиндустриального мира, президент Соединённых Штатов Америки Обама [8] и
премьер-министр Великобритании Камерон [3], признали необходимость восстановления собственного
индустриального производства для покрытия своих внутренних социально-экономических потребностей и
для обеспечения баланса в мировой торговле со странами-лидерами индустриального производства [7].
Предлагаемая концепция инновационно-индустриального общества разрешает ряд социальных и
экономических проблем. Во-первых, преодолевает дисбаланс мировой торговли между
постиндустриальными и индустриальными странами. Во-вторых, вовлекает творческий потенциал каждого
члена общества в социально-экономическую деятельность. В-третьих, преодолевает экзистенциальную и
социальную исключенность из социально-экономической деятельности «лишних» в постиндустриальной
экономике граждан. В-четвёртых, увеличивает авангардную 1 мощь общества, обеспечивая
цивилизационное преимущество в глобальной конкуренции народов за счёт синергии человеческого
капитала. Инновационно-индустриальное общество создаёт системные возможности для универсального
экзистенциального творческого осуществления каждого члена общества через механизм пожизненного
обучения, стимулирования всех социально необходимых видов деятельности и вертикальной мобильности.
Авангардный потенциал взаимодействия индивида и общества. Феномен социально-экономического
развития Китая, Индии, Бразилии, Южной Кореи и других стран обусловили новую ситуацию соотношения
постиндустриальных и индустриальных обществ. Сложившееся глобальное разделение труда на
постиндустриальный «золотой миллиард» и индустриальный мир, в котором первые производили и
экспортировали знания, а вторые производили индустриальные продукты на основе импортированного
знания, и расплачивались промышленным экспортом, демонстрирует нарастающий дисбаланс.
Постиндустриальные страны более не справляются с задачей производить и экспортировать нужные
объёмы знаний для покрытия своих потребностей в индустриальных продуктах. А индустриальные страны
нарастили производство научно-технических знаний до уровня стратегического перелома в глобальном
разделении труда, импортируя всё меньше знаний из постиндустриальных стран и увеличивая
продуктивность на основе своих разработок, создавая конкуренцию постиндустриальным странам.
Так вице-президент Китайской Академии Наук и Технологии для Развития (CASTED) Ванг Юань
заявил о создании в Китае экономики знаний: «Китай должен продвинуться от экономики дешёвого
производства к научно-инновационной экономике» [11, с.1]. При этом, индустриальные страны имеют
стратегическое преимущество в производстве жизненно необходимых товаров. Лидерство в глобальном
разделении труда смещается к индустриальным странам. Более того, компенсация значительной потери

1
Авангардность включает прорывные (англ. - breakthrough) и лидирующие возможности.

163
рабочих мест в постиндустриальных странах финансовыми и социально-экономическими выгодами переноса
индустриального производства в регионы с дешевой и не подлежащей дорогостоящей системе социальных
гарантий рабочей силой, более не достаточна для обеспечения высокого уровня жизни «золотого миллиарда».
Постиндустриальные страны стали жить в долг, оказались не в состоянии переучить и трудоустроить
миллионы работников индустриальных профессий после вывода своих производств за границу, и породили
миллионы исключённых из социально-экономической деятельности людей. Это публично отражено в
выступлениях президента США и премьер-министра Великобритании. В феврале 2012 г. Б. Обама заявил, что
«ключом для выхода американской экономики из кризиса является производство» [8]. Вскоре Д. Камэрон
также заявил, что «восстановление производства необходимо для британской экономики» [3].
Цивилизационное позиционирование общества, вытекающее из его эпистемологической и
технологической эффективности, и определяемое доминирующей мировоззренческой направленностью,
составляет фундамент исторической судьбы и геополитической роли народа [2, с.217]. Для обеспечения
глобальной конкурентоспособности и внутренней стабильности лидирующие сообщества вырабатывают
стратегии авангардности научно-технического развития. Европейский Союз принял «Стратегию разумного,
устойчивого и всеобъемлющего роста Европы 2020». Стратегия «Европа 2020» доказывает социально-
экономический ущерб Европейскому Союзу от снижения индустриального производства [4, с.7] и
предлагает «Индустриальную политику для эры глобализации», которая активно поддерживает первичную
и обрабатывающую промышленность и сферу услуг [4, с.16].
В научной литературе выделяют несколько современных социально-экономических моделей общества:
Скандинавскую, Европейскую континентальную, Англо-Американскую, Японскую и новую Китайскую
социально-экономическую модели. Наиболее интересной в цивилизационном позиционировании нам
представляется Скандинавская модель социально-экономического устройства общества. Основными для этой
модели являются принципы социальной сплоченности 1 , мировоззренческой направленности на социально
ориентированное творческое воплощение человека, и социально ориентированная рыночная экономика.
Социальная сплоченность состоит в экономической политике гармонизации доходов, системах
здравоохранения и образования, и вертикальной мобильности 2 , которые гарантированны законом и
обеспеченны финансово. Ключевым дополнением к системе социальной сплоченности является «обучающаяся
экономика», 3 которая мотивирует людей и структуры бизнеса продолжать образование всю жизнь.
Неотъемлемым принципом Скандинавской модели является социальная ориентированность рыночной
экономики. Профсоюзы в Скандинавской модели по закону являются соавторами экономической политики
предприятий. Более пятидесяти лет Скандинавская модель утверждает экономическую и социальную
эффективность, конкурентоспособность даже в условиях глобализации экономики.
В Англо-Американской модели целью является безопасное процветание наиболее успешных членов
общества. Необходимость привлечения лучших профессионалов диктует применение обучающейся
экономики и вертикальной мобильности, но при этом социальное и экзистенциальное качество
Скандинавской модели выше. Континентальная Европейская и Японская модели отличаются решениями в
микроэкономике и предпочтениями в секторах экономики. Европейский Союз декларирует все
вышеизложенные три принципа в своей социально-экономической политике, используя механизмы
целенаправленного регионального развития, однако менее успешно.
Рыночная модель экономики не достаточна для универсального воплощения авангардного
потенциала синергии индивида и общества, если не обеспечена социальная сплоченность общества, потому
что исключаются значительные людские творческие ресурсы из социально-экономической активности.
Авангардный потенциал общества снижается сегрегацией [6, с.25], и «выведением» 4 » производства
[5, с.23]. Сегрегация - классовая, расовая, этническая, культурная и языковая - изолирует часть общества и
снижает его авангардный потенциал. «Управление» конфликтом отвлекает дополнительные ресурсы.
«Выведение» производства и услуг за пределы региона, для которого это производство предназна-
чено, в регионы с дешевой рабочей силой для соединения эффективности «масштабной экономики» 5 с
минимальной стоимостью труда увеличивало прибыльность. Сложившаяся в результате методов
«выведения» производства товаров и услуг социальная ситуация оказалась разрушительной. Обеспечивая
финансовую прибыль немногим, модель «выведения» исключает миллионы из социально-экономической
деятельности. Модель подмены универсальной творческой социально-экономической вовлечённости
гарантированным физиологическим выживанием не совместима с инновационным обществом, потому что

1
Англ. - social cohesion.
2
Англ. - vertical mobility.
3
Англ. - learning economy.
4
Англ. – outsourcing.
5
Англ. - scale economy.

164
не инвестирует в человеческий капитал 1 , но в прибыль. Именно поэтому Скандинавские страны,
Швейцария упорно поддерживают своего крестьянина и внутреннее производство продовольствия, услуг и
товаров. И в этом мировоззренческая направленность общества выявляет свое определяющее значение,
формулируя приоритеты и определяя цивилизационное позиционирование общества [2, с.217].
Концепция инновационно-индустриального общества. Наиболее жизнеспособной является социально-
экономическая модель общества, в котором обеспечивается симбиоз постиндустриального и индустриального
производств для внутреннего потребления и экспорта, что предлагает инновационно-индустриальная модель2 .
Модель «обучающаяся экономика» 3 не подразумевает интеграции постиндустриальной и индустриальной
экономик, предлагая обучение профессионала всю жизнь. Инновационно-индустриальная модель объединяет
постиндустриальную экономику знаний с экологически ответственной индустриальной экономикой.
Ключевым в концепции инновационно-индустриальной цивилизации является объединение в одном
обществе научного, индустриального и сельскохозяйственного производств, эффективности информа-
ционных систем реального времени [1, с.132] для самостоятельного обеспечения продовольствием,
товарами, услугами и инновационным знанием. Реализуется творческий и авангардный потенциал
синергетики индивида и общества во всем спектре социально-экономической деятельности людей.
Внедрение информационных систем реального времени помогает трансформировать индустриальное
общество в инновационное [1, с.131]. Инновационно-индустриальное общество обеспечивает социальную
сплоченность и вовлечённость высокообразованных профессионалов индустрии знаний и производителей
продовольствия, товаров и услуг, где так же есть место инновациям, прорывам и лидированию, то есть
авангардности. Сверхцелью такого общества является достоинство человека, из которого творческий
потенциал реализуется, в том числе и в авангардность. Авангардность же является инструментом
обеспечения инновационной продуктивности и цивилизационной конкурентоспособности, помогая
создавать общество всеобщего благоденствия,4 где выигрывают все5.
Решающим в овеществлении инновационно-индустриального общества является гуманистический
характер мировоззренческой направленности общества [2, с.219]. Использование информации определяется
мировоззренческой направленностью человека, особенно облеченного властью [2, с.221]. Недооценка
фактора мировоззренческой направленности обрекает общество на распыление ресурсов, коррупцию,
дезинтеграцию общества и цивилизационное отставание. Именно доминирующие мотивирующие ценности
определяют цивилизационное позиционирование общества [2, с. 216]. Формирование гуманистической
инновационно-индустриальной цивилизации требует формирование мировоззрения, в котором достоинство
человека является критерием, целью и источником процветания.
Выводы. Инновационно-индустриальное общество является симбиозом индустриальных и
инновационных производственных возможностей и эффективности информационных систем реального
времени в одной социально-экономической системе для самостоятельного обеспечения знаниями,
продовольствием, товарами и услугами посредством универсальной занятости всего народа. Авангардный
потенциал инновационно-индустриальной социально ориентированной рыночной экономики является
наибольшим и наиболее стабильным, потому что объединяет усилия всех граждан общества и социально и
творчески их мотивирует. Инновационно-индустриальная социально-экономическая модель общества системно
разрешает ряд проблем и обеспечивает увеличение авангардной мощи общества. Во-первых, системно
вовлекается творческий потенциал каждого члена общества в социально-экономическую деятельность своей
страны, что увеличивает авангардный научно-технический и социальный потенциал общества. Во-вторых,
создаются системные возможности преодоления сложившегося разрыва между социально включёнными в
экономику и исключенными из социально-экономической деятельности граждан. В-третьих, создаются
условия для достижения баланса мировой торговли между постиндустриальными и индустриальными
странами. Инновационно-индустриальное общество является наиболее эффективным методом симбиоза
творческого потенциала индивида и общества во всём спектре социально-экономической деятельности людей, и
гарантии цивилизационной конкурентоспособности народа.

Литература
1. Остапенко Б.И. Методологическое значение информационных технологий реального времени // Наука XXI
столетия, индустрия хай-тек и современное образование. / Материалы Всеукраинской научной конференции. –
Сумы, 2012. – С. 130-133.

1
Англ. – human capital.
2
Предлагаем следующие эквивалент на английском языке: innovative-industrial society.
3
Англ. – knowledge economy.
4
Англ. – welfare society.
5
Англ. – win-win game - игра с выигрышем всех вовлечённых сторон.

165
2. Остапенко Б.И. Мировоззренческая направленность преобразовательной деятельности человека // Мультиверсум.
Философский альманах. – Киев, 2011. – Вып. 9 (107). – С. 213-226.
3. Cameron David. David Cameron prepares economic growth plan. BBC News. UK Politics. Website. 2012.
http://www.bbc.co.uk/news/uk-politics-19454322 (проверено 31 мая 2016 г.).
4. Communication from the Commission. Europe 2020. A strategy for smart, sustainable and inclusive growth. European
Commission. Brussels, 3.3.2010 COM(2010) 2020 final. http://eur-lex.europa.eu/LexUriServ/Lex UriServ.do?uri=
COM:2010:2020:FIN:EN:PDF (проверено 31 мая 2016г.).
5. Khanna Ro. Entrepreneurial Nation: Why Manufacturing is Still Key to America’s Future? – McGraw-Hill, 2012. – 272 p.
6. Muller-Hill B. Murderous Science: Elimination by Scientific Selection of Jews, Gypsies and Others in Germany, 1933–
1945. – Oxford: Univ. Press, 1998. – 258 p.
7. Nowicki Dan. Manufacturing key part of Obama economic plan. 2012. http://www.azcentral.com/arizonarepublic/news/
articles/2012/01/25/20120125obama-manufacturing-key-part-economic-plan.html (проверено 31 мая 2016 г.).
8. Obama Barak. Remarks by the President on American Manufacturing. Boeing Production Facility. Everett, Washington.
The White House Website. February 17, 2012. http://www.whitehouse.gov/the-press-office/2012/02/17/remarks-president-
american-manufacturing (проверено 31 мая 2016 г.).
9. Schramm Jennifer. Learning to Compete in the Knowledge Economy. SHRM Research. Workplace Visions, No.3/ 2005.–
8 p. https://www.shrm.org/Research/FutureWorkplaceTrends/Documents/WorkplaceVisions3.pdf (проверено 31 мая
2016 г.).
10. The Secrets of Germany's Success. What Europe's Manufacturing Powerhouse Can Teach America. Foreign Affairs
[by Steven Rattner]. July/August 2011 issue. https://www.foreignaffairs.com/articles/germany/2011-06-16/secrets-
germanys-succes s (проверено 31 мая 2016 г.).
11. TWAS. Website. China Seeks to Build Knowledge Economy. 2012. http://twas.ictp.it/news-in-home-page/news/china-seeks-
to-build-knowledge-economy (проверено 30 октября 2012г.).
12. Weinberger Jillian. Is Manufacturing the Key to Innovation? The Takeaway Website. October 16, 2012.
http://www.thetakeaway.org/2012/oct/16/producing-prosperity-manufacturing-key-innovation/# (проверено 30 октября
2012г.).
13. Zeng D.Z., Wang S. China and the Knowledge Economy: Challenges and Opportunities. - World Bank. 2007. – 38 p.

ФИЛОСОФИЯ ПОЛИТИЧЕСКОЙ КУЛЬТУРЫ ГАЛИЧАН: ПРОБЛЕМЫ

ТРАНСФОРМАЦИИ В ФОРМАТ ИНФОРМАЦИОННОГО ОБЩЕСТВА

Павлюк С.П.
Доктор исторических наук, академик НАН Украины
Директор Института народоведения НАН Украины, г. Львов, Украина
Кравец Н.С.
Кандидат философских наук
Национальный лесотехнический университет Украины, г. Львов, Украина

PHILOSOPHY OF POLITICAL CULTURE OF GALICIAN: PROBLEMS OF TRANSFORMATION TO

THE FORMAT OF INFORMATION SOCIETY
Summary
Transformation of the political culture of Galician to the information society format has difficult character, which is not
always evolutional and natural. The information processes were integrated into the structure of relations in Galician society
from outside. As a result of that, the stable for centuries social forms of interaction of individuals were broken. The research of
these processes in the period of including Ukraine into the European socio-political structures will accelerate making decisions,
which will be adequate to the examined problem.

Актуальность исследования обусловлена тем, что развитие информационного общества оказало

неожиданное влияние как на новые технические возможности, так и на общественно-политическую и
экономическую жизнь социумов. В течение всех предыдущих столетий рождение нового происходило в
недрах старых отношений. Процесс рождения нового был естественным, заранее востребованным
явлением. В информационном обществе большинство новых явлений проявились спонтанно уже в
процессе его развития как следствие многовекторности явления. Веками формировавшиеся нормы и
правила политической культуры оказались наиболее уязвимыми с точки зрения их пересмотра и
последующей трансформации. Учитывая многообразие этнических образований, присущее большинству
народов мирового сообщества, особенности их традиций, уклада жизни, истории формирования,
политическая культура таких социумов вошла в определенное поле политических поисков,
воспользовавшись своеобразным туннельным эффектом, пропустив этап естественного своего становления.

166
Это особенно ярко проявилось в условиях трансформационных процессов на этапе формирования
украинской независимости. Исторические условия развития украинского общества в последние несколько
столетий были биполярными, что оказало влияние на особенности менталитета украинцев. Запад и Восток
Украины еще по-разному видят особенности современного развития украинского общества. Особенно это
касается политической палитры воззрений на галицких землях.
Следует отметить, что «именно с Галичины было множество начал, которые имели общеукраинское
значение» [1, с. 135], а политическая культура галичан в классическом понимании политологии как науки о
властных отношениях разрабатывалась многими украинскими ученными с мировыми именами. Здесь уместно
вспомнить таких корифеев украинской политической мысли, как М. Драгоманов, Т. Шевченко, И. Франко,
Ю. Бачинский, М. Грушевский. В их исследованиях разрабатывалась идея национально-культурного
возрождения, периодизацию которого в теоретическом плане предложил профессор Пражского университета
М. Грох. На украинских землях эта идея была хронометрирована И. Лисяком-Рудницким.
Надо отметить, что украинская элита (в вопросах будущего политического устройства) в течение
длительного периода ориентировалась на идеи, изложенные в документах Кирило-Мефодиевского
сообщества, опубликованные в его воззваниях и научных работах его лидеров. Даже в поздние периоды
борьбы за независимость Украины идеи Кирило-Мефодиевского сообщества просматриваются в научных и
публицистических работах, издаваемых украинским подпольем. Можно утверждать, что трансформация
взглядов украинских политиков происходила не столько революционным, сколько эволюционным путем. В
этом отношении характерной является мысль лидера «Народного Руху Украины», трагически и
таинственно погибшего во время предвыборной президентской компании – Вячеслава Чорновола,
напечатанная в подпольном издании «Украинский Вестник» (выпуск 11, 12, январь – март 1988 г.). «Мы
назвали его (речь идет об «Украинском Вестнике») органом украинского национально-демократического
движения. Чтобы не сложилось ложное впечатление, что существует какая-то организация, партия, которая
так называется. Нет, мы не являемся органом какой-либо партии, какой-либо группы, какой-либо
организации. (Органом украинской Гельсинской группы «УВ» стал в конце декабря 1987 года. – Ред.). Под
движением мы понимаем широкую палитру действий для национального возрождения Украины – начиная
от несмелых выступлений по защите памятников культуры, языковых проблем и оканчивая даже людьми,
которые ставят вопрос о государственности отдельной украинской. Мы не боимся и таких выступлений»
[1, с. 142]. Здесь практически изложены все задачи трех периодов национально-культурного возрождения
Украины. Однако, осознание политической прогрессивной элитой Украины новых возможностей по
созданию независимого украинского государства происходило параллельно с формированием нового
информационного общества в большинстве стран мира.
С точки зрения политологии, трансформация политической культуры происходит по нескольким
направлениям и включает в себя трансформацию политического сознания и поведения масс, трансформацию
культуры деятельности политических институтов. Переход от недемократической политической культуры к
демократической сопровождается переходом от моноидеологии до идеологического плюрализма, который
представляет одну из форм сферы управления в развитых странах [2, с. 37]. Эта сторона вопроса довольно
широко раскрыта в исследованиях украинских и зарубежных авторов в последние годы.
В то же время количество научных исследований в области философского осмысления проблемы очень
мало. С точки зрения философии, чтобы понять социальные процессы, необходимо осмыслить их
категориальный аппарат, рассмотреть их онтологию, гносеологию, аксеологию, понять причины формирования
составляющих ее структуры. Практически речь идет о трансформации одной политической парадигмы,
характерной для галичан, сформировавшейся в течении столетий в новое политическое поле информационного
общества, часто чуждое менталитету и представлениям населения, какой должна быть власть. На наш взгляд,
исследование философии политической культуры Галицкого региона наиболее рационально начать с идей,
изложенных выдающимся ученным XIX – XX века В. Липинским. Во-первых, он выходец из западного региона
Украины. Во-вторых, его труды написаны в период технической и в преддверии научно-технической
революций, подготовивших фундамент к формированию информационного общества. В-третьих, он видел и
анализировал Украину в период сохранения в ней особенностей своего тысячелетнего развития, сохранившихся
более всего в западном ее регионе через призму формирования новых общественных отношений. В- четвертых,
он наравне с Г. Алмондом обосновал философское содержание понятия политической культуры на четверть
столетия раньше Г. Алмонда [3, с.77-78]. Следует согласиться с мыслью В. А. Потульницкого, что
«В. Липинский основоположник консервативного направления в украинской политической мысли» [4, с. 42], но
при этом надо рассмотреть философское обоснование своих идей самим В. Липинским, а оно куда более шире и
наименее исследовано. В структуре политической культуры В. Липинский выделял социально-философские
категории, которые были приемлемы всеми слоями социума. Поэтому изучение их трансформации, на наш
взгляд, будет более адекватно отображать поставленную проблему в контексте Галицкого региона.

167
 Как известно, В. Липинский делит весь социум на три группы, а именно: элита, продуценты,
интеллигенция. Определяющее место В. Липинский отводит элите, а не народным массам. Прошло почти
100 лет, и мы начинаем осознавать, что в информационном обществе определяющую роль все более и
более начинает играть элита, вначале научная, которая для защиты своих интересов вынуждена
трансформироваться в политическую или привлекать на свою сторону политическую прослойку общества.
Под продуцентами В. Липинский подразумевал ту часть общества, которая непосредственно вырабатывает
материальные блага и составляет основу общества. Однако в условиях информационного общества его
основа уже не определяется количеством занятых в производстве материальных благ индивидов, а
количеством и качеством продукта. Сегодня все меньше и меньше индивидов вовлекается в
производственный процесс. Человека заменяют машины. Интеллигенции В. Липинский отводил роль
посредника между всеми общественными группами общества. В условиях постиндустриального общества
интеллигенция из посредника все более и более превращается в силу политического влияния. Сегодня в
парламентах ведущих стран мира практически отсутствуют традиционные рабочие, крестьяне. Политика
становится прерогативой элиты и воссоздает элиту, подобную себе. Глубоко философски звучит тезис
В. Липинского о том, что «политическая культура нации проявляется в хотении и умении ее ведущей части
использовать для политического творчества данные политической науки и политического опыта» [5,
с. 344]. Информационное общество создает поистине уникальные возможности такого «использования».
Естественно, что в структуре политической культуры каждая из этих трех социальных групп выполняла
свою специфическую функцию в зависимости от исторического времени развития событий. Эти функции
оказывались разными в зависимости от регионов украинских земель. Попутно отметим, что и теперь в западном и
восточных регионах Украины эти функции не всегда складываются в единый вектор социального действия.
Чтобы понять, в какую новую структуру трансформируется политическая культура Галицкого региона
и в чем особенности этой трансформации, какие угрозы развитию и перспективы будущего таит она в себе,
необходимо четко уяснить тенденции в развитии информационного общества, что мы ожидали и что
получили или получим в итоге. Попутно отметим, что, на наш взгляд, галичанам (по сравнению с другими
регионами Украины), с одной стороны, будет легче войти в информационное поле Европы, так как они в
течение столетий были европейцами по своему мировоззрению. Как отмечает О. И. Салтовский, «процесс
овладения умами молодежи идеями служения собственным нации и народу, который отождествлялся с
трудящими и угнетенными массами населения, происходил в контексте тенденций того времени» (речь
идет о конце первой половины XVIII ст. – М.К.) [6, с. 147]. Но с другой стороны, информационное
общество жестоко расправится со многими традиционными ценностями, изменит устоявшиеся веками
представления галичан о морали, доброте, чести, поломает устойчивые передающиеся из поколения в
поколение ментальные особенности края и это не будет безболезненно.
На наш взгляд, обыденному сознанию украинцев, особенно галичан, присуще упрощенное понимание
структуры информационного общества и особенностей его интегрального всевозрастающего влияния на
развитие социумов. О негативных тенденциях и угрозах такого влияния говорят в основном ученные. На
бытовом уровне последние пятнадцать лет преобладает ничем не оправданный восторг, стимулируемый в
основном фирмами производителями компьютерных новинок. Устранение негативных тенденций
сопровождается в контексте социально-общественной парадигмы устойчивого развития. Украинский
электорат не обращает внимание на тот факт, что «философия перехода к устойчивому развитию в
европейских странах 90-х годов ХХ столетия сопровождалась постоянным ростом всех социально-
экономических показателей членов общества. Только при достижении определенного уровня
благосостояния был предложен переход к устойчивому развитию» [7, с. 160]. Однако на Украине ситуация
диаметрально противоположная. Практически нерешенными остались самые сложные вопросы социально-
экономического развития. Уровень и качество жизни постоянно снижаются. В обыденном сознании
отсутствует концепция перехода в формат информационного общества как Украины в целом, так и
отдельных ее регионов с сохранившейся культурой и особенностей своего исторического пути развития.
Последний тезис определяет базис, на котором разворачиваются процессы современной трансформации
Галицкого региона в информационное поле европейского уровня.
Исторически Галицкий регион был постоянно вовлечен в политическую борьбу между другими
государствами. Борьба за овладение им не только де-юре, но и де-факто продолжалась столетиями. На его
территорию приходили и уходили как близкие, так и чуждые ему культуры. В то же время внутренняя духовная
жизнь этого социума была ментально настолько защищена, что даже в условиях формальной принадлежности к
тем или иным европейским государствам галичане продолжали жить и работать по своим неписаным нормам,
правилам и законам. На наш взгляд, здесь отсутствовала ментальная потребность в чем-то другом. Как
подчеркивает Рожко М. Ф., «своеобразием исторического развития Галицкого княжества есть его
географическое расположение. Здесь пересекались пути с Севера на Юг, из Запада на Восток. Определенная

168
политическая изолированность княжества принуждала его народ искать нетрадиционные пути развития
собственной культуры» [8, с. 400]. «Интегральной составляющей» такого «процесса выступала властная
культура» [9, с. 91] как определенная составляющая духовного и территориального объединения. По этому
поводу у В. Липинского есть очень емкое высказывание с очень глубоким философским содержанием, не до
конца раскрытым до этого времени. «Только хотение своей власти на своей земле заставит украинцев к поиску
рационально лучших политических методов реализации этого хотения» [5, с. 344]. С точки зрения социальной
философии, В. Липинский глубоко осознавал внутренние составляющие духовной жизни украинского социума
и их особенности. Видел, что в их трансформации движущей силой может выступать стремление к
независимости. По сути, речь идет о том, что проблемы трансформации украинского общества состоят не
столько в том, в какое новое состояние трансформироваться, сколько в том, что такая трансформация в силу
исторических, этнических, социальных особенностей украинцев будет долговременной и болезненной.
События последних 15 лет это очень наглядно подтвердили.
При изучении структуры трансформационных процессов требуется уяснить, что собой представляет
новое постиндустриальное информационное общество, определить коридор движения трансформируемых
составляющих предыдущей системы материальной и духовной культуры. «Современное, научно-
обоснованное социально-философское понимание феномена информационного общества возможно на
основах глубокого изучения явления, сущностных причин формирования основополагающих понятий и их
содержания. При этом, прежде всего, необходимо ответить на вопрос корректности самого понятия
«информационное общество» как самостоятельной категории социальной философии» [10, с. 401].
Как известно, впервые обратили внимание на становление новой системы детерминант
общественного развития ученные, исследуя постиндустриальное общество вначале 70-х годов [10, с. 401-
402]. В частности, Д. Белл зафиксировал новый тип услуг, связанных с информацией. Исследователи
постиндустриального общества последней трети ХХ ст. уже выделяли целую палитру новых,
предварительно непредвиденных проблем, глубинных качественных изменений, к которым общество
оказалось не подготовленным. Как считает Е. Сулима, «основными направлениями этих сдвигов есть
информационно-коммуникативная революция, которая создает объективные предпосылки как для
объединения человечества, его духовного и материального развития, так и для его разъединения,
манипулирования человеческим сознанием…» [11, с. 3].
Анализируя возникшую проблему, исследователи сделали вывод о формировании новых векторов
социальной философии, в основе которой заложены глубокие изменения, вызванные развитием, как теории
информации, так и ее технических средств. Возникла научная проблема ‒ исследовать и описать носителя
явления, тенденции его развития и влияние на общественную жизнь, понятными для индивидов и целых
социумов понятиями, которые не вызывают возражений. Как следствие этого, с 80-х годов предыдущего
столетия ученые предложили целую палитру теорий информационного общества. В основе большинства
предложенных концепций используется идея Тадао Умесао, впервые подавшего термин «информационное
общество» применительно к теории эволюции, основанной на превращении информации.
Государственно-правовое признание категорий нового информационного общества происходило в
несколько этапов с 90-х годов ХХ столетия и закрепилось в правовом поле развитых демократических
стран к концу предыдущего десятилетия. Начался научно-обоснованный поиск ответов на новые
непредвиденные вызовы, которые возникли перед человечеством. Оказалось, что информационное
состояние социумов, зачастую спонтанно изменяя социально-экономическую и духовную жизнь общества,
затрагивает сами истоки сосуществования социумов, ставит под сомнение традиционные ценности,
являющиеся фундаментальными составляющими его стабильности. Ответить на вопрос, что ждет социумы
в будущем и какими они станут – это понять, что надо делать. Трансформация всей палитры общественных
отношений становится проблемой будущего развития человечества. «Политически организованный,
структурированный народ трансформируется в наивысший уровень этнической иерархии…» [12, с.9].
На наш взгляд, исследовать проблему актуально с двух позиций. Во-первых, по факту достигнутого.
Во-вторых, по факту изменений фундаментальных составляющих структуры социумов в предыдущие
эпохи или столетия, присущие численно небольшим социальным образованиям. Второй путь будет более
продуктивен, ибо он позволяет вскрыть сущностные причины феномена трансформации, которые
происходили в структуре этнических групп очень часто (в силу исторических особенностей, как малая
численность, невозможность защитится, желание соседей ассимилировать и т. д.). Именно такой группой
выступает Галицкий социум, результаты исследования которого можно перенести на более количественные
социумы и сделать научно значимые обобщенные выводы.

169
 Литература

1. Горинь М. Відкритий лист // Український вісник. – 1988. – Вип. 11, 12. – С. 122-138 (архів автора – М.К., 333 с.).
2. Пасько І.Т., Пасько Я.І. Громадянське суспільство і національна ідея: Україна на тлі європейських процесів.
Компаративні нариси – Донецьк: Східний видавничий дім, 1999. – 184 с.
3. Кравець М.С., Алмонд Г., Липинський В. Про соціально-філософський зміст політичної культури // Вісник
львівського університету. Серія філософські науки. – 2016. – Вып.17. – С. 73-80.
4. Потульницький В.А. Теорія української політології. Курс лекцій. – Киев: Либідь, 1993. – 192с.
5. Липинский В. Листи до братів хліборобів. Книга Перша. – Київ – Філадельфія: Інститут східноєвропейських
досліджень Національної академії наук України, 1995. – 470 с.
6. Салтовський О.І. Концепції української державності в історії вітчизняної політичної думки (від витоків до
початку ХХ сторіччя) – Киев: ПАРАПАН, 2002. – 396с.
7. Кравец Н.С. Стратегия устойчивого развития информационного общества: философия безопасности // Strategia
supravieţuirii din perspectiva bioeticii, filosofiei şi medicinei./ Culegere de articole științifice cu participare
internațională. Vol. 4 (20). Red. responsabil d.h.în filos., prof. univ. Teodor N. Țîrdea. - Chişinău: CEP “Medicina”,
2014. – 298 р.
8. Рожко М.Ф. Міста, дерев᾽яне будівництво, наскельні та оборонні споруди Карпат IX – XIV ст. / Етногенез та
етнічна історія населення українських Карпат: у 4 т. – Т.1: Археологія та антропологія. – Львів : «Місіонер»,
1999. – С. 361-460.
9. Krawec M. Zagadnienia analizy metodologicznej kultury politycznej // Demokracja konflikt wykluczenie. Krytyczne
perspektywy wspoŁczesnej teorii społecznej i filozofii politycznej / pod redakcją Jakuba Nalicnowskiego, Mariusza
Turowskiego. Instytut filozofii uniwersytetu wrocławskiego. – Wrocław, 2008. – 218 s.
10. Кравець М.С. Інформаційне суспільство: засади соціально- філософського аналізу // Філософсько-антропологічні
студії 2008. – Киев: «Стилос». – Донецьк : ДНУ, 2008. – 528 с.
11. Суліма Є.М. Глобальний соціальний порядок постіндустріалізму – Монографія. – Вид. 2-е, доповн. – Киев: Ґенеза,
2004. – 336 с.
12. Павлюк С.П. Словник основних понять і термінів з теорії етнології – Львів: Інститут народознавства, 2008. – 256 с.

МИССИЯ ИНТЕЛЛЕКТУАЛА: НЕЙТРАЛЬНОСТЬ ИЛИ АНГАЖИРОВАННОСТЬ?

(К ИСТОРИИ ПРОБЛЕМЫ)

Рогожа М.М.
Доктор философских наук, профессор
Киевский национальный университет имени Тараса Шевченко, г. Киев, Украина

MISSION OF AN INTELLECTUAL: NEUTRALITY OR ENGAGEMENT?

(ON THE HISTORY OF THE PROBLEM)
Summary
The paper outlines two approaches to the origins of the phenomenon of intellectuals in European culture. The first one
represents the mission of an intellectual in dissemination of culture and education, the second one outlines socio-political
engagement of an intellectual. The only common grounds for figures of an intellectual in these approaches are educational and
cultural level and dissemination of ideas via media. Other dimensions of the mission differ, depending on neutrality or
engagement in socio-political life.

Сегодня в общественном дискурсе одним из живо обсуждаемых является вопрос о миссии

интеллектуалов. Эта тема не уходит с повестки уже более ста лет, но до сих пор не прояснены исходные
данные предмета обсуждения – истоки феномена интеллектуала, его ценностные основания, а поэтому
запутанными оказываются суждения о его миссии. Прояснить путаницу можно путем исследования
истоков и ценностных оснований миссии интеллектуала в западноевропейской культуре.
Огромный массив литературы по данной теме представлен в основном французскими авторами, что
зачастую вызывает ироничные замечания о сугубо французском характере данного явления. Ценностно
нейтральные суждения, однако, не обходят утверждение, что именно в работах французских
исследователей это явление получает наиболее детальный разбор. Более того, его истоки также неразрывно
связаны с французской культурой. Поэтому, прежде всего, нужно отметить, что интеллектуалы – это
общеевропейский феномен, но его истоки и традиция осмысления неразрывно связаны с Францией. Редкие
исключения только подтверждают эту общую тенденцию.
Дезориентируют и разные датировки появления фигуры интеллектуала в культурном ландшафте Европы.
Так, Ж. Ле Гофф усматривал истоки этого явления в мире средневековой культуры. В работе «Интеллектуалы в

170
Средние века» он указывал, что среди множества определений – люди науки, ученые, клирики, мыслители –
термином «интеллектуал» в средневековом мире охватывался определенный круг людей: школьные учителя,
мэтры. С ХІІ в. термин был распространен в городских школах, а с ХІІІ в. перекинулся в университеты. «Так
именуют тех, чьим ремеслом были мышление и преподавание своих мыслей» [3, с.4]. Миссия интеллектуала
постепенно расширяется и изменяется: из замкнутого на накопление книг и знаний интеллектуала Раннего
Средневековья он превращался в ориентированного на распространение знаний среди учеников в школе и
университете учителя и мэтра Высокого и Позднего Средневековья. Ле Гофф показал великое противостояние
университетских мэтров-ремесленников, которые взимали плату с учеников и жили с этого, и интеллектуалов-
клириков, которые получали доход с бенефиция, а в университете преподавали по призванию или пастырской
обязанности. Победа клириков в борьбе за первенство в университетах как очагах культуры и образованности к
концу Средневековья определила ценности высокого служения, призванности, подвижничества, избранности
миссии интеллектуала.
Установки интеллектуала на служение отмечал и российский исследователь Г. С. Батыгин: первыми
профессионалами в европейской культуре были юристы, медики, лица духовного звания – интеллектуалы,
чья деятельность прямо связана с миром университета. «Первоначальный смысл слова “профессия”
заключается в открытом заявлении о принятии монашеского обета. Профессия начинается, таким образом, с
ритуала, сценарий которого напоминает уход от мира в жизнь бесконечную… Профессионалы … не
работают, а служат: они отдали себя делу и ничего не просят взамен» [1, с. 6]. Дух подвижничества и
высокого служения, ориентированность на вневременные и неутилитарные ценности стали основой системы
ценностных координат интеллектуалов, деятельность которых концентрировалась вокруг университета.
В XVII в. происходило дистанцирование светской образованности от религиозной, ориентированной
на университет. Писатели, мыслители, оставившие сферы абстрактного теоретизирования и
освободившиеся от подчиненности авторитетам традиции и веры, назвали себя просветителями. Они
«популяризировали новые открытия, концепции и теории» и «неожиданно открыли, что на самом деле они
могли осуществить практическое влияние в реальном мире – на идеи, в первую очередь, но через идеи
также и на образование, политику, религию и культуру вообще» [7, с.10].
Французские просветители были первыми европейскими интеллектуалами, которые «спровоцировали
дискуссии по вопросам образования, моральных понятий, искусств, экономической политики и
администрирования» [7, с.10]. Это высказывание принадлежит французскому историку Буро-Деланду, который
уже в 1737 г. определил, таким образом, деятельность современных ему писателей. Дальнейший исторический
опыт Франции в XVIII в. свидетельствует, что просветители оказались более эффективными в решении
проблем образования, морали и искусств, чем в вопросах экономической политики и администрирования. Это
связано, в первую очередь, с тем, что во Франции гражданская сфера была преимущественно сферой культуры
из-за ограничений, которые налагала абсолютная монархия на возможности граждан влиять на решение
проблем в общественно-политической жизни. Публичная сфера была пропитана критической настроенностью
по отношению к событиям культурной жизни, и, по крайней мере, до революции 1789 г. публика не имела
возможности реально влиять на принятие политических решений. Именно эта ограниченность просветителей
определила концентрированность их внимания на культурно-просветительской деятельности.
Другой угол зрения на истоки феномена интеллектуала задается резонансным событием во Франции
конца ХІХ в. – делом Дрейфуса. Здесь следует вкратце очертить это резонансное дело для понимания
соответствующего социально-политического контекста. Дело Дрейфуса – судебный процесс и дальнейший
громкий скандал в деле о шпионаже в пользу Германии французского офицера, еврея А. Дрейфуса,
разжалованного военным судом и приговоренного к пожизненному заключению. В 1890 г. во Франции
была опубликована коллективная петиция художников, университетских профессоров и студентов,
литераторов и журналистов, в которой выдвигалось требование пересмотреть приговор по делу Дрейфуса.
Петиция была издана под названием «Протест». А вскоре один из противников Дрейфуса, антидрейфусар
М. Баррес, написал статью, в которой назвал петицию «протестом интеллектуалов». Название имело
отчетливо уничижительный акцент, поскольку Баррес упоминал людей, «требующих таких вещей, которые
отвергаются огромным большинством французов» [4, с.294].
Первоначальное пренебрежение к подписантам петиции исчезало по мере развертывания скандала и
выяснения не только невиновности Дрейфуса, но и, что важно для демократического общества, –
коллективной силы подписантов: «Они выступают как держатели некоей социальной власти лишь тогда,
когда они собраны в группу, когда они объединяются в некоем коллективном действии» [4, с.295].
Современный французский историк Ш. Кристоф указывает, что задним числом интеллектуалами можно
назвать тех выдающихся деятелей культуры прошлого, которые выступали публично с принципиально
важными заявлениями. Но их выступления, во-первых, практически никогда не выходили на проблемы
политики, а, во-вторых, не опирались на публичную поддержку «коллег по цеху» – деятели науки и

171
искусства прошлого были самодостаточными, каждый из них мог свидетельствовать от себя лично. Дело
Дрейфуса стало Рубиконом, за которым художник, профессор, литератор выступили уже не просто от
своего имени, а позиционировали себя частью общности интеллектуалов-единомышленников, определяли
свою коллективную позицию, и что принципиально, делали это в политических дискуссиях. «Своей
протестной активностью интеллектуалы подразумевают, что существующая демократия полна
недостатков, дефицитов, пробелов и что задача исправления этих недостатков ложится на наиболее
просвещенных граждан – т.е. на интеллектуалов» [4, с.296].
В тот момент, когда антидрейфусары взяли себе на вооружение инструменты публичной дискуссии
дрейфусаров, термин «интеллектуалы» из пренебрежительного стал ценностно нейтральным. С его
помощью стали определять «категорию граждан, которые могут придерживаться противоположных
мнений, но которые одинаково считают, что они призваны к участию в публичных дискуссиях – хотя и
ради отстаивания расходящихся идеалов» [4, с.297]. Таким образом, интеллектуал – деятель науки и
искусства, профессионал – фигура традиционная для европейской культуры, в конце ХІХ в. заявил о себе в
политической плоскости, расширив традиционную общественно значимую миссию.
Разброс во времени почти в 800 лет между двумя датами, связанными с появлением фигуры
интеллектуала, – не только временнáя пропасть, он показывает две сферы деятельности – культурно-
просветительскую и социально-политическую, – в которую включены интеллектуалы. В современном
западноевропейском социокультурном пространстве эта тенденция сохраняется – интеллектуалы заняты в
какой-либо, но всего лишь в одной из этих сфер. В соответствии с этими сферами определяется и их
миссия. Вопрос о миссии – сравнительно недавний в европейском дискурсе. Он ставится другими авторами
и в иной системе координат, поэтому, на первый взгляд, мало связан с обсуждением истоков явления.
Так, еще в 1926 г. французский мыслитель Ж. Бенда, вопреки социально-политическим достижениям
по делу Дрейфуса и, как говорят сегодня историки, словно предвидя поддержку интеллектуалами
тоталитарных режимов, опубликовал работу «Предательство интеллектуалов», в которой убедительно
проводил идею вневременного характера деятельности интеллектуалов. Среди прочего, вневременность
означала ориентированность на служение разуму и высшим, вечным духовным ценностям, неподвластным
«духу времени», а значит и превратностям политических процессов современности. Интеллектуалы –
поэты, прозаики, драматурги, ученые, философы, – те, «кто не преследует практических целей и, находя
отраду в занятиях искусством, или наукой, или метафизическими изысканиями – словом, в обладании
благом не временным, как бы говорит: “Царство мое не от мира сего”» [2, с. 110]. По убеждению Бенда,
современные интеллектуалы предали свое высокое предназначение, погрузились в изменчивость текущего
момента с его политическими страстями, увлеченностью партийной, религиозной, политической
проблематикой. Настоящий же интеллектуал пребывает в творческом процессе в такой мере, что
становится нечувствительным к социально-политическим потрясениям. Бенда приводил в пример Гете,
который был полностью равнодушен к событиям 1789 г., не следил за новостями, не читал газет – вместо
этого он посвящал все свои силы гуманитарным исследованиям, познанию человека.
В таком же нейтралистском ключе в обсуждение миссии интеллектуала включился выдающийся
немецкий писатель и общественный деятель Т. Манн. Говоря об интеллектуале, он имел в виду, прежде всего
«художника в образе поэта, литератора» именно потому, что он «служит слову, [и это] неразрывно связано с
несколько оппозиционным его положением по отношению к действительности, к жизни, к обществу» [5, с.479].
Манн подчеркивал оппозиционность интеллектуала текущей повседневности. Более того, созерцание величия
искусства задает масштаб той скромной роли, которую сам художник играет в нем. Поэтому он от природы
скромен и не решается морализировать, тем более на общественно-политическую проблематику, на темы
текучей повседневности. Понимая силу социально-критической функции прозы (романа как ведущего жанра
литературного искусства), Манн отмечал, что «в политическом морализировании художника всегда есть нечто
комическое, что пропагандирование гуманистических идей почти всегда граничит (и не только граничит) для
него с пошлостью» [5, с.485]. Понимание художником опасности неосторожно и необратимо погрузнуть в
повседневности подталкивало Манна четко определить роль, которую его произведения играют в обществе,
ведь «хорошо известно, что не моральное, а эстетическое начало лежит в основе натуры художника, что
главный его творческий импульс – это стремление к игре, а не к добродетели, и что если даже в наивности
своей он осмеливается играть проблемами и антиномиями морали, то игра эта носит лишь словесно-логический
характер» [5, с.473]. Для Манна очевидно, что интеллектуал (художник), выступающий в роли критика
общества, идет по пути морализаторства, разменивается на мелочи, теряет адекватность самовосприятия в
общественно-политических обстоятельствах.
Фактически, Ж. Бенда и Т. Манн отстаивали традиционную культурно-просветительскую миссию
интеллектуала, ориентированного на вневременные ценности и высокое служение Истине, Добру, Красоте,
занявшего нейтралистскую позицию по отношению к социально-политическим проблемам. Однако такая

172
позиция оказалась маргинальной в свете перипетий ХХ в., когда ангажированность более всего стала
отвечать духу времени.
В работе «Что такое литература?» (1947 г.) французский писатель и общественный деятель Ж. П.
Сартр обосновал тезис об ангажированности интеллектуала. Ангажированность – это включенность в
общественную жизнь. Сартр, как и Манн, считал, что владение словом ставит писателя выше других
интеллектуалов, дает ему исключительную роль влиять на общество. Поэт, художник, музыкант не
имеют в своем арсенале инструментов влияния на публику такой силы, которую дает писателю проза,
смысловое единство которой – это действие и побуждение к действию других людей. Поэтому, по
Сартру, поэты и художники не обязательно должны быть ангажированными, а писатели – обязаны.
Однако если сила слова принудила Манна ставить художника в оппозицию к действительности, то
Сартр погрузил его в эпицентр социально-политических событий: «Я назвал бы того писателя
ангажированным, который старается как можно глубже и полнее понять, что находится в одной лодке
с другими людьми» [6, с.68]. Ангажированный интеллектуал поступает словом, играет четкую
социально значимую роль, служит интересам общества.
Своим манифестом ангажированности интеллектуала (художника) Сартр фактически
перечеркнул идею служения вневременным ценностям, уничтожил ценность идеи чистого
искусства. По Сартру, современность не может позволить себе искусства для искусства. Такая
установка – не более чем «эстетский пуризм» и «только блестящий защитный ход буржуа
прошлого [ХІХ] века» [6, с.25].
Таким образом, две даты в европейском культурно-историческом времени – возникновение
университетов в ХІ в. и дело Дрейфуса в ХІХ в. – определяют появление интеллектуалов как особой
группы образованных людей. Писатели и художники, преподаватели и студенты, называвшие себя
интеллектуалами в этих различных исходных исторических контекстах, имели общие ценностные
основания, такие как образованность (профессионализм) и навыки обращаться к публике при помощи
наличных медиа. Но они различались миссией, которой следовали. Интеллектуалы, появление которых
связано со становлением европейских университетов, видели свою миссию в высоком служении
вневременным ценностям, культурно-просветительской деятельности. Интеллектуалы, возникшие в
культурном ландшафте Европы в связи с делом Дрейфуса, изначально были ангажированы, ориентированы
на социально-политическую деятельность. Дистанцированность от общественно-политических проблем
или ангажированность определялись самоидентификацией интеллектуала в рамках той или иной традиции.
В катаклизмах ХХ в. деятели науки и искусства становились свидетелями, а зачастую и участниками
событий, поэтому их самоопределение протекало не в чистых условиях мыслительного эксперимента, а в
самой гуще исторических перипетий.

Литература

1. Батыгин Г. С. Профессионалы в расколдованном мире // Этика успеха: Вестник исследователей, консультантов и

ЛПР. - 1994. - Вып. 3. - С. 6-11.
2. Бенда Ж. Предательство интеллектуалов. – Москва: ИРИСЭН, Мысль, Социум, 2009. – 310 с.
3. Гофф Ж. Ле. Интеллектуалы в Средние века. – СПб.: Изд-во СПбУ, 2003. – 160с.
4. Кристоф Ш. Интеллектуалы во Франции: Вторая половина XIX века. – Москва: Новое издательство, 2005. – 328 с.
5. Манн Т. Художник и общество // Собрание починений. Т.10. - Москва: Гослитиздат, 1961. – 696 с.
6. Сартр Ж. П. Что такое литература? // Что такое литература? Слова. – Мн.: ООО «Попурри», 1999. – 448 с.
7. Israel J. I. Radical Enlightenment: Philosophy and the Making of Modernity. 1650-1750. – Oxford: Oxford University
Press, 2001. – 810 p.

173
 ФИЛОСОФСКО-АНТРОПОЛОГИЧЕСКИЙ КОНТЕКСТ БЕЗОПАСНОСТИ
СОВРЕМЕННОЙ УКРАИНСКОЙ ВЫСШЕЙ ШКОЛЫ

Романюк О.В.
Преподаватель кафедры философии и социологии
Национальный медицинский университет имени А.А. Богомольца, г. Киев, Украина

PHILOSOPHIC-ANTHROPOLOGICAL SECURITY CONTEXT OF CONTEMPORARY UKRAINIAN

HIGHER SCHOOL
Summary
Research is devoted to the explication of the philosophic-anthropological security context of modern higher school.
The author claims that the security of Ukrainian higher school now being implemented in the framework of such philosophical
and anthropological approaches: analytical, critic-rationalist, neobehavioral, neopragmatical, constructivist, emancipatory,
dialogical, existential-hermeneutic, humanistic, postmodern, tautological.

Актуальность темы. Безопасность современной цивилизации в огромной степени зависит от уровня

интеллектуального, эмоционального, духовного развития людей, т.е. от их образованности. С момента
обретения Украиной независимости в системе высшего образования стали происходить трансформа-
ционные процессы, ориентированные на улучшение качества, оптимизацию учебно-воспитательных
процессов, внедрение и укоренение европейских стандартов. Изменения происходят настолько быстро и
так часто, что возникает закономерный вопрос о безопасности обновленной высшей школы как для непос-
редственного производителя духовных благ (управленческого аппарата, профессорско-преподавательских
кадров), так и для потребителя (студентов, их инвесторов, рынка труда). В свете изложенного тема нашего
исследования представляется актуальной, цель которой экспликация философско-антропологического
контекста безопасности современной высшей школы.
Среди учёных безопасности высшей школы посвящали свои роботы: И. Бабин, М. Згуровский, О.
Коваленко, Ю. Рашкевичь, М. Степко, Т. Фиников (позитивные и нежелательные последствия евроинтег-
рации украинского высшего образования); О. Андреева, В. Гирняк, Н. Козьмук, В. Лазарев, И. Лошенюк, О.
Лукъянская, М. Подзигун (экономическая безопасность высшего образования в Украине и вузов); В.
Барановский, И. Васильева, В. Кремень, М. Михальченко, Н. Скотная (разные аспекты духовной
безопасности в высшем образовании); Г. Дмитренко, К. Корсак, В. Луговой, И. Мусиенко, С. Пролеева
(безопасность реализации национальных образовательных интересов) и др.
И так, научная дискуссия по проблеме безопасности системы высшего образования довольна широка
тематически. В тоже время философско-антропологический контекст безопасности современной украин-
ской высшей школы остался вне поля зрения активных научных разведок учёных.
В своём исследовании под безопасностью мы будем понимать отсутствие факторов угрожающих жизни
или благосостоянию человека. Рефлексия на тему безопасности системы высшей школы обязывает
исследователя разграничить её виды: безопасность самой высшей школы, безопасность в ней и безопасность
того, что она даёт как производитель, делающий вклад в национальный доход и богатство общества (знания).
На наш взгляд, современная высшая школа Украины нуждается в безопасности от тотальной
глобализации в сфере образования, абсолютизации необходимости влияния рыночных отношений на
образование, нелепых реформ и инноваций, терроризма, случаев халатности, разворовывания и разорения,
деструктивного PR, лавирования между локальным региональным национальным/этническим и
общеукраинским, общеукраинским и европейским\мировым.
Безопасность человека в системе высшей школы можем связать с: изменением образовательных
парадигм; соответствием настоящему и необходимостью предугадывания будущего; единичными случаями
деструкции целепологания управленцев, профессорско-преподавательского состава и студентов (эмоциональ-
ное выгорание, разгильдяйство, нисходящая социальная мобильность); произвола управленцев; амортизацией
строений, коммуникаций и технического обеспечения; техникой безопасности; гигиеной труда и обучения и т.д.
Безопасность того, что дает людям система высшей школы зависит от установленных стандартов
всех аспектов её жизнедеятельности и контроля их выполнения: специализаций; программ; качества,
методов услуг и их мониторинга; революционностью, радикальностью и прогрессивностью знаний,
умений, навыков, которые она предлагает; кадрового обеспечения; внедрения новейших технологий;
аксиологических доминант трансформаций и др.
Экстраполируя принцип пролиферации, предложенный П. Фейерабендом [4, c.166-179], на предмет
нашего исследования пространство безопасности украинской системы высшего образования можно
рассматривать как ризоморфную структуру, в которой пересекаются, противоречат, взаимодействуют

174
подходы, направления достижения безопасности, а их множество и разнообразие стимулируют научное
познание. В след за ученым, но уже в нашем предметном поле, мы можем выделить такие подходы к
безопасности системы высшего образования в границах философско-антропологического контекста как: (1)
аналитический (как результат безопасность системы высшего образования детерминируется автономией
человека, избирательностью и верификацией содержания его образования); (2) критико-
рационалистический (безопасность как самой высшей школы и нахождения в ней, так и безопасность того,
что она даёт обществу зависит от уровня развития «проверяющего разума» у молодого поколения); (3)
необихевиористический (благодаря позитивной мотивацией построение послушного человека, не
способного нарушить законы безопасности, например, как писал Ф. Достоевский, «мы даже и человеками-
то быть тяготимся, - человеками с настоящим, собственным телом и кровью, стыдимся этого, за позор
считаем и норовим быть какими-то небывалыми общечеловеками» [2, с.23]); (4) неопрагматичный
(безопасность системы высшего образования достигается путём самоутверждения личности, усиления её
индивидуализма, т.е. человек своим собственным желанием, действием и свободным выбором достигает
таких уровней безопасности, каких постарается достичь); (5) конструктивистский (наличие у каждого
человека личной интерпретации безопасности высшего образования предполагает ёё конструирование на
основе собственных ценностных прерогатив); (6) эмансипаторский (для достижения безопасности
необходимо учитывать процессы глобализации, индустриализации/аграрнизации, влияние политики и
экономики на украинскую систему высшего образования и самого человека); (7) диалогический
(безопасность в принципе, и высшего образования в частности, достигаются путём межличностного
диалога); (8) экзистенциально-герменевтический (человек рассматривается как духовная личность, где
духовность и есть основой смыслов и целей безопасности, в том числе и системы высшего образования);
(9) гуманистический (исходя из того, что суть человека в человечности при достижении безопасности
акцентируется внимание на гуманизации всех аспектов высшего образования от внедрения «практик
человечности» [3, с.92-101] до информационной содержательной составляющей); (10) постмодернистский
(безопасность достигается путём плюрализма новых практик и форм производства/декларирования знаний,
акцентуацией на субъект-субъектных отношениях); (11) тоталлогический (В. Кизима «человек
основательнее познаёт и усваивает мир и самого себя, причем не отдельно себя и отдельно мир, а прежде
всего разные формы и этапы своего онтико-онтологического единения, что открывает ему неслыханные
перспективы и возможности гармонизации своей жизни…» [1, с.120]).
В центре реализации очерченных подходов философско-антропологического контекста безопасности
современной системы высшего образования стоит человек. И не просто человек, а достойный уровень и
качество его духовного развития, духовной жизни, высокие моральные качества, активная гражданская
позиция. Следовательно, существует неписаный/незадокументированный «социальный заказ» на духовного
человека, способного комуникатировать со всеми народностями, этносами, национальностями, проживающими
на территории Украины и интегрировавшимися в общеукраинский безопасный образ жизни. Духовно богатые
отдельные люди, социальные группы, сообщества направляют усилия не на ослабление, а на усиление
безопасности, как в целом, так и системы высшей школы. Этот процесс строится на основе солидарности,
плюрализма и толерантности к многогранности и многослойности их культурных традиций.
Некоторые исследователи (Л. Заграй, В. Рубан, Л. Чуприй и др.) считают, что Украине необходима
мировоззренческая трансформация в сторону отказа от материалистической парадигмы, зародившейся ещё
в 18 ст. и так крепко укоренившейся на постсоветском пространстве. Материализм является базовой
концепцией не только человека, но и системы образования, и стратегии безопасности. Но чем больше
человечество пытается обеспечить безопасность материальными ресурсами, тем большую лавину
опасностей встречает. Сегодня радикальная трансформация мировоззрения должна происходить в сторону
«духовной парадигмы нового времени» (включает взаимодействие культурных традиций, научных
инноваций, религиозного опыта и др.). При этом трансформационные процессы духовного роста должны
происходить на всех уровнях – и отдельной личности, и межличностных отношений, и малых/больших
социальных групп, и переформатирования всей иерархии в государстве.
Конечно, мы помним пирамиду потребностей Маслоу и понимаем, что человек должен сначала
удовлетворить базовые (покушать, отдохнуть …) и уже потом потребности самоусовершенствования, в том
числе и духовного. К сожалению, в современной Украине огромное количество людей не просто обнищали
в результате несоответствия оплаты труда и уровня цен на жизнь, а и лишились крова вследствие
агрессивной недобрососедской политики соседей. Задумываются ли украинцы, работающие на нескольких
работах по 24 часа в сутки о своём духовном росте или о безопасности системы высшей школы, если при
этом не имеют возможности оплатить коммунальные услуги, питание, проезд в транспорте, образование
детей, оздоровление, отдых семьи, т.е. условия для выживания? Ответ очевиден. Куда более важен другой

175
вопрос: на кого должна быть ориентирована безопасность системы высшей школы? Мир принадлежит
богатым и успешным. Как гласит поговорка: «сытый голодному не товарищ».
На наш взгляд, именно в этой плоскости лежит проблема невозможности достижения безопасности в
принципе и системы высшего образования в частности. Опыт показывает лишь временное и локальное
«пожаротушение». Пока комфортно живущее меньшинство не примет как должное необходимость
установленного стандарта комфорта для выживающего большинства (перехода большинства в статус
существования или ещё лучше жизни) безопасность в мире недостижима. Поскольку люди, получившие
высшее образование, так или иначе, относятся к элите или, по крайней мере, к меньшинству, постольку есть
возможность целенаправленно «сеять» в их сознание и подсознание идеи гуманизма, равенства, свободного
выбора, справедливости и др. Давно известные прописные истины должны были бы и давно сработать.
На наш взгляд, эти прописные истины в Украине не сработали до сих пор и не сработают в будущем из-за
распределения в системе высшего образования кредитов на циклы наук в пользу профессиональных и
пренебрежение социально-гуманитарными науками (одна из причин). Например, в США объём социально-
гуманитарных дисциплин в профессиональном образовании может составлять 40%, т.е. человек успевает
усвоить все теории, концепции, идеи поведенческого и ценностного содержания и как результат стать
гуманным человеком. В то время как, например, в украинских медицинских университетах социально-
гуманитарная составляющая не превышает 15%-го порога или и того меньше. Возможно ли в таких условиях
обеспечить реализацию «социального заказа» на духовного человека и заказа на безопасность системы высшего
образования за счет поднятия общего уровня духовности? Сегодня эта проблема отчасти решается путём
альтруистического энтузиазма гуманитариев. Так, например, увеличение духовного уровня современных
студентов медицинских высших учебных заведений происходит за счет огромной работы преподавателей
социально-гуманитарных дисциплин по изменению представлений студентов о системе образования,
профессиональной подготовке, их качестве. Плодотворно используется межпредметный подход в системе
координат гуманитарное/профессиональное медицинское знание, активное обогащение профессионального
понятийного аппарата будущих медиков гуманитарными терминами, в образовательном и воспитательном
процессе активно используются новейшие технологии. Эта борьба гуманитариев за безопасность в принципе и
системы высшего образования, в том числе путём поднятия уровня духовности своих подопечных, происходит
в условиях уменьшения аудиторного времени, сокращения дисциплин, которые призваны формировать
духовность, мизерной заработной платы и других сложностей.
Таким образом, безопасность украинской системы высшего образования в философско-антропологи-
ческом контексте очерчивается рядом подходов, в центре которых стоит человек, его усилия по достижению
высокого уровня духовности, активных действий направленных на безопасность как самой системы высшего
образования, безопасность в ней человека, так и безопасность тех услуг, которые она предлагает.

Литература

1. Кизима В. Образование как сизигический процесс // Наукові і освітянські методології та практики. – Киев,
2004. – Вип. 2. – С. 117-163.
2. Достоевский Ф. Записки из подполья. – Москва: «Правда», 1985. – 26 с.
3. Суворов А.В. К теории и практики взаимной человечности // Вопросы психологии внимания. – № 16. –
Саратов, 1999. – С. 92–101
4. Фейерабенд П. Избранные труды по методологии науки / Пер. с англ. и нем. А. Л. Никифорова; общ. ред. и вступ.
ст. И. С. Нарского. — Москва: Прогресс, 1986. – 542 с.

176
 НА ПУТИ К ГЛОБАЛЬНОЙ РЕВОЛЮЦИИ В НАУКЕ

Урсул А.Д.
Доктор философских наук, академик АН Республики Молдова, з.д.н. РФ
Московский государственный университет им. М.В. Ломоносова, г. Москва, Россия
Урсул Т.А.
Доктор философских наук
Национальный исследовательский технологический университет «МИСиС», г. Москва, Россия

TOWARDS GLOBAL REVOLUTION IN SCIENCE

Summary
Science is the new global revolution, which in its content is significantly different from all previous. The awareness of
the importance of globalization, global problems and other planetary phenomena and the understanding of the prospects for
further deployment of global activities has become an important area of scientific research and new stage in the development
of modern science.

Появление и развитие глобалистики и других форм глобальных исследований и сфер образования

оказалось неизбежным научным ответом на глобальные вызовы XX и начала XXI века. Осознание важной
роли глобализации, глобальных проблем и других общепланетарных старых и новых феноменов и
понимание перспектив дальнейшего развертывания совокупной глобальной деятельности стало важной
областью научного поиска и новым направлением развития современного образования. Глобальная
проблематика уже выдвигается в лидеры научно-образовательного процесса и становится одним из
оснований современной научной картины мира и мировоззрения. Происходит отчетливо выраженный и
интенсивный процесс глобализации науки и образования, идут глобально-революционные трансформации
и в других сферах деятельности[1, с.150-247].
В современном мире наука оказалась в процессе развёртывания глобальной революции, которая по
своей значимости несопоставима ни с одной из предыдущих, поскольку она будет развёртываться как бы в
«другом глобальном измерении». Но это измерение действительно оказывается настоящим глобальным
измерением, поскольку термин «глобальный» здесь используется как в содержательном, так и в
пространственно-географическом смыслах. Поэтому мы остерегаемся эту революцию в науке считать
очередной, как и предыдущие, которые тоже именовались глобальными, но в несколько ином смысле.
Периоды развития науки, когда существенно меняются научные представления, оценки,
несовместимые со старыми, появляются новые подходы, методы, материальные возможности и средства
научного исследования, считаются научными революциями. До сих пор выделялись в основном четыре
следующие друг за другом глобальных революции в науке: становление классического естествознания,
формирование дисциплинарной организации науки, появление неклассического естествознания и, наконец,
– постнеклассической науки. Здесь значение термина «глобальное» чисто содержательное, в том смысле,
что оно распространяется, пусть и не сразу, а постепенно, но на всю науку в целом. Подробные
характеристики этих глобальных революций уже достаточно подробно описаны в учебных пособиях по
философии науки, причем зачастую в научных революциях видят смену парадигм, системных ха-
рактеристик науки, стратегий научно-исследовательской деятельности и способов ее осуществления.
Научные революции в этом смысле акцентировали внимание на бифуркационных трансформациях в
движении знания и «внутренней» логике развития науки. Причём в темпоральном ракурсе один этап сменял
другой, т.е. шла линейная смена этих этапов. Эпитет «глобальная» при термине «революция» здесь отражал
качественно-содержательные характеристики только самой науки соответствующего периода, а не исследуемых
ею глобальных процессов в общепланетарном и общецивилизационном значении, которое мы здесь
используем. Поэтому здесь понятие «глобальная революция в науке» имеет иной смысл, сравнимый в какой-то
степени с более ранним процессом космических трансформаций в науке, вызванных появлением практической
космонавтики и последующей космизацией науки в связи с освоением внеземных пространств. Космическая
революция в науке тем самым предшествовала глобальной революции, хотя и тесно с ней связана [2, с.37].
Со второй половины прошлого века и начала нынешнего линейно-темпоральное «революционное
движение» науки если не прекращается, то уступает место появлению некоторому «мультиреволюционному
взрыву». Его суть заключается в появлении почти в один и тот же исторический период не одной «очередной»
научной революции, а целого их «куста», которые постепенно объединяются в некое системное целое, которое
можно именовать «ноосферной революцией в науке». К уже упомянутой космической революции в науке
добавляется глобальная революция, информационная революция, экологическая революция, темпоральная
революция и ряд других, которые создают научную основу будущего ноосферогенеза.

177
 Уместно обратить внимание, что упомянутые выше революционные изменения науки, кроме роста
технического могущества, так или иначе, содействовали и углублению глобального экологического
кризиса. Близится новая «точка бифуркации» на пути революционных изменений науки, которая либо
погибнет вместе с человечеством, либо вместе с ним вступит в новую эру, выбрав новые цели и ценности
своего развития. Речь идет о глобальной и в перспективе дальнейшей эволюции – ноосферной революции в
науке, которая начинается с ее кардинальной глобализации и ориентации на исследование необходимости и
возможности перехода к устойчивому развитию и последующему ноосферогенезу.
Глубинная причина усиления интереса к глобальному знанию и соответствующему ему образованию
заключается в необходимости изменения течения глобальных проблем и процессов (особенно, глобализации), в
которых нарастают негативные тенденции и последствия. Именно потому, что антропогенный кризис стал
глобальным и угрозы существованию человечества обрели общепланетарный характер и масштаб (что,
например, наиболее наглядно демонстрирует экологическая проблема), уже невозможно выйти из кризиса без
широкого использования опережающих механизмов и факторов (одним из главных из них является процесс
футуризации и становление опережающего образования). Ведь если разразится глобально-экологическая либо
иная общепланетарная катастрофа, то устранять ее последствия будет просто некому.
Появившаяся во второй половине XX века глобалистика, независимо от узкого либо широкого
определения ее предмета, представляет собой лишь часть более широкого научного направления – глобальных
исследований и общего процесса глобализации науки, обретающего революционный характер и масштабы.
Между тем начало становления глобального направления науки, независимо от конкретного его
наименования, следует датировать не с возникновения глобалистики со второй половины прошлого века, а
с первой его половины, даже с начала ушедшего столетия. Именно в этот исторический период, еще в 1902-
1903 годах, но особенно в 30-ых годах того же века, стал изучаться ряд глобальных процессов в работах и
даже читаться в лекциях В.И. Вернадского, бывшего тогда заведующим кафедрой минералогии и
профессором Московского университета. Именно В.И. Вернадский стоял у истоков не только глобального
мировоззрения и мышления, но и оказался основоположником глобальных исследований. Многие его идеи
и исследования были ориентированы в общепланетарном направлении [3, с.56-77]. Московский
университет более одиннадцати лет тому назад создал не только факультет глобальных процессов по
инициативе его ректора академика В.Н. Садовничего, но и оказался «колыбелью» грядущей глобальной
ориентации науки в трудах В.И. Вернадского.
Вместе с тем – это начало становления того общепланетарного феномена, который потом получил
наименование глобального образования. Этот тип образования начал свой путь с лекций ученого в Московском
университете. Лишь в 1970 годы в США появились первые педагогические концепции глобального образования
[4, с.36-54]. Именно с научно-образовательного творчества В.И. Вернадского, начало формироваться глобальное
направление образования, которое включает в себя как глобализацию образования, так и становление глобального
образования. Но его интенсивное развитие стало возможным лишь в текущем столетии.
В мировой науке в целом именно В.И. Вернадский заложил основы исследований глобальных
процессов и поэтому его с полным правом можно считать основоположником глобального направления в
науке, независимо от дальнейшего более конкретных наименований (глобалистики, глобальных
исследований и т.п.). Речь идет о глобальном направлении в науке, которое включает в себя всю гамму уже
существующих дисциплинарных, меж- итрансдисциплинарных исследований по глобальным процессам и
системам. Считать же, допустим, что ученый заложил основы только глобалистики, или другого
направления глобальной науки было бы слишком узко, поэтому имеет смысл ставить вопрос о приоритете
его научных интересов в значительно более широком «глобальном формате».
Иногда в литературе встречается мнение, что глобальное направление науки связано в основном с
деятельностью Римского клуба [5, с.55]. Причём осознание опасностей со стороны глобальных проблем,
особенно после первых докладов Римского клуба, вызвали к жизни употребление термина «глобалистика».
Римский клуб, несомненно, сыграл огромную роль в становлении глобальных исследований, повернув сознание
значительного числа ученых и общественности в глобальном и антикризисном направлении, но даже в Европе
это не было первой «глобальной формой» исследования. Такую роль своеобразного «транснационального
актора» в 50-х годах прошлого века после В.И. Вернадского и в какой-то мере одновременно с К. Ясперсом
сыграли мондиалисты, деятельность которых, в том числе и научная, пока ещё мало изучена.
Мондиализм представляет собой идеологию и движение, ставящее целью переход от нынешнего
многообразия форм существования народонаселения планеты к единому целостному глобальному миру.
Как идеология мондиализм (в отличие от его евроатлантической версии) представляет собой в основном
сумму идей, направленных на мирное решение глобальных проблем, установление институтов и принятие
норм, общих для всех людей планеты. Движение мондиализма в стремлении к объединению мира

178
переносит принципы феномена государственности на все мировое сообщество, конструируя планетарный
мир разума во главе с общим всемирным правительством.
Важно отличать понятия глобализации знаний и глобального знания, как и понятия «глобализация
образования» и «глобальное образование», которые иногда отождествляют. Глобализация науки в принципе
имеет интегративный характер, предполагает появление планетарной целостности, взаимодействия и
объединения различных национально-государственных и региональных систем научных исследований в
будущую единую мировую систему науки. Одновременно в науке происходят качественно-содержательные
трансформации, предметное поле которых в основном «наполняется» глобальным знанием и мировоззрением, а
также иным содержанием, появляющимся в результате развития глобалистики и глобальных исследований. Эти
новые интеграционные процессы и мегатренды науки важно осознать и исследовать, поскольку они будут
играть существенную роль в ближайшие десятилетия и тем более в отдаленной перспективе.
Ясно, что понятия «глобальные исследования», «глобалистика» и другие происходят от термина
«глобальный», который в определённой степени формирует междисциплинарно-интеграционную ориентацию
глобального направления науки. Причем важно отметить, что существуют различные трактовки понятия
«глобальный». Причем, как выяснилось в ходе развития науки, смысл понятия «глобальный» («глобальность»)
может существенно меняться в зависимости от типа научных исследований. В настоящее время, кроме
планетарного и «вселенского»,выделены и другие значения термина «глобальный». Однако в глобалистике
используется то значение, которое принято в глобалистике и связанное с нею другими глобальными
исследованиями, т.е. в общепланетарном смысле. В значительной степени под влиянием исследований глобаль-
ных процессов многие научные дисциплины и направления уже начинают обретать свое глобальное измерение.
Эта тенденция, прежде всего, проявляется в изучении глобальных характеристик и свойств, которые
в «доглобализационный период» отсутствовали либо еще не осознавались. В результате разного рода
направлений глобальных исследований происходит как глобализация науки, так и генерируется особая
форма междисциплинарно-общенаучного знания, которую имеет смысл именовать глобальным знанием,
т.е. знанием, отображающим все глобальные процессы и системы, существующие и развивающиеся на
планете Земля в контексте их общепланетарной целостности и эволюционной значимости.
Междисциплинарно-интегративное направление современной науки, изучающее закономерности
глобальных процессов и глобального развития во всей их совокупности и взаимосвязях именуется глобальными
исследованиями. Оно включают в себя глобалистику как «ядро» этих исследований, глобальный
эволюционизм, различного рода глобальные дисциплины типа глобальной экономики, экологии, географии и
т.д., а также ряд других, а еще не выявленных современной наукой глобальных феноменов, использующих
термин «глобальный» различными науками. Глобалистика как наиболее развитая часть глобальных
исследований представляет собой интегративно-общенаучное направление, исследующее различные аспекты
глобальных процессов и систем (прежде всего, глобализации и глобальных проблем) в ракурсе их
взаимовлияния с человечеством, выявляет их законы и тенденции развития, а также комплекс практических
действий по обеспечению выживания цивилизации и сохранения биосферы.
В настоящее время глобальные исследования в их широком понимании представляют собой
мульти- и междисциплинарное направление современной науки, изучающее закономерности глобальных
процессов и систем во всей их совокупности и взаимосвязях. В принципе под влиянием глобалистики
многие научные направления уже обретают свои глобальные контуры, включаясь в научное поле
глобальных исследований и расширяя его, о чём ещё пойдёт речь далее.
Развитие глобалистики и глобальных исследований, наполнение глобальным содержанием научных
проблем и различных областей поиска, составляет существенную часть общего процесса глобализации
науки. Глобализация науки, в какой-то мере, напоминает влияние математики (процесс математизации), но
пока ещё не столь значительно, либо продолжающийся процесс космизации науки, вызванный освоением
космоса и революционными открытиями в астрономии.
Глобальные направления развития научного знания пока мало исследованы и здесь существует немало
«белых пятен» и появляется немало вопросов. Так, возникает вопрос: почему часть научных дисциплин,
вступая в междисциплинарные взаимодействия с глобальными факторами и процессами в науке, начинает
«примыкать» к глобалистике, а другая часть получает лишь глобальную приставку к уже имеющейся
дисциплине? Пока это зависит от того, кто первым из исследователей дает то или иное наименование. Дальше
этот процесс уже идет чаще всего «по инерции», увеличивая число согласившихся с первоначальным названием
сторонников. Во всяком случае, авторами уже были даны такие наименования новых направлений
глобалистики как эволюционная глобалистика, палеоглобалистика, футуроглобалистика, нооглобалистика,
космоглобалистика, информационная глобалистика, образовательная глобалистика и других направлений,
которые пока не были оспорены другими учеными. Хотя могут быть даны и другие наименования, если
научному сообществу по тем или иным, но веским причинам не понравится уже данное наименование.

179
 Однако, уже вырисовываются критерии отнесения появляющейся области научного знания либо к
глобалистике, либо к глобальной дисциплине. Если предмет глобального исследования является одновременно
предметом конкретной дисциплины, но он расширяется до глобальных масштабов, то можно считать, что мы
имеем дело с той же дисциплиной, но уже с «глобальной приставкой». Если же начинает изучаться глобальный
процесс, влияющий на эволюцию человечества, но с позиций или методами другой, уже существующей
научной дисциплины, то на стыке возникает новое междисциплинарное направление глобалистики. Можно
лишь предположить, что процесс формирования глобальных дисциплин будет идти более интенсивно, чем
процесс формирования междисциплинарных направлений глобалистики, хотя вместе эти процессы составят
мэйнстрим новой глобальной революции в науке.
Если ранее приращение научного знания наиболее эффективно происходило в рамках отдельных
научных дисциплин, по линии дальнейшей дифференциации и специализации науки, то сейчас на приоритетное
место, как показывают многие области научного поиска и научные направления, а особенно – глобальные
исследования, выходят интегративные процессы, в особенности междисциплинарно-общенаучные
исследования [6, с.202], а также синтез научных знаний во взаимодействии фундаментальных и прикладных
исследований, формируя и распространяя «глобализационные волны» на всю науку и образование.

Литература
1. Ильин И.В.,Урсул, А.Д.,Урсул, Т.А. Глобалистика и глобальные исследования. Глобальная революция в науке. -
Саарбрюкен: Диктус, 2014. – 468 с.
2. Урсул А.Д., Урсул Т.А. Глобально-космическая революция в науке // Земля и Вселенная. - 2016.- №4. - С.36-43.
3. Ильин И.В., Урсул А.Д. Глобальные исследования и эволюционный подход. - Москва: Издательство Московского
университета, 2013. -568 c.
4. Урсул А.Д. Глобальное знание и глобальное образование. - Красноярск: СФУ, 2011. - 68 с.
5. Чумаков А.Н. Глобализация. Контуры целостного мира. 2-ое перераб. доп. изд. - Москва: Проспект, 2012. – 378 с.
6. Урсул А.Д. Философия и интегративно-общенаучные процессы. - Москва: Наука, 1981. - 382 с.

ФИЛОСОФИЯ (ПСИХОЛОГИЯ) СТАРОСТИ: СОВРЕМЕННЫЙ ПОРТРЕТ,

ПРОБЛЕМЫ И ПУТИ РЕШЕНИЯ

Шевченко И.М.
Кандидат медицинских наук
Одесский национальный медицинский университет, г. Одесса, Украина
Чернова Т.М.
Кандидат медицинских наук
Одесский национальный медицинский университет, г. Одесса, Украина
Горячев П.И.
Кандидат медицинских наук
Одесский национальный медицинский университет, г. Одесса, Украина

THE PHILOSOPHY (PSYCHOLOGY) OLD AGE: CONTEMPORARY PORTRAIT, PROBLEMS AND

SOLUTIONS
Summary
The article deals with the problem of demographic ageing of the population, as a natural, historical phenomenon,
affecting many aspects of society. Highlights of the historical stages and the comparative analysis of the ageing process in the
world. The unavailability of existing forms of medical and social assistance to elderly people with disorders in Ukraine and in the
world to the modern demands and real needs of users and their families is shown.

«От наших родителей мы получили величайший и бесценный дар – жизнь.

Они вскормили и взрастили нас, не жалея ни сил, ни любви. И теперь,
когда они стары и больны, наш долг – вылечить и выходить их!»
Леонардо да Винчи.

Старение населения является одной из глобальных проблем современного мира. Согласно

классификации Всемирной Организации Здравоохранения, к пожилому возрасту относится население в
возрасте от 60 до 74 г., к старому - от 75 до 89 лет, а к долгожителям - 90 лет и более. Социологи называют
эти периоды человеческой жизни «третьим возрастом», а демографы вводят понятие «третьего» (60-75 лет)
и «четвертого» (более 75 лет) возрастов. Старение населения планеты – неуклонный глобальный процесс.

180
Люди пожилого и старческого возраста являются наиболее возрастающей частью населения мира. По
данным ООН в 2000 г. в мире проживало 590 млн. лиц старше 60 лет, в 2025 г. эта цифра превысит 1 млрд.,
а к 2050 г. численность людей пожилого возраста достигнет 2 млрд. [1, p. 3-5; 2, p. 4-12].
Феномен старости издавна привлекал к себе внимание философов. И это вполне естественно:
осмысление старости неразрывно связано с такими фундаментальными темами философствования, как
бытие и небытие, жизнь и смерть, природа и сущность человека, смысл жизни, гуманизм и др.
Философская рефлексия старости прошла длительную историю.
Первые определения старения и его причины относятся еще к античной эпохе. Великий
древнегреческий врач Гиппократ (V-IV в. до н. э.) считал старость результатом утечки природного тепла и
высыхания организма. Гиппократ описал изменения кожи, мышц, изменение чувствительности, атипичное
течение болезней у стариков. Он уделил особое внимание болезням суставов, почек, мочевого пузыря,
нервной системы. Важную роль в патогенезе заболеваний отводил Гиппократ конституции пациента.
Философ Платон указывал, что на старение особенно влияет образ жизни в среднем возрасте. Аристотелем
старение объяснялось как результат постепенного расходования прирождённого тепла, центром которого
является сердце. Гален сформулировал рекомендации по гигиене старческого возраста, по диете, а также
методы лечения болезней старости. Абу Али Ибн Сина рекомендовал для поддержания жизненного тепла
своим престарелым пациентам тёплые ванны, растирания маслом, умеренные физические упражнения,
молочно-растительную диету, размеренную жизнь. Леонардо да Винчи произвёл первое научное вскрытие
умершего пожилого человека, зарисовал и описал возрастные изменения печени, кишечника, органа зрения,
слуха, голосовых связок. В трактате о живописи он описал важные признаки старения человека.
Мифы и легенды о вечной молодости, долголетии и бессмертии, создавались и поддерживались на
протяжении всего развития человечества. Начало научной геронтологии - науки, которая изучает нормальный
процесс старения человека, его основные проявления и факторы, влияющие на характер, типы и интенсивность
старческих изменений, связывают обычно с именем английского философа Ф. Бэкона. Он составил для папы
Климента 4 правила, которые могут поддержать и сохранить здоровье, а также продлить жизнь. Эти правила были
отпечатаны в 1590 г. в Оксфорде под названием «О предупреждении старости и сохранении чувств» [3, c. 5-28].
Жизнь не может протекать без старения, которое представляет собой физиологический акт,
неизбежный факт развития организма, биологический процесс. Геронтология (наука о старении) изучает
физиологические закономерности основных этапов старения, а также его биологические, медицинские,
социальные, психологические, гигиенические и экономические аспекты. Ее цель- не просто увеличить
продолжительность жизни, но обеспечить высокое качество жизни пожилого человека в обществе,
активное участие в экономической, общественно-политической и культурной жизни с использованием
исторического опыта и современных медико-биологических достижений. Она охватывает различные
медицинские специальности, изучает особенности клиники, диагностики, лечения заболеваний пожилого
возраста, т.к. в большинстве случаев люди умирают не от самой старости, а от болезней, которые
необходимо предупреждать и лечить.
Пожилой человек представляет собой уникальный клинический феномен с точки зрения наличия и
сочетания разнообразной по характеру и течению патологии, оказывающей влияние на качество жизни,
социальную активность, прогноз и требующей нестандартного подхода к решению его проблем. Половину
пациентов, обращающихся к терапевту, в настоящее время составляют пожилые, т.к. уровень
заболеваемости в старших возрастных группах в 2 раза, а в старческом возрасте - в 6 раз выше, чем среди
людей более молодых возрастов. 2/3 пенсионеров расценивают свое состояние как неудовлетворительное,
т.к. имеют 4-5 хронических заболеваний, что требует нестандартного подхода к решению проблем. В
пожилом возрасте значительно чаще встречаются ятрогенные болезни, т.к. в результате снижения адапта-
ционных реакций любое неадекватное воздействие (психологическое, лекарственное, инструментальное,
физиотерапевтическое) может привести к неблагоприятным последствиям, ухудшающим состояния
больного. Неопределенность экономической ситуации, ослабление семейных связей, межпоколенные
противоречия сильнее всего сказываются на положении пожилого человека.
Старшее поколение можно разделить на три категории: (I) независимые пожилые люди - живут
самостоятельно, в посторонней помощи, за исключением кризисных ситуаций, не нуждаются; (II)
полузависимые пожилые люди - могут жить в домашних условиях, если им оказывается ежедневная
помощь в некоторых делах; (III) зависимые пожилые люди - могут жить дома, при условии получения
постоянной посторонней помощи.
Именно последняя группа является объектом пристального внимания медицинских работников.
Именно эта категория стариков нуждается в разработке и внедрении программ оказания паллиативной
помощи. В новом определении паллиативной помощи ВОЗ говорится: ''это подход, что способствует
улучшению качества жизни пациентов и их семей, которые сталкиваются с проблемами, связанными с

181
угрожающей жизни болезнью или с состоянием, ограничивающем возможность получения
квалифицированной медицинской помощи с помощью раннего выявления, точной оценки и лечения боли
или других страданий – физических, психосоциальных и духовных'' [4, c. 11-25; 5, с.250].
Концепция здоровья в отношении медицинских, социальных условий жизни пожилых людей
разрабатывается ВОЗ, Международной организацией труда при ООН, Советом Европы и др. В последние
годы получила развитие новая инициатива ООН, получившая название «Программа ООН по исследованию
старения в XXI веке». Целью этого проекта является создание всемирной программы исследований для
воздействия на политику в области старения, направленную на большее понимание проблем старения,
уменьшение неравенства и обеспечения социального и гуманитарного развития. Программа ставит
конкретную цель - чётко определить, что такое «здоровое старение», какие показатели и нормативы можно
принять за норму в пожилом возрасте, дать оценку внедряемых программ социальной и медицинской
помощи стареющему населению.
Одним из положений данной программы является стационарозамещающий подход в оказании
паллиативной помощи. Он подразумевает оказание помощи дома без изменения стереотипа жизни, что
особенно важно для людей преклонного возраста, а также членов их семей. Данная форма помощи
позволяет сократить стоимость лечения за счет сокращения расходов на пребывание в условиях стационара
или хосписа. Это увеличивает доступность медицинской помощи, способствует повышению качества
жизни этой категории населения [4, c.13-46; 6, c.81-83].
Выводы:
Изменение структуры населения ставит перед обществом, государством, миром ряд задач:
 продление активного долголетия с минимальными потерями от дисфункциональных расстройств,
связанных с возрастом;
 снижение заболеваемости лиц старших возрастных групп;
 обеспечение достойного завершения жизни стареющего человека;
 разработка и внедрение программ по оказанию качественной паллиативной помощи старикам.
Но нужно помнить, что только истинная заинтересованность всех слоёв общества в судьбе
стареющего населения, осознание необходимости изменения позиции в отношении этой группы населения
могут способствовать решению стратегической задачи геронтологии - обеспечению качества жизни
пожилого человека. Здоровье и психологическое благополучие - фундаментальные составляющие жизни
каждого человека вне зависимости от возраста. В соответствии с Европейской Конвенцией по правам
человека, борьбе со стигматизацией, дискриминацией и социальным неравенством каждый пожилой
человек имеет право на получение высококвалифицированной паллиативной помощи в максимально
комфортных для себя и членов семьи условиях.

Литература

1. World Health Organization. Final World Health Report 2001// Mental Health: New Understanding/ World Health
Organization, Geneva, Switzerland, 2001.- 178 p.
2. Building a Society for all Ages. Second World Assembly on Ageing. Madrid. Spain, 08-12.04.2002 Deportment of Public
Information DPV 2264. March. 2002.- 73 p.
3. Кулагина И.Ю., Колюцкий В.Н. Возрастная психология. Полный жизненный цикл развития человека. - Москва:
Сфера, 2005 г. – 464 c.
4. Паллиативная помощь взрослым и детям: организация и профессиональное обучение. // Сборник документов ВОЗ и
ЕАПП. - Москва: Р.Валент, 2014. - 180 с.
5. Пинчук И.Я., Чайковская В.В., Стаднюк Л.А. и др. Актуальные вопросы геронтопсихиатрии. Учебное пособие.
- Тернополь, 2010. - 268 с.
6. Апарин И. С., Эккерт Н. В. О проблемах медико-социальной помощи пожилым // Проблемы управления
здравоохранением. - 2006. - № 1. - С. 81-83.

182
 МОРАЛЬНЫЙ, НАУЧНЫЙ И РЕЛИГИОЗНЫЙ ДИСКУРС
В БИОМЕДИЦИНСКОМ ЗНАНИИ

Яскевич Я. С.
Доктор философских наук
Белорусский государственный экономический университет, г. Минск, Республика Беларусь

МORAL, SCIENTIFIC AND RELIGIOUS DISCOURSE IN BIOMEDICAL KNOWLEDGE

Summary
In article specifics of scientific and religious approach by consideration of the moralno-ethical problems concerning
life and death, transplantology, euthanasia, application of new genetically engineered and reproductive technologies reveal.
The thesis about need of cross-cultural and interfaith dialogue, valuable pluralism and tolerance at adoption of concrete
decisions in the field of biomedical researches is proved.

К середине ХХ в. нарастает стремление зафиксировать взаимодействие и сходные принципы

научного и религиозного типов мышления, что связано с переосмыслением новоевропейского
рационализма, расширением рамок рационализма. Научную рациональность ряд исследователей начинает
рассматривать лишь как одну из разновидностей множества специфических типов рациональности
(художественная, на уровне обыденного познания, религиозная и др.). В каждой из них реальность
раскрывается в особом ракурсе. В соответствии с таким подходом религию и науку некоторые
современные исследователи рассматривают как взаимодополнительные сущности. При этом утверждается
отсутствие непреодолимых границ между наукой, религией, философией, моралью, когда предположения,
гипотезы, новые идеи свободно попадают из одной области знания в другую и способны привести к
эффективному результату и к неожиданным открытиям.
За весьма непродолжительный период в воззрениях религиозных мыслителей произошли
изменения: от полного неприятия рационального познания действительности до признания их
совместимости. Сближению религии и науки в содержательном плане способствовали идеи французского
теолога Пьера Тейяра де Шардена [1]. В его концепции эволюция Вселенной, начиная от зарождения
частиц материи до состояния о преджизни, и эволюция человека от появления органической жизни и до
будущего состояния сверхжизни, обусловлены божественной волей и подчинены определенной цели.
Теория Тейяра де Шардена открыла путь для модернистских теологических концепций, включающих в
свое содержание данные физики, биологии и других наук (теория Большого Взрыва и проблема Творения),
аргументирующих развитие и состояние Вселенной божественным замыслом.
Следует отметить обратное влияние религиозных воззрений на науку, что сказывается не только в
трактовке веры учеными (наука не может доказать отсутствие Бога так же, как не может доказать его
существование), но и в попытках в некотором смысле совместить научные теоретические данные с
религиозными концепциями. Представители естественнонаучной мысли ХХ в. Нильс Бор, Макс Планк,
Альберт Эйнштейн видели в законах физики необъяснимую гармонию, заставляющую предполагать
существование некоего мирового разума, который управляет природой и ведет развитие Вселенной к
определенной цели, постичь которую наука пока не может.
Современное естественнонаучное знание, анализируя морально-этические проблемы, касающиеся
жизни и смерти, трансплантологии, эвтаназии, применения новых генно-инженерных технологий,
манипуляций со стволовыми клетками, клонирования человека с необходимостью должно ориентироваться
на глубинный межкультурный, межконфессиональный, межпрофессиональный диалог, взаимопонимание,
уважение, ценностный плюрализм и толерантность при принятии конкретных решений в области
биомедицинских исследований [2].
XXI век справедливо называют веком биотехнологий. Однако уже в XX в. достижения в области
медицины и биологии во многом изменяют жизнь человека и общества. Современное биомедицинское
знание позволяет настолько глубоко проникнуть в человеческую природу, что человек как бы сам
становится её «создателем» и «производителем». Особенно ярко это проявляется в репродуктивных
технологиях и генной инженерии. Неуправляемое использование новых технологий может отразиться не
только на людях, к которым их применяют и на их потомстве, но и на общественных отношениях и, прежде
всего на состоянии семьи. Ещё в начале XX века зарождение человеческой жизни, считалось великой
тайной. Сегодня оно превращается в техническую манипуляцию под названием «новые репродуктивные
технологии». Оценки эффективности этого метода у различных специалистов не совпадают. Понятие
«новые репродуктивные технологии» (НРТ) включает разные виды искусственного оплодотворения. По
отношению к человеческому эмбриону действенны все нравственные обязательства, которые приложимы к

183
человеку после его рождения. В связи с этим встает проблема, связанная с определением правового статуса
эмбрионов, их правовой защиты. Но еще более серьезную озабоченность этического порядка вызывают
произвольные манипуляции в области суррогатного материнства. По статистическим данным таких детей в
мире порядка полутора тысяч, а в нашей стране немногим более десяти. Суть рассматриваемого метода
заключается в том, что женщина с помощью искусственного оплодотворения соглашается выносить и
родить ребенка для супружеской пары, которая по состоянию здоровья не может иметь детей.
На протяжении тысячелетий мировой истории человечества религия выполняла функцию
установления и поддерживания смысловых связей между различными областями интеллектуальной
деятельности. Понимание значения этой функции не утрачено и сегодня, когда биомедицинские
технологии достигают принципиально нового уровня воздействия на человека, обнажая проблемы границ,
меры, цели и средств управления человеческой жизнью. Несомненно, в общественных дискуссиях по
проблемам биомедицинских технологий необходимо учитывать официальную позицию и аргументацию
традиционных конфессий.
Христианская традиция не предполагает манипулирования как природой в целом, так и природой
человека, определяемой, прежде всего, как его смертность и способность к размножению. Документ,
отражающий официальную позицию Московского Патриархата в области взаимоотношений с
государством и светским обществом «Основы социальной концепции Русской Православной
Церкви» признаёт позитивные последствия того факта, что медицина становится прогностической и
профилактической и всё больше ориентируется на целостное восприятие здоровья и болезни [3]. Однако,
при этом «Концепция» предостерегает от попыток абсолютизации медицинских теорий. В документе
отмечается, что развитие биомедицинских технологий, сопровождающих жизнь современного человека от
рождения до смерти, а также невозможность дать ответ на возникающие при этом нравственные проблемы
в рамках традиционной медицинской этики вызывает серьезную озабоченность общества. В настоящее
время развитие биомедицинских технологий опережает осмысление социальных, культурных и
нравственных последствий их применения. Формулируя свое отношение к широко обсуждаемым в
современном мире проблемам биоэтики и, в первую очередь, к связанным с непосредственным
воздействием на человека, православная церковь исходит из представлений о жизни как божьем даре, о
свободе воли и богоподобном достоинстве человеческой личности. В этом контексте отрицательно
оценивается намеренное прерывание беременности и ряд практик, связанных с искусственным
оплодотворением и пренатальным воздействием. Признавая, что применение новых биомедицинских
методов во многих случаях позволяет преодолеть бесплодие, церковь утверждает, что расширяющееся
технологическое вмешательство в процесс зарождения человеческой жизни представляет угрозу для
исключительности брачных отношений духовной целостности и физического здоровья личности.
Пренатальная диагностика может считаться нравственно оправданной, если она нацелена на лечение
выявленных заболеваний на возможно ранних стадиях, а также на подготовку родителей к особому уходу
за больным ребёнком. По мнению церкви, манипуляции, связанные с донорством половых клеток,
нарушают целостность личности, поощряют безответственное родительство, а «суррогатное материнство»
травмирует как вынашивающую женщину, так и ребёнка, который впоследствии может испытать кризис
самосознания. Нравственно недопустимыми с православной точки зрения являются также все
разновидности экстракорпорального (внетелесного) оплодотворения, предполагающие заготовление,
консервацию и намеренное разрушение эмбрионов.
Осуществленное учеными клонирование (получение генетических копий) животных ставит вопрос
о допустимости и возможных последствиях клонирования человека. Реализация этой идеи, по мнению
православной церкви, способна стать разрушительной. Клонирование открывает возможность
манипуляции с генетической составляющей личности и способствует её обесцениванию. Человек не вправе
претендовать на роль творца себе подобных существ или подбирать для них генетические прототипы,
определяя их личностные характеристики по своему усмотрению. «Тиражирование» людей с заданными
параметрами оценивается как недопустимое.
Современная трансплантология (теория и практика пересадки органов и тканей) позволяет оказать
действенную помощь многим больным, которые прежде были бы обречены на неизбежную смерть или
тяжелую инвалидность. Вместе с тем развитие данной области медицины, увеличивая потребность в
необходимых органах, также порождает определенные нравственные проблемы. Так, недобросовестная
пропаганда донорства и коммерциализация трансплантационной деятельности создают предпосылки для
торговли частями человеческого тела, угрожая жизни и здоровью людей. Церковь считает, что органы
человека не могут рассматриваться как объект купли и продажи. Пересадка органов от живого донора
может основываться только на добровольном самопожертвовании. Однако потенциальный донор должен
быть полностью информирован о возможных последствиях эксплантации (изъятия органа) для его

184
здоровья. Морально недопустима эксплантация, прямо угрожающая его жизни. Наиболее
распространенной является практика изъятия органов у только что скончавшихся людей. В таких случаях
должна быть исключена неясность в определении момента смерти. Неприемлемо сокращение жизни одного
человека, в том числе через отказ от жизнеподдерживающих процедур, с целью продления жизни другого.
В Священном Писании смерть представляется как разлучение души и тела. Таким образом, можно
говорить о продолжении жизни до тех пор, пока осуществляется деятельность организма как целого. Продление
жизни искусственными средствами, при котором фактически действуют лишь отдельные органы, не может
рассматриваться как обязательная и во всех случаях желательная задача медицины. Когда активная терапия
становится невозможной, её место должна занять паллиативная помощь (обезболивание, уход, социальная и
психологическая поддержка), что имеет целью обеспечить достойное, подлинно человеческое завершение
жизни. Тем не менее, православная церковь не признаёт нравственно приемлемыми и практики легализации
эвтаназии как намеренного ускорения смерти безнадежно больных (в том числе по их желанию). Согласно
«Концепции», желание больного может быть обусловлено состоянием депрессии, лишающим его возможности
правильно оценивать своё положение. Признание законности эвтаназии приведёт к извращению
профессионального долга врача, призванного к сохранению, а не к пресечению жизни, а, кроме того, «право на
смерть» может легко обернуться угрозой для жизни пациентов, на лечение которых недостает денежных
средств. Таким образом, эвтаназия может стать формой убийства или самоубийства, что, в соответствии с
каноническими правилами, расценивается как тяжкий грех.
О несравненной ценности человеческой личности говорится и в энцикликах католической церкви, в
частности, в «Окружном послании Папы Иоанна Павла II епископам, священникам и диаконам, монахам и
монахиням, верным мирянам и всем людям доброй воли о ценности и нерушимости человеческой
жизни» (1995 г.) [4]. В нём отмечается, что всякая угроза достоинству и жизни человека потрясает самое сердце
церкви и затрагивает существо её веры. В энциклике осуждается всё, что направлено против человеческой
жизни (человекоубийство, геноцид, аборт, эвтаназия, умышленное самоубийство), всё, что нарушает
целостность человеческой личности (членовредительство, причинение физических или нравственных мучений)
и всё, что оскорбляет человеческое достоинство (нечеловеческие условия жизни, беззаконное заключение,
ссылка, рабство, проституция, торговля женщинами и подростками, позорные условия труда, когда трудящихся
превращают в простое орудие наживы, пренебрегая их свободной и ответственной личностью).
Совокупность проблем современного общества связывается в энциклике с экспансией культуры,
направленной против солидарности и в ряде случаев приобретающей вид «культуры смерти». Она
распространяется под кумулятивным воздействием экономических и политических тенденций,
отражающих определенную концепцию общества, где важнейшим критерием является успех. В этой
культуре страдание не имеет ценности, и ему не приписывается никакого смысла. Мотивировка, которая
помогла бы человеку положительно воспринять тайну страдания отсутствует, поскольку последнее
выступает как изначальное зло, которого следует избегать любой ценой. В такой атмосфере страдание,
неизбежное в человеческой жизни, но способное стать стимулом личного роста, «цензурируется»,
отвергается как бесполезное и искореняется как зло, от которого следует спасаться всегда и при всех
обстоятельствах. А когда его нельзя преодолеть, и пропадает даже надежда на благополучие в будущем,
человек готов считать, что жизнь утратила всякий смысл, и испытывает всё более сильное искушение
оставить за собою право положить ей конец.
В культурном контексте, где страдание принимается и переносится с большим трудом, растёт
искушение решить связанные с ним проблемы путём преждевременной смерти. На самого больного или
умирающего, несмотря на усиление эффективности врачебной и социальной помощи в современном
обществе, решающее влияние могут оказать страх, напряженность, отчаяние, раздавленность собственной
слабостью, испытываемые под действием сильной, затяжной боли. У тех же, кому страдающий близок,
может выступить на передний план жалость. Всё это приводит к распространению эвтаназии, подспудной,
либо производимой открыто, с разрешения закона. Её могут связывать и с утилитарными соображениями,
предписывающими избегать непроизводительных расходов, которые тяжким бременем ложатся на
общество. В этом случае среди тех, кого предлагается лишать жизни, оказываются новорождённые с
тяжёлыми заболеваниями, инвалиды, старики, неспособные жить самостоятельно, смертельно больные.
Замаскированные формы эвтаназии могут проявиться, например, в том случае, если с целью получить
побольше органов для пересадки станут брать эти органы у доноров ещё до того, как они будут признаны
умершими в согласии с объективными и адекватными критериями.
В том же культурном контексте, согласно энциклике, плоть больше не воспринимается как типично
личностная реальность и «обитель» отношений с другими людьми, с Богом и миром. Она сводится к
материальному измерению, превращаясь в комплекс органов, функций и энергий, которыми можно
пользоваться, применяя критерии удовольствия и эффективности. Вследствие этого и пол лишается

185
личностного измерения и рассматривается инструментально, превращаясь в орудие самоутверждения и
удовлетворения желаний и влечений. Происходит рассогласование осмысления половой сферы человека с
теми её двумя значениями – сочетанием и размножением, которые придаются ей католической церковью.
Размножение принимается потому, что отвечает желанию иметь ребенка, а не потому, что означает
безоговорочное приятие другого человека, а, следовательно, и открытость навстречу тому богатству жизни,
которое приносит с собой ребёнок.
Таким образом, нравственное отношение к человеческой жизни необходимо, чтобы защитить
человеческую жизнь от попыток произвольного манипулирования ею. Человеческая жизнь с самого
момента своего зачатия зависит от помощи поддержки окружающих. Жизнь зарождается, развивается и
осуществляется именно в сообществе сострадающих и соучаствующих в ней людей. Доверие, которое
существует между людьми, обеспечивает благополучие в обществе. Право на жизнь – основополагающее
естественное право, на котором, как на фундаменте, основаны все остальные права человека. Жизнь –
основная предпосылка их реализации и осуществления.
В современных условиях особенно необходим диалог науки, религии и морали в контексте
выработки и принятия решений в самых различных сферах культуры, ибо утрата, или отказ от моральных
оснований, как никогда опасны в условиях распространения в обществе этического нигилизма, который
непосредственно связан с обесцениванием общечеловеческих ценностей. Нормы традиционной
медицинской этики, биоэтики, нравственные заповеди, которыми человечество пользуется на протяжении
веков, не в полной мере обеспечивают механизмы этической регуляции в области изучения последствий
влияний биотехнологических возможностей современной науки, с целью сохранения целостности
человека, его физического и психического здоровья. Вызовы сложившимся научным и традиционным
представлениям, этическим нормам обусловливают формирование своего рода социального заказа на
разработку нравственных и правовых оснований современного общества с учетом инновационных
подходов о биологическом и социальном статусе человека, обладающего свободой, способного на
самостоятельное и ответственное этическое поведение.

Литература

1. Тейяр де Шарден П. Феномен человека – Москва: Наука, 1987. – 240 с.

2. Яскевич Я.С. Философия и наука: время диалога, ответственности и надежды: избранные труды. ‒ Минск:
Право и экономика, 2014. – 551 с.
3. Основы социальной концепции Русской Православной Церкви. Москва, 12 сентября 2005 г.//
http://www.patriarchia.ru/db/text/141422.html.
4. Окружное послание Папы Иоанна Павла II епископам, священникам и диаконам, монахам и монахиням, верным
мирянам и всем людям доброй воли о ценности и нерушимости человеческой жизни (25.03.1995 г.) //
http://www.catholic.uz/holy_material.html?id=475#2_8

186
 Partea a III-a

FACTORII INVAIRONMENTALI ŞI MEDICO-BIOLOGICI

ÎN SUSȚINEREA SĂNĂTĂŢII OMULUI

LA UN MEDIU SĂNĂTOS – OAMENI SĂNĂTOŞI

Crivoi Aurelia
Doctor habilitat în biologie
Universitatea de Stat din Moldova, or. Chişinău, Republica Moldova
Chiriţa Elena
Doctor în biologie
Universitatea de Stat din Moldova, or. Chişinău, Republica Moldova
Ilieş Ana
Master în biologie
Universitatea de Stat din Moldova, or. Chişinău, Republica Moldova

TO A HEALTHY ENVIRONMENT - HEALTHY PEOPLE

Summary
Environmental protection and rational use of natural resources is one of the global problems of society at present, which
determines not only the level of socio-economic development of Moldova, but al so the conditions of existence of pollution on
health viitoare. Influents generation is more understood and felt by the public that bears getting better realize that
environmental pollution is not only an inconvenience but also en danger the health, life.

Una din numeroasele probleme care preocupă omenirea în ultimele decenii este politica de mediu. Chiar
dacă se vorbeşte mult despre ecologie şi despre educaţia ecologică, sănătatea mediului nu-l preocupă pe fiecare om
în parte. De aceea este necesar să se acţioneze pentru creşterea gradului de conştientizare a oamenilor în menţinerea
unui mediu de viaţă sănătos. Cei care au corelat cu mult pragmatism problemele de mediu şi implicaţiile lui asupra
sănătăţii omului şi a celorlalte vieţuitoare, l-au definit ca „ansamblul unor elemente obiective şi subiective care
constituie cadrul de viaţă al omului şi care-l pun în relaţie cu acestea”. Una din gravele probleme cu care se
confruntă societatea modernă este reprezentată de poluare, în multiplele ei forme de manifestare: poluarea
atmosferei (fizică şi chimică), a solului, a apei şi a alimentelor, poluare fonică.
Despre poluare, ca problemă socio-medicală, se vorbeşte atât în ţările civilizate, cât şi în cele care abia acum
păşesc pe drumul dezvoltării socioeconomice.
Viaţa şi sănătatea constituie noţiuni biologice, dar, totodată, şi noţiuni de drept ale cetăţeanului oricărei
naţiuni. Dacă se vorbeşte astăzi şi se militează atât de mult pentru dreptul omului la sănătate, este necesar să
definim conceptul de sănătate şi in lumina acceptării universale a acestei noţiuni. În definiţia medicinii
contemporane sănătatea este „starea organismului uman în care toate funcţiile fiziologice, mentale şi emoţionale
sunt normale. Conform Organizaţiei Mondiale a Sănătăţii, sănătatea este definită ca „O stare de bine fizic şi mental,
de bunăstare socială, şi nu una caracterizată numai prin absenţa bolilor sau a infirmităţilor”. Sănătatea a reprezentat
şi reprezintă o problemă a fiinţei umane, de care depind nu numai capacitatea omului de a se adapta şi de acţiona în
mediul său de viaţă şi de muncă, ci însăşi existenţa lui pe acest pământ [4, p. 21-23].
Prevenirea şi combaterea poluării rămâne o problemă deosebit de complexă. Au fost elaborate o serie de acte
legislative în ceea ce priveşte normele calităţii apelor, conţinutul gazos al aerului, care în cele din urmă au rămas de
a fi respectate. Avântul dezvoltării industriale la care s-a ajuns acum ne obligă nu numai să respectăm aceste

187
normative, dar şi să activăm în mod practic pentru menţinerea sănătăţii publice prin operaţiuni de reducere a
poluării mediului, spre echilibrul său biologic şi protejarea acestuia. Pentru a îmbunătăţi cât de cât calitatea vieţii, a
lichida urmările grave în domeniul ecologic, astăzi în republică se petrec cercetări fundamentale ale tuturor
componenţilor naturali, se iau măsuri concrete în direcţia minimizării şi recompensării poluării mediului de viaţă.
Interrelaţia organismului uman–mediu ambiant este o problemă pe cât de importantă atât de complexă, mai
ales când este vorba de un organism în continuă creştere şi dezvoltare. Fără îndoială, copilul deopotrivă cu femeia
gravidă constituie cel mai vulnerabil grup al populaţiei. Actual este faptul, de a stabili rolul şi mecanismul
influenţei factorilor ecologici în evoluţia răspândirii maladiilor la populaţia urbană şi rurală pentru prognozarea
patologiilor respective a omului în Republica Moldova.
Prin creşterea duratei de viaţă, la care se adaugă şi reducerea mortalităţii generale, populaţia mondială a
crescut considerabil, dar a şi îmbătrânit foarte mult, ceea ce ameninţă, într-un viitor apropiat, echilibrul demografic
din întreaga lume. Este ceea ce sociologii descriu astăzi ca poluare demografică [2, p. 210-217]. Îmbunătăţirea
condiţiilor de viaţă, vaccinările şi apariţia antibioticelor, au dus la reducerea bolilor infecţioase şi, implicit, la
reducerea mortalităţii generale în lume. În schimb urbanizarea şi dezvoltarea impetuoasă a industriei au condus la
vicierea mediului (poluarea)şi la apariţia unor boli legate de profesiile oamenilor, cu trecerea pe primul plan a celor
respiratorii, alergice sau cronice-degenerative, dar şi a altora, cum ar fi ateroscleroza, hipertensiunea arterială,
diabetul zaharat. Mai există şi o altă categorie de boli legate de civilizaţie, favorizate de aglomerarea urbană, de
stresul psiho-social şi de stilul de viaţă necorespunzător al oamenilor. Factorii care influenţează starea de sănătate a
unei populaţii sau doar a unora dintre membrii acesteia sunt diverşi. Între ei, un loc de frunte este deţinut de factorii
de mediu, estimaţi la aproximativ 30% din totalul factorilor cauzatori de boli umane.
Patologia umană actuală este determinată într-o măsură tot mai mare de efectul acţiunii de mecanizare şi
automatizare, de chimizarea industriei şi agriculturii, de poluarea aerului, apei şi a solului, de acumularea unor reziduuri
toxice sau de stresul psiho-social, toate denumite astăzi boli ale civilizaţiei. Ca o consecinţă a acestor evoluţii, s-a
schimbat nu numai structura patologiei umane, ci şi concepţia privind cauzalitatea patologiei. Dacă bolile infecţioase
sunt produse de un agent patogen, bolile cronice – degenerative sunt produse sau favorizate de unul sau de mai mulţi
factori denumiţi „de risc”, responsabili de majoritatea deceselor din lumea contemporană. Între aceştia, se înscriu
alimentaţia necorespunzătoare, consumul de alcool, de tutun sau de droguri, sedentarismul, stresul psihic cotidian.
Starea de sănătate a omului contemporan s-a îmbunătăţit mult faţă de trecut, unele boli au fost eradicate, altele au
devenit foarte rare şi speranţa de viaţă a omului a crescut mult. Toate acestea se datorează numai într-o oarecare măsură
serviciilor medicale, fiind dependente, într-o măsură importantă şi de factorii genetici, de factorii de mediu şi de stilul de
viaţă al omului [6, p. 13-16]. Cu cât schimbările ecosistemului sunt mai rapide, cu atât mai greu reuşeşte organismul
uman să se adapteze la noile condiţii de viaţă. Or, până de curând, medicina era una curativă şi nu profilactică. Se ocupă
de bolnav fără a ţine seamă de mediul său de viaţă, fără a studia cauzele suferinţelor sale şi fără a se concentra pe
posibilităţile de prevenţie. De remarcat faptul că atunci când ne referim la mediu, trebuie să acceptăm ideea că aceeaşi
cauză poate declanşa diferite efecte, că acelaşi efect poate fi o consecinţă a unor cauze diferite şi că există posibilitatea
unor convergenţe (sinergism) cauzale, capabile să influenţeze efectul final.
Substanţele poluante din mediul înconjurător nu acţionează decât în mod excepţional izolat asupra
organismului; de cele mai multe ori, acţionează concomitent noxe fizice, chimice, biologice etc., iar răspunsul
organismului la acţiunea lor depinde de intensitatea şi precocitatea reactivităţii acestuia, care la rândul lor sunt
influenţate de condiţiile mediului de viaţă şi de muncă. În ultimele secole, relaţiile omului cu mediul său s-au
modificat sensibil şi, ca atare, şi soluţiile pentru asigurarea unor relaţii normale de coabitare a omului cu mediul nu
mai sunt posibile decât în cadrul ecosistemului mondial şi a unei strategii globale de mediu care include atât
elementele naturale, cât şi pe cele economice, sociale şi politice [4, p. 21-23].
Un nou concept şi-a făcut loc in societatea contemporană în general şi în medicină în special. Este vorba de
„medicina omului sănătos”, care are ca scop nu numai identificarea şi combaterea factorilor patogeni şi a factorilor de
risc, ci şi identificarea factorilor sanogenetici (a condiţiilor de habitat, de muncă, de starea mediului, de condiţiile de
urbanizare) capabili să îmbunătăţească, pe cât posibil, calitatea vieţii şi dacă este posibil, s-o şi prelungească.
Organizaţia Mondială a Sănătăţii promovează medicina omului sănătos, orientată către menţinerea şi
apărarea sănătăţii individuale şi colective, la care participă atât specialiştii în domeniul medical cât şi însăşi
populaţia, care trebuie să conştientizeze faptul că fiecare om în parte este responsabil, nu numai de sănătate lui, ci şi
de a celor intre care trăieşte şi munceşte. De aceea, fiecare om trebuie să contribuie la ameliorarea condiţiilor sale
de viaţă şi de muncă, să se deprindă cu normele igienice individuale şi colective, să contribuie la ameliorarea
condiţiilor de habitat şi de muncă şi să adopte un mod raţional de alimentaţie şi chiar de viaţă. Omul trebuie să
trăiască în armonie cu semenii săi, dar şi cu natura, chiar dacă numai este posibilă o reîntoarcere la viaţă în mediul
natural în care trăia odinioară. Civilizaţia a dus, în mod cert, la îndepărtarea omului de mediul său natural şi de
multe din binefacerile sale. Ceea ce mai poate şi trebuie să facă omul este să conserve mediul natural in care
trăieşte şi, în nici un caz, să nu contribuie la degradarea lui [7, p. 78-83]. Prin toate activităţile întreprinse de

188
oameni, starea mediului se poate degrada, doar puţine activităţi umane putând să-l reabiliteze. Factorii poluanţi ai
mediului sunt numeroşi, iar nocivitatea lor diferă de la caz la caz. Efectele lor asupra mediului, dar şi asupra
oamenilor, a vieţii lor nu pot trece neobservaţi, lăsând adeseori urme serioase în viaţa socială.
Numărul foarte mare de substanţe poluante rezultate din diferite procese tehnologice şi impactul deosebit al
acestora asupra mediului şi implicit asupra omului determină o mare diversitate de efecte asupra sănătăţii.
Alarmante sunt efectele imediate, provocate fie de eliminări accidentale ale unor substanţe toxice, fie din
acumularea lor lentă în mediu, pană la pragul la care dau naştere unor efecte acute, cu manifestare clinică brutală,
îmbolnăviri soldate de multe ori cu decesul bolnavilor. Riscuri mari pentru om sunt legate şi de efectele de lungă
durată, care se produc prin acţiunea lentă, dar îndelungată, a poluanţilor asupra organismului uman. Astfel, o serie
de metale toxice pentru om se cumulează în organism, determinând îmbolnăvirea numai după ce au atins un anumit
prag, în timp ce alţi poluanţi, spre exemplu cei iritanţi din aer, deşi nu se reţin în totalitate în organism, determină,
după ani de expunere, modificări ireversibile la nivelul plămânilor. Un risc şi mai mare pentru sănătate este
reprezentat de efectul carcinogen (cancerigen), teratogen (produc malformaţii congenitale la descendenţi) sau
mutagen (produc mutaţii genetice) al unor poluanţi chimici din atmosferă. Este recunoscut astăzi efectul cancerigen
cert al unui număr apreciabil de substanţe chimice care se găsesc în mediul de viaţă al omului, ca o consecinţă a
poluării intense. Prezenţa în mediu a unor poluanţi cu astfel de efecte constituie un risc major, nu numai pentru
sănătatea populaţiei actuale, ci şi pentru generaţiile următoare [1, p. 310-316].
De regulă, aerul nu constituie un mediu favorabil dezvoltării sau conservării microorganismelor (bacterii,
virusuri, fungi, paraziţi) datorită efectelor antimicrobiene manifestate de temperatură, umiditate, de concentraţia în
oxigen şi în radiaţiile solare ultraviolete. Cu toate acestea, aerul constituie un mijloc excelent de vehiculare a unor
microbi sau virusuri care transmit rujeola, rubeola, varicela, scarlatina, gripa, meningita, tuberculoza, tusea
convulsivă, parotidita epidemică, difteria şi adenovirozele, toate denumite generic „boli cu poartă de intrare
respiratorie” Ca rezultat al activităţilor agricole sau industriale sau al activităţilor edilitar-gospodăreşti rezultă nu
numai substanţe chimice, dar şi o serie de particule fizice solide, vapori sau gaze, care sunt inspirate de oameni.
Odată pătrunse în organism prin inhalare, aceste particule pot determina efecte nocive asupra sănătăţii prin două
mecanisme diferite: unul mecanic (iritarea locală a căilor respiratorii), altul toxic (prin substanţele chimice pe care
le conţin particulele din aer ).
Studii medicale şi sociologice efectuate la scară mondială au permis o constatare care devine certitudine şi anume
că starea de sănătate a unei populaţii depinde de factorii de mediu în 30% din cazuri, de stilul de viaţă în 40% din cazuri
şi în restul de 30%, de factorii biologici (microbi, virusuri, paraziţi, ciuperci). In consecinţă, atenţia principală pentru
menţinerea sănătăţii în Europa Unită, de altfel ca şi în întreaga lume, trebuie concentrată spre îmbunătăţirea factorilor de
mediu de viaţă, spre promovarea unui stil de viaţă sanogenetic caracterizat prin: alimentaţie naturală şi funcţională,
exerciţiu fizic, utilizarea factorilor naturali (aer, apă, soare), profilaxia stresului etc. [5, p. 286].
Organizaţia Mondială a Sănătăţii recomandă tuturor statelor care şi-au întocmit programe naţionale corelate cu
cele internaţionale de protecţie a vieţii şi sănătăţii cetăţenilor comunitari, să-şi modifice orientarea medicinii omului
bolnav (medicină curativă) către o medicină a omului sănătos (medicină preventivă). Acest nou concept medico–social
se caracterizează prin orientarea spre prevenţia îmbolnăvirilor în masă a populaţiei prin endemii, epidemii sau pandemii,
precum şi spre prevenirea bolilor cronice degenerative, care grevează profund starea de sănătate a oamenilor şi calitatea
vieţii lor. Multe din aceste ultime boli sunt datorate tocmai unui mediu de viaţă „nesănătos”.
Mediul sănătos asigură o stare de sănătate optimă a oamenilor. De aceea, managementul general al mediului
trebuie să includă măsuri pentru protecţia oamenilor împotriva factorilor de boală existenţi în mediul de viaţă. Pentru a fi
eficace, abordarea pluralistă impune crearea unui parteneriat multifuncţional, care să integreze – diferite departamente
guvernamentale care se ocupă de: sănătate, construcţia de locuinţe, energie, apă, aer şi planificare. Pe de altă parte, şi
părinţii, profesorii, asistenţii sociali şi de sănătate, trebuie să acţioneze împreună, sinergetic şi holistic. Trebuie acţionat
astfel încât să se realizeze ameliorarea condiţiilor de viaţă şi de muncă ale tuturor membrilor comunităţilor umane, să se
realizeze deprinderea lor cu normele igienice individuale şi colective, să se îmbunătăţească condiţiile de habitat şi de
muncă, să se adopte un mod raţional de alimentaţie sănătoasă şi de viaţă, în general.
Promovarea sănătăţii generale este un proces care permite oamenilor să-şi îmbunătăţească şi să-şi intensifice
controlul asupra propriei sănătăţi şi implicit şi a altora, pentru a reuşi să se răspundă dorinţei legitime de „a adăuga
ani vieţii şi viaţă anilor” [3, p. 52-55].
Pentru că activităţile individuale şi colective de menţinere a sănătăţii populaţiei planetare nu sunt posibile
decât cu oameni cu un nivel de educaţie generală, implicit şi de cultură sanitară, atât OMS cat şi UE recomandă
tuturor statelor lumii intensificarea activităţilor de şcolarizare (măcar minimă) a populaţiei, precum şi de educaţie
pentru sănătate, deoarece analfabetismul merge, de regulă, cu ignoranţa şi cu dezinteresul pentru o viaţă sănătoasă.
În concluzie menţionăm că starea sănătăţii populaţiei este influenţată direct de unele întrebări cauzate care se
stabilesc între individ şi mediu sau fizic şi social. Printre factorii externi responsabili de sănătatea populaţiei
menţionăm cu precădere mediul de viaţă, factorii mediului înconjurător, nivelul, legătura strânsă între elementele

189
mediului: apă, aer, sol şi bolile provenite în urma degradării acestora. Poluarea mediului atmosferic, apei, solului,
duce la schimbarea calitativă şi cantitativă a biosferei în întregime, schimbând componenţa şi structura aerului,
temperatura şi complet clima Terrei. Toate acestea îşi manifestă efectul asupra modului de trai a omenirii.
Poluarea excesivă a resurselor naturale este o problemă ecologică principală pe teritoriul Republicii
Moldova. Practic toţi componenţii mediului sunt poluaţi într-o măsură considerabilă, ceea ce se răsfrânge esenţial
asupra sănătăţii omului.

Bibliografie

1. Aşevschi V., Dudnicenco T., Roşcovan D. Ecologia şi protecţia mediului. - Chişinău: Editura „Foxtrot”, 2007. - 400 p.
2. Crivoi A. Ecologie umană. Suport de curs. - Chişinău: Editura „CEP USM”, 2005. - 386 p.
3. Crivoi A., Fretescu L., Andrieş L. Influenţa factorilor alergici asupra imunoreactivităţii organismului la oamenii adulţi //
Analele Ştiinţifice ale Universităţii de Stat din Moldova. / Seria „Ştiinţe Chimico-biologice” Red. – şef: prof. univ., dr.hab.,
Gheorghe Rusnac– Chişinău: Editura „CEP USM”, 1998.- P. 52-55.
4. Crivoi A., Aşevschi V., Dunaeva E. Impactul factorilor de mediu asupra sănătăţii populaţiei în Republica Moldova //
Analele Ştiinţifice ale Universităţii de Stat din Moldova. / Seria „Ştiinţe Chimico-biologice” Red. – şef: prof. univ., dr.hab.,
Gheorghe Rusnac– Chişinău: Editura „CEP USM”, 1998.- P.21-25.
5. Crivoi A., Melnic B., Mursa E. Stresul şi tumorile maligne. //Materialele congresului V al fiziologilor din Republica
Moldova, - Chişinău, 1999.- 286 p.
6. Crivoi A., Stasiev Gr., Bugaian C., Crivoi B. Condiţiile nefavorabile ale mediului ca factori de risc pentru existenţa
umană // Analele Ştiinţifice ale Universităţii de Stat din Moldova. / Seria „Ştiinţe Chimico-biologice” Red. – şef: prof.
univ., dr. hab., Gheorghe Rusnac - Chişinău: Editura: „CE USM”, 2002. - P.13-18.
7. Melnic B., Hefco V., Crivoi A. Fiziologia omului şi animalelor .- Chişinău: Editura „Ştiinţa”, 1993, - 656 p.

ASIGURAREA DURABILITĂŢII MEDIULUI ÎN REPUBLICA MOLDOVA

Crivoi Aurelia
Doctor habilitat în biologie
Universitatea de Stat din Moldova, or. Chişinău, Republica Moldova
Chiriţa Elena
Doctor în biologie
Universitatea de Stat din Moldova, or. Chişinău, Republica Moldova
Ilieş Ana
Master în biologie
Universitatea de Stat din Moldova, or. Chişinău, Republica Moldova

ENSURE ENVIRONMENTAL SUSTAINABILITY IN MOLDOVA

Summary
The wisdom of the people called spring water is life. There are relations hips be tweenwate rand minerals from their
content in the human body. Excess consumption of these substances in water population reflects on her health. Water is an
essential unit of life, there foremans houldat tract more attention because it’s on proper management of our irrational use may
lead to the extinction of our species (mankind).

În prezent comunitatea mondială parcurge o etapă dificilă în istoria sa, confruntîndu-se cu problemele creşterii
sărăciei, foametei, analfabetismului, sporirii decalajului dintre bogaţi şi săraci, accelerării procesului degradării mediului
ambiant, care ameninţă omenirea cu o catastrofă ecologică. Această situaţie s-a creat în rezultatul activităţii economice
necompatibile cu legităţile ecologice şi cerinţele protecţiei mediului. În rezultat au loc schimbări globale ale mediului. În
atmosferă creşte concentraţia unor gaze nocive, care cauzează efectele de seră, duc la distrugerea stratului de ozon sau
generează ploi acide. Calitatea apelor dulci degradează într-un ritm accelerat, creşte concentraţia de metale grele şi alţi
poluanţi în sol şi scade fertilitatea lui. Astfel, resursele care cîndva erau considerate regenerabile devin neregenerabile [2,
p.120]. Schimbările menționate influenţează negativ sănătatea omului, durata vieţii, au un impact negativ asupra
dezvoltării economice. Toate acestea demonstrează că societatea umană a ajuns la un nivel critic, după care pot urma
procese ireversibile ce ar pune în pericol existenţa omenirii.
Întru evitarea acestei perspective sumbre şi asigurarea supravieţuirii şi prosperării umanităţii, tot mai mulţi
reprezentanţi ai societăţii ajung la convingerea, că este necesar ca problemele protecţiei mediului şi dezvoltării
economice să fie rezolvate în corelare reciprocă în interesul întregii societăţi umane contemporane şi a generaţiei
viitoare. În ultimul deceniu Republica Moldova a obţinut unele progrese în stabilizarea politică, macroeconomică şi

190
financiară, dar ea rămîne a fi o ţară cu un venit din cele mai mici pe cap de locuitor în Europa şi se confruntă cu o
serie de probleme în domeniul mediului. Alături de aceste progrese economice, în Moldova continuă să fie acută
problema mediului, care este rezultatul mai multor factori, atît externi, cît şi interni. Dezechilibrele ecologice în
Republica Moldova sunt legate pe de o parte de supraexploatarea resurselor naturale regenerabile, pe de altă parte –
de degradarea globală a calităţii mediului ambiant. Reducerea capacităţilor de regenerare a resurselor şi poluarea
mediului afectează vital securitatea existenţei umane. Eliminarea sărăciei absolute, stoparea procesului de sărăcie şi
reducerea lui pînă la nivelul economico-social şi politic acceptabil, creşterea bunăstării populaţiei, accesul la
educaţie şi ocrotirea sănătăţii, ocuparea forţei de muncă, creşterea veniturilor reale – toate au o legătură strînsă cu
problemele utilizării resurselor naturale şi asigurării calităţii factorilor de mediu [6, p. 31].
Nivelul de degradare a sănătăţii în Moldova a atins aşa dimensiuni, că sănătatea poate deveni un obstacol în
dezvoltarea economică a ţării. În acest aspect există particularităţi teritoriale, cu nivel deosebit de înalt al unor stări
morbide, dependente de calitatea factorilor de mediu. Legătura strînsă dintre viaţa şi activitatea populaţiei de
factorii de mediu şi resurse naturale în Republica Moldova face dezvoltarea social-economică şi combaterea
sărăciei dependentă de problemele protecţiei mediului şi valorificării resurselor naturale.
Scopul lucrării: Studiul stării actuale a calității mediului și resurselor naturale și al asigurării durabilității mediului
în Republica Moldova. Obiectivele: Studiul și descrierea stării și calității mediului în Republica Moldova; Analiza
resurselor naturale, ca surse de existenţă şi creştere economică; Analiza și descrierea calității aerului atmosferic;Studiul
gestionării deșeurilor în Republica Moldova; Elucidarea managementului ecologic și al dezvoltării durabile.
Utilizarea apei potabile necalitative, poluarea aerului, consumul produselor contaminate duc la apariţia unor
maladii, tratarea cărora, pe de o parte, reduce veniturile bugetului, pe de altă parte – sustrage mijloace financiare
adăugătoare din bugetele şi aşa reduse ale familiilor. Infecţiile respiratorii şi diareice reprezintă două din cele mai
importante cauze ale mortalităţii. Calitatea nesatisfăcătoare a mediului afectează mai întîi păturile cele mai sărace.
Impactul utilizării diferitor resurse naturale, de asemenea, are importante legături cu aspectul sărăciei, şi anume cei săraci
au acces limitat la apa curată şi canalizare. Degradarea terenurilor are costuri sociale şi economice îndeosebi pentru cei
săraci. Lipsa accesului la tehnologiile avansate de prelucrare a solului printre populaţia rurală, mijloacele reduse pentru
prevenirea eroziunii, alunecărilor de teren, menţinerii fertilităţii solului – duc la degradarea fondului funciar şi, ca
urmare, la pierderi materiale, în special printre populaţia săracă. Fragilitatea ecosistemelor pune în pericol, înainte de
toate , păturile social vulnerabile. O situaţie similară atestăm la utilizarea diferitor resurse naturale.
Degradarea resurselor forestiere are un impact general asupra stării ecosistemelor şi asupra posibilităţii
utilizării lor ca sursă de energie sau ca sursă de venituri a populaţiei. În unele cazuri măsurile de protecţie a
mediului pot afecta pe cei săraci, cu ar fi, reducerea accesului animalelor la terenurile protejate poate duce la
reducerea veniturilor şi tensiuni în societate. De asemenea, extinderea ariilor protejate poate limita drepturile
săracilor la utilizarea resurselor naturale. Accesul liber la resursele naturale (apa, pădurile, resurse piscicole) poate
provoca utilizarea lor neraţională dar poate şi temporar contribui la reducerea sărăciei [3, p. 21-23].
Vulnerabilitatea la condiţiile climaterice. În ultimii ani pe teritoriul Republicii Moldova s-au înteţit evident
cazurile de manifestare a diverselor calamităţi naturale. La acestea atribuim secetele îndelungate, ploile torenţiale,
deseori cu grindină, inundaţiile, iernile extrem de geroase ori extrem de blînde, îngheţurile tardive de primăvară ori
timpurii de toamnă, furtunile violente, alunecările de teren. Calamităţile naturale au un impact deosebit asupra oamenilor
săraci atît din zona rurală cîtşi din zona urbană din motivul că populaţia nu dispune de surse suficiente pentru a redresa
impactul cauzat sau nu pot acoperi la un nivel suficient pagubele cauzate. În anul 2014 numai ploile torenţiale însoţite de
vînt puternic, care au avut loc în țară în perioada 17-21 iulie au pricinuit daune materiale însumă de circa 9 milioane 203
mii lei. Cele mai vulnerabile la aceste fenomene sînt paturile săra ce din zona rurală[1, p. 120-127].
Resursele naturale reprezintă o componentă esenţială a patrimoniului naţional. Regimul lor de valorificare
determină în mare măsură starea mediului: volumul şi gradul de epuizare a resurselor, precum şi a factorilor de
calitate ai mediului înconjurător. În contextul securităţii economice, Republica Moldova dispune în proporţii
suficiente de resurse pedo-climatice care reprezintă un potenţial regenerabil de valoare pentru dezvoltarea durabilă
a unei agriculturi de mare randament. Resursele naturale neregenerabile, cum ar fi materialele de construcţie sau
materiile prime pentru fabricarea acestora, cu mici excepţii, sunt de importanţă locală [5, p. 26].
Reţeaua hidrografică a ţării noastre are o lungime de peste 16 000 km, principalele fiind Nistrul cu lungimea
de 630 km şi Prutul cu lungimea de 695 km. Bazinul hidrografic este reprezentat de 3621 de rîuri şi rîuleţe, dintre
care7 cu lungimea mai mare de 100 km şi 247 – cu lungime a mai mare de 10 km, 57 de lacuri cu suprafaţa de 62,2
km2, 3000 de rezervoare şi heleșteie cu suprafaţa de 300 km2, 20 de lacuri de acumulare cu un volum de apă mai
mare de1,0 mln.m3. Principalele surse de alimentare cu apă sunt rîurile – Nistru, care acoperă 54% din cantitatea
totală de apă, rîul Prut – 16%, alte surse de apă de suprafaţă – 7% şi surse de apă subterane – 23%. Alimentarea cu
apă potabilă a localităţilor este asigurată în proporţie de 30% din sursele de suprafaţă şi 70% din cele subterane.
Actualmente în Republica Moldova sistemele centralizate de alimentare cu apă sunt construite în 960
localităţi din totalul de 1689 existente, inclusiv 903 în localităţi rurale. Într-un număr limitat de localităţi (pînă la

191
50) au fost iniţiate lucrări de reabilitare a sistemelor centralizate de aprovizionare cu apă, în restul aceste sisteme
degradează continuu. Apa din sursele locale nu corespund cerinţelor şi standardelor de calitate a apei potabile,
deoarece conţine concentraţii ridicate de nitriţi, nitraţi, cloriţi, selenium, floruri şi metale grele. O situaţie alarmantă
privind calitatea apei este creată în localităţile din sudul republicii. Calitatea apei este determinată de factorii
naturali şi antropogeni. Deşeurile sunt o sursă importantă de poluare a resurselor de apă de suprafaţă şi subterane.
Consumul apei necalitative, care nu corespunde cerinţelor are un impact deosebit asupra sănătăţii populaţiei.
Spaţiul dintre rîurile Prut şi Nistru îşi are particularităţile sale geochimice cu impact nefast asupra sănătăţii. Din
punct de vedere al extinderii impactului asupra sănătăţii pe primul loc poate fi plasată problema conţinutului de iod în
mediu. Solurile, plantele, apele de suprafaţă şi subterane, aerul atmosferic au un conţinut redus de iod, care la
încorporarea în organism nu menţine un nivel fiziologic al metabolismului. Carenţa în iod afectează starea de sănătate a
întregii populaţii, dar cu consecinţe mai grave pentru copii. Prevalenţa guşei palpabile sau vizibile este de 37% la copiii
între 8 şi 10 ani. Conform criteriilor internaţionale, Republica Moldova se situează printre ţările cu carenţă moderată în
iod. La nivel de republică incidenţa stărilor morbide iodocarenţiale la elevii de 8-10 ani pot fi exprimate în următoarele
cifre: Sud 26,9%, Est – 33,9%, Centru – 41,6%, Nord – 39,1%, media pe republică constituind – 37,0% [6, p. 42-56].
Factorii antropogeni, care influenţează calitatea apei sunt multipli, avînd şi acţiune mai pronunţată. Ei
rezultă din poluarea solului în urma activităţilor omului. În ultimul deceniu a avut loc deteriorarea sistemului de
salubrizare a localităţilor, mai pronunţat în cele rurale. În sate locuieşte mai mult de jumătate din populaţia ţării
(52%). Pentru locuitorii din mediul rural resursele de apă ale pînzei freatice constituie principala sursă de apă
potabilă. Ocupaţia de bază în sate este agricultura şi creşterea animalelor, care şi serveşte în cea mai mare parte ca
sursă de existenţă. Aceste activităţi duc la poluarea solului cu materie organică care are un impact deosebit asupra
pînzei freatice. În majoritatea gospodăriilor deşeurile de la animale, reziduurile organice nu sunt stocate şi utilizate
în calitate de îngrăşăminte, ci rămîn în interiorul localităţilor. La mineralizarea lor se formează cantităţi mari de
azotaţi, sulfaţi, fosfaţi, cloruri şi alţi compuşi. Compuşii solubili în apă migrează uşor pe verticală, poluînd apele
freatice, utilizate de populaţie (fără purificare preventivă) ca sursă de apă potabilă [4, p. 13-16].
Contaminarea microbiologică a apei distribuite populaţiei influenţează o incidenţă înaltă a unor boli
transmisibile. Bolile diareice acute (BDA) au o incidenţă mai mare în localităţile unde se înregistrează o frecvenţă
sporită de probe de apă cu indici bacteriologici necorespunzători şi valori scăzute pentru clorul rezidual liber. De
asemenea, hepatita virală A (în a.2001 – 122 cazuri la 100 mii locuitori), mai frecventă în localităţile rurale, în care
morbiditatea poartă adesea caracter eruptiv cu transmiterea prioritară hidrica şi afectarea copiilor [3, p. 21-23].
Indicatori

Volumul apei captate din sursele de apă*, mil.m3

Consumul apei*, mil.m3
Consuml de apă în sistemele cu circuit închis şi consecutiv*, mil.m3
4500

4000
Volumul evacuării apelor reziduale poluate*, mil.m3
3500

3000

2500
mii m 3

2000

1500

1000

500

1999 2004 2009 2010 2011 2012 2013 2014

anii

Sursa: Elaborat de autori în baza datelor oferite de Agenția „Apă-Canal”

Fig.1. Dinamica consumului apei (mil. m3)
În urma calculării costurilor sociale şi economice a poluării apelor s-a ajuns la concluzia că apa potabilă poluată
(în regiunile rurale şi urbane) este cauza a 950 – 1850 decese premature anual şi a pierderii a 2–4 milioane de zile de
muncă din cauza maladiilor legate de calitatea apei. Managementul apelor în Republica Moldova este încă neeficient, din
care cauză nu face faţă noilor cerinţe de alocare a resurselor, eficientizare a serviciilor şi de protecţie a ecosistemelor
acvatice. Au loc pierderi foarte mari în reţelele de distribuţie, în aşezările urbane şi în sistemele de irigaţie.
Un pericol deosebit pentru sănătatea omului prezintă cantitatea majorată a nitraţilor în apele potabile, care
provoacă intoxicaţie. Sporirea conţinutului lor se datorează administrării pe parcursul mai multor ani a dozelor înalte,
adeseori ştiinţific neargumentate, de îngrășăminte azotate, poluării teritoriilor limitrofe complexelor animaliere. În
ultimul timp, se cercetează şi rolul nitraţilor care ar induce guşa endemică, ceea ce explică apariţia acesteia în zone
indemne, tocmai prin folosirea excesivă a îngrășămintelor pe bază de azot. Poluarea apelor din fântâni într-o anumită
măsură depinde de îngrijirea curţilor ţărăneşti. Locurile de acumulare a gunoiului de grajd trebuie să aibă un strat

192
impermeabil de protecţie şi acoperiş pentru a exclude poluarea apelor freatice cu nitraţii şi alte impurităţi. Fântânile
necesită să fie proiectate şi construite în strictă conformitate cu regulile sanitare[1, p. 130-135].
Apa influenţează sănătatea populaţiei în mod direct (prin calităţile sale biologice, chimice şi fizice), sau indirect.
Astfel cantitatea insuficientă de apă duce la menţinerea unei stări insalubre, a deficienţilor de igienă corporală, a locuinţei
şi a localităţilor, ceea ce duce la răspîndirea unor afecţiuni digestive (dizenteria şi hepatita endemică). Asigurarea
populaţiei cu apă de băut şi produse alimentare de calitate, asanarea mediului înconjurător şi salubrizarea localităţilor,
crearea condiţiilor adecvate de dezvoltare, educaţie, studii, muncă şi odihnă, în primul rând a copiilor, precum şi
respectarea igienei personale, sunt măsurile cele mai elementare pentru prevenirea apariţiei unor boli.
În concluzie putem menţiona ca pentru Republica Moldova acceptarea doctrinei de creştere economică şi reducere
a sărăciei nu este doar una din multele opţiuni posibile, ci reprezintă singura cale responsabilă de planificare strategică a
dezvoltării pe termen mediu şi lung, în concordanţă cu interesul naţional şi cu imperativele colaborării internaţionale.
Această nouă concepţie de dezvoltare presupune armonizarea obligatorie a creşterii economice cu alţi factori de
importanţă majoră, cum ar fi creşterea nivelului vieţii populaţiei, reducerea sărăciei, asigurarea securităţii ecologice,
alimentare şi energetice a ţării, protecţie mediului şi valorificarea raţională a resurselor naturale.
Investigaţiile în cauză indică necesitatea examinării sănătăţii populaţiei, şi mai întîi, a femeilor gravide şi a
copiilor, care consumă apă potabilă cu un conţinut sporit al elementelor chimice cu scopul recomandării măsurilor
respective de profilaxie. În cel mai rău caz apa, ce nu face faţă cerinţelor igienice, trebuie să fie diluată, în mod
casnic, cu apă de o calitate bună din alte fântâni apropiate.
Cele mai bune surse de aprovizionare cu apă potabilă, cu unele excepţii, sunt izvoarele. Se recomandă ca
femeile gravide, cu ocazia prezentării la consultaţiile prenatale să aducă o probă de apă pentru analiza conţinutului
în nitraţi. Totodată se impune a convinge mama ca cel puţin primele 3 luni să alimenteze copilul pe cale naturală.
Compoziţia apelor freatice şi subterane se modifică în timp sub influenţa factorilor de mediu şi a activităţii
antropice, fapt ce impune necesitatea studierii dinamicii lor sub aspectul anotimpurilor şi variaţiei sumei
precipitaţiilor atmosferice anuale.

Bibliografie

1. Aşevschi V., Dudnicenco T., Roşcovan D. Ecologia şi protecţia mediului. - Chişinău: Editura „Foxtrot”, 2007. - 400 p.
2. Crivoi Aurelia. Ecologie umană. Suport de curs. - Chişinău: Editura „CEP USM”, 2005. - 386 p.
3. Crivoi A., Aşevschi V., Dunaeva E. Impactul factorilor de mediu asupra sănătăţii populaţiei în Republica Moldova. //
Analele Ştiinţifice ale Universităţii de Stat din Moldova. / Seria „Ştiinţe Chimico-biologice” Red. – şef: prof. univ., dr.
hab., Gheorghe Rusnac – Chişinău: Editura „CEP USM”, 1998. - P. 20-25.
4. Crivoi A., Stasiev Gr., Bugaian C., Crivoi B. Condiţiile nefavorabile ale mediului ca factori de risc pentru existenţa
umană. //Analeler Ştiinţifice ale Universităţii de Stat din Moldova. / Seria „Ştiinţe Chimico-biologice”Red. – şef: prof.
univ., dr.hab., Gheorghe Rusnac - Chişinău: Editura : „CE USM”, 2002. - P.12-17.
5. Malacea I. Biologia apelor impurificate. - Bucureşti: Editura„Academiei”, 1959. –261 p.
6. Saraerschi I. Ecologia şi protecţia mediului înconjurător în Republica Moldova. - Chişinău: Editura „Ştiinţa”. 1992. - 314 p.

НРАВСТВЕННЫЕ И ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ

РЕПРОДУКТИВНОГО ЗДОРОВЬЯ ЧЕЛОВЕКА

Арпентьева М.Р.
Доктор психологических наук
Калужский государственный университет имени К.Э. Циолковского,
г. Калуга, Российская Федерация

MORAL AND PSYCHOLOGICAL ASPECTS OF HUMAN REPRODUCTIVE HEALTH

Summary
The article is devoted to reproductive health issues and reproductive health issues as a result of destruction of
traditional moral values, their social, psychological and psychosomatic effects. Reproductive health of women and men is a
complex phenomenon, an important role in the formation and development of which play spiritual, moral and socio-
psychological aspects. In the presence of harmony and highlighted the above aspects of reproductive health has long
maintained and quickly restored: the man correctly relates to self and life. The presence of selected health characteristics
allows us to estimate the reproductive potential of each individual, to successfully carry out psychological assistance to persons
wishing to have children. Of reproductive health disorders are associated with unwillingness and reluctance of potential parents
to be parents: to ensure the moral well-being of mentors and educators, providing psychological well-being of friends and
companions, as well as providing material well-being guardians of the children. Thus, we see that the harmony of personal

193
"substructures": the bodily-somatic, personal-psychological and socio-normative, and balance the desire for life and pleasure
and desire for destruction and death, allows a person to be healthy and have healthy children. On the contrary, the imbalance
and disharmony lead to violations of reproductive health and life in General.

Характеристика проблемы. Воспроизводство населения – процесс сложный и многофакторный.

Вопреки расхожим представлениям, отдающим приоритет физиологическому компоненту репродук-
тивного здоровья, ведущими компонентами благополучия этого феномена являются моменты, связанные
не с материальной и физической стороной жизни людей, а с их психологическим и нравственным
благополучием. Нравственные и психологические аспекты инерции и активизации воспроизводства
населения являются, на наш взгляд, центральными. Потрясения, пережитые населением Земли и
переживаемые до сих пор, - это, во многом, потрясения нравственно психологические. Их вызывает
широкое проникновение идеологии «свободных отношений», «здорового секса», а также потребительских
ориентаций в выборе партнеров /супругов. Кроме того, негативно сказываются на психологическом и
нравственном состоянии человека потребительское отношение к окружающим людям, отказ и осмеяние
достижений предыдущих поколений, негативное отношение к пожилым, инвалидам, всем слабым и
страдающим людям, стремление только к собственному благополучию и усилению влияния на мир за счет
ресурсов других людей (социальный каннибализм), распад общественных движений и систем
общественной поддержки человека, скрытый отказ государства от львиной части своих обязательств в
сфере образования, здравоохранения, защиты прав населения, потребительское отношение к природе,
растительному и животному миру и т.д.. Все это наносит удар по способности человечества к
воспроизводству. Население начинает и продолжает чувствовать себя ненужным, незащищенным и
неспособным влиять на собственную жизнь и жизнь окружающих, в полной мере защитить свою жизнь и
жизнь детей и, тем более, взять на себя обязательства в отношении их воспитания и содержания детей.
По определению ВОЗ, на которое опирается большинство исследоваьелей, –репродуктивное здоровье
есть состояние полного физического, умственного и социального благополучия во всех вопросах,
касающихся функций и процессов репродуктивной системы, а также психосексуальных отношений на всех
стадиях жизни [2, с. 87-88]. Другими словами, это способность людей к зачатию и рождению детей,
возможность сексуальных отношений без угрозы заболеваний, передающихся половым путем, гарантия
безопасности беременности и родов, выживание ребенка, благополучие матери и возможность планирования
последующих беременностей, в том числе предупреждения нежелательной. Таким образом, репродуктивное
здоровье – одна из основных составляющих общего здоровья каждого конкретного человека, каждой семьи и
общества в целом. Репродуктивный процесс – это система или последовательность репродуктивных событий
(начало половой жизни, беременности, роды, прерывание беременности, использование контрацепции и т.д.)
[3, с.5-7; 4, с.50]. Каждая из этих составляющих может быть как нарушенной, так и здоровой. Среди всех
факторов, влияющих на здоровье и, в частности, репродуктивное поведение женщин и мужчин, наиболее
важными являются материальный достаток, социальная стабильность и возможность защищать здоровье
будущих детей. К факторам, ограничивающим деторождение, относят неуверенность в прочности семейных
отношений, страх потери работы и бедности, желание ограничить свои заботы, связанные с беременностью и
рождением ребенка [5 с. 5-10], сексуальные дисфункции [6, с. 9-22].
В условиях длительного и интенсивного социального кризиса нарушения репродуктивного здоровья
мужчин и женщин - одна из ведущих тем сегодняшней повседневности. Современный «цивилизованный»
мир столкнулся с серьезной демографической проблемой – депопуляцией. Депопуляция вынудила занятые
лишь собой государства обратить внимание на проблемы пополнения и сохранения народонаселения и
здравоохранения , в том числе, в области сохранения репродуктивного здоровья граждан. Во многих
странах наблюдаются рост количества бесплодных пар и бездетных браков, генные и иные врожденные
аномалии родов и при родах, детоцид и промискуитет. На фоне продолжающегося падения рождаемости,
снижения численности женщин и мужчин репродуктивного возраста, обладающих репродуктивным
здоровьем и желанием иметь детей, наблюдается рост экстрагенитальной, гинекологической и
андрологической заболеваемости, медицинских абортов и прерываний беременности самопроизвольными
выкидышами, а также рост психических и психосоматических нарушений, препятствующих нормальной,
полноценной репродукции. Растет смертность детей в первые месяцы и годы жизни: дети, по-видимому, не
хотят оставаться в мире, где «никто никому не нужен», где в отношениях людей царит отчужденность,
отчаяние и подавление. Эти и иные формы нарушений репродуктивного поведения настолько
распространены, что чаще вызывает удивление их отсутствие, чем наличие.
Хотя в большинстве цивилизованных стран давно произошла «контрацептивная революция»,
вытеснившая аборт из методов регулирования деторождения, аборт как практика внутрисемейного
регулирования деторождения во многих странах СНГ сохраняет свое значение до сих пор. Медицина, при

194
всем ее внимании к биоэтике, в лучшем случае полагает аборт «безнравственным, вредным для здоровья
методом регулирования рождаемости». Однако, она приноровилась использовать аборты в собственных
целях и в целом ряде случаем малообразованные и просто заинтересованные в «дополнительном
заработке» специалисты рекомендуют семьям аборт «по медицинским показаниям», исподволь
пропагандируя и сам аборт, и отношение человека к себе как к механизму, к телу. Аналогичным образом
дело состоит в рекламе промискуитета: «секс для здоровья» практикуют значительное число людей во всем
мире, не задумываясь не о психологических, ни о физических, ни о - тем более – нравственных
последствиях сделанного. Вместе с тем, психологические и нравственные аспекты данной проблемы
остаются во многом нераскрытыми и недооцененными. Чтобы раскрыть эти аспекты, обратимся к
понятиям «репродуктивное здоровье» и «нарушения репродуктивного здоровья».
Сам по себе концепт «репродуктивное здоровье» является с точки зрения психологии комплексным,
включает ряд уровней и компонентов. В качестве ведущих можно назвать (1) здоровье как нормальное
функционирование организма; (2) здоровье как нормальное функционирование личности, ее личностная и
межличностная зрелость, включая гармонию и зрелость личностных и межличностных структур, связанных
с репродуктивным аспектом жизнедеятельности и отношений; (3) здоровье как нормальное духовно-
нравственное функционирование человека, гармония и зрелость его отношений с обществом и
государством, с людьми и природой, с мирозданием в целом, в том числе гармония и зрелость духовно-
нравственных структур, связанных с репродукцией.
Очевидно также, что необходимо гармоничное взаимодействие трех выделенных уровней, а также
гармоничное взаимодействие данных уровней и женщины и мужчины. Такое гармоничное и зрелое
взаимодействие именуется понятием совместимость. Данное понятие является в системе знаний о
репродуктивном здоровье женщин и мужчин наиболее разработанным, однако, оно не описывает многих важных
аспектов этого здоровья, а также не изучено настолько, чтобы делать какие-либо обоснованные выводы.
Нарушения репродуктивного здоровья мужчины или женщины включают ряд аспектов: (1) нарушения
физического здоровья как отклонения от нормального функционирования организма, репродуктивной и
остальных систем; (2) нарушения психологического здоровья как отклонения от нормального функционирования
личности, ее личностная и межличностная незрелость и дисгармония; (3) нарушения духовного здоровья как
отклонения от нормального функционирования человека, дисгармония и незрелость его отношений с
мирозданием и жизнью в целом. С точки зрения медицинской психологические и духовные аспекты нарушений
вторичны, тогда как, с точки зрения психолога, а также целителя и священника, - они первичны.
Не вдаваясь в спор о первичности, отметим те линии и аспекты их взаимодействий, нарушение
которых приводит к отклонениям. В целом, медицина предполагает, что, если нет деформаций и иных
нарушений репродуктивной системы, любой человек (женщина и мужчина) способны к репродукции в паре
с другим человеком с отсутствием или незначительными нарушениями. Психология этот «оптимизм» не
разделяет, так же, как и не разделяет пессимизм «приговоров», становящихся в практике современной
медицины все более типичными («детей не будет»). В нашей собственной практике консультативно-
психологической работы со студентами очных и заочных отделений, а также иными клиентами
(женщинами и мужчинами) в возрасте 17-45 лет показывают, что «приговоры» достаточно часто не
сбываются там, где репродуктивное здоровье человека рассматривается не как отсутствие «нарушений»
репродуктивной системы или «несовместимость» репродуктивных систем или организмов родителей,
способов их жизни, а как целостная система, включающая все три выделенных аспекта.
Эмпирическое исследование психологических аспектов репродуктивного здоровья включало
качественный и количественный (контент-анализ) консультативных бесед (интервью) и опросов с 150
обучающимися в вузах Москвы и Калуги на протяжении 2006 -2016 годов [7]. В состав основной выборки
вошли обучающиеся, имевшие проблемы репродуктивного здоровья, не способные по тем или иным причинам
на момент начала исследования иметь детей: 20 молодых и 30 зрелых, 20 мужчин и 30 женщин. В состав
дополнительной выборки вошли 100 студентов тех же вузов, не имеющих нарушений репродуктивного
здоровья, в том числе 50 имеющих и 50 не имеющих детей. Все респонденты в течение исследования прошли
курсы обучения по дисциплинам «Социальная медицина» и «Клиническая психология», важным моментом
которых стала рефлексия и работа с понятиями «репродуктивное здоровье» и «нарушения репродуктивного
здоровья». Основная выборка была сформирована на основе личных обращений респондентов за
психологической консультацией по поводу проблем репродуктивного здоровья. Обе выборки посетили ряд
лекционно-практических занятий, посвященных проблемам профилактики и коррекции нарушений
репродуктивного здоровья. В исследовании психологических аспектов нарушений репродуктивного здоровья
участвовали 80 человек с различными нарушениями репродуктивного здоровья, в том числе: 40 женщин и
мужчин, не имеющих детей и 40 женщин и мужчин, имеющих или отказавшихся от приемных детей (первую
половину каждой из подгрупп составляли мужчины, вторую половину - женщины). Исследование проводилось

195
в Обнинске, Калуге и области в 2010-2015 годах. Основной метод исследования – контент-анализ данных
структурированных опросов. Обобщая итоги теоретического и эмпирического исследования, можно выделить
несколько важных моментов.
1. Исследование психологических аспектов репродуктивного здоровья выявило комплексные и
выраженные нарушения репродуктивного здоровья у опрошенных (100% представителей основной группы,
45% дополнительной). В ходе учебных и консультативных занятий с обучающимися, направленными на
осмысление проблем формирования и укрепления репродуктивного здоровья, показатели нарушения были
снижены (44% основной и 20% дополнительной выборок). Кроме того, в течение года после консультаций
и учебных занятий у 28 респондентов основной и 20 дополнительной групп родились здоровые дети.
Основная часть респондентов дополнительной группы планирует иметь детей в будущем. 50% основной
группы, родившие детей, опасаются рожать еще одного ребенка: «беременность далась слишком тяжело».
Отвечая на вопрос о том, что именно было «тяжелым», респонденты отмечали, что страхи беременных и
мужей беременных поддерживались окружающими, в т.ч., весьма интенсивно – медицинским персоналом
женских консультаций: «он все равно не выживет» (ребенок), «муж тебя бросит, если родишь», «не от тебя
рожает», «теперь покоя не будет». Аналогичная ситуация складывалась и в отношениях со многими
родственниками, родителями: феномены бытовой ревности, мести, зависти и иных форм агрессии. Эти
проявления также нередко дополнялись целенаправленными «акциями» протеста, направленными на
сохранение сложившегося положения, а также латентно агрессивным поведением по типу «перетягивания
одеяла на себя»: родители, друзья и иные, близкие респондентам субъекты, создавали для респондентов
ситуации знакомого выбора: «или я или – он (не рождённый ребенок)».
2. Сравнение данных интервью и опросов до начала и после окончания консультативно-обучающей
работы показывает, что в сознании респондентов ведущей структурой «репродуктивного здоровья» начали
выступать не собственно физиологические, а духовно-нравственные гармония и зрелость человека,
которые влияют на зрелость и гармоничность «психологической» подструктуры здоровья и позволяют
гармонизировать функционирование и взаимодействие организмов будущих родителей (с 10% до 50%
основной и с 20% до 75% дополнительной групп). Ведущими аспектами духовно-нравственного здоровья
человека в отношении репродукции является «репродуктивная свобода» как отсутствие нравственных
запретов на процесс репродукции и иных форм интенсивного жизнеотрицания (порядка 90% обоих групп),
отсутствие чрезмерной привязанности к партнеру и отношениям с ним (в том числе интимным) (60%
основной и 70% дополнительной), отсутствие чрезмерного «эгоцентризма» (гордыни и самолюбования)
(50% обоих групп), а также наличие таких установок как смирение (принятие собственных и чужих
недостатков и несовершенства), нравственная обоснованность репродукции (любовь и благоговение перед
жизнью), любовь и уважение в отношениях с партнером, родителям и будущим детям, людям в целом:
терпение и понимание собственного предназначения (60% основной и 75% дополнительной групп).
3. По мнению респондентов, психологическое здоровье человека есть практически
непосредственное отражение здоровья духовно-нравственного. Оно позволяет человеку продуктивно и
эффективно находить и исправлять ошибки функционирования и развития, в том числе, в сотрудничестве с
партнером и со специалистами (врачами, психологами и т.д.). Особенно важно состояние
взаимопонимания, с его взаимной поддержкой и взаимной готовностью меняться и идти навстречу друг
другу. Репродуктивная свобода выступает, в этом случае, как следствие отсутствия родовых, родительских
и общесоциальных программ - запретов репродукции («принести в подоле» «плодить нищету» и т.д.),
жизнеутверждение. Жизнеотрицание приводит к суицидальному поведению и ряду форм поведения, его
заменяющему (лекарственные, пищевые и иные наркомании, включая трудоголизм и т.д.) или
отражающему скрытые суицидальные интенции (депрессии и астении, т.д.) (50% основной и 45%
дополнительной групп до начала консультативной работы). Напротив, у респондентов, обладающих
репродуктивным здоровьем, присутствуют спокойная гордость «продолжателей рода» и готовность
преодолевать трудности и препятствия жизни, не впадая в отчаяние, не завися от партнера и от
окружающих людей, не теряя уважения к себе и людям (10% основной и 45% дополнительной групп до
начала работы, 50% основной и 85% дополнительной групп после). Отсутствие гордыни и самолюбования
позволяет интересоваться миром, другими людьми, проявлять действенную эмпатию и добровольно
жертвовать - дарить миру, включаться в отношения служения и взаимопомощи, «поддержки слабого»,
включая «слабого» - ребенка. Весьма важным моментом является отсутствие психологической зависимости
от другого человека: недифициентные, свободные отношения, способность не зависеть от настроения и
состояний окружающих (специалистов и родственников, коллег и руководителей, супруга и детей), их
мнения, наличие собственной позиции и «собственной» жизни, отсутствие попыток заменить свою жизнь
жизнью друзей, родителей, сиблингов, работой. Важно также наличие осознанного представления о том,
«откуда пришел» и «куда движется» человек, гибкость перед лицом «крушения планов» и иных

196
«обстоятельств» (40% основной и 55% дополнительной групп). Различия представлений о репродуктивном
здоровье и отношений к его компонентам у респондентов до и после консультативной и обучающей работы
значимы на уровне 0,05, различия между основной и дополнительной группами значимы на уровне 0,01,
между мужчинами и женщинами – не значимы.
Исследование психологических аспектов нарушений репродуктивного здоровья, в том числе данные
контент-анализа опросов респондентов показали, что нарушения репродуктивного здоровья связаны во многом
с тем, что человек как целостность не хочет быть здоровым: ему не нужны дети или он использует отсутствие
или наличие детей для достижения иных целей. У семей-опекунов и бездетных пар «модна», например, точка
зрения, согласно которой дети - «спиногрызы» поглощают жизненные ресурсы родителей, поэтому ни дети, ни
партнер противоположного пола, также способный посягать на время и иные ресурсы человека, - «невыгоден»
(90% первой и 80% второй подгрупп). Таким образом, невыгоден брак и невыгодно рождение ребенка:
бездетность и одиночество с экономической точки зрения оказываются оптимальными для многих людей, чья
жизнь перенасыщена чужими интересами и непониманием себя и мира.
Распространённость примитивной «экономической модели» брачных и иных отношений как отношений
взаимного или одностороннего потребления - использования, является, по-видимому, прямым следствием
деформаций духовно-нравственных отношений общества и конкретных его представителей к себе и миру, к
жизни. Дополнительная модель «секс для здоровья» и «необременительные половые связи» позволяет
игнорировать данные деформации и при возникновении «проблем» (в форме беременности), оправдывать
детоцид (аборты и выкидыши) «обстоятельствами» (порядка 70% бездетных пар, 70% опекунов и 50%
принимающих родителей). Однако, внешние оправдания не так эффективны, как кажется: по данным
современных исследований многочисленные половые связи с многочисленными половыми партнерами
негативно сказываются на телесном, психологическом и духовном состоянии человека, а также его потомков.
Эгоцентризм и нарушение взаимоотношений с собой и миром – один из центральных факторов
бездетности самой разной «этиологии» (90% опекунов, 80% бездетных пар, 60% принимающих родителей).
Ребенок, очевидно, не рождается там, где он не нужен. Второй фактор – внешне «противоположны» связан тем
что ребенок «очень нужен»: для активного использования в целях удовлетворения потребностей родителей.
Наши и осуществлённые в последнее пятилетие исследования клиентов/пациентов ЭКО и иные форм
суррогатно-замещающего родительства, включая популярное сейчас усыновление и опекунство и т.д.,
показывают, что клиенты в массе своей не готовы и внутренне не стремятся к рождению ребенка, не
представляют, «что такое» ребенок, в том числе, зачем он нужен в их жизни (90% опекунов, 70% бездетных
пар и 10% принимающих родителей). Напротив, счастливые семьи усыновителей, также, как и счастливые
семьи с родными детьми, таким пониманием владеют: «чтобы любить детей», «чтобы расти вместе с детьми»,
«чтобы служить миру». Эти семьи, в отличие от «неготовых», как показали наши исследования бездетных парт
и замещающих семей, имеющие гармоничных приёмных детей, чаще посещают церковь (мечеть и т.д.) и более
интенсивно откликаются на обучающие и консультативные занятия, направленные на коррекцию и развитие
духовно-нравственных аспектов отношений (20% бездетных пар, 10% опекунов, 30% принимающих
родителей). Им недостаточно знать «рецепты» правильного поведения, они нуждаются и сознают нужду в
духовном осмыслении себя и мира, отношений детьми.
Однако, всем известны факты о том, что усыновление и воспитание чуждого ребенка, забота о людях,
попавших в трудную ситуацию, регулярное участие в благотворительной деятельности, помогают совершать
малые и большие «чудеса» рождения здоровых детей. Однако, эти и иные, естественные формы репродукции
для таких людей остаются часто закрытыми. Если же семья чрезмерно сильно, «очень хочет» ребенка, то это
также говорит о том, что в семье есть проблемы отношений, которые семья пытается решить посредством
рождения ребенка. Так, некоторые женщины и даже мужчины вступают в брак «чтобы показать свою
состоятельность», «нужность» как партнёров или объектов сексуального, финансового и иных «желаний»:
ребенок «желается» ради доказательства «полноценности», «состоятельности» семьи или каждого их
родителей (80% бездетных, 50% опекунов, 30% принимающих родителей). Но парадокс в том, что ребенку
которого «так сильно ждут» нет дела до желаний: ребенок приходит и остается, когда в нем есть нужда (не
фиктивная, а истинная потребность – в терминах А. Адлера). Выкидыши и возвраты детей в интернаты – яркие
примеры «завершенных желаний» (20% принимающих родителей, отказавшихся от детей). Неготовые
родители, по-видимому, исполнили свое желание – ребенок пришел. Чтобы он остался, нужна искренняя, не-
фиктивная потребность, нужда. Здоровье также - есть там, где в нем есть нужда и где есть умение отличать –
нужды и желания, фокусируясь на нуждах, управлять желаниями. Указанные различия между тремя группами
значимы на уровне 0,05, различия между женщинами и мужчинами в целом незначимы: психологически пара
живет как единое целое.
Выводы. Репродуктивное здоровье женщин и мужчин – комплексный феномен, важную роль в
формировании и развитии которого играют духовно-нравственные и социально-психологические аспекты [8, с.

197
210-221; 9, с. 23-29, 38-52]. При наличии и гармонии выделенных выше аспектов репродуктивное здоровье долго
сохраняется и быстро восстанавливается: человек правильно относится к себе и жизни. Наличие выделенных
характеристик здоровья позволяет оценить репродуктивный потенциал каждого отдельного человека, успешно
осуществить психологическую помощь лицам, желающим иметь детей. Нарушение репродуктивного здоровья
связано нежеланием и неготовностью потенциальных родителей быть родителями: обеспечивающими
нравственное благополучие наставниками и воспитателями, обеспечивающими психологическое благополучие
друзьями и компаньонами, а также обеспечивающими материальное благополучие опекунами детей. Это
нежелание активно поддерживается многими политическими и даже научными, «экологическими» школами: так,
В.Р. Поттер и другие сторонники «биологической этики» предполагают, что «снижение уровня рождаемости…
должно проводиться при помощи любых возможных широкомасштабных мер в сфере образования и
здравоохранения» [10, c.193]. Комментарии, как говориться, излишни.

Литература

1. Вишневский А.Г. Воспроизводство населения и общество. – Москва: Изд-во Финансы и статистика, 1982. – 287 с.
2. Ермолаева Е.В. Репродуктивное здоровье женщин и мужчин на современном этапе // Аспирантский вестник
Поволжья. - 2010. - № 7-8. - С. 86-91.
3. Зайцев Г.К., Зайцев А.Г. Сексовалеология взросления // Педагогика. – 2005. – № 5. – С. 49–58.
4. Зайцев Г.К., Зайцев А.Г., Хаптанова Т.Г. Половое воспитание подростков: ценностное отношение к здоровью //
Вопросы психологии. – 2002. – № 3. – С. 33–40.
5. Захарова О.Д. Эволюция рождаемости в России в ХХ веке. – Москва: 1993. – 130 с.
6. Лоуэн А. Любовь и оргазм. – Ростов-на Дону: Феникс, 1998. – 448 с.
7. Медик В.А., Токмачев М.С.Математическая статистика в медицине: учеб. пособие. – Москва: Финансы и
статистика, 2007. – 800 с.
8. Виилма Л. Начало мужское и женское. - Екатеринбург: У-Фактория, 2007. - 256с.
9. Чалова А.В. Психологические условия сексуального благополучия мужчин и женщин в устойчивых супружеских
парах. Дисс… канд. психол. наук. – Москва: РГГУ, 2016. – 230с.
10. Поттер В.Р. Биоэтика: мост в будущее. – Киев: В.Карпенко, 2002. – 256с.

ИЗМЕНЕНИЕ ЭКОЛОГИЧЕСКОЙ КУЛЬТУРЫ СТУДЕНТОВ: 2008–2016 гг.

Беляева Е.В.
Кандидат философских наук
Белорусский государственный университет, г. Минск, Республика Беларусь

CHANGE OF THE STUDENTS’ ECOLOGICAL CULTURE: 2008-2016

Summary
Ecocentric installation of students’ consciousness is becoming more popular. However, there is lack of understanding
the dangers, associated with the researches involving human subjects, with prenatal diagnostics of genetic diseases, with
change of biological nature of man. Solving problems of the biomedical ethics concerning person is less humane, than the
relation to animals and to the nature as a whole.

Развитие экологической культуры профессионалов всех специальностей представляет собой насущную

задачу, без которой не могут быть решены глобальные проблемы современности. Особое место в этом процессе
занимает формирование экологически ориентированного морального сознания у подрастающего поколения в
лице студентов, для которых вузовское образование является и периодом активной социализации, и важнейшим
этапом профессионального становления. Важным источником сведений о состоянии экологической культуры
современной студенческой молодежи могут стать социологические исследования.
В рамках совместного белорусско-молдавского научного проекта по обоснованию глобальной биоэтики
учеными БГУ в 2016 г. был проведен анкетный опрос студенческой молодёжи двух стран. В нем приняли
участие 616 человек с 1 по 5 курс, представляющих Международный государственный экологический институт
им. Сахарова (МГЭИ), биологический факультет Белорусского государственного университета (БГУ),
Белорусский государственный медицинский университет (БГМУ), Государственный Университет Медицины и
Фармации г. Кишинёва (ГУМФ) и некоторые другие учебные заведения. Анкета, содержащая 27 вопросов,
касающихся проблем экологической и биомедицинской этики, была размещена на сайте www.iseu.by.
Особый интерес представляет сравнение полученных результатов с данными аналогичного опроса,
проведенного в 2008 г., когда на базе Белорусского государственного университета (БГУ) и

198
Международного государственного экологического университет им. А.Д. Сахарова (МГЭУ) было
опрошено 354 студента 1–2 курсов, обучающихся на четырех факультетах различного профиля:
гуманитарного, технического, медицинского и экологического. Результаты этого исследования были
опубликованы в книге «Основы экологической этики» [1, с.67-83].
Первое впечатление от сопоставления данных 2008 и 2016 г. положительное. Оно состоит в том, что
за прошедшие 8 лет экологическая культура современной молодежи на уровне декларируемых принципов
укрепилась. Анкетный опрос не позволяет оценить степень реализации заявленных тезисов в поведении,
поэтому дальнейший анализ касается исключительно морального сознания респондентов, установок их
экологической культуры.
Экологическая проблематика все чаще становится предметом общественного обсуждения, поэтому
число затруднившихся ответить на те или иные вопросы анкеты сократилось. Оценивая различные аспекты
решения экологических проблем, молодые люди стали проявлять более ответственную позицию, выражать
мнение, что нельзя отмахиваться от этих вопросов как неразрешимых или не имеющих отношения к тебе лично.
Первая группа вопросов анкеты касалась базовых принципов экологической этики. Ключевым ее
вопросом является проблема о месте «человека разумного» в живой природе. В зависимости от ответа на
него респонденты делятся на антропоцентристов, по-прежнему верящих в то, что человек – это «венец
природы», «царь природы», вершина эволюции; биоцентристов, которые считают, что человек – существо,
равное со всеми другими живыми существами; и тех, кто полагает, что человек – «вредное» для природы
существо. Казалось бы, биоцентрически ориентированные студенты должны были продемонстрировать
самую высокую экологическую культуру. Однако, как показал опрос 2008 г., антропоцентристы в не
меньшей степени склонны заботиться о природе именно потому, что человек как высшее существо должен
позаботиться о природе как сообществе более слабых существ. Самую низкую приверженность
экологическим ценностям демонстрировали те, кто считает человека «вредным» для природы и, вероятно,
относит себя к этой категории. Такая критичность по отношению к человеку чаще всего отличает тех, кто
безнадежно смотрит на перспективы улучшения экологической ситуации, а потому не собирается ничего
делать в этом направлении, занимая, в общем-то, аморальную позицию.
Опрос 2016 г. показывает, что число биоцентристов увеличилось с 46 до 50%, антропоцентристов
тоже стало больше – с 29 до 32%, а «вредных для природы» людей уменьшилось с 25 до 17%. Таким
образом, общая тенденция в отношении экологических ценностей позитивна.
Вопрос о самоценности природы был призван перепроверить и уточнить экоцентрическую
установку респондентов. Однако это предположение не подтвердилось. Число тех, кто считает, что живая и
неживая природа самоценна безотносительно к пользе человека, уменьшилось с 80 с 65%; и
соответственно увеличилось количество тех, кто относится к природе потребительски и оценивает ее
только с точки зрения утилитаризма (с 14 до 26%). Такой перекос в ответах свидетельствует о том, что при
определенной постановке вопроса («В чем Вы видите суть проблемы природных ценностей?»),
экоцентрическая установка сознания дает сбой.
Представление о статусе человека на Земле позволяет прояснить отношение к утверждению, что
человек является паразитом на теле Земли. Если в 2008 г. 22% опрошенных еще не соглашались с этим
высказыванием, то в 2016 г. их осталось 12%. Таким образом, негативная оценка роли человека по
отношению к своему носителю усиливается. Одновременно с 63 до 75% выросло число респондентов,
утверждающих, что человек должен позаботиться о своем носителе, а не утверждать, что паразитизм людей
по отношению к природе – это какой-то естественный процесс, биоценоз.
Знаменитый швейцеровский принцип «благоговения перед жизнью» разделяется студентами в
очень большой степени. Только 12–13% полагают, что благоговения заслуживает исключительно жизнь
человека, и эта цифра за прошедший период осталась неизменной. Все же прочие разделяют убеждение,
что благоговение перед жизнью – универсальный принцип, распространяемый на все формы жизни, не
только «полезные», но и «вредные», а особенно на разумные и чувствующие формы жизни. В этом
контексте человек как разумная форма жизни объединяется в единую экологическую ценность с другими
существами. Нравственные принципы распространяются на человека не в силу его особого положения, а по
причине принадлежности к «чувствующим» и даже отчасти «вредным» формам жизни.
Современные студенты уже в достаточной мере осознают опасность неразумного экологического
поведения. Только 6% эгоистически полагают, что охранять природу нужно ради сегодняшних интересов
человека, прочие же разделились в равных пропорциях на тех, что охраняет природу ради будущих
поколений (антропоцентрическая аргументация) и тех, кто бережет природу ради нее самой
(биоцентрическая ориентация).
Таким образом, если отнести «неправильные» ответы на вопрос о самоценности природы за счет
неудачной его формулировки, то в общем биоцентрическая установка сознания современных студентов

199
достаточно сильна, их убежденность в ценностях экологической этики можно счесть удовлетворительной.
Вторая группа вопросов анкеты была связана с проблемами биомедицинской этики. При переходе к
этой проблематике разница ответов между биоцентристами и экоцентристами сглаживается. Человек
продолжает считать себя «особым животным» и настаивает на приоритете прав человека как отдельной
личности, которые должны быть защищены принципами и нормами биомедицинской этики. При
знакомстве со Всеобщей декларацией по биоэтике и правам человека респонденты считают наиболее
значимыми такие ее положения как «уважение человеческого достоинства и прав человека» (63%) и
«проблему защиты будущих поколений, окружающей среды» (67%). Здесь лидируют не столько принципы
биомедицинской этики, сколько права человека, исходя из которых и решаются медицинские вопросы.
Между тем, как показывают последующие ответы, общая приверженность студентов правам человека не
означает понимания того, как эти права должны реализоваться в конкретных биомедицинских ситуациях.
Так важным вопросом, порожденным бурным развитием медицины и биологии, является вопрос о
том, могут ли при проведении медико-биологических исследований интересы общества быть выше
интересов отдельной личности. К сожалению, только около трети опрошенных (33,8% в 2008 г. и 36,6% в
2016 г.) считают, что это противоречит принципам гуманизма. Несколько снизилось число тех, кто
легкомысленно утверждает, что интересы сохранения общественного здоровья и генофонда человечества
должны быть выше интересов отдельного человека (32,1% в 2008 г. и 27.5 % в 2016 г.). Еще одна треть
респондентов занимает по этому вопросу утилитаристскую позицию: при медико-биологических
исследованиях интересами личности можно пренебрегать, если польза для общества будет значительно
больше, чем ущерб интересам отдельной личности. Молодые люди в силу отсутствия жизненного опыта не
ощущают опасности тезиса, при котором их жизненными интересами общество легко может пренебречь
ради достаточно неопределенной «общественной пользы».
Дополнительный вопрос на ту же тему касался того, следует ли при проведении биомедицинских
исследований с участием человека ориентироваться на соотношение риска и пользы для испытуемых? И здесь,
несмотря на то, что речь идет об экспериментах на человеке, которым может оказаться любой из респондентов,
как в 2008, так и в 2016 году, находится 21% молодых людей, считающих, что ради будущего блага следует
идти на риск даже при минимальных шансах на успех. Большинство же (65%) держится принципа
утилитаризма, согласно которому эксперименты на человеке оправданы только при значительном перевесе
предполагаемой пользы. Очевидно, что при рассмотрении биомедицинской тематики принципы экологической
этики о благоговении перед жизнью, о ценности всякой формы жизни игнорируются. Люди к людям относятся
довольно безжалостно даже на уровне декларируемых предпочтений.
В биомедицинской этике является нормой, что очередность предоставления медицинской помощи
зависит от тяжести и характера заболевания, а не от социального статуса пациента. Подавляющее
большинство студентов придерживаются этой нормы: медицинские манипуляции (например, срочная
операция или пересадка органов) должны проводиться по жизненным показаниям, невзирая на социальный
статус человека, уровень его общественной полезности и заслуг. Но их число несколько уменьшилось (с
68,27 до 64.6 %). Соответственно с 6 до 9% возросло количество тех, кто считает социальный статус
подходящим критерием для принятия решений по поводу медико-биологических манипуляций.
Одной из важнейших проблем биомедицинской этики, продолжающей вызывать бурную
общественную полемику, является проблема аборта. Большинство студентов продолжает придерживаться
либеральной позиции, согласно которой не только аборт, но использование контрацепции и новых
репродуктивных технологий является личным делом человека, основанном на праве распоряжаться своим
телом (72% в 2008 г. и 68% в 2016 г.). Однако консервативные настроения стали чуть более
распространенными: если прежде аборт, контрацепцию и искусственное оплодотворение полностью
отвергали 7% студентов, то в 2016 г. – 10%.
Примером того, как сокращается число не определившихся по какой-то сложной биомедицинской
проблеме, является сюжет с обнаружением на стадии беременности возможных физических или
психических отклонений у будущего плода. Если в 2008 г. почти 50% опрошенных не могли принять
решение в столь животрепещущей ситуации, то в 2016 г. их осталось 40%. Из 10% принявших решение
можно условно сказать, что 6% присоединились к мысли о том, что следует предложить будущей матери
избавиться от неполноценного ребенка из соображений гуманизма (было 33 – стало 39%); а 4% – к тем, кто
верит, что следует сохранить жизнь плода, поскольку она принадлежит ему и никто не имеет права решать
за него (было 17 – стало 21%). Надо сказать, что с точки зрения биомедицинской этики гуманизм
уничтожения человеческого существа остается сомнительным, не менее сомнительно, что советы
избавиться от «дефектного» плода продиктованы именно гуманизмом, а не утилитаризмом.
Более ясным стало самоопределение студентов и по вопросу клонирования человека. Число тех, кто
точно «за» прогресс науки и возможность воспроизвести выдающихся людей или близких, возросло с 16 до

200
19%. Число тех, кто против, упало с 60 до 42%. В данном случае на динамику показателей повлияло
изменение формулировок предлагаемых ответов. Вместо неопределенного «поживём – увидим» была
предложена мысль об отказе от репродуктивного клонирования и развитии клонирования в целях терапии
(39%). Идея клонирования тканей и органов как средство лечения показалась респондентам довольно
привлекательной.
По вопросу об эвтаназии студенческое общественное мнение продолжает поляризоваться:
увеличилось на 3 и достигло 52% количество тех, кто полагает, что эвтаназия – это гуманная помощь
умирающему человеку избавиться от страданий. В то же время возросло на 3 и достигло 15% число тех, кто
полагает эвтаназию легальной формой убийства и самоубийства. Неопределившихся в этом вопросе
становится все меньше. К сожалению, наиболее цивилизованная форма разрешения проблемы, связанная с
принятием закона об эвтаназии потеряла 6% приверженцев (с 38 до 32%).
Сопоставление результатов исследований 2008 и 2016 гг. показывает, что есть вопросы, мнение по
которым изменилось довольно существенно. Это, например, проблема трансплантации. Общественные
опасения в этой сфере смягчились. Запретить забор органов от живых доноров, чтобы они не стали
предметом купли–продажи хотели в 2008 г. 31% опрошенных, в то время как в 2016 г. их осталось 19%.
Соответственно, стремительно набрала голоса позиция, согласно которой главная цель забора органов у
живых – это «дарение» органов своим близким (с 39 до 56%).
Современные студенты показывают хорошее знакомство с биоэтической тематикой, при этом их
позиция по большинству вопросов не претерпела существенных изменений. Создается впечатление, что по
вопросам о соотношении пользы и риска биомедицинских экспериментов, о сохранении современных форм
биологического существования человека, о возможности пожертвовать интересами личности ради
общественного блага, наше общество достигло устойчивости. Сформировались группы, имеющие свои
убеждения, число неопределившихся сокращается, позиции поляризуются.
Третья группа вопросов анкеты посвящена проблеме отношения к животным. Удивительно, но по
вопросу об экспериментах на животных, молодые люди заняли куда более гуманистическую позицию, чем
по проблеме биомедицинских экспериментов на людях. Необходимость применять альтернативные
методики, заменяющие животных в экспериментах, понимают многие: в 2008 г. – 66%, а в 2016 г. – 56%.
Однако не следует думать, что эти 10% опрошенных, изменивших свою точку зрения, сочли эксперименты
приемлемыми (их как было, так осталось 28–29%). Все, изменившие свою позицию, в том числе прежде не
определившиеся, пришли к мысли о том, что эксперименты на животных являются варварством и
нарушением права живого на жизнь.
Точно так же экологическая культура студентов чуть-чуть возросла по вопросу о запрете охоты на
животных, содержания животных в цирках, уличных аттракционов с использованием животных.
Представление о негуманности этих развлечений человека разделяли 43 и стали разделять 48% студентов.
На 10% упало число тех, кто полагает эти практики вошедшими в традиционный образ жизни человека. По
этой проблеме больше стало тех, кто затрудняется ответить. Возможно, это те, кто отказался от
традиционного отношения к животному как источнику развлечения, но еще не в силах отвергнуть эту
деятельность совсем.
Вопрос об использовании кожи и меха животных был переформулирован, поэтому прямо соотнести
результаты 2008 и 2016 гг. затруднительно. Между тем, около 20% опрошенных в 2016 г. не видят в этом
особой проблемы, так как мех и кожа животных необходимы для человека и экологически полезны для
него. А вот число резко возражающих возросло с 10 до 22%. Прочие же, не занимая радикальную позицию,
полагают, что вполне можно обойтись искусственными заменителями (58%).
Таким образом, первые выводы исследования 2016 г. говорят о том, что в области экологической
культуры современной молодежи наблюдается положительная динамика, экоцентрическая установка
сознания становится более популярной и осознанной. Вместе с тем наблюдается недопонимание
опасностей, связанных с проведением исследований на человеке, с пренатальной диагностикой
генетических заболеваний, с изменением биологической природы человека. При этом решение проблем
биомедицинской этики, касающихся человека, оказывается менее гуманным, чем отношение к животным
и к природе в целом.

Литература
1. Беляева Е.В. Мишаткина Т.В. [и др.] Экологическая культура студенческой молодёжи: опыт социологического
анализа в вузах Беларуси // Основы экологической этики: учеб. пособие / под общ. ред. Т.В. Мишаткиной, С.П.
Кундаса. – Минск: МГЭУ им. А.Д.Сахарова, 2008. – 290 с.

201
 РИСК-МЕНЕДЖМЕНТ КАК ИННОВАЦИОННЫЙ МЕТОД ПОВЫШЕНИЯ
КОНКУРЕНТОСПОСОБНОСТИ УЧРЕЖДЕНИЙ ЗДРАВООХРАНЕНИЯ

Бирюков В. С.
Кандидат медицинских наук
Украинский научно-исследовательский институт медицины транспорта, г. Одесса, Украина
Бадюк Н. С.
Кандидат медицинских наук
Украинский научно-исследовательский институт медицины транспорта, г. Одесса, Украина
Гончаренко А. А.
Cоискатель
Украинский научно-исследовательский институт медицины транспорта, г. Одесса, Украина

RISK MANAGEMENT AS AN INNOVATIVE METHOD OF INCREASING

THE COMPETITIVENESS OF HEALTH INSTITUTIONS

Summary
Reducing the frequency of risks adverse effects by medical interventions is a hot topic in modern medicine. In clinical
practice, risk factors include: medical errors, negligence of medical personnel, drug complications, lack of necessary
medicines, the divergence of diagnoses, injuries during medical diagnostic procedures, and others. The implementation in
practice of medical services and management innovative risk management’ method, based on the requirements international
standards ISO 9001: 2015 and ISO 31000: 2009, it is a factor increasing their competitiveness in market of medical services.

Введение. В медицинской печати набирает популярность тематика, посвященная внедрению риск-

менеджмента в деятельность учреждений здравоохранения. Причиной тому являются рост конкуренции в
сфере медицинских услуг и ужесточение требований к качеству медицинской помощи со стороны
страховых организаций, не желающих оплачивать услуги низкого качества. Кроме того, последняя версия
стандарта ISO 9001:2015 обогащена требованиями к организациям, выстраивающим системы управления
качеством, необходимости проведения анализа рисков и управления рисками [1, с. 10].
Настоящая работа посвящена процессу эффективного включения инновационного метода риск-
менеджмента в практику общей системы управления медицинскими службами и учреждениями, что
определяет её актуальность. Целью исследования является повышение конкурентоспособности лечебных
учреждений на рынке медицинских услуг на основе разработки и внедрения процедур риск-менеджмента в
деятельность учреждений здравоохранения. Методологической основой исследования являются требования
международного стандарта ISO 31000:2009 «Риск-менеджмент – принципы и руководства» [2, с.8-9] и
положения, сформулированные Европейским региональным бюро ВОЗ «Управление безопасностью
пациентов» в 2005 г. [3, с. 7-9].
В работе использован ряд терминов в интерпретации вышеуказанных документов: (1) Риск -
влияние неопределенности на цели [2, с.3]; (2) Риск-менеджмент - скоординированные действия для того,
чтобы направлять и контролировать организацию в отношении рисков [2, с. 3]; (3) Владелец риска - лицо
или объект, несущий ответственность за управление рисками [2, с. 4]; (4) Процесс управления рисками -
систематическое применение политики менеджмента, процедур и практик по отношению к коммуникации,
консалтингу, установлению контекста, а также идентификации, анализу, оценке, исследования,
мониторинга и анализа риска[2, с.4]; (5) Установление контекста - определение внешних и внутренних
параметров, которые следует принять во внимание во время управления рисками, а также установление
области и критериев риска для политики риск-менеджмента [2, с. 4]; (6) Внешний контекст - внешняя
среда, в которой организация стремится достигнуть своих целей [2, с. 4]; (7) Внутренний контекст -
внутренняя среда, в которой организация стремится достигнуть своих целей [2, с. 5]; (8) Оценка риска -
общий процесс идентификации риска, анализ риска и определение степени риска [2, с. 5]; (9)
Идентификация риска - процесс нахождения, распознавания и описания риска [2, с. 5]; (10) Источник
риска - элемент, который сам по себе или в комбинации с другими имеет внутренний потенциал для
возникновения риска [2, с. 6]; (11) Структура риска - Описание любой группы рисков [2, с. 5]; (12) Анализ
риска - Процесс понимания природы риска и определения уровня риска [2, с. 7]; (13) Критерии риска -
данные, по которым оценивается значимость риска [2, с. 7]; (14) Уровень риска - величина риска,
выраженная в рамках комбинации последствий и их вероятности [2, с. 7]; (15) Определение степени риска -
процесс сравнения результатов анализа риска с критериями риска для определения того, можно ли принять
величину риска [2, с. 7]; (16) Обработка риска - процесс модификации риска [2, с. 7]; (17) Остаточный

202
риск - риск, который остается после обработки риска[2, с. 8]; (18) Неблагоприятное событие (adverseivent)
- вред здоровью пациента, связанный с оказанием медицинской помощи (а не с осложнением уже
имеющегося заболевания или травмы при условии адекватного лечения [3, с.10-12].
Основная часть. В обыденном сознании, как у медицинских работников, так и пациентов понятие риска
связано с негативным восприятием явлений, возникающих неожиданно, непредсказуемо и несущих явные или
скрытые угрозы и проблемы для личности, его деятельности или окружающих лиц. Такими рисками в медицине
являются: врачебные ошибки (medical errors), невнимательность медицинского персонала, лекарственные
осложнения, отсутствие необходимых медикаментов, расхождение диагнозов, травматизм во время лечебно-
диагностических манипуляций и др. Скандально известные конфликтные ситуации встречаются как в обычных, так
и во всемирно известных лечебных учреждениях, и зачастую связаны, с так называемым, «человеческим фактором».
Это явление позволяет некоторым исследователям утверждать неискоренимость рисков вследствие особенностей
человеческой натуры [4, с. 144; 5, с. 49; 6, с. 769]. Однотипность характерных черт «человеческого фактора» как
истощаемость внимания, забывчивость, чрезмерная эмоциональность, излишняя терпимость к мелким недостаткам и
нарушениям в процессе работы и другие качества, мешающие достижению целей, привели представителей
классической школы менеджмента (Г. Форд, Г. Гант, А. Файоль, Э. Мэйо и др.) к мысли о необходимости создания
специальных систем безопасности. Основной функцией подобных систем явилось снижение вероятности
возникновения конфликтных и рисковых ситуаций, врачебных промахов и минимизация негативных последствий
существующих рисков в организациях. С другой стороны, среди современных исследователей проблем рисков в
производственной сфере [7, с. 6; 8, с. 63] существует мнение о том, что риск может выполнять определенные
функции: инновационную, регулятивную, защитную и аналитическую. Инновационная функция заключается в
поиске нетрадиционных решений проблем, стоящих перед руководителем. Регулятивная функция выступает в двух
формах - конструктивной и деструктивной. В конструктивной форме риск позволяет преодолевать косность и
стереотипность мышления, консерватизм, которые препятствуют успешному ведению бизнеса. В случаях
авантюристического характера и принятия неоправданно «смелых» решений, проявляется деструктивная форма
риска. Защитная функция заключается в терпимом отношении к возможной неудаче. От случайностей никто не
застрахован, и риск необходимо расценивать как необходимый атрибут самостоятельности, а не как следствие
профессиональной несостоятельности[7, с. 5-6]. Аналитическая функция связана с тем, что в процессе принятия
решения субъект должен проанализировать все возможные альтернативы, выбирая наиболее рентабельные и
наименее рисковые. Для этого необходимо владеть определенными методами и способами анализа.
В целом, отношение организации к существующим рискам во многом зависит от субъективной или
объективной точки зрения на сущность проблемы. Субъективное понимание риска предполагает
доминирование психологического фактора в отношении субъекта к неопределенности, окружающей
потенциальные угрозы. Это отношение отражает особенности восприятия и поведения лица,
принимающего решение на основе анализа рисков и вывода о потенциальной осуществимости негативных
явлений. Например, клинический опыт, здравый смысл, повторяемость ситуаций позволяют опытному
персоналу избегать панических, скоропалительных и ошибочных решений в выборе тактики оказания
помощи при неотложных состояниях у больных людей. «Можно сказать, что в данном случае источник
риска лежит не в самой ситуации, а в нашем отношении к ней» [7, с. 11].
Объективное понимание риска подразумевает признание наличия в окружающей рабочей среде скрытой
возможности внезапного появления неблагоприятных событий. Эти события не поддаются текущему контролю,
им невозможно противопоставить превентивные меры, персоналу лечебного учреждения неизвестны ни время,
ни место, ни причинный фактор до возникновения этих событий. Именно такой подход заложен в определении
риска стандартом ISO 31000: “Риск - влияние неопределенности на цели”.
В реальности все организации управляют рисками с определенной степенью успеха. Международный
Стандарт ISO 31000 устанавливает ряд всеобщих принципов, следование которым способствует более
эффективному управлению рисками, что позволяет организации: повысить осведомленность всей организации
о необходимости идентифицировать и обрабатывать риски; улучшить идентификацию рисков и возможности
их обработки; поддерживать упреждающий стиль управления; соответствовать релевантным законодательным
требованиям и регламентам, а также международным нормам; улучшить контроль над деятельностью
персонала организации; улучшить работоспособность коллектива; повысить вероятность достижения целей;
улучшить финансовую отчетность; улучшить эффективность и результативность управления организацией;
усилить доверие заинтересованных сторон; повысить надежность информации для принятия решений и
планирования; эффективно распределять и использовать ресурсы для обработки рисков; улучшить показатели
профессиональной безопасности и здоровья, а также - экологические показатели; уменьшить затраты на
ликвидацию последствий негативных происшествий; повысить эффективность мер по предупреждению и
минимизации потерь; улучшить обучение на рабочем месте.
Риск-менеджмент можно применить как к целой организации, так и к ее подразделениям и службам,

203
к различным видам деятельности. Его внедрение осуществимо в любое время, на любом этапе
контролируемых процессов. Кроме того, выстраивая свою локальную систему риск-менеджмента,
организация может оценить эффективность своих усилий, сравнивая достигнутые результаты с данными
мировой практики. Каждая определенная область риск-менеджмента может быть применима к
индивидуальным нуждам, аудитории, восприятию и критериям.
Последовательность внедрения риск-менеджмента на основе рекомендаций стандарта ISO 31000
представлена на рис.1.
Реперная точка
риск менеджмента I. Установление контекста
VI. Установление внутренней

II. Разработка политики риск-менеджмента

коммуникации и отчетного

III. Определение ответственности и полномочий

IV. Интеграция в процессы организации

V. Обеспечение ресурсами

Рисунок 1. Последовательность внедрения риcк менеджмента в управление организацией по стандарту ISO 31000:2009.

Стандарт рекомендует начинать процесс управления рисками с «установления контекста»[2, с. 10].

Установление контекста фиксирует цели организации, условия при которых организация пытается достичь
своих целей, заинтересованные стороны и разнообразие критериев риска, каждый из которых поможет выявить
и оценить природу и сложность риска организации. Необходимо установить внешний и внутренний контексты с
целью глубокого понимания и полного учета факторов, способных влиять на качество лечебно-диагностических
и вспомогательных процессов, характеризующих деятельность учреждения.
Установление внешнего контекста заключается во всестороннем анализе той внешней среды, в
которой организация стремится достигнуть своих целей. Объектом анализа могут быть: ожидания,
восприятие и оценка отношений внешних заинтересованных сторон; международная, национальная,
региональная или локальная политика в области здравоохранения; внешние ключевые движущие силы,
влияющие на цели организации; культурная, социальная, политическая, правовая, регулятивная,
финансовая, экономическая, природная или конкурентная среды; форма и объем договорных отношений.
Установление внутреннего контекста заключается в анализе внутренней среды, в которой
организация стремится достигнуть своих целей [2; с. 10]. Объекты анализа могут включать: политику,
цели, стратегии, которые используются руководством организации для достижения целей; стиль
управления, сложность организационной структуры, функциональные обязанности и ответственность
сотрудников учреждения; корпоративную культуру организации; стандарты медицинских технологий,
руководства и протоколы, официально принятые организацией; существующая в организации система
информационной поддержки, а также процессы принятия формальных и неформальных решений;
компетентность персонала; восприятие и оценку персоналом внутренних заинтересованных сторон.
После установления контекста организация разрабатывает политику риск-менеджмента, которая должна
в полной мере отражать приверженность и цели организации в области риск-менеджмента, а также отвечать
ряду критериев: (а) стремление организации к обработке рисков с распределением среди сотрудников

204
ответственностей и обязанностей по обработке рисков, т.е. формированию таких элементов системы как
«владельцы риска»; (б) отсутствие противоречий между целями организации и политикой риск-менеджмента;
(в) установление способа, к которому прибегает организация в решении конфликта интересов; (г) наличие
обязательств по обеспечению необходимыми ресурсами владельцев риска; (д) определение критериев,
используемых для измерений и подтверждения эффективности риск-менеджмента в организации; (е) наличие
обязательств по мониторингу и улучшению политики и концепции риск-менеджмента.
Следующим этапом организация должна выделить ответственных лиц и наделить их необходимыми
полномочиями. Это связано со спецификой управления риск-менеджментом: организация несет ответствен-
ность за все события, происходящие в её стенах. Поэтому она обязана гарантировать существование
ответственности, наличие уполномоченных лиц и их достаточный уровень компетенции для управления
рисками. Организация также должна дать гарантию того, что используемые методы управления
целесообразны, эффективны и достаточны [2; с. 11]. Исполнение этих требований стандарта возможно,
если будет проведена идентификация и персонификация владельцев риска, которые будут нести
ответственность и будут уполномочены управлять рисками, развитием, применением и поддержанием
процессов управления рисками. Стандарт рекомендует проведение идентификации всех иных
ответственностей по процессам риск-менеджмента, возлагаемых на персонал всех уровней внутри
организации. Этот этап также требует согласования и установления мер эффективности и подтверждения
признания политики риск-менеджмента на всех соответствующих уровнях. Эффективность риск-
менеджмента будет зависеть от степени его интеграции в процессы и практики организации. Как основные,
так и вспомогательные процессы, существующие в лечебном учреждении, должны гармонично включать
или соприкасаться с процессами риск-менеджмента. Он обязателен для политики развития организации,
оценки бизнес- и стратегического планирования (например, проведение SWOT-анализа), а также для
процессов управления внедрениями, изменениями и др. План риск-менеджмента может быть интегрирован
в другие мероприятия организации, например, в стратегический план. Информация о риск-менеджменте
должна быть представлена во всех отделениях и службах учреждений.
Имплементация риск-менеджмента и его поддержка требуют потребления ресурсов до тех пор, пока он
носит уместный, эффективный и достаточный характер. Руководство организацией должно распределить необхо-
димые для риск-менеджмента ресурсы, включающие: (1) человеческие ресурсы – персонал, обладающий необ-
ходимыми навыками, опытом и конкурентоспособностью; (2) технические ресурсы, необходимые для каждого
шага процесса риск-менеджмента; (3) информационные ресурсы – ясно прописанные процессы организации,
методы и средства обработки рисков, учебные программы, документированные процессы и процедуры.
Риск-менеджмент, как самостоятельный процесс имеет замкнутый цикл, необходимый для его постоянного
совершенства, саморазвития. Замыкающим звеном его имплементации становятся корректирующие действия. Они
реализуются через установление внутренней коммуникации и отчетного механизма в организации [2, с. 12]. Этим
организация достигает поддержки процессов контроля и владения рисками. Только при таких условиях, со стороны
учреждения, возможны обоснованные гарантии того, что: имплементируемая локальная модель риск-менеджмента
предусматривает управление ключевыми компонентами процесса; создана прозрачная система внутренней
отчетности, разработаны критерии её эффективности и результативности; необходимая для принятия решения
информация о рисках и превентивным мерам к ним доступна в любое время и на соответствующих уровнях; в
рамках деятельности организации существуют процессы консультирования с внутренними и внешними
заинтересованными сторонами; внедряемая модель имеет необходимую внешнюю отчетность, не противоречащую
юридическим, нормативным и отраслевым требованиям; создаваемая система мониторинга и информационного
обеспечения за счет повышения коммуникационных возможностей будет способствовать созданию атмосферы
доверия внутри организации; в случаях возникновения критических или внештатных ситуаций организация будет
иметь возможности к эффективной коммуникации с заинтересованными сторонами.
Лечебное учреждение, внедряющее риск-менеджмент, должно предусмотреть и провести внутреннее
согласование по процедурам оценки и обработки рисков. Согласно определению стандарта ISO 31000:
„Оценка риска это всеобщий процесс идентификации, анализа и оценки степени риска”. В таблице 1
представлены сведенные требования к оценке рисков. Оценка риска завершается принятием решения по
обработке риска, выбору приемов и способов снижения рисков, «включающей в себя одну или более
позиций модификации рисков» [2; с. 15]. Выбор четкой последовательности действий обеспечивает
руководство необходимой информацией об эффективности принимаемых мер, позволяет грамотно
управлять «рисковым портфелем» предприятия [8, с. 67].
Наука управления накопила достаточный арсенал средств по модификациям рисков. Специфика сферы
деятельности учреждений здравоохранения, различие в целях и методах их достижений создают плюрализм
взглядов на проблему снижения рисков. В экономике наибольшую известность в поддержании экономической
стабильности учреждений приобрели следующие методы снижения рисков [9, с. 234-235]: 1. Метод уклонения

205
от рисков. Чем выше уровень неопределенности внешних факторов риска, тем больше вероятность отклонения
каких-либо проектов или их исполнителей. 2. Метод распределения рисков. Заключается в распределении
рисков между участниками какого-либо проекта, его соисполнителями или субподрядчиками. 3. Метод
диверсификации (распределения рисков). Он основан на распределении инвестиций на разные проекты,
имеющие примерно одинаковую степень надежности. Это принцип «Не класть все яйца в одну корзину».
Таблица 1
Оценка риска по критериям идентификации, анализа и оценки степени риска
Цель идентификации – составление исчерпывающего списка рисков, которые могут затруднить
достижение целей. Важно также идентифицировать риски, связанные с утраченной
Идентификация риска

возможностью. Организация должна определить источник риска, области его влияния,

рисковые случаи, их причины, а также их потенциальные последствия. Исчерпывающая
идентификация критически важна, так как риск, который не был идентифицирован на этой
стадии, не будет включен в дальнейший анализ. Она также должна включать проверку цепной
реакции некоторых определенных последствий, включая каскадный эффект и суммарные
действия. Все значимые причины должны быть приняты во внимание. Организация должна
применять инструменты и техники идентификации рисков, которые соответствуют ее целям и
возможностям, а также рискам, с которыми она столкнулась. Работники, обладающие
соответствующими знаниями, должны быть вовлечены в процесс идентификации рисков.
Целью данного шага является подготовка информации либо для последующего шага: оценке
степени риска, или для принятия решений по рискам разных типов и уровней, особенно тех, где
необходим выбор. Анализу подвергается рассмотрение причин и источников риска, его
положительных и отрицательных последствий, а также вероятности возникновения этих
Анализ риска
Оценка риска

последствий. Рисковый случай может повлечь за собой множественные последствия и может

отразиться на множестве целей. Достоверность при определении уровня риска должна быть
неотъемлемой частью анализа. Анализ риска может быть предпринят с различными видами
деталей, в зависимости от риска, цели анализа, и информации, данных и доступных ресурсов.
Анализ может быть качественным, количественным или полуколичественным, или их сочетанием,
в зависимости от обстоятельств. Последствия и их вероятность могут быть определены
моделированием результатов рисковых случаев, или экстраполяцией экспериментальных
исследований. Последствия могут быть выражены материально и нематериально.
Цель определения степени риска состоит в содействии при принятии решений, основанных на
выходах анализа риска, а именно, какие риски необходимо обработать и приоритетность в
Оценка степени риска

применении обработки. Определение степени риска включает в себя сравнение уровня выявленного
риска с критериями риска, определенными при установлении контекста. Необходимость обработки
рассматривается на основании такого сравнения. Решения должны принимать во внимание более
широкий контекст риска и включать в себя рассмотрение умеренности риска, имеющего отношении
к сторонам, за исключением тех организаций, которые от риска только выиграют. Решения должны
приниматься в соответствии с законодательными, нормативными и иными требованиями.В
некоторых обстоятельствах, оценка степени риска может привести к выводу о необходимости
дополнительного анализа или к решению не обрабатывать риск, а поддерживать его в
существующем состоянии. На такое решение может повлиять отношение организации к рискам и
установленным для него критериям.

4. Метод локализации источников риска. При таком подходе выделяют наиболее проблемные места и
принимают меры полного контроля над ними. 5. Метод диссипации риска. Заключается в распределении
общего риска с другими участниками, заинтересованными в успехе общего дела. 6. Метод компенсации
рисков. Это упреждающий метод управления на основе стратегического планирования деятельности
организации, которая заранее создает необходимые резервы для компенсации будущих потерь. 7. Метод
страхования риска. Представляет распространенную операцию страхования рисков, при которых в
специальный страховой фонд организация регулярно вносит страховые платежи, а при наступлении
рисковых ситуаций, оговоренных в страховом соглашении – страховщик выплачивает значительную
страховую сумму. 8. Метод хеджирования. Суть его состоит в составлении двух специальных договоров
между производителем услуг (и товаров) и покупателем. Один из договоров носит характер фьючерсной
сделки. При изменении цен на товары или услуги никто из участников договора не несет потери: проигрыш
по одному из договоров компенсируется выигрышем за счет другого договора.
В дополнении к этим методам снижения рисков стандарт ISO 31000 рекомендует следующие
способы обработки рисков [2, с. 15]: (1) Избегание риска путем решения не начинать или не продолжать

206
деятельность, приведшую к риску; (2) Прием риска на себя или повышение его уровня, чтобы использовать
рисковые возможности; (3) Элиминация источника риска; (4) Изменение степени вероятности
возникновения риска; (5) Изменение последствий.
Таким образом, медицинская организация, работающая в условиях формирования рыночных
отношений в секторе медицинских услуг, имеет все возможности правильного и своевременного перехода
к новой модели функционирования – конкурентной модели за качество медицинских услуг.
Заключение. Внедрение в практику управления учреждениями здравоохранения инновационного
риск-менеджмента приводит к впечатляющему росту конкурентных преимуществ этих учреждений.
Экономический менеджмент определяет конкурентное преимущество (англ. сompetitive advantage) как
экономическую категорию, означающую наличие у экономического субъекта уникальных характеристик,
выгодно отличающих данный экономический субъект от других аналогичных субъектов на рынке [10, с.
238-239]. С точки зрения риск - менеджмента, под конкурентным преимуществом понимается более
защищенное, чем у конкурентов, положение компании в рисковой ситуации, в условиях неопределенности.
Подобное преимущество может быть обусловлено либо минимизацией вероятности возникновения рисков,
либо - максимизацией потенциальной выгоды из создавшейся ситуации.
Подавляющее большинство сотрудников учреждений здравоохранения исполняют рутинную работу
в соответствии с однотипными функциональными обязанностями, ориентируясь на национальные или
международные протоколы лечения, работая с однотипной документацией и на типовом оборудовании.
Важным фактором, закрепляющим такое конкурентное преимущество организации является
«способность предприятия, без нарушения законодательства и в соответствии с принятой бизнес–этикой,
адаптироваться к условиям динамично развивающейся внешней среды и интегрироваться в единое
пространство участников рыночных отношений» [11, с.966].
Выводы
1. Внедрение методологии риск-менеджмента в практику управления учреждений здравоохранения
должно существенно повысить конкурентоспособность системы медицинской помощи в стране.
2. Имплементация риск-менеджмента требует профессиональной компетентности и специальной
подготовки у менеджеров здравоохранения.
3. Разработка и имплементация риск-менеджмента должна быть гармонично связана как с системой
менеджмента качества, так и с общей системой управления медицинским учреждением.
4. Руководство учреждений здравоохранения несет ответственность за эффективность функционирования риск-
менеджмент, за обучение и подбор сотрудников, вовлекаемых в управление риск-менеджментом в организации.
5. Особенности деятельности лечебных учреждений требуют сохранения врачебной тайны и других сведений о
пациентах, что необходимо принимать во внимание и соблюдать секретность в передаче информации по рискам.

Литература

1. ISO 9001:2008 Quality management systems – Requirements (IDT) // ГОСТ Р ИСО 9001-2008 Системы менеджмента
качества. Требования - Издание официальное. – Национальный Стандарт Российской Федерации.- ГОСТ Р ИСО
31000:2010. – Москва: - Стандартинформ, 2008. – 65 с.
2. ISO 31000:2009 Risk management ‒ principles and guidelines (IDT) // Менеджмент риска. Принципы и руководство //
Издание официальное. – Национальный Стандарт Российской Федерации.- ГОСТ Р ИСО 31000:2010. – Москва: -
Стандартинформ, 2012. - 19с.
3. Управление безопасностью пациентов // ВОЗ. Восьмой форум по вопросам будущего. - Копенгаген: Европейское
региональное бюро ВОЗ, 2005. - 38 с.
4. Bracco D. Human errors in a multidisciplinary intensive care unit: a 1-year prospective study // Intensive Care Med. ‒
2001. ‒ V. 27. - № 1. ‒ P. 137-145.
5. Giraud T. Iatrogenic complications in adult intensive care units: a prospective two-center study // Crit. Care Med. ‒ 1993.
‒ V. 21. ‒ № 1.‒ P. 40-51.
6. Reason J. Human error: models and management // BMJ. ‒ 2000. ‒ V. 320. ‒ № 7237. ‒ P. 768-770.
7. Макарова Н. Н. Риск - менеджмент (методология управления рисками в организации): учебное пособие. - Томск:
Изд-во Томского политехнического университета, 2009. ‒ 88 с.
8. Губанов Р.С. Разработка стратегии риск-менеджмента // Горный информационно-аналитический бюллетень
(научно-технический журнал). ‒ 2008. ‒№ 7. ‒ С. 63-67.
9. Титович А. А. Менеджмент риска и страхования: учеб. пособие. – 2-е изд., испр. – Минск: Выш. шк., 2011. – С.
234-235.
10. Гуляев Г. Ю. Конкуренция: сущность и структура взаимосвязанных категорий // Научное обозрение. ‒ 2014. ‒
№ 12. ‒ С. 238‒239.
11. Хандамова Э. Ф., Хараджян Л. В. Экономическая природа конкуренции и конкурентоспособности предприятия
(корпорации) / Политематический электрон. научный журн. – 2012. – № 82. – С. 965–990.

207
 АСПЕКТЫ ФИЗИЧЕСКОГО ВОСПИТАНИЯ И ЗДОРОВЬЯ ШКОЛЬНИКОВ

Бучковская А.Ю.
Кандидат медицинских наук
Львовский национальный медицинский университет им. Данила Галицкого, г. Львов, Украина
Свистун Ю.Д.
Кандидат медицинских наук
Львовский национальный государственный университет физической культуры, г. Львов, Украина
Гриновец В.С.
Кандидат медицинских наук
Львовский национальный медицинский университет им. Данила Галицкого, г. Львов, Украина

ASPECTS OF PHYSICAL EDUCATION AND PUPILS’ HEALTH

Summary
The article describes special issues of theory of physical culture which that are connected with morphological and
functional characteristics of schoolchildren health.

Сохранение здоровья, его формирование на всех этапах развития человека важная обязанность
государственных и общественных организаций. Состояние здоровья подростков надо рассматривать как
критерий их готовности к исполнению социальных и трудовых функций. На состояние здоровья
современной молодежи влияет целый ряд отрицательных факторов: гиподинамия, нервно-эмоциональное и
умственное напряжение при учебном процессе, неправильное питание, неоптимальное соотношение труда
и отдыха, экологические условия, вредные привычки [3,c.181; 6, с.121; 15, с.139].
По данным ВОЗ следующие факторы формируют здоровье современного человека: 10% зависит от
работы органов здравоохранения, 20% от наследственности, 20% от экологических факторов и 50% от условий
и образа жизни. Таким образом, здоровье человека надо рассматривать как динамический процесс, при котором
улучшаются, или ухудшаются показатели здоровья в зависимости от образа жизни человека [1, с.235].
Для здоровья важное значение имеет правильное питание. Здесь в центре внимания вопросы режима
питания, количества и качества пищи, культуры питания. Суточный пищевой рацион должен содержать овощи и
фрукты, которые предупреждают возникновение дефицита витаминов в организме, особенно при физических
нагрузках, а также в весенний период. Результаты исследований показывают, что физические упражнения
укрепляют здоровье, поддерживают оптимальный уровень умственной и физической работоспособности,
укрепляют нервно-психическую устойчивость к эмоциональным стрессовым факторам [5, с.22; 14, c.121].
Феномен физической культуры по силе и способности влиять на укрепление и сохранение здоровья
человека является одним из важнейших, так как вызывает положительные изменения в организме [8,
с.121]. Исследования ряда авторов [2, с.8; 5, с.18] свидетельствуют, что выбор средств и регламентация
физических нагрузок на физкультурно-оздоровительных занятиях должна отвечать как соматическому
здоровью, так и физической подготовленности школьников. Использование физических упражнений с
целью профилактики заболеваемости тесно связано с популяризацией здорового образа жизни, элементы
которого внедрялись в 60-е годы XX ст. в США. Поэтому основным требованием уроку физического
воспитания и занятий в секциях ДЮСШ является оздоровительная направленность. Программа
физического воспитания в школах должна корректировать осанку и телосложение, восстанавливать
психоэмоционное состояние, содействовать уменьшению лишнего веса. Повышение эффективности
физического воспитания школьников — актуальная проблема в теории и практики физического
воспитания. Попытки решения этих проблем были и остаются актуальными в настоящее время. Им
уделяют внимание многие отечественные и зарубежные учёные, педагоги [10, с.5; 11, с.41]. Одной из
основных причин неудовлетворительного состояния здоровья школьников общеобразовательных школ, а
также уровня их физической подготовленности специалисты считают отсутствие научно-обоснованной
системы физического воспитания школьников [4, с.104]. Васьков Ю.В. считает, что не разработана
целостная концепция этой системы, не определены пути ее перестройки.
В последнее время в Украине в школах на уроках физической культуры было несколько смертельных
случаев. В связи с этим Министерство просвещения и науки Украины издало два приказа: №956 от 22.10.2008г.
«О мерах по усовершенствованию работы физического воспитания и сохранения здоровья школьников в
учебных заведениях Украины и №1008 от 20.11.2008г. «О неотложных мерах сохранения здоровья школьников
во время проведения занятий по физической культуре, защиты Отчизны и внеклассных спортивно-массовых
мероприятий». Анализ неудовлетворительного состояния физического воспитания в школах был сделан на

208
совместной коллегии Министерства образования и науки Украины, Министерства здравоохранения,
Министерства по делам семьи, молодежи и спорта и было принято соответствующее решение. Все это
указывает на то, что современная наука о физическом воспитании требует перехода от традиционных методов
сбора информации о физическом состоянии школьников к комплексному мониторингу. Это обусловлено тем,
что учитель не всегда владеет реальной информацией о состоянии здоровья учеников, что отрицательно
сказывается на качестве процесса физического воспитания. Одной из таких инноваций может быть создание
автоматизированной системы комплексного контроля физического состояния школьников, которая позволит
обнаружить отличия в физической подготовленности учеников, индивидуально-личностных особенностей
реагирования на внешние факторы и физические нагрузки [10, с.5].
В усовершенствовании учебного процесса на уроках физического воспитания имеет значение и
гендерная проблема, которая все активнее стала заявлять о себе. Внедрение гендерного подхода к
физическому воспитанию школьников – это организация процесса с учетом половой идентичности. Мы же
убеждены о необходимости разработки концепции гендерного подхода, направленного на формирование
физической культуры школьников в процессе физического воспитания. К сожалению, фактически
отсутствуют методические пособия для преподавателей, в которых изложены рекомендации по
дифференцированному физическому воспитанию мальчиков и девушек [9, с.38; 12, с.18]. По нашему
мнению, первым шагом, начиная с первого класса, может быть проведение уроков отдельно для мальчиков
и девочек. Однако это внедрение требует значительных финансов.
Важным фактором укрепления здоровья школьников являются занятия физкультурой и спортом во
вне учебное время. В старших классах так считают от 50 до 70% юношей. У девушек ситуация
складывается, как и у мальчиков. Только старшеклассницы рассматривают занятия спортом как об
оздоровительном эффекте. Это указывает на то, что школьники осознают целенаправленное положительное
действие спорта на здоровье. Процент школьников нежелающих заниматься спортом остается все-таки
высоким. Одной из причин является высокая оплата занятий [3, с.180; 9, с.39; 13, с.226].
Нами изучались показатели физического развития и функционального состояния школьников г.
Львова, которые занимались в специализированных спортивных классах ДЮСШ, а вторая группа учеников
обучалась в обычных неспортивных классах. Возраст подростков 16-17 лет.
В ниже представленной таблице показаны данные физического развития и функционального
состояния школьников-спортсменов.
Рост (см) Масса тела, кг Индекс массы ЖЕЛ, мл Кистевая динамометрия,
тела, кг/кв.м кг
176±1,2 68,5±2,5 22,1±0,2 4500-4800 42±2,3
Обращают внимания высокие функциональные показатели: ЖЕЛ до 4800 мл, динанометрия кисти
42 кг. Исследование восстановления частоты сердечных сокращений (ЧСС) к исходным значениям после
дозированных нагрузок (20 приседаний за 30 секунд) в среднем составляла 1 минуту - 1 минуту 30 секунд.
Показателем общефизической подготовленности был бег на 30 метров. Средний результат 4,5±0,3с. В этой
группе школьников в основном из-за простудных заболеваний пропуски занятий отмечались у 2-4%
учеников. Аналогичные показатели у школьников обычных школ значительно худшие.
Индекс массы тела у 12% школьников отмечает дефицит массы тела, а у 1,8% - лишний вес.
Уровень кистевой динамометрии 35±1,8 кг. Показатели жизненной емкости легких в среднем составляли
3800 мл. Дистанцию 30 метров эта группа школьников пробегала за 5,5±0,4с. Результаты восстановления
ЧСС после дозированной нагрузки в среднем от 2 до 3 минут.
В структуре заболеваемости этой группы школьников наблюдается высокий уровень заболеваний
органов дыхания, болезни глаз и органов пищеварения. Пропуски занятий наблюдались у 22% учеников.
Поэтому необходимо учитывать уровень индивидуального соматического здоровья, который
обуславливает безопасную зону интенсивности двигательной активности во время занятий физкультурой
и является критерием эффективности этих занятий.
На основании вышеизложенного можно сделать выводы, что лишь тесное сотрудничество органов
просвещения, спортивных организаций при содействии органов здравоохранения и соответствующее
финансирование будет залогом гармонического физического развития школьников.

Литература
1. Бишаева А.А. Профессионально-оздоровительная физическая культура студента: учебн. пособие.- Москва:
КНОРУС, 2013.- 304с.
2. Боднар У.Р. Методичні аспекти фізичного виховання студентів з низьким рівнем фізичної підготовленості./
Педагогіка, психологія та медико-біологічні проблеми проблеми фізичного виховання і спорту. – Х.: ХХІІІ, 1998. -
№1. – С.7-9.

209
3. Бучковская А.Ю., Гриновец В.С., Свистун Ю.Д. Здоровье человека – здоровая нация в будущем. // Strategia
supraviețuirii din perspectiva bioeticii, filosofiei si medicinei. / Culegere de articole științifice cu participare internațională.
Vol. 3. Red. resp. dr. hab. în filosofie, prof. univ. Teodor N. Țîrdea. – Chișinău: CEP „Medicina”, 2013. – 211 c.
4. Васьков Ю.В. Шляхи удосконалення навчального процесу з фізичної культури у загально-освітніх навчальних
закладах. Вісник Луганського національного університету ім. Т. Шевченко. – частина 2 - №17 (204). – Луганськ,
2010. – С. 103-108.
5. Долженко Л.П. Фізична підготовленість і функціональні особливості студентів і зрізним рівнем фізичного
здоров’я: Автореф. на здоб. наукового ступеня канд. наук з фіз. вих.: спец. 24.00.02 «Фізична культура, фізичне
виховання різних груп населення» Націон. ун-т фіз. вих. і спорту. – Київ, 2007. – 22с.
6. Ендальцев Б.В. Физическая культура, здоровье и работоспособность человека в экстремальных экологических
условиях: (монография). – СПБ, 2008. – 198с.
7. Лисицкая Т.С., Сиднева Л.В. Тренировка тела и ума (MindandBody) – Москва: Самиздат, 2003. – 35с.
8. Лубышева Л.И. Социология физической культуры и спорта: учебн. пособие. – Москва: Издательский центр
«Академия», 2001. – 240с.
9. Марченко О.Ю. Гендерный аспект формирования ценностного потенциала физической культуры школьников /
Педагогіка, психологія та медико-біологічні проблеми фізичного виховання і спорту. – 2014. - №11. – С. 38-43.
10. Неделько В. Здоровье школьника. «Половине школьников физкультура не по силам». - 7я, 2010. - №3(476). – С.5-6.
11. Осипенко Е.В., Ярчак Н.Л. Педагогические инновации в физическом воспитании как фактор повышения
качества образования // Инновационные технологии в спорте и физическом воспитании подрастающего
поколения: / Материалы четвертой научн.-практ. конференции с международным участием (15-16 мая 2014 г.,
Москва) ПИФКиС МГПУ. – Москва, 2014. – 411 c.
12. Тарасенко Л.В. Гендерный подход в физическом воспитании как фактор оздоровления младших школьников:
автореф. дис. на соиск. научн. степ.канд. наук: спец. 13.00.04 «Теория». – Москва: РГБ, 2007. – 18с.
13. Штылева Л.В. Фактор пола в образовании: гендерный подход и анализ. – Москва: ПЕРСЭ, 2008. – 316с.
14. Эволюция фитнеса как индустрия здорового образа жизни // Молодежные субкультуры Москвы / сост.
Д.В.Громов, отв. ред. Мартынова. – Москва: Институт этнологии и антропологии РАН, 2009. – 544с.
15. Pender N.V. Motivation for physical activity among children and adolescents. Rev. Nutr Rds. – 1998. – №16. – P. 139-142.

РОЛЬ ПРИМЕНЕНИЯ БИОЛОГИЧЕСКИ АКТИВНЫХ ВЕЩЕСТВ В СОСТАВЕ

ФИТОПРЕПАРАТОВ ПРИ ЛЕЧЕНИИ СТОМАТОЛОГИЧЕСКИХ БОЛЬНЫХ

Двулит И.П.
Кандидат медицинских наук
Львовский национальный медицинский университет имени Данила Галицкого, г. Львов, Украина

THE ROLE OF THE USE OF BIOLOGICALLY ACTIVE SUBSTANCES IN PLANT EXTRACTS IN

THE TREATMENT OF DENTAL PATIENTS

Summary
Overview of this article is devoted to the justification to demonstrate how the biologically active substances in citrus
dentistry. Substantiates the main adventure, the impact and the basic functions of various types of citrus fruits, which are used
in medicine. According to the literature review conclusions about which promises more effective to demonstrate how the citrus
bioflavonoid extracts not only in diseases of various human organs and systems, but also in dental practice, due to the
advantage of these biologically active substances on the drug chemical origin. These enable the application of its use and
recommend the biologically active substances of citrus fruit in dentistry.

Эффективные методы лечения и профилактики стоматологических заболеваний, а особенно болезней

пародонта, остаются очень актуальными и востребованными учеными и практиками всего мира. В
современное время существует достаточно широкий выбор медикаментозных препаратов и различных
современных методик, но результаты свидетельствуют о том, что нужно больше работать в данном
направлении. Ухудшение стоматологического здоровья населения происходит на фоне малоэффективной
профилактики или лечения медикаментозными препаратами, что вызывают множество побочных
эффектов, в связи с химическим составом данных. Поэтому очень актуальным остается использование
природных средств на основе биологически активных веществ, а особенно фитопрепаратов.
Высокоэффективными фитопрепаратами являются препараты, в состав которых входят биологически
активные вещества цитрусовых. Лечебные свойства цитрусовых известны с давних времен. Лимонный сок,
разведенный водой, народная медицина рекомендует применять при воспалительных заболеваниях
слизистой оболочки полости рта, при ангине, дифтерии [1, с.59-60].

210
 С лечебно-профилактической целью издавна использовали не только плоды цитрусовых, но и их листья,
цветы, кожуру плодов, семян и сок. В наше время в медицине и прежде всего в питании используют чаще всего
плоды цитрусовых. Химический состав плодов цитрусовых содержат очень большое количество различных
веществ, особенно моно- и дисахариды, пектин, эфирные масла, органические кислоты (главным образом,
лимонную) и витамины. Среди последних всегда вспоминают про аскорбиновую кислоту (витамин С) и очень
мало обращают внимание на Р-витаминные соединения (полифенолы, среди которых основную роль играют
биофлавоноиды). Кстати, содержание полифенолов, содержащийся в основном в кожице и семенах плодов
цитрусовых, в 2,5-4 раза превышает содержание аскорбиновой кислоты.
Лечебно-профилактическое действие цитрусовых, главным образом, связывали с содержанием в них
эфирного масла, витамина С, каротина. При этом не придавали важное значение группе соединений, отно-
сящихся к полифенолов, в частности, биофлавоноидам. Однако, эти вещества сегодня рассматриваются как
важнейшие биорегуляторы растительного происхождения [2, с.71-76].
Термин "биофлавоноиды" предложено группой американских биохимиков для полифенольных веществ,
которые обладают Р-витаминной активностью, потому что в основе строения этих соединений лежит флаван, а флавон
является лишь одним из его производных и лежит в основе строения молекул только отдельной группы полифенолов
[3, с.5-7]. Плоды цитрусовых относятся к одним из самых богатых источников биофлавоноидов БФ. По своему
строению подавляющее большинство флавоноидов цитрусовых может быть отнесена к 2 групп: производных
флаваноны или флавон-3-ола. К производным флаваноны относятся гликозиды гесперитину (гесперидин), нарингенин
(нарингин), а также эридиктиол. К производным флавон-3-ола относятся гликозиды кверцетина (рутин), кемпферол
(кемпферитин) и мирицетин. Все остальные флавоноиды в плодах цитрусовых составляют менее 10% от общего
количества этих соединений. Основной формой существования биофлавоноидов является их гликозидная форма,
образованная благодаря β-гликозидной связи одной из гидроксильных групп агликона с сахарами. Главным
биофлавоноидами апельсина является гесперитин (точнее, его гликозид гесперидин), а грейпфрута - нарингенин
(гликозид нарингин). В лимонах в большом количестве содержатся два биофлавоноиды - гесперитин и эридиктиол.
Следует также подчеркнуть, что сок цитрусовых содержит значительно меньше биофлавоноидов, чем
собственно плод. Например, содержание в соке апельсина нарингин в 50 раз меньше, чем в целом плода [2,
с.71-76]. Все биофлавоноиды цитрусовых представляют собой твердые кристаллические соединения без
цвета, плохо растворимые в холодной воде (особенно агликоны) и хорошо растворимые в спирте.
Гликозиды биофлавоноиды, которые поступают в организм с пищей, подвергаются ферментативному
гидролизу под действием β-гликозидаз микробного происхождения. В пищеварительных соках человека и
животных такие ферменты отсутствуют [5, с.41-44].
В группу биофлавоноидов относятся кверцетин и его гликозидная форма рутин. Наиболее богатыми
источниками кверцетина (рутина) есть такие растения как софора, мята, яблоко. Как и все флавоноиды,
кверцетин обладает всеми свойствами витамина Р (витамин проницаемости): укрепляет стенку сосудов,
предотвращает развитие локальных кровоизлияний [2, с.71-76]. Роль этого витамина связана, главным
образом, с его способностью обнаруживать нормализувальну действие на кровеносные капилляры,
имеющие повышенную проницаемость. Однако, со временем, в связи с расширением и углублением
исследований этих веществ было установлено широкий спектр их биохимического действия, который
обуславливает высокую лечебно-профилактическую эффективность биофлавоноидов [2, с.71-72].
Однако спектр биологического действия флавоноидов значительно шире, чем ангиопротекция. Дефицит
биофлавоноидов в пище приводит к повышенной ломкости капилляров, легко определяется при проведении вакуум-
ной пробы Кулаженко при обследовании состояния сосудов у пародонтологических больных в стоматологии.
Противовоспалительное действие соединений группы флаван обусловлена следующими свойствами:
угнетением экссудативной реакции, торможением гиалуронидазы, стабилизацией лизосомальных мембран,
антагонизмом по отношению к медиаторов воспаления (гистамина, кининов, серотонин). Не последнюю роль в
противовоспалительном действии биофлавоноидов играют антимикробные свойства этих соединений [4, с.12].
Антитоксическое действие биофлавоноидов оказывается в условиях воздействия на организм
некоторых токсичных веществ - четыреххлористого углерода, бензола, гептахлора, нитрофенола, других
токсикантов. В механизме антитоксического действия биофлаваноидов главное место занимает их
способность уплотнять стенку капилляров, стимулировать антитоксические функции, связывать ионы
тяжелых металлов, активизировать антиоксидантные ферменты [5, с.35].
Остеотропные свойства флаван цитрусовых состоят из их действия на остеокласты (подавление) и на
остеобласты (активация). Среди молекулярных механизмов биологической и лечебно-профилактического
действия биофлавоноидов рассматривают прежде всего их антиоксидантными свойствами. Считается, что
антиоксидантное действие биофлавоноидов реализуется через такие пути: угнетение активности систем,
которые генерируют активные формы кислорода (АФК) [6, с.28]; торможения ферментов-оксигеназ, которые

211
образуют органические перекиси [6, с.27]; комплексообразования с ионами тяжелых металлов (хелаты);
активация антиоксидантных систем организма человека.
Существенное значение в механизме биологического действия флавоноидов имеет их способность
подавлять активность ключевых ферментов метаболизма и систем регуляции организма. Среди этих ферментов
следует подчеркнуть такие как протеинкиназы и фосфолипаза А2 (ФЛА2). Протеинкиназы участвуют в
регенерации внутриклеточных процессов, обеспечивающих значительное количество физиологических клеток как
в норме, так и при патологии ФЛА2, которая превращает глицерофосфолипиды (лецитин, кералин и другие) на
лизолецитин и свободную жирную кислоту (главным образом, арахидоновую), запускают каскад биохимических
реакций, которые приводят к образованию эйкозаноидов - чрезвычайно активных тканевых регуляторов [7,с.20-
23]. Эйкозаноиды обладают противоспалительными действием, значительно увеличивают проницаемость
биомембран, вызывают агрегацию тромбоцитов, подавляют иммунитет. Подавление ФЛА2 биофлавоноидами
лежит в основе противовоспалительного и мембранопротекторный действия биофлаваноидов цитрусовых.
Еще один молекулярный механизм биологического действия флавоноидов заключается в их
способности выполнять функции нейро-эндокринных модуляторов. При взаимодействии или в условиях
конкуренции за рецепторы гормонов или нейромедиаторов биофлавоноиды могут вносить значительные
изменения в характер регуляции функций организма как в норме, так и при патологии [3, с.5-7].
Соки цитрусовых и выделенные из них флавоноиды обладают гипохолестеринемическим действием.
Экстракты из плодов цитрусовых подавляют in vitro окисления липопротеидов низкой плотности (ЛПНП),
одновременно чистые препараты флавоноидов такое действие не производят. В народной медицине давно
существуют рекомендации по использованию в стоматологии в качестве лечебно-профилактических
средств соков и отваров из цитрусовых. Определение роли биофлавоноидов в механизме лечебно-
профилактического действия цитрусовых при стоматологической патологии значительное место
принадлежит ряду отечественных ученых [3, c.5-7; 6, c.21; 8, c.37].
Исследования отмечают положительное воздействие биовеществ флавоноидной группы в комплексе
с другими препаратами, а именно детальный анализ применения кверцетина в медицине и особенно
стоматологии. Например, положительные результаты получены у пациентов с генерализованным
пародонтитом, которые получали кверцетин по 1 г в сутки. Также было отмечено эффективное лечебное
действие кверцетина у больных на хронический генерализованный пародонтит, в механизме которого
лежит антиоксидантное свойство препарата, установлено выраженые изменения клинических показателей
и генотипа эпителиоцитов слизистой оболочки полости рта, стало основой включения в схему лечения
воспалительных процессов пародонта. Липофлавона, что сочетает влияние кверцитина и липосом для
потенцирования действия амизона. Зубные эликсиры с содержанием биофлаваноидов нашли свое
клиническое применение для профилактики и лечения болезней полости рта [6, c.27-28].
Доказана кариеспрофилактическое, пародонтопротекторное и антиоксидантное действие зубного эликсира
"Апельсиновый", который содержит гесперидин и нарингин. При экспериментальных перекисных пародонтитов и
стоматитов у крыс установлено положительное влияние на состояние антиоксидантно-прооксидантной системы
слизистой оболочки полости рта зубных эликсиров "Грейпфрутовый" и "Мандариновый" [5, c.38].
В современной стоматология широкий арсенал лекарственных препаратов синтетического
происхождения с выраженной терапевтической эффективностью, но их длительное применение у больных
вызывает побочные эффекты [4, c.12]. Поэтому все больше внимания уделяется препаратам, полученным из
природного сырья, количество научных работ по их внедрению в пародонтологии неуклонно растет.
Употребление препаратов на основе природных производных связано с их способностью активно
участвовать в регуляции различных обменных процессов, нормализовать реактивность организма и прочее.
В связи с этим актуальной задачей является поиск и изучение новых эффективных препаратов,
полученных из природного материала, которые обладают выраженным фармакологическим эффектом и
при этом не вызывают побочных эффектов при их длительном клиническом применении. С изменением
окружающей среды, факторов влияния на макроорганизм, а также развитием новых технологий меняется
подход к выбору и применение лекарственных средств для лечения и профилактики стоматологических
заболеваний. Перспективным направлением в области создания безопасных лекарственных форм
препаратов является разработка и применения средств, содержащих биологически активные вещества из
природного сырья, в частности на примере биофлавоноидов цитрусовых.
Литература
1. Виалатель Кл. Применение растворов для полосканий полости рта в повседневной практике // Аптека. 2001.
№ 16 (287). С. 59-60.
2. Доркина Е.Г. Изучение гепатозащитного действия природных флавоноидных соединений // Экспериментальная и
клиническая фармакология.– 2004.– Т. 67. - № 6.– С. 71-76.

212
3. Куцевляк В.Ф. Обоснование и принципы применения антибиотиков в пародонтологии // Клиническая
антибиотикотерапия.– 1999.– № 2.– С. 5-7.
4. Левицкий А.П. Алиментарные факторы в патогенезе, профилактике и терапии стоматологических заболеваний
// Вісник стоматології (спец. випуск).– 2005.- № 2.– С. 5-12.
5. Левицкий А.П. Биофлавоноиды как регуляторы физиологических функций // Вісник стоматології.– 2001.– № 1.–
С. 41-44.
6. Левицкий А.П. Пищеварительные ферменты слюнных желез: автореф. дис. на соискание уч. степени доктора
биол. наук – Одесса, 1974.– 53 с.
7. Пустовойт Е.П., Скиба В.Я. , Россаханова Л.Н. Влияние зубного эликсира „Грейпфрутовый” на состояние
антиоксидантной систем слизистой оболочки полости рта при экспериментальном стоматите // Вісник
стоматології.– 2007.– № 2.– С. 20-23.
8. Скиба В.Я. , Почтарь В.Н. , Голобородько В.В. и др. Регуляция дисбактериоза полости рта биофлаваноидами
// Вісник стоматології (спец. випуск).– 2006.– № 3.– С. 27-38.

ВОЗМОЖНОСТИ И ОГРАНИЧЕНИЯ ДЛЯ ИСПОЛЬЗОВАНИЯ УЛЬТРАЗВУКОВОЙ

СИСТЕМЫ “ВЕКТОР“ У БОЛЬНЫХ ГЕНЕРАЛИЗИРОВАННЫМ ПАРОДОНТИТОМ С
ЦЕЛЬЮ РЕДУКЦИИ ПАРОДОНТАЛЬНЫХ КАРМАНОВ

Денега И.С.
Ассистент кафедры терапевтической стоматологии
Львовский национальный медицинский университет, г. Львов, Украина
Рипецкая О.Р.
Кандидат медицинских наук
Львовский национальный медицинский университет, г. Львов, Украина
Гриновец В.С.
Кандидат медицинских наук
Львовский национальный медицинский университет, г. Львов, Украина

ABILITIES AND LIMITATIONS FOR THE USE OF ULTRASOUND “VECTOR”

SYSTEM FOR THE REDUCTION OF PERIODONTAL POCKETS
IN GENERALIZED PERIODONTITIS PATIENTS
Summary
Positive clinical result with the help of “Vector” system in Generalized Periodontitis (GP) patients and the opportunity
to repeat the procedure easily on the stages of maintenance therapy with almost painless and a-traumatic effect substantiate the
attempt to use “Vector” instead of traumatic surgery for the elimination of periodontal pockets. The abovementioned method
was successful in treatment of patients with first stage of GP development, which can serve as an alternative to surgery. In
patients with II and III stages of GP, the use of “Vector” system should be considered only as an important first stage of
preparation for surgical treatment.

Как известно, устранение пародонтальных карманов является обязательным условием для

прекращения воспалительно-дистрофического процесса у больных генерализированным пародонтитом
(ГП), а тем более для полноценной репарации и регенерации у них тканей пародонта. Проводимый с этой
целью хирургический этап комплексного лечения больных генерализированным пародонтитом оказывается
особо эффективным при использовании современных изолирующих мембран, трансплатационных
остеотропных материалов и методики направленной регенерации тканей пародонта.
Однако хирургическое лечение является в значительной степени травматическим вмешательством,
оно также при возможных технических погрешностях не всегда полностью успешно в плане устранения
пародонтальных карманов. К тому же, высокая стоимость современных методик редукции пародонтальных
карманов существенно ограничивает широкое их использование у больных генерализированным
пародонтитом, многие из которых недостаточно материально обеспечены. Других пациентов с ГП пугает
существенная травматичность и длительность хирургического лечения, а для третьих существуют
противопоказания к хирургическому лечению. В связи с этим на сегодняшний день является актуальным
поиск новых подходов в решении задачи устранения или хотя бы существенного уменьшения
пародонтальных карманов у больных генерализированным пародонтитом.
В то же время известно, что для консервативного лечения больных ГП в последние годы все чаще стала
использоваться ультразвуковая система Вектор, которая позволяет быстро и атравматически обработать
пародонтальные карманы [6, c.669], устраняя при этом биопленку, минерализированные поддесневые зубные

213
отложения, грануляции, вросший эпителий, инфицированный цемент корня, а также провести его полирование
[1,c.62-63; 4, c.37].В результате такого воздействия достигается качественная дезинфекция пародонтальных
карманов с выраженным противовоспалительным эффектом, и создаются условия для успешного прохождения
впоследствии репаративных процессов в пародонте [2,c. 44-45; 3, c.51; 5, c.514].
Возможность получения быстрого, отмеченного выше, положительного клинического эффекта при
использовании Вектор-системы у больных генерализированным пародонтитом, а, при необходимости, и
легкого повторения Вектор-терапии на этапах поддерживающего лечения, а также атравматичность
процедуры при незначительных болевых ощущениях пациента и относительно невысокой стоимости, дают
основания использовать “Вектор“ для редукции пародонтальных карманов.
Целью исследования была оценка степени уменьшения пародонтальных карманов больных генерализи-
рованным пародонтитом после использования Вектор-терапии на ранних стадиях развития заболевания.
Материалы и методы. Клинико-рентгенологическое обследование и лечение было проведено у 75
больных генерализированным пародонтитом в возрасте 25-31 год, среди которых было диагностировано 30
лиц с I степенью, 26 лиц со II степенью и 19 лиц с III степенью тяжести ГП. Всем больным в комплексном
лечении вместо традиционных хирургических вмешательств, направленных на устранение пародонтальных
карманов использовали систему “Вектор “.
Пародонтологический статус оценивали до лечения и после использования Вектор-терапии через
каждые 3 месяца в течение года. На первой стадии лечения применялся тщательный скалинг в ручном и
ультразвуковом режимах, устранялась травматическая окклюзия или максимально уменьшались ее
проявления, проводилась замена некачественных апроксимальных пломб и лечение кариозных полостей,
контактирующих с тканями пародонта. В последующем подвижные зубы были шинированы. В завершение
первой фазы лечения проводилась интенсивная противовоспалительная терапия с использованием
пародонтологических повязок с целью полного устранения кровоточивости десен при зондировании (I, II
стадии ГП) или значительного его уменьшения (II, III стадии ГП).
После завершения I фазы лечения у больных генерализированным пародонтитом проводилась Вектор-
терапия пародонтальных карманов. При помощи четко соответствующих насадок обрабатывались все
поверхности корня зуба, а именно:Paro-кюретой– апроксимальные участки, изогнутымParo-зондом – области
фуркаций, прямым Vector-зондом – вестибулярные и оральные поверхности корней зубов, Paro-ланцетом
(короткий зонд) – труднодоступные области зубов. На этапах поддерживающей терапии (каждые три месяца)
при необходимости проводилась повторная обработка пародонтальных карманов системой “Вектор “ (насадки
Recall). В общем хронологическая схема Вектор-терапия имела следующий вид: первичная Вектор-терапия,
через 1-1,5 месяца – поддерживающая Вектор-терапия, еще через 3 месяца – повторная поддерживающая
терапия. Для обработки одной поверхности корня зуба у больных с I-II стадиями ГП тратилась в среднем 1
минута, а при II-III стадии болезни – 1,5 минуты. Полная Вектор-терапия пародонтальных карманов вокруг
зубов с сохраненными зубными рядами занимала около 1,5-2 часов.
Результаты исследования. Непосредственный положительный эффект от использования Вектор–
терапии пародонтальных карманов у больных на ГП характеризовался быстрым устранением отека и
кровоточивости десен, исчезновением экссудата с пародонтальных карманов у всех пациентов с I степенью
тяжести заболевания и только у 69% пациентов со II степенью (при глубине пародонтальных карманов до
5,5мм.У больных с IIи III степенями тяжести ГП и глубине пародонтальных карманов ≥ 6 мм наблюдалось
только значительное уменьшение воспалительных явлений в пародонте.
Спустя 3 месяца после проведения у больных ГП первой фазы лечения, а также первичной и
поддерживающей Вектор-терапии (спустя месяц после последней), выявлено, что у 33,3% пациентов с I стадией
заболевания имела место полная ликвидация пародонтальных карманов (глубиной 2-4 мм), в 26,7% из них
наблюдалась редукция пародонтальных карманов на 1-2мм глубины, а в 40% - до 1,5-2ммглубины карманов. В
то же время у больных с II степенью ГП полная редукция пародонтальных карманов наблюдалась только в
19,2% лиц, уменьшение глубины карманов – в 71,3% лиц, в 7,2% - изменения выявлены не были. У пациентов с
III степенью ГП мы не наблюдали клинического эффекта полной ликвидации пародонтальных карманов или
уменьшения их глубины до 1,5-2 мм после проведения Vector–терапии. В 63,2% этих пациентов имела место
только редукция пародонтальных карманов на 1-2 мми в 36,8% мы не наблюдали изменения их глубины.
Установлено также, что полная ликвидация воспалительного отека маргинальных десен и отсутствие
симптома их кровоточивости у больных на ГП, которые непосредственно выявлялись на 1-2 день после
проведения первичной Вектор-терапии, коррелировало (r = ±0,71) с высокой эффективностью устранения
пародонтальных карманов. Установлено, что существенно лучший клинический результат применения
Вектор-методики наблюдался у больных ГП с преимущественно горизонтальным типом резорбции
альвеолярной костис приблизительно равнозначными как по глубине, так и по структуре пародонтальными
карманами. Положительная динамика восстановления пародонтального прикрепления наблюдалась в 4,7

214
раз чаще вокруг зубов с горизонтальным типом резорбции межальвеолярных перегородок и отсутствием
костных карманов.
Рентгенологически через 6-12 месяцев, несмотря на явное улучшение состояния альвеолярной кости
в 65,6% обследованных больных на ГП, мы обнаружили восстановление кортикальной пластинки на
межзубных перегородках только в 14 пациентов, у которых вследствие проведенного лечения удалось
ликвидировать пародонтальные карманы.
На этапах поддерживающей терапии в 54.7% больных, преимущественно с I и II степенями тяжести
ГП, наблюдались рецидивы воспалительного процесса в пародонте, которые легко устранялись при
повторной Вектор-терапии. Через 12 месяцев после начала лечения более чем у трети больных с I и II
степенями генерализированного пародонтита наблюдалось незначительное прогрессирование заболевания,
что выражалось в увеличении глубины пародонтальных карманов на 1-2мм относительно данных,
полученных после повторной Вектор-терапии.
Выводы. Использование у больных генерализированным пародонтитом на втором этапе их
комплексного лечения Вектор-терапии с целью устранения пародонтальных карманов, восстановления
пародонтального прикрепления и достижения стойкой клинико-рентгенологической ремиссии можно
считать перспективным, и в большой мере успешным подходом при I степени развития заболевания и в
значительно меньшей мере у пациентов со II степенью ГП.
У большинства больных со II степенью ГП и у всех пациентов с III степенью заболевания
эффективность использования Вектор-терапии ограничена и ее следует рассматривать только как важную
подготовительную процедуру, создающую условия для качественного хирургического устранения
пародонтальных карманов. Только в тех случаях, когда невозможно провести адекватное хирургическое
лечение больных генерализированным пародонтитом II-III степени, использование Вектор-системы у них
может служить своеобразной эффективной поддерживающей терапией, которая в определенной степени
сохраняет клиническое благополучие и сдерживает прогрессирование заболевания.
Таким образом, использование Вектор-системы у больных генерализированным пародонтитом с целью
достижения редукции пародонтальных каналов возможно в основном лишь при I степени заболевания, когда
эта процедура может служить своеобразной альтернативой хирургическому лечению (см. таблица 1).
Таблица 1. Частота и степень редукции пародонтальных карманов у пациентов с генерализированным
пародонтитом спустя месяцпосле первой фазы лечения и 2 сеансов Вектор - терапии.
Количество пациентов после лечения с:
Уменьшением Уменьшением Полная ликви-
Отсутствие
Обследованные пародонтальных пародонтальных дация пародон-
изменений
пациенты карманов на 2-3мм карманов до 1,5-2 мм тальных карманов
Абсолют- Абсолют- Абсолют- Абсолютное
% % % %
ное число ное число ное число число
Генерализированный па-
родонтит I степени, n=30 8 26,7 12 40,0 10 33,3 0 --
Генерализированный па-
родонтит II степени, n=26 11 42,3 8 30,8 5 19,2 2 7,7
Генерализированный па-
родонтит III степени n=19 12 63,2 0 -- 0 -- 7 36,8

* - первая фаза лечения – над- и под десневой скейлинг и полирование корней зубов и противовоспалительная
терапия.

Литература
1. Браун А., Краузе Ф., Шиффер А., Френтцен М. Применение ультразвукового аппарата Vector при лечении
пародонтита // Клиническая стоматология. – 2001. - №3. – C.62-65.
2. Райнер Хан. О главной цели лечения пародонта с использованием прибора Вектор // Клиническая стоматология. –
2002. - №3. – C.44-46.
3. Райнер Хан. Пародонтальные аспекты Вектор-системы // Клиническая стоматология. – 2001. - №4. – C.48-52.
4. Клингер Г., КлингерM. Пародонтальная терапия с помощью ультразвуковой системы Vector // Пародонтология.
– 2003. - №1. – C.33-37.
5. Guentsch A, Preshaw PM. The use of a linear oscillating device in periodontal treatment: A review. J Clin Periodontol. -
Volume 35.–2008. –P.514-524.
6. Andreas Braun, Soren Jepsen, Felix Kraus Subject ive intensity of pain duringul transonic sup raging ivalcalculusre
moval. A review. J ClinPeriodontol Volume 34, Issue 8, August 2007.–P. 668–672.

215
 «ЭСТЕТИЧЕСКОЕ» В ЭКОВОСПИТАНИИ И ЭКООБРАЗОВАНИИ

Ищенко Ю.А.
Доктор философских наук,
Центр гуманитарного образования НАН Украины, г. Киев, Украина

«AESTHETIC» ECO UPBRINGING AND ECO EDUCATION

Summary
Aesthetic as an instantaneous and complete perception, revealing the illusion of naturalness in the face of a notional limit in
cognitive, etosnom and didactic plan to educate and train more effectively than all received today in the natural sciences and
humanities knowledge. The question arises: why is this possible? In search of the answer to this question is in addition to the author
of philosophical and reflective and phenomenological approaches refers to the concept of "qualia" Dr. Chalmers.

Ходят не ноги, а те, кто ходит ими, видят не глаза, а те, кто смотрит ими, остроумно писал Ханс
Йонас в своей, теперь уже можно уверенно говорить, эпохальной монографии «Принцип ответственности».
Так он метафорически подкреплял аргументацию относительно необходимости утверждения новых
императивов человеческой деятельности в техногенную эпоху, а именно преодоления требований
традиционной антропоцентрической этики, наиболее философски точно выраженное Кантовым
категорическим императивом с его пониманием человека как «цели самой по себе». Мыслитель
обосновывал необходимость экстраполяции этого основоположного принципа этики Канта, т.е.
отношения к человеку как к цели и никогда как к средству, за пределы человеческой сферы. Как следствие,
необходимо искать не только благо людей, но и благо естественных вещей: в условиях техногенной
угрозы целостности мира природа просто кричит о жалости к себе и самосохранении. В концептуальном
плане это, по Х.Йонасу, предполагает онтологическую экспликацию проблемы соотношения природной
действительности и значимости всего того, что делает человек, в контексте которой актуализируются
вопросы о цели и вопросы, о ценности природы и человеческого бытия. В конечном счете, тут
восстанавливается изначально философское вопрошание о соотношении сущего и должного.
Современный философский дискурс, озабоченный этими вопросами и двигаясь в своем восстании на
защиту природы от концепта «окружающая среда» к концепту «со-мира» природы, общества и человека,
обнаруживает интересное обстоятельство места и времени. Оно может быть сформулировано так: как
философы не добились теоретического решения вопроса о переходе от сущего к должному, так и
современные образовательные методологии и практики, используя огромный экообразовательный
потенциал естественнонаучных и гуманитарных наук, не могут на основе только знаний добиться
понимания и привития нового императива ответственности, о котором Х. Йонас сказал: «Поступай так,
чтобы следствия твоей деятельности соответствовали продолжению аутентичной человеческой жизни».
В истории человеческих культур эковоспитание и экообразование вплоть до второй половины ХХ ст.
осуществлялось если не стихийно, то, так сказать, спонтанно, будучи включенными в системы традиций,
обычаев, нравов, когерентных жизненному миру человека, определенным агропрактикам, структурам
промышленного производства, разделения труда и др. В этих системах транслировались разнообразные
знания, нормы и ценности природопользования и отношения человека к природе. Осуществлялось это
преимущественно фольклорно, обрядово или культово-религиозно – через музыку, песню, слово. И везде
огромное место в трансляции этих знаний, норм и ценностей, способствовавших пониманию и толкованию
природы, занимала экспрессия, т.е. выразительность их содержания, что не могло не вести к развитию
образных и символических средств выработки и передачи экознаний в тех или иных национальных и
коммуникативных культурных сообществах. Причем экспрессия тут органически и нерефлексивно, то есть
на уровне допредикативного жизненного опыта, не только ценностно-смыслово подчинялась суггестии
(воздействию на сознание человека), но и обратно влияла на нее. В этих ментальных и дискурсивных
структурах человек получал своеобразное экологическое образование, а этическое отношение к природе
воспитывалось в контексте и посредством художественно-эстетического. При этом «эстетическое»
обеспечивало целостность понимания (переживания) природы в чувственном ее восприятии и, как
следствие, комплиментарность этого восприятия жизненному миру человека, его языку, этосу и поэсису.
Концептуальное понимание этого обстоятельства, и рефлексию эстетического именно как отношения
человека к миру, обратившись к истории и культуре, мы наблюдаем у многих философов. Уже отец термина
«эстетика» А.Баумгартен в своей одноименной работе противопоставляет научное знание затмения, каким оно,
скажем, предстает в астрономии, его эмоциональному восприятию у человека, рассказывающего о нем
возлюбленной. В «Критике способности суждения» Кант также противопоставляет эстетическое восприятие и

216
научное знание. Чтобы воспринимать как возвышенное океан, замечает он, не нужно призывать на помощь
разного рода географические или метеорологические познания. «Надо, как это делают поэты, уметь находить
океан возвышенным, исходя из того, что видит глаз; например, смотреть на него, когда он спокоен, как на ясную
зеркальную гладь воды, ограниченную только небом, а когда он не спокоен – как на бездну, угрожающую
поглотить все» [1, с.280]. А.Бергсон и М.Мерло-Понти рассматривали эстетическое восприятие мира как
подобное философскому восприятию и проводили мысль, что в отношении философа к природе мы наблюдаем
осознание необходимости «эстетического» восприятия, которое придает Dasein человека космическое (целостное)
измерение, присущее человеческому существованию.
Художественный процесс и созидательный процесс природы имеют общее в том, что они делают
вещи видимыми, заставляют их представать перед нами. М. Мерло-Понти настаивал именно на этой идее,
когда писал, что живопись больше не подражает видимому, она делает видимым зарождение вещей.
Картина показывает, как вещи делаются вещами и мир миром. Живопись заставляет нас прочувствовать
присутствие вещей, тот факт, что «тут есть вещи». Когда Сезанн ищет глубину, то на самом деле он ищет
взрывное воспламенение Бытия. Таким образом, опыт живописи дает нам увидеть само чудо восприятия,
открывающего для нас мир, в том числе мир природы.
Проблема тут заключается в том, что это чудо воспринимается только благодаря размышлению о
восприятии, интенции («обращению внимания»), при помощи которых мы меняем наше отношение к миру
природы, удивляемся ей, разрывая с ней наши привычные отношения. Тогда мы как бы видим, как
природа появляется перед нашими глазами впервые. Границы восприятия природы располагается, поэтому
в самом человеке. С одной стороны, человек должен отделяться от природы как мира, чтобы жить своей
повседневной жизнью, с другой - отделяться от «повседневного мира», чтобы снова обрести природу в
качестве мира. Уже наше тело предполагает всю Вселенную, как каждое мгновение предполагает
необъятность времени. И всплеск реальности, присутствие бытия мы можем испытать именно в самих себе.
Осознавая одно только мгновение нашей жизни, одно только биение нашего сердца, мы можем
прочувствовать свои узы со всей космической необъятностью и с чудом существования. В каждой части
реальности присутствует вся Вселенная. У стоиков этот опыт мгновения присутствует в их «теории»
(«созерцании богов») обоюдного взаимопроникновения частей Вселенной.
Но, как отмечал еще И.Кант, оказывается такой опыт необязательно связан с философской
рефлексией. Мы, например, находим его выражение в «поэсисе» - поэтическом слове. Вот полеты «во сне
и наяву» Тараса Шевченко: «Лечу. Дивлюсь аж світає /Край неба палає /Соловейко в темнім гаї/ Сонце
зустрічає. Тихесенько вітер віє/ Степи, лани мріють/ Меж ярами над ставками /Верби зеленіють…// І все то
те, вся країна/Повита красою/ Зеленіє, вмивається /Дрібною росою /Споконвіку вмивається / Сонце
зустрічає... І нема тому почину/ Краю немає!» (Т.Г.Шевченко «Сон» (Комедія)). А вот Александр
Пушкин: «Есть упоение в бою / И бездны мрачной на краю / И в разъяренном океане /Средь грозных волн и
бурной тьмы / И в аравийском урагане / И в дуновении Чумы./Всё, всё, что гибелью грозит / Для сердца
смертного таит/Неизъяснимы наслажденья - Бессмертья, может быть, залог! / И счастлив тот, кто средь
волненья / Их обретать и ведать мог». (А.Пушкин. Пир во время чумы»).
Видеть мир в последний раз - видеть его впервые. Это впечатление вызвано как сном и мыслью о
смерти, раскрывающих нам чудесный характер нашего отношения к всегда нечаянного как все видения,
хрупкого и находящегося под угрозой миру, так и чувством новизны взгляда, сосредоточенного на одном
мгновении (моменте) мира: кажется, что таким образом мир появляется, рождается на наших глазах. И мир
воспринимается, как «природа» в этимологическом смысле слова, как physis, то есть движение роста,
рождение, через которое появляются вещи. Мы переживаем себя как момент, как мгновение этого
движения, этого огромного движения, которое превосходит нас, оно всегда тут уже до нас, всегда за
пределами нас. Мы со-рождаемся с миром. Возникает чувство существования - чувство тождественности
между универсальным природным (космическим) существованием и человеческим коэволюционным с
природой существованием. Тут мы имеем дело с сущностным рождением собственно эстетического
отношения к миру, невозможного без мира природы.
Эстетическое как мгновенное и целостное восприятие как бы заново создавая мир, рождая и вместе с
тем раскрывая иллюзию его естественности (природности) перед лицом смерти (обнаружения предела
сущего и жизни), в когнитивном, этосном и дидактическом плане воспитывает и образует нас в бесконечно
большом значении бесконечно малых знаний (как в смысле их бесконечно малой эксплицированности в
чувственном восприятии, так и в смысле вообще нашего бесконечно малого знания природы, и в этом
отношении всегда покрытости ее тайной, «сокрытости», несущей опасности человеческой экзистенции)
гораздо эффективнее, чем, как оказывается, все полученные на сегодня в естественных и гуманитарных
науках знания. Возникает вопрос: почему это возможно? Поиск ответа на этот вопрос может происходить в
трех направлениях. На первом пути, сугубо учебно-образовательном и воспитательном, где основное

217
внимание ныне преимущественно сосредоточено на методологически-методических и дидактических
возможностях раскрытия знаний, норм и ценностей экообразования на основе естественнонаучных и
гуманитарных дисциплин, увязанных с решением главной задачи - формирования умений и навыков
природоотношения и природопользования, направление поиска может быть задано (и уже спорадически
задается) обращением к ресурсу образно-символического (мифологического, религиозного, художест-
венно-фольклорного и др.) мышления, и к экологическим, эстетическим и этическим нормам, выработан-
ным в традиционных культурах «со-бытия» человека с природой. Второй путь поиска, собственно
философский, намечен А. Баумгартеном и И.Кантом, он нашел свое продолжение в феноменологической и
герменевтической традиции. Третий путь поиска – современная когнитивистика, связанная с раскрытием
природы и возможностей сознания в его природной связанности с телесностью, знаково-семиотической
деятельностью и рече-языковой способностью человека. Определенный ресурс для поиска здесь пре-
доставляют идеи концепции «сознающего ума» Д. Чалмерса [2].
Остановимся кратко на третьем пути поиска, поскольку первые два, несмотря на серьезные трудности и
проблемы, в известной мере прояснены, и дело здесь в дальнейшем их углублении и обосновании. Для наших
же целей тут, прежде всего, важно обратиться к используемому Д. Чалмерсом термину «квалиа». Он введен
американским философом К. И. Льюисом. Мыслитель считал, что существуют распознаваемые качественные
характеристики воспринимаемого, которые повторяются в различных актах восприятия, и поэтому являются
одним из типов универсалий, которые он и назвал «квалиа». В целом, «квалиа» могут быть определены как
качества или ощущения, скажем, красноты или боли, и рассматриваются отдельно от их влияния на поведение,
а также от любых физических условий, которые могли их вызвать. В более точных философских терминах,
«квалиа» - это свойства чувственного опыта. Существует много определений «квалиа», и они менялись со
временем. Простейшим, наиболее широким определением является следующее: «каково оно» свойство
ментальных состояний. Или «каково то», как оно чувствуется, когда испытываются такие ментальные
состояния, как боль, видение красного цвета, запах розы и т. д. [3].
Д.Чалмерс стремится решить трудную проблемой сознания, которую можно выразить так: «почему
вообще существует восприятие сенсорной информации?», «почему существует сознание?». Главная тема
его исследования - это различие между биологической работой мозга и поведением, с одной стороны, и
ментальным опытом, который рассматривается отдельно от поведения, то есть «квалиа», с другой. Он
утверждает, что пока нет исчерпывающего объяснения различий между этими двумя системами. Также он
критикует материалистическое объяснение ментального опыта, что делает его дуалистом в эпоху, когда
доминируют монистические идеи. Д. Чалмерс полагает, что «квалиа» присутствуют во всех событиях во
Вселенной, то есть любая информация имеет два аспекта: физический и феноменальный. Человеческий
мозг перерабатывает эту информацию очень сложным образом, и в результате данной переработки
возникает человеческое сознание. Отсюда следует, что сознание имеется у всего во Вселенной - начиная от
элементарных частиц и заканчивая макрообъектами. Для обозначения такого взгляда, предполагающего
наличие примитивного сознания у всех физических объектов, он ввёл в современную философию термин
«прото-панпсихизм». Этот взгляд не утверждает существование бестелесной души, а постулирует, что
сознание является нематериальным фундаментальным свойством Вселенной, которое связывается с
физическими объектами фундаментальными психофизическими законами [ 2, гл.6].
Д. Чалмерс утверждает, что любая попытка вывести сознание из физических фактов обречена на
провал. В качестве одного из доказательств отсутствия логической супервентности сознания на физическом
уровне приводится «аргумент к зомби». Этот мыслительный эксперимент состоит в следующем: зомби,
как принято считать, является существом с физической точки зрения не отличимым от человека, однако
лишенным сознания. Впрочем, некоторые исследователи отмечают, что в культурных традициях,
использующих образ «зомби», он лишен не столько всего комплекса явлений, составляющих сознание,
сколько самоосознания в каких-то его аспектах. Физико-биологические аспекты человеческого восприятия,
когнитивные феномены, связанные с выбором, сопоставлением, ориентацией в пространстве, реже -
языком, восприятием мира у них, если верить кино и другим видам искусств, которые единственно и
являются территорией, на которой современный человек может встретиться с зомби, очевидно,
присутствуют [3]. Это указывает на возможность наличия «квалиа», т.е чувственного опыта переживания
качественности мира как целостности и континуальности, т.е как эстетического опыта.
В заключении следует сказать, что обращаясь к эстетическому опыту, современные философы отмечают
такую его генерирующую черту как переживание события встречи (с «нечто» иным, другим или «кем-то»
иным, Другим) и необходимость адекватного выражения акта этой встречи в определенном дискурсе.
Поскольку всякий опыт есть опыт переживания, то он есть не только процесс в своей незавершенности, но и
какой-то, пусть и промежуточный, но интенционально и, таким образом, предметно выраженный и
зафиксированный в сознании и языке результат - некое знаково-символически зафиксированное сообщение.

218
Этот «дискурс-предмет» всегда обладает формой, о которой мы знаем, что она всегда есть и эта форма –
выражение. Как переживаемое опыт всегда стремится к разрешению, в его начальной точке заложена интенция
к завершению. В завершенности переживаемого производится рождение выражения. Поэтому
феноменологически всякий опыт – есть sui generis опыт эстетический, психофизически требующий телесности,
следовательно, и субъекта, физикалистски - «квалиа», а коммуникативно – дискурса.
Взятый же в экзистенциальном плане как определенное выражение и завершение со-бытия человека
и мира, всякий опыт имеет не только эстетический исток, но и эстетические следствия. Выразительность
являет в мир «следы» опыта, которые проходя испытание культурной «общезначимостью», институализи-
руются и легитимируются как ценности. Степень и качество этой выразительности и есть измерения
субъективного и личностного опыта как эстетического и одновременного интерсубъективного, а значит
коллективного и социального.
Точка зрения, что эстетический опыт – это то, что случается, что это случай как таковой, получила свое
развитие в работах М.К. Мамардашвили. Он, в частности, показал, что, когда мы переживаем попытку найти
связку сознания с жизнью, то обнаруживаем, что «мы живем так, как живем». Но оказывается, что в такого
рода тавтологиях кроется «живая мысль», мгновенно появляющаяся и исчезающая. Именно через этот миг мы
дискурсно можем обрести identity, как самотождественность самому себе. И далее в этой идентичности,
дискурсно опосредованной и смыслово разветвленной в телесности, сознании и языке субъекта, индивид и
встречается с миром (и миром природы), исходящую роль в которой играет его чувственный и эмоциональный
опыт, носящий все признаки эстетического как такового – одного наряду с этическим, религиозным и
когнитивным в структуре модусов отношения человека к миру.

Литература

1. Кант И. Критика способности суждения - Москва: Мысль, 1966. – 564с.

2. Чалмерс Д. Сознающий ум. В поисках фундаментальной теории сознания. – Москва: УРСС: Книжный дом
«ЛИБЕРКОМ», 2013. – 512 с.
3. Васильев В. В. Трудная проблема сознания. [Эл. ресурс:http://www.philosophystorm.
org/books/vasilev-trudnaya-problema-soznaniya#t10].

КАТЕГОРИЯ ЗДОРОВЬЯ В СТРАТЕГИИ ВЫЖИВАНИЯ СОВРЕМЕННОГО ОБЩЕСТВА

Катрунов В.А.
Кандидат философских наук
Саратовский государственный медицинский университет им. В.И Разумовского Минздрава России, г.
Саратова, Россия
Засыпкина Е.В.
Кандидат медицинских наук
Саратовский государственный медицинский университет им. В.И Разумовского Минздрава России, г.
Саратова, Россия
Девличарова Р.Ю.
Саратовский государственный медицинский университет им. В.И Разумовского Минздрава России, г.
Саратова, Россия

CATEGORY OF HEALTH IN STRATEGY OF A SURVIVAL OF MODERN SOCIETY

Summary
Authors analyses the social importance of health as one of fundamental values of the person and level of needs in health
expression, orientations and motives of care about health, the nature of the sociocultural factors influencing health and mechanisms of
this influence. The special interest is to factors of risk and anti-risk in definition of "norm" of health and mechanisms of supporting
the level of health, its resources and ways of formation the optimal conditions of a survival of modern society.

Каждый этап исторического развития общества содержит известную систему социальных ценностей,
из которых исходит и на которые ориентируется человек в своей деятельности. В ряду социальных
ценностей (свобода, семья, статус, роль и др.) особое место и роль в функционировании и развитии
общества занимает здоровье.

219
 Социальная значимость здоровья, как одной из основополагающих ценностей человека, заключена,
прежде всего, в том, что, не учитывая уровень и состояние здоровья граждан общества, политики государства в
области здравоохранения невозможно дать системную характеристику общества, определить направления,
формы и способы организации всех сторон социальной жизни, невозможно целостно решать задачи выживания.
Медицина и социология изучают здоровье с целью постижения механизмов его психофизиоло-
гической и социальной обусловленности и места в системе социокультурных ценностей, регулирующих
отношение человека к здоровью. Последнее определяется сегодня как динамическое равновесие организма
с окружающей средой, при котором все заложенные в биологической и социальной сущности - человека
физические, духовные и другие способности - проявляются наиболее полно и гармонично, все жизненно
важные подсистемы человеческого организма функционируют с максимально возможной интенсивностью,
позволяя быстро и адекватно адаптироваться к быстро меняющейся природной и социальной среде.
Существующие определения здоровья подчеркивают какую-либо одну сторону или параметр, изучение
которого позволило тому или иному ученому подметить отдельные признаки здоровья, отличающие его от
нездоровья, т.е. болезни. Совершенно очевидно, что ни один из параметров не раскрывает до конца проблемы
здоровья и не исчерпывает всего богатства содержания этой категории [1; 2].
Многие проблемы, связанные со здоровьем, имеют глубокие социальные корни, включая
национальные, региональные особенности, условия производства и быта, экологии, образа жизни, качества
жизни, социальной защищенности различных социальных групп и слоев современного общества. Без их
обязательного учета невозможно сохранение или улучшение состояния здоровья. Экономическая,
политическая и социальная нестабильность, безусловно, отрицательно сказывается на общем уровне
физического, психического и социального здоровья населения.
Не менее важным в профилактики заболевания, создание условий для полноценного развития
человека является актуализация мотива на активный здоровый образ жизни, формирование у человека
установки на здоровье, понимание его персональной значимости. В этой связи интересным и значимым
является замечание, которое сделал И. Кант, в своих трактатах и письмах: люди хотят исполнения двух
своих пожеланий, а именно: «долго жить и при этом быть здоровыми» [3, с. 300].
В целом можно говорить о чрезвычайно низкой фактической ценности здоровья, к тому же еще
имеющей инструментальный, а не самоценный характер (здоровье, необходимое для чего-то более
важного); о низкой культуре самосохранения и ответственности за собственное здоровье только после его
фактического или ожидаемого ухудшения или по совету врача.
Управление здоровьем начинается с познания себя, своего организма, его особенностей. Именно
осознание ценности здоровья, воспитание ответственного отношения способно изменить поведенческий подход
к здоровью к известным, казалось бы, примерам, правилам гигиенического воспитания, самозаботы,
самозащиты, снижающих риск болезней. Управление здоровьем неотделимо от потребности усвоения знаний
здорового образа жизни. Учеными выявлено отсутствие у 53% россиян правильных представлений о здоровом
образе жизни. Управлять здоровьем - значит воспитывать, формировать и проявлять положительную
медицинскую активность как устойчивую благоприятную оценку индивидом состояния своего здоровья и
направленность действий на сохранение здоровья и соответствующее изменение образа жизни.
Выживанию населения в современных непростых условиях способствует и действие служб
здравоохранения, расширение образовательной и методической базы гигиенического воспитания, сети
санитарно-просветительных учреждений, что, несомненно, позволит усилить профилактическую функцию
здравоохранения. Для улучшения здоровья жителей России нужны не только усилия системы
здравоохранения, врачей, но и активное участие самих граждан. До каждого жителя нашей страны
необходимо довести информацию о здоровом образе жизни, мерах профилактики
Исследование самоохранительного поведения возникло в связи с изменением структуры заболеваний
в сторону увеличения доли хронических неинфекционных, что требовало выработки определенных
стереотипов поведения у больных реальных и потенциальных. Иными словами, речь идет о радикальном
концептуальном переходе в политике охраны здоровья: от рассмотрения граждан как пассивных
потребителей медицинских услуг к осознанию ими собственной активной роли в создании условий,
способствующих сохранению и приумножению здоровья.
В основе изучения самоохранительного поведения лежит исследование ценностно-мотивационной
структуры личности и ценности здоровья в этой структуре.
В 1994 г. на основе концепции ВОЗ на XXVIII конференции Совета Международных Организаций
Медицинских Наук (CIOMS) была сформулирована «Глобальная повестка дня для биоэтики» - декларация,
имеющая важное значение для исследуемой проблемы. В ней подчеркиваются следующие положения: (1)
адекватный уровень охраны здоровья должен рассматриваться как универсальное и фундаментальное право
человека; (2) основополагающим принципом для политики в области здравоохранения следует считать

220
справедливость; (3) медицинские услуги должны быть эффективными, квалифицированными, доступными,
необременительными, предоставляться с состраданием и быть социально приемлемым; (4) должны быть
разработаны механизмы, обеспечивающие гражданам возможность осмысленно участвовать в разработке
политики в области здравоохранения и медицинских услуг; (5) общество и отдельные граждане должны
быть включены в определение сути и качества мер по охране здоровья.
Реформирование здравоохранения в России идет сложно. Несомненно, нужно время, чтобы многое в
этой области стало более определенным, чтобы были смягчены ценностные конфликты, неизбежно
возникающие в ходе реформ
Реформирование системы здравоохранения страны должно быть подчинено реализации четырех
основополагающих принципов: 1) социальной справедливости и общедоступности медицинской помощи;
2) расширения и обеспечения необходимого минимума медицинских услуг при минимальной их
стоимости; 3) оптимального соотношения стоимости медицинских услуг и распределения государственных
ресурсов; 4) свобода выбора медицинских услуг.
Безусловно, охрану здоровья населения нельзя сводить только к оказанию медицинской помощи.
Решающим здесь являются: создание благоприятной среды обитания, высокого уровня и качества жизни;
обеспечение безопасности пищевых продуктов и воды; проведение продуманной демографической
политики; пропаганда здорового образа жизни; снятие социально стресса.
В связи с реализацией прав человека на здоровье и лечение неминуемо возникает вопрос о качестве
медицинской помощи, оказываемой больному. Высококачественная помощь может быть определена как
помощь, которая «максимилизирует благо пациента, принимая во внимание баланс ожидаемых плюсов и
минусов для процесса лечения во всех его частях»» [4, с. 180]. Главные усилия государства следует направить
на создание условий формирования здорового образа жизни. Это оптимизация среды проживания,
оптимальные условия труда и отдыха, оптимальное питание, обеспечение профилактики и лечения заболевания
на уровне личности, социальных групп и слоев общества. Следует создать конституционную и
законодательную базу, обеспечивающую реальную заинтересованность всех институтов негосударственных
структур, общества в целом и каждого отдельного гражданина в сохранении здоровья, работоспособности и
трудового долголетия населения страны. Необходима общенациональная программа охраны общественного
здоровья, ориентированная как на больного, так и на здоровье человека, и предусматривающая выявление
факторов риска, раннюю диагностику, эффективную корреляцию патологии и профилактику заболеваний. При
этом должна быть оказана значительная поддержка медицинской науке и практике, которые являются основой
профилактики и лечения болезней и создания системы национального мониторинга общественного здоровья.
В этой связи в декларации врачей Российской Федерации отмечается: Мы – врачи – исходим из того
и признаем, что: (1) здоровье населения и медико-демографические процессы (рождаемость, физическое
развитие, заболеваемость, инвалидность, средняя продолжительность жизни, смертность) зависят от
социального и экономического уровня развития общества, от проводимой политики государства по охране
здоровья населения, от уровня развития здравоохранения; (2) здравоохранение является важнейшей сферой
обеспечения гражданских прав и свобод, а также одним из основных факторов национальной безопасности
страны; (3) охрана здоровья населения и развитие здравоохранения являются важнейшей функцией и
обязанностью государства и всех ветвей его власти; (4) государство несет ответственность перед своим
народом и международным сообществом за состояние охраны здоровья и надлежащее качество
окружающей среды для безопасного развития и жизни человека [5].
Таким образом, говоря о здоровье, можно выделить четыре фундаментальных аспекта, обусловленные
факторами, которые определяют состояние здоровья: образ жизни; факторы риска, влияющие на здоровье
населения и окружающую среду; переориентация и реформирование системы здравоохранения; мобилизация
политической, управленческой и технологической поддержки с целью осуществления необходимых изменений.
Именно эти факторы лежат в основе формирования здоровья человека, нации в целом. При этом, здоровье
нации – это не только и даже не результат работы службы здравоохранения. Это показатель успешности
функционирования всех социальных проектов государства. Готово ли общество и каждый из нас рассматривать
здоровье как цель, т.е. как фундаментальную ценность или, прежде всего, как средство достижения других
целей, т.е. как инструментальную ценность. Иными словами, должна изменяться парадигма развития и системы
здравоохранения, и наших представлений о ценности здоровья.
Здоровье человека – это комплексный социально-гигиенический и экономический показатель, который
интегрирует биологические, демографические и социальные процессы, свойственные человеческому обществу.
Здоровье отражает уровень экономического и культурного развития общества, состояние медицинской помощи,
находясь в то же время под воздействием традиций, исторических, этнографических и природно-климатических
условий общества. Можно сказать, что это интегральный показатель качества жизни в объективных ее
проявлениях. При этом «качество жизни» определяется уровнем удовлетворения основных духовных и

221
материальных потребностей человека и выражается: (1) в достойной среде обитания, необходимых условиях
труда, быта и отдыха; (2) в моральном и духовном состоянии общества; (3) в здоровой пище, добротных товарах
и жилье; (4) в безопасности, правовой и социальной защищенности; (5) в обеспечении качества работы
госучреждений, организации здравоохранения.
Таким образом, понять и определить здоровье невозможно в отрыве от конкретной среды, в которой
живет человек, в отрыве от различных сфер проявлений его жизнедеятельности, вне связи с целями и
назначениями человека. Неудивительно, что такой сложный феномен является объектом исследования ряда
наук и научных направлений, каждое из которых занимает свою «нишу».
Здоровье должно рассматриваться как состояние, позволяющее вести активную в социальном и
экономическом плане жизнь. Кроме того, требуется стратегическая переориентация акцентов с
продолжительности жизни (характеристики, с которой традиционно идентифицировалось понятие здоровья)
на продолжительность здоровой жизни, т.е. жизни без болезней и инвалидности. Иными словами, должна
изменяться парадигма развития и системы здравоохранения, и наших представлений о ценности здоровья.
Не менее важным в профилактики заболевания, создании условий для полноценного развития
человека является актуализация мотива на активный здоровый образ жизни, формирование у человека
установки на здоровье, понимание его персональной значимости.
Здоровье, это наш повседневный выбор и модель поведения, ориентированная на определенные ценности.
Как раз в этом проявляется наша социологическая культура, социологический образ мышления и действий.

Литература

1. Римашевская Н.М. Мигранова Л. А., Молчанова Е. В. Факторы, влияющие на состояние здоровья населения
России // Народонаселение. - 2011. - N 1. - С.38-49.
2. Лунякова, Л.Г., Шухатович В.Р. Здоровье населения: проблемы и пути решения // Народонаселение. - 2011. - N 3.
- С.116-124.
3. Кант И. О способности духа только силою воли побеждать болезненные ощущения. // Трактаты и письма.-
Москва: Изд-во Наука, 1980. - 300 с.
4. Власов В. В. Медицина в условиях дефицита ресурсов. – Москва: Триумф, 2000. – 447 с.
5. Медико-социальная Хартия Российской Федерации. Принята IV (XX) Всероссийским Пироговским съездом
врачей 16 апреля 2004 г.

ФОРМИРОВАНИЕ ПСИХИЧЕСКОЙ КОМПОНЕНТЫ СТРУКТУРЫ ЛИЧНОСТИ С

ПОМОЩЬЮ ФИЗИЧЕСКОЙ АКТИВНОСТИ

Маглеваный А. В.
Доктор биологических наук
Львовский национальный медицинский университет им. Данила Галицкого, г. Львов Украина
Кунинец О.Б.
Кандидат биологических наук
Львовский национальный медицинский университет им. Данила Галицкого, г. Львов Украина
Гриновец В. С.
Кандидат медицинских наук
Львовский национальный медицинский университет им. Данила Галицкого, г. Львов Украина

FORMING OF PSYCHICAL COMPONENTS OF STRUCTURE OF PERSONALITY IS THROUGH

PHYSICAL ACTIVITY
Summary
In the scientific article external influence is considered on development of separate components of structure of
personality by systematic employments by physical education and sporting specialization. It is set that for students, which
executed the successive system of the physical loadings with the use of physical, track-and-field, playing and athletic drills the
certain psikhofizicheskaya structure of personality, mental and physical qualities, CPLD closely-coupled korelyacionnymi
interfaces, are included in which, is formed. It is set that managing the level of physical status due to purposeful influence
physical exercises of mozhna to heave up the level of mental status.

Рассуждая об отдельных компонентах структуры личности и их взаимосвязи, не стоит забывать, что их

носителями является сама человеческая личность. Известно, что „человек” – понятие биологическое,

222
„личность”– социальное. Эти два понятия неделимы, двуедины, но их суммарное содержание в большей или
меньшей степени различное. Однако при этом каждая личность – это „человек”, поскольку уже родился ею; но
не любой „человек” – „личность”, потому что ею не рождаются, а становятся [2, с.75; 6, с.119; 9, с.224].
Современный период развития науки характеризуется растущим объемом знаний о человеке как биологическом
и социальном существе. Поэтому любая попытка, которая направлена на выявление особенностей
взаимоотношений биологического и социального в природе человека, имеет достаточно большое значение. Не
вызывает сомнения, что именно некоторые свойства личности определенным образом ответственны за
„включение”, в нашем случае, студента в учебный процесс, тем самым косвенно влияя на его психическую,
социальную и физическую деятельность, а также и тот факт, что проблема создания тесной взаимосвязи
физического и психического компонентов в формировании гармонично развитой личности является самой
сложной среди существующих проблем [4, с.80-82; 8, с.178; 10, с.73]. В свою очередь, гармонично развитая
личность, априори, считается здоровой. Согласно определению Г. Стериста [9, с.3], „здоровым можно считать
человека, который отличается гармоничным физическим и умственным развитием и хорошо адаптирован к
окружающей физической и социальной среде”. Именно здоровый человек в состоянии полностью реализовать
свои физические и умственные способности и выполнять свое социальное предназначение [1, с.78; 11, с.239-
242; 12, с.48]. Понятие личности – одно из самых сложных, поскольку личность человека невозможно охватить
какими-либо сроками. В последнее время исследованию отдельных личностных качеств и их роли в
формировании личности с помощью физической активности уделяется большое внимание [3, с.94; 9, с.225-226;
10, с.71]. Как показали предыдущие наши исследования, абсолютные значения психических качеств могут быть
разными у лиц, которые не занимаются спортом и у спортсменок [7, с.19; 9, с.227-237]. Так, известный
американский психолог Брейнет Дж. Кретти [5, с.98], изучая профили личности спортсменок, установил, что
спортсменки, по сравнению с не спортсменками, более ориентированы на достижения, независимые, агрессив-
ные, эмоционально стойкие, уверенные в себе. Следовательно, если применять физическую активность как уп-
равляющий фактор для формирования психической компоненты личности, можно рассчитывать на увеличение
абсолютных значений психических качеств. Поэтому в нашем исследовании мы изучали влияние на психичес-
кую компоненту структуры личности студенток систематических занятий физическим воспитанием и спортом.
Целью исследования было изучение влияния физических нагрузок спортивной специализации на
формирование психической компоненты структуры личности.
Методы и организация исследования. Для изучения динамики показателей психической компоненты
структуры личности применен метод лонгитюдного наблюдения (в течение двух лет) за группой студенток
в возрасте 18-24 лет с использованием модифицированного бланочного многофакторного личностного
теста на основе адаптированного вопросника [2, с.74-75; 9, с.54-55], который включал изучение 11
„ведущих” качеств: сила «Я», целенаправленность, инициативность, оптимизм, лидерство, страх, доброта,
общительность, способность к усилиям, эгоизм, агрессивность. Анкетирование проводилось в начале 1-го и
в конце 2-го года обучения. Студентки медицинского факультета были распределены на две группы:
контрольную (КГ) и экспериментальную (ЭГ). Занятия со студентками КГ (n=12) проводились по учебной
программе ВУЗов Украины, а со студентками четырех ЭГ (ЭГ1, ЭГ2, ЭГ3, ЭГ4, в каждой по 12-13 студ.) по
разработанной нами авторской программе, которая учитывала последовательную систему физической
активности (ФА) с применением физических нагрузок (ФН) спортивной специализации: ритмической
гимнастике (РГ), оздоровительного бега (ОБ -2000 м), баскетболу и атлетической гимнастики (АГ). Оценка
физической подготовленности (ФП) студенток осуществлялась с помощью тестов: бег 100 м; плавание 50
м; наклоны туловища; прыжки в длину с места; прыжки в длину с разбега; бег 2000 м. Занятия студенток
КГ и ЭГ проводились два раза в неделю по расписанию учебной части университета в одно и то же время.
На каждом занятии планировалась индивидуальная ФН, которая могла изменяться в соответствии с
физическим и функциональным состоянием студенток. Этапу развития личности с использованием ФА
предшествовал этап анализа возможности формирования и выбора влияний, которые руководят ими с
учетом спортивной специализации. Первичный информационный массив этого этапа составили данные
индивидуальной оценки целенаправленности личности и ФП студенток КГ и ЭГ. Для установки
взаимосвязи показателей психической и физической компоненты структуры личности студенток
использовался корреляционный анализ составляющих показателей психологического портрета [9, с.27]:
психологический портрет студенток ЭГ и КГ; портрет физической подготовленности ЭГ и КГ. Для
изучения динамики управляемых психических качеств применялся метод математического моделирования.
Основные результаты. Анализ результатов психологических портретов студенток КГ и ЭГ (табл.1)
показал, что базовые качества личности четко выражены у студенток ЭГ, которые занимались атлетическими и
игровыми видами спорта, то есть именно у тех, где среди психологических свойств были выделены волевые
качества.

223
 Таблица 1
Значение психических качеств личности студенток (в баллах)
"Ведущие" качества личности Значения "ведущих" качеств личности Р<
В начале 1 года обучения, В конце 2 года обучения
до разделения на КГ и ЭГ ЭГ 1 - 4 КГ
Сила"Я" 6,02±0,68 7,00±0,76 4,35±0,76 <0,01
Страх - безстрашие 4,48±1,00 4,33±0, 84 4,80±0,83 >0,05
Доброта 7,00±0,57 7,09±0,62 6.70±0,73 >0,05
Оптимизм 5,77±0,59 5,38±0,72 5,10 ±0,93 >0,05
Товарищество 4,00+0,62 3,95±0,77 4,25±0,87 >0,05
Способность к усилиям 2,65±0,59 5,69±0,74 3,55±0,45 <0,01
Эгоизм - альтруизм 5,28±0,25 5,71 ±0,73 5,05±0,61 >0,05
Целенаправленность 5,88±0,67 7,33±0,64 4,45±0,72 <0,01
Инициативность 5,11±0.81 6,19±0,97 3,95±0,23 <0,01
Агрессивность - миролюбие 6,22±0,69 5,14±1,04 5,75±0,88 >0,05
Лидерство 3,45±1,03 4,93±0,42 3,75±0,62 >0,05

Профиль психологических портретов студенток КГ имел менее рельефный, сглаженный характер, что
отобразилось в невысоких проявлениях целенаправленности, инициативности, способности к усилиям,
силе «Я», лидерству и бесстрашию. Анализ портретов ФП студенток показал, что лидировали среди
студенток ЭГ со всех видов спорта студентки, которые занимались оздоровительным бегом. Проведённые
исследования позволили нам также установить высокую ФП студенток, которые занимались ритмической и
атлетической гимнастикой, баскетболом, тогда как студентки КГ показали в целом слабую ФП.
Анализ результатов взаимосвязи показателей психической и физической компоненты в структуре
личности студенток ЭГ свидетельствует о том, что интенсивные ФН формируют выраженную корреляционную
связь между компонентами двух портретов личности, а личность, которая занимается спортивной
специализацией для улучшения показателей ФП, формирует новый портрет, который включает как
физическую, так и психическую компоненты. Предыдущий этап исследований [3, с.94-96, 8, с.179-180, 9, с.256-
258] дал нам возможность сформировать набор управляющих факторов, основанный на определенных нами
особенностях влияния разных видов спорта на отдельные компоненты структуры личности. В процессе
целеустремленного развития компонентов структуры личности в качестве контроля выступал информационный
массив данных, полученных во время анализа результатов исследования психической и физической
компоненты студенток ЭГ и КГ. Главным в содержании занятий ЭГ был принцип взаимосвязи степени
определения ведущих качеств личности с показателями ФП, где доминирующее проявление ведущего качества
было основанием для включения в план занятий ведущих элементов отдельных видов спорта. После окончания
занятий было проведено повторное анкетирование психологических составляющих и тестирование показателей
ФП. Сравнение общей суммарной оценки психических качеств в ЭГ и КГ позволило утверждать, что она в ЭГ
была достоверно выше, 56-74 балла в ЭГ, 38-63 балла в КГ. Наличие количественных значений ведущих качеств
личности студенток дало возможность составить психологические портреты студенток каждой группы (табл.2).
Таблица 2
Средние значения (в баллах) психических качеств личности студенток
"Ведущие" качества Значения "ведущих" качеств личности Р<
личности В начале 1 года обучения, до В конце 2 года обучения
разделения на КГ и ЭГ ЭГ 1 - 4 КГ
Сила"Я" 6,02±0,68 7,0±0,76 4,35±0,76 <0,01
Страх - безстрашие 4,48±1,0 4,33±0, 84 4,8±0,83 >0,05
Доброта 7,0±0,57 7,09±0,62 6.7±0,73 >0,05
Оптимизм 5,77±0,59 5,38±0,72 5,1 ±0,93 >0,05
Товарищество 4,0+0,62 3,95±0,77 4,25±0,87 >0,05
Способность к усилиям 2,65±0,59 5,69±0,74 3,55±0,45 <0,01
Эгоизм - альтруизм 5,28±0,25 5,71 ±0,73 5,05±0,61 >0,05
Целенаправленность 5,88±0,67 7,33±0,64 4,45±0,72 <0,01
Инициативность 5,11±0.81 6,19±0,97 3,95±0,23 <0,01
Агрессивность - миролюбие 6,22±0,69 5,14±1,04 5,75±0,88 >0,05
Лидерство 3,45±1,03 4,93±0,42 3,75±0,62 >0,05

224
 Так, у студенток ЭГ наивысшие значения имеют такие качества как: сила "Я" – 7,00±0,76; доброта –
7,09±0,62; целенаправленность – 7,33±0,64; инициативность – 6,19±0,97 балла, а в КГ наиболее выраженное
качество – доброта (6,70±0,73), Анализ показателей проявления психических качеств активность и
целенаправленность свидетельствуют в пользу студенток ЕК.
Таким образом, предложенная нами авторская программа ФА помогла студенткам ЭГ раскрыть
нереализованные внутренние возможности. Уровень ФП студенток ЭГ по всем субтестам улучшилась
сравнительно с исходным уровнем, приблизившись к оценочным тестовым требованиям и даже превысил их по
отдельным показателям. Это, на наш взгляд, говорит об очевидном эффекте управляющего действия ФН. Вместе с
тем, нами определена взаимосвязь физических и психических качеств в структуре личности студенток ЭГ.
Для определения эффективности формирования отдельных компонентов в структуре личности нами
были сопоставлены максимальные значения абсолютных величин ведущих качеств личности студенток ЭГ
во время занятий в спортивных специализациях и КГ во время занятий физическим воспитанием после
проведения корректирующих влияний, сравнивая одновременно их с исходными данными.
Анализ полученных результатов показал, что у студенток КГ на том же уровне остались значения
общительности, эгоизма-альтруизма и агрессивности-миролюбия, незначительно увеличились при этом
показатели страха-бесстрашия, способности к усилиям и лидерству. Отметим, что ни к одному из указанных
качеств личности абсолютные показатели студенток КГ так и не приблизились к установленным максимальным
значениям студенток ЭГ. В это же время, у студенток ЭГ увеличились абсолютные значения силы «Я», эгоизма-
альтруизма, целенаправленности, инициативности, лидерства, приблизившись к показателям спортсменок, а по
способности к проявлениям усилий даже превзошли максимальные значения, которые показывали студентки,
занимающиеся ОБ и РГ, что является подтверждением управляющей роли корректирующих влияний. Без
изменений остались значения качеств: страх-бесстрашие, доброта, оптимизм, общительность, по качествам
агрессивности-миролюбия абсолютные величины показателей студенток ЭГ уменьшилась. Опыт проведения
занятий со студентками ЭГ показывает позитивный эффект целенаправленных влияний занятий ФА, которые
способны руководить психической компонентой личности. Сравнение исходных и конечных значений
психических качеств портрета студенток ЭГ дало возможность нам дифференцировать психические качества по
степени управляемости: управляемые – сила "Я", способность к усилиям, целенаправленность, инициативность и
лидерство; управляемые избирательно – страх, оптимизм; неуправляемые – доброта, общительность, эгоизм,
агрессивность. Таким образом, лонгитюдное наблюдение дало основание говорить о возможности формирования
психической компоненты структуры личности за счет целенаправленных занятий физической активностью.
Исследование взаимообусловленности психических и физических компонентов личности проводилось
методом корреляционного анализа. Для этого были рассчитаны коэффициенты парной корреляции между (Чху)
11 психическими качествами и 6 тестами физической подготовленности. Расчет Чху проводился по
общепринятым формулам. Сопоставление корреляционных взаимосвязей между психическими и физическими
компонентами исходного уровня и конечных данных дало возможность выявить позитивные изменения,
которые состоялись с рядом структурных элементов личности в ЭГ1-4 на фоне их связи с ростом показателей
физической подготовленности. Вместе с тем, изменения, которые произошли в КГ, носят регрессивный
характер в плане физической подготовленности и без позитивных изменений в психологическом профиле.
Выводы. Психофизический статус разный для студенток, которые занимаются спортивной
специализацией и студенток, которые занимаются физическим воспитанием, а лонгитюдное управление
является эффективным при формировании психической компоненты структуры личности.
Физический статус личности, который сам представляет собой достаточно сложную управляемую
систему, является управляющей системой относительно компонентов структуры личности. Руководя
уровнем физического статуса путем целенаправленного влияния на систему физической активности, можно
поднять и уровень психической компоненты структуры личности.
Предложенная программа, которая учитывала последовательную систему физической активности с
применением физических нагрузок спортивной специализации, позволяет формировать определенную
психофизическую структуру личности, в которую входят психические и физические качества, связанные
сильными (0,67≤Чху≤1,0) и средними (0,34≤Чху≤0,66) корреляционными связями.

Литература

1. Амосов Н.М. Энциклопедия Амосова. Алгоритм здоровья. Человек и общество. - Москва, Сталкер, 2003. – 464 с.
2. Белов В.М., Бондарева И.В., Бондарев В.Н., Ткачук В.Г. Нейроподобные сети и нейрокомпьютеры – Киев: Ин-
т кибернетики им. В.М. Глушкова АН УССР, 1990. – С. 71-78.
3. Белов В.М., Бондарева И.В., Комендантов А.О. Компьютерная поддержка тестирования личности //
Физиологическая и медицинская кибернетика. - Киев: Ин-т кибернетики им. В.М. Глушкова АН УССР, 1993. – С.91-96.

225
4. Дубина М. І., Магльований А.В. Гуманітарні та ресурсні проблеми національної безпеки України : монографія //
Акад. наук вищої освіти України (Книга 2). – Київ: Експрес-Поліграф, 2012. – 368 с.
5. Кретти Брайент Дж. Психология в современном спорте. - Москва: Физкультура и спорт, 1978. – 223 с.
6. Магльований А.В., Кунинець О.Б., Новицький О.О., Дзівенко О.А. Конструктивне уявлення валеолоґічного
напряму інформаційного поля здоров’я людини // Зб.наук.праць з галузі фіз.культури та спорту “Молода спортивна
наука України”. Періодичне видання. – Вип.10.-Т.2. – Львів: ЛДУФк, 2006. – С. 119-124.
7. Магльований А.В., Кунинець О. Б., Магльована Г. М., Іваночко О. Ю., Новицький О. О. Проблема постановки
питання діагностики і керування здоров’ям в медицині та валеології // Зб.наук.праць з галузі фіз.культури та спорту
“Здоровий спосіб життя”, ЛНМУ ім. Данила Галицького – Львів: ПП “Кварт”, 2006. – С. 17-20.
8. Магльований А.В., Кунинець О.Б. Формування інформаційного поля здоров’я людини // VІІ міжнародна
науково-практична конференція “Адаптаційні можливості дітей та молоді”, ПДПУ ім. К.Д.Ушинського. – Одеса,
2008. – С.177-181.
9. Магльований А., Белов В., Котова А. Організм і особистість. Діагностика та керування. – Львів: Медична
газета України, 1998. – 250 с.
10. Белов В.М., Бондарева И.В., Бондарев В.Н., Ткачук В.Г. Исследование эффективности воздействия
физических упражнений на формирование качеств личности // Нейроподобные сети и нейрокомпьютеры. – Киев :
Ин-т кибернетики им.В.М.Глушкова АН УССР, 1990. – С. 71-78.
11. Апанасенко Г.Л., Попова Л.А., Магльований А.В. Санология. Основы управления здоровьем (монография). –
LAMBERT (Германия), 2012. – 404 с.
12. Райгородский Д.Я. Технология и психоанализ характера. Хрестоматия по психологии и типологии характера. –
Самара: Издательский дом „БАХРАХ”, 1997. – 640 с.

КОЛЛИЗИИ БИОМЕДИЦИНЫ

Палей Л.А.
Aссистент кафедры иностранных языков
Национальная медицинская академия последипломного образования имени П.Л.Шупика, г. Киев, Украина

COLLISIONS OF BIOMEDICINE
Summary
This paper is an attempt to comprehend the impact of some factors that contributed to its emergence and
developmentof biomedicine. It reviews the influence of biomedicine on the understanding of health and disease concepts. It
also shows some negative modern transformational trends in medical practice influenced by biomedical advances.

Взаимосвязь между медициной и естественными науками прослеживается с момента возникновения

медицины. Однако историки отмечают значительную трансформацию, которая произошла в XIX веке,
когда сначала физиология, а затем и микробиология, стали важными ресурсами для классификации,
диагностики и лечения заболеваний. Этот период также характеризуется усилением сотрудничества между
университетскими и академическими лабораториями, с одной стороны, медицинскими учреждениями, с
другой. В совокупности это способствовало становлению современной доказательной медицины [14, c.441]
и феномена биомедицины. Однако, воздействие биомедицины как определяющей тенденции современного
прогресса в медицине оказывается чрезвычайно обширным и многозначительным. Оно проявляется очень
специфически и дифференцировано.
Прежде всего, следует уточнить сами термины «биомедицина» и «биомедицинский». Последний
термин впервые появляется в работах американских и британских авторов в 20-х годах прошлого века,
спустя десятилетие после появления термина «биомедицина» [10, c.132]. Однако до Второй мировой войны
термин «биомедицина» употребляется лишь эпизодически и становится по-настоящему популярным между
1945 и 1975 годами. Трансформация биологии и медицины и их конвергенция после 1945 года состоялась
благодаря изменению масштабов вложений в исследования, росту их уровня в биологии и медицине,
усилению взаимосвязей между научно-исследовательскими лабораториями и клиниками в поисках средств
лечения заболеваний [15, c.74]. Период с 1945 по 1975 можно охарактеризовать появлением новой системы
отношений между наукой, техникой и медициной, который можно охарактеризовать как новый«способ
познания» [13]. Фундаментальное значение имело понимание биологических основ жизни на уровне
макромолекулярных структур, в частности белков, аминокислот, ДНК и генов, для понимания этиологии
заболеваний, их диагностики и поиска методов лечения Ученые, исследующие историю молекулярной
биологии, биохимии, генетики, вирусологии и других биологических наук, подчеркивают важную роль

226
разработки новых средств и инструментальных методов, в том числе электронных микроскопов,
электрофореза, хроматографии и т.п. в трансформации биологии и медицины [14, c.443]. Эти разработки
сделали возможным введение новых объектов, начиная от ферментов до онковирусов и инбредных линий
мышей, в этиологическую характеристику заболеваний.
Возвращаясь к определению термина «биомедицина», то, согласно американскому медицинскому
словарю (1923), биомедицина является: «отраслью клинической медицины, основанной на принципах физиологии
и биохимии» [18, c.13]. Таким образом, с момента своего становления биомедицина и биомедицинские
исследования трактовались как разновидность медицины, которая тесно связана, прежде всего, с экспериментами
и лабораторной практикой, а не «искусством исцеления», или профессиональной компетенцией врачей, как
результатом практики. В 1950-х годах термин «биомедицина» одновременно охватывает и исследование
биологических эффектов реагирования организма человека в экстремальных условиях [5, c.1223]. Этот подход
был обусловлен необходимостью изучения последствий ядерных испытаний в открытом воздухе, в частности,
воздействия радиоактивных осадков на окружающую среду и здоровье человека, и с освоением космоса, которое
сопряжено со сверхнагрузками на человеческий организм. В Германии термин «биомедицина» использовался для
обозначения разновидностей альтернативных и холистических медицинских практик (где «био» обозначает не
экспериментальные биологические науки, а органическое целое) [18, c.11]. Сейчас сохраняются оба определения
«биомедицины», которые гносеологически и социально указывают на противоположные тенденции понимания
этого термина. Согласно первому, биомедицина пытается объяснить нарушенные функции организма (патологию)
по отношению к биологическим процессам в норме, в то время как согласно второму определению, биомедицина
делает попытки объяснить функционирование организма в условиях аномальной окружающей среды.
После второй мировой войны, термин «биомедицина» также стал применяться для обозначения
«современной медицины», в отличие от медицины «традиционной», ассоциирующейся в Западной Европе с
клинической интуицией врачей. Несмотря на то, что лабораторные исследования послужили объединяющим
стандартом для медицинских реформаторов с конца девятнадцатого века, только после 1945 года лабораторная
медицина или биомедицина, начинает оказывать ощутимое влияние на клиническую практику [14, c.443].
Трансформация медицины в биомедицину рассматривалась как один из модернизационных проектов
стран Запада, опирающихся на принципы научной рациональности. Таким образом, в середине ХХ века,
понятие биомедицины как современной медицины, стало ассоциироваться, во-первых, с молекулярной
медициной, во-вторых, биомедицина становится синонимом «западной медицины» (разновидность медицины,
доминирующей в западных странах) в отличие от «незападной» медицины и «альтернативной» медицины,
например, «народной» медицины (разновидность медицины, которая специализируется целителями в общинах
с системами мировоззрений, противоречащих западной науке) [12, c.147].
В течение довольно длительного времени ученые, в частности знаменитый немецкий патолог
девятнадцатого века Вирхов, основывали автономию медицины на так называемом «онтологическом понимании»
болезни, согласно которому она считалась продуктом определенных патологических структур и процессов,
отличных от тех, что функционируют в здоровом человеческом организме. В конце девятнадцатого века
французский физиолог Клод Бернар выступает сторонником «физиологического видения» болезни, согласно
которому патология рассматривалась только как отклонение от биологических процессов в норме. Медицина
могла, таким образом, рассматриваться как разновидность физиологии и других наук. К. Бернар во «Введении к
изучению экспериментальной медицины» (1865 г.) пишет: «Для человека науки не существует отдельной науки
медицины или физиологии, есть только наука о жизни [...] истинным святилищем научной медицины есть
лаборатория [... ] поэтому каждый врач-ученый должен иметь лабораторию физиологии» [4, c.146-147]. Идея
Бернарда сформировала, таким образом, интеллектуальную основу для проекта биомедицины.
Сама идея редуцирования патологии к совокупности биологических параметров, а медицины, по
сути, к разделу биологии, имеет богатую историю и попытки ее реализовать остаются актуальными и по
сей день. Так, Жан-Поль Годильер (Jean-Paul Gaudillière) в своей книге «Изобретение биомедицины»
(Inventing Biomedicine) (2002 г.) определяет биомедицину как сочетание трех послевоенных тенденций:
молекуляризации биологических наук, увеличение моделирования и экспериментализацию клиники. По
мнению Годильера, эти тенденции, взятые вместе, превратили биологические лаборатории «в площадки
для открытия, манипуляции и контроля причин патологических процессов» [9, c.196]. Если принять
косвенное предположение Ж.П. Годильера о том, что биологическая лаборатория вытеснила
патологическую лабораторию как координационный центр медицины, то можно было бы сделать вывод о
реализации идеи редуцирования медицины до разновидности биологии.
Ж.П. Годильер не единственный, кто разделяет подобную точку зрения. Более радикальное
высказывание можно найти в комментарии президента Американского биофизического общества Кена
Дилла (1999 г.) в журнале «Nature», где он рассматривает биомедицину как тенденцию, возникшую во
второй половине ХХ века, целью которой является попытка «редуцировать проблемы болезни к вопросам

227
молекулярной науки: определять соответствующие молекулы, выделять их, устанавливать трехмерные
структуры на уровне атомов, а затем, создавать препараты, способные образовывать с ними связи, атом за
атомом» [11, c.357]. Критикуя К. Дилла за наивный редукционизм и обвиняя его в упрощении «биологии и
медицины до нечетко выраженного гибрида под названием «биомедицина», А. Шехтер (1999), однако не
отрицает существования такого гибрида, хотя и выступает против одностороннего, упрощенного видения,
предложенного К. Диллом. По мнению Шехтера, «однобокая модель» с ее искаженным пониманием может
привести к совершенно новой научной парадигме» [16, c.402-404].
Антропологи и историки медицины показывают, как современная биомедицина оказала влияние на
постепенное изменение концепции болезни. Онтологическая (патологические структуры согласно видению
Р.Вирхова и патогенные микроорганизмы в соответствии с пониманием основателя и создателя научного хи-
миотерапевтического направления в микробиологии П. Эрлиха) и физиологическая (патологическая физиоло-
гия, согласно К. Бернарду) концепции болезни были дополнены понятием «риска» заболевания [19, c.261-268].
Возникнув в сфере здравоохранения, понятие «риск» заболевания интегрировалось в биомедицинский дискурс
как ключевая концепция, в рамках которой определяются понятия здоровья и болезни. Примером могут быть
сердечнососудистые и раковые заболевания, которые биомедицина трансформировала в пожизненные риски,
связав их с тестами на биомедицинские маркеры (холестерин, гены, антигены пр.)
Биомедицина оказала влияние на понимание и определение целей медицины. В отличии от медицины,
которая ставит перед собой цель прежде всего восстановления здоровья, биомедицина также видит своей целью
улучшение физических и умственных (интеллектуальных) параметров жизнедеятельности человека,
удовлетворение бесконечного «стремления к совершенству». Например, гормонозаместительная терапия,
назначаемая для лечения некоторых тяжелых симптомов менопаузы, стала применяться для поддержания
эластичности кожи женщин в постменопаузе. То же самое относится и к применению препаратов виагра и
ботокс. В США в последнее время приобрели популярность стимуляторы умственной деятельности как аддерол и
риталин, которые прежде чем стать «популярными» средствами для повышения успеваемости в школе и вузе,
использовались как препараты для лечения синдрома дефицита внимания у людей с гиперактивностью. В таком
понимании биомедицина способствовала размыванию границы между восстановлением здоровья и усилением
(enhancement) физических, психических, умственных характеристик человека, или, согласно некоторым
переводам, расширением, оптимизацией биологической и социальной природы личности.
В целом же определяющим является то, что с помощью смещения цели от устранения заболевания к
управлению рисками, биомедицина дала начало бесконечной погоне за снижением рисков. Например, в
снижении артериального давления у пациентов с артериальной гипертензией четко видится
терапевтическая стратегия как избежать некоторые сердечнососудистые последствия этого заболевания.
Однако, может ли биомедицина определить однозначные и объективные границы между нормой и
отклонениями в показателях кровяного давления? Исторические исследования показывают, что граница
между нормой и ненормой часто является продуктом сложных договоренностей между фармацевтическими
компаниями, врачами и чиновниками в сфере здравоохранения. На практике, «нормальные» диапазоны
кровяного давления со временем последовательно сужаются, переводя все больше и больше людей к
категории пациентов (и клиентов), то есть тех, кто находится в состоянии «риска», и, следовательно,
нуждается в лечении. В ноябре 2013 года Американская ассоциация заболеваний сердца и Американский
колледж кардиологов выпустили руководство, в котором рекомендуется принимать статины для снижения
уровня холестерина в крови даже людям и с очень низким риском сердечнососудистых заболеваний (7,5% в
течение 10 лет). При соблюдении этой рекомендации количество здоровых лиц, принимающих статины,
возрастет на 70%. Вокруг этих рекомендаций развернулись острые дебаты, ставящие под сомнение их
законность и независимость медицинских экспертов, сформулировавших данную рекомендацию [3].
Важным моментом в понимании современной биомедицины как медицинской практики, является ее
вклад в расширение властных функций самой медицины в обществе со средины ХХ века. Примером тому
является феномен медикализации общества. Существует несколько подходов к определению медикализации. В
узком смысле медикализация — это процесс, в течение которого состояние или поведение человека начинает
рассматриваться как медицинская проблема, требующая соответствующего решения. В данном случае к
медикализации относят, прежде всего, лекарственную терапию, поскольку практически любой общий симптом
можно интерпретировать как патологию, излечимую с помощью лекарственных средств.
В рамках другого подхода под медикализацией понимают процесс, в ходе которого происходит
распространение влияния медицины на всё новые сферы общественной жизни [2, c.82]. Посредством
«медикализации общества» медицина утверждает свою юрисдикцию над физическими, психическими,
поведенческими и другими состояниями людей путем «создания» новых категорий заболеваний таких, как
гиперактивность, предменструальный синдром и пр. Заметны тенденции «медикализации» «мужских»
проблем, в частности «мужского старения», облысения, импотенции. Медикализация осуществляется через

228
распространение контроля институциональной медицины на все большее количество сфер человеческой
жизни, однако доступность и качество медицинского обслуживания в значительной степени зависит от
финансовых возможностей пациентов, способствуя еще большему расслоению общества.
Как отмечает американский ученый П. Конрад, в современном мире больших фармацевтических
корпораций, быстрого внедрения биотехнологических инноваций и давления рекламы на потребителей,
врачи и профессиональные медицинские сообщества уже не являются единственными факторами,
влияющими на процессы лечения, поддержания здоровья или улучшения самочувствия людей. Вместе с
тем, они функционируют более периферийно, контролируя схемы лечения с применением новых
препаратов и услуг, потребительский спрос на которые часто стимулируется благодаря прямой рекламе [8].
Распространение технологических инноваций и их проникновение в институт медицины дало старт, по
мнению А. Кларк, процессу биомедикализации общества, [6, c.173-175], которая отличается от медикализации
фокусом внимания. Развитие медицинских технологий, основанных на молекулярной биологии, биотехнологиях,
трансплантатах, ИКТ и других инновациях, привело к изменению концептуализации тела в поле биомедицины. Тело
постепенно перестало рассматриваться как нечто неизменное, имеющее образец для определения соответствия
норме. В фокусе внимания оказываются не столько тело, сколько его потенциальные конфигурации и возможности,
а дискурс нормализации и унификации заменяется на дискурс кастомизации (от англ. глагола tocustomise— изменять
что-то, делая более подходящим под нужды конкретного потребителя) и индивидуализации (совмещение
требований, ожиданий, норм, ценностей со спецификой потребностей, свойств и стилей деятельности индивидов) [1,
c.189]. Примером тому является «персонифицированная медицина» – направление современной медицины,
получившее развитие благодаря использованию методов направленного на пациента ассоциированного лечебно-
диагностического воздействия, на основе учета действия генетических факторов, факторов внешней среды и
региональных факторов. Иными словами, это целевая диагностика (геномно-протеомная, метаболомная,
транскриптомная) и лечение (индивидуально- ориентированное влияние, в том числе лекарственная, клеточная
терапия) больного в соответствии с исходными результатов исследования его генетического профиля.
Воздействие медицины смещается с контроля над телом и приведение к норме посредством техник
медикализации (например, через постановку диагноза и выбор соответствующего лечения) в область
трансформации тела посредством включения новых характеристик и идентичностей. А. Кларк и соавторы
выделяют четыре варианта коррекции тела и сопряженных с идентичностей [7, c.182-183]. Во-первых,
медицинские технологии открывают перед индивидом возможность реализации ранее недоступных
параметров и функций (например, рождение детей, изменение форм тела и проч.). Во-вторых, в процессе
биомедикализации общества изменяется понимание того, что значит быть здоровым (например, быть
не только физически и психически полноценным, но и сознательным, проактивным, рациональным и т.п.).
В-третьих, появляются новые категории оценки состояния здоровья: в биомедицине оказываются
не только симптоматика болезни, но и уровень риска заболевания, который оценивается с помощью генных
технологий. В-четвертых, возникают новые способы идентификации человека в роли пациента в связи
с развитием форматов коммуникации (например, телемедицина является одним из важных шагов на пути
к глобальной системе здравоохранения, существующей независимо от географических расстояний).
К сожалению, на фоне стремительного прогресса в сфере биомедицинских технологий и их все
большего проникновения в нашу жизнь наблюдается маргинализация духовных составляющих здоровья,
усугубление конфликта внутри культурной системы между биомедицинской идеологией и моральными
ценностями общества: «наука позволяет все больше вмешиваться в человеческий организм, и это
дестабилизирует наши знания о том, чем является наше тело, опережает нашу способность вынести
моральные суждения о том, как далеко наука может зайти в реконструкции человеческого тела» [17, c. 4].
Естественно, круг проблем, связанных с биомедициной, гораздо шире, чем затронутый в данной
статье. Негативные тенденции, порожденные использованием современных биомедицинских технологий не
являются препятствием для их активного вторжения в нашу жизнь. Одна из ключевых философско-
мировоззренческих и этических проблем состоит в комплексной рефлексии над этими сложными
процессами, происходящими в науке, медицине, технологиях.

Литература

1. Войнилов Ю., Полякова В. Мое тело — моя крепость: общественное мнение о биомедицинских технологиях.
//Социальные исследования биомедицины - № 1. - 2016.– C. 185-207.
2. Доброродний Д. Г., Черняк Ю.Г. Медикализация как социокультурный феномен и предмет
междисциплинарного исследования//Философия и социальные науки - Минск, 2012. - Bыпуск 1-2. - C.82-86.
3. Abramson J.D., Rosenberg H.G., Jewell N., Wright J.M. ShouldPeopleatLowRiskof Cardiovascular
DiseasetakeaStatin? // British Medical Journal 347: f6123. 35. – 2013. Электронный ресурс. - Режим доступа:
http://bmj.com/content/347/bmj.f6123.

229
4. Bernard C. An Introduction to the Study of Experimental Medicine. - New York: Dover Publications, 1957. – 272 p.
5. Cambrosio A., Keating P. Biomedical Sciences and Technology: History and Sociology // International Encyclopedia of
the Social & Behavioral Sciences/ eds. N. J. Smelser& P. B. Baltes - Oxford, U.K.: Pergamon, 2001. – P.1222–1226.
6. Clark A.E., Shim J.K., Mamo L., Fosket J.R., Fishman J.R. Biomedicalization: Technoscientific Transformations of
Health, Illness, and U. S. Biomedicine // American Sociological ReviewAmerican Sociological Review. - Vol. 68 . - No.
2. - 2003. - P. 161-194
7. Clarke A. E., Shim J. K. Medicalization and Biomedicalization Revisited: Technoscience and Transformations of
Health, Illness and American Medicine // Handbook of the Sociology of Health, Illness, and Healing/ ed. B. Pescosolido.
- New York: Springer, 2011. – P.173-199.
8. Conrad P. The Medicalization of Society: On the Transformation of Human Conditions into Treatable Disorders. -
Baltimore: Johns Hopkins University Press, 2007. – 224 p.
9. Gaudillière J.-P. Inventer la biomédecine: La France, l'Amérique et la production dessavoirs du vivant ( 1945-1965). -
Paris: La Déco, 2002. – 392 p.
10. Keating P., Cambrosio A. Biomedical Platforms: Realigningthe Normal and the Pathological in Late-Twentieth-
Century Medicine. - Cambridge: MIT Press, 2003. – 544 p.
11. Keating P., Cambrosio A. Does Biomedicine Entail the Successful Reduction of Pathology to Biology? //Perspectives in
Biology and Medicine/ Johns Hopkins University Press. - Volume 47. - №3. -2004. - P. 357–71.
12. Lock M., Nguyen V.-K. An Anthropology of Biomedicine. - Dordrecht: Wiley-Blackwell, 2010. - 518 p.
13. Pickstone J.V. Ways of knowing: a new history of science, technology and medicine. – Manchester University Press,
2000. – 288 p.
14. Quirke V., Gaudilliere J. The Era of Biomedicine: Science, Medicine and Public Health in Britain and France after the
Second World War // Medical History. – Cambridge. - № 52(4). -2008. – P. 441–452.
15. Quirke V. Putting the oryintopractice: James Black, receptor theory and the development of the beta-blockersat ICI,
1958–1978 //MedicalHistory. –Cambridge. - №50. -2006. – P. 69–92.
16. Schechter A.N. Medicine and biology are more than biomedicine // Nature. -1999. – P. 401-424.
17. Shilling C. The Body and Social Theory. -London, Newbury Park, New Delhi: SAGE, 1993.- 336p.
18. Strasse B.J. Biomedicine: Meanings, assumptions, and possible futures. - University of Geneva & Yale University.
Электронный ресурс. –Режим доступа: http://swir.ch/.../SWIR_1_2014_Biomedicine.
19. Temkin O. The Double Face of Janus and Other Essays in the History of Medicine. - Baltimore: Johns Hopkins
University Press, 1977. – 560 p.

ПРИРОДОСОХРАНЯЮЩИЕ CТАНДАРТЫ ЕВРОПЕЙСКОГО СОЮЗА В РЕШЕНИИ

ЭКОЛОГИЧЕСКИХ ПРОБЛЕМ В МОЛДОВE И В УКРАИНЕ

Роговая Галина
Доктор философии
Институт Юридических и Политических исследований Академии наук Молдовы,
г. Кишинев, Республика Молдова

THE NATURE PROTECTION STANDARDS OF THE EUROPEAN UNION IN SOLVING

ENVIRONMENTAL PROBLEMS IN MOLDOVAAND UCRAINE
Summary
This article identifies opportunities of using European Union standards in dealing with inter-State environmental
claims and public issues in this area. Collected materials of the seneighboring countries: Republic of Moldova and Ukraine.
Unfortunately, these states are undergoing emergencies and disasters in the environmental direction that affects the vital functions of
neighboring states. Considerable theoretical and practical help, these states can have the experience of the European Union.

На современном этапе своего развития человечество стоит перед дилеммой стратегического выбора:
самоуничтожение или самоспасение. Будущее человеческой цивилизации зависит от того, какие цели будет
преследовать общество и какими ценностями оно будет руководствоваться в свой деятельности в природном и
социальном мире. Формирование целей и ценностей одной личности и всего общества, гражданина и
государства обуславливает стратегию выживания человечества, определяет направленность выбора, который
осуществляется в контексте лавирования между реализацией безграничных возможностей научно-технических
достижений и ограниченности земных ресурсов, социального прогресса, ведущего к демократии и повышению

230
качества жизни и ограничениями морально-нравственных программ. Этот выбор противоречив, характери-
зуется полярностью ценностных установок, но от этого выбора зависит будущее человечества.
Выработке общего межгосударственного решения экологических проблем современности препятст-
вуют многочисленные факторы: отсутствие единых согласованных стандартов, общепризнанных
авторитетов, столкновение политических и экономических интересов, взаимные экологические претензии
государств-соседей и т.п. Однако очевидно, что будущее человека и окружающей его среды, спасение
цивилизации и сохранение природы зависят именно от принятия общих решений.
Если одна личность способна ощутить тревогу, осознать надвигающуюся опасность и отреагировать
результативно, то в общностях эти тревоги людей покидают. Здесь сказываются различия в уровнях
организации. «Идеи, рожденные на уровне особи, на нем и реализуются. Они не могут «работать» на
популяционном уровне» [1, c.127]. Это хорошо известно не только экологам, но и психологам, философам,
педагогам. Уровень государственного управления, массового сознания и общецивилизационных решений
имеет другую систему ценностей и другие предметы манипулирования. На этом уровне иные приоритеты,
чем на уровне личностном [2, c.166]. Человеческие особи, каждая из них, жаждет продлить жизнь, борется
с угрозой своему существованию и изобретает все новые способы продлить его, стремится прожить жизнь
наиболее комфортно. Человечество в целом и государства, в их глобализационных процессах, не могут
иметь желаний и устремлений, они вообще живут по иным законам, нежели отдельная особь. У конкрет-
ного индивида (особи) преобладают устремления (инстинкты) к удобству, размножению, долголетию. У
группы особей, небольшой общности – популяции, представляющей собой генетически однородную
группу, похожие инстинкты, выражающиеся в стремлении увеличения собственной численности и
территории проживания, еще сохраняются. У суперпопуляций – общества, государства, человечества ‒
особых устремлений нет. Именно эти особенности больших общностей свидетельствуют о важности для
них выбора: принятия сознания конкретного индивида и экстраполяции его на сознание популяции или
выработки общего мировоззрения, что, в итоге, повлияет на выработку стратегии выживаемости всей
популяции, ее способности к выживанию и сохранению пассионарности [3, c.293-294].
Из этих наблюдений следует, что для создания условий для выживаемости человечества необходимо
снабдить глобальное сообщество, структурированное в государства, едиными согласованными стан-
дартами, общепризнанными авторитетами, объединить политические и экономические интересы, решить
взаимные экологические претензии государств-соседей, Чрезвычайно важно также привить общественному
сознанию понятия экологической озабоченности, тревоги и ответственности, для того, чтобы эти
установки,, выстроившись в стойкую систему, определяли бы государственную и межгосударственную
стратегию сохранения окружающего природного мира и спасения человечества.
В данном направлении многое предпринимается государствами Европейского Союза. Сегодня
защита окружающей среды относится к сферам совместной компетенции, а политика ЕС в отношении
сохранения природы и человека – к приоритетным направлениям деятельности ЕС. Можно сказать, что в
Евросоюзе накоплен значительный опыт. Организованно и целенаправленно вопросами экологии в
европейских государствах стали заниматься уже с 70-х годов ХХ столетия, и уже на первых этапах
мероприятий по защите окружающей среды было принято около 200 законодательных актов,
регулирующих проблемы промышленных отходов, загрязнения воды и воздуха, на них базировались
первые программы действий ЕС в области защиты окружающей среды. С тех пор политика Евросоюза в
области экологии прошла несколько этапов, развивая, дополняя и совершенствуя ее содержание. Сегодня
цели и задачи политики ЕС в отношении окружающей среды формулируются следующим образом: (1)
сохранение, защита и улучшение состояния окружающей среды; (2) забота о защите здоровья людей; (3)
достижение рационального использования природных ресурсов; (4) содействие на международном уровне
мерам, направленным на решение региональных и глобальных проблем охраны окружающей среды.
Основополагающие принципы политики ЕС в области экологии усилены идеологией всеобщего
признания авторитета экспертных органов, коллективного сотрудничества, солидарности в действиях и
пропаганды лучших примеров экологической ответственности и успешных моделей решения сложных
экологических ситуаций. В основе экологической политики ЕС лежат положения, общие для всех
государств, независимо от членства в Союзе: сходство многих экологических проблем в европейских
государствах; обязательность выполнения совместно принятых решений; стремление к унификации
мероприятий по борьбе с загрязнениями; согласованные и единые позиции на международных
переговорах. Масштабность экологических проблем и то количество сфер, которые они затрагивают,
отражается на функционировании институтов Евросоюза: Европарламента, Еврокомиссии, Европейского
суда, Счетной палаты и пр. В структуре органов ЕС также создано специальное экологическое
учреждение - Европейское агентство по окружающей среде. Функционирует и специальный структурный
фонд ЕС - Фонд солидарности, который в том числе поддерживает и экологические проекты. Все это

231
свидетельствует о чрезвычайно серьезном отношении ЕС к проблемам экологии. В этой области
сформирована обширная система экологического законодательства, нормы которой успешно реализуются
на практике. Следует признать, что ЕС является мировым признанным лидером в проведении
экологической политики, успешно решающим многие экологические проблемы континента и всего мира.
Опыт и стандарты Евросоюза чрезвычайно важны для Республики Молдова и ее соседей Украины и
Беларуси. В этих соседствующих государствах наличествуют все те проблемы, на которые указывают
эксперты Евросоюза: проблема бытовых отходов, загрязнение воздуха, воды и водоемов, радиоактивное
загрязнение, влекущее за собой опасные климатические изменения, обострение проблем со здоровьем
людей, уменьшение биологического разнообразия и демографические проблемы. Конечно же, в каждом
государстве из перечисленных проблем на первый план выходят свои, наиболее острые, проблемы. В
Молдове это, прежде всего, проблемы отходов, проблема утилизации промышленных и бытовых отходов,
истощение водных ресурсов и деградация земель.
Эксперты Европейской экономической комиссии обнародовали результаты оценки экологической
ситуации в Республике Молдова. Она охватывает период с 2005 года. Авторы исследования отмечают, что
за этот период объемы выброса загрязняющих веществ сократились на 24%, однако это произошло не за
счет использования чистых технологий, а по причине сокращения промышленного производства. Но даже
при этом эмиссии парниковых газов в 2010 году были выше, чем в 2005 году. В Молдове, с ее населением в
3,4 миллиона человек, 1900 мусорных свалок. Это почти в 20 раз больше, чем предусмотрено европейскими
стандартами, где одна свалка приходится на 250 тысяч жителей [4].
Ограниченный доступ к чистой воде так же является одной из острейших проблем страны. Несмотря
на сокращение уровней загрязнения, качество питьевой воды продолжает ухудшаться. Если в 2005 году
стандартам качества не соответствовали 52% образцов, то шесть лет спустя - уже 72%. Главные источники
загрязнения - индивидуальные домашние санитарно-гигиенические системы, не прошедшие адекватной
очистки, муниципальные отходы и утечки из накопителей сельскохозяйственных и твердых отходов [5].
Большую угрозу представляет собой деградация земель. Почти два миллиона гектаров земли
расположены на склонах и 1,86 миллион гектаров подвержены риску эрозии. В опубликованном экологическом
рейтинге EPI (рейтинг самых экологически чистых стран мира) Молдова занимает 108-е место [6].
Эксперты Европейской экономической комиссии не только констатируют экологические проблемы
Молдовы, но и предлагают пути их решения. Под опекой ЕС в Республике Молдова были созданы
компетентные органы, в обязанности которых входит решение экологических проблем страны и в первую
очередь Региональный центр по защите окружающей среды (REC-MOLDOVA). Более того ряд стран
Евросоюза добровольно вошли в состав учредителей REC. Соучредителями стали Румыния, Великобритания,
Латвия, Эстония и Чехия. «Деятельность регионального центра в Молдове можно охарактеризовать как
плодотворную, и наша цель в этой связи - помочь республике приблизиться к европейским стандартам в
области охраны окружающей среды», - подчеркнула представитель Европейской комиссии Генриетт
Фергеманн » [7]. ЕС охотно оказывает финансовую помощь странам Восточного партнерства, к которым
относятся и Молдова, Украина, Беларусь. Так, в рамках этого проекта ЕС только в 2016 году выделяет
Республике Молдова18,75 млн. евро на решение задач по энергоэффективности и окружающей среде. Через
Региональный фонд партнерства Восточной Европы по вопросам энергоэффективности и экологии (E5P) эти
средства смогут внедрять, в том числе и местные органы власти, направив их на теплоизоляцию зданий, меры
по энергосбережению, новые системы отопления, водоснабжения и канализации и т.д.
В Украине существуют свои насущные проблемы в экологии. Дискуссия на тему «Экологические
проблемы европейской интеграции: как Украина и другие страны Восточного партнерства внедряют
экологические стандарты ЕС» была организована в Брюсселе 11 июля2014 года инициативами Форумa
гражданского общества Восточного партнерства и Украинской национальной экологической НПО
«МАМА-86» при поддержке Международного фонда «Возрождение».Участники представили «Оценку
экологической составляющей сотрудничества между ЕС и Украиной». Согласно исследованию, индекс
успеха программы реализации соглашения об ассоциации между ЕС и Украиной составил 49,7 процента, а
индекс успеха реализации Дорожной карты Восточного партнерства составил 79 процентов. Основной
вывод заключается в том, что окружающая среда не является приоритетным направлением для Украины, а
комплексный подход в этой сфере отсутствует. НПО, действующие в области окружающей среды,
сталкиваются с трудностями в получении доступа к информации, а также им приходится преодолевать
секторный подход для достижения реального прогресса. В ходе дискуссии был, также затронут вопрос
воздействия Соглашения об ассоциации на экологический сектор, которое даст ЕС хороший рычаг в
области экологических стандартов и не позволит Украине избежать решения этого вопроса.
В отличие от властных структур Украины, не относящих проблемы окружающей среды к разряду
приоритетных, население страны, по мнению экспертов ЕС, проявляют сознательность, достойную самых

232
продвинутых государств Европы. В отношении к проблемам окружающей среды украинцы показывают
себя как настоящие европейцы. Об этом свидетельствуют данные исследования, проведенного в марте 2015
года исследовательской компанией „TNS в Украине” по заказу Ассоциации зеленых Украины.87,8%
населения беспокоит экологическая ситуация в Украине; 86,9% считают, что в Украине актуальны
проблемы экологии и состояния окружающей среды;95,5% украинцев согласны с тем, что экологические
вопросы должны обсуждаться и приниматься с обязательным участием гражданского общества и украинцы
готовы сами активно участвовать в их обсуждении и решении.
Гражданское общество Украины крайне неравнодушно к проблемам окружающей среды, осознавая
влияние этих проблем на качество и продолжительность жизни. Это, прежде всего, давняя проблема Украины –
угроза радиации, Чернобыль. Основная опасность радиоактивного излучения кроется в том, что
радиоактивные изотопы вызывают гибель или мутации клеток, в которые изотопы проникают. По
состоянию на 2009 год в Украине было зарегистрировано 6049 случаев рака щитовидной железы у людей,
которые на момент аварии были детьми и подростками. Кроме того, за время, прошедшее после катастрофы на
ЧАЭС, возросло количество психоневрологических заболеваний, патологии сердечнососудистой системы. «Это
проблема «на лета», с этим уже ничего не поделаешь. Территория будет загрязненной тысячелетиями: радиация
выпала и период распада многих частичек и элементов составляет сотни тысяч лет. Проблема Чернобыля не
просто решаема», – высказывает мысль эколог Владимир Борейко. Помимо Чернобыля в Украине время от
времени на первый план выдвигаются не менее острые проблемы окружающей среды. В 2016 году у всех на
устах ситуация, сложившаяся в Ивано-Франковской области. Как экологическое бедствие характеризуют
европейские эксперты ситуацию, сложившуюся в местечке Калуш и в селах Кропивник и Сивка-Калуска
названной области. В этом регионе создалась угроза оползней. На территории Калуш-Голинского
месторождения калийных солей начала проваливаться земля. В опасной зоне разрушаются дома и
коммуникации, засаливаются водоемы в местных селах. Власти Украины объявили город Калуш и
близлежащие села зоной экологического бедствия. Правительство уже выделило на спасение населенных
пунктов 440 миллионов гривен. В этом году должны выделить еще более 600 миллионов. Геологи планируют
взять образцы для экологических анализов. По их результатам специалисты определят, можно ли как-то
предотвратить чрезвычайную ситуацию. Ситуацию в Калуше изучают эксперты ООН и Евросоюза.
Международная миссия уже прибыла на местность. Государства Евросоюза уже высказались в пользу оказания
посильной помощи Украине в ликвидации последствий создавшегося экологического бедствия [8].
Не менее острая экологическая ситуация сложилась с варварской вырубкой лесов в Украине. Это
экологическое бедствие представители гражданского общества относят к результатам разгула коррупции.
Лидер партии „Народный контроль” Дмитрий Добродомов в эфире „Подробности Недели” заявил, что
основа коррупции заложена в вырубке лесов: « Здоровый нераспиленный лес проходит по документам, как
дрова. Лес везут через границу – в Венгрию, Турцию. Это чтобы таможенники имели полное законное, так
сказать, право не заметить очевидное. Так ведь всем проще. И что там Черновцы, лес не гнушаются пилить
даже в Чернобыле. Такими темпами как сейчас через несколько лет зона отчуждения станет пустыней и
вовсе не из-за радиации». Во Львовской области, в Лопатинском заказнике, вырубили более 6,8 тыс. сосен,
возраст которых превышал 100 лет, за последние три года. Об этом сообщает Департамент защиты
экономики Национальной полиции Украины [9]. Сумма нанесенного государству ущерба, по заключению
эксперта, составляет 22 миллиона гривен» [10].
Присутствие Евросоюза в проектах по исправлению экологической ситуации в Украине и в защите
окружающей среды обусловлено общими задачами движения этого государства к статусу ассоциированного
члена ЕС. Помощь ЕС в вопросах экологии является составляющей частью оказания содействия Украине в про-
цессе евроинтеграции, такой же необходимой частью, какой является объявленная в стране борьба с коррупцией.
Становится очевидным, что столь благотворное влияние на решение экологических проблем и
проведение природоохранных мер в Республике Молдова и ее ближайшего соседа Украине оказывает
экологическая политика и ощутимая помощь Евросоюза. Инвестиции ЕС в перспективные программы стран,
вовлеченных в процесс евроинтеграции и стремящихся к прогрессивному развитию и добрососедскому
сотрудничеству, содействуют проведению структурных и отраслевых реформ; развитию конкуренции,
приватизации и предпринимательства; развитию необходимой инфраструктуры и внедрению надежно
работающей системы корпоративного управления, в том числе в целях решения природоохранных проблем.

Литература

1. Ердаков Л.Н. Человек в биосфере. - Новосибирск: Издательство ИСАРСибирь -2002. - 230с.

2. Лейбин В. Экология духа: от самоуничтожения к самоспасению. // Общественные науки и современность. -
Москва: Наука, 1992. - С.163-168.

233
3. Гумилёв Л.Н. Этногенез и биосфера Земли. – Москва: Изд-во Айрис-пресс, 2004. – 560 c.
4. http:// un.org.5 июня 2014 Экология № 967564.
5. http:// ecoindustry.ru, 23 апреля 2015 № 1360696.
6. www. все.md/9 ноября2012
7. http://point.md/ИА "Новости - Молдова" 10октября.
8. http://обозреватель/ua/.
9. http://подробности.laif/ 15 мая 16 года.
10. http://npu.gov.ua/uk.public/./

ВЛИЯНИЕ НАРКОТИЧЕСКИХ ВЕЩЕСТВ НА

СТОМАТОЛОГИЧЕСКИЙ СТАТУС ЗАВИСИМЫХ

Федун И.Р.
Магистр медицины
Aссистент кафедры терапевтической стоматологии
Львовский национальный медицинский университет имени Данила Галицкого, г. Львов, Украина
Дульчак В.Б.
Врач-стоматолог
Реабилитационный центр для лечения наркомании и алкоголизма, г. Львов, Украина

INFLUENCE OF DRUGS ON THE DENTAL STATUS OF DRUG USERS ADDICTS

Summary
According to the literature the number of addicted people become greater, but there is less information about the
pathology of oral cavity in drug users.Injecting drugs is growingand this is the risk of transmission of viral infections.Вut to
provide qualified dental care to drug addicts is not sufficiently adjusted.

По данным литературы количество наркозависимых лиц стремительно растет, реальное количество

наркозависимых больных не соответствует показателям, которые отражают зарегистрированные случаи [1,
c.15]. Развитие деградационных процессов в стране наблюдается даже при 7% доле наркоманов в структуре
населения страны [2, c.28-31].
Рост, в Украине, количества лиц, злоупотребляющих психоактивными веществами приобретает
угрожающие размеры. Проблемы, которые возникают при контроле восточной границы страны, делают
возможным насыщение общества большими партиями наркотических веществ. Кроме того, на украинском
наркорынке появляются новые виды наркотиков, которые несут все большую опасность для здоровья и
жизни населения. Также западные регионы страны является территорией наркосбыта психотропных
веществ, поступающих с запада и юга Европы. Такое положение данной проблемы требует поиска
быстрых, новых и эффективных решений, в частности в медицине.
Наиболее употребляемыми наркотиками считают препараты опийного ряда (82,9%), к ним относятся
морфин, героин, меперидин, гидроморфон, метадон, кодеин и многие другие. Большой вред здоровью
наркозависимых представляют вещества, которые добавляют при кустарном изготовлении наркотиков, а
именно: уксусный ангидрид, димедрол, супрастин, тавегил [3, c.132-135]. Также существует устойчивая
тенденция к развитию именно инъекционных наркоманов. Следует также учитывать, что инъекционные
наркоманы являются общеизвестной группой риска распространения трансмиссионных и вирусных
инфекций (гепатит, ВИЧ / СПИД) [1, c.5; 4, c.86-89].
Неврология, психиатрия, токсикология, инфекционные болезни, терапия, педиатрия, травматология,
акушерство и гинекология, дерматология, хирургия - это перечень дисциплин, которые сталкиваются с
проблемами, связанными с наркоманией [1, c.18]. Достаточно много уделяется внимания общесоматическим,
психоневротическим нарушением, и сравнительно мало информации, касающейся патологии органов полости рта.
Печень, которая особенно часто подвергается негативному воздействию наркотиков и
вспомогательных веществ, приводит к нарушению ее детоксикационной функции с последующим
развитием эндотоксикоза. Установлено, что риск инфицирования гепатотропными вирусами и их
токсическое воздействие на печень среди наркозависимых лиц значительно выше [5, c.5]. У больных на
гепатобилиарную патологию обязательно присутствуют такие стоматологические заболевания, как
пародонтит, гингивит, глоссит, гипосаливация (даже ксеростомия), гиперестезия эмали и дентина. В
соответствии с существующими представлениями о патогенезе гепато-орального синдрома, в его развитии

234
решающую роль играет нарушение антимикробной функции печени [5, c.8-9]. Недостаточно описаны
характерные проявления патологий полости рта у наркоманов с заболеваниями гепатобиллиарной системы.
Стоматологическое здоровье является важной составляющей полноценного функционирования
человеческого организма. Патология органов полости рта влияет как на физическое, так и на
психологическое состояние человека. В современном мире все большее значение придается профилактике,
диагностике и лечению стоматологических заболеваний, однако наркозависимые пациенты не уделяют
внимания ни состояния своего здоровья в целом, ни здоровью полости рта, в частности рта [3, c.130-136].
Существует небольшое количество медицинских учреждений, где лечат нарко-и алкозависимых
пациентов, еще меньше количество реабилитационных центров для данных лиц и ничтожным является
число лечебных и реабилитационных учреждений, в которых существуют стоматологические кабинеты.
Как видим, оказание квалифицированной стоматологической помощи наркозависимым лицам является
недостаточно налаженным. Анализируя литературные источники, в которых показано влияние
наркотических веществ на ротовую полость, можно сделать выводы, что существует небольшое количество
публикаций, в которых описываются состояние тканей пародонта, зубов и слизистой оболочки полости рта
[1, c.22-23; 6, c.62; 7, c.78-82]. Трудно систематизировать клинические проявления патологических
изменений в полости рта, так как информация о данных исследования недостаточна. Проблемой также
является интерпретация влияния того или иного наркотического вещества на ткани полости рта и это
потому, что постоянно обновляется перечень препаратов, которыми злоупотребляют зависимые и также
употребление наркотических веществ одним лицом является неоднородным.
При изучении влияния наркотических веществ на здоровье зависимых нужно учитывать, что период
активного потребления чередуется с периодами ремиссии. Появление любой боли, наркозависимые лица
связывают с началом абстинентного синдрома и склонны избавиться от него скорее очередным приемом
наркотика, чем посещением врача [8, c.159-162]. В свою очередь, в период отмены наркотиков резко
возрастает порог болевой чувствительности, и на фоне других симптомов абстиненции (тревога, депрессия,
страх и др.) пациент откладывает обращение за медицинской помощью [9, c.219-224]. Обычные методы
обезболивания в этой группе пациентов малоэффективны, что существенно затрудняет их лечение.
Расход собственных средств на покупку наркотических веществ ограничивает расходы на
неотложные ежедневные потребности и является еще одним фактором развития проблем полости рта у
наркоманов. Так, у наркоманов наблюдается ухудшение качества питания: они принимают дешевую,
быстрого приготовления пищу, которая богата простыми углеводами [10, c.163-184]. По данным
литературы у наркоманов меняется вкусовая чувствительность рецепторов языка, функция слюноотделение
и качество формирования пищевого комка [11, c.190-193]. Проблема с финансовым положением приводит к
тому, что наркоманы обращаются к стоматологу только в критических случаях [9, c.219-224; 10, c.163-184],
после получения ургентной помощи, которая в большинстве случаев является бесплатной, наркоманы не
обращаются для дальнейшего лечения, так как боятся принудительного лечения наркозависимости и
нарушения конфиденциальности [12, c.386-388].
Поскольку наркозависимые пациенты являются источником трансмиссионных и вирусных инфекций
и склонны к тому, чтобы скрыть информацию о своем статусе, то безопасный труд стоматологов зависит от
осведомленности о специфических проявлениях в полости рта, характерными как для наркомании, так и
для указанных инфекций и после тщательного первичного осмотра и последующей работой с данными
пациентами нужно употреблять средства усиленной защиты медицинских работников.
Хотя наркозависимые пациенты указывают на то, что в их анамнезе наркотизации встречались
различные наркотические веществ, и все же можно отметить преимущественное употребление
определенной, одной группы наркотиков. Так у потребителей опиатных наркотиков наблюдается более
высокая частота кариеса зубов и заболеваний пародонта [9, c.219-224]. Особым является локализации
кариозного процесса на гладкой и пришеечной поверхностях зубов [9, c. 219-224; 10, c.163-184]. При
курении героина отмечается гиперпигментация языка и образования язв [10, c.163-184]. Угнетение
клеточного звена иммунного ответа опиатными препаратами сопровождается ростом частоты грибковых и
вирусных инфекций рта [8, c.159-162; 9, c.219-224; 10, c.163-184].
Метадон является опиоидным агонистом, что с успехом используется для заместительной терапии
наркоманов. При его употреблении характерно генерализованный кариес и локализация в пришеечной области.
Эти специфические побочные последствия метадона требуют обязательной стоматологической помощи у
наркоманов-реконвалесцентов [11, c.189-195; 13, c.542-548]. При употреблении наркотиков меняется качество и
количество слюны, ведет к изменению микробного пейзажа среды полости рта. Эти нарушения способствуют
накоплению отложений, вызывающих кариес и воспалительные заболевания пародонта [11, c.189-195; 13, c.542-
548]. Гипофункция слюнных желез приводит к ксеростомией, которая сопровождается нарушением вкуса,
ощущением жжения, затрудненным приемом пищи, инфицированием слизистой оболочки полости рта [13,

235
c.542-548]. Заболевания пародонта является следствием комбинированного воздействия ксеростомии,
нарушенного микробного спектра, потери гигиенических навыков и усиливается иммуносупрессивным
эффектом опиоидов. Характерным является формирование язвенного (некротизирующего) гингивита [11, c.189-
195; 13, c.542-548]. Кроме инфекционных поражений слизистой оболочки полости рта, можно наблюдать и
потенциальное канцерогенное воздействие опиатов [13, c.542-548].
Канабиноиды является следующей по частоте использования группой психоактивных стимуляторов,
в частности марихуана и гашиш. При их регулярном злоупотреблении возникает ряд патологических
изменений в тканях полости рта. Так, курение гашиша традиционно сопровождается отеком и
покраснением уздечки языка [11, c.189-195]. Также развивается воспалительный процесс пародонта с
потерей высоты кости альвеолярного отростка [12, c.385-388]. Развивается гипертрофия десен,
лейкоплакия. Потребители канабиноидов отмечают нетипичные локализации поражений. Изменения
располагаются на оральной поверхности десны, которая не подвержена хроническому раздражению или
травме [11, c.189-195; 14, c.94-98]. Может отмечаться лейкоедема и гиперкератоз. У потребителей
марихуаны обнаружено более высокую частоту возникновения злокачественных новообразований. Такие
изменения в курильщиков канабиса объясняются двадцатикратно-высшей концентрацией канцерогенов и
других токсичных веществ, чем у курильщиков обычного табака. Дополнительным фактором является
высокая температура горения канабиса по сравнению с табаком [14, c.94-98].
Употребление кокаина несколько ниже по сравнению с другими наркотиками и связано это с высокой
ценой на данный препарат, однако в литературных источниках можно найти описания изменений характерных
для потребителей этого наркотического вещества. При злоупотреблении кокаином отмечаются эрозии
окклюзионной и пришеечной участков жевательной группы зубов, гиперестезия обнаженного дентина, слабость
жевательных мышц, хруст височно-нижнечелюстного сустава. Иногда наркоманы наносят кокаин
непосредственно на десны или слизистой рта, чтобы уменьшить боль или дискомфорт. Часто этот метод
используют для проверки качества самого кокаина по способности вызывать онемение десен [12, c.385-388; 15,
c.366-369]. При таком способе употребления развивается ярко выраженный воспалительный процесс десен,
сопровождается их кровоточивостью и десквамацией эпителия, который в дальнейшем ведет к повреждению
кости альвеолярного отростка [11, c.189-195; 15, c.365-369]. При гистологическом исследовании измененных
тканей отмечено поверхностный васкулит и некроз пораженных участков, который объясняется способностью
кокаина вызвать спазм сосудов [15, c.365-369].
Стимуляторы центральной нервной системы из группы амфетаминов сегодня особенно популярными
среди молодежи. Изменения в полости рта зависимых от метамфетамина получили название
«метамфетаминовый рот». Эти характерные проявления заключаются в сильно выраженной ксеростомие,
гингивите, пародонтите, нарушении окклюзии, бруксизме и особой форме кариеса. Кариозный процесс в
метамфетаминових наркоманов имеет очень острое течение. Поражение начинается с вестибулярной
гладкой поверхности моляров и контактной поверхности фронтальной группы зубов и прогрессирует до
полной деструкции коронки [10, c.163-184; 11, c.189-195; 12, c.385-388; 13, c.542-548; 14, c.94-98; 15, c.365-
369]. В то же время, пришеечная локализация кариеса делает употребителей метамфетамина похожими на
пациентов употребляющих наркотики других групп. По данным литературы, быстро прогрессирующий
кариес в этой категории пациентов, стоматологи должны учитывать при прогнозировании отдаленных
последствий лечения. В частности, в формуляре «согласия на лечение», которое подписывает пациент,
следует предусмотреть условие, что врач не несет ответственности за результат лечения, если пациент
продолжает принимать наркотические препараты.
Анализируя обработанные литературные источники, описывающие состояние тканей полости рта, в
частности состояние тканей пародонта у наркозависимых пациентов, мы нашли описания, которые более
характерны для патологии воспалительно-деструктивного типа, с ярко выраженной клинической картиной и
которые являются следствием неудовлетворительной гигиены. Однако в некоторых источниках можно
наблюдать, что на фоне длительного злоупотребления наркотическими препаратами, неполноценного питания и
неудовлетворительной гигиены полости рта, клиническая картина воспалительных изменений довольно
нечеткая (ареактивное течение), в частности наблюдаются незначительные отклонения в тканях пародонта.
Выводы: (1) Недостаточно внимания уделяется изучению стоматологических проблем наркоманов,
считая их вторичными последствиями зависимости; (2) Стоматологические проблемы у наркозависимых
лиц имеют полиморфные клинические проявления; (3) Лечение стоматологических патологий
наркозависимых должно быть комплексным и должно включать формирование положительной мотивации
пациента, выбор оптимального метода обезболивания, обеспечение личной безопасности медицинского
персонала; (4) В литературных источниках недостаточно уделено внимания изменения тканей пародонта у
наркозависимых лиц и особенности их лечения, что приводит к дальнейшему детальному изучению этой
проблемы.

236
 Литература

1. Герич І.Д., Іфтодій А.Г., Більцан О.В. Хірургічні ускладнення ін’єкційної наркоманії: проблеми та особливості
лікування - Чернівці: В-во «Букрек». – 2015. – 488 с.
2. Фік В.Б. Вплив опіоїдного анальгетика на вміст та антибіотикочутливість мікрофлори ротової порожнини
щурів// Вісник стоматології. – 2015 - №1. – С. 27-32.
3. Токмакова С.И., Луницына Ю.В. Особенности стоматологического статуса больных опийной наркомании /
Дальневосточный медицинский журнал. - 2014. – № 1. – С. 130-136.
4. Беспалько В.В. Сучасний стан проблеми наркоманії в Україні та країнах СНД (аналітичний огляд) // Вісн. соц.
Гігієни та організації охорони здоров’я України. – 2002. – № 1. – С. 86-89.
5. Левицкий А.П., Демьяненко С.А., Цисельский Ю.В. Антимикробная функция печени. – Одесса: КП ОГТ,
2011. – 141 с.
6. Бимбас Е.С., Надимова И.А. Ранние проявления приема опиатов в полости рта у подростков // Клиническая
стоматология. – 2004. – № 1. – С. 62.
7. Тимофеев А.А., Дакал А.В. Эффективность действия препарата ”Фунит” при кандидозах локализирующихся
в полости рта у больных употребляющих наркотики // Современная стоматология. – 2008. – № 2. – С. 78-82.
8. McGrath C., Chan B. Oral health sensations associated with illicit drug abuse // Br. Dent. J. – 2005. – V. 198. - №3. –
P. 159-162.
9. Robinson P.G., Acquah S., Gibson B. Drug users: oral health-related attitudes and behaviours // Br. Dent. J. – 2005. –
V. 198. - №4. – P. 219-224.
10. Rees T.D. Oral effects of drug abuse // Crit. Rev. Oral Biol. Med. – 1992. – V.3. - № 3. – Р. 163-184.
11. Saini T., Edwards P.C., Kimmes N.S et al. Etiology of xerostomia and dental caries among methamphetamine abusers
// Oral Health Prev. Dent. – 2005. – V.3. - № 3. – Р. 189-195.
12. Charnock S., Owen S., Brookes V., Williams M. A community based programme to improve access to dental services
for drug users // Br. Dent. J. – 2004. – V. 196. - №7. – P. 385-388.
13. Nathwani N.S., Gallagher J.E. Methadone: dental risks and preventive action // Dent. Update. – 2008. – V. 35. - № 8.
– P.542-548.
14. Titsas A., Ferguson M.M. Impact of opioid use on dentistry // Aust. Dent. J. – 2002. – 47. - №2. – Р. 94-98.
15. Brand H.S., Gonggrijp S., Blanksma C.J. Cocaine and oral health // Br. Dent. J. – 2008. – V. 204. - № 7. – Р. 365-369.

РОЛЬ ДИСБИОЗА В ПАТОГЕНЕЗЕ ЗАБОЛЕВАНИЙ ГЕПАТОБИЛИАРНОЙ СИСТЕМЫ

И СОВРЕМЕННЫЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ О ГЕПАТО-ОРАЛЬНОМ СИНДРОМЕ

Фурдычко А.И.
Кандидат медицинских наук
Львовский национальный медицинский университет имени Данила Галицкого, г. Львов, Украина

ROLE OF DYSBIOSIS IN THE PATHOGENESIS OF DISEASES HEPATOBILIARY SYSTEMS AND

CONTEMPORARY PRESENTATION ABOUT HEPATO - ORAL SYNDROME
Summary
Status of liver and bile excretory tracks have effect on functional activities of many organs and systems, including,
the cours of pathological process in mouth cavity. Antidysbiosis hepatoprotection drugs have especially therapeutic effect for
prevention and treatment of diseases of mouth cavity tesuess in patients with pathology of hepatobiliary system.

Общая численность микробных клеток, обитающих в различных биотопах человеческого организма,

достигает величины порядка 1015, т.е. число микроорганизмов примерно на два порядка превышает
численность собственных клеток макроорганизма. Отношения в этом сообществе имеют филогенетически
древнее происхождение и жизненно важны для обеих частей системы «организм-микробиота». Значительная
часть (более 60 %) микрофлоры заселяет различные отделы желудочно-кишечного тракта (ЖКТ). Примерно 15–
16 % микроорганизмов приходится на ротоглотку. Урогенитальный тракт, исключая вагинальный отдел (9 %),
заселен довольно слабо (2 %); остальная часть приходится на кожные покровы (12 %).
Как было указано, желудочно-кишечный тракт заселен наиболее обильно. Причем популяционный
состав микроорганизмов и численность зависят от его уровня. В желудке обнаруживают в основном
представителей родов Lactobacillus, Stomatococcus и Sarcina. В небольшом количестве встречаются
стафилококки, стрептококки, дрожжеподобные грибы и др. [1, с. 331-332]
У здоровых людей в двенадцатиперстной кишке микроорганизмы определяются в небольшом
количестве — не более 104–105 микробных клеток в 1 мл содержимого, а видовой состав представлен
лактобактериями, бифидобактериями, бактероидами, энтерококками и дрожжеподобными грибами (в ряде

237
случаев). В физиологических условиях содержание бактерий в тонкой кишке колеблется от 104 на 1 мл
содержимого в тощей кишке до 107 на 1 мл — в подвздошной. При этом в проксимальных отделах тонкой
кишки обнаруживаются преимущественно грамположительные аэробные бактерии, в дистальных —
грамотрицательные энтеробактерии и анаэробы [1, с. 331-332]
Все виды бактерий, населяющих наш организм, можно разделить на 3 неравных группы: (1)
Пробиотические бактерии; (2) Условно патогенные; (3) Транзиторные (временные) [2, с. 89-92]. Причем в
здоровом организме на долю первых приходится 95-98 %, на долю вторых – 2-5 % и менее 0,1 % – на долю
транзиторных [3, с.48; 4, с.689]. Пробиотические микробы в организме человека (и всех теплокровных
животных) обеспечивают формирование иммунной системы, выполняют антимикробную функцию за счет
выработки веществ, обладающих бактерицидным действием (бактериоцины, органические кислоты,
активные формы кислорода, бактериолитические ферменты, экзополисахариды) [2, с. 89-92]. Кроме того,
оседая на мембране клеток покровного эпителия, пробиотические бактерии закрывают доступ в организм
условно патогенным и патогенным микробам («колонизационная резистентность»), осуществляют
трофические функции (дополняют пищеварение за счет микробных пищеварительных ферментов).
Важно также отметить способность эндогенных микробов вырабатывать нейро-эндокринные
регуляторы, влияющие на функциональную активность нервной и эндокринной систем макроорганизма.
Сложившиеся обоюдополезные взаимоотношения между эндогенной микробиотой и макроорганизмом
могут быть нарушены в силу разных причин: а) алиментарных: отсутствие в пище веществ, необходимых
для роста эндогенных бактерий (отсутствие ряда углеводов, белков, жирных кислот, витаминов, макро- и
микроэлементов); б) наличие иммунодефицита, который возникает как следствие перенесенных тяжелых
инфекционных заболеваний, лучевой болезни, химиотерапии, генетических дефектов в иммунной системе,
стресса; в) после курса антибиотикотерапии [5, с.35-46; 6, с.88-93].
Первой стадией развития дисбиоза является нарушение видового состава эндогенных микробов,
состоящее в снижении численности пробиотических бактерий, и увеличение числа видов и численности
условно патогенных бактерий. Первую стадию можно назвать дисбактериозом, потому что она касается, в
основном, лишь изменения микробиоты. Вторая стадия дисбиоза, возникает на фоне дисбактериоза, однако
изменения происходят уже и в макроорганизме, и суть этих изменений состоит в увеличении проницаемости
гисто- гематических барьеров и, особенно, увеличение проницаемости кишечной стенки в отношении
микробных токсинов, из которых наиболее легко проникает в кровеносное и лимфатическое русло
липополисахарид (ЛПС). Кроме того, для этой стадии дисбиоза важным является и существенное снижение в
крови антиэндотоксинового иммунитета, а также нарушение антимикробной функции печени. Наличие ЛПС в
крови обусловливает состояние «системной эндотоксинемии» по М.Ю. Яковлеву [7, с.31-40], следствием
которой могут быть системное воспаление или нарушение функционального состояния отдельных органов.
Третья стадия дисбиоза развивается в том случае, когда за счет эндотоксинемии резко увеличивается
проницаемость гисто-гематических барьеров и существенно снижается антимикробная функция печени,
позволяющие легко проникать в кровь из биотопов не только микробным токсинам, но и самим бактериям
(процесс транслокации) [8, с.407-411]. Развивающаяся при этом бактериемия может приводить к очаговым
гнойно- воспалительным заболеваниям отдельных органов (пневмонии, дерматиты, пиэлонефриты,
эндокардиты и т. д.) [9, с.87-88]. Четвертая (финальная) стадия дисбиоза – это сепсис, когда защитные системы
макроорганизма почти полностью подавлены и не могут оказать должного сопротивления чрезмерно
увеличенным количествам условно патогенных микроорганизмов [10, с.42-45]. К сожалению, сепсис очень
часто заканчивается летальным исходом. Многочисленные исследования, проведенные за последние
десятилетия с использованием посевных и непосевных методов, свидетельствуют о высокой частоте дисбиозов
среди населения не только отсталых, но и высокоразвитых стран. И если в отсталых странах главными
причинами дисбиоза являются алиментарная недостаточность и инфекционные болезни, то в цивилизованных
странах главными причинами дисбиоза являются не только алиментарные факторы, но и иммунодефициты и
антибиотикотерапия. У населения отсталых стран алиментарная недостаточность определена нехваткой
полноценного белка, витаминов (особенно жирорастворимых А и Д) и незаменимых жирных кислот, тогда как
у населения цивилизованных стран из-за рафинации пищи, т.е. в ней не хватает пребиотиков, веществ, которые
необходимы для роста пробиотических бактерий [2, с.89-92].
Физиологические эффекты, оказываемые микробиотой, т.е. всей совокупностью живых
микроорганизмов (бактерий, вирусов, простейших и др.), влияющих на организм хозяина, названы ниже.
Прежде всего, это трофическая (пищеварительная) функция, представленная симбионтным пищеварением,
которое осуществляется ферментами микрофлоры. На нем основано энергообеспечение клеток
эпителиальных тканей человека, которое базируется на утилизации в рамках цикла Кребса
низкомолекулярных метаболитов (короткоцепочечных жирных кислот (КЖК), в первую очередь уксусной,
пропионовой, масляной), получающихся в результате отщепления моносахаридных фрагментов слизи,

238
гликокаликса и продуктов экзогенного происхождения посредством внеклеточных гликозидаз анаэробов-
сахаролитиков с последующим брожением этих сахаров.
Локальные и системные функции микробиоты (В.Н. Бабин, О.Н. Минушкин, А.В. Дубинин и др.,
1998): (1) Трофические и энергетические функции ‒ тепловое обеспечение организма; (2)
Энергообеспечение эпителия; (3) Регулирование перистальтики кишечника; (4) Участие в регуляции
дифференцировки и регенерации тканей, в первую очередь эпителиальных; (5) Поддержание ионного
гомеостаза организма; (6) Детоксикация и выведение эндо- и экзогенных ядовитых соединений,
разрушение мутагенов, активация лекарственных соединений; (7) Образование сигнальных молекул, в том
числе нейротрансмиттеров; (8) Стимуляция иммунной системы; (9) Стимуляция местного иммунитета,
образование иммуноглобулинов; (10) Обеспечение цитопротекции; (11) Повышение резистентности
эпителиальных клеток к мутагенам (канцерогенам); (12) Ингибирование роста патогенов; (13)
Ингибирование адгезии патогенов к эпителию; (14) Перехват и выведение вирусов; (15) Поддержание
физико-химических параметров гомеостаза приэпителиальной зоны; (16) Поставка субстратов глюконео-
генеза; (17) Поставка субстратов липогенеза; (18) Участие в метаболизме белков; (19) Участие в
рециркуляции желчных кислот, стероидов и других макромолекул; (20) Хранилище микробных
плазмидных и хромосомных генов; (21) Регуляция газового состава полостей; (22) Синтез и поставка
организму витаминов группы В, пантотеновой кислоты и др. [1, c.331-332; 2, с. 89-92]. Кроме того, при
расщеплении полисахаридов и гликопротеидов внеклеточными гликозидазами микробного происхождения
образуются моносахариды (глюкоза, галактоза и т.д.), при окислении которых в окружающую среду
выделяется в виде тепла не менее 60 % их свободной энергии.
Другой важный эффект — стимуляция локального иммунитета, имеет место в основном, за счет
продукции секреторного IgА.
Состояние печени и желчевыводящих путей оказывает существенное влияние на функциональную
деятельность многих органов и систем, в том числе и на характер течения патологических процессов в полости
рта [11, c.64-66; 12, c.2-4]. Анализ опубликованных материалов, а так же результаты собственных исследований
позволили сформулировать понятие о гепато-оральном синдроме, в патогенезе которого значительное место
занимают нарушения антимикробной функции печени [13, c.24-35]. Печень, являясь барьером на пути
следования из кишечника бактерий и их токсинов, защищает от их патогенного действия все другие органы и
ткани, в том числе, и ткани полости рта [14, c.46-55]. Нарушения антимикробной функции печени,
возникающие в силу разных причин, могут вызвать развитие или обострить течение стоматологического
заболевания, в патогенезе которого решающую роль играет микробный фактор. Установлено, что нарушение
этой функции наблюдается не только при гепатитах, но даже при вполне «безобидных» гепатостеатозах [15,
c.15-19]. В експерименте на крисах, доказано, что высокожировой рацион вызывает достоверное увеличение
содержания жира (триглицеридов) в печени крыс, которое имеет тенденцию к увеличению при сочетании
высокожирового рациона с кишечным дисбиозом. У этих же крыс в десне достоверно возрастает уровень
маркеров воспаления: активность эластазы и содержание МДА. При сочетании высокожирового рациона с
дисбиозом уровень в десне маркеров воспаления возрастает еще больше.
Взаимосвязь стоматологических заболеваний с гепатобилиарной патологией [13, c. 5-10] известен
давно. В последнее время обоснованно наличие гепато-орального синдрома, подобно тому, что известно
как гепато-пульмональный или гепаторенальный синдром [16, c. 24-27; 17, c. 375-389].
Как показали экспериментальные и клинические исследования С.А. Демьяненко в патогенезе гепато-
орального синдрома лежит развитие кишечного дисбактериоза (дисбиоза), в результате которого возникает
системная эндотоксинемия [12, c.1-35]. Последняя возможна при наличии гепатобилиарной патологии, при
которой существенно страдает антимикробная функция печени [14, c.15-17], заключающаяся в обезвреживании
микробов и их токсинов, которые из кишечника через v. рorta поступают в печень. На основе представлений о
гепато-оральном синдроме предложено использования гепатопротекторов в качестве лечебно-
профилактических средств в комплексном лечении стоматологических заболеваний: кариеса зубов, стоматита,
пародонтита, а также заболеваний слюнных желез [12, c.1-35].
Особенно эффективными терапевтическими средствами для профилактики и лечения
стоматологических заболеваний у больных с гепатобилиарной патологией оказались антидисбиотические
гепатопротекторные препараты, в которых соединены пребиотические и гепатопротекторные свойства.
Представителями таких препаратов является биофлавоноиды (Р-витаминные соединения), в частности
кверцетин, гесперидин и ряд других полифенолов (флаволигнаны, катехины). Ряд экспериментальных
исследований свидетельствует о высокой эффективности препарата «Квертулин», в состав которого входят
биофлавоноиды кверцетин, пребиотик инулин и цитрат кальция [18, c.19-23].

239
 Литература
1. Ардатская М.Д. Микробиоценоз кишечника и его роль в развитии и поддержании заболеваний желудочно-
кишечного тракта // Газета Новости медицины и фармации. – 2010. - № 11–12. – С. 331-332.
2. Левицкий А.П. Применение антидисбиотических средств в стоматологии “Вісник стоматології”.- 2014. - № 4.
- С. 89-92
3. Ісаєва Н.С., Якубова I.І., Крижалко О.В. Дисбіоз порожнини рота та методийого дослідження // Фітотерапія.
Часо- пис. – 2010. – № 2. – С. 47-51.
4. O’Hara A.M., Shanahan F. The gut flora as a forgotten organ // EMBO Rep. – 2006. – V. 7, № 7. – P. 688-693.
5. Левицкий А.П., Волянский Ю.Л., Скидан К.В. Пребиотики и проблема дисбактериоза – Харьков: ЭДЭ- НА,
2008. – 100 с.
6. Bengmark S. Gut microbiota, immune development and function // Pharmacol Res. – 2013. – V. 69. - № 1. – P. 87-113.
7. Яковлев М.Ю. «Эндотоксиновая агрессия» как предболезнь или универсальный фактор патогенеза заболеваний
человека и животных // Успехи соврем. биохимии. – 2003. – T. 123. - №1. – С. 31-40.
8. Berg R.D., Garlington A.W. Translocation of certain indigenous bacteria from the gastrointestinal tract to the mesenteric
lymph nodes and other organs in a gnotobiotic mouse model // Infect. and immunol. – 1979. – V. 23. - № 2. – P. 403-411.
9. Бондаренко В.М., Рябиченко Е.В. Роль транслокации кишечной бактериальной аутофлоры и ее токсических
биомолекул в патологии человека // Экспериментальная и клиническая гастроэнтерология. – 2007. – № 5. – С. 86-93.
10. Козлов В.К. Сепсис, тяжелый сепсис, септический шок как смысловые и клинические категории (общая
методология диагностики) // Клінічна імунологія. Алергологія. Інфектологія. – 2008. – № 2 (13). – С. 39-50.
11. Васильев А.Ю., Шевченко Л.М., Майчук В.Ю. Стоматологический статус больных с хроническими
диффузными заболеваниями печени // Стоматология. – 2004. – № 3(83). – С. 64–67.
12. Дем’яненко С.О. Патогенетичні принципи профілактики і лікування стоматитів при гепатобіліарній патології:
автореф. дис. д-ра мед. н. – Одеса, 2012. – 35 с.
13. Левицкий А.П., Демьяненко С.А. Гепато-оральный синдром – Симферополь: ПП «Видавництво «Тарпан», 2012.
– 140 с.
14. Левицкий А.П., Демьяненко С.А., Цисельский Ю.В. Антимикробная функция печени – Одесса: КП ОГТ 2011. – 141 с.
15. Фурдичко А.И., Демьяненко С.А., Левицкий А.П. Пародонтопротекторное действие антидисбиотического гепа-
топротектора при экспериментальном стеатогепатите // Вісник стоматології. - 2015. - № 4. – Одесса. - С. 15-19.
16. Anand A.C., Mukherjee D.D., Rao K.S. Hepatopulmonary syndrome: prevalence and clinical profile // Indian J.
Gastroenterol. – 2001. – V. 20. - № 1. – P. 24-27.
17. Hepatorenal syndrome / A. Gattoni, F. Marotta, B. Vangieri [et al.] // Clin. Ter. – 2004. – V. 155. - № 9. – P. 375-389.
18. Фурдичко А.И., Борис Г.З., Селіванська І.О. Вплив антидисбіотичних засобів на рівень маркерів запалення і
захисних систем у сироватці крові щурів із гепатитом на тлі дисбіозу // Одесский медицинский журнал. - 2015 г.
- № 5 – Одеса. - С. 19-23.

КОМПЬЮТЕРНОЕ МОДЕЛИРОВАНИЕ В РЕШЕНИИ

МЕДИКО-БИОЛОГИЧЕСКИХ ЗАДАЧ

Чащин Н.А.
Кандидат биологических наук
Национальный научный центр медико-биотехнических проблем НАН Украины,
Институт молекулярной биологии и генетики НАН Украины, г. Киев, Украина
Китам В.О.
Аспирант
Институт молекулярной биологии и генетики НАН Украины, г. Киев, Украина
Смалько П.Я.
Кандидат биологических наук
Национальный научный центр медико-биотехнических проблем НАН Украины, г. Киев, Украина

COMPUTER SIMULATION IN SOLVING BIOMEDICAL TASKS

Summary
The article considers perspective directions of modern medicine and their possible contribution to the development of
computer simulation techniques. Both literature data and the results obtained by the authors are presented.

1. Компьютерное моделирование и персонализированная медицина. Ежегодно в мире создаются десятки

новых фармацевтических препаратов. К настоящему времени количество лекарственных средств уже
превышает 200 тысяч наименований. Огромные масштабы использования структурно-разнородных химических
соединений фармакологического назначения, сывороток и других белковых препаратов привели к изменению

240
иммунологических реакций у человека. Известны многочисленные факты об эмбриотоксическом,
цитотоксическом, мутагенном и канцерогенном действии лекарств. Негативные эффекты применения
лекарственных препаратов достаточно широко распространены. В некоторых странах они выходят на 4-5 место
среди всех причин смертности [1, р.1497]. Установлено, что безопасность медикаментозных методов лечения
зависит от особенностей организма пациента, поэтому их применение требует индивидуального подхода. В
зависимости от скорости метаболизма у разных людей различается и реакция на препарат, который при
назначении в одной и той же дозировке может быть неэффективным для одних пациентов и вызывать тяжелые
побочные эффекты у других [2, с.82; 3, р.188]. Исследование индивидуальной вариабельности метаболизма
лекарственных препаратов лежит в основе, так называемой персонализированной медицины.
Попытки индивидуализации лечения предпринимались и ранее, однако только в последнее время с
развитием фармакогенетики и связанных с ней геномики, протеиномики, метаболомики и так называемых
«-омик»- технологий персонализированная медицина становится реальностью. Не останавливаясь
подробно на всех аспектах этого инновационного направления в медицине, нужно отметить, что оно
представляет собой персонифицированный подход к выбору лекарственных средств и их дозировки на
основе результатов молекулярно-биологических исследований генетических факторов, существенно
влияющих на специфику ответа индивидуального организма на тот или иной препарат [4, р.541]. Более
того, обоснование персонализированной медицины связывают с возможностью индивидуального учета
молекулярной неоднородности заболеваний человека, принимая во внимание даже то, что на протяжении
жизни или в процессе развития заболевания она может меняться [5]. В идеале также должны учитываться
факторы взаимодействия лекарственных средств между собой и с продуктами их метаболизма.
Таким образом, сегодня большинство нежелательных последствий применения лекарственных
препаратов вызвано неправильным выбором и дозировкой последних, или непредвиденным их
взаимодействием между собой и/или с другими ксенобиотиками. Результаты исследований
свидетельствуют о том, что при назначении стандартной дозы многих лекарственных препаратов их
концентрация в крови у части больных становится слишком высокой и вызывает интоксикацию организма,
в то время как у других – остается слишком низкой и лечение оказывается малоэффективным [6, с.42].
Проявление этих эффектов связано с функционированием детоксикационной системы, в которой фермент
цитохром Р450 метаболизирует ксенобиотики, в т.ч. действующие вещества фармацевтических препаратов,
превращая их, с одной стороны, в более реакционно-способные и токсичные, а с другой – в
водорастворимые и легковыводимые из организма соединения.
Участие различных цитохромов Р450 в биотрансформации лекарственных препаратов неодинаково. Из
более чем 60-ти известных изоформ цитохрома Р450 человека только несколько связаны с этими процессами [7,
р.1738]. Это прежде всего цитохромы CYP3А4, CYP2D6, CYP2С9, CYP2С19, CYP1А2, CYP2А6 и CYP2Е1,
которые метаболизируют около 90% всех известных на сегодня лекарств. От уровня содержания и активности
этих ферментов в организме зависит выбор оптимальной дозировки лекарственных средств при
фармакотерапии, что позволит с одной стороны добиться максимального терапевтического эффекта, а с другой
– избежать токсического действия лекарственных препаратов [8, р.1220; 9, р.459]. Изменение активности
изоформ цитохрома Р450 может быть вызвано рядом причин, среди которых – генетический полиморфизм
генов, кодирующих эти белки, взаимодействие с другими ксенобиотиками – лекарствами, пищевыми,
косметическими и другими продуктами, поступающими из окружающей среды, а также некоторые заболевания
[10, с.22]. В связи с определяющей ролью указанных изоформ цитохрома Р450 в метаболизме
фармацевтических препаратов, в последнее время проводится их интенсивное исследование.
Несмотря на определенные сложности, связанные с гидрофобностью изоформ цитохрома Р450
человека и их ассоциацией с микросомальной мембраной, накоплено достаточно данных, полученных как
экспериментальным путем, так и при помощи компьютерного моделирования, относительно их структуры
и субстратной специфичности. В частности показано, что мембраносвязанный цитохром Р450 2Е1
(CYP2Е1) принимает участие в метаболизме широкого спектра гидрофобных субстратов, различающихся
по своим химическим свойствам и размерам [11, р.3]. К ним относится ряд лекарственных средств, таких
как парацетамол, хлорзоксазон, фенобарбитал и др. В то же время многие антибиотики, являясь
ингибиторами CYP2Е1, ухудшают метаболизм ксенобиотиков, приводя к их накоплению и последующей
интоксикации организма. Таким образом, для того, чтобы избежать неверных дозировок лекарственных
препаратов и уменьшить их взаимодействие между собой, необходимо учитывать изменение активности
ферментов детоксикационной системы и цитохрома Р450 2Е1 в частности. Значительно ускорить и
оптимизировать эту работу позволяет компьютерный скрининг возможных субстратов CYP2Е1 [12, с.55].
Для проведения скрининга лигандов in siliсo необходима компьютерная модель структуры CYP2Е1.
Полученные ранее модели имели ряд недостатков (делеция гидрофобного N-конца, отсутствие мембраны и
др.) [13, с.188; 14, с.69; 15, с.95]. В то же время взаимодействие фермента с мембраной может существенно

241
влиять на его каталитическую активность [16, р.207]. Поэтому была смоделирована пространственная
структура полноразмерного CYP2Е1, ассоциированного с билипидной мембраной (Рис. 1). Это позволило
наиболее достоверно представить его пространственное строение с учетом влияния гидрофобных
взаимодействий с мембраной. Построенная таким образом компьютерная модель полноразмерного CYP2Е1
позволяет проводить эффективный скрининг его лигандов с целью оценки их потенциального влияния на
организм. Известно, что CYP2Е1 кроме ряда антибиотиков, растительных и некоторых других
лекарственных препаратов, метаболизирует широкий спектр промышленных соединений, что имеет особое
значение в условиях усиления действия на организм человека индустриального фактора. Предложенная
компьютерная модель цитохрома Р450 2Е1 человека в ассоциации с мембраной позволяет максимально
учитывать влияние белок-мембранных взаимодействий на структуру и функции CYP2Е1, что повышает
достоверность полученных результатов относительно биотрансформации и токсичности химических
соединений – субстратов цитохрома.

Рис. 1. Компьютерная модель пространственной структуры комплекса цитохрома Р450 2Е1

человека с билипидной мембраной. Гидрофобный N-конец CYP2Е1 полностью погружен в мембрану.

2. Компьютерное моделирование и наномедицина. Известно, что связывание субстратов ферментом

инициирует скоординированные изменения в его структуре. Поскольку эти изменения происходят на
молекулярном или нано- уровне, можно предположить, что и наночастицы с их высокой реактивной
способностью также будут оказывать влияние на такие структурные перестройки. Действительно, показано, что
наночастицы могут тем или иным образом изменять третичную структуру и физико-химические свойства
связанных с ними белков [17, р.547], в случае с ферментами существенно влияя на их функциональную
активность и вызывая различные нарушения в физиологических процессах, где эти ферменты задействованы.
Для оценки возможного влияния наночастиц на функционирование детоксикационной системы
цитохрома Р450 нами было проведено компьютерное моделирование взаимодействия одной из его изоформ
– CYP2Е1 с различного диаметра однослойными углеродными нанотрубками и графеновой пластиной (Рис.
2). Было показано, что наиболее вероятно углеродные нанотрубки будут взаимодействовать с участком
фермента, отвечающим за узнавание субстратов и за его ассоциацию с эндоплазматической клеточной
мембраной [18, с.32]. Такое взаимодействие может не только существенно изменять ферментативную
активность CYP2E1, но и нарушать его взаимосвязь с мембраной, тем самым снижая содержание этого
белка в клетке. Это будет приводить к значительному ухудшению качества процессов детоксикации и
накоплению в организме вредных веществ. Показано, что в отличие от нанотрубок, графеновая пластина не
будет непосредственно мешать белку взаимодействовать с субстратами, однако она может полностью
экранировать участок фермента, ответственный за взаимодействие с белками-партнерами, поставляющими
CYP2E1 энергию, необходимую для метаболических процессов. Таким образом взаимодействие фермента с
нанопластиной будет полностью блокировать его ферментативную активность.

242
 А Б

Рис.2. Наиболее энергетически выгодные комплексы цитохрома Р450 2Е1 с углеродной нанотрубкой
длиной 5 нм и диаметром 1 нм (А), углеродной нанотрубкой длиной 8 нм и диаметром 4 нм (Б) и
графеновой пластиной 5Х10 нм (В).

Несмотря на широкий спектр возможного применения комплексов белков с наночастицами, их в

основном планируется использовать для адресной доставки лекарственных препаратов. При этом в реальных
условиях (in vivo) исследователи сталкиваются с массой проблем, в частности с токсичностью нанообъекта,
неконтролированным образованием вокруг наночастицы т.н. «белковой короны», изменением активности и
опасностью денатурации белка и пр. Современные методы молекулярной биологии и белковой инженерии в ряде
случаев позволяют избежать таких рисков, например, давая возможность целенаправленно модифицировать
поверхность наночастицы и/или вводить ее внутрь белковой молекулы, что снижает токсичность нановектора и
оптимизирует структуру белка для конкретного использования. Однако прежде чем проводить такую достаточно
сложную, длительную и затратную работу, осуществляют компьютерное моделирование структуры
нанобиологических комплексов и прогнозирования их свойств. Это позволяет провести первичный скрининг
наночастиц с целью оценки их потенциального влияния на организм даже несмотря на то, что в большинстве
случаев поведение таких комплексов в биологических жидкостях человеческого организма значительно
отличается от их поведения в экспериментах in vitro, т.к. именно «белковая корона» определяет характер реакции
организма на введенную наночастицу и придает ей биологическую идентичность [19].
Современные методы структурной биологии, в том числе компьютерное моделирование, позволяют
изучать взаимодействие белков с наночастицами как с целью оценки их влияния друг на друга и на
функционирование биологических систем, так и для проектирования и создания новых комплексов с
заданными свойствами, необходимыми для решения целого ряда задач в медицине (детоксикация,
очищение крови и др.), экологии (метаболизм вредных веществ), фармацевтике и биотехнологии. В
качестве моделей для изучения in silico взаимодействия биополимеров с наночастицами можно
использовать различные белки и нуклеиновые кислоты, а также каркасные наноструктуры, включая
фуллерены. Возможность предсказания свойств и проведения предварительного скрининга на токсичность
сконструированных комплексов позволяет сочетать эффективность и безопасность при создании
биомедицинских препаратов наноуровня.
Таким образом, компьютерные методы позволяют моделировать биотрасформацию фармакологи-
ческих препаратов, делать первичную оценку их токсичности, исследовать изменения в структуре и
свойствах ферментов при комплексообразовании с различными субстратами и лигандами, включая
наночастицы, проектировать новые белковые комплексы с заданными свойствами и проводить их
предварительный скрининг с целью отбора наиболее удачных.

243
 Литература

1. Samani N.J., Tomaszewski M., Schunkert H. The personal genome – the future of personalised medicine? Lancet. 2010
May 1;375(9725):1497-8.
2. Сычов Д.А. Клиническая фармакогенетика. Клиническая фармакокинетика // Клиническая фармакология / под
ред. академика РАМН, проф. В.Г.Кукеса. - Москва: ГЭОТАР-МЕД, 2004. - 325 с.
3. Zandi P.P., Judy J.T. The promise and reality of pharmacogenetics in psychiatry // Psychiatr. Clin. North Am. – 2010. -
Vol 33. - № 1. - P. 181-224.
4. Evans, W.E., McLeod, H.L. Pharmacogenomics – drug disposition, drug targets and side effects // The New England
journal of medicine. - 2003. - Vol. 348. - № 6. - P. 538-549.
5. Горбачева А. Персонализированная медицина: этические проблемы и риски // Гуманитарные научные
исследования. 2012. № 6 [Электронный ресурс]. URL: http://human.snauka.ru/2012/06/1409.
6. Кукес В.Г., Грачев С.В., Сычев Д.А., Раменская Г.В. Метаболизм лекарственных средств: научные основы
персонализированной медицины. - Москва: ГЭОТАР-медиа, 2008. – 304 с.
7. Daly A.K. Pharmacogenetics of the cytochromes P450. //Curr. Nop Med. Chem.– 2004.– V.4. - N16.– P.1733-1744.
8. Liberman J.A., Stroup T.S., McEvoy J.P. et al Effectiveness of antipsychotic drugs in patients with chronic
schizophrenia // N. Engl. J. Med. - 2005. - Vol. 353. - P. 1209-1223.
9. Shah R. Development of neuroleptic agents: pharmacogenetics and current safety issues of regulatory concern //
Dialogues Clin. Neurosci. -2002. - Vol. 4. - № 4. - Р. 449-462.
10. Кукес В.Г. Персонализированная медицина в клинической фармакологии. Биомедицина. - 2010. - №3. - С. 22-24.
11. Gonzales F.J. The 2006 Bernard B.Brodie Award Lecture. Cyp 2E1 // Drag Metab Dispos. – 2007. – 35. - № 1. – P. 1-8.
12. Китам В.О., Заец В.Н., Рущак В.В., Чащин Н.А. Первичная оценка влияния ксенобиотиков на организм
человека с помощью системы цитохрома Р450. // Материалы 12-й международной научной конференции
«Сахаровские чтения 2012 года: экологические проблемы ХХІ века». – Минск, Республика Беларусь, май 2012 г.
– 485 с.
13. И.М.Данко, К.А.Одынец, В.О.Китам, Н.А.Чащин. Компьютерное моделирование пространственной
структуры цитохрома Р450 2Е1. Укр. биохим. журн. – 2006. - Т.78. - №2. - С. 154-162.
14. I.M. Danko, N.A. Chashchin. Structure-functional characterization of cytochrome P450 2E1 (CYP2E). Біополімери і
клітина. - 2007. - Т. 23. - №2. - С. 67-85.
15. В.О.Кітам, М.О.Чащин. Комп‘ютерне моделювання комплексоутворення цитохрому Р450 2Е1 людини.
Український юіохімічний журнал. – 2010. - Т. 82. - №2. - С. 94-103.
16. Jensen M.O. and O.G. Mouritsen. Lipids do influence protein function – the hydrophobic matching hypothesis revisited
// Biochim. Biophys. Acta. – 2004 – 1666 (1-2).- P. 205-26.
17. Andre E. Nel, Lutz Madler, Darrell Velegol et al. Understanding biophisicochemical interactions at the nano-bio
interface. Nature materials. – 2009. – V.8. – P.543–557.
18. Кітам В.О., Чащин М.О. Комп‘ютерне моделювання взаємодії наночастинок з білками // Матеріали
міжнародного семінару «Етика нанотехнологій та нанобезпека» – Київ, Україна, 13 жовтня 2011 р. – 69 с.
19. Iseult Lynch and Kenneth A. Dawson. Protein-nanoparticle interaction.
http://csmres.co.uk/cs.public.upd/article-downloads/lynch.pdf

СОВРЕМЕННАЯ ЭКОЛОГИЯ: ПРЕДМЕТ И СТРУКТУРА ЭКОЛОГИЧЕСКОГО ЗНАНИЯ

Цой Т.В.
Кандидат философских наук
Национальная академия изобразительного искусства и архитектуры, г. Киев, Украина

MODERN ECOLOGY: SUBJECT AND STRUCTURE OF ECOLOGICAL KNOWLEDGE

Summary
The status of modern ecology as complex science, which combines natural history and humanities is determined in this
publication. Reinvents the subject field and the structure of ecological knowledge. It analyzes the necessity for philosophical
comprehension of environmental issues within the framework of ecological philosophy.

Развитие экологического знания на современном этапе характеризуется тенденцией объединения в

единую концепцию всего разнообразия отношений в системе «человек-общество-природа» и синтезу всех
отдельных экологических направлений, которые охватывают все многоплановые аспекты этого
взаимодействия. По словам У. Бека [1], в конце ХХ столетия становится понятным, что природа - это
общество, а общество – и «природа» тоже самое. Кто воспринимает природу сегодня вне общества, тот
пользуется категориями из другого столетия, которые уже не определяют нашу реальность.

244
 Конечно же, расширение исследовательского поля экологического знания от узкоконкретной
дисциплины до мульти комплексной науки было, в первую очередь, детерминировано проблемой
обеспечения природными ресурсами возрастающих потребностей человечества. Поэтому, Н. Реймерс
прямо определяет экологию как науку о выживании человечества в реальной окружающей среде, считая ее
предметом «сохранение функциональной и структурной целостности того центрального объекта, который
выделяется в процессе исследования» [6, с.10].
Таким образом, современная экология является не только традиционной биологической наукой, а
определенной надстройкой, ментальной средой, в которой объединились исследовательские, идеологические,
философско-мировоззренческие и конкретно-организационные основы управления биоресурсами,
мониторингом их состояния и поддержания необходимого уровня экологической безопасности.
Такая трансформация предмета экологии способствовала переосознанию ее исследовательских
аспектов, предметного поля и роли в научной практике. В истории знания не так уж часто какое-то явление
и отражающее его понятие расплываются до глобальных масштабов, охватывая все стороны жизни
человека, физический и духовный мир его обитания. Пожалуй, такой в средние века была теология. В наши
дни глобальное понимание культуры, но оно все же прилагается к человеку, а не ко всему универсуму
земной природы, а понятие «экология» сейчас приобретает именно глобальный масштаб [6, с. 20].
Если же говорить о структуре современного научного экологического знания, то можно констатировать,
что она представляет собой комплекс взаимосвязанных научных дисциплин и направлений, дифференциация
которых определяется отдельными феноменологическими, субстанционными, гносеологическими, прагмати-
ческими и другими составляющими. Конечно же, междисциплинарный характер экологических исследований,
развитие теории и методологии в границах экологических знаний, приводит к усложнению их структуры.
Специализация и интеграция экологических направлений, усиление роли статистических методов,
синтез исторического и структурно-функциональных подходов определяют достаточно сложную
гносеологическую ситуацию, которая сложилась в экологическом исследовании [2, с.47]. Подобная
ситуация создает условия для дальнейшего совершенствования методов познания природного мира и,
таким образом, повышает вероятность структурных перестроек экологии как отрасли научного знания.
Современная же структура экологической науки имеет многоярусную конструкцию, каждый уровень
которой опирается на перечень традиционных дисциплин.
Н. Киселев выделяет три основных подхода к определению статуса современного экологического
знания: 1) экология, которая зарождалась в недрах биологического знания, должна и дальше сохранять
близость к биологическому профилю, что не будет вносить недорозумений в дело определения предметного
поля экологических исследований, которое в свою очередь может быть достаточно широким; 2) экологическое
знание в силу значительных интегративных процессов, которые в нем происходят, превращается на
комплексное направление, а решение проблем, которые образовались перед ним, требует дальнейшего
привлечения практически всех отраслей современной науки как природоведческого так и гуманитарного цикла;
3) современное экологическое знание приобретает статус мировоззрения современного человечества, которое
обуславливает необходимость коренных изменение предметно- преобразовывающей практики, «экологизации»
всех отраслей науки, формирование экологического стиля мышления [2, с. 54-56].
Необходимо обратить внимание, что каждый из этих подходов имеет аргументированную мотивацию,
поскольку даже беглый анализ организации современного экологического знания позволяет определить его
многовекторность, которая как бы должна привести к его разделению к нескольким отдельным научным
отраслям. Однако, это не происходит. Как отмечает С. Тулмин: «…Для сохранения связанной дисциплины во
все времена необходим всего только «достаточный» уровень коллективной согласованности интеллектуальных
целей и дисциплинарных положений», причем «под словом «достаточный» мы должны иметь ввиду
«достаточный для интеллектуальных требований современной ситуации» [7, с. 251]. В случае с экологическим
знанием такой «интеллектуальной» целью, общим дисциплинарным положением является решение глобальных
проблем, которые возникли перед человечеством и сохранение цивилизации. Наличие такой значимой цели
выделяет экологию среди других отраслей научного знания.
Таким образом, относительно современной экологической науки можно утверждать, что она
характеризуется значительным спектром направлений, которые разделяются своей общностью и
направленностью, а также множественностью образов самой науки. В связи с этим В. С. Крисаченко
указывает на то, что экология является наукой полисимфонической и мультинацеленной [4, с. 17]. Именно
это определение можно выделить как определяющую особенность всего экологического знания.
Обозначенная разноплановость экологической науки не означает какого-либо недостатка в развитии науки,
а, наоборот свидетельствует о стремлении человеческого познания охватить разнообразные срезы и
объекты реальности, дать им объяснения в границах разных интерпретационных схем.

245
 Таким образом, с усилением антропогенного и техногенного давления на окружающую природную
среду стала очевидной недостаточность исключительно биологического подхода, что ограничивается
исследованиями только взаимоотношений «организм – среда». На современном этапе развития экология
как наука исследует все аспекты взаимоотношений «человек - природа». А соотношение «человек-
природа» становится созвучным с более широким отношением «человек-мир», которое является объектом
философско-теоретического анализа. Поэтому круг наук, которые сейчас привлечены к изучению
экологической проблематики, включает в себя как природоведческие так и гуманитарные дисциплины.
Ю. Одум по этому поводу сказал, что «…экология все больше становится целостной дисциплиной,
которая связывает природоведческие и гуманитарные науки. Сохраняя свои крепкие корни в биологических
науках, она уже не может быть отнесена только к ним. Экология – точная наука в том понимании, что она
использует концепции, методы и инструменты математики, химии, физики и других природоведческих наук. Но
одновременно она гуманитарная наука, поскольку на структуру и функцию экосистем очень влияет поведение
человека. Как интегрированная и природоведческая наука, экология с большим успехом может быть применена к
практической деятельности человека, поскольку для ситуаций, которые возникают в реальном мире, почти всегда
становятся характерными два аспекта: природоведческий и социальный» [5, с. 9].
Становится понятным тот факт, что эволюция человека как биологического вида происходит не
только благодаря изменению среды и адаптации человека к этим изменениям, но и благодаря
преобразующей деятельности, которая направлена на среду самим человеком в процессе материального
производства и приспособления окружения к ее нуждам.
Экология второй половины ХХ столетия имеет дело с объектом, динамика которого имеет не только
стихийно-природный характер, но и в значительной мере, детерминирована деятельностью человека в
природе. Экологические глобальные изменения, биосферные катаклизмы, угроза глобальной экологической
катастрофы – хотя все вместе и каждый отдельно несут угрозу в первую очередь дальнейшему
существованию человека как биологического вида – возникают и эволиционируют в процессе сознательной
человеческой деятельности в природе, провоцируются средствами и способами природоиспользования,
которые являются фундаментальными для современного доминантного способа жизни [3, с. 58].
Таким образом, экология становится интегрирующей наукой про регламентацию отношений и
взаимодействия человека с окружающей средой (как природным, так и техногенным). Объект ее изучения –
область взаимного пересечения объектов наук об окружающем мире, наук о человеке и обществе.
Интеграция из тенденции превратилась в закономерность научного развития. Интеграционные
процессы в науке стали основой для появления таких дисциплин, которые соединили в себе ранее
несовместимые отрасли знания, как то экологическая этика, политическая экология и так далее. Этому
способствует и то, что дисциплинарная организация науки и дальше теснее переплетается с
междисциплинарным (проблемным) характером исследований.
В современной науке прослеживаются интеграционные процессы, которые можно поделить на три
вида синтеза знаний. Интеграционные тенденции, которые происходят: в середине дисциплины одной
отрасли; между дисциплинами одной отрасли и между разными отраслями знания, последние из которых
являются достаточно далекими одна от другой. Актуальными становятся междисциплинарные и
межотраслевые виды синтеза знаний. Их появление тесно связано с современными проблемами, которые
также имеют междисциплинарный и межотраслевой характер.
Относительно последнего утверждения, необходимо сказать, что именно философия выступает
фундаментом и методологической основой интегративных процессов в науке, особенно для решения
глобальных проблем современности, среди которых важное место занимает экологическая. Философия, по
определению В. Хесле, не может быть равнодушной к судьбе человека, особенно тогда, когда человечеству и
всему миру угрожает реальный апокалипсис. Философия экологического кризиса должна определить место
этой угрозы в пределах философии истории человеческой культуры [8, с.6]. Созданию философии
экологического кризиса должны способствовать самые разные; если не все философские дисциплины, а
именно: метафизика, философия природы, антропология, философия истории, этика, философия хозяйства,
политическая философия, философия истории философии. Если, как считает В. Хесле, раздробление знания
привело к упадку философии и сегоднешнему экологическому кризису, тогда пониманиие того, что только
целостное образование, которое дает одинаковые глубокие знания в науках природных и гуманитарных и тем
самым способствует появлению людей, которые внесут свой вклад в дело преодоления кризиса, что пойдет на
пользу и философии. Больше того, философия поможет отдельным наукам теоретически понять причины
экологического кризиса для того, чтобы успешнее бороться с ними на практике [8, с.9]. Но и само философское
знание обогащается не только новыми идеями, но и новыми отраслями, в том числе и экологией.
Свидетельством этого является становление новой отрасли философского знания – философии экологии.

246
 Таким образом, перечень вопросов, которые связаны с современным экологическим кризисом,
обозначил отдельную область проблем, осознание которых вывело нас далеко за пределы экологии,
потому, что возникла необходимость философско-теоретического осознания человеческой деятельности в
природе в совсем новом ракурсе - философии экологии.
Важной особенностью современной философии экологии является существенная «реконструкция»
мировоззренческих ориентиров современного человека. Происходит попытка оценить современную
экологию как социоприродоведческое направление, которое связано с переосознанием места человека в
биосфере. Наиболее важным вопросом является стремление философии экологии обозначить
необходимость выработки основ морального отношения к природе и ко всему живому.
Следовательно, на современном этапе развития знаний необходимо отказаться от представлений об
экологии как сугубо биологической науки. Современную экологию можно определить как комплексную
наука, предметом изучения которой является биосфера земли во всех функциях и формах ее проявления,
включая социальные, экономические, политические и правовые функции в ней человека.

Литература

1. Бек У. Общество риска. На пути к другому модерну – Москва: Прогресс, Традиция, 2000. – 384 с.
2. Киселев Н. Н. Мировоззрение и экология – Киев: Наукова думка, 1990. – 213 с.
3. Кисельов М.М. Національне буття серед екологічних реалій – Киев:Тандем, 2000. – 318 с.
4. Крисаченко В.С. Людина і біосфера: основи екологічної антропології – Киев: Заповіт, 1998. – 687 с.
5. Одум Ю. Основы экологии – Москва: Мир, 1975. – 740 с.
6. Реймерс Н.Ф. Экология (теории, законы, правила, принципы и гипотезы) – Москва: Наука, 1994. – 367 с.
7. Тулмин С. Человеческое понимание – Москва: Прогресс, 1984. – 327 с.
8. Хесле В. Философия и экология – Москва: КАМИ, 1994. – 188 с.

247
 ANEXE:
RECENZIE

ÎNCĂ O CARTE VALOROASĂ A PROFESORULUI UNIVERSITAR,

DOCTOR HABILITAT ÎN FILOSOFIE TEODOR N. ȚÎRDEA:
BIOETICĂ: TEORIE ȘI PRACTICĂ.
SUPORT DE CURS.
- Ed. 2-a revăzută și completată. – Chișinău: CEP Medicina, 2016, 224 p.

Nu întâmplător începem prezentarea lucrării Bioetica: teorie și practică cu sintagma ”încă o carte
valoroasă…”. Reputatul autor Teodor N. Țîrdea a publicat circa 380 de lucrări științifice, inclusiv peste 34 cărți
(monografii, manuale, dicționare, compendii, suporturi de curs și broșuri), a editat, fiind redactor responsabil, 22
de culegeri de articole științifice cu participare internațională, cu genericul «Strategia supraviețuirii din
perspectiva bioeticii, filosofiei și medicinei», la care depune efortul în calitate de redactor responsabil (editor).
Nu e cazul să ilustrăm întreaga gamă a activității științifice a doctorului habilitat, profesor universitar Teodor
N. Țîrdea, deținător a cîtorva titluri onorifice: membru titular al Academiei Internaționale de Informatizare de pe
lângă ONU, a Academiei de Noosferă din Rusia ș.a. După cum nu e cazul și nici n-ar fi ușor de realizat un ”tablou
ideatic” al cunoscutului pedagog și savant Teodor N. Țîrdea – fondatorul Centrului Național de Bioetică din
Republica Moldova, fondatorul școlii naționale de cercetări preponderent în bioetică, fără a neglija și alte domenii
fundamentale ale filosofiei: ontologie, epistemologie, metodologie, filosofie socială etc. Dovadă a succesului și în
aceste domenii sunt cei 10 doctori și doctori habilitați pregătiți și aproximativ tot atâțea, care-și elaborează tezele
sub conducerea experimentatului savant Teodor N .Țîrdea.
Această sumară introducere la schițarea portretului științifico-managerial al autorului Suportului de curs
Bioetica: teorie și practică, apărut recent la Centrul Editorial Poligrafic al Universității de Stat de Medicină și
Farmacie ”Nicolae Testemițeanu”, trebuie să ducă la înlăturarea categorică a unei posibile confuzii în mintea celor
ce nu cunosc dinăuntrul ”laboratorului de creație” - că autorul s-ar ocupa de ștanțarea, imprimarea publicațiilor de
dragul ”înmulțirii” lor. Ar fi, bineînțeles, o eroare de imagine total greșită. Un savant mai prezent în centrul vieții
științifice nu doar în republica noastră, ci și peste hotarele ei e greu de găsit, iar cele peste 150 de participări la
diverse Congrese, Simpozioane naționale și internaționale ne demonstrează convingător că așa ceva e posibil, când
e vorba de profesorul universitar Teodor N. Țîrdea. Suntem convinși că această intensă activitate de cercetător e
motivată la autor de intenția de a pune la dispoziția studenților, masteranzilor, rezidenților și doctoranzilor
informații cât mai proaspete, cât mai bogate și argumentate. Despre aceasta mărturisește conținutil lucrării aflate în
atenția noastră.
Suportul de curs Bioetica: teorie și practică, cuprinde 10 teme, ceea ce depășește cu 3 teme ediția din anul
2005 a Suportului. După cum menționează cu temei Teodor N. Țîrdea în partea introductivă a lucrării De la autor ,

248
”un studiu de introducere în bioetică constituie actualmente o experiență intelectuală indispensabilă omului și
înainte de toate, viitorilor medici, biologi, agronomi, ecologi, filosofi etc.” [p.3] Acest curs, prezentat atât
studenților cât și masteranzilor, iar în multe cazuri și doctoranzilor, a fost primit cu interes nu doar în cadrul
Universității de Stat de Medicină și Farmacie ”Nicolae Testemițeanu”, ci și de studenții de la filosofie din cadrul
Universității de Stat din Moldova. În lucrare se îmbină armonios bioetica teoretică cu aspectul ei practic, pornind
de la orientarea teoriei de astăzi spre noi paradigme la baza cărora se află principiile biosferocentrist completat de
cel noocentrist. Aspectul practic se manifestă în două moduri: în metodologia cercetării problemelor supraviețuirii
și în activitățile comitetelor de bioetică în medicină.
Într-o abordare interdisciplinară bioetica, în relație de complementaritate cu problemele actuale ale științei,
tehnicii și filosofiei, își orientează efortul, după cum argumentează convingător autorul materialului prezentat de
noi, spre elaborarea unui model cultural de dezvoltare durabilă a omenirii. Autorul nu este doar un adept ferm și un
promotor consecvent, ci și un continuator al bioeticii elaborate de către renumitul biochimist și oncolog nord-
american Van Renssellaer Potter (1911-2001). Dacă acesta menționa că”știința supraviețuirii trebuie să fie nu pur și
simplu o știință, dar o nouă înțelepciune, care ar fuziona în mod deosebit, cele două importante și necesare
elemente – cunoștințele biologice și valorile general-umane” [p.212], apoi Teodor N. Țîrdea realizează atât în
aspect teoretic, cât și în aspect practic doleanța bioeticianului nord-american – prin elaborări teoretico-
metodologice proprii, precum și prin acordarea ghidajului în elaborarea tezelor de doctor și doctor habilitat în
domeniile adiacente bioeticii. Un exemplu culminant îl prezintă elaborarea de către Dl Vitalie Ojovanu a tezei de
doctor habilitat Axiologia medicală: probleme socio-bioetice și existențiale, susținută cu succes la Consiliul
științific din cadrul Universității de Stat din Moldova.
În cele 10 Teme ce constituie conținutul Suportului de curs Bioetica: teorie și practică, sunt explicate conceptele
de bază ale eticii: binele, răul, virtutea, onoarea, datoria, demnitatea, fericirea etc. [p.6-7,23-30] și ale bioeticii:
securitatea, responsabilitatea, confidențialitatea etc. [p. 31-38]. Autorul evidențiază clar obiectivele și funcțiile bioeticii
[p. 39-40], precum și principiile morale: principiul autonomiei, nondăunării, binefacerii, demnității umane, integrității
etc. și filosofico-metodologice ale bioeticii: principiul biosferocentrist, coevoluționist, a libertății și responsabilității etc.
[p.51-60]. În Tema 3 este analizat coerent traseele evoluției bioeticii ca știință, fiind menționați cei mai remarcabili
reprezentanți ai ei: V.R.Potter, A.Hellegers, T.L.Beauchamp, J.F.Childers. [p.69-89] și alt. Temele 4, 5 și 9 cuprind
elucidarea, prin exemple concludente, a modalităților de abordare și soluționare a unor probleme fundamentale ale
biomedicinei: viața, moartea, eutanasierea, senectutea, avortul, inseminarea artificială, maternitatea de substituție,
transplantul de organe, clonarea etc., prin prisma principiilor și metodelor bioeticii, afirmându-se necesitatea conlucrării
dintre filosofie, bioetică și medicină în vederea asigurării rezultatelor scontate [p.90-121; p.166-195]. Conținutul temelor
6 și 7 este consacrat explicării detaliate a esenței și rolului bioeticii în condițiile aprofundării crizei ecologice și
economice, prin prisma aspectelor sociofilosofic, axiologic și juridic.
Autorul lucrării, profesorul Teodor N. Țîrdea accentuează convingător de prima dată în literatură respectivă
rolul bioeticii sociale în constituirea strategiei de supraviețuire a civilizației contemporane [p.122-154]. În Tema 8
Dumnealui argumentează necesitatea elaborării unui nou concept – conceptul de bioetică globală și explică esența
și conținutul acestei bioeticii ca remediu de asigurare a securității umane în proporții planetare. În ultima temă a
Suportului de curs analizat – Tema 10 - sunt examinate normele eticii profesionale, în special, ale eticii medicale,
în care autorul distinge trei niveluri: Etica medicinei; Etica medicului; Deontologia medicală.
Lucrarea se încheie cu o relatare despre cercetările științifice din Republica Moldova în domeniul bioeticii și
realizările în acest domeniu, realizări datorate, în mare măsură, activității colectivului Catedrei de Filosofie și
Bioetică a USMF ”Nicolae Testemițeanu”, și, în special, a Dlui profesor Teodor N. Țîrdea, care este savantul ce a
pus începuturile cercetărilor bioetice în țara noastră și care continuă cu succes, prin intermediul prelegerilor,
conferințelor, publicațiilor sale să dezvolte această știință, exemplu concludent fiind și recenta lucrare publicată de
Dumnealui: Bioetica: teorie și practică. Este o lucrare interesantă și necesară, fapt pentru care îl felicităm pe Dl
profesor Teodor N. Țîrdea și îi dorim succes și noi realizări.

Vasile Țapoc, doctor habilitat în filosofie, profesor universitar;

Svetlana Coandă, doctor habilitat în filosofie, conferențiar universitar,
Catedra Filosofie și Antropologie a Universității de Stat din Moldova;
Dumitru Tintiuc, doctor habilitat în științe medicale, profesor universitar,
șef catedră Medicină Socială și Management Sanitar „Nicolae
Testemițanu” a USMF „Nicolae Testemițanu”

249
 BIOGRAFII

АКАДЕМИКУ А.Д.УРСУЛУ ‒ 80 ЛЕТ: ТВОРЧЕСКАЯ БИОГРАФИЯ

Урсул Аркадий Дмитриевич – крупный молдавский и

российский ученый в области философии и методологии науки и
техники, родился 28 июля 1936г. в селе Красные Окна Молдавской
АССР. Учился в средней школе г. Кишинева МССР. Окончил Мос-
ковский авиационный институт им. С.Орджоникидзе (1959г.),
доктор философских наук (1969г.), профессор (1971г.), заслу-
женный деятель науки РФ (1997г.), почетный работник высшего
профессионального образования (2001г.), академик Академии наук
Республики Молдова (1984г.).
А.Д. Урсул – автор и соавтор более 1200 научных публикаций,
объемом более 3000 п.л., в том числе более 200 монографий, книг и
брошюр, ответственный редактор свыше 250 научных сборников и
коллективных трудов. Более 450 его публикаций переведены на несколько десятков иностранных языков,
на его книги опубликовано несколько сотен положительных рецензий. Только за последние десять лет им
опубликовано 400 научных работ, в том числе десятки монографий и других публикаций в отечественных
и зарубежных издательствах.
Он выдвинул ряд новых важных и оригинальных концепций и обосновал становление новых областей
научного знания – философии освоения космоса, философии информации, социальной информатики,
информационной культурологии, ноосферных исследований, эволюционной и информационной
глобалистики, образовательной глобалистики, космоглобалистики, ноосферно- ориентированной теории
устойчивого развития, глобального образования для устойчивого развития, футурологии. Является лидером
ряда этих научных направлений.
1. Этапы и направления научной деятельности. А.Д. Урсул в начале своей научной деятельности
(1959-1964 гг.) работал в области ракетной техники и космонавтики (в том числе в группе под руководством
академика М.В. Келдыша в Отделении прикладной математики Математического института им. В.А.Стеклова
АН СССР). В последующие годы он посвятил себя философии. Работал доцентом МГПИ им. Ленина (1964-
1970гг.), зав. сектором и отделом философских вопросов естествознания Института философии АН СССР
(1970-1982гг.), директором Отдела философии и права АН Молдавской ССР, академиком-секретарем
Отделения общественных наук, вице-президентом АН МССР (1984-1988гг.). В 1989 г. организовал кафедру
социальной информатики и был ее руководителем, а спустя год создал Институт социальной информатики в
Академии общественных наук (г. Москва) и был его директором. В 1991 г. сформировал в Российской академии
управления Ноосферно-экологический институт, а в 1994 г. кафедру социальной экологии, а затем руководил
кафедрой экологии и управления природопользованием в Российской академии государственной службы при
Президенте РФ (1994-2008 гг). В 1997 г. в Московском государственном университете коммерции создал
институт безопасности и устойчивого развития, в котором работал по совместительству, а в 2008 г. после
перехода в РГТЭУ ‒ Центр исследований глобальных процессов и устойчивого развития. С 2008 по 2013 гг.
работал директором этого Центра и по совместительству ‒ профессором факультета глобальных процессов
МГУ им. М.В. Ломоносова. С сентября 2013 г. полностью перешёл на основную работу на ФГП МГУ в
качестве профессора и директора Центра глобальных исследований.
А.Д. Урсул создал свои научные школы в ряде научных направлений, подготовил значительное число
научных и педагогических кадров – он является научным руководителем более 100 кандидатов наук и
научным консультантом 32 докторов философских наук (за последние десять лет под его руководством
были защищены пять кандидатских и две докторские диссертации). В течение многих лет был членом
Экспертного совета ВАК РФ по философии, социологии и культурологии, в течение двух десятков лет
возглавлял докторский диссертационный совет по философии науки и техники. В настоящее время читает
лекционные авторские курсы для студентов и аспирантов на факультете глобальных процессов МГУ им.
М.В. Ломоносова, руководит диссертационной работой аспирантов, курсовыми и дипломными работами
студентов. Является членом Государственной экзаменационной комиссии и членом учёного совета
факультета глобальных процессов МГУ.
А.Д. Урсул ведет большую научно-общественную работу и в настоящее время является
членом редколлегий и редсоветов ряда журналов и периодических изданий: «Вестник МГУ. Серия

250
27: глобалистика и геополитика», «Век глобализации», «Вестник Кемеровской академии культуры
и искусств», «Вестник Челябинской государственной академии культуры и искусств», «Научно-
техническая информация», «Партнерство цивилизаций», «Мудрость», «Философия и космология»,
«Е&М euroeducation», «Revista de Filosofie, Sociologie și Științe Politice» (AȘM) и др.
А.Д. Урсул является активным организатором и участником многих международных форумов по
актуальным проблемам науки и техники, особенно в области глобальных исследований, международных
конгрессов «Глобалистика», организуемых МГУ. Как ученый Урсул А.Д. имеет широкую известность не
только в России и Молдове, но и за рубежом, его биографические данные включены во многие
международные справочники, энциклопедии и биографические издания, он является одним из наиболее
цитируемых российских ученых в области социально-гуманитарных наук.
2. Научно-общественная деятельность и награды, членство в научных обществах. А.Д. Урсул –
член ряда крупных международных академий - Международной академии астронавтики (1991г., г. Париж),
Международной академии наук (Мюнхен,1994г.), Международной академии философии (2010г.). Является
действительным членом ряда научно-общественных академий – Российской академии естественных наук
(1995г.), Академии социальных наук (1995г.), Российской академии космонавтики им. К.Э.Циолковского
(1991 г.), Российской экологической академии (1992г.), Международной академии информатизации
(1992г.), Международной академии ноосферы (устойчивого развития) (1991г.), Петровской академии наук
и искусств (1997г.), почетным членом Международной академии информационных процессов и технологий
(1993 г.). В 2015 г. избран в Международную академию глобальных исследований и является одним из её
основателей. Был избран членом Международного общества «Человек и космос» (1975 г.), почетный
президент и основатель Российской академии космонавтики им. К.Э.Циолковского. Был также основателем
и президентом Международной академии устойчивого развития (ноосферы).
А.Д.Урсул – лауреат Государственной премии Молдавской ССР в области науки и техники, лауреат
премии Всероссийского конкурса на разработку проекта Концепции перехода Российской Федерации на
модель устойчивого развития, Национальной премии им. П.А.Столыпина, Национальной экологической
премии, ряда премий президиумов академий наук СССР и МССР и медали В.И.Вернадского «За вклад в
устойчивое развитие», награжден также памятными медалями – «Николай Коперник» Международного
общества «Человек и космос», «Петр – 1» Международной академии наук о природе и обществе за заслуги
в деле возрождения науки России, медалями и дипломами К.Э.Циолковского, Ю.А.Гагарина, С.П.Королева
Российской Федерации космонавтики и другими общественными наградами. А.Д.Урсул награжден
государственными наградами РФ ‒ орденом Дружбы, орденом Почёта, медалями «Ветеран труда», «850-
летия Москвы», знаком Федерального космического агентства «За международное сотрудничество в
области космонавтики».
3. Вклад в различные области науки. В области освоения космоса, с исследования которого учёный начал
свою научную деятельность, А.Д. Урсулом заложены основы социально-философской концепции космической
деятельности человечества, разработана методология развития космонавтики и перспектив ее эволюции в ракурсе
устойчивого развития и глобального эволюционизма, впервые дан развернутый комплексный философский и
социологический анализ проблемы внеземных цивилизаций. Выявил роль процесса космизации науки и
развёртывание на базе космонавтики не только космических исследований, но и более широкого процесса -
космической революции в науке, которая предшествовала глобальной революции.
В ходе методологических поисков выдвинул и обосновал то направление глобальных исследований,
которое позже получило наименование космоглобалистики. Создал концепцию антропогеокосмизма
(социогеокосмизма), в которой обосновал идею приоритетной роли развития космонавтики для решения
земных, общепланетарных проблем человечества и формирования единой суперсистемы «Человечество-
Земля–Вселенная», ставшей методологической основой космоглобалистики. Предложенная автором
концепция антропогеокосмизма (социогеокосмизма), исходит из того, что наиболее приоритетной целью
космонавтики в обозримой перспективе является ориентация космической деятельности на решение
глобальных проблем и переход к устойчивому развитию на Земле.
Выдвинул и обосновал идею о том, что одной из наиболее важных задач проблемы поиска внеземных
цивилизаций является содействие развитию тех наук и тех земных проблем человечества (прежде всего
глобальных), которые требуют подхода к нашей цивилизации как к системно-целостному прогрессивно-
развивающемуся объекту. Им была выдвинута информационная гипотеза освоения человечеством космоса,
показано, что во взаимодействии между обществом и природой в качестве приоритетного выступает
информационный аспект, который оказывается наиболее существенным в процессе развития, отражая
глубинную сущность становления и эволюции социальной ступени развития и детерминируя освоение
человечеством окружающей природы.

251
 Широко известны и позитивно оценены работы А.Д.Урсула по проблеме информации, в которых
обосновывается общенаучный характер этой проблемы (в частности в плане такого глобального процесса
как информатизация общества и становление информационного общества, и их связи с устойчивом
развитием цивилизации). В области философских проблем кибернетики и информатики им обстоятельно
исследована связь понятия информации и отражения, и на этой основе предложены общие определения
понятия информации (как отраженного разнообразия), научной информации, социальной информации,
проведен философско-методологический анализ научно-информационной деятельности и проблем научной
и социальной информатики. Им впервые сформулирован информационный критерий развития, обосновано
существование информации в неживой природе, выдвинута и обоснована идея отнесения понятия
информации и ряда других понятий современной науки к классу общенаучных понятий, исследовано
развитие ряда важных категорий современной науки, проанализирован процесс информатизации общества
и его связь с устойчивым развитием цивилизации. В последние годы А.Д. Урсул значительное внимание
уделяет развитию оригинальной концепции социальной информатики как научному направлению, иссле-
дующему закономерности взаимодействия информатизации общества и становление информационной
цивилизации. Выявил взаимосвязь информации и культуры и участвовал в формировании информационной
культурологии, представляющей научное направление, которое основано на информационном видении
феномена культуры и использовании информационных методов и подходов при исследовании
социокультурных процессов и систем.
В области философских проблем интеграции науки А.Д. Урсулом обстоятельно исследовано развитие связи
философии и естествознания, его распространение на другие области науки, предложена оригинальная концепция
взаимодействия общественных, естественных и технических наук и изучены пути усиления их взаимосвязи,
выдвинута и обоснована концепция выделения, наряду с философским и частнонаучным знанием, нового-
общенаучного знания, исследовано соотношение этого вида знания с философией, обстоятельно изучен
общенаучный характер процесса математизации научного знания, а также интегративные процессы в техническом
и сельскохозяйственном знании. Выдвинул и обосновал неизбежность становления междисциплинарных
исследований нового вида и уровня знания – интегративно-общенаучного знания.
Впервые в философской литературе им был проведен философско-методологический анализ проблемы
интенсификации и эффективности социальной деятельности (и в частности аграрного производства), роли
науки в интенсификационных процессах. Им была предложена и общая концепция интенсификации
деятельности в связи с решением глобальных проблем, выживания и устойчивого развития человечества и
становление сферы разума (ноосферы). Аргументировал возможность перехода хозяйственной и иной
антропогенной деятельности на путь полной и всесторонней интенсификации, когда будут максимально
вовлекаться инновационно-качественные факторы и источники развития и минимизироваться экстенсивно-
количественные факторы и параметры. В такой интенсивно-инновационной деятельности социально-
экономическая эффективность, выражающая отношение результатов к затратам, будет максимальной, а
минимизация количественных параметров (особенно используемых ресурсов) приведет к выполнению
экологических требований (принцип минимакса интенсификации).
Им также была установлена взаимосвязь безопасности и устойчивого развития, предложена новая
концепция экологобезопасного устойчивого развития и становления ноосферы, связанная с проблемой
гуманизации и информатизации общества, выходом из экологического, продовольственного и демогра-
фического кризисов и освоением космоса, выявлены закономерности ноосферного ряда устойчивого
развития и перспектив созидания информационной, экологической и космической ступеней ноосферы.
Среди широкого спектра научных исследований А.Д. Урсула внимание привлекают его работы в
области социально- экологической проблематики и перехода цивилизации на путь устойчивого развития. В
последние годы им опубликован ряд работ по проблемам экологической и экономической безопасности, их
взаимосвязи, высказаны оригинальные идеи в области экологического образования и экогуманистической
ориентации науки, техники, производства, всей социальной деятельности. Особое внимание А.Д.Урсул
уделяет социоприродным глобальным процессам, в частности, их информационным и социоэкологическим
аспектам, применяя к их исследованию эволюционный и ноосферно-футурологический подходы,
акцентируя внимание на особенностях экоразвития в аспекте перехода к устойчивому будущему.
Он является одним из авторов теории адаптивной интенсификации сельского хозяйства и концепции
агроноосферной революции, которая рассматривается им как принципиально новый планетарный процесс,
в перспективе гарантирующий обеспечение продовольственной безопасности цивилизации. Открыл и
разработал такую форму будущей ноосферной хозяйственной деятельности как неособирательство в
качестве направления биосферного хозяйствования, позволяющего в рамках несущей ёмкости экосистем
использовать дикие формы биоты.

252
 Им была предложена модель образования XXI века ‒ опережающего образования для устойчивого
развития, тесно связанная с экологизацией и информатизацией общества и переходом к ноосфере через
устойчивое развитие. Создал концепцию футуризации образования и опережающего образования в
интересах глобального образования для устойчивого развития. Выявил и обосновал становление
эволюционного ряда моделей глобального образования и предсказал возможность и необходимость
кардинальных трансформаций современного образования, вектор которых направлен от современной
индустриальной и постиндустриальной его форм к образованию для устойчивого развития, а в дальнейшем
‒ к ноосферному образованию. Разработал концепцию глобально-эволюционного образования как
наиболее широкого информационного представления образовательного процесса, в котором образование
видится сквозь «призму» универсального (глобального) эволюционизма в социоприродной системе
«человек–общество–природа».
В последние годы большое внимание уделяет разработке научных основ перехода цивилизации на путь
безопасного устойчивого развития. Им предложена и обстоятельно развита междисциплинарная концепция
глобального социоприродного перехода к устойчивому развитию в серии монографических трудов. Показал,
что безопасность мирового сообщества и национальная безопасность любого государства в перспективе может
быть обеспечена не столько средствами защиты, сколько эффективной реализацией стратегии устойчивого
развития, гарантирующей выживанию цивилизации и сохранению биосферы. Он впервые предложил и
разработал концепцию обеспечения безопасности через устойчивое развитие, причём особое внимание им
уделяется проблеме обеспечения глобальной и национальной безопасности через устойчивое развитие в связи с
решением глобальных проблем и снижением негативных эффектов глобализации.
С начала 60-ых годов прошлого века А.Д.Урсул занимается исследованиями глобальной (универ-
сальной) эволюции, выдвинул оригинальную концепцию этой теории как перманентной самоорганизации
во Вселенной и социоприродного (планетарного и космического) ее продолжения. Универсальный
эволюционизм представляется в качестве общенаучной концепции глобальной эволюции, в которой
самоорганизация материальных систем выступает в качестве единого и основного перманентного процесса
прогрессивного развития в видимой Вселенной.Раскрыл общие и социоестественные принципы глобальной
эволюции, дал информационно-синергетическую интерпретацию антропного космологического принципа,
ввел принципы темпоральной целостности и футуризации для исследования социоприродной эволюции,
исследовал возможности и перспективы социального бессмертия и постсоциального сценария
продолжения глобальной эволюции.
А.Д. Урсул обосновал необходимость введения принципа темпоральной целостности и феномена
футуризации в любые научные исследования. Принцип темпоральной целостности предложил рассма-
тривать как системно-синергетическую взаимосвязь прошлого, настоящего и будущего (взаимодействие
темпомиров), как специфический «закон сохранения времени», ориентирующий на футуризацию многих
форм социальной деятельности и особенно науки и образования. Поворот к будущему в различных сферах
деятельности предлагается считать процессом футуризации. Выдвинул гипотезу о феномене
инфляционной футуризации, которая мыслится как невообразимо быстрое движение времени в будущее,
причем уменьшение гравитации в ходе инфляционной стадии эволюции Вселенной (начальная стадия
Большого взрыва) связана с темпоральным устремлением в будущее.
С начала 70-ых г. ХХ-го века А.Д.Урсул начал исследовать одну из глобальных проблем – проблему
освоения космоса. Выдвинул и обосновал идею о том, что одной из наиболее важных задач проблемы
поиска внеземных цивилизаций является содействие развитию тех наук и тех земных проблем человечества
(прежде всего глобальных), которые требуют подхода к нашей цивилизации как к системно-целостному
прогрессивно-развивающемуся объекту. Рассматривая вопрос о становлении человечества целостной
цивилизацией, которая наиболее эффективно сможет взаимодействовать с природой планеты и космоса,
выделил два основных аспекта этого единства (целостности) человечества. Первый аспект связан с
системно-историческими, пространственными характеристиками (глобальными и космическими), а второй
аспект – с общими закономерностями, которые позволяют говорить об определенном единстве
человечества задолго до появления устойчивых связей между ранее автономно развивающимися
цивилизациями землян. Учитывая, что проблема формирования целостности человечества составляет суть
и историческую «цель» процесса глобализации, речь в данном случае идет о критериях глобальности и об
их космических трансформациях. В монографии «Философия и интегративно-общенаучные процессы»
(Москва: Наука, 1981), по-видимому, впервые употребил термин «глобализация» (с. 204) и обосновал
интегративно-общенаучный характер глобальных проблем.
Им впервые в отечественной литературе показано, что решение всего комплекса глобальных проблем
лежит на пути планетарного перехода к устойчивому развитию, а становление ноосферы как глобального
(а в перспективе и планетарно-космического) процесса будет вначале происходить через устойчивое

253
развитие. Ноосферогенез как глобальный процесс рассматривался им с социотехнологической точки
зрения как созидание вначале информационного общества с устойчивым развитием (инфоноосферы), затем
как становление экологического общества (эконоосферы), а в отдаленной перспективе – космоноосферы.
Были сформулированы также основные принципы нового этапа видения глобального процесса становления
сферы разума (как формирования опережающего ноосферного интеллекта), реализуемой через устойчивое
развитие, что положило начало новому - «неклассическому этапу» учения о ноосфере. Создал концепцию
ноосферогенеза как неклассического этапа исследований становления сферы разума. На неклассическом
этапе ноосферных исследований ноосферогенез представляется как процесс, начинающийся с перехода к
устойчивому развитию, глобализацию через устойчивое развитие и становление информационного
общества в общепланетарном масштабе.
Аргументировал неизбежность ноосферной революции в науке как переход от постнеклассической к
ноосферной форме науки. Ноосферная революция в науке произойдет в ходе ноосферогенеза и включит
процессы глобализации, космизации, футуризации и нформатизации, завершение становления единства
науки и её включение в формируемый глобально-коллективный интеллект цивилизации. Обосновал идею о
том, что становление ноосферы выступает как необходимый этап глобальной эволюции во Вселенной,
который будет реализоваться в социоприродной и социокульурной формах вначале на планете, а затем и за
ее пределами. Показал, что глобальная цивилизация как некоторое состояние единого человечества
сформируется лишь на ноосферной стадии эволюции и тогда понятия человечества эпохи ноосферы и
ноосферной цивилизации совпадут.
Были сформулированы также основные принципы нового этапа видения глобального процесса
становления сферы разума (как формирования опережающего ноосферного интеллекта), реализуемой через
устойчивое развитие, что положило начало «неклассическому этапу» учения о ноосфере. Выявил
приоритетность интеллектуально-информационных процессов по отношению к вещественно-энергетическим,
что связано со становлением сферы разума. Обосновал, что формирование опережающего сознания, т.е.
коллективного сознания, опережающего социальное бытие, а не отстающего от него, произойдет на пути
созидания сферы разума. Вместо концепции превращения биосферы в ноосферу выдвинул идею максимально
возможного оптимального преобразования социосферы в сферу разума при минимизации антропогенных
воздействий на биосферу (ноосферный принцип минимакса). Ввёл понятие и разработал концепцию способа
социоприродного взаимодействия, который определяется как единство социально-экономических и
экологических индикаторов и критериев, характеризующих определённый тип и вектор социоэкоразвития,
ориентированного на разрешение глобальных социоприродных противоречий и выживание человечества.
Особое внимание А.Д.Урсул уделяет методологии экологической проблемы, предложив трактовку общей
экологии на базе синергетики. Выявил два основных типа экологизации, связанных изоляцией от биосферы (в
основном индустрии) и с биосферосовместимостью (главным образом аграрного производства).
Сформулировал концепцию глобальной устойчивости как характеристики цивилизационного
процесса, когда устойчивое развитие превращается в общепланетарный процесс, а другие глобальные
процессы также рационализируются и оказываются безопасными для дальнейшей эволюции человечества.
Показал, что в перспективе реализации стратегии устойчивого развития необходимо направить течение
глобализационных процессов на цели достижения глобальной устойчивости, выживания цивилизации и
сохранения биосферы. В связи с этим ввёл коэффициент глобальной устойчивости как отношение
позитивных эффектов глобального процесса к его негативным результатам.
Он предложил и разработал концепцию права устойчивого развития как наиболее вероятного варианта
перехода от современного международного права к будущему глобальному праву, имеющему принципиально
инновационно-опережающий характер. Обосновал становление образовательной и педагогической
глобалистики и разработал проблемы глобального образования как вида образования, акцентирующем
внимание на глобальных проблемах, процессах и системах, причем установил, что закономерности и тенденции
этих процессов будут изучать новые области глобальных исследований ‒ образовательная глобалистика и
педагогическая глобалистика. Предложил и разработал концепцию права устойчивого развития как наиболее
вероятного варианта перехода от современного национального и международного права к будущему
глобальному праву, имеющему принципиально инновационно-опережающий характер.
А.Д. Урсул показал, что В.И. Вернадский явился основоположником глобальных исследований, а также
предвидел появление принципиально нового – глобального этапа развития науки в целом. В.И. Вернадский
первым заложил основы исследований глобальных процессов и поэтому его с полным правом можно считать
основоположником глобального направления в науке, независимо от дальнейшего более конкретного
наименования области исследований (глобалистики, глобальных исследований и т.п.). Тем самым начало
становления глобального направления науки, независимо от конкретного его наименования, следует датировать
не с возникновения глобалистики со второй половины прошлого века, а с первой его половины. Именно в этот

254
исторический период, еще в начале прошлого столетия, но особенно в 30-ых годах того же века, стал изучаться
ряд глобальных процессов в работах и даже читаться в лекциях В.И. Вернадского, бывшего тогда заведующим
кафедрой минералогии и профессором Московского университета.
А.Д. Урсул предложил и использовал совместно с И.В. Ильиным эволюционный подход в
глобальных исследованиях и развернул концепцию эволюционной глобалистики, акцентирующей
внимание на изучении развития и коэволюции глобальных систем и процессов. Основным предметом
глобальных исследований в этой концепции считаются глобальные процессы и системы (причем
включаются природные глобальные процессы) и рассматривается их эволюция на планете.
Обосновал неизбежность наступления нового этапа развития глобалистики – её включение в состав
принципиально нового типа кластерных глобальных исследований, включающих в себя глобалистику как
«ядро» этих исследований, глобально-универсальный эволюционизм, различные глобальные дисциплины и
ряд других научных феноменов, использующих термин «глобальный» в самых различных его значениях.

Литература

Урсул А.Д. // Алексеев П.В. Философы России XIX–XX столетий: Биографии, идеи, труды.
Энциклопедический словарь. 3-е изд. ‒ Москва: Академ. Проект, 1999; Урсул А.Д. // Алексеев П.В. Философы России
начала XXI века. Биографии, идеи, труды. Энциклопедический словарь. ‒ Москва: РОСПЭН, 2009; Урсул А.Д. //
Мелуа А.И. Российская академия естественных наук. ‒ СПб., 2001; Урсул А.Д. // 10 лет на службе России. Памятное
издание к десятилетию Российской академии государственной службы при президенте РФ. ‒ Москва: РАГС, 2004;
Урсул А.Д. // Кто есть кто в экономике природопользования (Экономика природопользования: события и люди). ‒
Москва: 2008; Урсул А.Д. // Who is who в России. Who is who Werlag. Zug. – Hubners, 2007; Ursul A.D. // Academia de
științe a Republicii Moldova (50). - Chisinau: 1996; Цырдя Т.Н. К 75-летию академика АН Республики Молдова
А.Д.Урсула. Творческая биография // Strategia supraviețuirii din perspectiva bioeticii, filosofiei si medicinei. - Chisinau:
CEP „Medicina”, 2011; Глобалистика: персоналии, организации, издания. Энциклопедический словарь / Гл. ред. И.В.
Ильин, И.И. Мазур, А.Н. Чумаков. – Москва: Альфа-М, 2012; Экологическая энциклопедия в 6-ти томах / Гл. ред. В.И.
Данилов-Данильян. Т.6. ‒ Москва: Изд-во «Энциклопедия», 2013; Ursul A.D. // Membrii Academiei de științe a Moldovei.
Dicționar, 1961–2016. ‒ Chisinau: Știința, 2016. Адрес общедоступной страницы Урсула А.Д. в электронной базе МГУ
«Истина»: http://istina.msu.ru/profile/UrsulAD/.

Теодор Н. Цырдя,
доктор хабилитат философских наук,
профессор кафедры философии и биоэтики
Государственного университета медицины и
фармации им. Николая Тестемицану
Республики Молдова

255
 PROFESORUL UNIVERSITAR GHEORGHE BOBÂNĂ LA 70 DE ANI

Doctorul habilitat, profesorul universitar Gheorghe Bobână, specialist în

domeniul istoriei filosofiei, filosofiei științei, filosofiei sociale, cercetător științific
principal la Institutul de Istorie al Academiei de Științe a Moldovei s-a născut la 16
iulie 1946 în satul Ciocâlteni, Orhei. A învățat la școala medie din satul natal, apoi
și-a continuat studiile la Universitatea de Stat din Moldova pe care a absolvit-o în
anul 1970. A activat în calitate de învățător, a făcut serviciul militar, după care, în
1974 a devenit aspirant la Institutul de Filosofie al Academiei de Ştiinţe a URSS din
Moscova. După absolvirea cu succes a aspiranturii, în 1977 a fost angajat în funcţia
de cercetător ştiinţific în Secţia Filosofie şi Drept a Academiei de Ştiinţe din
Moldova. În 1978 a susţinut teza de doctor în filosofie cu tema Concepţiile filosofice
ale lui Antioh Cantemir, în anul1981 i-a fost conferit titlul ştiinţific de cercetător
conferenţiar, iar în 2004 - titlul ştiinţifico-didactic de conferenţiar universitar. În 2005 Gheorghe Bobână a susţinut
teza de doctor habilitat în filosofie cu tema Umanismul în gândirea filosofică românească din secolul al XVII-lea –
începutul secolului al XVIII-lea. În același an i-a fost conferit titlul ştiinţific de profesor cercetător în specialitatea –
istoria filosofiei, iar în 2009 – titlul științifico-didactic de profesor universitar la aceeași specialitate.
Gheorghe Bobână a desfășurat o activitate ştiinţifico-didactică timp de peste 40 de ani. Pe parcursul activităţii
ştiinţifice a suplinit funcţiile de cercetător ştiinţific superior, cercetător ştiinţific coordonator, şef de secţie, director-
adjunct și director la Institutul de Filosofie, Sociologie și Drept, secretar-științific la Institutul de Filosofie, Sociologie și
Științe Politice, cercetător ştiinţific principal la Institutul Integrare Europeană și Științe Politice. În prezent deţine funcţia
de cercetător ştiinţific principal la Institutul de Istorie al AŞM. În 1989-1990, timp de un an a beneficiat de un stagiu de
cercetare la Institutul de Filosofie al Academiei de Științe din Ucraina, în orașul Kiev. În vara anului 1999 a avut un
stagiu de cercetare în Polonia, la Centrul OBTA al Universității din Varșovia.
Gheorghe Bobână a publicat peste 250 de lucrări ştiinţifice şi metodico-didactice, dintre care 8 monografii,
o culegere de texte, un dicționar, 4 manuale, este coautor al Curriculum-ului la Filosofie pentru învăţământul liceal,
al manualului de Filosofie pentru clasa 12-a, a Antologiei gândirii pedagogice din Moldova, a participat cu referate
şi comunicări ştiinţifice la numeroase reuniuni ştiinţifice în ţară şi peste hotare.
Cele mai importante lucrări ştiinţifice ale lui Gheorghe Bobână sunt: Antioh Cantemir – poet, gânditor și
om politic, 2006; Umanismul în cultura românească din secolul al XVII-lea – începutul secolului al XVIII-lea,
2005; Petru Movilă. Profilul unui destin. 1996; Grigore Ureche (Colecţia „Gânditorii Moldovei”), 1991; Constantin
Stamati-Ciurea, (Colecţia „Gânditorii Moldovei”), 1983; Concepţiile filosofice ale lui Antioh Cantemir, 1981.
Gheorghe Bobână a editat în limba rusă un volum de Scrieri filosofice ale lui Dimitrie Cantemir (2003).
Majoritatea acestor ediții au fost menționate cu premii la saloanele naționale și internaționale de carte.
Interesele ştiinţifice ale lui Gheorghe Bobână se axează pe istoria filosofiei și culturii românești. A cercetat
ideile umaniste în opera cărturarilor Grigore Ureche, Petru Movilă, Miron Costin, Nicolae Spătaru Milescu,
Constantin Cantacuzino Stolnicul, Dimitrie Cantemir, manifestările iluminismului în opera gânditorilor basarabeni
din secolul al XIX-lea Alexandru Sturdza, Alexandru Hâjdeu, Bogdan Petriceicu Hasdeu, ideologia liberalismului
reflectată în scrierile lui Constantin Stamati-Ciurea, Pavel Leonard, Vasile Laşcu, Constantin Stere. Articole și
studii semnate de Gheorghe Bobână conțin analize pertinente ale unor lucrări filosofice ale lui Constantin
Rdulescu-Motru, Lucian Blaga, Mircea Eliade, Mircea Vulcănescu. Gheorghe Bobână manifestă interes pentru
probleme de filosofie și metodologie a științei, filosofia limbajului şi filosofia socială.
Gheorghe Bobână a participat în calitate de director de proiect și executor într-un șir de proiecte științifice
(instituționale de stat): ”Semne, simboluri şi valori ale tranziţiei” (2000-2002); „Condiţia umană în contextul
postmodernismului” (2003-2005); ”Conexiunea și redimensionarea valorilor în Republica Moldova în contextul
noii vecinătăți cu Uniunea Europeană” (2006-2010); ”Descentralizarea axiologică în societatea bazată pe
cunoaștere (aspecte filosofice)” (2011- 2014), proiecte care au finalizat cu publicarea unor articole și studii în
revistele științifice de profil și în culegeri din țară și de peste hotare. În urma participării la proiectul „Cantemireştii
– o celebră dinastie din sec. XVII-XVIII” din cadrul programul de stat „Dinastia Cantemir: polifonismul
preocupărilor ştiinţifico-artistice”(2007-2008) Gheorghe Bobână a publicat patru compartimente în monografia
colectivă Dinastia Cantemireştilor. Secolele XVII-XVIII. (Chişinău, 2008) .
Gheorghe Bobână colaborează activ cu colegii din institutele similare din alte țări, cu Institutul de Filosofie și
Psihologie ”Constantin Rădulescu-Motru” al Academiei Române în cadrul proiectului comun ”Filosofia românească în
context european și universal”, cu Institutul de cercetări economice și sociale ”Gh. Zane” al Academiei Române, Filiala
Iași, în cadrul proiectului ”Valori și idei perene în științele socio-umane”, cu Institutul de Filosofie al Academiei de
Științe din Ucraina, Kiev, cu Institutul de Filosofie și Sociologie al Academiei de Științe din Polonia.

256
 Gheorghe Bobână este membru al Consiliului științific al Institutului de Istorie al Academiei de Științe a
Moldovei, membru al Senatului Universității Academiei de Științe a Moldovei, redactor-şef adjunct al „Revistei de
Filosofie, Sociologie şi Științe Politice”, membru al colegiilor de redacţie a unor publicaţii ştiinţifice din ţară şi de
peste hotare, președinte al Seminarului științific de profil, președinte și membru al ședințelor ad-hoc în Consiliile
științifice specializate de susținere a tezelor de doctor și doctor habilitat în filosofie.
Pe lângă activitatea științifică Gheorghe Bobână desfășoară o amplă activitate didactică. Între 1997-2009
activează în calitate de conferențiar universitar la Universitatea Liberă Internațională din Moldova, între 1996-2006
- profesor tutore și șef al Laboratorului de Filosofie la Colegiul Invizibil din Moldova
Din 2005 activează în calitate de șef al Catedrei Filosofie, Istorie și Metodologia Cercetării a Universităţii
Academiei de Științe a Moldovei (cumul extern), predă cursurile de Filosofia antică, Filosofia Evului Mediu,
Filosofia Epocii Renașterii pentru studenții Universității Academiei de Științe a Moldovei, cursul de Filosofia și
metodologia științei pentru masteranzi și doctoranzi. Gheorghe Bobână este conducător ştiinţific de doctorat în
specialitatea - Istoria filosofiei și a pregătit 5 doctori în ştiinţe filosofice.
Gheorghe Bobână participă activ în viața publică din Republica Moldova, expunându-și competent opiniile
asupra diverselor fenomene și evenimente din viața politică și culturală a țării. A participat la mișcarea de eliberare
națională, este semnatarul Scrisorii deschisă de la 17 septembrie 1988 a celor 66 de personalităţi prin care se cerea
revenirea la alfabetul latin și acordare limbii române a statutului de limbă oficială, a publicat în presa periodică
numeroase articole la această temă, a participat la conferințe științifice, a realizat numeroase emisiuni Radio și TV
consacrate limbii române, filosofiei și culturii românești.
Gheorghe Bobână este laureat al Premiului de Stat al Republicii Moldova în domeniul ştiinţei, tehnicii şi
producţiei (1994), laureat al Premiului Academiei de Științe a Moldovei (1978, 2006), este decorat cu Medalia
Academiei de Științe a Moldovei „Dimitrie Cantemir”(2006).
Interesul specialiștilor pentru cercetările istorico-filosofice ale lui Gheorghe Bobână s-au manifestat chiar
de la apariția primelor sale lucrări științifice. Într-o recenzie la cartea Concepțiile filosofice ale lui Antioh Cantemir
(1981), publicată în revista „Științe filosofice” (Философские науки, Moscova,1983, nr 4, p. 185-187), doctorul în
filosofie Victor Prilenski menționează că cartea lui Gheorghe Bobână prezintă interes științific, fiind o cercetare în
care, de rând cu multe fapte noi, sunt prezente un șir de abordări ale concepțiilor filosofice ale lui Antioh Cantemir,
care merită a fi menționate.
Profesorul Alexandru Babii consideră monografia lui Gheorghe Bobână consacrată lui Grigore Ureche de o
valoare științifică incontestabilă: „Monografia e scrisă pe baza studierii profunde a creaţiei cronicarului, a
majorităţii publicaţiilor consacrate acestui distins reprezentant al culturii noastre naţionale şi constituie un aport
esenţial la istoriografia istorico-filosofică a Moldovei” (Revista de Filosofie şi Drept, 1992, nr 2, p. 54-55).
De aprecieri deosebite s-a bucurat monografia lui Gheorghe Bobânâ. Umanismul în cultura românească din
secolul al XVII-lea - începutul secolului al XVIII-lea, căreia i-a fost decernat premiul „Gheorghe Asachi” la
Salonul Internațional de Carte Românească, Ediția a XIV-a, Iași, 2005. Profesorul Dumitru Căldare în recenzia „O
cercetare interdisciplinară a culturii româneşti” (Revista de Filosofie şi Drept, 2005, nr 1-3, p. 163-164) declară că
lucrarea respectivă „inaugurează o nouă orientare ştiinţifică clar determinată, completează substanţial istoriografia
culturii şi gândirii filosofice românești la capitolul „umanism” şi are o valoare aplicativă concretă”.
Academicianul Constantin Marinescu consideră indubitabil faptul că Gheorghe Bobânâ „a realizat o lucrare
de referinţă, de inestimabilă la valoarea ştiinţifică, care vine şi umple un gol de mult resimţit în literatura de
specialitate, ce se adresează publicului larg, oamenilor de cultură în genere, cadrelor didactice şi studenţilor din
Republica Moldova şi România în particular, motiv pentru care considerăm o datorie morală să-1 felicităm pe
autor” (Buletin ştiinţific. Academia Ecologică din România. Iaşi, 2006, nr 12, p. 3-4).
Profesorul Alexandru Boboc de la Universitatea Bucureşti, în „Cuvânt înainte” la monografia Umanismul
în cultura românească din secolul al XVII-lea - începutul secolului al XVIII-lea conchide: „ Prin efortul de
conceptualizare şi teoretizare, prin nivelul elaborării şi mesajul pe care îl transmite în stadiul actual al valorificării
moştenirii culturale şi al interacţiunii culturilor lumii, lucrarea constituie o contribuţie remarcabilă în cercetarea de
istorie a filosofiei şi de filosofie a culturii”.
Mai multe opinii au fost exprimate cu referire la lucrarea lui Gheorghe Bobână Antioh Cantemir: poet,
gânditor şi om politic. (Chişinău: Civitas, 2006), căreia i-a fost acordat Premiul Clio la Salonul Internațional de
Carte, Ediția a XV-a, Chișinău, 2006. Academicianul Andrei Eşanu în recenzia întitulată „Un nou tratat
fundamental despre Antioh Cantemir” (Revista de Filosofie şi Drept, 2006, nr. 3, p. 189-191) conchide: „
experimentatul cercetător Gheorghe Bobână arată cu prisosinţă că literatura ştiinţifică academică de la noi s-a
îmbogăţit cu un nou studiu substanţial, care ne permite să ne facem o reprezentare multiaspectuală despre întreaga
operă a lui Antioh Cantemir”. Membrul de onoare al Academiei de Științe din Moldova Constantin Marinescu, la
rândul său, constată: „Aş putea spune că, profesorul Gheorghe Bobână prin lucrările sale a făcut mai mult decât
oricare dintre cercetătorii din România, în dimensionarea şi definirea personalităţii poetului şi diplomatului, a

257
gânditorului Antioh Cantemir, a cărei operă vine să îmbogăţească nu numai patrimoniul creaţiei literare, a ştiinţei şi
culturii ruse, ci deopotrivă şi valorile noastre spirituale naţionale, româneşti” (Buletin ştiinţific. Academia
Ecologică din România. Iaşi, 2006, nr 12, p. 1-2).
Ediția în limba rusă a scrierilor filosofice a lui Dimitrie Cantemir, realizată de Gheorghe Bobână, de
asemenea a provocat interesul specialiștilor în domeniu. Doctorul în filologie Ludmila Bejenaru declară: „Apariţie
de excepţie, traducerea respectivă îşi va ocupa locul binemeritat în cultura Rusiei, în mediul cultural rus,
contribuind astfel şi la colaborarea culturală româno-rusă. Prin opera lui Dimitrie Cantemir, apărută astăzi şi în
limba ţării unde marele cărturar român şi-a petrecut o bună parte din viaţă (1710-1723), cititorul rus are
posibilitatea să cunoască mai bine România” (Cultura. Revistă internațională de filosofia culturii şi antropologie
culturală. Iaşi, 2004, nr 1, p. 186-187).
În studiul academicianului Constantin Marinescu Gheorghe Bobână, un reputat filosof și cărturar umanist
al comunității academice din Chișinău se specifică că folosind importante surse documentare din arhivele și
bibliotecile Republicii Moldova, Rusiei, Ucrainei, României, Poloniei ”autorul a mers, în bună măsură, pe un teren
nedefrișat în cercetarea și analiza unor importante părți a lucrării sale, îmbogățind astfel cunoașterea noastră,
informația noastră privind dimensiunile și valențele gândirii umaniste a unor valoroși exponenți ai culturii române
premoderne”(Constantin Marinescu. Scriitori și cărturari români. Iași: Editura Samia, 2013, p.406).
Lucrările științifice ale lui Gheorghe Bobână sunt apreciate și în Rusia, acolo unde și-a aprofundat studiile
filosofice și și-a elaborat teza de doctor în filosofie: „ Cercetările lui Gheorghe Bobână se înscriu în paradigma
contemporană a multiculturalismului. El contestă și pune la îndoială veracitatea concepției europocentriste, ceea ce-
i permite să depășească dificultățile de stabilire a cadrului cronologic în afirmarea unui astfel de fenomen istoric și
cultural cum este umanismul în cultura țărilor din Europa de Sud-Est” (Алексеев П. В. Философы России начала
ХХI столетия. Биографии, идеи, труды. Энциклопедический словарь. Москва: РОССПЭН, 2009, p.66).
Modul de gândire contemporană a evidenţiat în calitate de axiomă aprecierea omului ca măsură a tuturor
lucrurilor. Într-un domeniu foarte important al existenţei – viaţa spirituală a poporului nostru – Gheorghe Bobână,
într-adevăr, s-a confirmat ca măsură a lucrurilor prin toate manifestările sale, contribuind prin eforturile sale
spirituale la ieşirea din anonimat a filosofiei autohtone.

Dumitru Căldare,
doctor habilitat în filosofie,
Universitatea de Stat din Moldova

258
 Strategia supraviețuirii din perspectiva
bioeticii, filosofiei și medicinei
Culegere de articole ştiinţifice
cu participare internațională
Vol. 22

Стратегия выживания в контексте

биоэтики, философии и медицины
Сборник научных статей
с международным участием
Том 22

The survival strategy in terms

of bioethics, philosophy and medicine
Collection of scientific articles
with international participation
Volume 22

Redactor responsabil dr. hab. în filos., prof.univ. Teodor N. ŢÎRDEA

Bun pentru tipar 01.08.2016

Formatul hîrtiei A 4 Coli editoriale 34,6
Comanda 275, Tiraj: 100 ex.

Chişinău: CEP ”Medicina”, 2016